Глава 6
Земля. 13 июня 2415 года. Тактический центр объединенного штаба Военно-космических сил России.
Пять часов тридцать минут утра…
Огромный зал наземной службы слежения работал двадцать четыре часа в сутки. Недреманное кибернетическое око, пристально наблюдающее за космическим пространством посредством миллионов датчиков, удаленных на сотни, тысячи, а иногда и миллиарды километров от Земли, чуткий нерв, видящий, слушающий, собирающий информацию обо всем и вся…
Пять часов двадцать девять минут…
На одном из контрольных мониторов витиеватая заставка хранителя экрана внезапно сменяется на голубой фон, по которому в режиме реального времени пробегают столбики цифр. Скорость, с которой многозначные числа несутся от верхнего среза экрана к нижнему, слишком высока для человеческого глаза, но это лишь внешняя, визуальная часть процесса, — данные принимает кибернетическая система, она обрабатывает потоки шифрованных байт, и спустя десять-пятнадцать секунд на терминале дежурного офицера открывается оперативное окно.
Он реагирует мгновенно, — глаза быстро считывают строки сообщения, а губы синхронно отдают в коммуникатор короткие емкие фразы:
— Внимание всем!.. Перехват по линии лазерной связи!.. Источник: крейсер «Орион», корпоративные силы безопасности «Фон Брауна». Прием осуществлялся на орбитальный спутник корпорации.
Стереоэкран перед дежурным тут же множится оперативными окнами включений. На связь выходит штаб ВКС России, по другому каналу реагирует Министерство обороны, затем Управление внешней разведки, и дальше по цепочке строго регламентированной военной структуры, связанной с аналитическим подразделением проложенными под землей оптическими кабелями, имеющими самую высокую степень защиты информации.
— Дешифровали? — В эту ночь ответственным офицером в главном разведуправлении был генерал Русаков, непосредственно курирующий вопросы, связанные с деятельностью крупнейшей корпорации Евросоюза, поэтому дежурный, обращаясь ко всем включившимся в канал связи офицерам, смотрел именно на Русакова, задавшего вопрос:
— Так точно. Вот текст.
— Передайте на мой терминал.
«Скверное утро», — внезапно подумалось генералу. Он еще не читал текст, но интуиция не подсказывала ничего хорошего. Тот факт, что орбитальной группировке удалось перехватить световой луч, посланный на спутники корпорации, не вызывал ощущения экстраординарности события: да, отследить лазерную связь чрезвычайно сложно, но после внезапной кончины Майлера фон Брауна любому, даже начинающему офицеру разведуправления было ясно, что потрясения будут, поэтому на задачи оперативного перехвата ориентировали целую группировку спутников слежения.
И вот результат… Взгляд покрасневших глаз переместился к плоскому монитору, куда были посланы перехваченные данные:
«Совету директоров корпорации „Дитрих фон Браун“.
Борт крейсера „Орион“. 10 июня 2415 года. 22 часа 17 минут синхронного времени.
Довожу до вашего сведения, что локационными системами дальнего обнаружения зафиксирован радиочастотный всплеск в границах марсианской атмосферы. Источник локализован как мощное передающее устройство, расположенное в квадрате GQ17Н сектора освоения концерна „Новая Азия“.
Сравнение частотных характеристик импульса показало его полную идентичность первому перехвату, от 12 декабря прошлого года, идентифицированному как тестовый машинный код, не рассчитанный на обратный отклик со стороны периферийных устройств.
Прошу передать инструкции для дальнейших действий».
Русаков дважды перечитал текст, затем мельком взглянул на голографическую карту Солнечной системы и произнес:
— Дежурный, связь с Министерством иностранных дел. Службам перехвата обеспечить полный контроль над спутниками дальней связи корпорации «Фон Браун». — Русаков взглянул на часы и добавил: — Подготовить канал передачи данных для точки «4» крейсера «Светоч». Доклад по готовности.
— Министр на связи.
Генерал кивнул, коснувшись сенсора на расположенной перед его креслом приборной панели, и рабочее место тут же окуталось нежно-зеленым сиянием — это включилось статис-поле, блокирующее пространство вокруг Русакова от любых видов прослушивания.
— Сергей Иванович, прости, что поднял, дело не терпит отлагательства.
— Доброе утро, Вадим Петрович. Я не ложился, так что можешь не извиняться.
— Хорошо, в таком случае докладываю по существу: нам удалось осуществить перехват направленных импульсов лазерной связи. Источником передачи является крейсер «Орион», принадлежащий корпоративным силам «Фон Брауна». Интерполяция вектора когерентного излучения показала, что передача велась из района высоких марсианских орбит. Вот текст сообщения. — Русаков коснулся сенсора, отправляя полученные данные.
На минуту под защитным куполом статис-поля воцарилась глубокая тишина.
— Обратный перехват есть? — наконец нарушил затянувшуюся паузу глава МИДа.
— Нет. Совет директоров «Фон Брауна» пока не отреагировал, но локация точки реального базирования «Ориона»…
— Я понимаю тебя. Корпорация нарушила все международные соглашения, переведя боевой крейсер на высокие орбиты Марса. — Он на секунду умолк, а затем спросил: — Чем мы реально располагаем, генерал?
— Через час в точку «4» для планового сеанса связи выйдет «Светоч». Крейсер не уступает «Ориону» по боевым тактико-техническим характеристикам, но нужно учитывать, что во время астероидного кризиса он был переукомплектован. Сейчас на борту «Светоча», вместо космических истребителей, базируется пять десантно-штурмовых модулей.
— Я понял тебя, Вадим Петрович. Думаю, мне хватит часа на анализ ситуации и разговор с президентом. Желательно иметь дешифровку ответа, но и без того ясно, что президент даст добро на передислокацию «Светоча».
— Это понятно. Меня волнует постановка задачи. До сих пор нет полной ясности, что происходит в колониальном отделе корпорации. Не верю я, что техники «Фон Брауна» пропустили незамеченными встраиваемые в андроидов контроллеры удаленного доступа.
— Я тоже думаю, что они прекрасно осведомлены об их существовании.
— Значит, должны принять адекватные меры для противодействия.
— Точка дисклокации «Ориона», по-моему, уже «противодействие», причем не шуточное.
— Не забывай, Сергей Иванович, «Фон Браун» обезглавлен. И на фоне грызни в совете директоров мы видим, как в колонии зашевелились силы Ляо. Два тестовых сигнала… Это похоже на отладку системы перед глобальным включением. Где гарантия, что третий сигнал не станет кодом активации для внедренных в систему андроидов «Троянов»?
— Гарантий нет. При докладе президенту я буду исходить из наихудшего варианта развития событий.
— Хорошо, я жду твоего звонка. Пока свяжусь с Марсом, предупрежу наш отдел, чтобы подготовились к любому развитию ситуации. А ты надави на Евросоюз, мне непонятно их молчание. В конце концов «Дитрих фон Браун» всего лишь корпорация, это ведь не государство…
— С какой стороны посмотреть, Вадим Петрович. В нашем случае я бы предпочел иметь дело именно с государством, а не с частными собственниками терраформированных земель колонии. Вот увидишь, если «Фон Браун» полезет в драку, то это будет связано не с заботой о человеческих жизнях, а со спасением инвестиций.
— Я понимаю это. Уже проходили во время астероидного кризиса. Ладно. — Русаков машинально пригладил рукой короткий ежик седых волос. — Работаем и ждем развития диалога между «Орионом» и Землей.
— Добро. Я подготовлю ноту правительству Евросоюза и поеду к президенту. Свяжусь с тобой от Верховного.
Экран спецсвязи погас, и вместе с его отключением исчезло сияние статис-поля.
Русаков повернулся вместе с креслом и произнес:
— Дежурный, руководителей всех подразделений службы аналитической разведки в мой кабинет. Командиру «Светоча» оставаться в точке «4» для получения боевого приказа. Подразделению дальней связи сконцентрировать внимание на спутниках «Фон Брауна». Мне необходим оперативный перехват всех сообщений, направленных в зону марсианской орбиты и пояса астероидов.
