Эсперанта. Братья Пронины
Братьев Прониных многие считали близнецами. Хотя внешне они если и были чем-то похожи, то самую малость.
Старший, Оскар, был всегда подчеркнуто аристократичен и утончен. Ему было тридцать два, и он считал, что жизнь еще только начинается. Оскар презирал роскошные, дорогие салоны за их снобизм и дурацкое требование заранее записываться к мастеру, как к врачу. В дешевых парикмахерских все было примерно так же, только там еще и стричь не умели. Поэтому своим имиджем Оскар занимался сам. Его светлые слегка вьющиеся волосы были старательно уложены и зачесаны назад, острый подбородок гладко выбрит, ногти на руках вычищены и отполированы. На нем были серые брюки с широкими отворотами и тщательно отутюженными стрелками, серый сюртук со стоячим воротником и майка, разделенная на две половины: снизу – черная, сверху – белая. Черным по белому написано: «Скрытое послание». Под надписью – стрелка, указывающая вниз, на девственно чистую, то есть угольно-черную половину майки. Само же послание если для кого и оставалось загадкой, то уж точно не для тех, кто эти майки носил. У Оскара было много маек с забавными надписями и рисунками, но эту он считал любимой. И надевал только по особым случаям. Как сегодня.
Младшему, Виктору, было двадцать девять. И он полагал, что все самое главное в жизни он уже узнал и совершил. А посему дальнейшее существование не имело смысла. Разве что чисто символически. Его длинные, отдающие в рыжину волосы были убраны за уши. Лицо украшала реденькая светленькая бороденка, выглядевшая так, будто ее старательно выщипывали. И примерно такие же усики. На нем были давно вышедшие из моды джинсы с декоративными поперечными разрезами на бедрах. Впрочем, их закрывала длинная желтая кофта ручной вязки, доходящая Виктору до колен. Шею младшего Пронина украшал небрежно повязанный фиолетовый платок из крепдешина.
На первый взгляд – два совершенно непохожих друг на друга человека. Да и на второй – тоже. Однако ж таилась в них обоих некая черточка, снимающая всякие сомнения в том, что они родные братья. Но чтобы заметить и оценить ее, нужно было увидеть Прониных в деле.
Было шесть часов утра. Ночная духота немного спала. Однако ж в воздухе не ощущалось даже легкого дуновения ветерка. И вид у воробьев, сидевших на парапетах, отделявших проезжую часть от тротуаров, был будто ошпаренный.
– Видно, дождя сегодня не будет, – поделился своими наблюдениями за природой Виктор.
– Якши, – отозвался Оскар, любивший вворачивать в свою речь слова иностранного происхождения, смысл каковых зачастую был ему неизвестен.
Братья бодро вышагивали по Садовой-Сенной, направляясь в сторону бывшей мидовской высотки. Будто шли на работу. Машин было так мало, что им даже не пришлось спускаться в подземный переход, для того чтобы пересечь Садовое кольцо. Быстрой трусцой взбежав по широким ступеням, братья оказались возле парадного входа в Московскую Эсперанту.
Оскар дернул дверь с пуленепробиваемым стеклом. Дверь оказалась заперта – час был еще слишком ранний. Виктор приблизил лицо к стеклу и ладонями прикрыл глаза от света. Полюбовавшись недолго внутренним убранством парадного холла, Пронин-младший хмыкнул насмешливо и кивнул брату: «Порядок!» Оскар постучал кулаком в стекло. Подождав с минуту, он снова поднял кулак. Но прежде чем он успел ударить, за стеклом нарисовалась широкая ряха охранника.
Для защиты собственной безопасности посвященные Гильдии чистильщиков использовали не патрульных, а людей из созданной специально для этой цели охранной фирмы. Все они были здоровыми мужиками в возрасте от двадцати семи до сорока пяти лет. Вот только форму для них разрабатывал не Хьюго Босс. Синие рубашечки с бело-голубыми вставочками и простроченными воротничками, такие же синие, зауженные брючки и пилотки с эмблемами Гильдии вызывали двоякое чувство – очень хотелось посмеяться над человеком, вынужденным носить такую форму, и одновременно возникало острое желание пожалеть его, как убогого. Если именно на этом строился расчет меммодельеров, то оставалось непонятным, в чем его смысл.
