Часть 3.
Форт Стеллар.
Глава 7.
Власть и Жизнь.
Подземные уровни Форта Стеллар. Кабинет адмирала Воронцова…
На экране системы дальней связи застыли скупые строки короткого сообщения:
Информация подтверждена.
Произвел бомбометание по указанным координатам.
Продолжаю полет в режиме автономного поиска.
Общая телеметрия данных бортовой локационной системы прилагается.
Воронцов несколько секунд пристально смотрел на строки сообщения, будто хотел разглядеть в тексте еще что-то, подвластное только его понимаю, затем, не вставая из глубокого кресла, повернулся, послав через устройство импланта мысленный приказ кибернетической системе.
Беззвучно заработал тактический виртуальный модуль, воздух подле рабочего стола командующего на миг потерял прозрачность, затуманился под воздействием проекционных устройств, и в ярко освещенном помещении внезапно возник сгусток черноты, щедро усеянный холодными искрами звездного света.
Мысли адмирала блуждали в бездонной пропасти.
Не все выжившие сумели выйти из войны. Это Воронцов знал наверняка, хотя ни разу не произносил вслух подобного тезиса.
Иногда в глубине сознания мелькала предательская мысль: ты болен. Болен давно и неизлечимо. Война отравила твой рассудок, поселилась в нем…
А как? Как иначе? – спрашивал себя Воронцов и не находил ответа. Молчание души означало согласие – не было у него иного пути, кто-то так или иначе должен был взвалить на себя бремя принятия жестких, понятных далеко не всем решений, и волочь его, не нести, а именно волочь, изо дня в день, из года в год…
Где он потерял веру в жизнь?
Адмирал запрещал себе оглядываться назад, но сегодня не смог, оглянулся. Он чувствовал, что разговор с бывшим полковником ВКС Альянса вот уже сутки, как не дает нормально мыслить, встает, будто призрак, на пути каждого совершаемого действия.
Он смотрел на холодные искры виртуальной модели космического пространства, а глаза постепенно сужались, в них разгорался непонятный внутренний огонь, жутковатый, но не безумный.
Он вспоминал свой путь от юноши до мужчины – то был всего лишь день, когда ударный флот Земли вышел на орбиты Элио, и единственная, прорвавшаяся к поверхности планеты ядерная боеголовка превратила Раворград в исполинскую воронку, на дне которой стояли черные лужи мертвой воды.
Где гарантия что полковник, которому было лет пятьдесят не меньше, не являлся тем сопливым лейтенантом, что контролировал роковой запуск?
НЕТ. Нет такой гарантии, и потому все офицеры Альянса, все кто имел отношение к Земле, были в глазах адмирала виновны и заслуживали смерти, ибо они не только развязали войну, но и довели ее до той стадии автоматизации, когда противостояние уже не могло быть остановлено приказом одного или нескольких человек, будь они трижды командующими или адмиралами.
На полях сражений воцарились не знающие страха или пощады кибернетические комплексы, которые словно вирус чумы или стая саранчи не только уничтожали все живое, но и множились, воспроизводили себе подобных, используя любые доступные ресурсы.
Понятия "честь" или "милосердие" погибли, утратили смысл, – уже не люди решали судьбу отдельно взятых колоний, а машины, – искусственные интеллекты, созданные на базе самообучающихся модулей "Одиночка".
В тот роковой год, капитан Воронцов потерял сына, руку и часть рассудка.
Боевые серв-соединения нужно было остановить любой ценой. Победа Альянса казалась очевидной. Флот Колоний, собранный в кулак для последней решающей битвы – смехотворен, шансы на выживание равнялись нулю, все знали: грядет роковая развязка; после полосы самоотверженных схваток, после стольких жертв в системе Дабога война должна закончиться в считанные дни. На смену потрепанным ударным флотам Альянса шли новые соединения, армада, нацеленная на Луну Стеллар, превратившуюся в последний оплот колоний, была на девяносто процентов укомплектована автоматическими боевыми системами.
Форт Стеллар продержался бы против них пару дней не больше.
Однако на пути к Рори флот Альянса должен был выполнить промежуточное всплытие в одной из необитаемых систем сектора: прямого гиперсферного маршрута от Земли к Рори не существовало, а конструкция гиперпривода в те годы еще имела недоработки и ограничения: флот при смене линий напряженности гиперсферы должен был всплыть для подзарядки накопителей.
Воронцов хорошо помнил тот день.
Для Флота Колоний существовал только один шанс на победу.
Он помнил как это было:
...Черное ничто гиперсферы. Томительное ожидание перед боем. И почти как трубный глас архангела смерти – спасительное избавление от неизвестности – рев сигналов тревоги.
Космическая станция, на борту которой располагался штаб флота, заняла позицию на удалении от единственного планетоида системы, и только несколько человек знали, что именно небольшая планета является решающим козырем колонистов в предстоящей битве.
Все было предрешено заранее, но мало кто знал, что именно должно произойти.
Пока офицеры штаба, затаив дыхание, следили, как их флот занимает позиции в рассредоточенном сферическом построении, Владимир Воронцов, бледный, словно мертвец, готовил к испытательному удару новую боевую установку.
Он знал, что на одном из кораблей флота сейчас находиться его сын – Андрей, которому не избежать общей участи.
Стиснув зубы, он работал, а руки мелко дрожали, эта дрожь въедалась в душу, из-за нее было трудно мыслить, все происходило в непонятной прострации…
Ровно через час после окончания маневрирования и поступления последнего доклада готовности, масс-детекторы уловили возмущения метрики пространства. Что-то огромное пыталось вырваться в трехмерный континуум из аномалии космоса, именуемой "гиперсфера"...
Никто из них еще не знал, что это сражение войдет в историю как первый опыт "тактики прокола", расчетливо примененной кибернетическими системами искусственного интеллекта. "Одиночки", впервые получившие возможность управлять крупным соединением военно-космических сил, действовали иначе, чем люди. Они показали, как следует осуществлять "боевое всплытие" – расходуя драгоценную энергию, корабли флота Альянса маневрировали на зыбкой границе двух метрик, выпуская в реальный космос сначала разведывательные зонды, а затем, когда те определили наличие засады и точные координаты построения флота колоний, кибернетические системы нанесли упреждающий удар, пожертвовав частью кораблей среднего класса.
