Глава 18

Дагон сидел на кочке и, опустив в бочажок щупальце, гонял среди ряски электрическую лампочку. Денек был отменный. Солнце, пробив застилавшую небо серую хмарь, грело совсем по-летнему. Упоенно звенели мухи, басово жужжали слепни. Невдалеке среди кустов завывала выпь, причем временами брала такие ноты, что и Паваротти позавидовал бы. Странная птица, думал Дагон, такой талантище, а растрачивается впустую. Порой само болото издавало низкий утробный звук, будто проглатывало огромный, плохо пережеванный кусок недоваренного мяса. Любое живое существо, не оказавшееся съеденным в этот чудесный день, могло бы с полным основанием на то заявить, что жизнь прекрасна и удивительна.

Вот только старика все это почему-то не радовало.

Выведя на торную тропу ребят из команды сержанта Макарычева, указав им нужное направление и распрощавшись, Дагон полагал, что вскоре забудет об этих странных людишках, по глупости забредших в его владения. Но вместо этого старик начал чувствовать болезненную пустоту. Как будто в груди у него образовалась полость, в которой поселилась омерзительная, скользкая, холодная жаба. И с каждым часом рептилия эта становилась все больше и отвратительнее. Как от нее избавиться, Дагон понятия не имел. Вот и мотался день-деньской по болоту, не зная, чем себя занять, к какому делу приложить щупальца.

Концом щупальца Дагон обхватил лампочку за цоколь и поднес к глазам. Волосок внутри стеклянной колбы был оборван. Ну, вот, с тоской вздохнул старик, перегоревшая. И откуда только взялась здесь? Кругом топь непролазная, а посреди бочага, надо же, перегоревшая лампочка плавает. Будто, проходя мимо, выбросил кто. Дагон описал щупальцем петлю, и лампа снова плюхнулась в воду.

Правда, после того случая, как он у местных сержанта Макарычева отбил, аборигены стали относиться к Болотному Дедушке с бóльшим уважением и почтением. Поняли, видать, что башни-то башнями, но и он на болотах все еще что-то собой представляет. А что на людях не показывается – так то по причине врожденной мизантропии. Не далее как сегодня утречком аборигены Болотному Дедушке жертву принесли – ягненку горло перерезали и в бочаг кинули. Два десятка яиц птичьих и пяток шкурок выдровых – это в довесок.

И все равно муторно было на душе у старика. Не шли из головы слова, сказанные Макарычевым при расставании.

– Ты бы уходил отсюда, дедушка. Да поскорее. Лихо здесь скоро будет.

– Это как же так лихо? – озадаченно нахмурился Дагон.

– Двух дней не пройдет, как прилетят самолеты, – Макарычев ткнул пальцем в облачное небо. – И ударят ракетами по поселку. Обработают площадку так, что живого места не останется.

– Да мне чего, – махнул рукой Дагон. – Нырну в любой бочажок и уйду в иную реальность. Там меня ваши ракеты не достанут. А вот местные как же?

– А что местные… – развел руками сержант. – Мы пытались с ними договориться. Не вышло ничего. То ли они сами не понимают, что творят, то ли всерьез считают, что башни их от всего спасут.

– Не спасут?

– Я еще не видел ничего, что могло бы от ракеты «земля—воздух» спасти, – усмехнулся ефрейтор Стецук.

– А может, иначе как?

– Не получится, – покачал головой сержант. – Местные башни под землю загнали. Сколько их – отшельники, наверное, и сами не знают. Но много, дедушка, очень много. А ликвидаторам местные спокойно работать не дадут – станут, как нас, рипами стращать, да гонять по иным плоскостям реальности.

– Так, значит, – задумчиво кивнул Дагон.

– Не я принимаю решение, дедушка, – извиняюще улыбнулся Макарычев.

– Верно, – согласился Дагон. – И не ты первый произносишь эти слова в свое оправдание.

Макарычев не обиделся. Пожал на прощание старику руку, как Черчилль, два пальца показал – два дня, а не «Виктория», – и побежал своих догонять.

