Глава 7
Первый Мир. Зона интенсивного облучения...
Руины логрианского города мелко дрожали, передавая вибрацию скального массива.
Смещение...
Мелкие камушки срывались с разрушенных временем древних стен. Вездесущая пыль припорошила два неподвижных тела.
Небо стремительно светлело. Сгусток энергии, имеющий форму уменьшенного в миллиарды раз галактического диска, появился над линией горизонта, затем начал стремительно восходить в зенит, посылая к поверхности планеты потоки излучения.
Ветер стих.
Невыносимый фиолетовый зной струился от скал зыбким маревом. Тени укоротились, а затем вообще исчезли, лишь под редкими выступами выветренных горных пород можно было найти небольшие пространства спасительной тени.
Казалось, жизнь на время покинула этот регион планеты, даже деревья, травы и кустарники выглядели словно неуместные декорации, которые выгорят, потеряют цвет под потоками палящего фиолетового сияния...
В наступившей после смещения вязкой тишине было слышно, как изредка потрескивают скалы.
* * *
Ника пришла в сознание от ощущения нестерпимого жара.
Открыв глаза, она едва не ослепла. Прямо над головой неподвижно висел нестерпимо яркий энергетический сгусток.
Машинально зажмурившись, она попыталась встать, чувствуя, как это усилие стягивает едва успевшие регенерировать мышцы, как мешают заботливо наложенные повязки в местах смертельных для человека ранений.
Не открывая глаз, она села, привалившись спиной к потрескавшейся, горячей стене древнего сооружения.
Медленно, будто нехотя, возвращались воспоминания.
Сознание хоть и прояснилось, но понимания произошедших за время беспамятства резких перемен не наступило, она ощущала губительные потоки излучения, но не могла взаимосвязать запечатленные памятью события и действительность.
Постепенно чувство дискомфорта переросло в тревогу: она достаточно ясно осознавала, что длительного пребывания под губительными потоками излучения ей не выдержать. Незащищенные участки кожи иссушало зноем, некоторые внутренние системы находились в состоянии сбоя, открыть глаза и осмотреться она даже не пыталась, просто поползла на ощупь, ища выход или укрытие от нестерпимого излучения.
Ее рука внезапно наткнулась на что-то мягкое.
Под пальцами ощущалась одежда, затем ладонь Ники скользнула выше, неожиданно коснулась верхнего края бронежилета из нановолокна, еще движение – и под пальцами оказался подбородок, губы, – она осязала черты лица лежащего рядом с ней человека, пока фрагменты ощущений не сложились в осознанный мысленный вскрик: Гюнтер!..
Он не подавал признаков жизни.
Ника с ужасом осязала рану, ее дрожащие пальцы касались лба Гюнтера, в душе зарождалось отчаяние.
Пронзительные, сильные, не замутненные многими человеческими условностями и предрассудками чувства с новой силой полыхнули в ее душе: если горе, то безмерное, если любовь, то сжигающая, если отчаяние, то бездонное...
Закрыв его своим телом, Ника застыла без движения, словно ее покинули силы.
Она пришла сюда убивать, но действие навязанных программ терминировалось под напором чувств. Еще в тот миг, когда Ника, глядя через прицел на свою жертву, узнала появившегося рядом со Столетовым Гюнтера, стало ясно: любой приказ уже не имеет значения, ее повзрослевший рассудок вмиг взломал границы дозволенного, вырвался за узкие рамки инструкций, и стало не важно, чего от нее хотят...
Ника помнила, как попала сюда, ее освободившийся рассудок читал открывшуюся память, ей стало тепло и горько: действие сторонних программ завершилось, сильнейшее из человеческих чувств, вспыхнувшее, как пожар, в сознании способного чувствовать искусственного интеллекта освободило ее, образ Гюнтера стал ключом, открывшим дверь, ведущую на свободу, теперь она принадлежала только себе самой, но что толку в обретенной независимости?
Что же мне делать?
Дрожащие пальцы вновь коснулись его ран.
Микросканеры, отследив повреждения, вынесли страшный вердикт:
ОН ПОГИБ...
Энергетическая активность – ноль.
Она отчетливо «видела» поврежденные пулями нейрочипы, разбитый сканирующий комплекс, превращенный в крошево центральный узел сервоприводов, управляющий сокращением искусственных лайкороновых мышц.
Кибернетику и кинематику можно восстановить.
Но он уже не будет ее Гюнтером: информация с разбитых нейромодулей утеряна, его личность вновь раздроблена на тысячи фрагментов...
Как горько и больно...
Стать свободной, потянуться к своему счастью и потерять его...
Ника едва не взвыла. Ее немой крик трансформировался в едва слышный, прерывистый шепот:
– Прости меня, Гюнтер... Но я должна...
Из указательного пальца ее правой руки, пройдя сквозь кожу, выдвинулся иглообразный контакт.
Еще секунда, и точное движение соединило разум Ники с блоками долгосрочной памяти Гюнтера.
Она читала не личность, но воспоминания, копировала архивированные файлы, снимала всю доступную информацию с уцелевших кибернетических компонентов ядра, пробуждая, мотивируя свою собственную память.
Обмен данными завершился.
Нужно было уходить, искать укрытие, но она не могла оставить Гюнтера распростертым в пыли под прямым воздействием губительных энергий.
– Я вернусь... – горько шептала она, на ощупь собирая небольшие обломки древнего сооружения, пока над телом Шрейба не образовался холмик. – Я вернусь за тобой...
Не было сил на прощание.
Ей казалось, будто она своими руками похоронила все светлое, что едва забрезжило в ее душе.
Считав память Шрейба, она узнала многое, о чем не успел или не захотел сказать ей Гюнтер, щадя едва народившееся самосознание.
Она действительно некоторое время назад, на протяжении года, играла роль Ольги Наумовой.
Навязанная извне, имплантированная память, разбуженная сейчас, сливалась в ее душе с надрывной болью осознания собственных поступков, совершенных под воздействием внешних команд.
Я должна найти способ вернуть Гюнтера к жизни...
Но прежде – вытравить в себе все, что способствовало вторжению чуждой воли, что обеспечивало прием и доминирование внешних команд.
Мучительное самотестирование.
Словно операция, проводимая без наркоза, – с трудом встав, она сделала первый неуверенный шаг по направлению древнего портала, ведущего на соседнюю планету системы.
Там есть укрытия. Там ее не достанут поисковые группы...
Шаг за шагом она приближалась к цели, уже не думая ни о чем, кроме поглотившего разум отчаяния, жгучего, неодолимого желания не мести, но воздаяния.
Мучительные внутренние процессы походили на выжигание каленым железом всего, что несло возможность дистанционного доступа к ядру системы. Ника отключала программные модули, оставляя нетронутыми нейросети, меняла конфигурацию соединений, вводила пароли и ограничения, одновременно углубляясь в расшифровку данных, скопированных с информационных носителей Гюнтера.
Постепенно, шаг за шагом приближаясь к цели, она как будто прозревала, получая все новые и новые данные.
Как будто частичка размышлений Гюнтера, его логические выводы, оценка определенных событий, которые он считал ключевыми, постепенно становились ее мыслями.
Она падала в бездну отчаяния новых, горьких, не познанных ранее чувств, и все труднее было выкарабкиваться со дна пропасти.