... Адмирал Воронцов никогда не читал учебников, написанных для будущих поколений, но ему и так не дано забыть призрачно-голубые вспышки множественных гиперпереходов, внезапно засверкавших непосредственно среди боевого построения Флота Колоний...
Силы Альянса начали атаку из гиперсферы: в первой волне шли автоматические корабли-смертники. Около сотни ядерных взрывов расцвели в пространстве, превратив в обломки половину Флота Колоний, и вслед за ними, волна за волной, начали появляться боевые крейсера трижды проклятой прародины...
Казалось от разгрома и полного поражения колонистов уже не спасет ничто.
И в этот момент полыхнул СВЕТ.
Иначе это описать невозможно. Подходит только одно слово "СВЕТ". Он вспыхнул со стороны безымянной планеты, и оказался столь ослепителен, ярок, что смешавшиеся в построении корабли противоборствующих сторон, отбросили друг на друга резкие черные тени... Как будто гигантская фотовспышка осветила на мгновение происходящую во тьме драку.
Владимир был тем человеком, кто впервые применил в бою аннигиляционную установку "Свет". Не он конструировал ее, не он отдавал приказ, но именно капитан Воронцов совершил роковое движение, коснувшись сенсора боевой системы нового поколения… и вдруг все с грохотом и стенаниями рвущегося металла ухнуло куда-то в бездну...
...Когда он очнулся, экраны боевого поста продолжали работать.
Огромный, кроваво-красный спрут растекся в пространстве, затмевая своим свечением далекие искры звезды.
"Пространственные координаты объекта совпадают с координатами планетоида Y-047".
Сообщение системы не оставляло места для сомнений. Клубящаяся спиралевидная туманность была остатками той безжизненной планеты, на которую перед началом битвы были нацелены все сканирующие комплексы космической станции, координировавшей действия Флота Свободных Колоний.
Планета была аннигилирована.
Туманность переливалась, по ее "щупальцам" зримо пробегали волны алого свечения. И на фоне этого знака вселенского апокалипсиса двигалось множество сверкающих точек. Их были тысячи.
Воронцов понял – в этой битве не существовало победителей.
Перед его глазами проплывало кладбище обоих флотов.
Двигаясь, будто сомнамбула, он покинул боевой отсек. За время, проведенное в беспамятстве, станция оснащенная дополнительной защитой, успела удалиться от места вселенского апокалипсиса на несколько миллионов километров и теперь автоматические системы готовили ее к прыжку на координаты Форта Стеллар. Долгожданная передышка в войне была получена ценой неисчислимых жертв, запредельной жестокости, но теперь, благодаря этой жертве, у колонистов появилось время на достройку Форта и двух сотен боевых кораблей, которые все еще оставались беззащитны на стапелях космоверфей знаменитой, превращенной в крепость луны.
Владимир брел по внутренним переходам станции, наблюдая ужасные картины. Большинство членов экипажа погибли, даже дополнительная защита не уберегла людей от запредельных доз радиации….
У него самого не работала полностью парализованная рука, он едва двигался, едва мыслил, но с каждым шагом в нем росло не ощущение победы, но яростное безумие, вызванное осознанием принесенной богу войны жертвы…
– Николай Ильич, мы вырвались! – Владимир Воронцов машинально задраил герметичный люк, ведущий в тактический модуль, и взглянул на сгорбленную спину командующего.
Станция маневрировала, используя двигатели четырех состыкованных с ней технических носителей, и звезды на обзорном экране исполняли понятный лишь одним навигаторам танец. Командующий повернулся и угрюмо посмотрел на вошедшего офицера.
– Чему вы радуетесь, позвольте узнать? – Хрипло спросил он, едва ли узнав Воронцова.
"Старый дурак!" – раздраженно подумал Владимир, незаметно доставая табельное оружие.
– Адмирал, я потерял в этом бою сына, а вы, похоже, – разум, – резко ответил он. – Наш долг продолжать борьбу!
Старого адмирала ударил озноб. Он был раздавлен. Чудовищность схватки и цифры потерь не укладывались в его голове. Он видел взрыв, в котором за мгновение погибли сотни тысяч человек. Стоило понять ужас этой цифры, чтобы отказаться от лавров "победителя". Он не хотел продолжения. Не хотел вместе с безумцами бомбить планеты, закрепляя стратегический успех...
– Там остались люди... – медленно произнес он, – и машины. Наш долг – вернуться и попытаться спасти хоть кого-нибудь, а не воротить новые горы трупов!
– Там не осталось никого! Ни одно живое существо не выжило там, где испарялся металл! – Глухо, гневно ответил офицер. – Все корабли, у которых выстояли силовые поля, уже дали о себе знать, а что до активированных сервосистем, уцелевших в обломках, – мне плевать на них! Отдавайте приказ!
– Вы безумец, Воронцов! – Произнес адмирал, узнав, наконец, говорившего с ним офицера.
– А вы трус и мертвец! – Владимир поднял тяжелый автоматический пистолет. – Мой сын отдал жизнь за это дело, и я отомщу за него! Мы уничтожим Земной Альянс, пока не поздно, пока не собраны новые силы!
Командующий отвернулся к экранам.
Владимир не стал стрелять в спину.
– Вы арестованы. Я принимаю командование флотом!..
Это было так давно... Первые шаги трудного пути к победе и безграничной власти...
Собственно, тогда он верил во все, что делал...
Верил на протяжении десятилетий жуткой, постепенно сжирающей рассудок войны.
Нет, не было и не могло быть прощения ни одному из противников. Новое поколение щадило их, порой даже жалело, упрекая адмирала в излишней жестокости к побежденным.
А он не мог иначе.
Взгляд Воронцова прояснился, не утратив при этом яростного выражения.