У мужика за стеклом были оттопыренные уши и пышные рыжие усы. Взглянув на братьев, он недовольно нахмурился и коротко кивнул: чего, мол, надо?
– Открывай! – крикнул Виктор и озорно подмигнул охраннику.
Стекло не только пули, но и звуки не пропускало.
Охранник беззвучно шевельнул губами и махнул рукой в сторону: «Проваливайте!»
Оскар поднял руку, показал охраннику указательный палец и начал делать движения, как будто набирал телефонный номер.
Выражение лица охранника сделалось еще более недовольным и он уже с явной угрозой замахал рукой: «Убирайтесь вон!»
– По-моему, он нам грубит, – посмотрел на брата Виктор.
– Мне тоже так показалось, – удрученно кивнул Оскар, не выносивший грубости. – Аригато.
– А мы ведь хотели по-хорошему. – Теперь Виктор с укоризной смотрел на усатого охранника.
– Мне всегда хочется думать о людях лучше, чем они того заслуживают, – скорбно вздохнул Оскар.
– Ну что ж, если по-хорошему не получается…
Пронин-младший глянул по сторонам, быстро сбежал вниз по лестнице и так же скоро вернулся, держа в руке увесистый булыжник. Размахнувшись как следует, он саданул булыжником по стеклу, в то самое место, где находилась рожа охранника. На стекле не осталось и трещинки, но охранник невольно отшатнулся, и выражение лица его сделалось испуганным.
Братья весело переглянулись, и Виктор еще разок вдарил булыжником по стеклу.
Охранник был зол. Очень зол. Зол настолько, что передумал вызывать патрульных. Он собирался сам проучить распоясавшихся хулиганов. Рванув с пояса тазер, охранник распахнул дверь. Но у него не было ни малейшего шанса. Потому что Оскар держал в руке двенадцатизарядный «зигзауэр». Ствол, украшенный цилиндрическим глушителем, был направлен охраннику в лоб. И, что самое главное, Пронин-старший не шутил и не собирался играть с охранником. Он сразу нажал на спусковой крючок.
Плавно, спокойно, без эмоций.
Едва слышно хлопнул выстрел.
Виктор схватил за грудки охранника с аккуратным пулевым отверстием во лбу и втолкнул его в помещение. Прикрываясь бездыханным телом, он побежал в сторону длинной стойки, за которой находились еще четверо охранников. Те хотя и не сразу, но все же поняли, что произошло, и схватились за оружие. Несколько пуль вошло усатому охраннику в спину. Но он уже был мертвым и ему было все равно. А Виктор просунул охраннику под мышку руку, в которой держал такой же, как у брата, «зигзауэр» с глушителем, и открыл ответный огонь.
Стрелял Пронин-младший явно лучше – двое охранников тут же упали под стойку. Двух других уложил Оскар, стрелявший с обеих рук.
Виктор кинул мертвого охранника на пол и первым делом посмотрел, не запачкалась ли кровью кофта. Убедившись, что все в порядке, он перезарядил пистолет и, подтянув кофту, достал сзади из-за пояса второй.
Оскар быстро заглянул за стойку охранников, дабы удостовериться, что подвоха ждать неоткуда. Сделав на всякий случай два контрольных выстрела, он выбросил из рукояток пистолетов пустые магазины.
– Как думаешь, они успели включить тревогу? – спросил Виктор.
– По фигу! – Ударом ладони Оскар загнал новый магазин в рукоятку «зигзауэра».
– Как скажешь, братишка!
Виктор запрыгнул на стойку и пробежал по ней, чтобы не провоцировать стоявшую на входе рамку металлоискателя.
Спрыгнув по другую сторону охраняемого периметра, он нажал глушителем на кнопку вызова лифта.
Кабина лифта блистала зеркалами и сияла фальшивой позолотой.
