Глава 11

Перед самым концом снежный червь впал в буйное неистовство. Его огромное бледно-розовое тело извивалось и билось о стены лаза с такой силой, что, казалось, находящийся при последнем издыхании зверь вот-вот оборвет удерживающие его веревки. У Марсала даже мелькнула мысль, отозвавшаяся предательским холодом в низу живота: а выдержат ли ледяные своды лаза обрушивающиеся на них титанические удары?

Свидетельством того, что силы снежного червя были на исходе, являлась разве что фиолетовая жидкость, вытекающая из разодранной глотки зверя, которую Марсал считал аналогом человеческой крови. Фиолетовая кровь червя текла по ледяному полу лаза широкими полосами и застывала, схваченная морозом, в виде неровных, бугристых нагромождений, вспененных вмерзшими пузырьками воздуха.

Когда червь предпринял последнюю отчаянную попытку освободиться, поток фиолетовой крови хлынул с такой силой, что Марсалу с Харпом пришлось переместиться на несколько метров в глубь лаза.

Агония монстра продолжалась около десяти минут, после чего тело его обмякло и безжизненно вытянулось, обвиснув на удерживающих его веревках.

– Похоже, готов?

Харп посмотрел на Марсала как на главного эксперта в области биологии мира вечных снегов, ожидая от него квалифицированного заключения по данному вопросу.

Осторожно ступая по застывшим неровными буграми потокам фиолетовой крови, Марсал подошел к хвосту снежного червя и легонько ткнул его ногой.

– Да, вроде как мертвый, – произнес он не очень-то уверенно.

– Отойди-ка…

Харп достал из мешка топор и, размахнувшись, насколько позволял низкий ледяной свод лаза, по обух вогнал его в податливую плоть снежного червя. Хвост зверя даже не вздрогнул.

– Можно приступать к делу.

Марсал достал из мешка два трехлитровых пластиковых бидона и пару широких металлических скребков собственной конструкции.

Прежде чем взять у Марсала скребок, Харп сдернул с рук перчатки и, наклонившись, приложил ладони к телу снежного червя, после чего потер их одну о другую.

Марсал последовал примеру Харпа: работать, держа скребок голыми руками, было не в пример удобнее, чем в перчатках.

Плотно прижав скребок к коже животного, Марсал провел им снизу вверх вдоль одного из сегментов. На скребке осталась полоска бесцветной слизи. Проведя скребком еще по трем сегментам, Марсал набрал около стакана слизи. Осторожно наклонив скребок, он перенес собранную слизь в бидон.

– Вот так, – сказал он, посмотрев на Харпа.

Поудобнее перехватив рукоятку скребка, Харп обошел тело червя с другой стороны и тоже принялся за дело.

Работа была не тяжелой, но требующей сосредоточенности и внимания. Скребок должен был всегда занимать строго горизонтальное положение. Стоило лишь слегка наклонить его в ту или иную сторону, как слизь соскальзывала и растекалась тонкой пленкой по льду, откуда ее уже невозможно было собрать.

Работу затрудняло и то, что тело снежного червя занимало почти все свободное пространство лаза. Если бы червь сам пробил этот ход, то пробраться между ним и стеной было бы вообще невозможно. Но, поскольку это был всего лишь детеныш, воспользовавшийся уже готовым лазом, между его телом и стенками оставались небольшие просветы – только-только чтобы человек мог протиснуться боком.

Вначале Харп пытался протолкнуть ногу между телом зверя и стенкой лаза, чтобы таким образом обрести точку опоры. Но, поскользнувшись пару раз и едва не потеряв скребок, который завалился так далеко под тело червя, что Харпу с трудом удалось дотянуться до него кончиками пальцев, он решил сменить тактику. Теперь он упирался плечом в податливую плоть снежного монстра в том месте, где она уже была освобождена от слизи, а подошвами ботинок, на которые были надеты кошки, – в ледяную стенку. Бидон он держал в той руке, которая была прижата к телу червя, а другой рукой, остававшейся свободной, счищал слизь с очередного сегмента.