Он смотрел на трехмерную модель участка звездного пространства, и картина ближайших событий разворачивалась перед мысленным взором командующего, так словно все уже свершилось, и он просматривал запись.
Неудивительно. Выиграв сотни битв, проведя годы в постоянном напряжении мысли, одновременно контролируя положении на десятке пространственных фронтов, адмирал стал фактически провидцем. Он быстро и безошибочно планировал многоходовые комбинации, понимая последствия каждого задуманного действия.
Вот оно, скопление Ширана. Сюда после назидательной бомбардировки отступят силы ширианцев. – Мысленный приказ добавил в схему расположения звезд тонкие нити возможных гиперсферных маршрутов.
Судя по сообщению покойного полковника Шайгалова, боевыми кораблями завладели люди дикие, мало сведущие в технике, тактике, но решительные, кровожадные и фанатичные. Пусть будет так. Поствоенное пространство Обитаемой Галактики быстро забывает уроки, теряет единство, взять, к примеру, три звездные системы: Икствайл , Парлем и Орихайго. Сейчас они объявили о независимости и создали оборонительный союз, укрывая на своих планетах беглых военных преступников. Адмирал не мог навести там порядок силами Флота, иначе другие суверенные миры поднимут вой о «попрании независимости колоний».
Пусть так.
Но возмездие неотвратимо. Те, кто пригрел у себя убийц, кто не уважает павших в борьбе за их же независимость, все же понесут заслуженную кару, одновременно показав остальным как опасно оставаться в одиночестве, уповая на беглых преступников и несколько трофейных кораблей.
Данные по анализу гиперсферных линий навигации свидетельствовали: у ширианцев, если они предпримут завоевательный поход, есть три маршрута – к Земле (он будет перекрыт одним уз ударных флотов колоний, блокирующим Солнечную систему) к системе, Афины, куда они не сунуться после сегодняшнего инцидента, или к мирам тройственного союза.
Адмирал прищурясь смотрел на три крохотные звездочки.
Вы получите по заслугам господа, но не сомневайтесь, – мысленно беседовал он с незримыми оппонентами. – Когда наглядный урок будет преподан, Флот Колоний придет к вам на помощь. Обязательно придет, чтобы продемонстрировать – есть только один гарант мира на поствоенном пространстве…
* * *
Полковник Шайгалов сидел в полном одиночестве, глядя, как пологие океанские волны, подкрашенные в багрянец зари, лениво накатывают на галечный пляж, облизывают сглаженные прибоем валуны, оставляя подле них извилистые дорожки пены, и тихо, крадучись откатываются назад, чтобы снова возродиться…
Он не хотел возвращаться назад.
Непонятный ком в груди, чувство тоски, обреченности, едва ли не тщеты всего сущего захлестывало душу, как пенный прибой.
Тихий вечер, наступивший после полного жестоких событий дня, нес не умиротворение, он казался либо издевкой, либо назиданием самой природы, говорящим: я залечу свои раны, а ты?
Шаги.
Он не вздрогнул, не показал вида, что слышит их, но на самом деле тренированный слух Шайгалова отлично различал посторонние звуки, настороженно выделяя их из общего шумового фона.
Шли двое. Поступь одного была уверенной, твердой, второй человек передвигался мягко, как будто крадучись.
Шайгалов машинально положил руку на силовую кобуру, но, услышав негромкий разговор на скверном интеранглийском, убрал палец с сенсора активации.
Голос мужчины был незнаком, а вот женский принадлежал Ладе.
– Я говорю тебе, Иван пошел сюда…
– Почему ты знаешь?
– Следы.
– Ва! Следы… Весь лес истоптан. Большие ящерицы, машины, бомбы…
– Я выросла тут. Не спорь. Просто иди следом.
Голоса на секунду стихли, а затем из потрепанных прибрежных зарослей действительно появилась Лада, вслед за которой двигался… ганианец!
Увидев Шайгалова, она направилась к нему.
Появление Лады заставило сердце Ивана радостно вздрогнуть, а вот вид ганианца вызвал у него подозрение. Ладно, положим, Святогор сумел поставить его на ноги после тяжелого ранения, но кто отпустил его шататься по джунглям?
Подойдя к Ивану, ганианец внезапно сделал незнакомый жест, затем склонил голову и произнес:
– Джелави, я Анвар сын Дашбека из клана Багрейм. Ты спас мою жизнь.
Шайгалов не был настроен принимать благодарности. Для него чудесное избавление ганианца от уготованной тому участи являлось лишь эпизодом, мелкой частностью, на фоне многих лет войны.
– Не стоит благодарности, Анвар. Во-первых, я был не один, во-вторых, ты своей жизнью обязан скорее нашему медику, Святогору.
– Да, джелави. Добрый великан Святогор. Он кудесник. Но я воин, и знаю, что лекарь может выполнить свою работу только когда ему есть кого врачевать. Я правильно произношу слова?
– Правильно. – Иван искоса, вопросительно посмотрел на Ладу.
Она присела рядом на камень.
– Я попросил твою женщину, джелави…
Шайгалов поперхнулся.
– Так, стоп. Лада, что это значит? Ты разговариваешь на интеранглийском без переводчика, водишь по джунглям человека который…
– Анвар искал тебя.– Мягко прервала его Лада. Кайманов слишком занят, я вызвалась помочь.– А что до интеранглийского, то его я знаю с детства.
– Понятно. Для чего ты искал меня? – Взгляд Шайгалова вернулся к ганианцу.
– Твой лейтенант собирает брошенные в джунглях машины. Скоро будет атака на остров. Я знаю, ты великий воин, полковник Шайгалов. Позволь мне встать рядом с тобой. После гибели многих старейшин я теперь глава Клана. Мои воины пойдут в бой, и будут сражаться за тебя как пустынные маргалы.
Иван встал с камня, подошел к кромке воды, секунду стоял, глядя на пылающий багрянцем горизонт, а затем, резко обернувшись, спросил:
– Кто сказал тебе, что я собираюсь воевать?! Кайманов собирает технику – так иди к нему, Анвар. Он тоже принимал участие в твоем спасении и собирается, как видно, продолжать это безумие.
