Глава 12
Марс.
Руины Нью-Даймонда, двое суток спустя…
Серое небо. Марс никогда не видел нежной, прозрачно-голубой атмосферы. Вся история его освоения была связана с формированием и поддержанием густого облачного покрова, который не позволял теплу рассеиваться в околопланетном пространстве, задерживая его в тонкой прослойке между мертвой землей и хмурыми небесами.
Над руинами Нью-Даймонда опять шел нудный затяжной дождь.
Зрелище было безрадостным, гнетущим, словно мутные ручьи, стекающие вдоль разрушенных улиц, заносили липкой радиоактивной грязью не обломки домов, а обломки колониальных надежд, но каждый из пяти выбравшихся на поверхность понимал, что для корпорации «Дитрих фон Браун» потеря девятисот гектаров преобразованной земли и одного атмосферного процессора — пустяк по сравнению с тем ущербом, который могли нанести бесконтрольно размножающиеся микромашины.
Майлер фон Браун выбрал меньшее из двух зол, и, как ни странно это прозвучит, в своей жестокой, цинично просчитанной акции он в данном случае играл на стороне всего человечества, подавляющая часть которого даже не подозревала об истинной сути марсианских событий.
Фонтан на площади уцелел, хотя скульптурную группу повалило, и голова древнего героя, отколовшись, откатилась в сторону, а лев, с которым он боролся, лежал сейчас на спине в недоуменной попытке дотянуться своими лапами до серых, плачущих дождем небес.
Сквозь хмарь дождя было отчетливо видно, как над руинами городских зданий медленно вальсирует неживое сияние.
Онжилай, не удержавшись, сплюнул в чавкающую под ногами грязь. Он радовался, что под рукой не оказалось дозиметра, — жутковато было думать, что прибор бы просто зашкалило в таких условиях, а он сам — ничего, стоит, широко расставив ноги, в бушующем аду радиоактивных частиц и испытывает при этом лишь легкое недомогание да глухую ломоту в суставах.
А еще ему было странно ощущать внезапно наступившее примирение сознаний двух очень похожих друг на друга существ, различающихся разве что уровнем техногенных знаний. Измененный с мертвых равнин Нового Селена и сегодняшний наемник, работавший до недавнего времени на Майлера фон Брауна, слились воедино на удивление быстро, будто никогда и не расставались. Редкая целостность его синтезированного сознания лишний раз доказывала, что на каждого из нас оказывает неуловимое, но сильное воздействие то прошлое, память о котором чаще всего таится на подсознательном уровне.
Не зря изменение характера подростков происходит в период от десяти до тринадцати лет — в срок, когда в наш уже сформированный разум пытается проникнуть опыт прошлых жизней, и эти безуспешные попытки накладывают сильнейший отпечаток на черты формирующегося характера. Мы очень часто совершаем в юности поступки, необъяснимые с точки зрения полученного до сих пор воспитания и условий жизни, — нас вдруг неодолимым образом начинает тянуть куда-то, и зачастую в выходках так называемого «переходного возраста» скрыт гораздо более глубокий смысл, чем это принято считать…
— Где разбился твой штурмовик, Антон? — спросил Френк. Выбравшись из узкого лаза вслед за Дибровым, он стоял, озираясь по сторонам, так же, как остальные, потрясенный и подавленный печальной панорамой руин и мечущимися над ними огнями святого Эльма.
— Он не разбился, — поправил Френка Столетов. — Я его посадил.
— Тем лучше, потому что он — наша единственная надежда выбраться отсюда, не прибегая при этом к огласке, с которой будет неизбежно связан угон любого транспортного средства.
Лаймер не мог слышать и видеть себя со стороны: андроид, пространно рассуждающий на радиоактивных руинах о тех или иных способах покинуть Марс, выглядел как минимум странно.
Столетов огляделся, пытаясь угадать направление, но мало преуспел в этом — окружающий ландшафт изменился до полной неузнаваемости, и не было никакой возможности определить ни стороны света, ни какие-то иные ориентиры, поэтому на помощь ему пришел Дибров:
— Мы с Мари видели твой штурмовик, когда въезжали в город. Это в полукилометре отсюда, в том районе, где начинали разбивать бульвар. Ты сможешь провести нас туда, Френк?
Андроид кивнул.
У него не было проблем с идентификацией руин, оперативная память машины цепко держала данные о былой планировке Нью-Даймонда, и в данный момент его процессор дорисовывал контуры обрушившихся зданий до их утраченных очертаний.
— Нам туда, — он указал рукой в замусоренный проход между руинами.
* * *
Им потребовалось около часа, чтобы преодолеть пятьсот метров завалов, которые покрывала липкая грязь, образовавшаяся из смоченного дождем пепла.
Едва намечавшийся бульвар превратился в грязевое море; над ним возвышались два длинных оплывших бугра, на гребнях которых почва спеклась в стекловидную пузырчатую массу.
— Удачно, — прокомментировал Френк-Гоум это зрелище, первым ступая в липкую жижу, которая тут же засосала его по самые колени. Он обернулся к Антону, пытавшемуся разглядеть пространство за ближайшим гребнем, и пояснил: — Углубление, выбитое твоей машиной при падении, должно быть, сыграло роль укрытия в момент взрыва на процессорной станции. Будем надеяться, что машина не получила критических разрушений. — Он медленно побрел по грязи, утопая в ней все больше и больше, пока жижа не поднялась ему по пояс.
