Глава 15

Было уже за полдень, когда Геннадий Павлович проснулся. Выспался он великолепно, – во всем теле ощущался прилив бодрости, а голова была ясной как никогда, – чувствовал он себя явно не на пятьдесят два года. К тому же ночью прошел дождь – асфальт за окном был мокрый, – и в дуновениях ветерка, влетающего порой в распахнутое окно, ощущалась легкая, почти эфемерная, но такая долгожданная свежесть. Первым делом Геннадий Павлович еще раз сравнил два оказавшихся у него в руках паспорта. Он был не специалист в криминалистике, и на взгляд неискушенного человека оба документа выглядели как настоящие. Даже степень затертости обложки и потрепанность страниц каждого из паспортов вполне соответствовали возрасту владельца, что был в них указан. Отложив паспорта, Геннадий Павлович развернул лист бумаги с номерами телефонов и озадаченно потер подбородок. Каким образом паспорт и бумага могли оказаться в тайнике? Кто их туда спрятал? Единственный ответ, который приходил на ум, что это сделал он сам, еще до начала эксперимента. Или, быть может, перед тем, как проект вступил в решающую фазу? Впрочем, это не имело значения. Важно было то, что он предполагал возможность выхода эксперимента из-под контроля.

Решив, что иметь при себе два паспорта рискованно, Геннадий Павлович снова спрятал в тайник тот, в соответствии с которым он был на тринадцать лет моложе. Бумагу с телефонами он сунул в нагрудный карман рубашки. Торопливо, не придавая большого значению тому, насколько аккуратно это у него получается, Геннадий Павлович поставил на место все те вещи, что вынул вчера из шкафчика. Часть из них оказалась подмоченной ночным дождем, но Геннадий Павлович не стал их оставлять, чтобы просушить, и даже не вытер. Эти вещи не имели для него никакой ценности, поскольку являлись всего лишь частью декорации того действа, в котором он, сам того не подозревая, долгое время принимал участие. Подумав об этом, Геннадий Павлович невольно улыбнулся, – даже в такой ситуации приятно было осознавать, что ты не статист, а ведущий актер, можно сказать – звезда, делающая кассовые сборы. Быстро умывшись и съев нехитрый завтрак – лапша, пара яиц и ломтик колбасы, – Геннадий Павлович решил, что пора переходить к делу, и вышел в коридор. Никого из соседей видно не было, что, впрочем, не исключало того, что добрая половина из них стояла сейчас, прижавшись ухом к замочной скважине. «Наверняка же кто-то тоже работает на проект», – подумал Геннадий Павлович. После исчезновения Марины новые жильцы в квартире не появились, значит, она работала не одна. Интересно – кто? Марк Захарович Шпет? Или поклонник женских ток-шоу Сивкин? Если соглядатай был всего лишь его воспоминанием, то выглядеть он мог как угодно – хоть смазливой девицей, хоть дремучим старцем. А может быть, за ним присматривала дородная Венера Марсовна Одина, любящая заглядывать в чужие кастрюли, фыркающие паром на плите в общей кухне? Венера Марсовна с гордостью утверждала, что в свое время работала билетером в Большом театре, где у нее и по сей день сохранились связи, так что она, если захочет, может бесплатно пройти на любой спектакль. Геннадий Павлович подошел к телефону и снял трубку. Придерживая трубку плечом, он развернул листок бумаги с телефонами и быстро набрал номер, напротив которого была проставлена фамилия Коптева. Линия оказалась свободной. После трех длинных гудков трубку сняли.

– Слушаю, – отрывисто произнес чуть хрипловатый мужской голос.

– Добрый день, – вежливо поздоровался Геннадий Павлович. – Мог бы я поговорить с Коптевым Юлием Никандровичем?

– Я вас слушаю, – ответил мужчина, находившийся на противоположном конце линии.

Геннадий Павлович готов был поклясться, что никогда прежде не слышал этот голос. И уж точно, это был не голос Юлика Коптева. Или же человек, которого он все это время принимал за Коптева, не являлся таковым. История становилась все более запутанной и непонятной.