Оскар придирчиво осмотрел себя в зеркало. Взяв оба пистолета в одну руку, он аккуратно поправил чуть сбившуюся прядку волос на левом виске. Провел кончиками пальцев по подбородку, как будто хотел удостовериться, что щетина, сбритая час назад, не успела вновь заявить о себе.
– Не в курсе, на каком этаже у них здесь столовка? – глядя на отражение брата, поинтересовался Виктор.
Оскар недовольно поморщился, обнаружив небольшой волосок в левой ноздре, который прежде не замечал. Видно, потому, что освещение было другим.
– Проголодался?
– Я слышал, в здешней столовке подают отличный ирландский эль.
– Где слышал?
– Каррузо сказал.
– А он-то откуда знает?
– Не знаю, – пожал плечами Виктор.
– Трепач он, Каррузо твой! – сделал вывод Оскар. – Пся крев.
Виктор спорить не стал. Собственно, ему было по фигу. Тем более что в такую рань столовка, скорее всего, не работала. Как пить дать, не работала.
Лифт остановился на двадцать втором этаже.
Без лишнего шума уложив дежуривших в холле троих охранников, братья направились к дверям, за которыми находилась вотчина старшего киура Московской Эсперанты.
Двери широко распахнулись, и братья Пронины вошли в комнату.
Лица их были сосредоточенны.
Руки, сжимающие снятые с предохранителей пистолеты, опущены и чуть разведены в стороны.
На кого они были похожи в этот миг?
Да на кого угодно, только не на ангелов смерти. Это затертое и, давайте уж честно признаем, довольно безвкусное сравнение никак не соответствовало братьям Прониным.
Впрочем, даже оценить их грозный вид оказалось некому – комната была пуста и чисто прибрана. Шторы на окнах задернуты. Стулья аккуратно расставлены вкруг стола.
– Ну и какого ляда? – не глядя на брата, тихо, с угрозой в голосе произнес Виктор. – Где, жесть их, интервенты?
Услышав голос, из кабинета, расположенного на другом конце комнаты для совещаний, выглянул старший киур Юрьев.
После того как совещание закончилось, старший киур остался в своем кабинете. Ему не нужно было далеко ехать. У него не было загородного дома или хотя бы квартиры в элитном районе Москвы. Его дом находился на три этажа выше. Точнее, это была небольшая, весьма скромно обставленная двухкомнатная квартира – спальня, кабинет и душ. А большего ему и не требовалось. Как у всякого фанатика, всецело посвятившего себя служению делу, семьи у старшего киура не было. Друзей, по всей видимости, тоже не было. Во всяком случае, всех тех, кто называл себя его друзьями, Юрьев подозревал в том, что делают они это небескорыстно. И ежели он вдруг лишится власти, то они тут же перестанут даже имя его упоминать в беседах за кухонными столиками. Почему-то все люди во власти страшно боялись прослушки. Хотя прослушкой нынче занимаются разве только мелкие хулиганы, вроде Пиратской Сети Мертвой Овер-Головы. Но до них-то дела никому нет. Вернее, не было до последнего времени. До самого последнего времени. Мертвая Овер-Голова сыграла свою партию хорошо. Можно даже сказать – отлично. Она даже имела шанс выиграть, если бы по другую сторону доски оказался чуть менее опытный, менее проницательный и не такой напористый противник. Мертвой Овер-Голове, можно сказать, не повезло. Самую малость. А может быть, у нее просто была плохая карма?
Юрьев не пошел домой, потому что ему нужно было еще раз просмотреть в записи все совещание, вспомнить мельчайшие детали, проанализировать все фразы, произнесенные киурами, оценить их интонации, расшифровать их жесты, взгляды, которыми они обменялись. Они все были весьма и весьма опытными игроками. Ну разве что за исключением Шульгина. Чего им не хватало, так это изощренности. И еще – умения видеть ситуацию не изнутри, что, конечно же, удобно во всех отношениях, а со стороны, что позволяет дать точную и беспристрастную оценку всем, включая себя самого. Именно этим и воспользовался старший киур для того, чтобы добиться желаемого. И потребовалось ему на это совсем немного времени. Меньше часа. Точный хронометраж – сорок семь минут одиннадцать секунд.
