Глава 25

Впереди была долгая сорокавосьмичасовая ночь, когда вся жизнь в мире вечных снегов замирает.

Обычно в это время суток люди сидят в своих домах, наслаждаясь теплом от теплогенераторов и стараясь не думать о лютой стужи, что сковывает мир по другую сторону стен. В ночные часы чаще всего приходит в голову мысль, что дни, сменяя один другой, превращаются в ничто, а ты бредешь вперед, непонятно куда и зачем, пока не провалишься в ту же самую пустоту, что, как ты полагал, осталась у тебя за спиной. В такие моменты кажется, что прошлое и будущее сливаются в единый поток небытия, такой же беспросветно темный, как и ночь за окном.

Харп уже собиралcя ложиться спать, когда пришел Старпол.

– Ну как? – спросил он у Харпа, не утруждая себя более четкой формулировкой вопроса.

– Нормально, – так же неопределенно ответил Харп.

– Удалось что-нибудь разузнать?

– Трудно сказать. Я ведь даже не знаю, что именно ищу. А чтобы понять это, мне нужно взглянуть на врата.

– Как я и обещал, ты увидишь их завтра утром, сразу же после проповеди. – Хранитель загадочно улыбнулся. – Если, конечно, не возникнет никаких непредвиденных обстоятельств.

– Что ты имеешь в виду? – спросил Харп, понимая, что Старпол неспроста повернул разговор подобным образом.

– Ты, помнится, сказал, что готов признать Сущего, – вкрадчиво произнес Старпол. – И твой друг, – он оценивающе посмотрел на Марсала, – тоже.

– Да что угодно, – лениво поморщился Харп.

– Завтра вам придется сделать это публично.

Харп подозрительно прищурился.

– Ты хочешь все обставить с помпой?

– Нет, нет! – Старпол протестующе взмахнул рукой. – Вам всего лишь придется сделать соответствующее заявление во время проповеди.

– И никаких особых обрядов? Никаких клятв на крови?

– Ничего, кроме устного заявления, от вас не потребуется, – ободряюще улыбнулся Старпол.

– Ну, в таком случае я не вижу никаких проблем. Я даже готов поднять кружку крепкой настойки во славу Сущего.

– Простите, но, по-моему, это не совсем правильно.

Старпол и Харп одновременно повернули головы в сторону произнесшего последнюю фразу Марсала.

– В чем дело, Марсал? – спросил у приятеля Харп.

– Я полагаю, прежде чем клясться в верности чужому богу, следует вначале хотя бы узнать, какие заповеди лежат в основе проповедуемого от его имени религиозного учения.

Пока Марсал говорил это, лицо его становилось то мертвенно-бледным, то покрывалось багровыми пятнами. Закончив, он облизнул пересохшие губы и нервно дернул подбородком.

– А тебе не все равно, Марсал? – с сожалением посмотрел на него Харп, которому уже было ясно, что таким образом Марсал пытается взять реванш у Старпола за ту игру, что провел хранитель, использовав Айну в своих интересах.

– Нет! – Марсал с вызовом вздернул подбородок.

– Если твой друг интересуется учением Сущего… – начал было Старпол, но Харп, вскинув руку, заставил ему умолкнуть.

– Я сам объясню Марсалу все, что его интересует, – сказал Харп, глядя при этом не на Старпола, а на Марсала.

Даже не глядя Харпу в глаза, Марсал чувствовал себя под его взглядом, словно босой на льду. Но, понимая всю глупость той позиции, которую занял, Марсал тем не менее снова дернул подбородком и не своим, ломающимся и едва не срывающимся на фальцет голосом произнес:

– Я не стану публично заявлять о том, что признаю Сущего.

Старпол озадаченно посмотрел на Харпа.

– Все в порядке, – ледяным голосом произнес тот. – У нас впереди еще целая ночь. К утренней проповеди Марсал будет готов произнести все надлежащие слова.

– Надеюсь на тебя, – сказал Старпол и, бросив быстрый взгляд на Марсала, который продолжал стоять с независимым видом, опираясь одной рукой о край стола, направился к выходу.

