Глава 19
В лагере царили суматоха и растерянность. До прячущегося в темноте Антипа доносились отдельные слова и фразы, выкрикиваемые бессмысленно суетящимися вокруг костра янычарами, из которых можно было понять, что они уже обшарили ближайшие окрестности и никак не могли взять в толк, куда исчезли пленник и трое дозорных, которые должны были за ним присматривать. Кто-то даже высказал предположение, что здесь не обошлось без колдовства, в чем был весьма недалек от истины в том виде, как она представлялась Антипу. Он-то даже и не сомневался в том, что Хорн сумел с помощью колдовства сжать пространство до такой степени, что Антип, Брандл и преследовавшие их янычары, сделав всего несколько шагов, оказались в километре от лагеря.
Осторожно выглянув из-за дерева, Антип взглядом пересчитал сгрудившихся возле ярко пылающего костра воинов Гудри-хана. Их было всего шестеро, а это означало, что еще один либо отошел в темноту – что после всего произошедшего казалось маловероятным, – либо находился в палатке. Лиц стоявших у костра Антипу не было видно, но он был почти уверен, что в палатке скрывается старший по имени Халим. Что ж, это только облегчало задачу Антипа. Если нож все еще находится у старшего янычара, то вернуть его не составит труда.
Не дожидаясь, когда в дело вступят Хорн и Волк, которые должны были напасть на янычар, обойдя лагерь с противоположной стороны, Антип ползком добрался до палатки и, приподняв край, неслышно забрался внутрь. В центре палатки чадила масляная лампа, тускло освещая войлочные стены. У дальней от входа стенки палатки была свалены вещевые мешки и чересседельные сумки янычар. В двух шагах от этой кучи, на маленьком коврике, расстеленном прямо на земле, сидел, сложив ноги крестом, старший янычар. До появления Антипа Халим был занят молитвой, призывающей Создателя оградить от колдовства верных воинов императора. Услышав слева от себя тихое шуршание, янычар повернул голову и встретился взглядом с беглым пленником, притаившимся возле сваленной кучи поклажи. Даже в столь необычной ситуации хладнокровие и выдержка не изменили янычару – недоумение Халима выдал только чуть приподнявшийся вверх край левой брови. Но стоило только Антипу сделать движение, как янычар одним прыжком вскочил на ноги и выхватил саблю из ножен.
– Я сам пришел! Сам! – воскликнул Антип, протягивая навстречу Халиму руки с раскрытыми ладонями. – Меня похитили сообщники Волчатника, но я сбежал от них и вернулся к вам! Лучше справедливый суд Великого императора, чем верная смерть от рук душегубов!
Халим едва заметно усмехнулся и опустил саблю.
Осторожно, не делая резких движений, Антип поднялся на ноги и, держа руки перед собой, как будто предлагая янычару снова связать его, медленно приблизился к Халиму.
– Ты правильно сделал, – сказал Халим и чуть подался в сторону, чтобы взять свернутый кольцом аркан, лежавший поверх вещевых мешков.
Янычар даже не успел заметить, каким образом нож вестника смерти, находившийся у него за поясом, оказался в руке Антипа. Не медля ни секунды, Антип вонзил нож в живот старшего янычара. Рот Халима беззвучно открылся, как будто он хотел что-то крикнуть, но в последний момент передумал, глаза вылезли из орбит и уставились на Антипа с ужасом и мольбой. Антип выдернул нож из раны и еще раз воткнул его янычару в живот. Халим покачнулся, выронил из ослабевшей руки саблю и повис на ноже своего убийцы. Выдернув нож, Антип позволил телу янычара упасть на пол.
На мгновение Антип замер, глядя на зажатый в руке нож, на котором не осталось ни капли крови. Впервые убив человека, он, к своему удивлению, вовсе не почувствовал ужаса содеянного. При виде поверженного противника его захлестнула волна упоительного восторга, настолько сильного, что легко заглушила мучительные укоры совести. Антип чувствовал себя не убийцей, а всесильным повелителем жизни и смерти. Ощущение это было удивительно приятным, но одновременно и странным образом пугающим.