К тому времени, когда Марсал и Харп добрались до выхода из лаза, куда уходила передняя часть тела снежного червя, каждый из них собрал уже почти по полному бидону слизи.

Вооружившись двумя большими крюками, Харп вскарабкался на спину мертвого монстра. Подойдя к той части тела, которая уходила вверх, он вытянулся во весь рост, высоко поднял руки и с размаха всадил оба крюка под кожу зверю. Подтянувшись на крюках, Харп поджал ноги и уперся в тело червя кошками. Почувствовав под ногами опору, он быстро выдернул один из крюков и, рванувшись вверх, воткнул его в тело червя на полтора метра выше.

Передвигаясь таким образом, он вскоре добрался до головы животного. Стараясь не смотреть в отвратительный фиолетовый зев, в глубине которого все еще что-то пульсировало и омерзительно булькала фиолетовая кровь, Харп уперся ногой в роговые пластины, расположенные веером по краям зева, и, сунув крючья за пояс, ухватился руками за веревку, тянущуюся вверх от засевшего в теле червя гарпуна.

Выбравшись наверх, Харп один за другим выдернул изо льда клинья с пружинными распорками.

Последний клин, вылетев из гнезда, едва не рассек Харпу лицо. Туша снежного червя, освобожденная от удерживавших ее веревок, шумно обрушилась вниз.

Забив в лед крюк с привязанной к нему веревкой, Харп вновь спустился в лаз.

Вместо того чтобы заниматься делом, Марсал не спеша прохаживался вдоль тела зверя, рассматривая его с почти академическим интересом.

– Я и не предполагал, что он такой огромный, – сказал он, заметив появление Харпа.

– Ты же говорил, что это детеныш, – удивился Харп.

– Детеныш, – не стал возражать Марсал. – Но какой-то очень уж крупный. Обычно они раза в два меньше. Если бы я знал, что это переросток…

– Только не говори мне сейчас, что мы ошиблись и сдуру завалили не того червя, – прервал его размышления Харп.

– Да в общем-то какая теперь разница, – еще раз смерив червя оценивающим взглядом, задумчиво произнес Марсал.

– И то верно, – согласился Харп.

Взявшись за дело, вдвоем они быстро очистили переднюю часть снежного червя от слизи, собрав еще полбидона.

– Как по-твоему, – спросил Харп, – нам этого хватит, чтобы дойти до западных гор?

– У тебя руки мерзнут? – ответил вопросом на вопрос Марсал.

Харп посмотрел на свои руки, на которых до сих пор не было перчаток.

– Похоже, что все у нас получится?

Харп произнес эту фразу с вопросительными интонациями только потому, что хотел предоставить Марсалу возможность самому высказаться по данному вопросу. Он вновь действовал как тонкий психолог, понимающий, что человек, собирающийся разделить с ним риск опасного похода, должен понимать, что он не просто разменная фигура в чужой игре.

На вопрос Харпа Марсал ничего не ответил. Возможно, потому, что не знал ответа, а может, и потому, что, в отличие от Харпа, пока еще не был готов отправиться в путь, обрубив все те тонкие ниточки, что связывали его с прошлым, которое в этом мире было коротким и почти ничего не значащим. И все же это было его прошлое, его воспоминания, его представления о себе как о человеке, способном вопреки всему отстоять свое право на жизнь. А вот будущего, если он пойдет вместе с Харпом, у него может и не быть. Они сумели (или им просто повезло) успешно завершить первый этап задуманной Харпом операции. Теперь, прежде чем переходить к следующему, нужно было сделать паузу, чтобы еще раз как следует все взвесить.

Закрыв крышкой последний бидон и для верности ударив по ней кулаком, Марсал сказал:

– Пора возвращаться.

– Постой. – Харп посмотрел на огромную тушу снежного червя так, словно это она не позволяла ему двинуться с места. – А это все мы кому оставляем?

– А что еще можно с него взять? – не понял Марсал.