Возле тамбура он обернулся.

– Чуть не забыл, Харп. Зачем ты отправил назад одного из моих людей, которого я определил тебе в провожатые?

– Я решил, что два провожатых – это слишком много чести для меня, – с серьезным видом ответил Харп. – С меня оказалось достаточно и одного Кикула. Кстати, мы с ним отлично поладили. Он тебе об этом не говорил?

Вопрос Харпа Старпол проигнорировал.

– Ночью вы остаетесь дома одни, – сказал он. – Я буду в доме напротив. Так что, если возникнут какие-то проблемы или просто вопросы появятся, заходите без стеснения.

Харп растянул рот в резиновой улыбке и коротко кивнул.

– Договорились.

Старпол ненадолго задумался, припоминая, все ли сказал, что хотел. Но так ничего и не вспомнив, хранитель храмовых врат поплотнее запахнул доху и вышел в тамбур.

Едва только дверь за ним закрылась, Харп стремительно развернулся на носках и с угрожающим видом двинулся на Марсала.

– Ты что вытворяешь?.. А?.. – зловеще шипел он при этом сквозь зубы. – Героя из себя строишь?..

Марсал в испуге попятился назад. Ему показалось, что Харп полностью утратил контроль над собой или же вновь превратился в другого, совершенно чужого человека. В таком состоянии он мог с легкостью убить своего спутника, даже не задумавшись о последствиях.

– Харп! – придушенно взвизгнул Марсал, надеясь, что его услышит настоящий Харп, тот, которого он знал.

Ладони Харпа ударили Марсала в грудь, откинув его к стене. Харп схватил Марсала за края куртки и встряхнул его, словно тряпичную куклу.

– А ты знаешь, что обычно случается с такими героями, как ты? – угрожающе прошипел он.

Марсал смотрел на Харпа расширившимися от страха глазами. Он приоткрыл рот, но смог издать только короткий сдавленный вскрик. Сопротивление казалось ему совершенно бессмысленным. Не говоря уж о том, что Харп был крепче и сильнее, Марсал ощущал на себе еще и парализующее волю гипнотическое воздействие с его стороны. Харп обладал способностью казаться тем, кем хотел. Сейчас он являл собою живое воплощение ярости и злости, но не тупой, а вполне осмысленной, способной в случае необходимости расчетливо и хладнокровно уничтожить все живое на своем пути.

Внезапно в лице Харпа что-то переменилось. Марсал не успел понять, что именно, – какая-то совершенно незначительная деталь, складка на коже, которая разгладилась, или же, наоборот, морщинка, появившаяся в том месте, где секунду назад ее не было. Харп по-прежнему со злостью смотрел на своего спутника, однако это была уже не та граничащая с ненавистью злость, парализующая сознание и волю, заставляющая сердце делать сбой в ожидании кажущегося неминуемым конца.

Что-то неразборчиво цыкнув сквозь зубы, Харп сел на табурет.

– Короче, завтра утром ты произнесешь следом за мной все слова, которые посчитает нужным услышать от нас Старпол.

Даже не взглянув на Марсала, Харп раздернул дверные створки и прошел на кухню. Положив себе полную миску холодной каши, он воткнул в нее ложку, кинул на край пару лепешек и с миской в руках вернулся к столу.

Поставив миску, Харп посмотрел на Марсала.

Тот сидел, втянув голову в плечи. Ладони его были сложены вместе и зажаты между коленей. Достаточно было взглянуть на него, чтобы понять, что такое безысходная покорность сломленного, полностью утратившего веру в себя человека. Марсал чувствовал себя незаслуженно униженным.

Да, он поступил неосмотрительно, рассказав Айне о слизи снежного червя, которая помогла им с Харпом добраться до западных гор. Но сейчас ситуация была совершенно иной. Харп, не задумываясь, соглашался на все, что предлагал ему Старпол, хотя Марсал обоснованно считал хранителя храмовых врат негодяем и лицемером.

Но, не желая соглашаться с происходящим, Марсал тем не менее понимал, что у него никогда не хватит мужества сказать Харпу, что он не прав. Он не мог решиться даже просто посмотреть Харпу прямо в глаза.

