Неотложка. Санитары
– Движение вперед всегда связано с необходимостью оторвать зад от стула.
– А с чем связано движение назад?
– Вперед, назад – какая разница! Все относительно, друг мой.
– Так уж и все?
– Абсолютно! Старик Эйнштейн был гением. Хотя сам он этого не признавал. Назад, вперед – это только абстракция. Слова, которые мы сами придумали, рассчитывая сделать окружающий нас хаос более упорядоченным и понятным, а на самом деле только окончательно все запутали.
Марина сидела меж двух санитаров и вертела головой из стороны в сторону. Кто говорил – на того и смотрела. Ей было абсолютно все равно, что они говорят. Она даже не особенно прислушивалась к словам. Для нее были важны голоса. Они были живые. И внушали надежду на то, что все будет хорошо. Прежде она была совершенно иного мнения о санитарах-чистильщиках. Они казались похожими на ангелов смерти. Ну или что-то вроде того. А эти двое были обычными парнями. Настолько обычными, что это казалось невозможным. Рядом с ними было легко и спокойно.
– Слова – это все равно что фантики от конфет. Зачастую мы их просто не замечаем. А порой обертка оказывается куда интереснее содержимого.
– «Раковые шейки».
– Что?
– Конфеты были такие – «Раковые шейки».
– Мне они не нравились.
– Мне тоже. Но я все время думал, при чем тут раки? Не из раков же конфеты делают? И где у рака шея?
– Ха! А ты вспомни – «Мишка на севере», «Белочка», «Ласточка».
– Это что! Были еще «Красная Шапочка», «Буратино» и «Гулливер»!
– Так вот я как раз об этом и говорю! Слова зачастую ничего не значат. Они существуют только для того, чтобы маскировать скрытый за ними смысл. В результате мы начинаем воспринимать окружающий мир не как реальность, а как набор символов. Сложность прикрывается видимостью простоты. Проблемы оборачиваются блестящей мишурой. То, что говорят о том или ином предмете, становится важнее его самого. Человек так просто уже ничего собой не представляет, не будучи запечатлен системой мультимедиа.
– А мне вот, например, не хватает интереса.
– А по мне, так и черт с ним.
Особенно Марине нравилось, когда, подъезжая к заполненными машинами перекрестку, Верша включал мигалку и сирену. Нужно было видеть, как старательно, едва не наезжая друг на друга, освобождают им путь все прочие автомобили. А Верша только посмеивался и знай себе давил на газ. Он был уверен, что даже если зацепит какую-то из машин, у владельца и мысли не возникнет затеять с ним разборку по поводу случившегося. Он будет думать лишь о том, как бы незаметно и поскорее умотать куда подальше. Туда, где нет чистильщиков.
Ан нет! Не угадал! Не выйдет, братишка! Чистильщики нынче повсюду. Гильдия, понимаешь ли…
– Гильдия! – косясь на девушку с глубокой гордостью и чувством собственного достоинства, произносил Верша. – Гильдия, понимаешь ли!
Хотя и сам плохо понимал, что это значит.
Зато как звучит!
– Гильдия, трель ее!
Верша тащится, как удав!
Еще бы!
С ним рядом в машине едет девушка!
И пускай она совсем не в его вкусе, да и косится чаще не в его сторону, а на Гибера – все равно! Да, все равно! Все равно – девушка в машине это брюлово. Это создает какую-то совершенно новую, волшебную, отчасти дурманящую атмосферу. Шарм – это вам не свинина под сырным соусом. Шарм – это, надо сказать, нечто совсем иное. Стал бы он иначе разводить философскую канитель насчет слов и образов! Можно подумать, ему это очень интересно. Он не понимал и половины из того, что говорил. Только повторял запомнившиеся слова. Два раза в месяц лекции для санитаров читали эксперты из Гильдии. Посещение этих собраний было обязательным. Хотя, по мнению большинства слушателей, ни о чем дельном речь там не шла. Лектор говорил много, витиевато и затейливо. Плел словесные арабески, будто только этим всю жизнь и занимался. Его совершенно не интересовало, понимают ли его слушатели. Он выстраивал словесные конструкции, объединял их в блоки и отправлял в зал. Дальнейшее происходило само собой. Уже без его участия. О том, чего ради на самом деле проводятся эти так называемые лекции, поведал Верше один знакомый лок. По его словам, эксперт встраивал в подсознание санитаров мемплексы, которые должны были защищать их от шогготов. Это как регулярная вакцинация тех, кто работает в очаге опасного инфекционного заболевания. Никаких доказательств лок, разумеется, предъявить не мог. Так что ему можно было верить. А можно было – и нет. Существовал еще и третий вариант – можно было забыть все, что он сказал. Многие знания, как известно, счастья и радости никому не принесли. По мнению Верши, это был наилучший выбор. В конце концов, это ведь ровным счетом ничего не меняло. Зато теперь он ходил на лекции и даже не пытался вникать в то, о чем вещал эксперт-чистильщик. Зачем? Для корректной работы мемплексных блоков никакого осознанного участия с его стороны не требовалось. Как и при введении сыворотки. Достаточно лишь подставить плечо для укола.