— Тут начинается подъем, — через некоторое время, обернувшись, осведомил он напряженно наблюдавших за ним людей. — Идите за мной.
Онжилай недолго думая ступил в грязь. Его дорогой костюм уже претерпел столько злоключений, что стал похож на лохмотья. Вслед за ним, перехватив автомат за цевье и подняв его над головой, в жижу ступил Столетов.
Дибров ободряюще улыбнулся Мари и мягко подтолкнул ее к краю грязевого озера:
— Не бойся. Я пойду последним, если что — поддержу.
Она благодарно взглянула на него, но ничего не сказала в ответ, лишь ее глаза потеплели в этот миг, как уже было однажды в неимоверно далеком прошлом, когда она лежала на импровизированном операционном столе Гоума, а он сжимал ладонями ее горячие от жара виски.
Она ни разу не назвала Андрея Кайлом, но в ее сознании постоянно жил этот образ. Они действительно были неуловимо похожи — тот юноша, только получивший свою порцию изменений, и капитан Дибров — зрелый мужчина, отдающий себе отчет в каждом слове или действии.
Мари сделала неуверенный шаг по грязи, оскользнулась, инстинктивно взмахнув руками, и тут же почувствовала, как ладонь Андрея помогла ей удержать равновесие.
Да, она узнала бы это прикосновение среди тысяч, миллионов иных. Физическое сходство не играло тут никакой роли, да и было ли оно на фоне той бездны времени, которая разделяла тела прошлые и ныне живущие?
Посмотрев на отца, который оказался заточенным в тело дройда, Мари подумала, что они узнают друг друга совсем иначе. По ощущениям ее внутреннего восприятия, на корточках в грязи сейчас сидел, разгребая наносы радиоактивного пепла, скорее Гоум, нежели Френк.
Мари даже испугалась хода своих мыслей. Выходит, что физическая оболочка уже начинает играть в их сознании вторичную, несущественную роль? Они узнают друг друга по облику психологическому, по образу мыслей, по нюансам поведения, иначе почему Столетов тут же был признан всеми как наследник памяти Даккара, а Андрей Дибров вел себя именно так, как действовал бы Кайл, будь у юноши с Нового Селена возможность повзрослеть и стать зрелым мужчиной?
* * *
Рубка штурмовика была скрыта под тридцатисантиметровым слоем спекшейся грязи. Несколько часов они работали по очереди, освобождая выпуклый триплекс кабины пилота и расположенный за ним аварийный люк от наслоений радиоактивных осадков, одновременно укрепляя края раскопа, чтобы в него не оплывала липкая масса. Усилившийся дождь осложнял работу. Они опять промокли насквозь, вымазались в грязи, но продолжали свой труд, почти не разговаривая при этом.
Наконец им удалось освободить горловину полуметрового люка. Сам штурмовик имел пятнадцатиметровую длину и был скрыт под тоннами грязи, но для силовой установки машины, если ее удастся запустить, это уже не являлось помехой.
Антон склонился над люком. Скафандр он снял еще в подвале — двигаться в такой экипировке было крайне тяжело и неудобно, но весь штатный инструмент, включая набор аварийных ключей, они захватили с собой, и теперь, пользуясь одним из них, он начал отворачивать крепления.
В том, что спустя некоторое время люк поддался усилиям Столетова, не было ничего невероятного: боевая техника изначально рассчитывается исходя из запредельных нагрузок и обладает огромным запасом прочности, а валы выбитой при вынужденной посадке почвы действительно сыграли роль капонира, поглотив часть ударной волны и предохранив чуткую электронику машины от разрушительного действия проникающей радиации.
Антон на некоторое время исчез в люке, потом появился вновь, высунувшись по плечи.
— Основные системы работают, в рубку я проник, но внизу обшивка пробита и пустые отсеки боекомплектов затоплены грязью.
— Ты сможешь запустить силовую установку? — спросил Френк.
— Автоматика погасила реактор сразу после аварийной посадки, — ответил Столетов. — На его реактивацию потребуется как минимум два часа.
— А что с запасом планетарного топлива? — спросил Дибров.
— До высоких орбит дотянем, а там перейдем на синтез плазмы. Меня заботит не это. Днище пробито, герметичность корпуса нарушена, внутри машины часть отсеков затоплена, — повторил Антон. — В таких условиях манипулировать реактивными двигателями — самоубийство.
— Нужно поднять штурмовик хотя бы на пару метров. Что, если воспользоваться магнитной подушкой? — предположил Френк. — Если ты сможешь оторвать машину от грунта, то я попытаюсь восстановить целостность обшивки. К тому же большая часть грязи должна излиться из пробоин под собственным весом.
— Хорошо, я попытаюсь. Но мне понадобится какое-то время, а вам лучше отойти за ближайшие руины, мало ли что. Генераторный отсек не затоплен, но ручаться после таких катаклизмов уже нельзя ни за одну систему. Не забывайте, что меня сбили и посадка была вынужденной.
— Ладно. — Френк огляделся в поиске подходящего укрытия. — Я думаю, что у нас в резерве примерно два-три часа, — произнес он. — Сейчас на Земле идут большие политические игры вокруг недавних взрывов, и думаю, что сюда будет направлена комиссия для расследования причин катастрофы. Но вряд ли ее станут формировать из марсианских специалистов.