Марсалу было невыносимо стыдно за собственное бессилие. Если бы уже не наступила ночь, он схватил бы доху и выбежал на улицу, чтобы только не чувствовать на себе недовольный взгляд Харпа. Однако убийственный холод снаружи делал бегство невозможным. Марсал словно цепями был прикован к табурету, на котором сидел. А впереди была мучительно долгая ночь, которую ему предстояло провести рядом с Харпом.

– Я ясно выразился? – спросил Харп, усаживаясь и беря в руку ложку.

Не поднимая взгляда, Марсал молча кивнул.

Харпа такой ответ не устраивал. Если бы он хотел добиться от Марсала рабской покорности, то давно бы сделал это, сломив самолюбие своего спутника и заставив его во всем себе подчиняться. Но Харпу было нужно не это. Он хотел, чтобы Марсал понял, почему он занял такую позицию в отношении Старпола. Как ни крути, но на сотни километров вокруг Марсал был единственным человеком, на помощь которого Харп мог рассчитывать.

– Старпол не нравится мне точно так же, как и тебе, – сказал Харп, глядя на спутанные волосы на затылке Марсала. – Но, вне зависимости от того, как мы оба к нему относимся, наши жизни сейчас в руках хранителя храмовых врат. Ему достаточно сделать легкий жест рукой, и мы превратимся в одно воспоминание, как тот северянин, что побывал здесь пару лет назад. Тебя устраивает перспектива превратиться в ледяной монумент вечной глупости? Мне никогда не доводилось видеть замерзших людей, но, думаю, зрелище это не особенно вдохновляющее… Между прочим, в таком состоянии ты и Айне ничем не сможешь помочь.

– Если так рассуждать, нам остается только признать Сущего и стать верными подданными Старпола, – мрачно буркнул Марсал.

Харп презрительно скривился.

– Тебя сильно покоробит, если ты скажешь пару добрых слов о Сущем?

– Мне не нравится позиция, которую ты занял, – покачал головой Марсал. – Желание найти выход превратилось для тебя в навязчивую идею. Ты стремишься к собственной цели, не обращая внимания на то, что происходит вокруг.

– Это называется: цель оправдывает средства, – холодно улыбнулся Харп. – Но, по-моему, на пути к собственной цели я пока еще никому не причинил зла.

– Если не считать погибшей Энисы.

Лицо Харпа мгновенно осунулось и как будто даже посерело.

– Ты мог бы и не напоминать мне об этом, – медленно процедил он сквозь зубы.

Марсал и сам уже понял, что нанес Харпу запрещенный удар. Он хотел было что-то сказать, попытаться как-то сгладить последствия своих необдуманных слов, которые сами собой сорвались с языка, но Харп не стал дожидаться извинений. Поднявшись со своего места, он шагнул в комнату, где были приготовлены постели. Очень скоро он вернулся, держа в руках гарпун.

– Поскольку ты проснулся позже меня, то тебе и дежурить первым.

Кинув Марсалу гарпун, который тот едва успел поймать, Харп вышел из комнаты и плотно прикрыл за собой дверные створки.

Раздевшись, Харп лег на застеленный чистой простыней матрас, повернулся на бок и накрылся одеялом.

Он лежал с закрытыми глазами и добросовестно старался заснуть. Но, как ни старался, не мог заставить себя не думать о напряжении, внезапно возникшем в его отношениях с Марсалом.

Харп был почти уверен, что виною всему – Айна. Девчонка была хотя и совсем молодой, но достаточно опытной и умелой в деле соблазнения. С ее внешностью, которую, по мнению Харпа, даже симпатичной-то трудно назвать, скорее уж заурядной, нужно было проявить особое старание, чтобы заставить мужика за короткий срок потерять голову. Хотя, если вспомнить, у Марсала имелись какие-то проблемы в отношениях с женщинами. Может, Айна помогла ему их решить?