* * *
Огромный космический корабль медленно двигался на фоне далеких звезд. Творение рук человеческих, он был прекрасен и угрожающ одновременно, — с одной стороны, его конструкции являлись уникальным средоточием инженерной и научной мысли, словно три века освоения космоса, начиная от старта первого искусственного спутника Земли до амбициозных попыток достичь соседних звезд, были лишь подготовкой, периодом накопления знаний и опыта для тщательной, выверенной огранки тускло отсвечивающего россыпями габаритных и навигационных огней техногенного чуда… Но доведенная до функционального совершенства эстетика форм, кроме всего прочего, несла в себе неизбежный, неизгладимый отпечаток тех процессов, что переживало человечество на протяжении последних ста лет своего развития.
Космический корабль был боевым.
Еще несколько часов назад его перемещение на фоне Млечного Пути могли определить лишь чуткие приборы, но произошло что-то непредвиденное, экстраординарное, заставившее титана мгновенно очнуться от обманчивой иллюзорной неподвижности.
Обозначая момент пробуждения десятков тысяч кибернетических систем и механических узлов, по обшивке корабля внезапно пробежала волна огней, словно темные, плотно состыкованные бронеплиты вдруг заискрились, на миг контрастно выделив каждый элемент пятикилометровой конструкции, обособляя ее от немигающего света миллиардов далеких звезд.
Это был сигнал.
Только наблюдатель, обладавший точными сведениями о пространственном положении корабля, мог увидеть мгновенную вспышку. Зачем нужны слова, когда свет микролазеров, преодолев бездну пространства, попал в оптические умножители спутников контроля, а те, в свою очередь, передали контрастный снимок в кибернетический центр, расположенный глубоко под землей в труднодоступном горном районе.
Данные, полученные таким способом, несли самую разнообразную и, главное — непогрешимую информацию. Обработанный компьютерами световой поток не только позволял вычислить местоположение корабля относительно звездных ориентиров, он также нес данные о состоянии его узлов и агрегатов, которые шифровались импульсом каждой отдельно взятой вспышки когерентного излучения.
* * *
Прошла всего лишь минута после отправки сигнала, а космический корабль вдруг начал преображаться. Беззвучно сложились секции солнечных батарей, и вслед им пришли в движение остальные сегменты конструкции: целые сектора надстроек, до этого выдвинутые в космос, теперь скользили обратно, занимая строго определенные места, словно в средней части космического корабля стремительно формировался второй корпус.
Бесшумная трансформация длилась не более десяти минут. Корабль, выглядевший до этого как ажурная, хрупкая конструкция, обрел монолитность, приняв вид пятикилометрового веретена с двумя сферами, расположенными в торцах центрального стержня.
Сложившиеся в боевое положение надстройки плотно заполнили все пространство между длинными обтекаемыми выступами основного корпуса, которые являлись ни чем иным, как плотно состыкованными с центральным стержнем отделяемыми модулями: вдоль оси симметрии исполина располагались пять малых космических кораблей, способных не только совершать автономные полеты в космическом пространстве, но и садиться на поверхность планет.
Прошло около получаса, прежде чем наступила очередная фаза сложного процесса.
По периметру веретенообразного утолщения, диаметр которого равнялся семистам метрам, синхронно включились струйные двигатели, и средняя часть космического корабля вдруг начала медленно поворачиваться вокруг центральной оси симметрии. Это движение ускорялось с каждой секундой, и настал миг, когда двигатели отключились. Теперь средняя часть корабля вращалась со скоростью двадцати метров в секунду, что создавало в отсеках искусственную силу гравитации, равную четырем десятым привычного земного тяготения.
Для специалиста этот факт мог свидетельствовать лишь об одном — во вращающейся части в ближайшее время появятся люди, которым, в отличие от автоматических систем, необходима минимальная гравитация, чтобы их действия были более точными и эффективными, чем в условиях невесомости.
Корабль тем временем начал плавный разворот, а затем кормовая сфера внезапно разделилась на две разноликие части: обращенное к кораблю полушарие осталось темным, а второй сегмент вдруг озарился ярким сиянием, будто изнутри обшивка кормовой полусферы подвергалась интенсивной накачке, отчего сложная структура ячеистой брони начала испускать интенсивное свечение, которое, вопреки ожиданию, не рассеивалось в пространстве, а образовало направленный световой поток, ограниченный незримым воздействием магнитных полей.
Это заработала силовая установка маршевой фотонной тяги.
Корабль к моменту включения основных двигателей уже закончил пространственный разворот, и теперь командная сфера, внутри которой располагались главные посты управления, была сориентирована в сторону Марса, выглядевшего на фоне звезд как тускло-серая горошина.
Сияние фотонной установки осветило весь корабль, и теперь среди плотно состыкованных надстроек, между выступами отделяемых модулей можно было прочесть название и принадлежность огромного крейсера:
«„Светоч“
Военно-космические силы России.»
* * *
Перехват по линии лазерной связи.
Источник: Спутник орбитальной группировки корпоративной сети «Фон Браун».
Дешифровка:
«Командиру „Ориона“.
Быть готовым к началу наземной акции вторжения со стороны сил концерна „Новая Азия“. Не осуществлять упреждающих действий по подавлению обнаруженного центра связи. В случае начала силовой акции непосредственные инструкции будут переданы через корпоративную сеть колонии. Глава колониальной администрации Дитрих Фридман утвержден советом директоров на посту командующего всеми силовыми структурами марсианского отдела корпорации, включая единицы флота космического базирования».
* * *
Марка Келли поднял с постели ранний неурочный звонок.
Протянув руку, он взял коммуникатор и ответил, не включая дисплей визора:
— Келли, слушаю.
— Это я хотел бы кое-что услышать от вас как от начальника службы корпоративной безопасности, — без приветствий и вступлений прозвучал раздраженный голос Фридмана.
— В чем дело? — остатки сна мгновенно улетучились.
— Не по коммуникатору. Жду вас в офисе. — Коммуникатор отключился, и в комнате повисла звонкая тишина.
Марк, вздохнув, встал:
— Генри, выводи машину. Я сейчас оденусь и спущусь.
— Понял.
Келли стал быстро одеваться. Неделя, истекшая со дня памятного посещения усадьбы Дейвида Мошера, успела порядком утомить его. Бесконечные переезды, гнетущее чувство подсознательной угрозы, невольные размышления о колонии и своей судьбе, которая была слишком тесно переплетена с корпорацией, чтобы просто взять и обрубить все нити, связывающие его с «Фон Брауном», постоянное ожидание внезапного развития событий — все это вместе взятое держало его в напряжении, ломая привычный режим, выбивая из колеи…
«Что еще могло стрястись на мою голову?» — неприязненно думал он, покидая очередной гостиничный номер. Его раздражал тот факт, что Мошеру удалось-таки заразить его паранойей, но бесконечные перемещения, хитроумные ловушки, которые он расставлял ради собственной безопасности, не давали никаких видимых результатов, — жизнь вокруг текла, как обычно, только он мотался из сектора в сектор, все чаще подумывая — уж не обвел ли его Мошер вокруг пальца? Может, все-таки именно он и есть тот самый «доброжелатель», что выбил его из привычного жизненного уклада своим безобидным на первый взгляд электронным посланием.
«Все, сегодня буду ночевать дома. Хватит…» — раздраженно подумал он, садясь в машину.
— Куда? — коротко осведомился Генри.
— В центральный офис. Звонил Фридман. Что-то стряслось.
«Нет, слишком много информации слито мне, чтобы ситуация в конечном итоге не получила развития…» — подумал Келли, глядя, как мелькают за тонированным стеклом «Дэйша» молодые лесопосадки.
Бортовой хронометр машины показывал четверть пятого.
* * *
Без двадцати минут пять машина Келли остановилась подле главного офиса колониальной администрации.