— Да, такая проволочка на руку фон Брауну, — поддержал его Дибров, — но не пошлет ли руководство корпорации собственные группы для проверки результатов спровоцированных взрывов? Должны же они убедиться, что цель достигнута?
— Если пошлет, то встретим, — спокойно произнес Онжилай, который сидел на очищенном выступе рубки, положив на колени автомат, переданный ему Столетовым. — Не косись на меня, — сказал он Френку. — Мы с Дибровым договорились: пока не выберемся отсюда — все в одной лодке и никто никого не предает. Тем более что «Европа» — это приличный кусок собственности фон Брауна и атака на колониальный транспорт лежит в русле моих намерений. Так что дыши ровно, Френк.
Лаймер не ответил, лишь нервно взвизгнул приводом, поворачивая голову.
— Хорошо. Антон, мы отойдем вон к тем руинам и займем позицию за ними, контролируя дорогу со стороны сектора освоения корпорации «Фон Браун». Ты действуй по обстоятельствам, но если тебе удастся вырвать штурмовик из грязи, то попробуй перебазировать его на более сухой участок, хотя бы в район городской площади.
— Договорились. — Голова и плечи Антона вновь скрылись в люке. — Задрайте за мной крепления, — раздался изнутри штурмовика его голос.
* * *
Через два с половиной часа по поверхности затопленного бульвара прокатилась судорога. Пологая грязевая волна с глухим стоном ударила в остекленевшие гребни бугров, перекатилась через них и врезалась в стену близлежащих руин жилого комплекса, заставив его перекрытие, висевшее на нескольких кусках чудом уцелевшей арматуры, с грохотом обвалиться.
Пятнадцатиметровое тело штурмовика приподнялось над грязевым ложем: машину поднимали генераторы электромагнитного поля — современный аналог воздушной подушки, использующий вместо сжатого воздуха напряжение силовых линий планетарной коры Марса.
Как два магнита отталкивают друг друга, так и генераторы штурмовика создавали одноименный заряд, отталкивая машину от слабого геомагнитного поля планеты.
Грязь извергалась из пробитого днища машины, она лилась потоками, скатывалась по покатым бортам, курилась паром в районе кормы и застывала причудливыми наростами хрупких сталактитов в тех местах, где внутреннее тепло работающей силовой установки подсушивало ее.
Не было воя и грохота, лишь тонкий, едва воспринимаемый человеческим ухом гул заставлял осыпаться куски щебня с изгрызенных стен близлежащих руин.
Поднявшись над пузырящимся грязевым озером, штурмовик несколько минут висел неподвижно, потом, чуть кренясь на правый борт, развернулся и медленно полетел в сторону городской площади.
* * *
— Как ты собираешься заделывать пробоины, Гоум? — спросил Дибров, когда машина благополучно опустилась на площадь, утвердившись на трех телескопических опорах, выпущенных из пробитого во многих местах днища.
— В моем распоряжении нет иного материала, кроме колоний микромашин, — ответил Френк, который уже смирился с тем, что все, включая дочь, чаще обращаются к его древней сущности, игнорируя при этом сознание Френка Лаймера. — Пока работают генераторы штурмовика, колонии микромашин будут расти и размножаться с удивительной скоростью.
— А ты сможешь контролировать их рост?
— Постараюсь. Думаю, тебе лучше заняться иным вопросом, Кайл… — не без мстительного удовлетворения он назвал Диброва именем юноши. — Мало заделать дыры в обшивке, нужно еще добраться до района дрейфа «Европы», верно?
Лаймер был прав. Дибров даже не обратил внимания на то, что его назвали Кайлом. Отойдя в сторону, он присел на край поребрика, ограждающего фонтан, и задумался.
— Антон, мне нужно посоветоваться с тобой, — спустя некоторое время окликнул он Столетова, маячившего за спиной Френка. — Гоум, мы можем подняться в кабину штурмовика? Это не повредит тебе?
— Поднимайтесь, — отмахнулся Лаймер, занятый своим делом. Мари, как заметил Дибров, взялась помогать ему, а Онжилай расположился чуть в стороне, реквизировав по такому случаю сразу оба оказавшихся в распоряжении их небольшой группы автомата.
Андрей, вскарабкавшись по приставной лестнице к временно откинутому триплексу кабины, мысленно порадовался за обоих — и за Онжи, и за Мари. Их импровизированный отряд из растерянного, недоуменного, враждебно настроенного друг к другу пестрого сборища постепенно начинал превращаться в нечто целостное. Взаимное недоверие таяло, по мере того как каждый из них тем или иным способом мирился с ожившими воспоминаниями, воспринимая их как часть своей собственной памяти.
— Что ты хотел спросить? — Антон коснулся нескольких переключателей, и из пола кабины, заполняя остатки свободного от приборов пространства, поднялся второй пилот-ложемент. — Резервный, — скупо пояснил он. — Садись.
Чувствовалось, что в рубке Антон ощущал себя полным хозяином, и Диброву это понравилось. Уверенный в себе пилот — половина успеха.
— Антон, я хочу знать, летал ли ты на «Европу»?
— Естественно. Колониальный транспорт использовался фон Брауном и раньше по принципу: «с поганой овцы хоть шерсти клок», — ответил Столетов. — Мы пару раз ремонтировались на внутренних космодромах «Европы», когда случались поломки на дальнем патрулировании.
— То есть там живет постоянно действующий персонал?