Дагон вздохнул уже в который раз, оперся щупальцами о влажную траву, тяжело на ноги поднялся и поковылял – совсем как старик – в сторону поселка.

Баба в драной телогрейке и кирзовых сапогах, первой увидевшая страшного старика, выронила ведра, с которыми шла к колодцу за водой, обхватила руками голову, повязанную клетчатым шотландским платком цветов клана МакШенонов, и пронзительно заголосила.

Вот же дура, усмехнулся Дагон, было б нужно, я б ее из-под дерна за ноги схватил и как гриб выдернул. Да только на кой ляд она мне сдалась?.. Дура старая… С другой стороны, приятно все же, что уважают.

На бабий крик сбежался народ. Человек двадцать пять. По большей части – мужики. Вернее, не мужики, а мужичонки. Все непредставительные какие-то – низкорослые, сутулые, с руками, свисающими едва не ниже колен. Взгляды сумрачные, исподлобья. Аборигены сгрудились вокруг воющей, как пароходная сирена, бабы, и кто-то наконец догадался заткнуть ей рот.

Вперед вышел отец Иероним.

– Почто пожаловал, Болотный Дедушка? – обратился он к Дагону. – Али подарки тебе наши не понравились?

– Все нормально, – подойдя к попу, старик одобрительно потрепал его по плечу. Отец Иероним испуганно втянул голову в плечи. – Я поговорить пришел. По делу.

– Ну, ежели так… – Попик слегка развел руками и, оглянувшись, посмотрел на односельчан. Словно извиниться хотел – ну, что я тут могу поделать?

– Дайте на что присесть, – повелительно взмахнул рукой Дагон.

Кривоногий подросток убежал в дом и быстро вернулся с невысоким круглым табуретом в руках. Парень вручил табурет Антипу, а тот уже поставил его перед Дагоном и хлопнул ладонью по сиденью – мол, садись, пожалуйста, Болотный Дедушка.

Вообще-то, сам факт того, что Болотный Дедушка явился в поселок, настолько выходил за рамки обычного, что никто из аборигенов даже и не знал, что думать по этому поводу. Ежели в чьей голове и возникали какие разрозненные мысли, так все серые и безрадостные. Все насчет конца света и грядущего апокалипсиса. А то и еще чего похуже.

Дагон обошел табурет и сел на него. Лицом к народу. Приосанился, плечи расправил, руками в коленки уперся основательно, щупальцами за спиной шевельнул – не для острастки, а токмо порядку ради.

– Значит так, слушайте меня внимательно, уроды недоделанные, – сказал Дагон и усмехнулся – самому понравилось, как он сразу нужную интонацию поймал. – Солдаты, когда уходили, сказали, что по вашему поселку с воздуха будет нанесен ракетный удар, – старик с сомнением посмотрел на отца Иеронима, стоявшего по левую руку от него с согбенной спиной и ладошками, сложенными на груди, будто он уже помер. – Вы-то, чубрики, пожалуй, что и не ведаете, что такое ракетный удар?

– Ведаем, Болотный Дедушка, ведаем, – смиренно заверил его попик.

– А про то, что башни, идолища эти поганые, которым вы тут поклоняетесь, вас от него не защитят, ведаете?

– И про это ведаем, Болотный Дедушка, – поклонился отец Иероним.

– Так чего ж тогда на месте сидите? – непонимающе раскинул щупальца веером Дагон. – Собирайте манатки да уматывайте поскорее!

– Ну, не можем мы места эти покидать, Болотный Дедушка, – глухо прогундел Антип. – Понимаешь?.. Вера нам этого не позволяет.

– Это почему же? – Старик непонимающе поскреб ногтями заросшую щетиной щеку.

– Потому что весь остальной мир погряз в скверне и ереси, – объяснил отец Иероним. – И только мы одни храним огонь истинной веры.

– Так ежели ж вас ракетами с самолетов накроют, что от вашего огня останется? – пуще прежнего удивился Дагон.

– Про то только господу ведомо, – смиренно вздохнул попик.

– Ну, не сбылось, в общем, пророчество, – вторя ему, шмыгнул носом Антип.