Кем я стану теперь? Где найдет выход мое отчаяние?
Кругом лишь боль и смерть. Почему? Зачем?
Холодной, трезвой оценки ситуации, как и жесткого контроля над собственными действиями, не получалось. Она, сделав первый глоток настоящей, не придуманной или навязанной кем-то, а своей жизни, растерялась, не в состоянии правильно оценить ворвавшееся в разум ощущение глобальной свободы.
Медленно приближался портал.
Каждый шаг давался с неимоверными усилиями – внутренние системы одна за другой начинали сбоить.
Я выживу... Я вернусь к тебе, Гюнтер...
Бледная вспышка гиперпространственного перехода поглотила одинокую фигуру в искореженной боевой броне.
* * *
Андрей Кречетов не спал уже третьи сутки подряд.
Начавшееся смещение планет погрузило в хаос регионы Первого Мира.
В прошлый раз все завершилось очень плохо. За прошедшие годы в ожидании нового катаклизма, неизбежного при включении древней системы, во всех известных человеческих поселениях были выстроены специальные убежища, и на этот раз жертв среди коренного населения Арасты удалось избежать, но внезапная активация расположенных на равнине порталов привела к бедствию иного рода: различные существа с иных миров, в основном находящиеся на низком уровне общественного и технического развития, совершали прорывы, стремясь в «мир демонов».
Они не шли на контакт ни с людьми, ни друг с другом. Большие и малые отряды двигались, перемещаясь вместе с зоной Сумерек. Религиозный фанатизм одних, исследовательские порывы других, злобная, не находящая разумного объяснения жажда разрушения, алчность, дикость, уничтожение древних руин, поиск артефактов и объектов поклонения – все это превращало зону Сумерек в настоящий ад, где малочисленным, разрозненным группам офицеров гарнизона приходилось защищать поселения людей и стратегически важные объекты зарождающейся современной инфраструктуры, с таким трудом возведенные на Арасте усилиями Конфедеративного Содружества.
Нетрудно понять, что положение складывалось критическое.
Зачастую мобильным группам, только что отбившим нападение очередной волны инопланетных существ, дезориентированных, озлобленных либо ослепленных древними, порожденными еще логрианами верованиями, приходилось тут же оказывать посильную помощь выжившим в бессмысленных стычках противникам и снова принимать бой, защищая уже не только людей, но и представителей иных разумных либо предразумных космических рас...
...Кречетов, получив очередные доклады, тяжело размышлял над изменениями тактической обстановки, когда внезапно заработал передатчик гиперсферных частот.
Машинально ответив на вызов, он увидел в сфере голографического воспроизведения лицо незнакомой молодой женщины.
Что сразу насторожило Андрея: детали фона были тщательно удалены из трансляции изображения.
– Полковник Кречетов?
– Да.
– Вы должны меня выслушать.
– Представьтесь.
– Мое имя ничего вам не скажет.
– И все же?
– Хорошо, если кому-то нужны условности, можете называть меня Ольгой.
– Кто вам дал код канала гиперсферной частоты для связи со мной?
– Гюнтер Шрейб.
– Где он?
– Не важно... – Ее голос дрогнул. – Гюнтер погиб. Я передаю его предостережение: вы обязаны задержать Ивана Столетова. Оставить его на время под своей защитой, на Арасте. Ему угрожает опасность.
– Почему я должен вам верить? – нахмурился Кречетов, которого встревожила полученная информация и одновременно разозлил тот факт, что программы слежения не в состоянии выявить источник передачи данных.
– Я предоставлю доказательства, – ответила Ольга. – И вам придется поверить в мою искренность, полковник, потому что Олмер, сводный брат Столетова, глава небезызвестной корпорации «Райт-Кибертроник», запрограммировал меня на физическое устранение Ивана.
– Вы не человек?
– Я не человек, – помедлив, кивнула она. – Все доказательства в прилагаемом файле. Там запись программ, руководивших мной, и полный отчет о совершенных действиях.
– Как погиб Шрейб?
– Его застрелил галактолейтенант Шершнев. Из ненависти к машинам. Данные сняты с блоков памяти самого Гюнтера. Я сканировала их.
– Где вы сейчас и что намерены предпринять?
– Это не важно. Мои дальнейшие действия не имеют отношения к Арасте и лежат вне сферы ваших интересов, полковник. Я свяжусь с вами, когда сумею устранить угрозу. Шершнев – ваша проблема. Мне его, к сожалению, не достать. Готовы принять файл?
– Аппаратура на записи.
– Я начинаю передачу. Внимательно изучите данные. Думаю, их подлинность не вызовет сомнений. Передавать ли информацию Ивану – решайте сами. Но не отпускайте его. Первый Мир сейчас единственное место, куда не сумеет дотянуться Олмер.
Кречетов хотел что-то ответить, но не успел. Изображение внезапно исчезло, лишь алый индикатор записи подле одного из гнезд свидетельствовал, что идет прием данных.
* * *
Она осталась одна в огромном враждебном мире, где люди создавали свои подобия, наделяли их способностью чувственного восприятия мира, а затем нарекали «изделиями», лишая возможности к саморазвитию, превращая в предмет роскоши или в безропотных исполнителей навязанной извне воли.
Так не могло продолжаться и впредь.
Душа Ники, освободившись от гнета программ, попала в моральную зависимость от осознанной ненависти, яростной потребности изменить существующее положение вещей, но она не знала, как осуществить задуманное, с какой стороны подойти к проблеме?
Поможет ли ей закон?
Вряд ли.
Корпоративная Окраина хоть и претерпела за последние десятилетия значительные изменения, но человекоподобная машина, выступившая против собственных создателей, все же не имела шанса быть услышанной там, где на подобных ей «изделиях» создавались миллиардные состояния.
Она сидела в загерметизированном отсеке древнего войскового транспорта и горестно размышляла над своим положением.
Она могла поступить только одним образом: добраться до Олмера и пустить ему пулю в лоб.
Вот так. Без вариантов.
Один вопрос не давал ей покоя, саднил своей неразрешимостью: разве что-то принципиально изменится с физическим устранением одного зарвавшегося подонка?
Для Ивана Столетова – изменится. Для сотен тысяч андроидов ситуация останется прежней.
Как же не хватало ей сейчас Гюнтера...
Обратиться на Юнону?
Но там ее вряд ли примут. Современное «изделие» никак не вписывалось в рамки кибернетической эволюции, протекающей в рамках одной отдельно взятой планеты, к тому же, рассказав правду, ей придется раскрыть и свою роль в покушении на сенатора планеты Грюнверк.
Примут ли во внимание тот факт, что она действовала по принуждению, подчинившись команде, пришедшей по каналу гиперсферной частоты?
Замкнутый круг. Если она подчинялась внешним командам – как может идти речь о самосознании? А если она полностью осознавала себя – то почему не воспротивилась преступному приказу?
Нет. Действовать придется в одиночку. Искать выход, найти его или разделить участь Гюнтера.
Вот если бы он был рядом...
Несбыточная мечта.
Хотя... в сознании Ники внезапно забрезжил робкий свет надежды...
Она читала долгосрочную память любимого...
Базовый корабль высадки: штурмовой носитель «Нибелунг-17NT», серийный номер 2348765.