– Курунг хау! – Злобно прошипел ганианец. – Пусть гнев Шииста обрушиться на мою голову, но клянусь, я не понимаю твоих слов!
– Конечно, ты не понимаешь меня. – С вызовом ответил Шайгалов. – Ты желаешь мести, а я устал от войны. Я прилетел сюда не убивать или быть убитым.
– Ты боишься смерти, джелави? – Искренне удивился Анвар.
Шайгалов не удержался. Он долго контролировал свои эмоции, держал их в железном кулаке воли, но тут не выдержал, сорвался, – сделав шаг к ганианцу, он резко схватил того за отворот одежды и произнес, глядя в глаза:
– Что ты знаешь о войне и смерти?!
В голосе, взгляде Ивана было сконцентрировано столько боли, ярости, что Анвар невольно отшатнулся.
Неизвестно чем бы закончилась эта сцена, не появись на галечном пляже лейтенант Кайманов.
– Брейк, господа. – Он сразу проникся ситуацией, вклинившись между ганианцем и Шайгаловым. – Командир, оставь его. Раны еще не затянулись, рановато для рукопашной.
Действительно на одежде, выданной Анвару Святогором, проступили пятна крови.
– Извини. – Иван разжал пальцы.
– Ярость убивает разум. – Философски пробурчал ганианец.
Лада, наблюдавшая за происходящим, внезапно встала.
– Я могу сказать? – Тихо спросила она, обращаясь к Ивану. Интеранглийский давался ей неплохо, хотя говорила она на нем с незнакомым Шайгалову акцентом..
– Можешь. – Полковник ощущал себя неловко, но поздно было что-то менять. – Говори на своем языке, у меня в импланте установлен модуль синхронного перевода.
– Отойдем. – Попросила она, заметив, что Павел усадил Анвара на песок и достает автоматическую полевую аптечку.
– Что ты хотела мне сказать? – Иван теперь говорил, тщательно подбирая слова. Он не хотел больше давать волю эмоциям.
– Я знаю тебя несколько дней. Но за это время произошло много событий. Достаточно, для того чтобы увидеть душу человека.
– Ой, ли?
– Не усмехайся. Ты из другой жизни, из иных миров, но это не значит, что мы разные. Мои предки потеряли знания о технике, космосе, мы сами живы лишь благодаря нескольким машинам, продолжавшим работать на протяжении веков. Но не думай, что за это время мой народ просто существовал. Мы научились миру с природой, который дал нам способность предвидеть поведение диких зверей, различать их голоса, слышать приближение шторма в шорохе зарождающегося ветра. Мы видим души друг друга и часто обходимся без слов. Твоя душа скрыта в грубой скорлупе. Она не спряталась – Лада бесстрашно взглянула в глаза Шайгалова. – Она ждет.
– Ждет чего? – машинально переспросил Иван.
– Она ждет, когда ты выпустишь ее на волю. Твой разум держит душу взаперти.
– Возможно… – Иван был удивлен таким оборотом их разговора. – Не знаю, сможешь ли ты понять меня, но скажу – мне было девятнадцать лет, когда Земля начала войну против Колоний. Ты понимаешь, о чем я говорю? Войну против таких народов как твой. Почти беззащитных, едва прошедших трудный путь выживания на иных планетах. Нам лгали. Лгали изначально, дурили головы тотальной пропагандой. Говорили, что колонии не желают принимать новых поселенцев, все политические меры исчерпаны и нам остается одно – отвоевать себе место под светом звезд. Все обернулось ложью, бессмысленными смертями – ни одна планета не могла принять нас, выходцев с Земли, только потому, что иные миры, даже терраформированные, были смертельно опасны для жителей мегаполисов… Там, где ступала моя нога, я ни разу не вышел под открытое небо, без дыхательных фильтров и метаболических имплантов. Но понимание этого пришло слишком поздно, не только у меня, но и у миллионов других солдат, уже покалеченных войной, покалеченных изнутри, понимаешь? Нас повязали кровью, и старательно превращали в убийц, а когда истерия захлебнулась, нам на смену пришли машины.
Лада слушала его, затаив дыхание, не перебивая, только ее глаза не отпускали взгляда Шайгалова, и от этого полковнику было легче говорить, словно часть моральной боли перетекало к ней, – женщине из иного мира, куда тоже дотянулись корявые щупальца вселенского безумия.
– Нас стали заменять машинами, несогласных с политикой Альянса загоняли в самое пекло, туда, где не выдерживал металл, где надрывались сервомоторы, сходили с ума искусственные рассудки… До сих пор не понимаю, как мне удалось выжить, уцелеть. – Иван говорил тихо, уже без надрыва в голосе, лишь непомерная печаль человека, достигшего дна безумия, и сумевшего снова вынырнуть на свет из темного омута, звучала в его словах.
– Нас становилось все меньше, а война разгоралась с новой силой. Больше уже никто не говорил о новых жизненных пространствах, вопрос теперь ставился иначе, говорили о том, что на карту теперь брошено физическое выживание земной цивилизации. – Иван перевел дыхание. – Родилось и выросло новое поколение, а нас, тех, кто помнил начало войны, можно было сосчитать по пальцам, те, кто лгал, развязывая бойню, умерли, с них уже невозможно было спросить, взять за глотку, и я понял, – мое единственное предназначение среди творящегося вокруг безумия – воевать так, чтобы спасти как можно больше молодых ребят, что приходили под мое начало.
– Я заметила, что люди верят тебе абсолютно. – Произнесла Лада, взяв Ивана за руку. Они медленно пошли вдоль кромки прибоя, вокруг стремительно падали сумерки, теплый закатный ветер нес со стороны океана запахи соленых брызг…
– Безумие поразило всех. – Иван ощущал тепло ее ладони и искал в себе силы говорить дальше, потому что Лада оказалась именно тем человеком, кто мог беспристрастно выслушать его, и, быть может, вынести вердикт, или дать совет? – Гонка вооружений и технологий породила машины небывалой степени адаптивности и надежности, но они предатели, потенциальные предатели и убийцы, потому что такими их сконструировали люди. Мы пожинаем то, что создала наша ненависть.