— Останешься тут. — Марк по привычке дождался, пока Генри просканирует прилегающую местность, и вышел только после его разрешающего кивка.
В многоэтажном здании офиса, несмотря на ранний час, светилось несколько окон.
Поднявшись по эскалатору, Келли миновал свой кабинет, направившись к Фридману.
Дитрих с нетерпением ждал его, расхаживая по подиуму личного конференц-зала, где обычно проводились все важные совещания с участием начальников отделов.
— Наконец-то, — произнес он, увидев в дверях фигуру Келли. — Какого черта вас не застать дома? Прячетесь от азиатов?
— Нет, — буркнул в ответ Марк. — Что случилось? — повторил он свой вопрос.
— Хотелось бы задать данный вопрос вам, но коль скоро я должен заниматься всеми делами без разбора, то полюбуйтесь — вот что я получил сегодня на накопитель своего личного терминала. — Дитрих коснулся сенсора пульта дистанционного управления, и один из демонстрационных экранов ожил, показывая крупный план гористой местности. В поле зрения видеокамеры попала глубокая темная расселина и три человеческие фигурки, остановившиеся на краю разлома марсианской коры.
Присмотревшись, Марк узнал Курта Штиммеля, одного из сотрудников своего отдела, и уточнил:
— Насколько я понимаю, это поисковая партия? Русский археолог и два наших сотрудника, выделенные для сопровождения?
— Совершенно верно, — ответил Фридман, не глядя на экран. Очевидно, он уже успел несколько раз просмотреть полученную запись.
«Интересно, кто вел наблюдение? Я не давал подобных поручений, да и по настроению Дитриха сложно предположить, что видеоконтроль над перемещениями археологической команды установлен с его ведома».
Дальнейший просмотр записи, которую кто-то умело смонтировал перед отправкой, вырезав рутинные, не несущие информации промежутки, прошел в полной тишине, если не учитывать звуки, сопровождающие видеоряд.
Келли сел в ближайшее кресло.
Сжатые до размеров пятнадцатиминутного ролика события не вызывали ощущения фальсификации, съемка сопровождалась вживленными в видеоряд данными, снятыми со сканеров, которыми была оснащена система видеонаблюдения.
— Ну? — обернулся Фридман, когда тоновый сигнал возвестил об окончании демонстрации.
Марк молча смотрел на погасший экран.
— Повтор, пожалуйста, — произнес он.
— Вам что-то неясно? — По тону Дитриха было понятно, что он с трудом удерживает в себе вспышку праведного гнева. — Боевики Ляо выследили и уничтожили группу Багирова. Более того, они завладели уникальными образцами, которые русский археолог изъял из этого непонятного вкрапления в скальный монолит. Они убили гражданина России, двух наших сотрудников, один из которых, оказывается, работал на них. Мне присылают видеоотчет о событиях по каналам засекреченной корпоративной связи, в то время как начальник службы безопасности без дела мотается по всем секторам освоения!
— Повтор, пожалуйста, — сдержав эмоции, вновь попросил Келли.
Дитрих раздраженно подал ему пульт.
Марк уже был собран, как туго сжатая пружина. Все посторонние мысли улетучились сами собой, рассудок сосредоточился на событиях видеозаписи.
Он чувствовал, что она каким-то образом связана с полученным неделю назад электронным посланием, но в данный момент предчувствия не принимались в расчет — нужно было смотреть на достоверные документальные факты и искать, ловить в них частицы той информации, что проходила мимо внимания, закамуфлированная впечатляющим видеорядом.
Генри?
Имплант, расположенный за ухом Келли, едва приметно моргнул точечным светодатчиком.
На связи.
Снимай данные со зрительного нерва. Анализируй.
Келли остановил кадр, когда на экране крупным планом появилось изображение диверсанта, поднимающего на площадку верхнего скального выступа бездыханное тело своего напарника.
Кадр был удачным, во-первых, на нем было отчетливо видно лицо мертвого азиата, с которого исчезла дыхательная маска, и Келли тут же набрал код опознания на личном карманном компьютере, постоянно соединенном с корпоративными базами данных.
Во-вторых, на изображении отчетливо просматривался забрызганный кровью Роберто Маскани прозрачный пакет, в котором предположительно находились микрочипы, собранные Багировым и Штиммелем с поверхностных слоев впрессованного в каменный желоб древнего механизма.
Третьим, на что обратил внимание Генри, оценивающий информационную картину со своей точки зрения, были два непонятных продолговатых приспособления, размером с детскую ладонь, которые впились своими механическими лапками в экипировку мертвого диверсанта.
«Вероятно, древние механизмы, — бесплотный голос Генри звучал в голове Келли. — Если анализировать только внешние данные, применяя известные технические закономерности, их кибернетические компоненты должны быть в сотни раз меньше, чем чипы, собранные в пакет. Ты видел пример древних нанотехнологий, Марк. Нет нужды раскрывать Дитриху мою сущность, но ты должен осведомить его: здесь имеет место грубая фальсификация. Чипы в пакете не могут принадлежать той расе, что изготовила прицепившиеся к мертвому телу механизмы. Между ними, с моей точки зрения, просматривается явная технологическая пропасть…»
— Ну? — раздался голос Фридмана. — Я жду комментариев.
Марк взглянул на дисплей своего компьютера:
— Система опознала личность мертвого боевика. Сен Кимер Ган, десять лет назад объявлен на Земле в общепланетный розыск.
— Как вы проморгали Маскани? — не обратив внимания на ценность полученной информации, взъярился Дитрих. — Сколько еще агентов, завербованных Ляо, действует у нас под носом?
— Может быть, стоит найти режиссера данного ролика и допросить его? — с вызовом ответил Келли. Обвинения в его адрес были серьезными, и он не собирался снимать с себя ответственности, но разве сейчас время для карательных санкций? Нужно проглотить горькую пилюлю и действовать, работать на упреждение, чтобы…
«Ни слова больше, Марк. Не сообщай ему о сделанных мной выводах».
«В чем дело, Генри?»
«В твоих руках пульт дистанционного управления. На нем отпечатки пальцев Дитриха Фридмана и его ДНК. Умерь тон и постарайся больше не провоцировать его».
«Кто он?»
«Позже, Марк. Я проверяю информацию. Уходи оттуда под любым предлогом. Я скопировал запись. Есть как минимум один человек, который сейчас точно нуждается в твоей помощи»
Их мысленный диалог был прерван раздраженным голосом Дитриха:
— Опознание мертвого боевика — это все, на что способен начальник отдела корпоративной безопасности?
Марк поднял на него тяжелый взгляд:
— Что вы хотите, господин Фридман? Свалить на меня ответственность за случившееся?
— Мне незачем это делать. Вы и так несете перед корпорацией всю полноту ответственности, но в данном случае мне придется пойти на крайние меры. Я вижу вашу некомпетентность. Вы отстранены от должности, если не способны ни предотвратить, ни толком прокомментировать действия диверсионной группы наших конкурентов, которые завтра могут превратиться в открытых агрессоров.
Марк порывисто встал, но предупреждение Генри заставило его удержаться от резких высказываний.
— Я арестован?
— Вы сняты с должности. На двенадцать часов назначено совещание руководителей отделов колониальной администрации, где я объявлю о кадровых перестановках. Постарайтесь не опоздать на это важное мероприятие.
Келли угрюмо посмотрел на Дитриха:
— В таком случае я свободен?
— До полудня. Советую не покидать здание офиса… а впрочем, мне все равно. — Фридман вел себя импульсивно, нелогично, вот и сейчас он просто отвернулся, давая понять, что разговор окончен.
Келли еще несколько секунд постоял в нерешительности, а затем просто вышел, недоумевая, зачем Дитрих продемонстрировал ему запись, если загодя решил сместить начальника отдела безопасности с занимаемой должности?
Не покидать здания…
Мысль была неприятной. Он не боялся ни совещания, ни унизительной процедуры, которую явно заготовил для него Фридман, от всего произошедшего возникало лишь чувство злого недоумения.