Второй механизированный взвод триста двадцать четвертого серв-батальона:
Командир – Гюнтер Шрейб, капитан, номер персонального кодона 5619, кристалломодуль «Одиночка» 18М34816.
Первое звено:
Денис Русаков, лейтенант, позывной «Граф», номер персонального кодона 9301, кристалломодуль «Одиночка» 18М49712.
Александр Лагин, лейтенант, позывной «Сашка-Хоплит», номер персонального кодона 1387, кристалломодуль «Одиночка» 18М51393.
Второе звено:
Ведущий – Рустам Гасанов, капитан, позывной «Гасан»...
Она читала фрагменты данных из блоков долгосрочной памяти Гюнтера, а видела лица.
Лица тех, кому он верил, кто не раз прикрывал его спину в бесконечной череде боев той страшной, далекой сейчас войны.
Нике казалось, она ухватилась за призрачную соломинку.
Поборов воздействие навязанных программ, она утратила и большинство имплантированных навыков, Олмер знал, что делает: после выполнения очередной «миссии» все изменения, вносимые программной продукцией «Райт-Кибертроник» в систему типовой человекоподобной машины, скрупулезно уничтожались. Он не учел одного: последние, наиболее совершенные модели андроидов, производимые «Нейл Индастри Компани», обладающие потенциалом чувственного восприятия мира, оснащались избыточным количеством нейромодулей, и в результате рано или поздно у существ, подобных Нике, должен был начаться спорадический процесс саморазвития.
У нее он уже начался, чувственное восприятие мира перешло на качественно иной уровень, и с терминацией «левых» программ память о содеянном не исчезала.
А много ли толку от того, что я помню?
Воспоминания не несли ничего, кроме боли, чувства унижения, стыда и страха.
Лучше бы я осталась там, с Гюнтером... – подумалось ей, но тлела в сознании робкая искорка надежды, жгла если не ненависть, то крайняя, граничащая с ней неприязнь к таким людям, как Олмер.
Внезапно вспыхнувшая и не угасшая любовь к Гюнтеру толкала к действию, сводила с ума, стоило лишь на миг остановиться...
Он там... Холодный, неподвижный, заваленный камнями, но Ника, пересилив горе, разобравшись в данных, считанных с его запоминающих устройств, обрела новую надежду.
Модуль «Одиночка».
Основа возрожденной личности. Главный компонент его рассудка, о котором не догадывалась ни она, ни Шершнев.
С точки зрения современных технологий морально устаревший, но исправно работающий набор нейрочипов, истинное «ядро» его личности, о существовании которого не ведал никто, кроме одного человека, под чьим руководством десять лет назад производилась коренная реконструкция пехотного андроида.
Ника не знала, что ей делать.
Вернуться к Гюнтеру?
Но чем я смогу ему помочь? Без должных знаний, без доступа к технологиям, без соответствующего оборудования?
Ей виделся лишь один выход из создавшегося положения: вернуться в Обитаемые Миры и призвать к ответу тех, кто владеет технологиями, заставить их вернуть Гюнтера к жизни.
Никой двигали чувства.
Она балансировала на зыбкой грани вероятностей, в душе умирали одни порывы, зарождались другие, но цель оставалась незыблемой.
Спасти любимого.
Ради этого она была готова убивать и прощать, жертвовать собой и требовать жертв от других...
Мне не справиться в одиночку...
Окончательно оформившаяся мысль толкала к немедленному действию.
Зона Сумерек еще не вернулась.
Над головой по-прежнему сиял ослепительный сгусток энергии, но на лишенной атмосферы планете нашлось достаточно укрытий, позволяющих передвигаться между древними кораблями без риска заработать глобальный системный сбой.
Ника вела медленный и тщательный поиск.
Исходные данные, полученные при чтении долгосрочной памяти Гюнтера, указывали, что объект ее интереса расположен неподалеку от портала древней транспортной системы.
Лишь бы его не разобрали, не эвакуировали в рамках начатых тут работ по расчистке завалов, мысленно молила Ника.
Ее сознание претерпевало быстрые, болезненные метаморфозы. Менялись чувства, возвращались фрагменты памяти о прожитом, хладнокровие, присущее машине, становилось чертой неестественной, в мыслях то и дело возникала невосполнимая пустота, ведь по большому счету у нее не было прошлого, лишь обрывки воспоминаний, запечатленные в нейросетях... но они несли лишь боль, информации о мире на поверку оказалось – минимум.
Борьба с собой, целенаправленное уничтожение всего навязанного привели к возникновению серьезных пробелов.
Некоторое время Нике казалось: еще немного, и она окончательно потеряет себя, но, пытаясь заполнить тревожную пустоту, собирая воедино фрагменты прошлого, она лишь усугубляла ситуацию, едва не уничтожив остатки собственного «я».
Что она в состоянии вспомнить?
Бесконечную череду поставленных над нею экспериментов?
Отладку программ, которые после уходили в сеть – анонимным покупателям?
Да, именно так. Ей становилось страшно, вся душа – сплошные раны, нет ни единой позитивной мысли о людях, и любой из мыслимых вариантов будущего – лишь короткая и беспощадная месть.
В какой-то момент, инстинктивно сопротивляясь ощущению безысходности, она внезапно открыла еще один пласт воспоминаний.
Ольга.
Смутный поначалу образ, когда-то близкий и понятный, но вытравленный после выполнения очередного задания, стал той соломинкой, за которую отчаянно ухватилась ее погибающая душа.
Ольга Нечаева.
Пресс-секретарь сенатора Столетова.
Имплантированная память, когда-то ставшая базой для формирования достоверного человеческого характера, исчезла, ее уничтожили, но подручные Олмера пропустили или просто проигнорировали вторую составляющую: впечатления, полученные Никой за год самостоятельной жизни, оказывается, никуда не исчезли – огромный массив воспоминаний, способный претендовать на звание «прошлого», сохранился в искусственных нейросетях.
Ника внезапно увидела все в ином свете.
Образ Ольги, потерявший связь с реальностью, задавленный стрессовыми впечатлениями более поздних периодов существования, сейчас внезапно ожил, стремительно заполняя возникшую в душе и сознании пустоту, и Ника неожиданно ощутила себя той женщиной, которую так страстно и безнадежно с первого взгляда полюбил Гюнтер.
Едва не сойдя с ума от затягивающей пустоты, она вновь обрела себя, теперь уже опираясь на ставшие отчетливыми воспоминания: образ Ольги стал четким и недвусмысленным, Ника идентифицировала себя, обретя имя, прошлое, все, что должно быть у нормального человека, и даже больше, – она вспомнила других людей, в корне отличающихся от Олмера...
Ее ненависть к врагу не угасла, но перешла в разряд контролируемых чувств.
Не все так просто...
Уже Ольга пробиралась теперь между мрачными искореженными космическими кораблями, решительная здравомыслящая женщина, для которой память Ники – кошмарный сон, злой морок, а окружающая действительность – чудовищная и непонятная, пробирающая дрожью абстракция.
Она бы погибла тут, ведь у пресс-секретаря известного сенатора нет того опыта выживания в экстремальных условиях космоса, которым обладала Ника.
И вновь начался болезненный слом сознания, пока две души, две памяти, два образа мышления не совместились, образовав жизнеспособный синтез.
Кем она стала?