– Это Геннадий, – произнес в трубку Геннадий Павлович.

– Какой Геннадий? – спросил после короткой, почти незаметной паузы мужчина.

– Калихин.

Голос на противоположном конце линии молчал секунд двадцать. В трубке было так тихо, что Геннадий Павлович подумал, не прервалась ли связь?

– Алло?..

– Я слышу тебя, – отозвался голос человека, назвавшегося Коптевым.

– Так почему же молчишь? – спросил Геннадий Павлович, не найдя ничего лучшего.

– А что ты рассчитываешь услышать?

– Все, что ты захочешь мне рассказать.

– Ты уже вернулся? – спросил, вновь после непродолжительной паузы, Коптев.

– Откуда? – не понял Геннадий Павлович.

– Проект завершен? – иначе сформулировал вопрос собеседник.

– Похоже, что нет, – не очень уверенно ответил Геннадий Павлович.

– Так. – И снова молчание.

– Юлик, – осторожно позвал Геннадий Павлович, – это ты?

– А кто же еще? – тотчас же отозвался голос с противоположного конца линии.

– Не знаю, – честно признался Геннадий Павлович. – В последнее время я вообще мало что понимаю.

– Ясное дело, – Юлий Никандрович как будто и не ожидал услышать ничего иного. – Ты откуда звонишь?

– Из квартиры.

– Плохо.

– Почему?

– Сам подумай.

Геннадий Павлович подумал и как будто понял, что имел в виду Юлий Никандрович.

– Нам нужно встретиться, – услышал он голос Коптева. – Ты сегодня вечером свободен?

– Я всегда свободен, – усмехнулся Геннадий Павлович. – Я теперь безработный.

– А, ну да. В таком случае в шесть часов. Идет?

– Конечно. – Геннадий Павлович глянул на часы – до встречи оставалось чуть больше трех часов. – Может быть, как обычно, в «Поджарке»?

– Отлично, – тут же отозвался Юлий Никандрович. Однако голос его звучал как-то странно. – Ты хочешь еще кого-нибудь пригласить?

– Черт! – Геннадий Павлович понял, какую оплошность допустил.

– В таком случае встречаемся в шесть часов в «Поджарке», не как обычно. Ты понял меня?

– Понял! – Геннадий Павлович радостно кивнул, сообразив, о чем идет речь.

Только теперь он окончательно уверовал в то, что по телефону с ним говорит настоящий Коптев, потому что никто, кроме Юлика и его самого, не смог бы понять, что означает фраза: «Встретимся не как обычно».

– Точно понял? – все еще с некоторым сомнением спросил Юлий Никандрович.

– Точно! – заверил Геннадий Павлович.

– Тогда – до встречи.

– До встречи, Юлик!

В трубке послышались частые гудки отбоя. А Геннадий Павлович продолжал стоять, прижимая ее к уху, как будто все еще надеялся услышать голос Юлика Коптева. Счастье переполняло его, готовое вырваться наружу – дай только повод! Он наконец-то обрел точку опоры и теперь мог перевернуть все, что угодно. Юлик Коптев, старый, верный друг, на которого всегда и во всем можно положиться, снова был с ним. Подлинный Юлик, а не та дрессированная мартышка, что каждый четверг поила его пивом в «Поджарке».

– Товарищ Калихин, – услышал Геннадий Павлович брюзжащий голос у себя за спиной. – Не забудьте занести время вашего разговора в учетную тетрадь.

Вне себя от удивления, Геннадий Павлович обернулся. Выглядывая из-за приоткрытой двери своей комнаты, на него с подозрением смотрел старик Семецкий. Тот самый Семецкий, который, по словам Шпета, вчера сначала чуть было не умер от сердечного приступа, а затем свернул шею, упав с носилок. Казалось бы, тот факт, что Семецкий жив, свидетельствовал о том, что реальность вновь сдвинулась, и должен был хотя бы удивить Геннадия Павловича. Но, вопреки здравому смыслу, Калихин был просто рад снова увидеть старика живым.