– Это же мясо! – Харп сделал жест рукой, будто переворачивал на сковородке подгоревшие лепешки. – Животный белок!

– Ты думаешь, это можно есть? – Марсал с сомнением ткнул ногой податливую тушу снежного червя.

– Прости, дорогой, – насмешливо глянул на своего спутника Харп, – но разве не ты рассказывал мне о том, как вы на пару с Татауном собирали в лазах снежных червей то, что они не доели?

– Мы иногда собирали то, что оставляли черви…

– Если вы ели то же самое, что едят снежные черви, – не дослушав, перебил его Харп, – почему ты думаешь, что нельзя есть самих червей?

– Не знаю, – пожав плечами, честно признался Марсал. – Татаун считал, что мясо снежного червя можно употреблять в пищу. Но только никто никогда прежде этого не делал…

– Никто никогда прежде не пытался поймать снежного червя, – ввернул Харп.

– Да и вид у него какой-то совсем уж неаппетитный. – Марсал с сомнением посмотрел на мертвого зверя и недовольно наморщил нос.

– Можно подумать, ты решил поторговаться в мясной лавке, – усмехнулся Харп, берясь за топор.

– А тебя не смущает, что кровь у него фиолетовая? – спросил Марсал.

– Не больше, чем то, что эта тварь воняет так, словно протухла еще при жизни, – ответил Харп и с размаха всадил топор в тело снежного червя.

Отрубив от туши три больших куска мяса килограмма на три каждый, Харп передал один кусок Марсалу, а два оставшихся уложил в свой вещевой мешок.

– Если мясо окажется съедобным, вернемся и нарубим еще, – сказал он. – Часть зажарим и возьмем с собой, а остальное оставим старику с Халаной.

Первым из лаза выбрался Марсал.

Бросив вниз веревку с крюком на конце, он вытянул наверх вещевые мешки, в которые Харп засунул гарпуны, извлеченные из туши монстра.

Следом за грузом было поднято наверх и мертвое тело Энисы.

– Что ты собираешься делать с телом? – спросил Марсал, когда и сам Харп выбрался на поверхность.

– Мы отнесем Энису домой, – не глядя на Марсала, ответил Харп.

– Зачем? – недоумевающе пожал плечами Марсал. – Мы можем и здесь ее оставить. Нужно только снять доху, ватные штаны и…

– Мы отнесем Энису домой! – Харп вытянул руку, направив указательный палец Марсалу между глаз.

– Хорошо. – Марсал благоразумно не стал спорить. – Только хочу заранее тебя предупредить: не удивляйся тому, что никто не поймет, почему ты так поступил.

– Ты тоже этого не понимаешь? – Харп с тоской посмотрел на приятеля.

– Да как тебе сказать… – Наклонив голову к плечу, Марсал взглянул на мертвое тело с полиэтиленовым пакетом на голове так, словно это был товар, который ему предлагали купить по баснословно низкой цене, что само по себе вызывало недоверие. – Я могу понять, что за чувства движут тобой, – сказал он, переведя взгляд на Харпа. – Но я не могу сказать, что одобряю твои действия… Хочешь знать почему?

– Ну?..

– То, что мы видим сейчас, – Марсал взглядом указал на мертвое тело, – это уже не Эниса. Это лишь внешняя оболочка, под которой ничего нет. С таким же успехом ты можешь снять с тела доху и уверять всех, что в ней содержится частица той самой Энисы, которую все мы знали. Но ты ведь и сам прекрасно понимаешь, что Энисы с нами больше нет…

– Больше нет… – словно эхо, повторил Харп.

– И если существует тот, другой мир, из которого, как говорят, все мы сюда прибыли, – быстро, вполголоса произнес Марсал, словно боясь, что его слова будут услышаны кем-то, для кого они не предназначались, – то пусть Эниса вернется туда и проживет свою жизнь так, как ей этого хотелось бы, забыв о мире, где нет ничего, кроме холода.