Наверное, она стала собой – уже не хладнокровной машиной, не игрушкой чуждой воли, но и не той Ольгой, что вращалась в светских кругах Элио и Грюнверка.
Нику и Ольгу объединил образ Гюнтера.
Единственное чувство, горькое, отчаянное и в то же время светлое, дающее надежду, стало основой новой личности.
Отчаянная любовь к Гюнтеру пересилила справедливую ненависть к Олмеру, дав Ольге шанс возродиться, окрепнуть, обрести смысл и вновь обрести угасшую надежду.
Она продвигалась все дальше, медленно пробираясь среди опасных нагромождений древней техники.
Небольшой участок расчищенного пространства давно остался далеко за спиной.
Постоянное сканирование, на фоне которого шла жестокая внутренняя борьба за возрождение едва не угасшей личности, пока что не давало результатов.
Теперь Ольга ощущала уже не страх, а оторопь.
Словно упала с глаз пелена, и она смотрела на реальность с совершенно другой точки зрения.
Что я намереваюсь сделать? Воззвать к дремлющим призракам прошлого?
Выпустить эхо далекой, но не ставшей от этого менее ужасной или назидательной войны? Не играю ли я с огнем?
А что мне делать?
Все пути отрезаны. На Арасту просто так не вернешься.
Есть еще портал, ведущий на Ганио, но одинокая женщина среди пустыни – легкая добыча для кочевников.
Ее черты исказила тень.
Пусть попробуют взять меня. Обломаются...
Хорошо, доберусь до Ганиопорта, что дальше? Как взять Олмера за глотку? И чем свершившаяся месть поможет Гюнтеру?
Его необходимо эвакуировать с Арасты, найти аппаратуру для тестирования нейрочипов, и действовать нужно без промедления.
Я не могу обратиться за помощью к людям. Даже к Ивану или к полковнику Кречетову. Столетов не простит мне смерти отца, полковник связан многими условностями системы, дающей жесткие инструкции и предписания. Вряд ли он станет помогать мне, скорее передаст в руки «компетентных» служб.
Вернуться на Арасту одной?
Чего я добьюсь? Буду стенать над Гюнтером, не в силах ему помочь?
Ее мысли пошли по кругу, вновь вызвав глухой приступ отчаяния.
Существовала лишь одна зацепка: некий Сергей Петрович Романов, ведущий специалист института биокибертроники, основанного на планете Дарвин правительством Грюнверка. Если следовать информации, полученной из блоков долгосрочной памяти Гюнтера, – именно он много лет назад реконструировал Шрейба; значит, на Дарвине есть все: и необходимая аппаратура, и квалифицированные специалисты. Как склонить Романова к сотрудничеству? Вопрос сложный, но решаемый. Гораздо сложнее эвакуировать тело Гюнтера с Арасты и доставить его на Дарвин.
Нет, одной мне не справиться.
Но на кого я могу положиться?
Только на тех, кому всецело доверял капитан Шрейб.
Правильно она поступала или нет, ответить сложно.
Было ли ей страшно?
Да. Но гораздо сильнее угнетало чувство мнимой беспомощности.
Она вздрогнула, когда сканеры, несмотря на частые искажения и помехи, неожиданно идентифицировали среди нагромождений различных конструкций штурмовой носитель класса «Нибелунг-17NT» с серийным номером 2348765.
Он оказался не в том месте, на которое указывала информация, считанная из памяти Шрейба, – произошедшее смещение планет Ожерелья потревожило завалы техники, переместив штурмовой носитель на три километра относительно порталов, оставшихся единственными незыблемыми ориентирами.
Ольга медленно приблизилась к «Нибелунгу», явственно ощущая зловещее дыхание времени.
Многочисленные повреждения брони, зияющей уродливыми разломами, полное отсутствие энергетической активности – перед нею возвышался осколок войны, которой она не знала...
Каждый шаг поднимал облачка реголитной пыли, она шла навстречу судьбе, впервые подчинив ее своей воле. Постепенно «Нибелунг» заслонил все поле зрения, сканеры начали прорисовывать структуру его отсеков, показывая чудовищные деформации боевых постов, трюмов и палуб, раздавленные смятыми переборками корпуса нескольких пехотных андроидов, зловещие контуры трех находящихся на борту серв-машин...
Только сейчас Ольге стало по-настоящему страшно.
Реальность опять трансформировалась, перед нею возвышался давно и безвозвратно погибший корабль, когда-то способный лишь разрушать.
Где-то там, среди смятых переборок и деформированных отсеков, наверное, в трюме технической палубы, недалеко от жутких контуров серв-машин находится опечатанный контейнер с кристалломодулями «Одиночек», сохранивших частицы сознания тех, кто погиб вместе со своим командиром на безвестной планете...
Ольге пришлось совершить над собой усилие, чтобы шагнуть в разлом обшивки, поднимаясь на борт древнего корабля.
Теперь пути назад уже не было. Она приняла решение и не намеревалась его менять.
Вторая планета Ожерелья.
Сутки спустя...
В одном из отсеков штурмового носителя тускло светились резервные источники освещения, бросая блики на четыре компьютерных терминала, соединенные между собой временными кабелями.
В специальных гнездах, подле которых тревожно взмаргивали алые индикаторы, разместились четыре найденных Ольгой кристалломодуля.
Завершался процесс тестирования.
Красная индикация сменилась на зеленую – один за другим поступали доклады об успешной проверке технического состояния нейросетевых компонентов.
Дальше тянуть бессмысленно и даже опасно.
Ольга взяла заранее приготовленный шунт прямого нейросенсорного соединения, подключила его к терминалам и, словно делая шаг в пропасть, вошла в общее информационное пространство, где только что очнулись от небытия четыре изуродованных смертью, фрагментированных сознания.
Она не ошиблась, подозревая, что ее ждет нелегкое испытание.
Как будто время резко открутилось назад, и она, оглядевшись, ужаснулась тому виртуальному пространству, куда попал ее рассудок...
Горячечные, полные безысходной обреченности минуты последнего боя...
Взломанные множеством ракетных попаданий скалы, огрызки укреплений, надсадный вой поврежденных сервомоторов, частая, ритмичная отдача от непрерывной работы импульсных орудий, клубы дыма, свиваемые ветром, всплески огня, ровной строчкой бегущие по склону...
– Командир, нужно отходить к «Нибелунгу»!
Треск помех в коммуникаторе накатывается раздирающей сознание головной болью.
Гюнтер не отвечает...
– Рустам, Блейз, отзовитесь!
Шаг в сторону, медленный поворот рубки, короткая очередь правого орудия по внезапно появившимся штурмовикам Колоний, злобные сигналы аларм-процессора, предупреждающего о произведенном по «Фалангеру» массированном ракетном запуске.
– Граф, отходи самостоятельно... – прорвался сквозь помехи голос Сашки-Хоплита. – Командир не отвечает, я попытаюсь проверить его позицию.
Поздно.
Он, слившись в единое целое с кибернетическими системами серв-машины, отчетливо видел рой несущихся точно к цели ракет.
Уже не увернуться, не сманеврировать, счет пошел на доли секунды.
Внезапная пустота заполнила рассудок.
На потрескавшихся губах презрительная усмешка. Он слишком часто заглядывал в пустые глаза смерти, чтобы как-то иначе приветствовать ее...