Дистанционно общаться с Генри было опасно, Дитрих мог пойти на санкционирование прослушивания диапазона его личной мнемонической связи.
«Он загоняет меня в тупик. Пытается сбить информационными ударами, заставить усугубить свое положение еще одной промашкой или глупостью, каким-нибудь необдуманным спонтанным действием».
Сразу вспомнилось, о чем говорил ему Мошер.
Уж не Фридман ли автор того злополучного электронного письма?
«Нужно найти способ побеседовать с Генри», — с такой мыслью Келли, сбитый с толку внезапными событиями, покинул конференц-зал, так и не поняв, ради чего, собственно, вызывал его Фридман.
* * *
В пяти миллионах километров от Марса. Борт крейсера «Светоч»…
Сигнал тревоги выл, не умолкая.
На борту космического крейсера некоторые атрибуты, сопровождающие возникновение нештатных ситуаций, выглядели как минимум нелепо — даже среди торжества ультрасовременных технологий нашлось место нескольким стойким анахронизмам, резко, неоправданно диссонирующим с реальными требованиями, предъявляемыми к личному составу космофлота и подразделениям космодесанта.
Для эффективной работы в условиях дальнего космоса требовалось прежде всего мужество, хладнокровие, собранность и здравомыслие, а надсадный звук ревуна вкупе с периодическими вспышками красноватого освещения отсеков казались в этом смысле нелепыми и излишними.
…Капитан Шевцов открыл глаза.
Тревога. Это чувство первым вторглось в пробудившийся разум, когда тело еще пребывало в состоянии вялой беспомощности после сверхглубокого сна, а перед глазами плыл и двоился низкий ячеистый потолок отсека, где среди ровного сияния осветительных панелей злобно и ритмично взмаргивали секции тревожной сигнализации.
Дурацкое наследие прошлого, бесполезное и ненужное по той причине, что ни один из пробуждавшихся в этот момент бойцов не мог вскочить, спешно облачиться в экипировку и бежать, следуя настойчивому зову указующих надписей. Минимальное время, необходимое для восстановления дееспособности мышц, составляло от десяти до пятнадцати минут, в зависимости от индивидуальной моторики* организма, и капитану оставалось одно: лежать в ожидании, пока подействуют метаболические стимуляторы, бессмысленно гадая, что случилось.
Благо офицерский состав пробуждался первым, автоматика каждой двадцатой камеры имела пятиминутную фору, и Шевцов, едва ощутив, как по вялым мышцам побежали спонтанные волны непроизвольных сокращений, заставил себя сесть.
Злобный свет подстегивал разум, но пояснительные надписи на информационных экранах были недоступны осмысленному пониманию — буквы двоились, не желая складываться в слова.
Такое состояние являлось естественным следствием экстренного пробуждения, когда препараты, обеспечивающие сверхглубокий сон, резко прекращали свое действие, а на смену им приходили стимуляторы жизнедеятельности. Подобный взаимоуничтожающий конфликт крайностей приносил неизбежный вред и, как правило, являлся вынужденной мерой.
Преодолевая дрожь, капитан сполз с наклонного ложа и, удерживаясь одной рукой за низкий бортик камеры, утвердился на непослушных ногах. Ощущения жизни возвращались, но тело все еще пребывало в состоянии крайней слабости, лишь очнувшийся разум остро реагировал на данность, подстегивая к действию.
Он сделал шаг по проходу между двумя рядами камер сверхглубокого сна, в которых сейчас пробуждались бойцы его взвода.
Десять метров, отделявшие Шевцова от приборной панели, дались с неимоверным трудом, но он все же преодолел их, первым долгом вырубив надсадный ревун и лишь после этого коснувшись сенсора внутренней связи.
— Командный, вас вызывает двенадцатый модуль. На связи капитан Шевцов. Сообщите данные обстановки.
Интерком моргнул индикаторами связи, и на экране появилось лицо вахтенного офицера.
— С пробуждением, капитан. У вас минимум времени на раскачку. Через два часа выходим в точку «Ч» для получения боевого приказа.
— Конкретнее?
— Двигаемся в сторону высоких марсианских орбит. Не знаю, что там стряслось.
Шевцов с усилием кивнул, прислушиваясь к нестройному шипению пневматических приводов, поднимающих к потолку прозрачные колпаки камер.
Гадать, в чем заключается предстоящее задание, было бессмысленно, все прояснит тактическое совещание у командира, но сам факт экстренного пробуждения десантных подразделений говорил о внезапности каких-то событий и предстоящей высадке в колонии…
— Вас понял. Поднимаю взвод. Доложу по готовности.
* * *
Марс. Горный массив за пределами освоенных территорий. Внутри древней конструкции…
В кромешной тьме с гулким перестуком падали мелкие камушки, издавая шорох и скрежет, распространяющиеся вне деформированных стен древней конструкции.
Судя по всему, осадка скальных пород уже прекратилась.
Багиров лежал на полу, ощущая солоноватый привкус крови во рту. Он пришел в сознание несколько минут назад, но до сих пор не понимал, каким чудом остался жив. Взрыв вакуумной гранаты не должен был оставить ни одной целой косточки в его теле, и тем не менее он не ощущал иных травм, кроме сильного ушиба головы при падении.
Чудес не бывает… Он со стоном привстал, опираясь на левую руку, в то время как правая шарила по холодному полу в поисках слетевшего при ударе шлема с закрепленным на нем фонарем.
Экспедиция использовала экипировку и оборудование горняков, дополненное специально модифицированными сканерами. Сейчас на Багирове был надет комплект снаряжения, включающий в себя, помимо электронных систем и геологических приспособлений, средства выживания. Небольшие по размерам тубусы с водой, пищевыми таблетками, аптечкой первой помощи, сигнальными средствами, дополнительными элементами питания и набором стимулирующих препаратов вшивались в снаряжение горняков как нечто само собой разумеющееся. Отдельные элементы комплекта выживания занимали немного места и были распределены таким образом, чтобы не стеснять движений, поэтому о них вспоминали, лишь оказавшись в критической ситуации…
Рука наконец нашла откатившийся в сторону пластиковый шлем с фонарем. Удар, отшвырнувший Багирова к стене, вырвал из гнезд соединительные разъемы, связывающие электронные системы с проекционным забралом, но в данный момент его больше беспокоил фонарь.
Пальцы на ощупь прошлись по гладкой поверхности в поисках прямоугольного выступа, под которым скрывалась автономная панель управления. Поддев ногтем защитный кожух, Иннокентий Осипович коснулся сенсоров, прислушиваясь к тональному писку сигналов.
Наконец палец попал на нужную псевдокнопку, и фонарь заработал, осветив пространство древнего зала.
Посмотрев в сторону прохода, Багиров понял, почему остался жив. Тоннель был заблокирован толстой аварийной переборкой, которую вмяло внутрь той силой, что сокрушила тоннель, вызвав обвал горных пород.
«Неужели спустя столько лет здесь все еще работает автоматика, которая не только заранее распознала угрозу, но и сумела ответить на нее адекватными действиями?»
Мысль показалась ему абсурдной, но с фактами не поспоришь… Опустись переборка вследствие взрыва, Багиров был бы мертв. Нет, проход был заблокирован за мгновение до рокового удара, но, внимательно осмотревшись, он по-прежнему не смог обнаружить никаких признаков, указывающих на активность древних систем. Небольшие покатые выступы, похожие на приборные панели, выглядели абсолютно статично — ни световой индикации, ни каких-либо звуков, ни активных магнитных полей…
Пытаться угадать, в каком направлении двигалась техническая мысль исчезнувшей тридцать миллионов лет назад цивилизации, было как минимум самонадеянно, он ровным счетом ничего не знал о технологиях марсиан…
Мысли роились в голове, причудливо переключаясь с одной проблемы на другую, и главная, самая значимая из них, прошла в общем потоке ощущений не так болезненно, как можно было бы ожидать…
Посмотрев на деформированную переборку, Иннокентий Осипович подумал, что теперь он замурован в этом зале с обеих сторон.