Как бы там ни было, ей удалось заставить Марсала увидеть в Харпе если не врага, то помеху на пути к желанному счастью. Зачем ей это нужно?.. Возможно, она и в самом деле хочет сбежать из поселка. Но сделать это одна не решается. Поэтому ей нужен Марсал. А для того чтобы заставить его плясать под собственную дудку, ей необходимо вначале убедить Марсала в том, что все поступки Харпа эгоистичны и в конечном счете ни к чему хорошему не приведут.

Харп был бы не прочь узнать, какие приемы использовала при этом Айна, – результат, достигнутый ею за столь короткий срок, несмотря на всю его пагубность, не мог не вызывать уважения.

Харп перевернулся на другой бок и подтянул одеяло.

То, что происходило с Марсалом, хотя и внушало ему беспокойство, но пока не вызывало серьезных опасений. Харп не ожидал от него больших неприятностей. Сейчас он и сам чувствовал себя не в меру взвинченным, а потому не хотел продолжать начатый разговор, который грозил перерасти в весьма пристрастное обсуждение недостатков друг друга. Впереди у них долгая ночь – будет время еще раз поговорить с Марсалом и все ему как следует объяснить.

Незаметно для себя Харп погрузился в тяжелый, наполненный странными, причудливыми образами сон. Вновь, как это уже случалось с ним неоднократно, он видел картины, полные какого-то глубокого, но недоступного пониманию смысла. Попытки пробиться к сокровенной сути сквозь густое переплетение фантастических элементов временами становились настолько мучительными, что Харп пытался вырваться из объятий сна. И тогда начиналось балансирование на грани между реальностью и сном, во время которого почти невозможно понять, что приходит из окружающей действительности, а что выплывает из темных глубин подсознания.

Порою Харпу казалось, что он слышит тихие шаги, какие-то приглушенные голоса, шуршание полимерной пленки, натянутой на рамы. Затем все это заглушали крики, доносящиеся из пустоты, куда он вдруг начинал падать. Запах подгоревшей каши из закваски сменялся удивительным ароматом, которому Харп не мог найти определения. Горьковатый привкус на языке, оставшийся после отвара из камнелипки, превращался в ни с чем не сравнимый вкус запеченной на открытом огне курицы, которой в этой жизни Харп не имел возможности попробовать. И только восприятие холода оставалось неизменным – Харп пытался, но никак не мог вспомнить, что чувствует кожа, когда по ней скользят теплые лучи ласкового летнего солнца.

Проснувшись, Харп сразу же оттолкнулся руками от ложа и сел. Голова была тяжелой, полной каких-то сумбурных серых мыслей. Во рту ощущался неприятный металлический привкус.

Харп посмотрел на часы. Он спал восемь с половиной часов. Но при этом чувствовал себя совершенно невыспавшимся, усталым и разбитым, как будто работал часов двадцать без перерыва, после чего прилег всего на пару минут.

Обычно у Харпа не было проблем со сном. Он даже подумал, не подсыпал ли Старпол что-нибудь ему в питье? Хотя какой в этом смысл? Церемония, на которой Харпу с Марсалом предстояло признаться в любви к Сущему, должна была состояться после утренней проповеди, и если бы хранитель храмовых врат хотел, чтобы во время этого действа его гости плохо понимали, что происходит вокруг, то дурь им в питье следовало бы подмешать перед вторым ночным сном.

Раздвижные створки дверей-ширм с обеих сторон были закрыты. Не поднимаясь с постели, Харп внимательно прислушался, пытаясь на слух определить, где сейчас находится Марсал. Тишина в доме была такая, что можно было подумать, а не разучился ли ты во сне воспринимать звуки?

Харп хотел позвать Марсала, но быстро передумал.

Неслышно поднявшись, он поспешно оделся, всунул ноги в войлочные тапочки и осторожно раздвинул дверные створки.

В комнате с обеденным столом Марсала не было.

Харп пересек комнату и так же осторожно открыл другую дверь, ведущую в ту часть дома, где находился теплогенератор.