– Ты говоришь об искусственных интеллектах?
– Да. Модули "Одиночка" выпускавшиеся в последние годы войны, настроены особым образом: если в кресло пилот-ложемента садиться новый пилот, то "Одиночка" получив через прямой нейросенсорный контакт доступ к его рассудку, мыслям, производит свою оценку человеческого разума. Не многие знают, что последняя модель "Одиночки" снабжена дополнительным модулем адаптации: Система, проанализировав поступающие команды, может подчиниться абсолютно не опытному пилоту, который действительно желает воевать, и заблокирует доступ к управлению человеку пусть опытному в вопросах ведения боевых действий, но негативно оценивающему их целесообразность. Понимаешь до чего мы дошли? Машины производят селекцию людей, они примут, и будут терпеливо, покорно обучать кровожадных кочевников, потому что их помыслы соответствуют программным задачам боевой машины, но отвергнут и даже попытаются уничтожить человека, который, осознал бессмысленность этой бойни.
– Значит ширианцы, о которых мне рассказал Кайманов, смогут развязать новую войну?
– Смогут. Набьют себе шишек, потеряют много воинов, но в конечном итоге добьются успеха. Кибернетические системы по большинству будут действовать самостоятельно, исполняя все рутинные операции, им необходима лишь воля человека, придающая неодухотворенной системе внешний источник смысла существования. И Воронцов, которому я передал информацию, прекрасно осведомлен об этом. Но ты видела – фрегат колоний нанес удар по переданным мной координатам, считая, что тем самым уничтожит колонию Афины.
– Если адмирал отпустил ширианцев, значит, ему выгодно чтобы снова вспыхнула война?
– Выходит так. – Согласился Шайгалов.
– Иван, я многое поняла из твоих слов. Ты надеялся обрести новую жизнь, дать своим людям шанс забыть о войне. И сейчас твоя душа разрывается между несбывшимися надеждами и сигналом рассудка, предрекающим новый виток кровавого безумия. Ты пытаешься отречься от своей судьбы, но так не бывает. Ты не найдешь покоя. Никогда и нигде.
Шайгалов остановился.
Глаза Лады светились в темноте таинственным блеском.
– Ты, никогда не знавшая войны говоришь мне о долге офицера? Предлагаешь нести до конца свое бремя воина?!
– Ошибаешься Иван. Ты сам избрал свой путь, ты научился жить по справедливости, защищать людей, совершая почти невозможное. Ты сберег много жизней, и сейчас отрекаешься от самого себя. Вот все, что я вижу.
* * *
Слова Лады вновь перевернули душу Шайгалова.
Он не понимал, что происходит.
Запрокинув голову, он смотрел на звезды и думал, что остался один, но это было не так.
Просто очередная развилка судьбы, порождала нечеткость сознания, нити вероятностей уходили в неопределенность, следовало сделать выбор и поставить точку.
Тепло ее ладони жгло руку.
Тридцать лет ты воевал за других, пытаясь среди определенности приказов вести свою линию судьбы. Теперь ты свободен, волен в праве выбора, так почему колеблешься?
Год прошел. Год, за который в оттаявшую душу пришло столько нового, неизведанного, и вот опять, с головой в омут безумия?
Нет, это будет не безумие, Иван – нашептывал внутренний голос. – Ты сможешь отпустить Кайманова одного? Позволишь себе остаться в стороне? Вот это и будет настоящим безумием, твоим личным адом, когда каждое утро, просыпаясь, ты будешь думать о них, тех, кто ушел, чтобы остановить выпущенную на волю смерть.
Это были тяжелые мысли. Они надрывно ворочались в голове, словно тяжеленные булыжники.
Лада внезапно отпустила руку Ивана и тихо произнесла:
– Иди.
– А ты? – Вырвалось у него.
Лада ничего не ответила, лишь в темноте он почувствовал прикосновение ее ладони к своим губам.
…
Он молча шагнул в темноту.
…
– Кайманов?
– Здесь, командир. .
– Собери людей. – Иван не видел лейтенанта, с наступлением сумерек тот предусмотрительно включил режим "хамелеон" (Лада предупреждала о частых ночных появлениях на побережье хищных океанских рептилий) и его экипировка теперь полностью сливалась с мраком, не уловимая ни сканерами, ни взглядом.
– Точка сбора? – Уточнил Павел. Судя по звуку голоса, он находился всего в двух шагах.
– В долине. Всю технику перегнать под защиту маскирующих полей. Соблюдать осторожность.
– Не маленький, понял.
– Анвар? – Шайгалов машинально коснулся своих губ. Присутсвия Лады он больше не ощущал, словно приняв решение и произнеся первые фразы лаконичных приказов, он потерял незримую связь с ней.
– Я тут, джелави. – Фигура ганианца внезапно появилась на фоне серебристой лунной дорожки, искажающейся в плеске волн.
– Воины твоего клана знакомы с техникой? – Уточнил полковник.
– Да. – Утвердительно кивнул тот. – Мы охраняли и обслуживали технические космодромы Альянса, построенные на нашей планете.
– Сколько человек ты сможешь повести за собой?
– Честь Кланов оскорблена. Нас предали и убивали, как скот, ударив в спину. Все, кто может носить оружие, будут мстить.
– Нет. Мне нужны только опытные воины, знакомые с техникой. Теперь подумай и ответь: сколько?
– Человек триста, джелави. – Ответил Анвар. – Точнее сказать не могу. Не знаю, сколько воинов погибло во время атаки на ширианцев.
– Ты готов подчиняться? Понимаешь, что я не допущу самодеятельности ни от тебя, ни от твоих людей? Только полное, беспрекословное подчинение моим приказам.
– Мы не дикие кочевники. Воины Кланов знают, что такое дисциплина. Повиновение – тоже путь к свершению возмездия.