За спасшей его преградой лежал пятидесятиметровый отрезок заваленного каменными обломками коридора, это он знал наверняка, и его голова машинально повернулась, освещая ту часть зала, где имелся второй проход, вскрывать который еще полчаса назад казалось ему неоправданной поспешностью.
Теперь все изменилось, хотя мог ли он всерьез рассчитывать, что за древней дверью, зажатой покосившейся металлической коробкой, его ждет спасение?
Маловероятно, учитывая, что древний комплекс уходил в глубь скального массива.
Впрочем, надежда всегда умирает последней, а сидеть на полу в бездействии Багиров не собирался.
* * *
Неизвестный режиссер разыгравшейся в горном ущелье драмы отчетливо представлял, с кем имеет дело и какие последствия будут иметь произошедшие события.
Все, что могло показаться диким, непонятным, а порой попросту необъяснимым с точки зрения стороннего наблюдателя, легко находило обоснование здесь, непосредственно в зоне освоения концерна «Новая Азия».
История не терпит революций…
Неизвестно, кому принадлежало авторство данной фразы, политику, философу или просто мудрому человеку, вкусившему в своей жизни тяготы радикальных перемен, но в ней, несмотря на кажущуюся неточность, заключен глубокий смысл.
История, конечно, терпит все. Она — лишь наша память о былом, возведенная в ранг гуманитарной дисциплины, а революционные потрясения пагубны для самих людей.
Однако есть одна форма стремительных преобразований, которую принято причислять к термину «прогресс». Это революция научно-техническая, не имеющая на первый взгляд ничего общего с политическими процессами.
На самом деле это не так. Новейшие достижения науки и техники являлись движущей силой многих войн, причиной взлетов и падений отдельных государств; на фоне стремительного прогресса современных технологий постоянно росла пропасть между отдельными народами, и в ходе этого сложного, многогранного процесса человечество, не заметив того, перешагнуло главный закон эволюционного развития, когда сильнейший уже не получал преимущественного права на выживание, а всего лишь лидировал в той или иной области…
К середине двадцать первого века стремительный прорыв в сфере высоких технологий полностью нивелировал человечество. Мы гордимся успехами демократии, победой разума над инстинктами, порой не замечая, что некоторые индивиды попросту не воспринимают прогресс. Есть категория людей, пользующихся плодами научно-технической революции, в то время как их души все еще пребывают во мраке средневековья, — свет истинных знаний и обилие ультрасовременной техники попросту не в силах рассеять мглу их морального невежества.
Келли был прав, когда думал, что Марс, будто зеркало, отразил наиболее крайние, контрастные черты развивающейся метрополии.
С одной стороны лежал сектор «Фон Брауна» — образчик корпоративного мышления, где большинство личностей служили общим идолам: деньгам и карьере, обеспечивая рай для горстки избранных.
Небольшое пятно американских территорий казалось символом заката некоторых государств — тут было тихо, чисто… и почти безлюдно. Россия на протяжении всей колониальной программы не вступала в территориальную гонку, но осуществляла неизменно более качественные преобразования марсианских пространств, стремясь придать им не только эстетику рукотворных ландшафтов, но в первую очередь создать самодостаточные биосферные комплексы, требующие серьезных усилий, вдумчивого подхода… потому что именно они могли в ближайшем будущем коренным образом изменить облик колонии.
Что же видел взгляд, переместившись к территориям новоазиатского концерна?
Здесь все разительно менялось, несмотря на кажущуюся схожесть инфраструктур. Действительно, те же тщательно спланированные дороги, города, поселки, но между ними лежала фактически мертвая земля, лишь кое-где испятнанная островками чахлой растительности, чьи семена занес сюда ветер.
На ограниченной территории концерна проживало больше людей, чем в остальных секторах вместе взятых. Рядом с городами и промышленными центрами ютились небольшие деревушки. Отвалы вулканической почвы, из которой подвижные рудодобывающие комплексы уже высосали все сколь-либо ценное, высились коническими горами, создавая ощущение, что тут хозяйничает какой-то мифический демон…
Образчики высочайших технологий, соседствующие с убогими поселениями, вызывали чувство стойкого недоумения — зачем эти люди прилетели в колонию? Разгадка была проста — им казалось, что тут существует рай. Они, как и клиенты «Фон Брауна», отдавали все, чтобы попасть на Марс, но, в отличие от корпоративного сектора, здесь никто не предоставлял поселенцам шикарных усадеб и человекоподобной прислуги. По большому счету перевозчикам, работающим на концерн, было все равно, что станет с пассажирами межпланетных рейсов, и поэтому сектор неудержимо полнился. Здесь появилась масса неустроенных, ненужных людей, чья жизнь ценилась дешевле, чем сложный сервомотор человекоподобной машины…
…Майлер не ошибался, когда полагал, что глава семьи Ляо, Цинь Хуань, чувствовал себя на Марсе вполне комфортно.
Конечно, он понимал, как сильно отличается подконтрольный ему сектор от остальных, освоенных людьми колониальных территорий, но властность, упрямство и ложное чувство собственной непогрешимости не позволяли ему обращать внимание на мелочи, тем более что из столицы сектора не было видно окружающего ее убожества.
Здесь, в резиденции семьи Ляо, росли деревья и изобиловали кибермеханизмы, город без названия выглядел, как сложный и совершенно неэстетичный синтез вычурных зданий и высокотехнологичных, приносящих баснословные прибыли производств.
Цинь родился на Земле, в шикарном дворце, и, как следствие, с детства впитал привычку к неограниченной власти. Двадцатипятилетним он принял на себя командование силами концерна в поясе астероидов и после поражения бежал в колонию.
Налет цивилизованности этого человека исчезал сразу, стоило лишь углубиться в его мысли. Он инстинктивно презирал все окружающее, не делая разницы между машинами и людьми, из которых по его приказу формировались рабочие и военные подразделения — одни тайно, другие явно, в зависимости от конкретной обстановки и конечных целей, знать которые мог лишь он сам.
При этом Цинь был далеко не глуп. Качества души не мешали развиваться рассудку, но они извращали любую конечную цель, низводя замыслы Цинь Хуаня до уровня самовлюбленного невежества.
Он вынашивал планы оккупации Марса, мнил себя великим стратегом, вел успешный бизнес, жестко правил своим сектором, формируя в нем нечто схожее со средневековым государством, в то время как его действиями управлял не разум, а глубоко уязвленное чувство самолюбия, — четверть века, минувшая с момента окончания астероидного кризиса, не вылечила, а лишь превратила кровоточащие душевные раны в саднящие гниющие язвы…
Такие люди не редкость. Их много на Земле, но там их сдерживает общепланетная политическая система взаимной безопасности, в рамках которой практически невозможно реализовать прямолинейные агрессивные амбиции. Здесь же, на удалении в сотни миллионов километров от стройной системы взаимного сдерживания, успешно разросся готовый лопнуть нарыв властных амбиций, замешанных на ненависти и ущемленном самолюбии.
* * *
Сектор освоения концерна «Новая Азия». Зона роботизированных производств, лаборатория перспективных разработок…
Микрочипы лежали на лабораторном столе, резко контрастируя с его белой стерильной поверхностью.
Тонкие манипуляторы брали их, аккуратно вставляя в соответствующие по размеру углубления на специально смонтированном стенде.
Процесс проходил за толстым многослойным бронестеклом. В опасной зоне работала лишь автоматика, три человека наблюдали за ходом работ из операторской комнаты, чувствуя себя вполне спокойно.
Испытательно-исследовательский стенд, куда внедрялись микрочипы, был надежно изолирован от основных компьютерных сетей, да и сама лаборатория перспективных разработок являлась наглухо отрезанным автономным помещением с локальной кибернетической системой. В том случае, если древние микрочипы несли опасность, пострадать могло лишь оборудование нескольких помещений, которое легко восполнимо.