– Непременно, уважаемый! – улыбнулся он Семецкому. Старик что-то невнятно пробурчал себе под нос и скрылся за дверью.

Все еще продолжая улыбаться, Геннадий Павлович вернулся в свою комнату. Быстро собравшись, он окинул взглядом помещение, чтобы убедиться, что ничего не забыл, и снова вышел в коридор. На этот раз он демонстративно громко хлопнул дверью и долго гремел ключами, запирая замок. Если в квартире находился соглядатай, – а Геннадий Павлович ни секунды не сомневался в том, что так оно и было! – то он должен был понять, что объект его наблюдения не пытается незаметно скрыться. Пусть думает, что Калихин просто решил прогуляться. Нельзя же, в самом деле, сидеть целый день дома в такую жару! Насвистывая какой-то легкий мотивчик, Геннадий Павлович спустился по лестнице. На первом этаже он на какое-то время затаился, слушая, не хлопнет ли дверь наверху, но так ничего и не услышав, вышел на улицу. Обычным путем он дошел до проезжей части и, не задерживаясь возле автобусной остановки, направился в сторону станции метро. Геннадий Павлович двигался по улице, как опытный шпион, уходящий от преследователей. Во всяком случае именно так вели себя герои фильмов Хичкока, которые видел Геннадий Павлович. Путь до метро был не близким, но на всем его протяжении Калихин не заметил ни людей, следующих по противоположной стороне проезжей части в том же направлении, что и он, ни машин, то обгоняющих его, то вновь оказывающихся сзади. Спустившись в метро, Геннадий Павлович пропустил первый поезд, чтобы посмотреть, не останется ли кто на платформе вместе с ним. Сев в следующий поезд, Геннадий Павлович был не просто весьма доволен собой, но еще и уверен, что «хвоста» за ним не было.

Встретимся не как обычно – это был код, который они с Юликом придумали, еще учась в школе, на тот случай, когда нужно было оставить родителей в неведении о том, куда собирались вечером их чада. Один из приятелей звонил другому, называл время и место встречи, которое не могло вызвать никаких опасений у находившихся неподалеку родителей, после чего говорил: встретимся не как обычно. Частичка «не», произнесенная очень быстро, ускользала от внимания родителей. О том же, где они должны были встретиться на самом деле, знали только сами заговорщики. Позднее, когда, договариваясь о встрече, не нужно уже было ни от кого таиться, это переросло в игру, о которой они то и дело вспоминали. И сегодня, во время беседы с Юлием Никандровичем, Геннадий Павлович сразу же понял, что за место имеет в виду Коптев. Это мог быть только ирландский паб, расположенный возле станции метро «Смоленская», где они встречались последний раз «не как обычно». Тогда сам Геннадий Павлович пригласил Коптева, использовав старый школьный код. Калихину нужно было обсудить с другом проблемы, которые все чаще стали возникать у него во взаимоотношениях с Валентиной. Дело шло к разводу, но прежде, чем сделать последний шаг, Геннадию Павловичу хотелось услышать мнение человека, который его понимал. Тогда у него водились деньги, и он мог позволить себе роскошь пригласить друга на стаканчик-другой «Гиннесса». Сейчас в кармана у Геннадия Павловича только мелочь бренчала, но он надеялся, что сможет посидеть какое-то время в уголке паба, не привлекая к себе внимания официантов, пока не появится тот, кого он ждал.

До назначенного времени оставалось еще около часа, и Геннадий Павлович вышел на станции «Арбатская», чтобы пройтись пешком по Старому Арбату. Давно он не был на этой улице. Сейчас, конечно, трудно было определить, чьи это воспоминания – Калихина-ученого или Калихина-безработного. И все равно – давно. Да и нечего здесь было делать. По брусчатой мостовой бродила туда-сюда праздношатающаяся публика, приезжих в числе которой было значительно больше, нежели коренных москвичей. Тихая старая московская улочка превратилась в жалкое подобие Монмартра для бедных. Тут тебе и обезьянка, пляшущая на стуле, с которой при желании можно сфотографироваться, и художники, за пять минут рисующие шаблонные портреты, имеющие минимум сходства с оригиналом, и матрешки, на которых то жутковатого вида Белоснежка, то не менее уродливый президент, и лотки с медалями, орденами да армейскими шапками-ушанками. А вокруг – шашлычные, бистро, рестораны да кабаки с безумными ценами. Скучно все это, ох как скучно, братцы!