Харп вначале даже опешил, услышав такое. Он и не подозревал, что в мире вечных снегов существует своя религия, пусть даже в зачаточной форме.

– Ты веришь в это? – спросил он после паузы у замершего в неподвижности с опущенной вниз головой Марсала.

Марсал, как всегда, неопределенно дернул плечом.

– Веришь, не веришь – какая разница. От того, что я произнес, хуже никому не станет.

– И то верно.

Харп взял в руки лопату и начал разгребать снег.

Положив вещевой мешок, к нему присоединился и Марсал.

Вырыв яму глубиною около двух метров, они уложили в нее тело Энисы, с которого предварительно сняли всю теплую одежду. Даже Харп, несмотря на то странное и самому ему неясное состояние, в котором он находился, понимал, что оставить доху, свитер и ватные штаны мертвому телу, которому они уже никогда не понадобятся, было бы непозволительной роскошью.

Единственное, что позволил себе Харп, это оставить на месте могилы, которую невозможно будет отыскать после первого же снегопада, тот самый гарпун, который воткнула в снежного червя Эниса. Марсал на это ничего не сказал. Хотя он-то куда лучше Харпа представлял себе, сколько в мире вечных снегов стоит хороший металлический прут. В конце концов, Харп выменял его на те вещи, которые добыл сам, а значит, и распоряжаться им мог по собственному усмотрению. Воткнутый в снег прут, конечно же, унесет первый, кто его найдет. И правильно сделает. Но Марсал счел бестактным напоминать об этом Харпу, который, несомненно, и сам понимал, что в действиях его не было ни малейшего здравого смысла. Однако тем не менее почему-то считал нужным поступить именно так.

Для себя Марсал давно уже решил, что Харпа невозможно понять рассудком. Действия его зачастую противоречили элементарной логике и, казалось, не несли в себе даже зачатков здравого смысла. При этом они, как ни странно, приводили к успеху.

Харп был удивительным и одновременно странным человеком. Его следовало либо принимать безоговорочно таким, какой он есть, либо с такой же решительностью гнать прочь. Марсал сделал свой выбор, решив, что Харпу можно верить. Вот и все. Об остальном он просто не хотел думать. Те странности в поведении Харпа, на которые пытался обратить внимание Марсала старый Бисаун, сам он предпочитал не замечать.

В конце концов, а кто не странен в этом мире, странном чуть ли не до противоестественности?

Погода начала портиться, когда Марсал с Харпом еще только выбрались со своей добычей из лаза снежного червя. Небо затянуло серой пеленой, и сверху начала сыпать снежная крупа. Да еще и заметно похолодало. Охотникам пришлось поднять воротники и застегнуть клапана шапок, прикрывающие нижнюю часть лица.

К тому времени, когда они наконец-то надели снегоступы и зашагали по направлению к дому, небо заволокло такой плотной облачностью, что солнце превратилось в блеклое, чуть желтоватое пятно. Землю покрыл мрак, будто наступили неожиданно ранние сумерки. Порывистый ветер пригоршнями швырял колючие льдинки в лица утомленным путникам, которым то и дело приходилось протирать стекла очков.

Если бы Харп шел один в такую непогоду, он непременно сбился бы с пути.

– Как ты определяешь верное направление? – громко, чтобы перекрыть завывания ветра, спросил он у Марсала. – Вокруг ведь ничего не видно, даже солнца!

Вопрос заставил Марсала задуматься.

– Представления не имею, – ответил он спустя какое-то время. – Я просто знаю, в какую сторону нужно идти.

Харп попытался было прислушаться к тому, что говорят ему по этому поводу его собственные чувства, но понял, что компасу, лежащему у него в кармане, он доверял в значительно большей степени, нежели природным инстинктам.

В отличие от Харпа, Марсал не испытывал ни малейших сомнений по поводу того, в каком направлении нужно двигаться. Он упорно шел вперед, наклонив голову навстречу бьющему в лицо ветру.

