— Ты хочешь сказать, что угробил двух моих парней? — Лицо Скрягина на экране интеркома позеленело. — И чем ты оправдаешься?

— Я нашел доказательства того, что пилот лжет. Нас ждут крупные неприятности.

— Какие?

— Не могу объяснить. Это проще показать в его присутствии, тогда он будет вынужден говорить правду.

— Ну, допустим… Хотя я и так способен выбить из него всю правду. Что-то ты темнишь, Толмачев.

Лицо Анатолия внезапно пошло пунцовыми пятнами. Как и предсказывал Онжилай, главный инженер все это время балансировал на грани нервного срыва и ему не требовалось притворяться.

— Как хочешь, — с внезапной твердостью в голосе заявил он. — Будешь потом сам оправдываться перед фон Брауном, если угробишь пилота. Я предлагал тебе бескровный способ, ты отказался. Вопрос закрыт.

— Ладно тебе, не психуй, — насупился Скрягин. — Я в четвертом секторе первой палубы. Вали сюда, на месте разберемся. — Было видно, что шеф охраны ощущает себя на борту «Европы» полновластным хозяином положения.

— Со мной будут мои люди, — предупредил его Толмачев.

— Это еще зачем? — опять насторожился Скрягин.

— Ящик тяжелый. Вчетвером еле подняли.

— В нем что-то опасное?

— При осторожном обращении — нет, — уклонился от прямого ответа Анатолий. — Я уже обработал его, но на всякий случай пусть с ним оперируют мои люди, они понимают, что к чему.

— Да что там в нем, черт тебя раздери? — Скрягина уже всерьез заинтриговала мифическая находка.

— Технология… — неопределенно ответил Толмачев. — Такая технология, что фон Браун с ума сойдет. А парень пытался вывезти ее с Марса, думал, что мы прохлопаем.

— Так бы и говорил, — успокаиваясь, буркнул Скрягин. — Давай, волоки сюда свой контейнер, будем колоть этого умника.

Все гениальное просто, а самоуверенность тоже должна иметь разумные границы. В этом Онжилай смог лично убедиться на Марсе за четыре с половиной минуты до взрыва первой процессорной станции.

Теперь он в меру своих сил отматывал ситуацию назад, считая, что совершает вполне законную месть.

Они шли длинными, ярко освещенными коридорами мимо постов внутренней охраны, которая была предупреждена Скрягиным. Тяжелый ящик, который они волокли вслед за Толмачевым, на самом деле был пуст. Их лица, как и фигуру дройда, скрывали отливающие серебром защитные костюмы. Не было криков, стрельбы и шума — охрана сторонилась их, потому что слух о внезапной кончине двух коллег распространился в среде военизированного персонала «Европы» очень быстро, — по настоянию Диброва Анатолий не заблокировал канал интеркома, разговаривая с шефом службы безопасности.

Только сейчас, шагая этими коридорами, они начинали понимать, каковы истинные масштабы неудавшегося колониального транспорта. Семь потов согнало под серебристой тканью, прежде чем кончился их марш и перед возглавлявшим процессию Анатолием возникла последняя преграда — модульные ворота четвертого сектора первой палубы.

За ними открылся еще один коридор. У первой двери, расположенной по правую руку, стояла охрана. Узнав Толмачева, который, предупреждая вопрос, приподнял забрало мягкого шлема, они посторонились, провожая недоброжелательными взглядами объемистый контейнер, угрожающе покачивающийся в напряженных руках четверых «техников».

Отсек, куда они вошли, был небольшим. Ранее тут располагался резервный пост управления, аппаратуру которого сейчас накрывали чехлы. В кресле оператора, пристегнутый к нему ремнями, сидел Антон Столетов. На его лице красовались два свежих кровоподтека. Методы, которыми Скрягин добывал информацию, не вызывали никаких сомнений, но, судя по его недовольному виду, шеф службы безопасности мало продвинулся в своих изысканиях.

— Ну? — Он остановился, заложив руки за спину, и неодобрительно посмотрел на Толмачева, которого вдруг начало трясти, словно осиновый лист на ветру. — Что ты там хотел мне продемонстрировать?