Миновав всю эту пеструю толпу, Геннадий Павлович вышел к «Макдоналдсу», свернул в переулок и оказался перед стеклянным павильончиком, разукрашенным изображениями пивных кружек с вензелями, стилизованными фамильными гербами и зелеными трилистниками. На часах было без десяти шесть. Глянув в последний раз по сторонам, Геннадий Павлович открыл дверь и вошел в паб. Посетителей в заведении было не так уж много. Оно и понятно – цены кусаются. Геннадий Павлович подошел к стойке и с сосредоточенным видом погрузился в изучение меню. Это заняло у него минут пять. Затем он окинул взглядом зеркальную стену за спиной бармена, на которой были выставлены бутылки с пестрыми этикетками, удовлетворенно кивнул и, отойдя в глубь зала, сел за свободный столик. Через пару минут к нему подошел официант в узких черных брюках, ослепительно белой рубашке с бабочкой и зеленом жилете. Окинув Геннадия Павловича оценивающим взглядом, официант молча протянул папку с меню. Геннадий Павлович не спеша открыл папку, скользнул взглядом по строчкам и снова закрыл.

– Спасибо, – приветливо улыбнулся он официанту. – Я жду друга. Мы закажем, когда он придет.

– Как угодно, – процедил сквозь зубы служитель паба и степенно удалился, – не официант, а Бэрримор какой-то.

Постукивая пальцами по столу, Геннадий Павлович окинул взглядом зал. Посетителей было человек десять, и лишь один из них сидел в одиночестве на высоком стуле возле стойки. В пабе было тихо и спокойно – не гремела музыка, все разговаривали вполголоса. Никто, включая пожилого бармена с меланхоличным выражением лица, не обращал на Геннадия Павловича внимания. И все равно, на душе у Калихина было неспокойно. Юлий Никандрович задерживался, и сей факт заставлял Геннадия Павловича нервничать. У него вновь появились сомнения в том, правильно ли он поступил, позвонив по телефону, записанному на бумаге, что он нашел в тайнике. Ему ведь ровным счетом ничего не было известно о происхождении этого листка. Точнее – он ничего об этом не помнил. То, что запись была сделана его рукой, ничего не значило, – почерк легко подделать. Что, если это была одна из хитроумных ловушек тех, которые контролировали его память? Что, если бумага с телефонными номерами, так же, как и многое другое, являлась всего лишь одним из проявлений ложной памяти? Геннадий Павлович начал ощущать неприятный зуд в области крестца и напряжение в коленках – совсем не просто было подавить в себе желание сорваться с места и бежать прочь из заведения со стеклянными стенами, где он чувствовал себя, словно рыбка в аквариуме, в который в любую секунду могут перекрыть доступ кислорода. Это была еще не паника, но уже предчувствие ее. Взгляд Геннадия Павловича бесцельно скользил по залу, не находя, на чем остановиться. Обострившийся слух улавливал каждый шорох, каждый скрип стула под повернувшимся посетителем, а негромкие голоса присутствующих он слышал, словно в стереонаушниках – отчетливо и ясно. Обоняние, несмотря на табачный дым, улавливало не только чуть кисловатый аромат свежего пива, витавший в зале, но даже едва различимые запахи еды, доносившиеся из-за плотно закрытой двери на кухню. Если бы Геннадий Павлович немного напрягся и собрался с мыслями, то, наверное, смог бы перечислить все незамысловатое меню, состоявшее главным образом из легких закусок, подаваемых к пиву. Его разум, его удивительным образом обострившиеся чувства, каждая, казалось, клеточка организма были сконцентрированы на мысли о неминуемой беде, предчувствие которой было ужаснее любых возможных последствий. Надтреснуто дзинькнувший колокольчик над дверью прозвучал, подобно внезапному выстрелу. Дернувшись всем телом и едва не скинув при этом локтем со стола большую стеклянную пепельницу, Геннадий Павлович развернулся в сторону двери. Но, едва лишь увидев человека, вошедшего в паб, Калихин испытал облегчение, граничащее с экстатическим восторгом, – это был тот, кого он ждал.