– Что за пророчество? – наклонив голову, Дагон попытался поймать взгляд Антипа, который тот все время старательно отводил в сторону.

– Ты, Болотный Дедушка, должно быть, слыхал о ските монашеском, что в тяжкую годину на дно Облонского озера ушел, – обратился к Дагону отец Иероним.

– Ну, слыхал, – размашисто кивнул тот. – Только сказки все это. Нет на дне того озера ничего. Уж можете мне поверить.

– Мы веруем в то, что нам отцами нашими завещано, – деликатно ушел от спора поп. – А сказано нам было следующее. Поначалу отец Стокопей пророчествовал, что придет время и передаст господь в руки наши великий дар, который мы хранить должны и лелеять. И через него обретем мы истинную веру. А когда придет беда, такая, от которой не скрыться, не убежать, дар этот сотворит чудо, подобное тому, что уже свершалось в давние времена, – опустится наш поселок на дно Облонского озера, где его ни один лиходей не сыщет, – отец Иероним вдруг вскинул голову, с вызовом глянул на Дагона и весьма дерзко вопросил: – А, собственно, чего ради я тебе все это рассказываю? Какое тебе до всего этого дело, старикан?

– Ты братана-то своего утихомирь, – строго погрозил попу пальцем Дагон.

– Да… Да, конечно… – Отец Иероним пару раз хлопнул себя по животу, будто проверял, не проголодался ли. – В общем, так… – продолжил он уже совсем другим, тихим и спокойным голосом. – Пророчество сие сбылось.

– Башни имеешь в виду? – кивнул Дагон.

– Башни, – подтвердил поп.

– Думаешь, они способны ваш поселок на дно озера погрузить?

– Я так полагаю, что уход под воду – это метафора. Ты ведь сам, Болотный Дедушка, говоришь, что нет никакого скита там, на дне озера.

– Нет, – с готовностью подтвердил Дагон.

– Так, значит, не на дно погрузился тот самый монашеский скит, о котором легенды рассказывают. А переместился он в иную плоскость реальности.

– Да ну? – удивленно раскинул щупальца Дагон. Чем, надо сказать, страшно напугал аборигенов. – Сам додумался?

– Куда мне, – смущенно махнул ручкой попик.

– Братан подсказал?

– Мамаша Рю.

– Ну, Мамаша Рю в этих делах толк понимает, – согласился Дагон. – И что, башни могут это сделать?

– Полагаю, что могут.

– Так чего ж, как пни, с места не двигаетесь?

– Ну, пока вроде бы все тихо, – пожал плечами Антип.

– Ага, – криво усмехнулся старик. – Жди, когда загремит!.. В общем, слушайте, сержант мне сказал, что накроют вас не позже сегодняшнего дня. Так что не тяните со сборами.

– А ты сам как же, Болотный Дедушка?

– А что я! – развел руками Дагон. – Я в любой бочажок нырну – и нет меня.

– Да, кстати… – Отец Иероним задрал подол рясы и сунул руку в карман надетых под нее широких армейских штанов. – Тут один из солдатиков этих, когда они драпали, значит, телефон свой мобильный потерял.

Поп протянул Дагону серебристую коробочку с голубым экраном и рядами серых кнопочек.

– А мне он на кой? – непонимающе посмотрел на странную игрушку старик.

– Ну, может быть, вернешь ему… Ежели вдруг свидитесь… Они ведь, наверное, снова явятся сюда после того… Ну, в общем, как все закончится.

Дагон взял в руку мобильник, повертел, нажал клавишу включения.

– Так с него позвонить можно?

– Можно, – кивнул поп.

– А солдаты говорили, что у них в вашем поселке вся связь отрубалась. И даже часы по-разному время показывать стали.

– Ну, так то у них, – усмехнулся Антип. – А у нас все работает.

– Ага… – Дагон ткнул пальцем в одну клавишу, затем – в другую. Поднес телефон к уху. – Так не слышно ж ни черта!

– Для того чтобы позвонить, номер знать надо, – терпеливо объяснил отец Иероним.

– Чей?

– Того, кому позвонить хочешь.