— Нет. Все было отдано автоматике. Хотя перед выходом «Ориона» к Марсу на «Европу» проследовало два гражданских скоростных судна, а когда мы доставляли туда отловленных в зоне дройдов, то в шлюзовых ангарах нас встречала охрана из состава службы корпоративной безопасности.
— Ясно… Значит, ситуация с поломкой представлялась вполне заурядной?
— В прошлом — да. Как сейчас, не знаю, — сдержанно ответил Антон.
— Ты можешь показать на компьютерной схеме место базирования «Ориона» и дислокацию «Европы»?
— Вполне. — Антон активировал навигационную систему, и на отведенном ей дисплее появилась условная схема участка Солнечной системы. — Вот точка дрейфа «Европы», — указал Антон и пояснил: — Колониальный транспорт как бы привязан к Марсу и движется за поясом астероидов параллельно ему.
— Значит, расстояние от Марса до «Европы» неизменно?
— Да. — Антон активировал еще один маркер. — Вот точка базирования «Ориона», — указал он на группу сигналов, затерявшихся меж каменных обломков. — Тут несколько горнодобывающих комплексов и база технической поддержки. Крейсер охраняет этот район со времен астероидного кризиса.
— Понятно. — Андрей задумался. — Судя по данным твоей схемы, нам понадобится менее суток, чтобы выйти в точку дрейфа колониального транспорта, двигаясь с максимальным ускорением.
— В рубке только два кресла, — напомнил ему Антон. — При ускорении бывают перегрузки, ты не забыл?
— Нет, не забыл. Вместе с тобой в рубке будет находиться Мари. Френку на перегрузки плевать, а мы с Онжилаем потерпим.
— Слушай, Дибров, а что мы будем делать дальше? — задал Антон мучивший его вопрос. — Ну хорошо, я доведу штурмовик до точки дрейфа колониального транспорта. А потом?
— Попытаемся проникнуть на борт, — попробовал уклониться от прямого ответа Дибров, который сам еще не вполне ясно представлял себе, как станут развиваться события впоследствии.
Столетов достал сигарету, прикурил, протянул пачку Андрею и глухо спросил:
— Мне непонятно, почему мы должны ввязываться в это? Неужели нельзя как-то попасть на Землю и попытаться снова жить?
— Можно, — ответил ему Андрей. — Но наша жизнь будет короткой и полной злоключений.
— А атаковав «Европу», что мы получим? Быструю и легкую смерть?
Дибров промолчал, глубоко затянувшись.
— Мы в патовой ситуации, Антон, — наконец произнес он. — Силой обстоятельств мы оказались вне общества, вне этого времени, вне обычных условий выживания. Разве ты не ощущаешь этого? — Он кивком указал на сполохи призрачного сияния, медленно танцующие над руинами Нью-Даймонда.
— Да, я понимаю, что должен был уже сто раз превратиться в кусок мертвого радиоактивного мяса, — ответил Столетов, вполне осознав намек Диброва.
— Тогда тебе несложно будет понять, что, с точки зрения рядовых обывателей, ты теперь — загадочный монстр, скорее опасный, нежели достойный внимательного сострадания, — продолжил свою мысль Дибров. — Второй нюанс нашего положения заключается в том, что мы умудрились выжить там, где по замыслу не должен был уцелеть никто. В этом плане для корпорации «Дитрих фон Браун» мы представляем смертельно опасных свидетелей, особенно Онжилай. И, наконец, третье — на борт «Европы» доставлены не просто образчики инфицированных микромашинами андроидов, туда сейчас свезены человеческие сущности, оказавшиеся в плену механических оболочек. То, что большинство из них не лучшие представители земного общества, — это уже гримаса печальной статистики, — констатировал Андрей. — Нищие бродяги умирают без счета, и на сотню скончавшихся в определенный момент представителей так называемого «дна» приходится очень малый процент более благополучных и разумных граждан.
— Ты считаешь своим долгом их спасти?
— У меня нет моральных долгов, — покачал головой Дибров. — Я пытаюсь найти выход из положения и стараюсь реально смотреть на вещи. Земное общество нас отвергнет, фон Браун либо убьет, либо начнет разбирать по косточкам в своих лабораториях, пытаясь выжать из нашей плоти зачатки новых технологий и связанных с ними сверхприбылей. Подобные варианты меня не устраивают, значит, я буду защищаться.
— Думаешь, на борту «Европы» мы окажемся в безопасности? — настойчиво переспросил Антон, которому предстоящая акция казалась не совсем разумным поступком.
— Не знаю, — честно признал Дибров. — Нет, конечно, абсолютной безопасности не будет, но, овладев колониальным транспортом, мы получим некоторую свободу выбора: в наших руках окажется его ресурс живучести и все образчики древних технологий Селенитов, об истинном значении которых не подозревает фон Браун. Мы сможем найти сторонников среди тех, кто реинкарнирован в тела андроидов, как это случилось с Френком. Наши шансы быть услышанными вырастут в сотни раз, используя бортовую аппаратуру «Европы», мы сможем вразумительно оповестить о своем существовании, без риска быть немедленно препарированными. Ты можешь выбрать любой из приведенных доводов, но прежде всего тебе следует понять — ты больше не человек, Антон. В твоей крови обращаются микромашины-симбионты. Ты — новая форма жизни, и, когда к тебе вернутся воспоминания Даккара, ты поймешь это с такой же мучительной ясностью, как понял я… — Дибров щелчком отправил окурок за борт. — У нас просто нет иного выбора. Мы должны опередить своими действиями любую информацию о том, что мы выжили, — заключил он.