Однако времени на обстоятельный анализ собственных душевных переживаний у Антипа не было. Торопливо разбросав в стороны сваленные кучей мешки и сумки, он отыскал среди прочей поклажи свой меч и, схватив его левой рукой поперек ножен, подбежал к выходу из палатки. Осторожно отведя ножом в сторону матерчатый полог, он выглянул наружу и увидел, как в круг света, отбрасываемый костром, влетел Волк. Сбив на лету одного янычара, зверь стремительно развернулся и, подпрыгнув, вцепился зубами в шею другого. Кто-то из стоявших в стороне янычар, взмахнув саблей, наотмашь ударил ею Волка. Умный зверь попытался увернуться, но сабля все же достала его. Антип готов был поклясться, что услышал металлический лязг, когда острие янычарской сабли рубануло Волка поперек лба. Даже не взвизгнув, Волк бросился на обидчика. Зверь оказался проворнее человека – его челюсти сомкнулись на запястье янычара, заставив его вскрикнуть от боли и выронить саблю.
И все же Волку пришлось бы туго, не присоединись к сражению Хорн. Обойдя сзади пятившихся от Волка янычар, Хорн ударил одного из них рукояткой меча по затылку и, молниеносно развернув меч в руке, приставил его лезвие к горлу другого янычара, которому не оставалось ничего, как только бросить свою саблю на землю и поднять руки вверх.
Двое янычар, пока еще остававшиеся на ногах и с оружием в руках, побежали к палатке. Менее проворного из них догнал Волк. Прыгнув янычару на спину, зверь повалил его на землю.
Видя, что другой янычар успевает добежать до палатки, Антип отпустил полог и сделал два шага в сторону от входа.
Янычар влетел в палатку и замер на месте, с ужасом глядя на лежащего в луже крови Халима. Затем лицо его медленно обратилось в сторону притаившегося в тени убийцы. Антип узнал в янычаре своего заботливого стража Садара. Увидев в руке Антипа нож, Садар бросил саблю на землю и обреченно поднял руки, показывая, что у него нет другого оружия. На губах его появилась робкая и немного заискивающая улыбка. Янычар сдавался в плен, надеясь, что Антип защитит его от огромного волка с горящими глазами и пастью, похожей на огнедышащую бездну, и неистового воина, меч которого был подобен разящей молнии.
Антип улыбнулся Садару в ответ и, подойдя к нему, быстро, без замаха, вонзил нож янычару в живот, точно так же, как чуть раньше проделал это с Халимом. И снова он испытал восторженный трепет, когда нож легко, почти без сопротивления, вошел в живую плоть. Антипу казалось, что он чувствует, как живое тепло человеческого тела перетекает в него через металлическую рукоятку ножа.
Антип взглянул в глаза умирающего янычара, надеясь увидеть в них хотя бы слабый отсвет той последней истины, которая открывается человеку только в момент смерти. Он хотел знать, что находится там, за той чертой, откуда никто не возвращается. Что испытывает человек, переступая грань, разделяющую жизнь и смерть? Ни с чем не сравнимый ужас перед вечным падением в пустоту? Или, может быть, радостное облегчение от того, что бремя земной жизни наконец-то скинуто с уставших плеч? Но в глазах умирающего янычара Антип увидел только удивление – Садар не мог понять, за что его убил человек, которому он не сделал ничего плохого?
Чуть раздвинув губы, Антип сделал глубокий вдох и провел ножом в сторону, расширяя рану в животе янычара. Последний свет жизни погас в глазах Садара, но каким-то чудом он все еще стоял на ногах. Затем мертвое тело покачнулось и начало заваливаться на Антипа. Антип посторонился и толкнул мертвого янычара в плечо. Садар упал на землю, зарывшись лицом в истоптанную траву.
Антип посмотрел на лезвие ножа, отсвечивающее бледным, чуть голубоватым огнем, и, улыбнувшись каким-то своим мыслям, сунул нож за голенище. Окинув напоследок взглядом палатку старшего янычара и не найдя в ней ничего достойного внимания, он откинул полог и вышел в ночь.
Возле костра лицом вниз, боясь пошевелиться, лежали пятеро янычар, за которыми внимательно присматривал Волк.
Хорн сидел на бревне, положив меч на колени.
– Сколько? – спросил он у подошедшего к нему Антипа.
– Двое, – ответил Антип, верно истолковав вопрос Хорна.
Волчатник поджал губы и медленно наклонил голову, словно пытаясь рассмотреть что-то, лежавшее на земле возле его ног.
– Это было необходимо? – спросил он у Антипа.
Антип непонимающе посмотрел на Хорна.
– Мы с Волком не убили ни одного, – сказал Хорн, указав взглядом на лежавших на земле янычар.
– У меня была иная ситуация, – спокойно ответил Антип.
– Ну и как ты себя после этого чувствуешь? – с интересом посмотрел на парня Хорн.
Антип неопределенно дернул плечом, сделав вид, что не понял, о чем спрашивает его Волчатник. Разве колдун способен понять чувства живого человека? Да и, в конце концов, какое чужаку дело до того, что происходит в Бескрайнем мире? Если в какой-то момент пути Антипа и того, кто называет себя Хорном из рода Волчатников, пересеклись, то это вовсе не означает, что и дальше они пойдут вместе.