Что двигало им?
Порою он сам задавал себе этот вопрос.
Стремление к власти?
Пожалуй.
Но власть был нужна ему лишь как инструмент, позволяющий осуществлять задуманное. Он не желал, чтобы власть его была единоличной, бесконтрольной и всеобъемлющей. Он готов был поделиться ею с любым умным человеком, в котором видел единомышленника.
А как же иначе?
Отдавать власть в руки противника или хотя бы соперника – чистой воды идиотизм.
Лично для себя Юрьев не хотел никаких благ. Ему было довольно того, что он имел.
Выходит, он думал о благе других?
Наверное.
Но стремился ли он помочь всем, кому мог?
Скорее всего, нет.
Общество, та его часть, на которую распространялась власть старшего киура Московской Эсперанты, представлялась ему чем-то вроде живого организма, вверенного его попечительству и заботам. Смотритель зоопарка не обязан любить всех животных, за которыми он присматривает. Но тем не менее он должен всех их содержать в чистоте и сытости. Работа старшего киура была не в пример сложнее и опаснее работы смотрителя зоопарка, потому что организм, за которым приглядывал он, постоянно видоизменялся, становился все более активным и агрессивным. Чтобы не попасться в зубы крокодила, достаточно хорошо изучить его повадки. С общественным организмом этот номер не проходит. Он каждый раз поступает иначе, прыгает в другую сторону, испуганно припадает к земле, когда, казалось бы, следовало сделать бросок, прячется и атакует в самый неожиданный момент. Он совершенно не поддается дрессировке, как, скажем, слон. Какое-то время, запугав и задавив, его можно держать в узде. Но в конце концов какие-то его составные части все равно начнут бунтовать. И как после этого ни старайся, идея бунта все равно вызреет и в конце концов взорвет всю систему. Даже если в этом уже не будет никакого смысла.
Чрезвычайная сложность поставленной перед ним задачи и исключительная опасность, связанная с ее выполнением, – вот что в первую очередь манило старшего киура Юрьева. Дурманило его разум, словно наркотик. Доводило его до бешенства или до экстаза – разница порой была несущественна. Его работа была похожа на мечту фаната компьютерных игр, отчаянного безумца, ночи напролет, зажав в руке мышку, просиживающего перед экраном. Бесконечная стратегия, в которой можно совершенствоваться до беспредела. В которой, даже решив основную задачу, ты никогда не увидишь надпись: «GAME OVER». Потому что все равно окажется, что конечная цель еще не достигнута. Игра, в которой можно побеждать, но невозможно выиграть.
Управление регионом как компьютерная стратегия. Юрьев давно уже занимался разработкой этого мема. Чисто ради личного интереса, но, конечно же, подразумевая, что когда-нибудь его удастся использовать. И мем отлично себя показал, когда старший киур запустил его на собрании. Юрьев выбрал два несущих стержня, на которых собрал остальную конструкцию. Первый: мы, киуры Московской Эсперанты, все члены одной команды. Второй: в игре, которую мы ведем, невозможно выиграть. Но мы не должны проиграть!
После этого внутреннее сопротивление киуров оказалось сломленным, и каждый из них с готовностью и даже с радостью проголосовал за немедленную активацию программы «Шеврон». Дольше всех сопротивлялся, как ни странно, Шульгин. Не из чувства противоречия, а лишь потому, что не мог понять, что же происходит. Принятие обычного рабочего плана на текущее полугодие или заговор с целью захвата власти в Гильдии? Собственно, он и в заговоре не прочь был бы поучаствовать, если бы только кто-нибудь сказал ему, что это действительно заговор. И когда ему наконец объяснили: нелегкий сей труд взял на себя Тарусов, – он с готовностью поддержал предложение старшего киура!