В своем диалоге со Столетовым Дибров коснулся лишь малой части проблем. Он сознательно не упомянул о своих подозрениях относительно третьей силы, действий которой он по-прежнему опасался. Он не стал повторно говорить о том хаосе, который неизбежно настигнет Землю в случае огласки наидревнейшей истории.
Эти вопросы были его личным моральным бременем. Он не хотел возлагать их на кого-то еще, понимая, что в ближайшие несколько суток им придется действовать быстро, расчетливо и жестоко только ради самого выживания.
Единственным, кто мог вполне понять и разделить его взгляды на ближайшее будущее, был Онжилай, но Дибров откладывал разговор с ним до той поры, пока они покинут Марс.
План дальнейших действий зрел в его голове, но он еще не был готов принять его сам и предложить остальным.
Андрей, при всем своем здравомыслии, пугался того выхода, который вот уже на протяжении нескольких часов стучался в его сознание.
С этим нужно было свыкнуться, сжиться…
* * *
Точка дрейфа «Европы».
Сутки спустя…
В рубке штурмовика царил полумрак.
Антон и Мари сидели в противоперегрузочных креслах, и их сердца гулко бились в такт томительным секундам ожидания.
— Ты все запомнила? — едва шевельнув губами, тихо спросил Антон.
Мари кивнула, не поворачивая головы.
Точка невозвращения была пройдена несколько минут назад, и геометрически правильная, похожая на исполинский октаэдр масса колониального транспорта «Европа» уже заполнила собой все экраны обзора, затмив панораму бездонного космоса.
— Борт-07, повторите последние данные для уточнения, — раздался голос.
Столетов коснулся сенсора.
— Борт-07, крейсер «Орион», силы космической безопасности корпорации «Дитрих фон Браун». Получил серьезные повреждения при выполнении марсианского задания. Следую в автономном режиме для ремонта, согласно пункту шестнадцать инструкции по чрезвычайным обстоятельствам.
— Почему не вышли на связь с базовым кораблем? — сухо осведомился коммуникатор.
— Мне неизвестны координаты точки его местонахождения для узкосфокусированной передачи данных! — намеренно раздражаясь, ответил Антон. Теперь он воочию мог убедиться в том, какой прием ожидал случайно выживших. — Или я должен был орать о себе на весь космос, пользуясь открытой радиочастотой? — язвительно осведомился он. — Повторяю: я был сбит, долгое время провел без сознания, а дальняя связь у меня вообще не работает — отказали приводы антенн ориентации. Хватит меня расспрашивать, я делал все для спасения штурмовика и своей жизни! После того как меня бросили на Марсе, единственная ремонтная база, орбита которой мне доподлинно известна, расположена здесь! У меня больше нет сил… — внезапно добавил он уже более уравновешенным голосом. — Идет постоянная утечка атмосферы…
— Мы видим, — спокойно констатировал голос в коммуникаторе. — Не нужно психовать, пилот. Шлейф газовой утечки не так уж велик. Вам придется потерпеть пару минут, пока мы устанавливаем связь с «Орионом». Это необходимо для соблюдения режима безопасности.
— Постарайтесь сделать это побыстрее!
— Хорошо, пилот.
Еще несколько минут томительного ожидания.
Нервно попискивали индикаторы приборов. Тусклый свет многочисленных экранов причудливо освещал рубку.
— Нам нужны данные видеозаписи, — ожив, сообщил коммуникатор.
— Принимайте. — Антон был готов к этому и заранее подготовил файловый пакет.
Опять небольшая пауза, а затем очередной вопрос:
— Почему нет данных по ремонту корабля и текущему состоянию систем?
— Потому что ни хрена не работает. Вы в курсе, что на Марсе произошел взрыв двух процессорных станций?
Последовала небольшая пауза, а затем по связи пришел очередной вопрос:
— Вы можете передать текущее изображение из рубки?
— Нет. Видеосистема накрылась. Работают лишь резерв систем выживания и ручное управление. Бортовой компьютер «засвечен» в момент удара проникающей радиации. Вы что, оставите меня подыхать тут из-за своей подозрительности?!
— Нет, — успокоил его голос. — С борта «Ориона» подтвердили вашу принадлежность к экипажу крейсера. Сейчас, за неимением лучшего, мы проверим модуляции голосового ряда, и вам будет разрешена парковка в ремонтный ангар.
— Хорошо, я жду.
— Борт-07, голосовая идентичность подтверждена. Столетов, вам следует очень осторожно следовать световым маркерам, которыми будет обозначен коридор сближения. Войдя в ангар, не покидайте кабины, пока не будет восстановлена герметичность и в парковочный док не войдет служба безопасности. Покидать корабль будете только по команде старшего офицера, без оружия, с высоко поднятыми руками и открытым забралом гермошлема. Вам все понятно?
— Да… — буркнул Антон, глядя, как в пространстве вспыхнули, очерчивая конусную зону сближения, десятки изумрудных лазерных маркеров.
Основные системы штурмовика работали, он намеренно солгал оператору связи, но сейчас, чтобы не выдать истинного состояния машины, Антон перешел на ручное управление и повел штурмовик на сближение с «Европой».