Когда Харп, совершенно выбившись из сил, начал уже было подумывать, а не подвело ли на этот раз Марсала чувство направления, впереди замаячило неясное темное пятно. Еще через сотню метров сквозь метель уже отчетливо проступили очертания хибары старого Бисауна с тусклыми огоньками, горящими за крошечными оконцами.

Ввалившись в дом, Марсал и Харп первым делом скинули с себя верхнюю одежду и кинулись к теплогенератору, растирая занемевшие носы и щеки.

В доме все было, как обычно: старый Бисаун сидел за столом, перебирая какие-то коробочки с пилюлями и баночки с мазями, раненый «снежный волк» лежал на матрасе, расстеленном на полу, Халана пряталась за занавесом из серого пластика.

При виде вошедших никто не сказал ни слова.

Отогревшись возле теплогенератора, Марсал и Харп налили себе по кружке кипятка и перешли к столу.

– Ну что, старик, – Харп весело глянул на сидевшего напротив него Бисауна, – не ожидал снова увидеть меня живым?

Старый Бисаун недовольно глянул на Харпа. Губы его шевельнулись, но, так ничего и не сказав, он взял в руку очередную баночку с мазью и, близоруко щурясь, стал изучать ее этикетку.

– Видал? – Харп с усмешкой ткнул Марсала локтем в бок. – Делает вид, будто ему совершенно безразлично, чем закончилась охота.

Марсал тоже улыбнулся и отхлебнул кипятка из кружки. Старый Бисаун степенно, без лишней суетливости отставил в сторону баночку с мазью, после чего широким движением руки сдвинул на край стола все, что там находилось.

– Ну? – посмотрел он на Харпа так, словно собирался принять у него отчет о проделанной работе, которую сам же ему и поручил.

Прежде чем ответить, Харп сделал глоток из кружки и с наслаждением прикрыл глаза, чувствуя, как горячая жидкость стекает по пищеводу в желудок.

– Мы завалили снежного червя, – произнес он безразличным голосом, будто речь шла о событии вполне заурядном.

– Большого? – таким же безразличным голосом осведомился старик.

– Метров семь. – Харп посмотрел на Марсала, словно ему было необходимо заручиться его поддержкой. – Так ведь?

Марсал солидно кивнул.

– Мы принесли мясо, – продолжил Харп. – Если оно окажется съедобным, то, когда кончится метель, нужно сходить и принести еще.

По знаку Харпа Марсал поставил на табурет вещевой мешок и выложил из него насквозь промерзший кусок мяса с фиолетовыми прожилками.

Старый Бисаун ковырнул мясо ногтем и с интересом посмотрел на кусочек фиолетовой плоти.

– Ну, парни! Вы молодцы!

Поднявшись со своего ложа, к столу подошел «снежный волк». На лице его сияла восторженная улыбка, а в руке была бутыль с перебродившей настойкой красницы.

– Это дело нужно отметить! – сказал он, ставя бутыль на стол.

На ходу прихватив с полки две пустые кружки – одну он поставил перед собой, а другую передал Бисауну, – «снежный волк» пододвинул к столу свободный табурет и сел на него, широко расставив ноги.

– Ну, давайте-ка сюда свои кружки! – обратился он к Марсалу с Харпом, отвинчивая с бутылки пробку. – Эта штука греет лучше кипятка!

«Снежный волк» быстро расплескал по кружкам бледно-розовую настойку и поставил опорожненную наполовину бутылку на край стола.

– С удачной охотой! – провозгласил он, поднимая свою кружку.

Прежде чем выпить, Харп понюхал содержимое. Запах был терпкий, чуть кисловатый и почему-то казался до боли знакомым.

Харп хотел было уже пригубить настойку, но внезапно поставил ее на стол.

– Почему ты ничего не спрашиваешь об Энисе, старик? – обратился он к Бисауну.

– О чем тут спрашивать? – непонимающе пожал плечами тот. – Она же не осталась на морозе дожидаться, когда ее пригласят в дом. Если ее нет с вами, значит, ее нет вообще.

– И тебя не интересует, как она погибла?