Подлинный Юлий Никандрович Коптев не имел ничего общего с маленьким, полноватым, похожим на таксиста типом, которого Геннадий Павлович принимал за своего друга. Юлий Никандрович был высок, подтянут и чуть суховат. Темно-русые, почти не тронутые сединой волосы были зачесаны назад, открывая высокий лоб с глубокими залысинами. Длинный нос, тонкие губы, острый подбородок и пронзительный взгляд всегда чуть-чуть прищуренных глаз делали его похожим на детектива, внимательно изучающего место преступления. Несмотря на убийственную жару, на Коптеве был идеально отглаженный светло-серый костюм, выглядевший так, словно он надел его минуту назад. В руках он держал небольшой коричневый портфель с двумя замками. Вне всяких сомнений, это был тот самый Юлик Коптев, которого Геннадий Павлович помнил с детства. Калихин чуть привстал, собираясь махнуть рукой, но Юлий Никандрович уже заметил его. На губах Коптева мелькнула мимолетная улыбка, похожая на воспоминание о чем-то далеком и уже почти забытом, и он двинулся по направлению к столику, занятому Геннадием Павловичем. Одновременно с ним, придерживаясь того же самого курса, начал перемещаться и официант с повадками дворецкого лорда Баскервиля. Юлий Никандрович с Геннадием Павловичем не успели даже словом перемолвиться, а в руках у каждого уже была красная папка меню. Официант с невозмутимым выражением лица занял место в двух шагах от столика, ожидая, когда посетители сделают заказ.

Юлий Никандрович, не открывая, положил меню на стол. Портфель он поставил на свободный стул.

– Здравствуй, Гена.

Прозвучало это так, словно они не виделись уже много лет, и каждый испытывал некоторую внутреннюю неловкость, не зная, насколько сильно изменился старый приятель, будет ли он, как и прежде, смеяться над забытыми шутками, интересно ли ему будет вспомнить прошлое и общих знакомых?

– Здравствуй, Юлик, – улыбнулся в ответ Геннадий Павлович. – Спасибо, что пришел.

Юлий Никандрович сделал движение рукой, – мол, о чем речь, – и покосился на занявшего выжидательную позицию официанта.

– Я думал, ты не вспомнишь об этом месте, – сказал он.

– Как ни странно, вспомнил, – невесело улыбнулся Геннадий Павлович. – Хотя я многое забыл.

Юлий Никандрович снова бросил взгляд в сторону официанта. Тот явно не собирался покидать своего поста, хотя превосходно понимал, что его присутствие мешает друзьям разговаривать.

– Наверное, нужно что-то заказать, – негромко произнес Юлий Никандрович.

Геннадий Павлович поджал губы и развел руками, давая понять, что сегодня он не при деньгах.

Юлий Никандрович собрал со стола папки с меню и протянул их официанту.

– Два «Гиннесса», пожалуйста.

– И все? – недовольно буркнул официант, – заказ не стоил того времени, что он на него потратил.

– Пока все, – невозмутимо ответил Юлий Никандрович.

Официант коротко кивнул и удалился. Через две минуты он вернулся и поставил на стол два высоких стакана с темным пивом. Геннадий Павлович сделал глоток пива и с наслаждением причмокнул губами.

– Давно здесь не был? – с любопытством посмотрел на него Юлий Никандрович.

– Видишь ли, – смущенно улыбнулся Геннадий Павлович, – сам не знаю, как это получилось, но теперь я безработный. А на пособие не очень-то разгуляешься.

Юлий Никандрович с пониманием наклонил голову. Казалось, тот факт, что Геннадий Павлович превратился в безработного, нисколько его не удивил.