Световой конус упирался своей вершиной в открывшийся вакуум-створ, похожий на черный безгубый рот.
Мари молчала, бледная и напряженная.
Штурмовик медленно вплыл в широкий разрез шлюзового створа, и две массивные плиты начали смыкаться за ним. Через минуту впереди обозначилась растущая щель, за которой в резком свете дезинфицирующего ультрафиолета открылась панорама ремонтного дока.
Антон, знакомый с планировкой палуб «Европы», посмотрел вверх и невнятно выругался.
По периметру ремонтного ангара шел прозрачный смотровой балкон, отделенный от самого отсека толстым стеклом.
Сейчас там расположились снайперы. Припав на одно колено подле раздвинутых сегментов узких бойниц, они полностью контролировали все пространство ангара, исключая какие-либо неожиданные действия со стороны внезапно объявившегося Столетова.
Антон был далек от мысли, что это какая-то акция устрашения, призванная подавить его психику. Нет. Они получили приказ убить его в том случае, если хоть один жест прибывшего покажется подозрительным их командиру.
Он покосился на Мари. Она едва заметно кивнула в ответ, и Столетов коснулся сенсора. Резервный пилот-ложемент с ноющим звуком утонул в полу, унося ее под прикрытие переборки, в техническое нутро штурмовика.
За стенами ангара в контрольной комнате, предназначенной для технического персонала, в этот момент шел обмен мнениями между двумя офицерами и одним гражданским лицом.
Майор Скрягин оперся обеими руками о пульт, внимательно прочитывая поступающие на монитор данные.
— Ничего не понимаю… — Он посторонился, позволяя взглянуть на экран Толмачеву. — Сканеры не могут проникнуть сквозь обшивку. Надо было сбить его на подлете, и дело с концом! — раздраженно добавил он.
— Погоди. — Анатолий смотрел то на тонкий металлизированный налет, пятнами покрывающий настрадавшуюся броню штурмовика, то на данные, которые демонстрировал монитор.
— Машина инфицирована, — наконец заключил он. — Сканерам мешает работать ртутная пленка.
На борту «Европы» заявления относительно чуждой формы металлизированной жизни уже не вызывали панических реакций. К ней привыкли, как привыкают рабочие на опасных химических производствах к постоянным манипуляциям с токсинами. Следовало соблюдать определенные меры предосторожности, и тогда все пройдет как надо.
— Думаю, можно выпускать пилота. Машина прибыла с Марса, вне всяких сомнений. — Он обернулся к Скрягину. — Хочешь, я сам осмотрю штурмовик, чтобы у тебя было спокойнее на душе?
— Хочу. И еще я хочу задать пару вопросов этому Столетову.
— Да оставь ты его. «Орион» уже разворачивается, часов через шесть сюда прибудут его командиры, и все разрешится. Зачем мучить парня?
— Ты занимайся своим делом, — осадил его Скрягин. — За безопасность проекта отвечаю я.
— Ладно, не кипятись. Больно ты стал нервным, Николай.
— Станешь тут, когда за спиной каждый час по связи маячит фон Браун. Я уже во сне его вижу… — буркнул Скрягин. — Все, — он коснулся сенсора на коммуникаторе, — выпускайте пилота. Снайперам приготовиться. Группе захвата на исходные. Если все пройдет без осложнений, конвоируйте его в медицинский модуль палубы, я подойду, как только техники осмотрят штурмовик.
— Пилот, можно открыть люк. Выходить с поднятыми руками и открытым забралом гермошлема.
Антон вылез через аварийный люк, расположенный позади выступа ходовой рубки. Выпрямившись в полный рост, он поднял руки и огляделся. Вид нацеленных на него стволов заставил вкрадчивую дрожь проползти вдоль позвоночника. Вот сейчас кому-то из них покажется неверным или угрожающим его движение, и…
Вся затея атаки на колониальный транспорт показалась Столетову в этот миг просто одним из разнообразных способов самоубийства. «Европа» уже не являлась той мертвой глыбой законсервированной электроники, как это было несколько месяцев назад. Нет. Неудавшийся колониальный транспорт ожил, и его наполняла весьма недвусмысленная, отлично организованная и вооруженная до зубов воля.
Воля Майлера фон Брауна.
С шипением открылся люк, и на простор ремонтного ангара вышли несколько офицеров в сопровождении техников. Облаченные в серебристые защитные костюмы технари направились прямиком к штурмовику, офицеры под охраной эскорта остановились поодаль от посадочной плиты.
— Не психуй. — Один из техников приставил к борту штурмовика лестницу из легкого алюминиевого сплава. — Майор Скрягин, конечно, помурыжит тебя, но ты отвечай на его вопросы, и все утрясется. — Голос техника звучал глухо из-за одетого на голову мягкого защитного шлема с тонким полимерным забралом, предохраняющим от контакта с возможной инфекцией. — Давай спускайся, только осторожно.
Столетов подчинился.
Спустившись, он попытался взглянуть в лицо техника, но тот уже отвернулся, ухватившись за края освободившейся лестницы.
Через минуту триплекс ходовой рубки с ноющим звуком откинулся вверх, и из образовавшегося проема поднялась голова исследовавшего кабину Толмачева.
— Тут на первый взгляд все чисто. Можешь забирать его. — Голова в серебристом шлеме кивнула в сторону Столетова. — Мне потребуется некоторое время, чтобы проанализировать состояние бортовых систем.