Он отличается от ширианцев. Подумал Шайгалов. – Если его воины действительно оправдают возлагаемые на них надежды, у нас будет штурмовой батальон, как минимум. Но этого мало. Катастрофически мало…
– Хорошо, Анвар. Мы еще побеседуем с тобой чуть позже.
* * *
Под сенью статис-поля работали прожектора, свет которых заливал восстановленные внутренние дворики древнего периметра мертвенно-бледным сиянием. Такой эффект создавали антисканирующие системы маскировки, не позволяющие световым потокам выходить за пределы ограниченной площади.
Шайгалов не ощущал душевного подъема, для него знакомые звуки работающих сервоприводов, гул движков планетарных машин, ритмичное колебание почвы под ногами означали не обновление, но возвращение к прошлому.
Взять себя в руки. Все, Иван, ты сделал выбор. – Он мысленно разговаривал сам с собой, наблюдая, как на отдельной площадке, спроектированной древними кибермеханизмами для приема челночных кораблей, сейчас выстраиваются доставленные двумя «Нибелунгами» серв-машины.
Поспешный старт ширианской эскадры существенно облегчил первоначальную задачу – брошенная в джунглях и на побережье боевая техника имела незначительные повреждения, легко устранимые в полевых условиях. Четыре "Фалангера" и восемь "Хоплитов" вообще не пострадали ни от ковровой бомбардировки джунглей ни от схваток со звероящерами, – их пилоты, вступив в нейросенсорный контакт с модулями "Одиночек" попросту не выдержали прямого соединения с кибернетической системой – трое сошли с ума, один погиб, остальные находились в состоянии комы.
Шайгалов смотрел, как грозные планетарные машины выравнивают строй и останавливаются, поджимая ступоходы с затухающим воем сервоприводов, а в душе росло, ширилось чувство, что сейчас, в эти минуты им пройдена черта невозвращения.
Разум тонул в привычной, напряженной атмосфере, начиная помимо воли работать с полной самоотдачей, исчезали, истончались чувства, что волновали его всего лишь пару дней назад, а на их место приходило привычное, словно старая рубашка, предчувствие близкого боя, рассудок уже планировал предстоящую операцию, даже мышцы на короткое мгновенье охватила знакомая, бесконтрольная дрожь…
– Земцов, где тебя носит? Экипировку, живо! – Губы привычно отдавали в крохотный имплант личного коммуникатора короткие фразы команд, – Шелдон, изъять кристалломодули систем искусственного интеллекта. Личному составу построение через пять минут.
Сзади появилась могучая фигура Святогора, в ногу с которым шагал введенный в автоматический режим тяжелый бронескафандр.
– Экипировка, командир, – он протянул полковнику крохотный чип и тихо добавил: – Земцов погиб на Эрлизе.
Шайгалов на мгновенье потерял дар речи, потом машинально тряхнул головой.
Да. После смерти адъютанта он больше не вводил эту должность в штат руководимых им подразделений.
Память.
Проклятая память…
– Помощь нужна?
– Справлюсь. – Иван вставил чип с личными биометрическими данными в неприметное гнездо, расположенное на плечевой бронепластине скафандра, и тяжелая снабженная сервоусилителями мускулатуры оболочка начала раскрываться, сдвигая керамлитовые сегменты в техническое положение. Еще секунда и Иван привычным шагом назад, спиной вошел в раскрывшийся скафандр, ощущая как бронепластины тут же начали обратное движение, гермошлем с системой БСК сухо щелкнул электромагнитами проекционного забрала, тускло осветились в режиме самотестирования внутренние экраны периферийного зрения, внешние микрофоны издали характерный щелчок, и до слуха долетела фраза Святогора:
– Систему метаболической корректировки включи, командир. Не помешает.
– Включу. – Пообещал Шайгалов. Святогор был единственным от кого он всегда принимал советы, вне зависимости нравились они полковнику или нет. После последнего ранения, полученного на Эрлизе, батальонный медик в буквальном смысле вернул его к жизни, вытащив фактически с "того света".
…Личный состав уже построился, и Шайгалов, коснувшись языком сенсора боевой системы поддержания жизни, сделал шаг вперед, выходя на середину освещенного плаца, по краю которого возвышались серв-машины, а чуть ближе выстроились люди.
Шайгалов мог пренебречь чем угодно, любым пунктом или буквой утративших смысл уставов, но просто отдать приказ, послав людей в бой, он не мог. Они имели право знать все, и делать собственный выбор, либо следуя за ним до конца, либо оставшись в стороне от назревающего водоворота событий, выбраться из которого дано далеко не всем…
Первые слова полковника прозвучали в напряженной звенящей тишине ожидания.
Он говорил, понимая, что обращается к офицерам (к концу войны должности рядового и сержантского состав ВКС Альянса полностью замещали кибермеханизмы) которые прошли через многие испытания, здесь, на ярко освещенном плацу, попросту не могло находиться случайных людей, все прекрасно знали друг друга, и понимали, о чем говорит их командир:
– Сегодня по приказу адмирала Воронцова нас попытались "зачистить", вместе с исторически сложившейся колонией Афины.
Слова Шайгалова, переданные аудиосистемой экипировки, гулко отдались в стылой ночной тиши.
Для многих сказанное явилось откровением, только сейчас большинству собравшихся стало понятно, почему фрегат Флота Колоний бомбил джунгли.
– Мы, по мнению победителей, заслуживаем одного – смерти. Но я знаю вас. Каждого, кто выжил там, где не выдерживали кибермеханизмы. Вы прошли через ад, но не превратились в бездумных убийц, за что в конечном итоге попали на Ширан, в бессрочную ссылку. Теперь, когда закончилась война, я уже не могу приказать – вернитесь, чтобы снова драться. Мы покидали Ширан с единственной целью, – никогда больше не брать в руки оружие, но обстоятельства… не судьба, а именно обстоятельства сложились так, что мы вынуждены ответить на брошенный вызов.