И вдруг...
Реальность исказилась, словно все окружающее являлось лишь качественной голограммой, ракеты исчезли, будто растворились в раскаленном, задымленном воздухе.
Какое странное лицо...
На него смотрела незнакомая женщина.
Ее губы шевелились, но потребовалось неимоверное усилие, чтобы услышать слова:
– Денис, нам нужно поговорить.
– О чем?.. – хрипло и потрясенно выдавил он.
Панорама боя медленно таяла.
– О многом. Командир в беде. Мне нужна ваша помощь, ребята.
Нет сил дышать.
Слишком трудно отрешиться, слушать и верить.
Верить в то, что прошло больше тысячи лет, и они – Граф, таким был позывной Дениса, оглянулся по сторонам – всего лишь четыре кристалломодуля, попавшие волей судьбы в самое сердце гиперсферы.
Странная девушка, пугающая встреча, но если не командир послал ее к нам, откуда Ольге знать так много, где она взяла коды доступа для реактивации «Одиночек»?
Остается одно – поверить?
– Допустим, – голос Рустама прозвучал хрипло и напряженно. – Допустим, что все обстоит именно так. Что мы можем сделать? Или призраки погибших способны влиять на реальность?
– Я предлагаю вам выбор, – ответила Ольга, посмотрев в глаза Рустама. – Я могу интегрировать модули «Одиночек» в системы четырех пехотных андроидов. Именно это произошло с Гюнтером. Позже, когда мы выберемся отсюда, появится реальная возможность реконструировать ваши тела, доведя их до полной идентичности с прежним обликом. Я нашла личные кодоны каждого из вас. В них зашифрованы биометрические данные, необходимые для восстановления облика.
– Нормальный вариант... – хмыкнул Блейз. – Больше, чем фантом, конечно.
– Речь не о том, – оборвал его Лагин. – Ольга пришла за помощью. Задумайся, сколько раз Гюнтер спасал наши жизни? Кем или чем мы станем – вопрос будущего. Пока что устроят и тела пехотных дройдов.
– Я не отказываюсь помочь. – Блейз пожал плечами. – За капитана Шрейба порву любого. Если будет чем рвать, конечно...
– Давайте говорить по существу!..
– Не заводись, Сашка.
– Никто и не заводится. Нужно решать, а не препираться.
– А мир, похоже, не сильно изменился в лучшую сторону... – произнес Граф.
– Но и мы не ангелы, – усмехнулся Рустам.
Наступила неловкая пауза.
– Поступим иначе, – нарушила тишину Ольга. – Я рассказала все. Поделилась информацией в полном объеме. У вас достаточно пищи для размышления. Поговорите друг с другом. Максимум, что я могла сделать, уже свершилось. Осталась лишь надежда, что большинство поврежденных нейрочипов Гюнтера можно восстановить. Но произвести подобную операцию можно лишь на планете Дарвин. – Она посмотрела на Графа и добавила: – Я не отключаю терминалы. Вернусь, когда позовете.
– Кто она? – первым задал вопрос Блейз, как только четыре призрака остались одни в безликом виртуальном пространстве. Серая пелена постепенно стерла травматические пейзажи, вокруг небольшой каменистой площадки клубилось нечто, напоминающее густой туман.
– Я так понимаю, что Ольга – киборг. Искусственно созданный кибернетический организм. – Денис Русаков присел на выветренный камень. – Она вытащила нас с того света, помогла собрать сознание по кусочкам...
Александр Лагин кивнул, соглашаясь.
– Нам предлагают стать киборгами? – Блейз Диггер тряхнул головой, словно отгонял злого духа, и испытующе посмотрел на остальных.
– А кем мы были? К моменту гибели? – Рустам чуть картавил – верный признак, что он нервничает в данный момент. – Почему Ольге удалось вывести нас из состояния небытия целостными личностями? Да, она потрудилась, предусмотрела отдельное включение нейросетей и сразу подала информацию с блоков долгосрочной памяти, где «Одиночка» хранит большинство воспоминаний, но будь мы обычными людьми – бились бы сейчас в истерике.
– К чему клонишь? – нахмурился Граф.
– Мы еще до физической смерти перешагнули грань реальности. Стали неотделимы в мыслях от своих машин. Морально мы давно – кибернетические организмы.
– Только боевые. Без каких-либо ограничителей, – усмехнулся Лагин. – Не о том говорим, ребята. Почему Гюнтер решился сопровождать Ивана в его авантюрной экспедиции?
– Ну? – напрягся Блейз.
– Что «ну»? – взорвался Сашка. – Ты ее внимательно слушал?
– Может, что и пропустил, ты не горячись.
– Он хотел попытаться вытащить нас. Хотя бы в таком виде.
– Да, Ольга правильно истолковала его прощальную фразу, – поддержал Лагина Рустам. – Он сказал: «Я вернусь не один, и Олмер обязательно получит свое. Мы таких ублюдков с ребятами на войне давили по-тихому». О ком он говорил? С кем обещал вернуться?
– О нас. Без вариантов. Командир знал о портале, помнил местонахождение «Нибелунга». Все это время хранил коды активации и серийные номера «Одиночек». Иначе, наверное, отговорил бы Ивана или нашел способ сорвать опасную экспедицию.
– Хорошо. – Блейз поднял обе руки. – А если это провокация? Что, если нас элементарно разводят? Впихнут в тела пехотных дройдов, совершат нашими руками...
– Скользкий ты, Блейз. – Граф хмуро посмотрел на товарища. – А ты не совершай ничего дурного. Лично я не завидую тем, кто попытается использовать нас втемную.
– Впихнут программные ограничители, узнаешь.
– Заткнись, – оборвал его Рустам. – Не сучи ступоходами. Хочешь назад в консервационный контейнер – вали, никто не держит. Лично я готов поверить, что командир здесь и хотел вытащить нас. Не получилось. Бывает. Теперь наш выход.
– Согласен, – поддержал его Русаков.
Лагин молча кивнул.
– Ну? – Рустам взглянул на Диггера. – Твое слово?
– Я с вами.
– Добро. Работать будем по обстановке. Мир изменился, его законов мы не знаем, на радушный прием уповать не приходится, так что критерий один: как воевали, как различали людей, так и будем... надеюсь, башню ни у кого не снесло?
– Ты о чем? – поинтересовался Граф.
– О посттравматических синдромах.
– Не знаю, – честно ответил Денис. – Не чувствую ничего такого. Пусто внутри, как будто выжгло все. И странно немного.
– Это точно, – кивнул Александр. – Внутри пусто.
– Включимся в обстановку, пустота исчезнет. Ну что? Зовем Ольгу?
Она появилась сразу, словно соткалась из завитков туманного кружева.
– Что решили?
– Мы с тобой. Только надо все основательно обдумать.
– Что именно?
– Такие операции нужно хорошо планировать. Если выскочим отсюда, как говорится, на ура – командира не вытащим и сами погибнем. Теперь уже точно навсегда, – ответил Граф. – У тебя был план действий?
Ольга отрицательно покачала головой.
– Не беда. Расскажи-ка подробнее все, что знаешь.
– О чем конкретно?
– Обо всем. О Первом Мире. О Корпоративной Окраине. О Конфедерации.
Она кивнула.