Илларионов тут же достал планшет и начал прикидывать, какие вирусные мемы следует запустить в первую очередь через средства массовой информации. Василевич стал рассуждать о том, как в соответствии с новой идеологией преобразовать Патрульную службу. Спустя какое-то время он с грустью констатировал, что, как ни крути, от расстрелов на улицах придется отказаться. В программу «Шеврон» эта, в целом неплохо себя зарекомендовавшая норма поддержания правопорядка, увы, не вписывалась. Гигин, сообщив перво-наперво, что он все же чего-то еще не понимает, сделал несколько весьма дельных предложений о привлечении людей на спортивные мероприятия. В качестве зрителей, разумеется. Толпа легко аккумулирует самые бредовые идеи. Особенно такая толпа, которая верит, что бегающие по полю в трусах миллионеры делают это исключительно ради ее, толпы, удовольствия. Достаточно легкого толчка в виде самого простенького мема, чтобы заставить толпу поверить в то, что земля плоская. Или – квадратная. Здесь, что называется, возможны варианты. Но, раз ухватившись за брошенную ей, как кость собаке, идею, толпа ее уже не отдаст. И если потребуется, пойдет за нее убивать. Легко. Без колебаний и затей.
По большому счету ничего нового для себя старший киур не услышал. Все это было классикой жанра. Но он не прерывал выступающих. Лишь изредка дополнял их или делал короткие замечания. Исключительно по сути. Приняв принципиальное решение, что потребовало от них как мудрости, так и мужества, киуры должны были получить возможность выговориться. И Юрьев не собирался им в этом мешать. Напротив, он старался дать им понять, насколько весомо и значимо каждое произнесенное ими слово. И он использовал для этого все доступные средства, включая экран за спиной.
Расходились киуры с мыслями о том, что сегодня они приняли важное, судьбоносное решение. Как минимум. А может быть, так и вовсе повернули ход всей мировой истории. Что, в общем, тоже вполне приемлемо. В сложившейся ситуации.
Увидев двух незнакомых, да к тому же еще и вооруженных людей, старший киур ничуть не испугался. Он даже не смутился, а лишь почувствовал чисто профессиональный интерес к личностям этих двух довольно странных на вид людей.
Вопрос первый: что привело их в столь ранний час в кабинет старшего киура Московской Эсперанты?
Вопрос второй: как им удалось сюда пройти?
– Кто вы такие? – спросил старший киур Юрьев. – Что вам здесь нужно?
Голос его звучал совершенно невозмутимо. И это было вовсе не показное спокойствие, за которым крылось стремление продемонстрировать противнику свое превосходство. Он и в самом деле был абсолютно убежден в том, что эти двое, странная парочка, как назвал он их про себя, ничего не могут ему сделать.
Ничего!
Братья переглянулись.
– Этот? – спросил Виктор.
Спокойно и уверенно Оскар наклонил голову. Как будто приветствуя старшего киура.
Юрьев в ответ улыбнулся. Дружески и немного покровительственно. Это был один из излюбленнейших его мемов, действующий безотказно в любой ситуации.
– Вы не ответили на мои вопросы.
– А нам по фигу твои вопросы!
Виктор направил на старшего киура оба пистолета и решительно зашагал в его сторону.
Плечом к плечу с братом шел и Оскар.
На лицах у обоих одинаковые выражения. Настолько необычные, что старший киур на миг даже засомневался в том, что сможет их остановить. Он не знал, как назвать то, что было написано на лицах братьев Прониных. Глядя на них, он видел одновременно сосредоточенность и безразличие. Странное – да какое там! – безумное сочетание, которое можно увидеть разве что только на лице безумца. Но братья не были похожи на сумасшедших! Напротив – они были нормальны. Нормальны, как никто другой! Запредельно нормальны!
– Секундочку!
Старший киур выставил перед собой руку с открытой ладонью.
– Ну, что еще? – остановился в шаге от него Пронин-младший.
Оскар встал рядом с братом.
Так.
Они остановились.
Это уже хорошо.
Однако четыре ствола с глушителями по-прежнему смотрят на него.
Очень недобро, надо заметить, смотрят.
И это уже плохо.
Да какое там плохо – хуже некуда!
Старший киур почувствовал легкий приступ паники, но быстро справился с ним.
Это его кабинет. Его территория. И ситуацию здесь контролирует он. А не эти двое с пистолетами.