Марсал стоял рядом с большим металлическим котлом, в котором происходил загадочный, никому не известный процесс, в результате которого дом получал тепло и электрический свет. Опираясь на древко гарпуна, он сосредоточенно всматривался в темноту по ту сторону толстого оконного стекла, которое, как говорят, невозможно было разбить. Хотя вряд ли кто-нибудь пробовал это сделать. Поневоле будешь осторожен, когда знаешь, что только неровная полупрозрачная пластинка, покрытая толстым слоем изморози, отделяет тебя от убийственной стужи, способной за считанные минуты вытянуть жизнь из любого живого существа. Ну разве что за исключением снежных червей.

Марсал был настолько погружен в собственные мысли или фантазии, что не заметил, как, уже не таясь, к нему подошел Харп.

Когда Харп положил руку ему на плечо, Марсал от неожиданности вздрогнул всем телом и стремительно развернулся, перехватив гарпун обеими руками, так, словно готов был не раздумывая всадить его в живот всякому, кто стоял у него за спиной.

– Эй! Это всего лишь я! – Вскинув руки с раскрытыми ладонями, Харп отпрыгнув назад.

Марсал расслабился и, медленно выпустив воздух сквозь чуть приоткрытые губы, опустил гарпун.

Не двигаясь с места, Харп молча смотрел на Марсала, ожидая, что приятель сам объяснит свое странное поведение. Но тот, похоже, не был настроен на разговор.

Выждав с минуту, Харп обошел Марсала слева, чтобы подойти к небольшому столику у стены, где стояла еда, которую по приказу Старпола оставила для гостей Айна. Приподняв крышку с небольшой кастрюльки, Харп слегка наклонил ее, чтобы оценить содержимое. Судя по запаху и цвету, в кастрюльке находилась жидкая похлебка из закваски, куда было добавлено мелко нарубленное куриное мясо. Снова накрыв кастрюльку крышкой, Харп поставил ее на теплогенератор.

– Все спокойно? – спросил он между делом, даже не взглянув на Марсала.

– Да, – односложно ответил тот.

– Есть будешь?

– Я уже поел.

– Ну, тогда можешь идти отдыхать.

Марсал поставил гарпун к стене и отправился в спальню. Глянув ему вслед, Харп успел увидеть только, как сошлись дверные створки у него за спиной.

Качнув головой, Харп с досадой цокнул языком. Ему совершенно не нравилось, как держал себя с ним Марсал. Похоже, история повторялась.

Будучи по натуре человеком мягким и не очень-то уверенным в себе, Марсал был обречен постоянно попадать в психологическую зависимость к человеку, наделенному сильной волей и решительному в своих поступках. Сначала ему это даже нравилось. То, что рядом всегда находился сильный и уверенный в себе человек, готовый взять на себя принятие сложного решения, на время избавляло Марсала от мучительной необходимости делать это самому и одновременно глушило ощущение потерянности, когда кажется, что жизнь, подобно воде, протекает сквозь пальцы. Но со временем Марсалу начинало казаться, что его партнер берет на себя даже те функции, которые он готов выполнять сам. Скорее всего это происходило из-за того, что, пытаясь облегчить свое существование за счет другого, Марсал подсознательно опасался, что подобный симбиоз может стать нерасторжимым. И, как всякое живое существо, он начинал бороться за личностную самоидентификацию, что в конечном итоге неизменно приводило к конфликту. Марсал при этом выступал в роли провокатора, хотя сам считал себя жертвой.

Именно эта не так уж редко встречающаяся психическая особенность была подлинной причиной того, что, взбунтовавшись против старого Бисауна, подавлявшего, как казалось Марсалу, его волю, он ушел вместе с Харпом. Но, поскольку Харп обладал куда более сильным характером, чем старик, партнерам потребовалось провести вместе всего несколько дней, чтобы сознание Марсала замкнулось в кольцо, зациклившись на мысли о том, что Харп принимает за него все решения, которые зачастую идут вразрез с его собственными интересами.

А тут как раз появился и новый кандидат в симбиоты. Айна, возможно, и уступала Харпу в силе характера и умении неизменно добиваться своего, но при этом была куда привлекательнее в глазах любого нормального мужчины.