– Нет, – покачал головой старый Бисаун.

Харп хотел было что-то сказать и даже приоткрыл рот. Но, почему-то вдруг передумав, только криво усмехнулся и, отсалютовав Бисауну поднятой кружкой, залпом осушил ее.

Красничная настойка на вкус оказалась совсем не дурна.

Сначала Харп почувствовал только легкое, приятное покалывание на корне языка и тепло, разливающееся в желудке. Затем голова у него чуть закружилась, как бывает, когда стоишь на краю обрыва, а под ногами разверзается бездна, мысли же приобрели удивительную отчетливость и ясность.

Выпив свою долю настойки, Марсал пошуровал в тумбочке, стоявшей возле теплогенератора, и выставил на стол кастрюлю с еще теплой кашей.

Миски доставать не стали. Каждый по очереди протягивал руку к кастрюле и, зацепив ложку каши, отправлял ее в рот.

– Почему Халана снова не желает сидеть с нами за одним столом? – поинтересовался у Бисауна Харп.

– Сам спроси у нее об этом, – не глядя на Харпа, ответил старик.

Облизав ложку, Харп кинул ее на стол.

– Ну, давайте допьем! – «Снежный волк» схватил бутылку с красничной настойкой и начал разливать остатки содержимого по кружкам. Старый Бисаун прикрыл свою кружку ладонью.

– Мне больше не наливай.

– Как хочешь, – не стал спорить виночерпий. И, усмехнувшись, добавил: – Нам больше достанется.

– Какие у тебя теперь планы? – спросил у Харпа старик.

– Не у меня, а у нас. – Харп обнял Марсала за плечи. – Мы с Марсалом теперь всегда и везде только вместе!

Лицо Марсала расплылось в счастливой, чуть пьяной улыбке. Старик стукнул пальцами по крышке стола.

– Так что вы теперь намерены делать? – несколько иначе сформулировал он свой вопрос.

– Для начала обеспечим вас с Халаной мясом, – ответил Харп и, отпустив плечо Марсала, сделал большой глоток из кружки. – Если принести его побольше да зарыть в снег неподалеку от дома, надолго хватит. Потом нужно самим в дорогу провизией запастись. Если завтра погода будет хорошая, то за день со всем управимся, а под вечер оставим твой дом, старик.

Бисаун молча кивнул.

– У тебя больше нет никаких возражений на этот счет? – изобразил удивление Харп.

– Я уже сказал все, что хотел, – ответил Бисаун. – Не люблю повторяться.

– И то верно. – Харп залпом допил настойку, остававшуюся у него в кружке. – Если нечего сказать, лучше промолчи.

Сидевший справа от Харпа «снежный волк» льстиво хохотнул.

– Жалко, что у тебя дырка в боку, – по-приятельски толкнул его кулаком в плечо Харп. – А то взял бы тебя с собой.

«Снежный волк» с сожалением цокнул языком, давая понять, что и сам был бы не прочь отправиться вместе с Харпом к западным горам, после чего, болезненно поморщившись, приложил руку к животу, показывая, что рана у него все еще не зажила.

– Ладно, – пьяно махнул рукой Харп. – В другой раз…

Почувствовав усталость, внезапно навалившуюся на плечи, и тяжесть в голове, Харп поднялся на ноги, чтобы дойти до своего матраса. Его повело в сторону, и, чтобы не упасть, Харп был вынужден опереться рукой о край стола.

– Это с непривычки, – сочувственно улыбнулся «снежный волк». – С красничной настойки в первый раз всегда так бывает…

Харп осторожно поднял руку и, почувствовав, что может держать равновесие, быстро прошел к стене, где лежали скатанные матрасы.

Расстелив свою постель, он тут же упал на нее, уткнувшись носом в подушку.

Рядом, разбирая свою постель, что-то невнятно бормотал Марсал.

Но Харп уже ничего не слышал. Он провалился в сон, словно в черную бездну, полную непонятных образов и знаков, смысл которых некому было растолковать.