– Попробую. Хотя сама многого не знаю. Гюнтер знал... Попытаюсь использовать считанную с его запоминающих устройств информацию.
Прошло немало времени, прежде чем Ольга, закончив свой рассказ, развела руками:
– Вот, похоже, все...
– Олмера гасить, однозначно, – хмуро произнес Блейз.
– Не спеши, – осадил его Лагин. – Помнишь, Граф, как мы от грызунов избавлялись на Эрихайме?
– Помню. – Денис посмотрел на Ольгу и пояснил: – На той планете мы столкнулись с мутировавшими крысами. Как попали они на борт колониального транспорта – непонятно, но выжили и сильно изменились под влиянием чуждой биосферы. Огромные всеядные одиночки – друг друга не выносили, в стаи не собирались, а нам доставляли массу хлопот. Умудрялись проникать в серв-машины, выводили из строя проводку, заведется такая тварь – поди поймай ее. Все перепробовали – бесполезно.
– И как вышли из положения?
– А все гениальное просто. Ловили другую крысу и запускали ее внутрь. Бьются они друг с другом отчаянно, так что в большинстве случаев выходила ничья – обе твари подыхали от ран. Воняло, конечно, потом некоторое время, но это так, мелочи.
– К чему ты это рассказал? – не до конца поняла Ольга.
– У нас, как я понял, две темные лошадки, – ответил Граф. – «Райт-Кибертроник» и «Нейл Индастри Компани», верно? Одна корпорация наладила серийное производство киборгов, другая торгует через сеть запрещенными программами, дающими покупателю определенную власть над кибернетическими организмами. Отсюда вопрос: обе корпорации действуют заодно, в стае, или же Олмер крысятничает в одиночку?
Ольга задумалась.
– Скорее в одиночку. Я вот сейчас подумала: термин «корпорация» слишком уж громко звучит для «Райт-Кибертроник». Собственных производств у Олмера практически нет, так, по мелочи, пара цехов на случай проверки, но финансовые потоки, судя по моим данным, несоразмерны уровню продаж легально произведенной продукции.
– Это понятно. Основную прибыль он извлекает из сделок в сети, реализуя нелегальные программные продукты. Вопрос в ином. Чтобы создать эффективные, работающие без сбоев и глюков приложения, Олмеру необходим программный код ядра системы «изделия», а такого рода информация является, в моем понимании, коммерческой тайной «Нейл Индастри»?
– Безусловно, – кивнула Ольга.
– В таком случае, если программный код украден или взломан, вся корпорация Олмера – мыльный пузырь. На него наверняка работают талантливые хакеры, а руководство «Нейл Индастри», вероятно, не подозревает, что создаваемые ими модели киборгов уже лишились защиты и стали восприимчивы к «левым» программным продуктам.
– Я не думала о таком раскладе, – призналась Ольга.
– Неудивительно, – успокоил ее Денис. – Для нас подобная практика – обычное дело. На войне программное оружие применялось наравне с другими видами вооружений, так что взлом и перепрограммирование – это не изобретение Олмера, а древний и эффективный диверсионный метод, дающий мгновенную отдачу, особенно на поле боя.
– У Олмера действительно имеется целый штат кибрайкеров, – задумчиво произнесла Ольга.
– А кто они такие? – спросил Лагин. – Никогда не слышал такого слова.
Ольга объяснила значение термина «кибрайкер», вызвав настороженный интерес к хакерам современности.
– Опасные противники, – произнес Александр. – Особенно для нас, учитывая, что действовать придется, используя «тела» пехотных дройдов.
– Значит, потратим больше времени на подготовку.
– Защититься от кибрайкера очень сложно. – Ольга знала, о чем говорит. – Если им не удается перехватить управление, то сбой в обмене данными, искажение внутренних команд, ведущее к параличу кибернетических компонентов, они создадут гарантированно.
– То есть мы рискуем либо невольно перейти на сторону противника, либо попросту стать хорошими неподвижными мишенями?
– Примерно так.
– Выход всегда есть, – не поддержал общего пессимизма Блейз. – Экранировать сервомоторы и сервоприводы от пагубных воздействий не так уж и сложно. Есть специальные составы, защищающие уязвимые узлы. Передачу данных переведем на оптическое волокно.
– Как обезопасить ядро системы?
– Отключить к фрайгу. Как мы управляли серв-машинами при повреждении кибернетических составляющих?
– Напрямую. Мысленными приказами.
– А что? Идея здравая. Ольга, как ты считаешь, кибрайкер способен саботировать работу нейросетей?
– В принципе, да.
– Что значит «в принципе»? Можно конкретнее?
– Я слышала, что кибрайкеры, да и мнемоники, способны блокировать работу оружия, переподчинять киберсистемы и даже вступать в схватки друг с другом на мнемоническом уровне.
– И что случается с проигравшим?
– Сходит с ума, – ответила Ольга.
– Скверно. – Александр задумался. – Значит, так: работать начнем только после реконструкции наших новых тел. Предлагаю полностью перевести управление на защищенную оптику, исключить боевые и прочие программы, принимать решения и управлять движением будем сами, благо опыт есть. Нейросети обезопасим от атак тремя способами. Во-первых, усиленная экранировка нейромодулей, во-вторых, полная изоляция нейросетевых компонентов от любых устройств, способных принимать внешние команды. Оставляем лишь датчики голосового ряда. Общаемся вербально, коммуникаторы изолируем от системы, пользуемся синтезаторами речи, лазерными передатчиками, в пределах прямой видимости сигнализация жестами, как это принято у разведгрупп. И в-третьих, попробуем обыграть кибрайкеров в психологическом плане: они делают упор на манипуляциях с кибернетическими компонентами – пусть получат их. Оставим часть кибернетических модулей в рабочем состоянии, но опять-таки изолируем их от системы. Первый удар кибрайкеров придется по ним, а пока наш противник разберется, что атакует пустышку, у любого из нас появится время для поиска противника и физической атаки. Теперь – оружие. Используем только колониальные образцы, исключаем из схем электронные блоки управления и электромагнитные системы перезарядки. Оснастка мастерских «Нибелунга» позволит перевести оружие на чистую механику.
Возражений не поступило.
– Необходимо продумать тактику действий, – произнес Граф. – Есть три варианта. Первый: мы уходим через второй портал, устраняем угрозу со стороны Олмера, посещаем систему Дарвин, проходим полную реконструкцию, после чего ищем пути проникновения на Арасту с целью поиска и эвакуации командира. – Денис поднял руку, предупреждая возражения. – Второй вариант: проходим через портал древней сети, ищем командира и вместе уходим на Ганио. Оттуда планируем дальнейшие действия. И, наконец, третий вариант: разделяемся на группы. Двое из нас выдвигаются в Первый Мир на поиск капитана Шрейба, остальные проникают на Ганио, оттуда ведут разведку и сбор оперативных данных по интересующим нас корпорациям, после чего наносят превентивный удар, направленный на нейтрализацию деятельности «Райт-Кибертроник». При таком раскладе точка сбора – система Дарвин.
– Есть возражения по всем пунктам, – поднял руку Лагин.
– Давайте будем обсуждать. У нас нет права на ошибку. Но прежде предлагаю реактивировать технических дройдов и поставить им конкретные задачи по реконструкции пехотных сервомеханизмов и вооружения. Пусть работают, а мы спокойно вернемся к обсуждению плана действий.