– Мы можем взять лошадей янычар, – предложил Антип. – Меняя лошадей, мы доскачем до Тартаканда за пару дней.
– Там-то нас и повяжут, – мрачно усмехнулся Хорн.
– А ты что предлагаешь? – с чувством уязвленной гордости вскинул подбородок Антип.
– Была у меня хорошая идея, – сказал, глядя на Волка, Хорн. – Хотел я добраться до Тартаканда морем. Даже договорился уже с одним капитаном, отдав ему в качестве платы конопляную тянучку, которой мы в Уртане разжились. Да только не сложилось – перед самым отплытием явился ко мне Луконя и сообщил, что ты в беду попал.
Услышав такое, Антип скептически поджал губы: можно подумать, что Хорн так прямо сразу и бросился ему на помощь, забыв о своих делах. Нет, раз уж колдун решил вызволить Антипа из плена, значит, были у него на то какие-то свои резоны. Вот только какие именно – это неплохо было бы выяснить, раз уж им снова предстоит путешествовать вместе.
– Между прочим, янычары так и предполагали, что ты отправишься в Тартаканд морем, – небрежно заметил Антип.
– Серьезно? – изобразил удивление Хорн. – Должно быть, среди них есть ясновидящий. Иначе как еще они могли узнать, что из Уртана я направился в Сураз?
Антип снова проигнорировал вопрос Хорна.
– Ну, так что будем делать? – спросил он.
– Ты собираешься обсуждать это при янычарах? – снова удивленно посмотрел на Антипа Хорн.
Антип мельком глянул на лежавших на земле пленных.
– А ты собираешься их отпустить?
Вопрос был задан таким тоном, чтобы Хорну сразу стало ясно, что у Антипа на этот счет иное мнение.
Хорн все правильно понял. Поднявшись на ноги, он кинул меч в ножны.
– Мы уходим, – сказал он.
– Куда? – не двигаясь с места, спросил Антип.
– Узнаешь, когда придем.
Хорн сделал знак Волку и, даже не взглянув на Антипа, зашагал прочь от лагеря, в центре которого дымил уже почти прогоревший костер.
Янычары остались лежать на земле. Неподвижные, они казались беспомощными, как овцы, отданные на заклание. Взглянув на них, Антип невольно испытал искушение вновь пустить в дело свой нож, чтобы еще раз вкусить сладкий дурман всевластия. Его остановило только то, что Хорн и Волк, которые даже и не думали останавливаться, вот-вот могли раствориться в темноте и навсегда исчезнуть. А поскольку теперь Антип стал таким же объектом охоты со стороны людей Гудри-хана, как и тот, кто называл себя Волчатником, ему не оставалось ничего иного, как только следовать за Хорном, который, похоже, знал, что делает.
Догнав Хорна, Антип пристроился у него за спиной, стараясь шагать в ногу с провожатым. И вдруг, глядя на то, как ходят под рубашкой лопатки Хорна, Антип подумал, как просто было бы вогнать между ними нож. Испугавшись собственных мыслей, Антип быстро сделал шаг в сторону, чтобы не видеть перед собой незащищенную спину Хорна. Он сам не мог понять, что с ним вдруг такое произошло? Почему этой ночью он думал только об убийствах? Что было тому причиной? Неужели только то, что у него в руках вновь оказался нож вестника смерти? Выходит, что за то недолгое время, что они были поврозь, Антип разучился контролировать собственные эмоции? Или же желание его вернуть нож было настолько велико, что, воспользовавшись этим, нож без труда завладел его душой?..
Глянув в сторону, Антип заметил зеленые волчьи глаза, пристально наблюдавшие за ним из темноты. Парень невольно поежился. Оставалось только надеяться, что этот псевдозверь, или кем он там был на самом деле, не обладал способностью читать чужие мысли.
Шедший впереди Хорн остановился и, подняв руку с удивительным фонариком, трижды мигнул им.
– Кому ты подаешь знак? – тут же насторожившись, спросил Антип.
К нему вновь вернулись все те недобрые подозрения, которые он испытывал по отношению к колдуну. Что он замышлял на этот раз?
Чуть левее того места, где они стояли, в темноте мелькнула какая-то едва различимая фигура.
Антип только сжал правую руку в кулак и сразу же почувствовал пальцами витую рукоятку ножа.
– Не слишком ли часто за нож хватаешься? – неприязненно глянул на Антипа Хорн.