– Слушайте, а давайте-ка заедем куда-нибудь перекусить! – предложил Верша, вспомнив вдруг, что он таки пропустил время послеполуночной трапезы.
А это было нехорошо. Это было неправильно. Питание должно быть регулярным и сбалансированным. Шогготы – это еще не повод, чтобы морить себя голодом.
К тому же имелась у Верши мыслишка потаенная. Надеялся он, что Марина пригласит их к себе в гости и угостит хорошим домашним ужином. Но девушка промолчала. Что ж, Верша не собирался напрашиваться. Его и пельменная устроит.
Верша искоса, ненароком как бы глянул на Гибера. Собственно, ведь это он предложил девицу до дома подвезти. Значит, у него имелись какие-то планы на ее счет? Имелись или нет? Судя по тому, как он себя вел, можно было предположить, что планы имелись, да вот только как их реализовать, Гибер понятия не имел.
И Марина с чего-то вдруг погрустнела. И враз подурнела. Руки на колени положила, голову опустила и угрюмо смотрела на переплетенные пальцы. Она то разводила пальцы в стороны, то плотно прижимала их к ладоням. Вроде похоже на игру, только в чем ее смысл – не понять.
Все было как-то не так.
Неправильно как-то.
Чем ближе они подъезжали к дому девушки, тем более мрачная, тяжелая атмосфера воцарялась в кабине. Напряженная, как перед грозой. Окна раскрыты, а кажется, будто дышать нечем. Если поначалу Верша с Гибером непринужденно болтали обо всем, что приходило в голову, а Марина честно наслаждалась их совершенно необязательным, а потому и ненапряжным трепом, то теперь все повернулось иначе. Гибер смотрел угрюмо, из-под бровей и отвечал односложно. Порой так и вовсе пропускал реплики напарника, будто не слышал. Положив локоть на край открытого окна, он смотрел в темноту, словно боялся пропустить одному лишь ему знакомое место. Проехать мимо которого ну никак было нельзя. Марина, будто чувствуя что-то неладное, тоже больше не улыбалась. Хотя, надо сказать, улыбка ей была совершенно не к лицу. Она и без того была далеко не красавица, а улыбка – редкий случай, – превращала ее лицо в подобие уродливой маски, которую хотелось немедленно расшибить об угол.
– Так что, есть у вас тут где перекусить среди ночи? – спросил у девушки Верша.
И это была не попытка вновь размять слипшийся в плотный, совершенно несъедобный комок теста разговора, а насущная необходимость. Сосущая пустота начинала потихоньку скручивать желудок, как выстиранный носок, а район Дмитровки Верша знал совсем плохо. Конечно, можно было и по светящимся вывескам сориентироваться, однако совет знатока был бы весьма кстати. Мелкие забегаловки, в особенности работающие по ночам, обладали удивительным, малоизученным свойством: разброс цен в них был так же велик, как и качество подаваемых блюд. Причем второе, как правило, вовсе не находилось в прямой зависимости от первого. За одну и ту же сумму в одной кафешке можно было как следует пообедать, в то время как в другой разве что только чашку жидкого, растворимого кофе выпить. Да и та будет треснутой.
– Ну, так как? – снова посмотрел на девушку Верша.