Сбоку раздался характерный щелчок, и Скрягин вдруг ощутил, что его виска коснулось что-то холодное, очень хорошо узнаваемое…

Он медленно скосил глаза.

Один из «техников» отпустил ручку контейнера и в доли секунды оказался вооружен — в правой руке он держал «стайгер», глушитель которого был приставлен к виску Скрягина, а в левой появился невесть откуда взявшийся штурмовой автомат, чей ствол недвусмысленно давал понять двоим парням в униформе, что им лучше не двигаться.

Один из них все же не внял этому немому предупреждению.

Он был отлично подготовленным бойцом. Одновременно со щелчком интегрального затвора подручный майора Скрягина начал уклоняться, закрываясь креслом и телом Столетова, но, просчитав реакцию и линию огня Онжилая, он не взял в расчет остальных.

Автомат, оказавшийся в руках Диброва, коротко рявкнул.

Дверь за спиной начала открываться, и Онжи неуловимым глазу движением послал в расширяющийся проем два выстрела.

Мари не успела даже отшатнуться — обе пули прошли в сантиметре от ее головы. Онжилай стрелял из «стайгера» и не промахнулся, но Скрягин воспользовался секундным отклонением ствола от своей головы, вырвал из плечевой кобуры автоматический пистолет и успел дважды нажать на спуск.

Он целил в Толмачева, но обе пули принял на себя Френк, который рванулся вперед, отталкивая оцепеневшего Анатолия с линии огня.

Все описанное заняло несколько секунд, но когда стих звонкий рикошет выпущенной Дибровым короткой очереди, Мари с ужасом увидела, что на полу отсека лежат четыре рухнувших навзничь тела: двое охранников, Скрягин, который царапал холодеющими пальцами забрызганный кровью пол, и Лаймер, с судорожным визгом дергавший приводом руки…

— Отец! — горестно вскрикнула она, отталкивая ненавистного Толмачева.

— Дурацкая привычка стрелять в голову… — дребезжащим голосом произнес Френк, левой рукой удерживая от конвульсий вышедший из-под контроля привод правой конечности. Его выбитый пулей глаз превратился в дырку, в глубине которой неприятно шевелились остатки микромоторной системы фокусировки.

— Чисто сработано, капитан Дибров, — произнес Онжилай, взглянув на скорчившееся тело охранника. Не дожидаясь ответа Андрея, он склонился над ремнями, сковывающими Столетова.

Антон брезгливо отер попавшую на лицо кровь и поморщился, задев ладонью кровоподтек.

— Думал, все, каюк… — сознался он, неприязненно посмотрев на труп Скрягина. — Хорош бы я был, попробовав выбраться с Марса самостоятельно.

Мари, поддерживавшая Френка, обернулась.

— Андрей, что мы можем сделать?

Дибров кинул беглый взгляд на Толмачева, который немо застыл у стены, и присел на корточки.

— Френк, ты можешь двигаться?

Андроид на секунду затих, а потом ответил:

— Вполне. Функции опорно-двигательной системы не нарушены. — Подтверждая это, он встал, по-прежнему удерживая левой рукой правую.

— Что дальше, капитан Дибров? — Онжилая не смущал ни вид крови, ни распростертые на полу тела. Его жизненная философия приемлемо относилась к факту насильственных смертей.

Андрей, который испытывал в этот миг смешанное чувство брезгливой жалости и понимания некоторой предопределенности событий, заставил себя мыслить здраво.

— Мы должны попасть в рубку «Европы». Стопроцентный контроль над всеми без исключения системами колониального транспорта осуществляется только оттуда, верно? — Он посмотрел на Толмачева.

— Почему вы задаете мне этот вопрос? — дрожащим голосом выдавил тот.

— Потому что, отправляя тебя на борт «Европы», заинтересованные лица должны были снабдить главного инженера всеми необходимыми полномочиями доступа, — резко ответил Дибров. — Ну?