Здесь не ощущались характерные особенности, господствующие в секторе освоения концерна. В зоне высокотехнологичных производств работали исключительно грамотные специалисты. Собственно, это они обеспечивали процветание семьи Ляо, совершенствуя выпускаемую на заводах робототехнику.
Внеочередное техническое задание, присланное в лабораторию вместе с непонятными чипами, не воспринималось этими людьми как что-то экстраординарное — им даже не сообщили, откуда доставлены эти фрагменты кремния.
Процесс изучения артефактов не предполагал захватывающего стремительного действия, он был рутинным, как любое тестирование, когда не знаешь, с какой стороны подступиться к незнакомой схеме устройства, и первоначальная стадия исследований полностью перепоручалась кибернетической системе, которая будет часами, а может быть, неделями перебирать варианты, подключая питание и информационные шлейфы к обнаруженным контактам, пока тысячная или миллионная по счету попытка не даст вразумительного, поддающегося анализу результата, поэтому, дождавшись, когда все микрочипы будут установлены в предназначенные для них гнезда, трое наблюдателей покинули операторскую комнату.
Когда будет обнаружено что-либо заслуживающее внимания, кибернетическая система оповестит их.
* * *
Древний комплекс внутрискальных помещений…
Обследовав еще раз дверь и аварийную переборку, Иннокентий Осипович вернулся в центр помещения, где было меньше обломков, и сел на пол, вытянув ноги.
Спасение от взрыва грозило обернуться долгой мучительной агонией, если он не найдет практического решения задачи.
Прошло уже два часа после трагических событий, но в замурованный с обеих сторон зал не доносилось ни звука — ни снаружи, со стороны расселины, ни изнутри древнего комплекса.
«Погребен заживо», — таков был вердикт рассудка.
Даже если коридор, ведущий к расселине, не завален каменными обломками на всем протяжении пятидесятиметрового отрезка, справиться с опустившейся за мгновение до взрыва аварийной переборкой Багиров не мог. Скользнув по направляющим, она прочно перекрыла проход.
Внимательно отсканировав преграду, он получил неутешительные данные. Тридцать сантиметров неизвестного сплава, основу которого составляла хромистая сталь. Плита деформировалась и частично выскочила из направляющих, что в корне пресекало надежду на использование какого-либо подъемного механизма.
Оставалась смятая, покореженная давним катаклизмом дверь, ведущая в неисследованные недра комплекса. Ее толщина составляла всего три сантиметра, и плазменный резак вполне мог справиться с подобной преградой.
Нервозность первых минут после внезапного нападения давно отступила, и, исследуя дверь, Багиров действовал спокойно, даже взвешенно, словно речь шла не о жизни и смерти.
Он понимал, откуда проистекает хладнокровие, но, вопреки жизненным привычкам, не протестовал против пробуждения своей второй личности.
Много лет он держал ее в плену самоконтроля, понимая, что на Земле никто не поймет молодого космодесантника с явно сорванной крышей, его могли лишь осудить за неадекватное поведение в обществе.
Поначалу ломка была трудной. Год он балансировал на грани сумасшествия либо самоубийства — после мрака космоса, холода крионических ячеек, простых и понятных взаимоотношений с ребятами из взвода земное общество показалось ему отвратительным, если не сказать больше.
Ему пришлось дважды войти в одну и ту же реку, он заставил себя сделать это, вопреки древнему утверждению о невозможности подобных попыток.
После выписки из госпиталя он понял, что окружающие его люди совершенно иные, не похожие на ребят из космодесанта. Он не брался судить, но остро чувствовал разницу. В обществе, в которое ему невольно пришлось влиться, не было даже намека на единство, огромный мегаполис создавал лишь видимость общности миллиардов проживающих в нем людей, а на самом деле каждый был сам за себя, и, по большому счету, всем им, за редким исключением, было наплевать на то, что где-то в глубоком космосе, за десятки миллионов километров от родной планеты, лежат в анабиозных ячейках молодые парни, которых выводят из состояния ледяного сна лишь затем, чтобы бросить навстречу смерти.
Они защищали Землю, рискуя и отдавая жизни, а здесь едва ли помнили о них.
Казалось, что между колыбелью человечества и дальним космосом пролегла незримая граница, некая зона полного морального отчуждения, и это являлось правдой.
Большинство граждан Земли твердо знали, что никогда не покинут родную планету, туда улетали либо избранные, либо изгнанные, в зависимости от обстоятельств, и в представлении рядового обывателя Марс, пояс астероидов и даже лунные города находились в ином, недоступном, а главное — ненужном им измерении.
Дальний космос редко и неохотно отпускал тех, кто пересек его границы, и возвращение на Землю не казалось чудом, а граничило с наказанием.
Проблема заключалась в том, что к моменту своего ранения Багиров провел два десятилетия на борту крейсера ВКС России и вернулся на совершенно незнакомую планету, где успело смениться целое поколение.
Что он увидел, что почувствовал на Земле?
Тотальное перенаселение, шикарные, по сравнению с тесными отсеками космического корабля, условия жизни, и странное, а порой и страшное равнодушие людей друг к другу, не оправданная ничем агрессия, когда пара неосторожно оброненных слов не обернется шуткой и дружеским толчком в плечо — здесь бились насмерть, но по пустякам.
Какой выбор был у него четверть века назад?
Сломать систему он не мог, ломаться самому не хотелось, и он решил, что единственный способ выжить для него лично — это уйти от реальности, оставаясь при этом на незримой границе общественных связей.
Звучит немного сложно, но он привык к таким мысленным формулировкам, которые охватывали бы суть проблемы — так учили их, рядовых бойцов.
Логика, эрудиция, здравый смысл и честь — этого требовали от них в учебных центрах, где проходил жесткий отсев кандидатов.
Уйти от реальности… Легко задумать, но трудно осуществить, и Багиров не раз обжигался, прежде чем нашел себе «социальную нишу».
Инок был спрятан в глубинах души, отправлен в бессрочную ссылку на самое донышко памяти, а вместо него на свет появился Иннокентий Осипович, угрюмый и чудаковатый, но честный и исполнительный сотрудник Института археологии, который не чурался полевых работ, предполагавших трудный быт, тесный коллектив и кропотливый поиск частичек древности, чудом уцелевших под позднейшими наслоениями цивилизации…
И вот Инок вернулся…
Пришел быстро и безболезненно, будто и не пропадал никуда.
Странно, но вместо закономерного в его ситуации отчаяния Багиров чувствовал облегчение, будто он освободился из плена.
Все казалось предельно ясным, как и много лет назад. Либо у него хватит мужества, физических сил и профессионализма, чтобы выбраться отсюда, либо нет.
Третьего не дано, да и ни к чему. Только сейчас он честно признался самому себе, как смертельно надоели ему полутона, полумысли, ополовиненные чувства, где все является сплошным компромиссом между порывами души и данностью бытия.
…Сидя на полу, он вскрыл индивидуальный запас, произвел его ревизию и, проглотив две капсулы — одну пищевую, а вторую со стимулирующим препаратом общего действия, — решительно встал, направляясь к двери, ведущей в глубь загадочного комплекса.
Теперь его мысли обрели четкую направленность, и Багиров, машинально принимаясь за привычную для него работу, впервые с момента обнаружения полости, глубоко задумался над ее истинным смыслом.
Действительно, почва для размышлений была, причем весьма плодородная, но за стремительностью событий, когда одно открытие следовало за другим, не было времени остановиться и подумать — так ли все однозначно, как подсказывал поверхностный осмотр артефактов?
Если это сооружение принадлежит древней марсианской цивилизации, то почему оно имеет форму и внутреннюю структуру, схожую со строением защитного бункера либо… космического корабля?
Последняя мысль обожгла своей правдоподобностью.
Курт был абсолютно прав, когда утверждал, что Марс уже достаточно исследован и на протяжении столетий первопроходцам не попадалось ничего, даже отдаленно напоминающего артефакты древней расы; более того, изучение осадочных пород выявило наличие простейших одноклеточных форм жизни, которые могли расцениваться как доказательства зачатков былой марсианской биосферы, но никак не ее миллионолетней эволюции…
Нет ни культурного слоя, ни руин городов, погребенных под вулканическими породами, зато обнаружено несколько видов простейших организмов, к которым теперь можно смело добавить раздавленный скалами кибернетический механизм и это странное сооружение.