Ничего не ответив, Антип спрятал руку с ножом за спину. Пусть Хорн думает что хочет, а с ножом в руке Антип чувствовал себя куда спокойнее и увереннее.
Хорн поймал лучом фонарика фигуру быстро приближающегося к ним существа, в котором Антип без труда узнал все того же Луконю. Не отставая от бесенка, рядом с ним бежал и лепрехун.
– Ну что ж, теперь слово за тобой, Луконя, – сказал Хорн. – Ты говорил, что знаешь безопасное место, где можно какое-то время отсидеться.
– И не одно, – гордо улыбнулся Луконя. – Вы даже представить себе не можете, сколько в Бескрайнем мире мест, куда человек по лености и нелюбознательности своей никогда не заглядывает. Я могу провести вас в заполненные воздухом гроты на морском дне, где живут удивительные светящиеся существа, в ледяные пещеры Замерзшего континента, в самое сердце Мертвой пустыни, где знойное солнце в считанные часы убивает все живое, на вершину горы Фахар, которая раз в сутки выбрасывает в небо огонь и камни размером с дом…
– А можно найти такое место, в котором нашим жизням ничто не будет угрожать? – прервал разглагольствования Лукони Хорн.
– Надо подумать. – Луконя с серьезным видом сдвинул брови и приложил два пальца ко лбу.
Брандл тем временем подошел к сидевшему на задних лапах Волку. Тулья треуголки лепрехуна едва доставала до нижней челюсти зверя, но малыш, похоже, не испытывал ни малейшего страха.
– Волк-то, между прочим, ранен, – с укором посмотрел на Хорна лепрехун.
– С ним все будет в порядке, – заверил его Хорн.
– Бедный волчок, – Брандл поднял руку и почесал Волка за ухом.
К удивлению всех присутствующих, Волк наклонил голову и осторожно лизнул лицо маленького человечка.
– Эй, аккуратнее! – возмущенно воскликнул Брандл, едва успевший вытащить изо рта свою неизменную трубку. – Ты чуть было не затушил мне ее!
Волк игриво ткнул лепрехуна носом в толстый живот. Брандл весело рассмеялся, обхватил зверя обеими руками за шею, закинул ногу к нему на спину и сел на Волка верхом. Волк с невозмутимым видом занял прежнее положение.
– Ну, конечно, если бы у меня был такой же череп, я бы тоже не волновался из-за каких-то там ран, – заметил Брандл, взглянув сверху на рану на голове Волка.
Вытащив из-за пояса нож, он концом лезвия постучал Волка по черепу, видневшемуся между разошедшимися в стороны лоскутами кожи, чтобы все присутствующие могли услышать отчетливое металлическое звяканье.
– А рану все же следует зашить, – снова обратился к Хорну лепрехун. – Хотя бы для того, чтобы вид был надлежащий. Я мог бы заняться этим. Думаю, зашить шкуру волка не сложнее, чем драный башмак залатать.
– Займемся этим, как только доберемся до места, – пообещал Брандлу Хорн, после чего, бросив неодобрительный взгляд на замершего в позе мыслителя бесенка, добавил: – Если только Луконя решит наконец, куда нас доставить.
– Есть одно место! – радостно щелкнул пальцами Луконя. – Тихое и спокойное. А живых людей там, почитай, уже три тысячи лет не было.
– Да ну? – недоверчиво посмотрел на бесенка Хорн.
– Точно, точно, – быстро закивал Луконя. – Только прямого пути туда нет, придется три перехода делать.
– Веди, бес! – Дабы убедить Луконю в своей готовности последовать за ним, Хорн решительно взмахнул рукой, в которой у него был зажат фонарик.
– Вперед! – лихо пришпорил Волка пятками Брандл.
Антип наклонился, как будто для того, чтобы поднять с земли сучок, и незаметно сунул нож за голенище. Ему вдруг сделалось невыносимо грустно. Из-за того, что произошло сегодня ночью, он чувствовал себя в этой компании чужаком, с присутствием которого остальные скрепя сердце всего лишь мирились, но вовсе не были рады ему. Антип чувствовал произошедшие в себе перемены, но пока не мог ни понять, ни тем более объяснить их. Точно так же он не мог найти объяснения и причине, по которой человек из Мира без Солнца и двое представителей нечисти объединились ради того, чтобы освободить его из плена. При этом создавалось впечатление, что представители двух разных миров не только не испытывают друг к другу никакой неприязни, но, напротив, совсем неплохо ладят между собой. А то, что, по словам лепрехуна, в этой истории косвенно принимал участие еще и Морок, только усложняло ситуацию.