Харп понял это не сейчас, но прежде он не думал о том, что характер Марсала, способный время от времени давать резкие сбои, может поставить под удар все, ради чего он отказался от тихой и спокойной жизни в компании старого Бисауна. Впрочем, пока Харп не терял надежды. Он все еще верил, что способен удержать Марсал, от опрометчивого поступка. Хотя не исключала, что результатом этого станет их окончательный разрыв.

Всыпав в ковшик с закипевшей водой сухой порошок камнелипки, Харп как следует перемешал отвар ложкой. После этого, взяв в одну руку ковшик с отваром, а в другую – кастрюльку с похлебкой, отнес еду на обеденный стол.

Уже сев на табурет и взяв в руку ложку, он снова поднялся и вернулся к теплогенератору, чтобы забрать оставленный там Марсалом гарпун. Не сказать, чтобы Харп опасался каких-либо неожиданностей, которые мог приготовить Старпол, но, в отличие от своего спутника, бдительности он не терял ни на секунду.

Съев похлебку, оказавшуюся необычайно вкусной, Харп переставил табурет так, чтобы можно было сидеть на нем, привалившись спиной к стене и поставив локоть левой руки на стол. Взяв в руку кружку с горячим отваром, он сделал небольшой глоток и с наслаждением прикрыл глаза.

Серая хмарь на душе, с которой он проснулся, почти совсем рассеялась. И все же Харпа не оставляло ощущение чего-то недоброго, что непременно должно было случиться.

С тех пор как он оказался в мире вечных снегов, чувство настороженного беспокойства стало для него почти привычным. Да разве могло быть иначе, если любой необдуманный шаг мог стоить жизни? Однако сейчас Харп чувствовал нечто иное.

Это было похоже на знакомое почти каждому ощущение, когда за неуловимо короткий миг до того, как должно случиться нечто непоправимое, ты как будто видишь, чем все это закончится. Время в этот момент словно останавливается. Тебе хочется кричать во все горло и размахивать руками, чтобы предупредить об опасности, но тело, превратившись в гипсовое изваяние, не подчиняется тебе. А потом взмах ресниц – и ты видишь, что все уже произошло. Ты хочешь хватать людей за плечи, крича им в лица: «Я знал! Я знал, что все именно так и будет!» – но не делаешь этого, потому что знаешь, что тебе никто не поверит.

Сейчас Харп испытывал примерно то же самое ощущение, но как будто вывернутое наизнанку. Миг откровения, вместо того чтобы застыть в неподвижности, давая рассмотреть себя со всех сторон, превратился в тонкую, как морозная игла, нить, уходящую в бесконечность. Харп мысленно держался за один ее конец, но не мог разглядеть противоположного: он испытывал предчувствие беды, но не мог понять, откуда она исходит.

Харп старался не зацикливаться, поскольку считал, что любые попытки угадать будущее – по сути, не что иное, как стремление обмануть себя самого. И все же предчувствие, что должно случиться нечто непоправимое, не давало о себе забыть, словно зуд, от которого невозможно избавиться иным способом, кроме как проведя ногтями по свербящему месту.

Чтобы отвлечься, Харп мысленно вновь повторил весь ход своих рассуждений относительно того, каким образом фрагменты рисунка, что принес с собой в поселок северянин, могли оказаться в разных местах, расположенных на значительном удалении друг от друга. Все как будто сходилось. Не было только ответа на вопрос, почему Мидл отдал Харпу лишь один фрагмент, если у него имелись оба недостающие? А если последний фрагмент находится не у Мидла, то у кого же в таком случае? Знает ли об этом Мидл? А если знает, то почему молчит?..

Вопросы множились в геометрической прогрессии. Стоило Харпу задуматься над одним из них, как из него тотчас же вылезали два, а то и три других, как-то взаимосвязанных друг с другом. При этом оставался еще самый главный вопрос: ключом к чему считал северянин рисунок? И, если рисунок был столь значим для него, почему он решил с ним расстаться?..

Тут Харп счел необходимым остановиться. Продолжая в том же духе, он рисковал утонуть в ворохе вопросов, на которые не было ответов. Разумнее было просто запастись терпением и дождаться утра, обещавшего много интересного.