– Что тебе обо всем этом известно? – напрямую спросил Геннадий Павлович.

Юлий Никандрович даже бровью не повел.

– О чем?

– О проекте.

– О проекте…

Юлий Никандрович взял стакан и не спеша сделал пару глотков, после чего аккуратно промокнул губы салфеткой.

– Я полагал, что никто не знает о проекте больше, чем ты, – в упор посмотрел он на Геннадия Павловича. – Это ведь твой проект.

Калихин сложил губы в подобие улыбки.

– Похоже, что роли поменялись. Проектом руководит кто-то другой, а я участвую в нем в качестве подопытного кролика.

– Морской свинки, – поправил Юлий Никандрович.

– Что? – не понял Геннадий Павлович.

– Прежде ты называл студентов, которые соглашались участвовать в твоих работах в качестве подопытных, морскими свинками.

– Может быть, – не стал спорить Геннадий Павлович. – Мои воспоминания очень разрозненны и перемешаны с фрагментами ложной памяти. О своей научной деятельности я вообще ничего не помню.

– Естественно, – Юлий Никандрович понизил голос, хотя они и без того говорили негромко. – Они позаботились о том, чтобы все держать под контролем.

– Кто? – тут же спросил Геннадий Павлович.

Юлий Никандрович с ответом не торопился. Он сделал еще пару глотков пива, после чего вновь коснулся салфеткой губ.

– А что ты сам по этому поводу думаешь? – спросил он.

Геннадий Павлович озадаченно прикусил губу. Он и сам уже не раз задавался вопросом, кто же стоит за тем, что с ним происходит? В принципе ответ был ясен, но Геннадий Павлович не решался не то что произнести его вслух, но даже просто окончательно в него поверить. Калихин достал из кармана сложенный вчетверо листок с номерами телефонов и протянул его Юлию Никандровичу.

– Я нашел это вчера у себя в комнате, в тайнике. Если бы не эта записка, я бы никогда не вспомнил твой номер телефона.

Юлий Никандрович развернул листок бумаги и прищурился чуть больше обычного.

– Видимо, ты принял меры предосторожности, – сказал он, возвращая бумагу Геннадию Павловичу.

– Тебе известно, кто те двое, которых я внес в список вместе с тобой?

– Нет, – качнул головой Юлий Никандрович. – Я даже имен их никогда не слышал.

Геннадий Павлович задумчиво провел пальцами по подбородку.

– Должно быть, это кто-то с моей прежней работы.

– Вполне вероятно, – согласился Юлий Никандрович.

– Вместе с бумагой я нашел свой паспорт, в котором указан возраст – тридцать девять лет.

– Что ж, мы с тобой ровесники. – Юлий Никандрович постучал пальцами по крышке стола и чуть наклонил голову, как будто вслушиваясь в ту мелодию, что у него получалась. – Мне тоже тридцать девять, и я пока еще не считаю себя стариком, – закончил он.

– А что ты скажешь на это? – Геннадий Павлович протянул ему тот паспорт, который взял с собой.

– Для пятидесяти двух лет ты неплохо сохранился, – сказал Юлий Никандрович, возвращая паспорт владельцу.

– Я это уже слышал, – недовольно дернул уголком рта Геннадий Павлович. – Но все дело в том, что до вчерашнего дня я и сам был уверен в том, что мне пятьдесят два. И события той жизни, которую я помнил, вполне укладывались в эти пятьдесят два года. Представь себе, я думал, что моему сыну двадцать четыре, и даже принимал за Артема какого-то типа, который жил со мной в одной комнате!

– Тише, – осадил его Юлий Никандрович.

– Ты тоже боишься, – не спросил, а констатировал факт Геннадий Павлович.

– Нужно быть дураком, чтобы не бояться, – заметил Юлий Никандрович.

– Почему же ты тогда пришел?

– Почему? – Юлий Никандрович сделал глоток пива. – Мы ведь друзья, не так ли?

– Друзья, – кивнул Геннадий Павлович. – Но почему ты раньше молчал? Даже знать о себе не давал!