Анатолий кивнул. Он уже понял, что ему никак не выйти сухим из воды. Он знал, что работа на фон Брауна не доведет его до добра — не тот это был человек.

— Да… Я… Я буду помогать вам… Все равно выхода нет…

— Ну это ты зря. — Онжилай передал свой автомат Столетову. — Выход есть всегда.

— Как мы можем попасть в рубку управления «Европой»? — перебил Онжилая Дибров.

— Следует воспользоваться системой транспортных лифтов, — ответил Толмачев. — Один ствол находится в пятидесяти метрах дальше по коридору. Моя карточка доступа универсальна для всех бортовых систем, кроме особых охранных комплексов, но они расположены только в прослойке внешней палубы корабля, где все контролировал Скрягин.

— А как быть с ними? — встрепенулась Мари, взглядом указав на тела.

— Их души на пути в земной рай, я правильно выразился? — Онжилай, приподняв бровь, вопросительно посмотрел на Френка.

— Вероятно, — согласился с ним Лаймер.

Колониальный транспорт был огромен.

Чувство масштабности зародилось у всех еще во время следования коридорами внешней палубы, но окончательно сформировалось оно тут — на пороге главной ходовой рубки «Европы».

Трудно описать тот трепет, который невольно испытывали Дибров и Столетов — два пилота-астронавта, — когда они перешагнули порог этого помещения.

Вселенная разлилась вокруг, глядя на них с десятков плотно пригнанных друг к другу экранов колючими точками немигающих звезд.

Сотни, тысячи автоматических систем работали в этом зале, наполняя его едва слышными вздохами своего существования. Огромный электронно-механический мир жил, дышал, он был сродни мирно дремлющему космическому организму.

Здесь обитал гений бесчисленного количества инженеров, который силой сложившихся обстоятельств был отдан на заклание коммерческой стороне этого одиозного проекта.

«Европа», сосредоточившая в своих конструкциях все самое разумное, что сумело произвести человечество на пути научно-технического прогресса, оказалась заморожена, не востребована. После того как скончалась идея низкотемпературного сна, немногие соглашались стать пожизненными узниками колониального транспорта, чтобы вести его в неизведанный мрак Вселенной, а те, кто и согласился, чаше всего оказывались энтузиастами, не имеющими средств, чтобы откупить у фон Брауна свой билет в бесконечность.

Гениальная конструкция была превращена сначала в складскую и ремонтную базу за поясом астероидов, а вот теперь — в научно-исследовательский полигон, на котором заправляла служба внутренней корпоративной безопасности.

И тем не менее колониальный транспорт не умер, не потерял своей изначальной сути, его бортовой компьютер поддерживал ежесекундно миллионы рутинных функций, работали реакторы, жили системы, а последние события принесли в этот сонный покой долю живой новизны — на борт «Европы» были доставлены сотни тонн реактивного горючего для возможной переориентации орбиты.

Пять человек и робот-андроид казались ничтожными букашками, случайно прокравшимися в сердце электронно-механического комплекса.

На самом деле все было не так.

Дибров лишь на несколько секунд застыл на пороге, а потом уверенно пошел по пологому подъему мимо анфилады вспомогательных постов к главному терминалу управления, за сегментами которого располагались восемь пилот-ложементов.

— Антон, Френк и Анатолий, вы должны помогать мне, — распорядился он, понимая, что время работает против них. — Мари, Онжи, контролируйте вход в рубку, пока мы не перехватили управление системами.

— Что мы должны сделать в первую очередь? — спросил Столетов, занимая пилот-ложемент, расположенный по правую руку от Диброва.

— Изолировать все бортовые системы от какого-либо контроля извне. Нужно ввести бортовую компьютерную сеть в режим автономии, чтобы никто не смог дистанционно управлять механизмами «Европы». Это реально? — Он посмотрел на Толмачева.

— Да, — ответил Анатолий, вставляя в щель считывающего устройства свою карточку доступа.