Полковник перевел дыхание и продолжил:
– Судьба нашей колонии предрешена. Здесь, несомненно, в ближайшие дни появятся разведывательные силы Союза Центральных Миров. Если мы останемся на планете, нас уничтожат. Выход один – воспользоваться брошенной ширианцами техникой и временно покинуть Афину. Для этого необходимо захватить поврежденный фрегат. Пока это все. Ближайшая задача, которая должна быть выполнена немедленно. Вопросы?
– Что будет с коренным населением Афины?
– Город на деревьях сложно обнаружить. Мы сами на протяжении года жили тут, вели разведку прилегающих территорий и не знали о его соседстве. Там нет явной техногенной среды, которую, прежде всего, фиксируют поисковые системы. Я предупредил Ладу о существующей опасности, но она отказалась эвакуировать колонию. У них свои приемы выживания в джунглях, и я не думаю, что коренному населению Афины что-то действительно угрожает. Единственный фактор, способный их выдать – это наше соседство.
– Что мы будем делать, захватив фрегат?
– Выйдем в глубокий космос и сориентируемся в обстановке. – Ответил Шайгалов. – Вы видели, что в руки ширианцев попала техника Альянса, которую они смогут использовать для достижения своих целей. Удастся им завоевательный поход или нет, но проклятье за любую смерть, причиненную машинами, падет на нас. По сути выбора нет. Либо мы отстоим свое право на жизнь, либо нас уничтожат. Положение отчаянное, но не безвыходное.
– А есть ли толк скрываться? Это тоже не жизнь… – Раздалась очередная реплика.
– Скрываться мы не будем. – Уверенно пообещал полковник. – Сейчас нет смысла играть вероятностями. Если мы не покинем Афину, то приговорим и себя и исторически сложившееся поселение. Пока что наша задача – получить свободу осознанного выбора. Еще вопросы?
– Почему удар фрегата пришелся на пустой участок джунглей? И какого фрайга они только напугали ширианцев, а не уничтожили захваченные ими корабли?
– На первый вопрос я могу ответить: не зная, насколько адекватен Воронцов, я дал ему заведомо ложные координаты поселения. По поводу ширианцев можно лишь предполагать, – их отпустили намеренно, испугав и разозлив. Выяснить что-либо конкретное мы сможем, только произведя информационную разведку, получив данные о реальной расстановке сил на поствоенном пространстве.
– Почему изъяты кристалломодули "Одиночек"?
Шайгалов ждал этого вопроса.
– Они опасны. – Коротко ответил он. Мысли по данному поводу постоянно возникали в рассудке полковника, и чем больше он думал о проблеме искусственных интеллектов, тем отчетливее виделось решение. – Если мы хотим получить независимость, об использования "Одиночек" с этого момента следует забыть. Вся техника должна быть переведена в режим полуавтоматического управления по схеме пилот-исполнительные подсистемы. "Одиночки" не только опасны, их применение превратит нас не более чем в остаточную группировку сил Альянса, решившую продолжить сопротивление. Отныне и навсегда, те, кто остается со мной, должны усвоить принцип: один пилот – одна машина. Никаких беспилотных механизмов. Если придется драться – мы будем воевать не за Альянс, за самих себя, и потому каждый будет нести свою, персональную ответственность за свершенные действия. С господством роботизированных комплексов покончено.
– Дело. – Громко заявил Риган. – Хватит уже. Здесь, по-моему, нет сосунков, которых нужно водить за ручку, донацеливая орудия? Или кто-то мне скажет, что не в состоянии справиться с серв-машиной или управлять АКИ без модуля искусственного интеллекта? Командир полностью прав.
На этот раз ответом послужила тишина.
– Все – Шайгалов окинул взглядом строй. – Мы достаточно сказали друг другу. Время не на нашей стороне. Поэтому те, кто решил следовать за мной – по машинам. Если кто-то остается – осуждать не буду.
Строй еще секунду стоял, не шелохнувшись затем, как много лет назад в эфире на командной частоте зазвучали приказы:
– По машинам!
Шайгалов стоял в центре плаца.
Стоял до тех пор, пока не остался один, и только убедившись, что за ним решили последовать все без исключения, он направился к открытой рампе штурмового носителя.
Через минуту взревели планетарные двигатели двух "Нибелунгов", вторя им, заработали движки десантно-штурмовых модулей.
Семьдесят человек – Мысль билась в рассудке полковника. – Неполная рота, доукомплектованная взводом серв-машин. Слабо против фрегата.
"Нибелунг" резко качнуло. Неслышно открылся люк командно-тактического отсека и на пороге появился Кайманов. Забрало его гермошлема было поднято, глаза смотрели ровно, без лихорадочного блеска.
– Прорвемся, командир. – Его голос все же нес нотки тщательно скрываемого внутреннего напряжения. – За год, конечно, расслабились, не спорю, но каждый из нас и не в таких передрягах бывал. Втянемся. Большая честь этим ширианцам.
– Ширианцам? – Вскинул взгляд Шайгалов.
– Вот этого не надо командир. – Кайманов присел, заставив застонать противоперегрузочное кресло от веса брони. – Ты правильно сказал: выйдем в космос, сориентируемся и ударим. Но не по колониям, верно?
– Верно, Паша. По сути, у нас только один путь – остановить этих "завоевателей". Воронцов что-то задумал, и важно очень важно понять: для чего он решил использовать воинов пустыни. Просто так подобную чуму в пространство Обитаемых Миров не допустит ни один отморозок. Здесь есть тонкий и жестокий расчет.
– Войны он хочет. – Пробурчал Кайманов. – Привычной войны. Только не у себя под носом, а на периферии, в "не присоединившихся" мирах. Тут и гадать нечего, вот увидишь, когда проанализируем навигационные линии гиперсферы, все встанет на свои места.
Шайгалов ничего не ответил.
Он смотрел на контрольные мониторы, физически ощущая как два "Нибелунга" в сопровождении четырех ДШМ под прикрытием работающих фантом-генераторов скользят, словно тени, приближаясь к злополучным островам.