– А откуда ж я его узнаю?

– В телефоне записная книжка имеется.

Отец Иероним приблизился к Дагону на полшага и указал на кнопку, которой следовало воспользоваться, чтобы включить записную книжку.

Сосредоточенно сдвинув брови, старик просматривал имена и номера телефонов, пока не наткнулся на то, что требовалось: «Макарычев Сергей».

Довольно усмехнувшись в бороду, Дагон нажал кнопку вызова и поднес телефон к уху.

После нескольких длинных гудков человеческий голос сказал:

– Я вас слушаю.

– Это Дагон! – радостно гаркнул старик.

– Не надо так кричать, – замахал руками отец Иероним.

– Кто? – удивленно переспросил голос из трубки.

– Дагон!

Пауза.

– Это что, шутка?

– Какие еще шутки! – возмущенно подпрыгнул на месте старик. – Дагон! Забыл, что ли? Я ж вас с болота вывел!

– Но… Черт возьми!.. – человек на другой конце линии явно растерялся. – Откуда ты звонишь?

– С болота!

– У вас там что, телефонную будку поставили?

– Не, кто-то из твоих парней, когда драпал, телефон обронил.

– А, понятно… Ну, и как там у вас?

– Да вот разговариваю с местными чубриками, – Дагон кинул насмешливый взгляд на аборигенов. – Пытаюсь убедить их убраться подобру-поздорову.

– И как, получается?

– Нет. Тупые они. Как валенки. И упертые. Как бараны.

– Жалко…

– Слушай, голос у тебя какой-то странный. Случилось чего…

– Я не должен об этом говорить… Самолеты уже вылетели.

– Те самые самолеты?

– Те самые.

– И когда?

– Через четырнадцать минут.

– Ясно. У меня сейчас нет времени, я тебе потом перезвоню.

– Постой!..

Дагон нажал кнопку отбоя и сунул телефон в карман.

– Значит так, юродивые, через четырнадцать минут самолеты с ракетами пройдут над вашим поселком. И после этого здесь ничего не останется. Вообще ничего. Ясно?

– Ну да, – коротко кивнул Антип.

– Ну, так, значит, собирайте быстро свои манатки и валите в иную плоскость реальности. Если, конечно, у вас это получится.

– Мы не можем это сделать, – покачал головой отец Иероним.

– Ты же сам говорил…

– Ты не дослушал историю до конца, – поп впервые перебил Болотного Дедушку. И, кажется, даже не заметил этого. – Примерно через восемьдесят лет после пророчества отца Стокопея было новое откровение юродивому Фимке Трипалову. Фимка сказал, чтобы мы не смели использовать господний дар до тех пор, пока не явится к нам на болота нагой человек и не будет произнесено при нем заветное слово.

– И что ж это за слово такое? – поинтересовался Дагон.

– Мы знаем его, – ушел от ответа поп.

– Ладно, не хочешь – не говори, – махнул рукой Дагон. – Только объясни, на кой ляд сдался вам этот голый мужик, ежели вы слово и без него знаете?

– Слово само по себе не имеет никакого значения. Но господь сказал, что мы должны поступить именно так, а не иначе. И мы не смеем нарушить его завет.

– Начнем с того, что сказал вам это не господь, а юродивый Фимка.

– Господь вложил в его уста свои слова.

– Уверен? – с сомнением прищурился Дагон.

– Конечно, – утвердительно наклонил голову отец Иероним.

– И без этого – никак?

– Никак.

– А пошто вы тогда служивых мучили?

– Мы думали, что их приход ознаменует исполнение пророчества.

– Разве среди них был голый? – удивился Дагон.

– Ну, когда я их встретил, – смущенно забормотал Антип. – Один из них без сапога был.

– Без сапога, говоришь? – переспросил Дагон.

– Ага, – кивнул Антип.

– Босой, по-моему, это не совсем голый.

– Так больше к нам вообще никто не забредает, – с тоской почесал шею Антип.

– Ну, понятно, – покачал головой Дагон. – Значит, вам нужен голый мужик, знающий заветное слово?