Такие следы вполне могли оставить люди, если бы программа освоения Красной планеты была оборвана на своей начальной стадии, когда на Марсе существовало лишь несколько глубоко эшелонированных, защищенных от внешней среды поселений, а над поверхностью планеты периодически распылялись специально выведенные формы простейших организмов, способных существовать в углекислотной среде, выполняя полезную работу по преобразованию атмосферы и мертвых вулканических равнин.
Колония… — вот слово, которое настойчиво предлагал рассудок. Неужели древний Марс уже пытались колонизировать выходцы с иной планеты? — думал Багиров, осторожно подрезая плазменным резаком крепления деформированной двери.
Такое предположение порождало закономерный вопрос: откуда прилетели существа, пытавшиеся освоить марсианские просторы?
Явно, что не с Земли, но другие планеты, обращающиеся вокруг Солнца, совершенно не подходят для развития на них органических форм жизни. Выходит, наиболее вероятным будет предположение о выходцах из иной звездной системы?
Если это космический корабль, а не фрагмент древнего бункера поселенцев, у меня есть реальный шанс выбраться наружу… — Мысли Инока приобрели практическое направление. Он был хорошо знаком с основными конструктивными и технологическими особенностями строительства космических кораблей и интуитивно догадывался, что избежать аналогичных решений не сможет ни одна раса… То есть даже если существа, которым принадлежала данная конструкция, абсолютно чужды людям, в их механизмах должны присутствовать определенные технические решения, продиктованные условиями космического пространства.
Теперь он с большой долей вероятности мог предположить, что, двигаясь в глубь неисследованной конструкции, он рано или поздно обнаружит подобие аварийных выходов или систему технических коридоров, расположенную между внешней и внутренней обшивкой.
Это могло стать прямым путем к спасению.
Погасив плазменный резак, Багиров дождался, пока остынут сделанные им надрезы, и навалился плечом на покореженную дверь.
Раздался протяжный металлический скрежет, за которым последовал звонкий лязг, — это деформированный фрагмент металла провалился в пустоту, открывая доступ в соседнее помещение.
* * *
За образовавшимся проходом царил такой же густой мрак, луч фонаря медленно скользил по близко расположенным стенам, указывая, что пред Багировым открылся очередной участок коридора.
Он без колебаний перешагнул порог вырезанного люка и двинулся по проходу.
На этот раз он прошел всего метров пять, не больше. Очередная дверь, преграждавшая путь, оказалась открытой на половину своего хода. Сквозь полуметровый зазор из глубин таинственных коммуникаций сочился неяркий красноватый свет.
В первый момент Багиров, при всем самообладании, невольно замедлил шаг, остановившись перед приоткрытым люком.
«Тридцать миллионов лет… — мысленно напомнил себе он. — Тут все безнадежно омертвело. Ни одна система не выдержит такого забвения».
Он ошибался, но убедиться в этом смог лишь спустя несколько минут.
Протиснувшись в узкий зазор, он очутился в тесной переходной камере, одновременно исполнявшей роль шлюза и развязки четырех перпендикулярных коридоров.
Свет, проникающий в небольшой по площади тамбур, сочился из-за расположенных напротив дверей, которые тоже оказались приоткрытыми, но на этот раз всего сантиметров на двадцать.
Кроме красноватого сияния, он ощутил ток теплого воздуха, пахнувшего резко и неприятно. В нем угадывался запах сероводорода, и Иннокентий Осипович поспешил надеть кислородную маску, опустив поверх нее проекционное забрало шлема.
Включив инфракрасный сканер, он тут же увидел зафиксированный прибором термальный всплеск, источник которого располагался метрах в ста, за приоткрытыми дверьми.
Датчики радиоактивности молчали, и он, немного успокоившись, осторожно заглянул в щель.
Взгляду открылся фрагмент огромного зала, передняя стена которого была либо выполнена из прозрачного материала, либо проломлена на большой площади. Разглядеть подробности не удавалось, в поле зрения попадали лишь непонятные освещенные красноватыми бликами конструкции, отдаленно напоминающие противоперегрузочные системы пилот-ложементов.
«Точно, космический корабль», — подумал Багиров, включая плазменный резак.
Очередная дверь с лязгом рухнула на пол, и он, боком протиснувшись в образовавшийся проем, чтобы не обжечься о его края, оказался в огромном помещении, освещенном тускло-красным сиянием, исходящим от источника, расположенного вовне помещения.
Свет, тепло и устойчивый запах проникали через трещины в некогда прозрачной, а теперь пожелтевшей, покрытой отложениями минеральных солей выпуклой стене, располагавшейся в дальнем от входа торце помещения.
Откровенно говоря, Багиров ждал, что перед ним откроется рубка управления древнего космического аппарата, — фрагменты интерьеров, увиденные им сквозь щель, вроде бы подтверждали такое предположение, но, оказавшись внутри, он понял, что ошибся.
По крайней мере, картина, открывшаяся взгляду, ассоциировалась в рассудке скорее с залом анабиоза, чем с центральным постом управления.
Пройдя несколько шагов по широкому проходу между массивными, уходящими на десятки метров в высоту конструкциями, он остановился, не в силах двигаться дальше.
Перед ним открылись такие картины, что разум с трудом воспринимал их.
«Нет, это не пост управления и не анабиозный зал…» — подумал Инок, медленно поднимая взгляд, скользя им вдоль элементов одной, произвольно выбранной конструкции.
Сотни трубопроводов, кабелей, покоробленных временем шлангов сплетались воедино, собираясь в пучки и поднимаясь вверх к овальным люкам, расположенным в своде помещения. Когда-то хитросплетение коммуникаций было прикрыто защитными кожухами, которые первыми не выдержали разрушительного течения времени. Обломки пластиковых облицовок лежали на полу или висели на своих местах, покоробленные воздействием высоких температур, намертво прикипевшие к замысловатым коммуникациям, что лишь усугубляло первое впечатление о безнадежной утрате функциональности этого загадочного комплекса.
Осмотрев бросающиеся в глаза детали, Багиров опустил взгляд ниже, на уровень человеческого роста. Многочисленные технические коммуникации у самого пола плавно изгибались, уходя к невидимым из-за их обилия стенам. Между отдельными жгутами были установлены арочные распорки, образующие сводчатые двухметровые проемы.
Не двигаясь, он активировал системы сканирования, но обилие металла и экранировка кабелей не позволили излучению пробиться в глубь технических джунглей.
По его предположениям, от прохода до стены оставалось не менее пяти-шести метров, и Багиров, включив фонарь шлема, осторожно шагнул в темноту, царящую под сводом, сотканным из изгибающихся труб. Луч фонаря разогнал мрак, отразившись змеящимся бликом на поверхности двух плотно пригнанных друг к другу выпуклых сегментов непонятной конструкции, внешне напоминающей тандемный колпак обыкновенной ячейки низкотемпературного сна, однако он не стал делать скоропалительных выводов, ни на миг не забывая о том, что перед ним расположены устройства, принадлежащие иному разуму.
Что могли скрывать под собой эти матово поблескивающие колпаки?
Инок видел лишь один способ узнать истину: взявшись за выступающий край, он попытался приподнять один из сегментов, но в движение внезапно пришли оба защитных кожуха. Что-то протяжно заскрежетало в приводах невидимого глазу механизма, и два выпуклых колпака податливо пошли вверх, открывая взгляду Багирова содержимое расположенных под ними камер.
Рука едва не сорвалась, мышцы на миг ослабли, когда он увидел лежащие в углублениях скелеты двух существ.
Над головой Багирова раздался скрежещущий звук, и крышки зафиксировались в приподнятом положении.