– Я не знаю, – не поднимая головы, тихо, почти шепотом произнесла Марина.
– Как? Вообще? – удивился Верша.
– Я ем дома.
– Ну, да, конечно.
Верша кивнул, решив, что следует заканчивать этот разговор. Все равно никакого проку не будет.
Он даже обрадовался, когда раздался сигнал бортовой рации. Надо же, кто бы ему прежде такое сказал.
– «Зебра»! Слушаю!
Он ответил так быстро и в голосе его было столько готовности немедленно нестись выполнять любое задание, что Молчун какое-то время ошарашенно молчал.
– «Линия»! Я вас не слышу!
– Э… «Зебра»?
– Конечно, «Зебра»! Кто же еще?.. Ну, что там у вас?
– Э… Вертелкин?
– Он самый, господин майор!
– Я давно уже не майор…
– Для меня вы всегда..
– Кончай, Верша! Песков с тобой?
– Конечно. Где же ему еще быть? Вон, рядышком сидит.
– Где вы сейчас?
– Неподалеку от Дмитровской.
– Отлично.
– Правда?
– Да. Вызов рядом. На Второй Хуторской…
– Мы там уже были сегодня.
– Не совсем там! Дальше! Возле парка Калинина.
– И что там?
– Пять трупов.
– Пять?
– Тебе мало?
– Что за трупы? Откуда взялись?
– Патрульные прибыли по вызову, обнаружили пять трупов. Речь шла о перестрелке, но патрульные решили, что всех пятерых гаст задрал. Вам следует забрать трупы, провести соответствующую обработку и доставить в двадцать четвертую клинику.
– Одиннадцатая ближе.
– Я сказал – в двадцать четвертую!
– Да как скажете, мне без разницы.
– Ну, вот и отлично. Все. Действуйте.
Верша посмотрел на Игоря:
– Слышал?
– Да.
– Едем?
– Да.
– Слушай, Гибер, ты мне не нравишься. – Верша быстро-быстро затряс головой. – Совсем не нравишься!
– В следующий раз попроси у Молчуна другого напарника.
– Я могу выйти прямо здесь, – вскинула голову Марина. Как будто испугавшись чего. – Здесь недалеко.
– Не вопрос, дамочка, доставим до места. – Верша свернул в проулок между домами. – Нас ведь покойники ждут. А им спешить уже некуда.
– Следующий подъезд, – указала рукой вперед Марина.
Верша затормозил возле указанного подъезда.
Игорь выбрался из машины и протянул руку, желая помочь Марине выйти. Девушка словно и не заметила протянутой руки. Или не привыкла к тому, чтобы ей руку подавали.
– Ну вот. – Игорь смущенно спрятал руку за спину и перевел взгляд на железную дверь подъезда с выломанным домофоном. – Вы и дома.
– Да, спасибо.
Они оба не знали, что сказать.
Хотя причины у обоих были разные.
– Надеюсь, ваш брат уже дома.
– Да, наверное.
– Ну, мы поедем… У нас вызов.
– Конечно. Спасибо, что подвезли.
– Не за что. – Он уже направился было к машине. Но вдруг обернулся. Марина стояла возле двери, обхватив себя руками за плечи. Как будто ждала, знала, что он не все еще сказал. – Я заеду к вам?.. Если вы, конечно, не против?
Марина улыбнулась. Лицо ее вновь повело на сторону, будто от зубной боли. Она быстро провела рукой по краю волос, убирая их с лица. И быстро, нервно кивнула.
– Хочется быть уверенным, что с вашим братом все в порядке, – быстро, словно боясь, что его могут неправильно понять, добавил Игорь. – Ну, собственно, я уверен, что с ним все в порядке, однако ж всякое случается. Поэтому, чтобы быть уверенным…
Игорь умолк, как будто запнулся о труднопроизносимое слово. Или запутался в сложной и бессмысленной словесной конструкции.
– Да, конечно, заходите, – еще раз быстро кивнула Марина.
– Хорошо! – Игорь сложил ладони вместе и слегка потер одну о другу. Так или примерно так поступают обычно, когда не знают, куда деть руки. – И, если мне вдруг что-то станет известно, я непременно дам вам знать… Да… Непременно.
– Спасибо.