– Точно так, Болотный Дедушка, – подтвердил отец Иероним.

– И вы надеетесь, что он объявится за те пару минут, что остались до того, как вашу деревню сотрут с лица земли?

– Все в руках господних, – тяжко вздохнул поп.

– Неправильный ответ, – с досадой щелкнул пальцами старик.

– Другого у меня нет, – пожал плечами отец Иероним.

Дагон поднял палец вверх, будто предупреждая о чем-то, и наклонил голову, прислушиваясь. С северо-запада приближался гул, похожий на рев спятившего от голода зверя. С каждой секундой гул нарастал, становился все громче; вскоре он уже ощущался не только слухом, но каждым сантиметром кожи, каждой клеточкой тела. Это ревела смерть, летящая, чтобы собрать жатву.

– Я ухожу, – Дагон поднялся на ноги. – Не вижу смысла помирать за непонятную мне идею, – заметив недоуменный взгляд, старик счел нужным уточнить: – Я образно выразился. Потому как сам, понятное дело, бессмертный.

От рева самолетов дрожали листья на деревьях и трава, казалось, никла к земле.

– Удачи тебе, Болотный Дедушка, – сказал Антип.

– Хотел бы и тебе пожелать того же, чубрик, да только не вижу в этом смысла. – Дагон взмахнул коротко щупальцами, будто воду с них стряхнул, и начал подниматься на взгорочек, за которым находился бочаг.

– Бог в помощь тебе, Болотный Дедушка! – крикнул вслед ему отец Иероним.

– Сам справлюсь! – отмахнулся Дагон.

Старик поднял голову. Прямо над ним по небу, очень высоко, летели, выстроившись треугольником – будто наконечник стрелы – три самолета. Вдруг от самолетов отделилась гроздь ярких белых огней и устремилась вниз, к земле.

Быстрее…

Быстрее…

Быстрее…

Дагон на ходу обернулся. Аборигены стояли, задрав головы, и смотрели на падающие с неба огни. Может быть, они не понимают, что это смерть, подумал Дагон. Или им совершенно безразлично – жить или умереть? Но это же неправильно! Люди не должны так поступать!..

Первая ракета ударила в землю на дальней окраине поселка. Огненный вихрь смел одним махом деревянную церковь с колокольней, в которой росла информационная башня.

– Чудны дела твои, человек, – тихо произнес Дагон.

После чего высоко подпрыгнул, изогнулся в воздухе, будто морской котик, щупальцами укрыл голову и нырнул в заросший ряской бочаг. Не успела вода сомкнуться над ним, как сверху пронесся огненный шквал.

Дагон уходил все глубже и глубже. В глубь болота, в пучину, во тьму. Когда мрак поглотил последний проблеск света, Дагон раскинул щупальца в стороны и замер в темноте и неподвижности. Он хотел какое-то время побыть здесь один. Чтобы никто не лез. Он просто хотел отдохнуть и набраться сил. А где еще восстанавливать силы, как не в межпространственном и межвременном континууме.

Внезапно он почувствовал странное возмущение континуума. Как будто кто-то еще пытался ворваться туда, где Дагон сейчас находился. И то было очень странно, потому что встретить кого-либо в зоне полного безвременья было невозможно. Это противоречило не только основным законам космогонии, но и элементарному здравому смыслу. Решив выяснить, что происходит, Дагон протянул щупальце в направлении, откуда поступали сигналы, определить природу которых он был не в состоянии. Поначалу щупальце продвигалось вперед с некоторым усилием, как сквозь густой кисель, что было совершенно естественно. И вдруг оно будто провалилось в пустоту. Почувствовав, а может быть, только вообразив, что его куда-то несет, а может быть, тащит, Дагон рефлекторным движением, ища точку опоры, сжал попавшее невесть куда щупальце и что было сил потянул его назад. У него не было ни малейшего желания разбираться со странностями странного мира. Влезешь в такие разборки и сам не заметишь, как превратишься в кошку Шредингера, которую Лао-Цзы ищет в темной комнате. Нет, нужно было уходить. И, благо его никто не держал, Дагон устремился в сторону дома.