Об этом не стоило забывать самому.
Это следовало объяснить и странной парочке с пистолетами.
– Вы пришли меня убить.
Это был не вопрос, а утверждение. Старший киур повел игру на опережение.
– Смотри-ка, а он неглупый мужик, – подмигнул брату Оскар.
– Вас прислала Мертвая Овер-Голова.
– Чего? – непонимающе сдвинул брови Виктор. Посмотрев на старшего брата, младший спросил: – О чем это он?
– Нас предупреждали, что он будет нести всякую чушь, – осадил младшего Оскар.
Все верно – забываться не стоит. Они сюда не развлекаться пришли, а дело делать. А значит…
Услыхав шум сзади, Оскар обернулся.
В комнату для совещаний вбежали двое охранников. В синеньких рубашечках, в синеньких штанишках и в синеньких пилотках. Вбежали – и замерли. Как будто в растерянности. Интересно, а что они ожидали увидеть после трех трупов у лифта?
Охранники только успели прийти в себя и схватиться за оружие, а Оскар уже упал на одно колено и открыл огонь сразу из двух стволов.
Выбросив из пистолетов пустые магазины, он посмотрел на Юрьева. Старший киур стоял как стоял. Не то что не шелохнулся, а даже бровью не повел. Как будто все происходящее его не касалось. Он даже не смотрел на стволы пистолетов, что направлял на него Виктор. Он решил поменять тактику.
– А вы уверены, что пришли туда, куда нужно?
Безразлично, устало, немного с ленцой. Так булочник мог говорить с рассеянным, но в целом безобидным покупателем, попросившим продать ему сапоги.
– Ты старший киур Юрьев? – махнул в его сторону перезаряженным пистолетом Оскар.
– Да.
Юрьев не стал отпираться, потому что это было бессмысленно и глупо. И только усугубило бы его положение потенциальной жертвы.
– Ну, тогда не тяни резину.
– А что я должен сделать? – искренне удивился старший киур.
– Скажи что-нибудь напоследок. Какие-нибудь слова, обращенные к миру. Если, конечно, хочешь.
– Или помолись, – предложил Виктор.
– Вы верите в Бога? – снова удивился Юрьев.
– Ну, что ты несешь? – недовольно поморщился Виктор. – Ни в какого Бога я не верю. Это просто выражение такое. Понятно?
– Нет.
– Ну и черт с ним! Говори, что хочешь!
– Кому?
– Ну, хочешь – мне. Хочешь – Оскару.
– А вы запишете?
– Запомню! У меня память хорошая!
– И передадите кому следует?
– Нет, конечно!
– За дураков-то нас не держи. Ты ведь можешь напихать в свои речи мемов, как сала в сервелат.
– Но вы ведь не боитесь разговаривать со мной.
– А нам по фигу!
Старший киур улыбнулся. Снисходительно, но не обидно. Какие славные, наивные ребята. Пришли сюда, рассчитывая на защиту, выстроенную из одного-единственного мема. Нам все по фигу! Как ни странно, в первый момент это почти сработало. Должно быть, расчет строился на внезапности и неожиданности. Ну, в самом деле, кто бы мог такое ждать? Нам все по фигу! Все равно что с шашкой на танк. Право же, от людей, пришедших убивать старшего киура Московской Эсперанты, ждешь чего-то более изощренного.
– Я могу дать вам совет, господа?
– Чего ради?
– Ну, скажем, вместо моего последнего слова.
– Ладно, валяй. Только чтоб недолго.
– Вы, должно быть, уже думали о том, что меня можно оставить в живых.
– Разве? – удивленно посмотрел на брата Виктор.
– Нет, – отрицательно качнул головой Оскар.
– Думали, думали, – едва заметно улыбнулся старший киур. – Только сами не отдавали себе в этом отчета.
– Я обычно помню, о чем думаю, – уверенно заявил Оскар.
– Да с чего нам вообще было думать о тебе! – качнул стволом пистолета Виктор. – Мы ведь знать тебя не знаем!
– И тем не менее собирались меня убить.