Через тридцать минут под сводами главного поста управления глухо зазвучал голос бортового кибернетического мозга:

— Внимание. Все функции управления переданы на главный терминал ходовой рубки. Принята смена паролей и кодов доступа, имеющих высший приоритет. Все системы в стадии самотестирования. Прослойка внешней палубы отсечена аварийными переборками, лифтовые стволы временно обесточены.

— Отлично… — Дибров чувствовал, как капельки пота щекотливо сбегают по спине под взмокшей униформой. — «Европа» в наших руках… — Он посмотрел на остальных и вдруг заметил, что Толмачев, беззвучно шевеля губами, смотрит в одну точку экрана внешнего обзора.

— Что ты там разглядел, Анатолий?

Толмачев с трудом оторвал свой взгляд от внешних секторов, посмотрел на Диброва и вдруг расхохотался — нервно, истерично.

На экране, скользя по фону звезд, медленно перемещалась яркая точка.

— Это «Орион»… — вцепившись побелевшими пальцами в подлокотники пилот-ложемента, истерично выдавил Анатолий. — Его капитан имеет приказ уничтожить «Европу» в случае чрезвычайных обстоятельств.

— Ты ведь знал об этом! Знал! — Онжилай в бешенстве смотрел на Диброва. Они стояли друг напротив друга в широком проходе между терминалами. — Как ты теперь собираешься диктовать свои условия, а? Чем мы будем защищаться? Предлагаешь крыть их матом по связи?

— Нет. — Дибров с трудом сохранял видимое хладнокровие. — Все не так просто, Онжи, как тебе кажется. Мы не погибнем, и «Европа» не будет взорвана.

— Я же говорю — ты знал все, ты готовился к этому! А ты спросил меня, хочу ли этого я?! — Онжилай в порыве ярости выхватил пистолет, но Дибров, которого внутри уже трясло от напряжения, совершил такое же движение одновременно с ним.

Они стояли, тяжело дыша, и смотрели в глаза друг другу, а ствол «стайгера» и холодный зрачок штурмового автомата вели свой поединок немигающих, мертвых взглядов.

— Мы уже однажды убили друг друга, Онжи, — собрав остатки хладнокровия, напомнил Дибров. — Давай не будем повторять это?

— А что ты предлагаешь? Превратиться в облачко молекул?

— Нет. Ты прав, я все это время помнил про «Орион», — сознался Андрей. — Я знаком с психологией таких людей, как Майлер фон Браун, и понимал, что единственным нашим шансом после марсианских событий будет именно «Европа». Мы должны улететь, Онжи, так будет лучше и для нас, и для всего остального человечества. Ставки на поверку оказались слишком высоки, чтобы следовать мотивам личной мести. Пойми это, Онжилай, и тогда ты не станешь отрицать, что фон Браун на этот раз перехитрил сам себя: он вычистил Марс и свез всю инфицированную микромашинами технику на борт колониального транспорта, который корпорация держала на приколе по личным мотивам ее управителей. Мы и заточенные на борту андроиды с Марса, обладающие так же, как и Френк, человеческим сознанием, — вот реальный экипаж, которому не нужен сверхглубокий сон. Мы сможем управлять «Европой» и проведем колониальный транспорт через бездну световых лет, чтобы понять — так ли мертва Вселенная, как это казалось Селенитам? Мы сумеем открыть дорогу к звездам, а люди не получат сегодня технологию микромашин, которая для них пока что излишнее зло…

— Ты говоришь как по писаному, Дибров… — зло оборвал его Онжилай. — А что, если я не соглашусь с тобой?

— Тогда мы нажмем на курок, и начнется новый виток реинкарнаций… Только боюсь, что найдется еще один фон Браун, который снова станет править наши судьбы, если они, конечно, состоятся… Ну? Чего ты ждешь?

Он смотрел в глаза Онжилаю, а тот не мог отвести взгляд от похолодевших зрачков Диброва.

Он и Кайл.

Беат и Мари…

Френк и Гоум…

Столетов и Даккар…

— Будь ты проклят, сервеныш! — Онжилай опустил пистолет и в бессильном отчаянии врезал его рукояткой по подлокотнику пилот-ложемента. — Ты победил. Я остаюсь…