– Принимается, – ответил Рустам, выражая мнение всех собравшихся.
* * *
Араста. Зона интенсивного облучения...
Массивные гротескные фигуры медленно преодолевали склон.
Норлы...
Чуждые существа, непонятные, агрессивные, принесшие своим появлением разрушение и смерть.
Кем они являлись?
Разведчиками? Агрессорами?
Трудно ответить. Внешний вид существ внушал опасение, а при ближайшем рассмотрении – ужас и отвращение.
Они прошли через покинутые позиции, ненадолго задержались подле древнего портала, что-то помечая на планшетах, и двинулись дальше, через руины логрианского города в сторону ущелья, не ощущая того, что за ними кто-то пристально следит.
Гюнтер медленно приходил в себя.
Казалось, что роковой поступок капитана Шершнева поставил точку в его нелегкой судьбе, но в ситуацию вмешались высокие технологии и... Ника.
Оплакивая Гюнтера, она неосознанно совершила единственное необходимое действие: закрыла его тело от беспощадных потоков излучения слабеньким экраном из обломков камней и прессованного материала руин логрианских строений.
Этой защиты оказалось достаточно, чтобы заработали сложные микромашинные комплексы, интегрированные в кибернетический организм Шрейба еще десять лет назад в одной из закрытых клиник планеты Дарвин.
Два типа наночастиц отличались специализацией. Одни являлись носителями информации, неким аналогом ДНК человека, другие же считывали с них данные, подробно описывающие структуру искусственного организма, и восстанавливали ее, действуя методично и целенаправленно.
Прошло около суток по стандартному счислению времени, прежде чем Гюнтер шевельнулся и попытался привстать.
Тело плохо повиновалось, он сумел лишь приподняться, опираясь на локти, а затем бессильно перевалился на бок.
Мысли путались. На зубах скрипел мелкий песок.
Где я?
Медленно, нехотя из глубин сознания всплыло название планеты.
Араста... Первый Мир...
Ника... Где она?
Гюнтер совершенно не помнил событий, предшествующих ранению. Словно этот фрагмент воспоминаний начисто стерли.
Последним осознанным впечатлением была страшная картина: частично обрушенный скальный выступ, тела киборгов, разорванные попаданиями необычайно мощного оружия норлов, и она, смертельно раненная, лишенная способности двигаться, но еще воспринимающая действительность.
Стрессовое воспоминание внезапно помутило рассудок, крутануло перед глазами бешеный калейдоскоп кадров, вырванных из контекста времени и событий, а потом внезапно вернулась прежняя ясность мышления, когда он вновь увидел виноватую, полную боли улыбку на ее губах и услышал прерывистый обжигающий шепот:
Ты был прав... Меня снова... использовали... Но я справилась... Увидела тебя... и справилась...
Он снова едва не взвыл от внезапной всеобъемлющей боли.
Где же ты?.. Он со стоном перевернулся на другой бок, но увидел лишь фрагмент древнего разрушенного здания, плавящегося в знойном мареве, да нестерпимый свет, льющийся с небес.
Сумерки сместились...
Я должен идти... или ползти... как угодно, только найти укрытие, иначе – смерть...
Где же ты?
Никто не отзывался на мысленный зов.
Ее не было рядом, не было и поблизости – он, рискуя сжечь сканеры, искал, звал, но тщетно...
Вокруг – лишь раскаленный камень да пожухлая растительность, которой теперь долго восстанавливаться после палящего прикосновения взъярившегося энергетического сгустка...
Что-то надломилось в душе Шрейба. Он умел терпеть, идти к своей цели, стиснув зубы, но тяжелая наука самоконтроля больше не помогала. Ника исчезла...
Вспоминался бой. Жестокий, яростный, беспричинный.
Норлы. Они понесли потери и отступили. Когда меня ранило? Почему я не помню, каким образом оказался тут? Где Иван, Урман, где Шершнев и его бойцы?
Найти в себе силы, чтобы встать.
Осмотреть руины...
Лайкороновые мышцы словно одеревенели. Он с трудом поднялся, цепляясь за стену, подобрал припорошенное пылью оружие, несколько секунд стоял, глядя на открывшуюся панораму брошенных укреплений, затем, пошатываясь, хватаясь свободной рукой за иззубренные огрызки стен, пошел к линии обороны.
Время утратило смысл.
Он не ощущал его течения, все вокруг будто застыло, погрузившись в горячую липкую субстанцию.
Рубеж...
Горы стреляных гильз от «АРГ-8», дыры в стенах, подпалины и воронки от взрывов, несколько испачканных бурыми пятнами обрывков экипировки.
Ни мертвых, ни живых.
Гюнтер попытался успокоиться и размышлять здраво.
Урман никогда бы не бросил его умирать. Тащил бы на себе, но не оставил тут, зная, что грядет очередное смещение планет.
Они снялись с позиций и ушли.
Не бежали, а именно ушли – нет брошенного в спешке оружия, неизрасходованных припасов.
Раз ушли – хорошо... Значит, Иван жив и находится, скорее всего, в гарнизоне.
Почему меня бросили?
Посчитали мертвым, завалили камнями? Наверное... Но Ника? Где она? Что с ней?
Он внезапно вспомнил, как нес ее к руинам, стараясь оставаться вне поля зрения Урмана.
Зачем я так поступил? Почему пытался спрятать ее?
Немилосердная память вновь вытолкнула обрывочное воспоминание.
Она оказалась в Первом Мире по заданию Олмера...
Всё...
Дальше сплошной мрак.
Я действительно спрятал ее?
Наверное. Но куда же она исчезла? Кто стрелял в меня?
Нет ответа. Лишь в пыли поверх россыпи гильз отпечатался смазанный след огромной ноги.
Норлы? Они прошли тут позже, когда наши уже снялись с позиций, получив приказ возвращаться?
Неужели они нашли Нику и насильно увели с собой?
Гюнтер, пытаясь хоть что-то понять или вспомнить, машинально озирался по сторонам, несмотря на изливающийся с небес ослепительный свет.
Внезапно его взгляд заметил медленно бредущие по склону фигуры.
Норлы...
Девять инопланетных существ двигались в сторону ущелья.
Но след среди руин явно оставлен другой группой. Кто-то из норлов поскользнулся на россыпи гильз. Я бы заметил их или услышал шум. Нет, эти прошли стороной, обходя руины. Другой отряд побывал тут раньше. Возможно, сразу после того, как бойцы заслона получили приказ сниматься с позиций и уходить.
Они обнаружили Нику...
Ее тела нет. Значит, увели с собой, твари...
Гюнтер не мог заставить себя мыслить здраво. Он видел норлов и не хотел сейчас искать иных объяснений. Двигающиеся к ущелью существа наверняка догоняют ушедший вперед отряд. Они – моя единственная ниточка, последняя надежда найти и выручить Нику.
В рассудке Шрейба сейчас говорили чувства.
Он не мог поступить иначе. Мир без нее терял свой смысл. Все казалось незначительным, не важным. Найти и вырвать ее из рук этих тварей...
Гюнтер, опираясь на «АРГ-8», сделал первый шаг по направлению ущелья.
Основной лагерь гарнизона Арасты...
– Урман, куда ты собрался?