– Как человек, ты нам совершенно безразличен… – начал было Виктор. Но остановился. Для того чтобы костяшками пальцев, в которых он держал пистолет, почесать голову. – Нет, пожалуй, не так… Или все же… – Виктор с надеждой посмотрел на брата: – Что-то я запутался.
– Да какая разница, – недовольно поморщился Оскар. – Он должен умереть, потому что его имя уже вписано на соответствующей странице Книги Жизни и Смерти. Аста маньяна, братец!
Порой, если подворачивался соответствующий случай, Оскар любил красиво, витиевато высказаться. И сейчас был именно такой случай. Смерть человека, любого человека, даже самого никчемного, достойна красивых слов. Так говорил отец Виктора и Оскара – Пронин-старший. А сам он вычитал это в Книге Постоянств Императора Ху.
Юрьев ожидал совсем не такой реакции на мем, который он запустил. Нужно было снова менять тактику.
– От живого меня вам будет куда больше проку, чем от мертвого.
– А что с тебя вообще толку-то?
Вопрос Оскара буквально ошеломил Юрьева. Он даже не сразу нашелся что ответить.
– Я – старший киур, – изрек он весьма и весьма многозначительно.
И с запоздалым раскаянием подумал о том, что сморозил глупость.
Быть может, самую большую глупость в своей жизни.
– Слыхал? – весело глянул на брата Виктор. – Он – старший киур! А я, – перевел он взгляд на Юрьева, – папа римский! Что? Давай крутизной мериться?
– Нет-нет. – Старший киур поднял руку и сделал очень осторожный успокаивающий жест. – Я совсем не то хотел сказать.
– Ну, так говори, что хотел. Только скоренько. Мы ведь не станем ждать вечно.
Старший киур мысленно собрался и приготовился использовать главное свое оружие. Все, что он сказал до этого, было, как говорят военные, наведением на цель. Он пытался прощупать пришедших по его душу убийц, чтобы нейтрализовать их одним точным ударом. Удивительно, но у него ничего не вышло. Поначалу старший киур объяснил это тем, что он слишком спокойно, можно даже сказать, легкомысленно отнесся к случившемуся, не придал ему должного значения, а потому начал работать вполсилы. Когда же после того, как он удвоил, а затем и утроил свои старания, у него все равно ничего не вышло, он решил, что недооценил киллеров, намеренно прикидывающихся эдакими простаками, для которых старший киур – всего лишь еще одна цель. Он испробовал несколько тактик воздействия на собеседника, причем некоторые из них были весьма изощренными, и снова не добился успеха. После этого оставалось только сделать вывод, что киллеры использовали какие-то очень мощные, но при этом чрезвычайно простые защитные мемплексы. Они сдерживали все атаки мемвирусов, которые использовал старший киур, но при этом его мемпоисковики не могли их обнаружить. Поначалу это казалось старшему киуру странным. Затем стало представляться невероятным. И теперь он считал, что это практически невозможно. Да что там! Он был уверен в том, что подобная защита несостоятельна! Это ведь все равно что прикрываться решетом от дождя!
Старший киур чувствовал обиду и стыд за то, что это происходит с ним. С ним, здесь и сейчас. Прежде он счел бы подобное абсурдом. И лишь рассмеялся бы в лицо тому наглецу, что набрался бы духу хотя бы намекнуть ему об этом.
Но при этом старший киур не чувствовал себя беспомощным. Мемзащита, способная предугадывать маневр «умных» мемвирусов, не сможет устоять против мощного лобового удара. В этом он не сомневался.
– Слушай меня внимательно, – негромко, едва шевеля губами, быстро заговорил он, глядя Виктору в глаза. – Я буду говорить тебе, что делать, а ты будешь выполнять. Ты будешь делать все в точности так, как я скажу. Ты знаешь, в чем тут дело. Ты готовился к этому дню всю свою жизнь. И вот этот день настал. День твоего триумфа. День радости. День гнева.
Виктор озадаченно сдвинул брови.
Старший киур ожидал несколько иной реакции. Вернее, совсем не такой. Реципиент должен был слушать его внимательно, не проявляя никаких сомнений.