Отступив на полшага, он, не отрываясь, смотрел на останки тех, кто тридцать миллионов лет назад пытался колонизировать Марс.
Эти существа отличались от людей разве что ростом, — оба скелета имели явно выраженное гуманоидное строение: две руки, две ноги, грудная клетка, позвоночный столб, череп, — все это имело определенную схожесть с элементами человеческого скелета, и в то же время взгляд машинально фиксировал сотни мелких отличий, не давая воображению представить их истинный облик во плоти…
Багиров стоял, не шелохнувшись, пораженный увиденным.
Очевидно, герметизация этого помещения была нарушена очень давно, возможно еще в период катастрофы, о чем немо свидетельствовал желтоватый минеральный налет на впитавших его окаменелых костях.
«Почему они лежат в паре?» — промелькнул в голове закономерный вопрос. Сдвоенный колпак должен был иметь какой-то практический смысл, если это, конечно, не дань неизвестным этическим нормам древней цивилизации.
Мысль показалась Багирову здравой, но тем не менее он невольно сосредоточился на сравнении останков двух существ, которых, несомненно, что-то связывало при жизни.
Секунду спустя он понял, что мысленно попал в самую точку.
Именно связывало…
Холодная дрожь вкрадчиво проползла вдоль спины, когда он разглядел толстый покрытый минеральной коркой жгут интерфейсов, соединяющих черепные коробки инопланетных существ, и сразу же, будто вспышка, пришла догадка, в первый миг показавшаяся дикой.
Внимательно присмотревшись к останкам, Инок с содроганием понял, что в рассеянном неярком свете фонаря, находясь в состоянии эмоционального шока, он поддался первому впечатлению, восприняв содержимое камер как останки двух биологических организмов.
На самом деле это было не так, — окаменелый скелет лежал в правом углублении, а слева, покрытый обманчивым желтоватым налетом минеральных отложений, покоился эндоостов механизма!..
Превозмогая иррациональный страх, Инок протянул руку, коснувшись перчаткой покатого лба андроида.
Его предположения оправдались, хрупкая желтоватая корка треснула, осыпаясь на дно камеры, а очищенный участок черепной коробки тускло блеснул не подверженным коррозии металлическим сплавом.
Машинально отдернув руку, он запоздало вспомнил о сканерах.
Опустив проекционное забрало шлема, Багиров включил приборы, и на полупрозрачном дисплее тут же высветились контуры двух скелетообразных фигур. Датчики подтверждали — в правой камере лежали окаменелые кости, а слева покоился покрытый коростой сконденсировавшихся из воздуха отложений механический скелет. Черепные коробки мертвого существа и кибернетического механизма были соединены тремя жгутами тонких кабелей.
Изголовья обеих ячеек имели общую приборную панель, в углублениях которой, невидимые из-за вездесущей коросты, были уложены непонятные каплеобразные предметы, около десяти сантиметров в длину. Сканирование показывало, что эти приспособления обладали собственной степенью свободы, в оперативном окне термальной оптики были четко различимы поджатые механические лапки, при помощи которых мини-аппараты вполне могли передвигаться.
Сердце глухо и неровно билось в груди. Однозначно оценить сделанное открытие было невероятно сложно, особенно в таком эмоциональном состоянии, и Багиров, не выдержав, все-таки попятился, выходя из жутковатой усыпальницы в широкий освещенный красноватым сиянием проход.
Вокруг высились десятки подобных сооружений, каждое из которых, вне сомнений, содержало точно такие тандемные камеры.
Понять техническую сторону их предназначения, с точки зрения известных Багирову современных технологий, не составляло особого труда, — он сам носил в правой височной области вживленный в черепную кость имплант, снабженный, помимо гнезда кабельного сетевого соединения, инфракрасным портом удаленного доступа.
Эта разработка являлась совершенно секретной на момент подписания им контракта с ВКС России, но, вернувшись на Землю после двадцатилетней космической вахты, Багиров убедился, что бытовые импланты получили за это время широкое распространение, заменив морально и технически устаревшие костюмы виртуальной реальности. Новые приспособления предназначались отнюдь не для игр — виртуальный досуг являлся лишь одной из дополнительных функций вживляемых модулей. Их главное назначение заключалось в качественно новой связи между человеком и машинами, когда управление сервисными оболочками сложнейших операционных систем осуществлялось на мысленном уровне, без посредничества примитивных устройств ввода и вывода информации.
Однако оценить увиденное, даже в свете личного опыта работы с имплантами, было чрезвычайно сложно. Одно дело контакт человека с управляющими оболочками вычислительных комплексов, здесь предназначение прямой связи вполне оправданно и очевидно, но возникал вопрос: зачем соединять свой разум с системой кибернетического механизма, сконструированного по образу и подобию живого существа?
Готового ответа у него попросту не было.
Багиров взглянул на часы.
Он провел в этом зале всего десять минут, а кажется, что минула вечность. Он чувствовал не только потрясение, но и крайнюю усталость, будто много часов кряду занимался непосильным физическим трудом. Нервное напряжение отдавалось во всем теле, тупая ноющая боль ломила поясницу и суставы, хотелось сесть на пол и хотя бы минуту не шевелиться, плотно закрыв глаза и не думая ни о чем.
Он действительно сел, но не на пол — на скругленный выступ древней конструкции.
Достав тубу с водой, он приподнял дыхательную маску и сделал несколько маленьких экономных глотков, освежая пересохшее горло.
Кто мог подумать… Он вспомнил о трагических событиях, предшествовавших его невольному заключению внутри инопланетной конструкции, и горькая усмешка скользнула по губам Иннокентия Осиповича, на миг исказив его черты.
Усмехался Инок. Горько, безрадостно, потому что осознавал, как глупы, самонадеянны, эгоистичны и жестоки люди.
На фоне сделанных открытий нападение на экспедицию со стороны азиатов выглядело чудовищным, ничем не оправданным варварством. Что они сделали? Похитили фрагменты находок? Убили свидетелей уникального открытия, чтобы вернуться позже, когда шум вокруг исчезновения экспедиции уляжется?
Не похоже… Слишком грубо и беспощадно действовали азиаты. Чего стоит подрыв тоннеля, ведущего в этот уникальный комплекс! Судя по всему, кто-то дал им половинчатую, неполноценную информацию, и они клюнули на нее, стремясь во что бы то ни стало заполучить найденные микрочипы, прежде чем об открытии станет известно сотрудникам «Фон Брауна».
Эти преступники действовали по принципу сиюсекундной выгоды. Вряд ли они вернутся на место преступления, чтобы разбирать завалы, освобождая проход. Багиров знал, что все местные производства концерна ориентированы на выпуск робототехники для колонии, и их вполне удовлетворит обладание микрочипами древней цивилизации, исследование которых может дать новый импульс развитию нанотехнологий.
Рассуждая таким образом, Багиров пришел к очевидному выводу: если он не найдет способ выбраться отсюда, то, вероятнее всего, человечество еще долгие годы не узнает о существовании на Марсе уникального артефакта, скрывающего не одну-единственную конкретную технологию, которую можно извлечь, исследуя структуры найденных микрочипов, а тысячи загадок, ответы на которые содержала аппаратура данного комплекса.
Чувствуя себя все так же скверно, он принял еще одну капсулу стимулирующего препарата и встал с решительным намерением искать выход.
Направляясь к дальней стене зала, откуда сочился красноватый свет, Багиров не предполагал, что за его спиной в посещенном несколько минут назад отсеке в данный момент с мелкой вибрирующей дрожью оживали те самые каплеобразные аппараты, которые зафиксировал сканер под ломкой коркой минеральных отложений, покрывающей приборные панели.
Древним устройствам, сконструированным для работы в экстремальных условиях, было достаточно тех импульсов излучения, что исходили от сканирующих систем.
Они очнулись, миллионолетнее забвение закончилось, и компактные модули, распрямив суставчатые лапки, распределились по двум камерам, скрупулезно исследуя состояние их содержимого.
К чему должен был привести этот процесс, ведали лишь создатели древней конструкции.