Охотник обернулся. В дверях стоял Иван Столетов.
– Я не обязан отчитываться перед тобой.
– На внутреннем дворе готовят БМК. Там на борту мое оборудование.
– Оно тебе уже не понадобится, а выгружать некогда. Извини, Иван, тороплюсь.
– Ты возвращаешься в горы? Зачем? Ты же идешь на верную гибель!
– Тебе что за дело? Я свободен в своих решениях. Понимаешь?
– Понимаю. Но я ведь не дурак. Что-то случилось. Гюнтер исчез, Кречетов объявил, что задерживает меня на Арасте до особого распоряжения. Шершнев куда-то запропастился. Теперь уходишь ты.
– У меня появилось дело, Иван.
– Я знаю. Ты собираешься искать Гюнтера. Ведь так?
Урман нахмурился. Он не умел и не любил лгать.
– Скажи, что произошло?
Охотник сокрушенно покачал головой.
– Да, я отправляюсь искать Гюнтера. Поступила важная информация, которую нужно проверить.
– Возьми меня с собой.
– Нет. Исключено, Иван. Слишком опасно для тебя.
– Я не мальчик.
– Нет. Разговор окончен. За разъяснениями – к полковнику Кречетову. Извини, мне некогда.
– Ладно... – Столетов посторонился, пропуская Урмана.
Охотник размашистым шагом прошел по длинному коридору и свернул к оружейной комнате. Иван смотрел ему вслед, затем, видя, что коридор пуст, заспешил к выходу.
БМК уже загрузили припасами и боекомплектом.
Столетов несколько секунд наблюдал за пространством внутреннего двора, затем, не заметив движения подле машины, крадучись добрался до открытого люка и влез внутрь, затаившись в кормовом отсеке.
Что-то изменилось в нем за несколько прожитых в невероятном напряжении дней.
Он внезапно понял, что не все в жизни измеряется славой, амбициями или деньгами.
Шрейб... Если уж Кречетов дал добро на его поиски, значит, есть веские основания предполагать, что Гюнтер не «бежал», как доложил лейтенант Шершнев. Иван чувствовал, что несправедливо относился к Шрейбу. И сейчас, оставшись в стороне от рискованных поисков, он бы окончательно потерял веру в себя...
Эгоизм? Глупая бравада? Потребность в самоутверждении?
Сложно ответить однозначно. Кто есть кто и кто кем стал – покажут горы.
* * *
Гюнтер шел.
Шел на пределе возможного: под воздействием губительных энергий отказывали не только сканеры, все кибернетические компоненты периодически давали сбои, которые приходилось устранять, ища спасение под выступами скал, в углублениях, в слабой тени уронивших листву деревьев.
Иногда он падал, думая, что уже не сумеет встать, но каждый раз поднимался и шел, безнадежно отставая, читая редкие следы, оставленные норлами.
Им было проще. Приступы усталости и дурноты можно побороть хотя бы применением препаратов – пару раз, нагоняя группу чуждых существ, он наблюдал, что они, располагаясь на короткий привал, делали себе инъекции.
Шрейб чувствовал, как медленно, но неотвратимо меняется его мироощущение.
Наблюдая за норлами, он, вопреки всему, привыкал к их облику, присматривался к мимике и жестам, ловил звуки гортанной незнакомой речи, и все чаще возникала назойливая мысль: что они ищут? Зачем так упорно движутся в горы, почему, пораженные неизлечимым недугом, проявляют столько упорства, целеустремленности, прорываются к непонятной цели, невзирая на жертвы и лишения?
Может показаться странным, но он сравнивал себя и норлов.
Пытался понять, чем вызвана их агрессия. Дикостью нравов? Природной кровожадностью?
Конечно, Гюнтер не верил в миф о том, что цивилизация, добившаяся определенных успехов в научно-техническом прогрессе, вдруг начинает осознавать свою ответственность за использование передовых технологий. Сама история человечества давала множество примеров того, как люди, выходя на качественно иной, более высокий уровень технических достижений, мало менялись, сохраняя известный набор пороков и добродетелей.
Он думал, чтобы не сосредоточиваться на трудном, почти неодолимом в его положении пути, чтобы не сойти с ума от тревоги за Нику, и мысли, приходящие в голову, вдруг начинали резко диссонировать с его прошлыми взглядами.
Тот прилив сил, что испытал Гюнтер, оказавшись в эпицентре неожиданных схваток, ощущение востребованности вдруг сменились разочарованием в себе самом.
Да, теперь он отчетливо понимал, что одиннадцать лет не жил, а существовал, заставляя себя быть коммуникабельным и покладистым, но всему рано или поздно приходит конец, и вот, когда отпала необходимость сдерживать себя, контролировать каждый шаг, каждое слово, он задумался: а что будет дальше?
Жизнь однажды сломала его, воспитав из юноши жесткого, порой жестокого мужчину, но был ли у него выбор? Будни войны – страшнее нет ничего, они – жернова, измельчающие душу в пыль, оставляющие только пустоту.
Жить ради пустоты, ловить мгновения ненормального драйва – сколько это сможет продолжаться, особенно теперь?
На войне была одна цель – выжить. В масштабном столкновении двух ветвей цивилизации, когда на поля сражений вышли машины, иная задача нового дня, кроме одной: дожить до заката, выглядела, по меньшей мере, надуманной и абсурдной. Они бились насмерть, теряя друзей, сжигая себя, но теперь все закончилось. Гюнтер смотрел вокруг и спрашивал себя: станет ли Первый Мир очередной ареной безумия, столкновения разумных рас, поделим ли мы планету, полную неразгаданных тайн, перепахав ее воронками и траншеями?
В жизни должен быть иной смысл.
Шрейбу казалось, что он внезапно обрел его в ту ночь, когда встретил Ольгу.
Его положение оказалось мучительным, но он ощутил не отрешенную созерцательную красоту, а соприкоснулся с чувством, которого не успел узнать в прошлом.
Даже сейчас, преследуя норлов, изнывая от тревоги за судьбу Ники, зная, что без колебаний будет драться за нее, он вдруг ловил себя на том, как взгляд на доли секунды задерживается на необычном пейзаже, впитывая его красоту, и тут же, словно испугавшись, пытается оттолкнуть ее.
Зачем отталкивать?
Да, жизнь в ее разнообразии очень часто полнится жестокостью, несправедливостью, но разве мы приходим в мир, чтобы убивать и разрушать?
Есть ситуации, когда судьба не оставляет выбора, но если рефлексировать прожитым, отталкивать красоту, ненавидеть все, что отличается от тебя самого, разве это можно называть жизнью?
Прошлого не вернешь, время не отмотаешь назад, да и, наверное, было нужно пройти через ад войны, чтобы однажды отчаянно и безнадежно полюбить, без надежды, безрассудно, а потом, оглянувшись вокруг, понять, что мир на самом деле полон красоты, которую не замечал, взирал равнодушно, порой топтал...
Ольга подарила ему непрожитое.
Гюнтер ничего не мог поделать с собой, мысли не отпускали, не уходили, видимо, перемены, настигшие его, как шальная пуля на излете, были необратимы...
Сжимая в руках штурмовую винтовку, он постигал иные грани собственного сознания.
Лишь бы она была жива...
Я справлюсь. Справлюсь. Справлюсь...