– Я знал, что рано или поздно ты придешь, – обратился старший киур к Оскару. – Я даже знал день, когда это произойдет. Это работа, которую мы должны сделать вместе. Нас должно было оказаться трое, но твой напарник предал нас. Посмотри, посмотри на него. Он предал нас. И я даже знаю, кому. И сколько он получил. Но тебе ведь это неинтересно. Совсем неинтересно. Ты знаешь, что с этим пора кончать. И даже если я попытаюсь, я не смогу остановить тебя. Ты убьешь его. Да, убьешь. Потому что его имя уже вписано в Книгу Живых и Мертвых.
Оскар посмотрел на Виктора:
– Ты не в курсе, о чем это он?
– Нет, – покачал головой Пронин-младший.
Оскар перевел взгляд на Юрьева.
– Пристрели его, – почти неслышно, одними губами произнес старший киур.
– По-моему, у него от страха крышу снесло, – поставил диагноз Оскар.
– А мне кажется, он придуряется, – высказал свое мнение Виктор. – Юродствует, твердь его, чтобы, значит, нас разжалобить. Нас ведь предупреждали, что он станет мемами играть!
– Оф коз, братишка! – Оскар ткнул в Юрьева насаженным на ствол глушителем. – Он хочет, чтобы мы его приняли за убогого! Решил, что тогда мы не станем в него стрелять! Ты знаешь, я где-то читал, что убить придурочного – это не к добру.
– Ясный пень, – с пониманием кивнул Виктор.
Старший киур слушал разговор братьев Прониных, и потихоньку ему начинало казаться, что он на самом деле сходит с ума. Это были не люди! На них не действовали самые сильные его мемы! Мемы, которые он разработал сам! Которые прошли неоднократную проверку в самых жестких условиях! Мемы, которые ни разу не подвели его и не дали сбоя!.. Это было что-то невероятное. Невозможное. Невообразимое. За гранью понимания. А если этого не мог понять старший киур, то кто тогда был на это способен? Мир, который создал старший киур Московской Эсперанты Станислав Викторович Юрьев, рушился в его сознании. И это было все равно как если бы он разрушался в действительности у него на глазах.
– Ну, ладно, давай.
Виктор поднял пистолет, который он держал в правой руке, и приставил его к левому виску старшего киура. С другой стороны приставил свой пистолет к голове Юрьева Оскар.
– Постойте… Подождите…
Юрьев чуть подался назад.
Он не был напуган. Он не боялся умереть, потому что, как и все остальные живущие, не знал, что такое смерть. Но он не хотел уйти в небытие, пребывая в неведении.
– Не двигайся! – предупредил его Оскар.
– Да… Да! Я не двигаюсь! – Старший киур чуть приподнял руки и легкими кистевыми движениями сделал успокаивающий пас. По привычке он все еще продолжал играть мемами. От которых почему-то не было никакого толку. – Вы, конечно, можете убить меня. Но должен вам сказать, что в моей смерти нет никакого смысла. Уже запущена новая программа «Шеврон». А это значит, что всем пиратам, всем, кто мечтает о свободном и беспрепятственном обмене информацией, придет конец. Понимаете?.. Программу запустят и без меня, но остановить ее могу только я. Я один знаю все коды к «Шеврону». Без этого не удастся провести корректную замену одной программы на другую. Это… Это все равно как запустить на компе одновременно две разные оперативные системы. Понимаете?.. Вот в чем дело… То есть я вам нужен живым, а не мертвым… Я надеюсь, это-то вы хотя бы понимаете?
– А нам по фигу.
Оскар искоса глянул на брата, и они оба разом нажали на спусковые крючки.
За миг до того, как две пули одновременно проломили височные кости его черепа, старший киур Московской Эсперанты понял, что все дело было в том, что им, этим двум гигнутым братьям – и откуда только такие берутся? – и в самом деле все было по фигу.
И Юрьев умер счастливым.
Потому что теперь ему тоже все было абсолютно по фигу.
Или, лучше сказать…
К сожалению, сказать он уже ничего не мог.