Не зная, что еще сказать, Игорь сделал шаг вперед и распахнул дверь подъезда.
– Прошу вас!
Еще раз:
– Спасибо.
Низко наклонив голову, придерживая одной рукой падающие на лицо волосы, Марина будто нырнула в полумрак подъезда.
Постояв несколько секунд, слушая, как гулко звучат ее шаги на пустой лестнице, Игорь осторожно, чтобы не хлопнула, закрыл дверь.
– И это все? – разочарованно протянул, выглянув из машины, Верша.
– А чего ты ожидал? – нервно дернул плечом Игорь.
– Ну, даже и не знаю, – мечтательно закатил глаза Верша. – Однако, сдается мне, Гибер, мы не просто так катали эту подружку. А? Верно?
– У нее пропал брат.
– Это я уже слышал.
– Тот самый парень, которого гаст покусал.
– И это все?
– А что еще?
– Хотелось бы побольше романтики.
Игорь забрался в машину и хлопнул дверцей.
– Поехали.
– Нет, я серьезно, Гибер. Если ты решил за этой девицей приударить, так надо действовать более напористо. Я бы даже сказал, – Верша выразительно тряхнул сжатой в кулак рукой, – дерзко!
Игорь посмотрел на подъездную дверь, выкрашенную, будто вымазанную, грязно-серой краской. Черным маркером неровно, наискосок написано: «No Future!»
– Поехали!
– Торопишься куда? – усмехнулся Верша.
– У нас вызов.
– Покойники подождут.
– Мне невтерпеж!
– Ну, так бы и сказал. – Верша хмыкнул и дернул рычаг переключения скоростей. – Во всем нужно знать меру, Гибер. Улавливаешь?
– Да. – Игорь засунул ладони между плотно сжатых коленей.
– Ни фига ты не понимаешь, – досадливо цокнул языком Верша. – Угробишь ты себя, Гибер. Дело, конечно, не мое…
– Вот именно, что не твое, – резко, почти грубо оборвал приятеля Игорь. – Быстрее ехать можешь?
– Не гони.
– Вон, ларек! Останови возле него!
– Я, между прочим, еще не ел!
– Купить тебе шаурму?
– Иди ты в рай, Гибер!
Игорь трусцой добежал до ларька, сунул в окошко деньги и быстро вернулся с бумажным пакетом в руках. Машина еще с места не тронулась, а он уже достал из пакета бутылку водки, зажал пробку в кулак, свернул одним движением, приложил горлышко к губам и сделал три торопливых, алчущих глотка. Спиртное обожгло небо и горло. По лицу Игоря растеклась блаженная улыбка. Опустив руку с бутылкой на колено, он зажмурился, как кот на залитом солнцем подоконнике.
Глянув на напарника, Верша неодобрительно головой качнул. Но говорить ничего не стал. Не видел смысла. Гибер шел вразнос. Это замечал не он один. Но с этим ничего нельзя было поделать. Это знали все. Такое порой случалось с чистильщиками. Говорят. Не только с санитарами, а вообще с кем угодно. Человек вдруг начинает чувствовать, что выпадает из реальности. Кажется, что мир вокруг плывет, смазывается, вот-вот исчезнет. Провалится куда-то или улетучится, испарится, как туман поутру. Ну, в общем, канет в небытие. И дабы вернуть себе это исчезающее ощущение твердой почвы под ногами, чувство прочной заякоренности в реальности, человек начинает вытворять самые странные, невообразимые, совершенно не свойственные ему в обычном состоянии вещи. В конечном итоге все сводится к экспериментам на выживание. Одни полностью утрачивают чувство страха и пробуют ходить по лезвию ножа. Другие впадают в депрессию и начинают биться головой о стенку. Третьи бьют других, демонстрируя патологические приступы немотивированной агрессии. Но в большинстве случаев все сводится к спиртному и наркоте. Заканчивается это у всех по-разному. Некоторые, случается, приходят в себя.
Гибер – кто его разберет. И куда его вынесет – тоже никто не скажет. Парень он вроде крепкий. Однако ж такие крепкие как раз и ломаются в первую очередь. Потому что гнуться не желают. А может, и не умеют.
Один черт.
В общем, пожрать нужно.