— Ладно. Я оставлю тебе пару человек. — Скрягин жестом выделил двоих из сопровождавшего его конвоя. — Следите за главным инженером, — распорядился он, отдавая остальным приказ о конвоировании.
Столетова повели к выходу из ангара.
Никакого дружеского участия. Холодные взгляды и твердые жесты. Эти ребята знали цену человеческой жизни, и выражение их лиц вытапливало из души Антона последнюю надежду на благополучный исход их безумной затеи.
Ангар опустел. Снайперы ушли с периметра балкона вслед за конвоем, сопровождавшим Столетова, а подле инфицированной машины остались лишь пятеро техников, но только Толмачев работал внутри, а четыре его помощника осматривали машину снаружи. Чуть поодаль, соблюдая разумную дистанцию, застыли двое охранников.
* * *
Жизнь Толмачева круто изменилась в связи с его внезапной командировкой на «Европу» — он был избавлен от ежедневного прессинга со стороны фон Брауна и всевозможных проблем, связанных с техническим обеспечением многочисленных проектов корпорации.
По сути, у него сейчас осталась только одна задача — исследовать ту форму внеземной жизни, которая охотно паразитировала на марсианской технике. Инфицированными образцами были заполнены два огромных зала, причем подразделения корпорации, занимавшиеся их отловом, явно отдавали предпочтение машинам андроидного типа, которых скопилось уже более сотни. Все они были надежно закреплены сейчас в специальных захватах и окружены защитными полями, которые делили пространство залов на бесчисленное количество цилиндрических ячеек. Толмачеву эти помещения «Европы» неприятно напоминали спецучреждение для умалишенных — трудно описать зрелище, когда более сотни человекоподобных машин корчатся в своих узилищах, изрыгая при этом мольбы и проклятия на десятке основных языков Земли…
Размышляя таким образом, он вскрыл фиксаторы и поднял легковесный защитный кожух, расположенный за пилот-ложементом. Там начинался узкий технический лаз, через который можно было проникнуть в специальный отсек, где располагались основные модули бортовой кибернетической системы.
Отставив лист обшивки в сторону, Толмачев наклонился и… обомлел.
В узкой горловине лаза он увидел голову и плечи андроида.
В первый миг Анатолий потерял дар речи, а когда секундный шок прошел, то заорать он уже не смог — металлические пальцы, покрытые холодной пенорезиной, сомкнулись на его горле, безошибочно угадав расположение кадыка за складками посеребренной ткани.
— Тихо, Толя, — произнес дройд, на всякий случай сжимая пальцы так, что глаза Толмачева полезли из орбит. — Твое появление тут снимает множество проблем, но лишь в том случае, если ты поведешь себя разумно, — добавил он.
Из горла Анатолия наконец вырвался сипящий свист.
— Правильно. — Андроид оперся локтем свободной руки о край технического проема и с нечеловеческой силой поднял свое тело из лаза. — Мы с тобой будем говорить очень тихо. — Он толкнул Анатолия к стене рубки и полностью вылез. Вслед за ним из прямоугольного проема показалась рука с коротким штурмовым автоматом, и из технического лаза, скользя спиной по его краю, выполз Онжилай. Отодвинувшись, он остался лежать на полу. Крохотная искра индикатора зарядов на укороченном прикладе автомата свидетельствовала о том, что оружие активировано.
— В ангаре есть охрана? — тихо спросил андроид. Он не ослабил давления на горло Толмачева, и тот смог лишь судорожно кивнуть.
— Сколько и где?
Анатолий соображал на удивление быстро. Он никогда не отличался выдающейся храбростью или корпоративным патриотизмом, поэтому разжал два пальца и, хрипя, указал ими в нужном направлении.
Онжилай отложил автомат, аккуратно и тихо, так, чтобы он не звякнул о металлический пол рубки, и достал из-за отворота истрепанного костюма автоматический «стайгер» с навернутым глушителем.
В проеме технического люка появилась голова, а затем и плечи Диброва.
— Видеонаблюдение за ангаром? — шепотом напомнил он андроиду.
Тот вопросительно посмотрел на Толмачева.
— У… мониторов… в технической… комнате… никого… нет… — просипел Анатолий, когда робот чуть ослабил давление пальцев на его кадык.
— Ты труп, если солгал, — спокойно предупредил его Онжилай, резким движением поднимаясь с пола.
Два приглушенных хлопка и сдавленный стон слились в один звук.
Дибров с автоматом в руках уже соскользнул по серебрящейся обшивке штурмовика, вызвав столбняк у четверых техников.
— Всем поднять руки! — приказал он. — К стене ангара, живо!
В недрах штурмовика послышался ноющий звук — это поднимался резервный пилот-ложемент с пристегнутой к нему полузадохнувшейся Мари…
* * *
В технической комнате, о которой упомянул Толмачев, стало тесно, когда туда ввели четверых его помощников.
— Всем снять спецкостюмы, — приказал Онжилай. — Отказ от сотрудничества карается смертью, — предупредил он.
Дибров, покосившись на него, подумал в этот миг: играет Онжилай на их страхе, или он и впрямь спокойно перестреляет техников в случае попытки сопротивления?
Глаза Онжи — холодные, льдистые — подсказывали: «Да, я убью. У меня своя философия жизни, капитан Дибров. Те двое, что лежат сейчас на краю посадочной плиты, были такими же, как я».