* * *
Скопление Ширана. Планета Сауд…
Рашид Аль Кемран сидел на поросших травой руинах дворца, который строил для себя адмирал Рахманов и размышлял над превратностями судьбы и новыми, открывшимися ему в течение нескольких дней знаниями.
Он уже не мог мыслить как раньше.
Натура племенного вождя, эмира, под чьим началом еще пару лет назад находилось полсотни диких воинов, претерпела радикальные изменения под прессингом обучающих кибернетических систем.
Знания, закачанные в его разум через имплант, причудливо смешивались с опытом прожитых лет, сейчас, в эти самые минуты внутри зрелого беспощадного воина зарождалась новая видоизменившаяся личность.
Поначалу резкие перемены пугали его до приступов тошноты и резкого головокружения, он еще не пришел в себя от сомнамбулического состояния, в котором покинул полевой медико-информационный центр, ноги, подкашивающиеся от периодических приступов дурноты и слабости, сами привели его сюда на развалины утопии, которую Зураб Рахманов пытался построить на Сауде.
Перед мысленным взором Рашида распахивалась необъятная Вселенная, утраченные знания предков, путешествовавших через бездну космического пространства, вернулись, болезненно будоража сознание.
Он больше не мог замкнуться в привычном мирке суеверий, Рашид не понимал, и не догадывался, что любая обучающая программа, напрямую работающая с рассудком, являлось детищем отгремевшей войны, – разработанные специалистами Альянса виртуальные модули обучения не только размещали в рассудке необходимые для командования кораблем либо флотом знания – курс ускоренной мнемонической подготовки содержал психологическую составляющую, – раненным офицерам, проходящим курс реабилитации или только призванным новобранцам, которых массово готовили в подобных центрах, внушались определенные взгляды и моральные нормы, которыми, по мнению командования, должен был обладать преданный Альянсу офицер.
Сейчас гремучая смесь, состоящая из прошлого жизненного опыта, имплантированных знаний и неявного психологического зомбирования, проходила болезненную переплавку, стадию первичного осмысления, последствия которой не брался предсказать никто. Случаи психических срывов, умопомешательства являлись нормой, не всякий выдерживал подобной, ускоренной мнемонической подготовки.
Аль Кемран выдержал.
Он был свиреп, бесстрашен, идея Великого Завоевания, оказывается, не выходила за рамки психологической коррекции, просто одни понятия подменялись другими, но от этого не менялась суть внутренних позывов.
Его религиозная вера резко пошатнулась, темные предрассудки не сочетались с объемом полученной информации, но такая жертва хоть и причиняла массу внутренних неудобств, уже не казалась после некоторых размышлений, чрезмерной платой за новый уровень свободы и власти.
Он лишился привычных заблуждений, но в обмен получил столь необходимые знания. Его жажда завоевать весь мир всю обозримую Вселенную нисколько не пошатнулась, она лишь приняла более осмысленные, практичные формы.
Наваждение, которое поначалу казалось бесконечным, постепенно рассеивалось, Аль Кемран смотрел на руины недостроенного дворца, поржавевшие остовы разбитой планетарной техники и ему грезился усмехающийся образ адмирала Рахманова.
Что теперь будешь делать Рашид? Нет Альянса, нет больше твоего бога, ты изменил вере предков, получив взамен накопленный за десятилетия войны опыт, и что? Что ты станешь делать дальше? Скажешь своим воинам, что нет ни высшей силы, ни демонов, а есть только остаточные подразделения кибернетических систем, оставшиеся не у дел, и случайно попавшие в твои руки?
Нет…
Рашид не заметил, как начал спорить с самим собой. У воинов должна быть вера. Они не получат того уровня знаний, который позволит им усомниться в великой миссии, возложенной на их эмира.
Они будут укрощать демонов, вести их в бой с молитвой на губах, умирать и возрождаться в легендах, воспевающих их подвиги.
Шесть миров скопления Ширана продолжат привычное полудикое существование, став бесперебойными поставщиками новых воинов для армии Рашида.
Он создаст собственную империю на обломках двух фактически истребивших друг друга цивилизаций имевших некогда одни и те же исторические корни.
Мысли Рашида постепенно принимали ясность. Его не смущала ничтожность одного имевшегося в его распоряжении флота по сравнению с совокупной мощью военно-космических сил союза Центральных Миров.
Он знал, как следует поступить.
Чтобы один ударом убить пустынного хардала, воин должен твердой рукой направить свое оружие в сердце могучего хищника. Если он промахнется, царь пустыни порвет неудачника в клочья. Но если удар достаточно силен и точен, то ни устрашающие лапы хищника, ни его клыки не достанут храбреца, – зверь будет бесполезно разевать пасть, царапать когтями окровавленный песок, пока не издохнет в конвульсиях.
Война в космосе (в понимании Рашида) не сильно отличалась по тактическим приемам от опасной охоты.
У каждой империи есть сердце.
Союз Центральных Миров обладает огромной силой, но большинство кораблей флота сейчас ориентированы на поиск и уничтожение остаточных подразделений Альянса. После окончания войны осталось множество техники, рассеянной по многим звездным системам, и ее обнаружение с последующей ликвидацией, задача трудная, требующая привлечения огромных ресурсов.
Сердце врага открыто для удара. – Аль Кемран чувствовал это, как охотник чувствует запах добычи.
Конечно, Рашид размышлял утрированно, но суть его плана от этого не менялась.
Форт Стеллар, знаменитый неприступный спутник планеты Рори, должен быть захвачен либо уничтожен, и тогда империя победителей развалиться, а отдельные звездные системы, лишившись единства, станут легкой добычей для Ширианского флота.
Рашид размышлял, а его взгляд уже не скользил по руинам, – он смотрел на облако пыли, возникшее у горизонта.
Верный Гасан вел новых безропотных и беспощадных воинов.
Накануне (перед тем как отдаться во власть кибернетических систем полевого медицинского центра) Рашид передал андроиду сведения о точном месте исторической посадки колониального транспорта "Сауд" техникой которого не воспользовались его предки. Там оставались тысячи андроидов, как две капли воды похожие на Гасана.