Харп удивился, но ничего не сказал, когда, не проспав и четырех часов, Марсал вышел из спальни.

Вид у него при этом был весьма далек от совершенства: взгляд, как у сомнамбулы, черные круги под глазами, всклокоченные волосы, да в завершение всего еще и отросшая за сутки густая щетина. Бросив на Харпа недовольный взгляд, как будто именно он был повинен в том, что ему пришлось подняться раньше времени, Марсал прошел к теплогенератору.

Дверь за собой Марсал закрывать не стал, и Харп, не поднимаясь со своего места, мог видеть, как он сначала ополоснул лицо водой из ковшика, а затем, наклонившись, вылил остатки на затылок.

Вернувшись в комнату, Марсал тяжело опустился на табурет по другую сторону стола. Похоже, он намеревался продолжать игру в молчанку. Харпа такой вариант не устраивал, поэтому он и заговорил первым:

– Что поднялся так рано?

– Не спится, – мрачно буркнул Марсал.

– А что так? – Чтобы изобразить удивление, Харп чуть приподнял левую бровь.

– Да так… – раздраженно махнул рукой Марсал.

Прозвучало это как «Не твое дело». Поэтому Харп не стал больше ни о чем расспрашивать.

Было глупо сидеть за одним столом и сосредоточенно пялиться в пустоту, делая вид, что ты настолько занят собственными мыслями, что тебя нисколько не интересует, о чем думает твой сосед.

Памятуя, что ему еще предстоит обсудить с Марсалом его отношение к назначенной на утро церемонии, Харп дважды сделал попытку завести разговор, начиная с какой-нибудь совершенно безобидной темы. Но всякий раз своими намеренно короткими, словно обрубленными с обоих концов репликами, звучащими в ответ на слова Харпа, Марсал давал понять, что не имеет желания говорить вообще о чем бы то ни было.

Глядя на то, как Марсал то зевает, то трет пальцами глаза, то прикладывается головой к стене, Харп наконец не выдержал:

– Ты что, решил всю ночь не спать?

– А что? – недовольно глянул на него Марсал.

– А то, что сейчас из тебя такой же часовой, как из гарпуна, стоящего у стенки, – одна видимость.

Марсал посмотрел на Харпа, как на старого зануду, которому дай только повод побрюзжать.

Харп все правильно понял. Медленно втянув воздух через ноздри, он задержал дыхание и не спеша сосчитал до десяти, после чего так же медленно выдохнул.

Тот, кто утверждает, что таким способом можно успокоиться и собраться с мыслями, должно быть, никогда не испытывал настоящего раздражения и злости, вот-вот готовой взорвать тебя изнутри. И все же Харпу удалось сдержаться. И, как ни странно, именно потому, что Марсал намеренно старался вывести его из себя. Так мог поступать лишь несчастный, задавленный собственными комплексами человек, наивно полагающий, что можно самоутвердиться, начав относиться с презрительным сарказмом к тому, кем еще недавно восхищался.

– Иди спать, – ровным, бесцветным голосом произнес Харп.

При этом он даже не взглянул на Марсала, однако слова его прозвучали не как дружеский совет, а как прямой приказ, который невозможно просто так проигнорировать.

– Сейчас твое время, – буркнул в ответ Марсал, чтобы не броситься выполнять распоряжение Харпа незамедлительно.

– Я хорошо выспался. – Харп взял со стола кружку с отваром камнелипки и сделал из нее большой глоток.

Он по-прежнему не глядел в сторону своего собеседника, и Марсал был этому только рад. Он отлично помнил, каким невыносимо холодным и колючим может стать взгляд Харпа, когда он того захочет.

– Ну, хорошо…

Марсал пожал плечами, залпом допил оставшийся в кружке отвар и, поднявшись с табурета, направился к дверям в спальню.

Когда он уже раздвинул дверные створки, Харп негромко произнес у него за спиной:

– Посуду со стола убери.

На мгновение Марсал замер, держась руками за каркас, на который была натянута полимерная пленка. Затем он повернулся, подошел к столу и стал собирать с него грязную посуду, оставшуюся после трапезы Харпа.