Андрей перевел взгляд на Мари. Она в этот миг освобождалась от стеснявшего движения скафандра. Ее взгляд был усталым и равнодушным — видно, настал предел ее выносливости и теперь события начинали скользить мимо Мари, едва осознаваемые ею.
Отдельно от всех стоял Толмачев, которому никто не приказал раздеваться. Гоум лишь снял с его головы мягкий защитный шлем, чтобы видеть лицо собеседника. Он жестом попросил Андрея не вмешиваться и отвел главного инженера корпорации в относительно свободный угол помещения.
Некоторое время в помещении был слышен лишь шелест снимаемых защитных костюмов, потом из того угла, где уединились Анатолий с Френком, раздалось бессвязное восклицание, заставившее Диброва и Онжилая обернуться.
Неизвестно, какие доводы приводил своему бывшему подчиненному Лаймер, но Анатолий отшатнулся от него, уже нимало не заботясь о собственной жизни и предложенной Онжилаем схеме субординации.
— Нет… Этого не может быть… — шептали его побелевшие губы. — Френк… Я… Я не верю тебе…
— Посмотри на нее! — повысив голос, произнес андроид, жестом остановив Онжилая. — Посмотри и скажи, ты узнаешь ее?
Мари в этот момент закончила расстегивать крепления, и скафандр ополз к ее ногам, словно сброшенная шкура.
— Здравствуйте, Анатолий Владимирович, — негромко произнесла она, поворачиваясь к Толмачеву. — Он не лжет, в механическом теле действительно живет разум моего отца, Френка Лаймера. Мне тоже было нелегко признать этот факт.
— Мари… — потрясенно произнес Анатолий, глядя на нее, как смотрят на выходца с того света. — Весь мир сошел с ума… — упавшим голосом добавил он, переводя полубезумный взгляд на Френка.
— А ты не догадался об этом, когда на борт «Европы» доставили первую партию инфицированных дройдов? — со злой иронией в голосе спросил Онжилай. — Блин, что за люди, Дибров? — Он обернулся к Андрею. — Их тычут носом в голые факты, а они еще всплескивают руками — нет, не может быть!
Презрительный комментарий наемника заставил Толмачева повернуть голову. За головокружительностью событий он не успел толком разглядеть всех лиц и теперь испытал еще одно потрясение.
— Морриган?
Онжилай криво усмехнулся.
— Ты знаешь его, Анатолий? — живо встрепенулся Френк.
— Встречались в кабинете фон Брауна.
— Можно подумать, что это мое настоящее имя, — буркнул Онжилай, отворачиваясь.
— Ладно, — подытожил Френк, возвращая себе утерянную на миг инициативу. — Анатолий, я в двух словах обрисовал тебе суть проблем. Веришь ты в изложенное мной или нет — твое дело, но ответ должен быть немедленным — ты с нами или нет?
Толмачев бессильно опустил руки.
— У меня есть выбор? — спустя несколько секунд спросил он.
— Есть, — обнадежил его Онжилай. — Либо ты умираешь сейчас, либо потом. Я бы на твоем месте выбрал последнее, потому что «потом» — понятие растяжимое.
— Что я должен буду делать?
— Доставить нас к Скрягину, это ведь он руководил операцией в ангаре?
— Да.
— Упертый болван, — дал внезапную характеристику Онжилай. — Я работал с ним однажды. Мир, оказывается, тесен, и у господа бога есть конкретное имя…
— Я не понимаю, как смогу вам помочь, — попытался уйти в глухую защиту Толмачев. — Вы убили двух охранников и…
— Их убили не мы. Их убила внезапно вырвавшаяся в среду ангара инфекция. Я знаю Скрягина — он спец только в выламывании костей у своих оппонентов, об остальном он имеет весьма поверхностное представление. Ну а тебе, Анатолий, даже не надо будет напрягаться, чтобы изобразить испуг, — мгновенно предложил свой план действий Онжилай. — Допустим, ты обнаружил на борту штурмовика нечто очень важное, но попутно был вынужден ретироваться из ангара, — развил он свою мысль, глядя на бледного как мел Толмачева. — Двум парням не повезло — на них не было защитных костюмов. Вполне съедобная для Скрягина версия. Нам нужно овладеть центрами управления «Европы» и освободить Столетова, чтобы Скрягин и его парни не имели на руках ни единого козыря в возможной торговле с нами. Действовать надо стремительно и без идиотских всплесков руками, иначе мы очень быстро превратимся в трупы. Насколько я знаю Скрягина, он не станет мучительно размышлять над этической окраской своих действий, и в этом его неоспоримое преимущество, — завершил свой монолог Онжилай.
— Разумно, — согласился с ним Дибров. — Нужно переодеться. Онжи, свяжи техников, а ты, — он обернулся к Толмачеву, — подумай, что может заинтересовать Скрягина настолько, чтобы он прервал допрос пилота ради встречи с тобой.
Анатолий с усилием кивнул, серея лицом. Если бы Дибров внимательнее присмотрелся к нему, то, возможно, понял бы, что Толмачев знает нечто исключительно важное для них, но не решается или же не хочет этого сказать.
Он не присмотрелся. Не было времени на тонкий психоанализ.
— Переодеваемся. — Он коснулся плеча Мари, которая сидела в кресле, бессильно откинувшись на его спинку. — Соберись, — попросил Андрей, и Мари со стоном поднялась.