Юлий Никандрович не стал вновь объяснять своему собеседнику, что говорить следует не так громко, он лишь осторожно посмотрел по сторонам. То, что все посетители паба были заняты либо разговорами, либо пивом и на их пару внимания никто не обращал, несколько успокоило Юлия Никандровича.

– Ты велел мне держаться от всего этого в стороне, – сказал он. – И не вмешиваться ни во что, пока ты сам со мной не свяжешься.

– Нет, Юлик, так не пойдет, – покачал головой Геннадий Павлович.

– Что именно?

– Я не понимаю, о чем идет речь. – Геннадий Павлович с обидой взмахнул руками. – Вообще ничего не понимаю!

– Ты помнишь, над чем ты работал до того, как ввязался в этот проект?

– Нет.

– Ничего?

– Вчера я встречался с Валентиной. Она сказала, что я работал над какой-то теорией сновидений. А сегодня ночью я неожиданно для себя самого с поразительной легкостью смог создать структуру сна третьего порядка. – Все верно, – качнул головой Юлий Никандрович. – Ты занимался теорией многомерных снов. Мы с тобой часто говорили об этом, когда ты бывал у меня в гостях. Ты утверждал, что сон – это на самом деле что-то вроде окошка, через которое мы, если постараемся, можем заглянуть в иной мир.

– Серьезно? – искренне удивился Геннадий Павлович.

– Ты полагал, что зона перехода кроется где-то на уровне структуры сна четвертого порядка. Честно признаться, я не очень хорошо понимал твои объяснения по поводу этих самых структур…

– Это не важно, – нетерпеливо махнул рукой Геннадий Павлович. – Со структурами я почти разобрался. Что дальше?

– Дальше тебе были нужны деньги на исследования. Ты писал гранты, которые не проходили конкурса, – идеи твои были в высшей степени необычными. И так продолжалось до тех пор, пока твоими работами не заинтересовались государственные структуры.

– Кто? – с трудом выдавил из себя Геннадий Павлович.

– Подумай сам, – усмехнулся Юлий Никандрович. – Догадаться не трудно. Как я понял из твоих же рассказов, их заинтересовала не столько сама по себе теория снов, сколько сообщение, промелькнувшее в одной из твоих статей, относительно ложных воспоминаний, с помощью которых можно кардинально изменить всю систему жизненных ценностей человека. Ты считал, что таким образом можно лечить многие психические расстройства, не связанные с глубокими изменениями в подкорке.

– Да-да, – быстро кивнул Геннадий Павлович. – Про ложные воспоминания я уже слышал. Только я не подозревал, что это моя идея.

– У тебя было много разных идей. Но тем, кто предложил тебе работу, приглянулась именно эта. Ты говорил мне по секрету, что они и сами пытались делать что-то в этом направлении, но не добились больших успехов. Вскоре ты получил в свое распоряжение целую лабораторию, расположенную на территории закрытой базы где-то в Подмосковье, – точного адреса ты никогда не называл. Я пытался сказать тебе, что все это не просто так и рано или поздно за все придется платить, но ты был настолько увлечен своей работой, что и слушать ничего не хотел. Ты радовался, как ребенок, рассказывая, какие у тебя исполнительные сотрудники, какое великолепное оборудование и что каждое твое желание, как в сказке, незамедлительно исполняется. Лабораторные испытания полностью подтвердили твои предположения о том, что, создавая ложные воспоминания, можно управлять поведением не только одного человека, но и больших групп людей. И тогда ты решил провести полномасштабное испытание, избрав себя в качестве подопытного.

– Почему?

– Ты считал, что, зная о том, что являешься объектом исследований, и при этом примерно представляя себе, как все должно происходить, ты сможешь запрограммировать свое сознание таким образом, что во сне будет происходить разделение истинных воспоминаний и ложных. Ты полагал, что таким образом будешь иметь возможность контролировать процесс и в любой момент сможешь остановить эксперимент. Для того чтобы эксперимент был чистым, ты попросил меня помочь создать модель альтернативного варианта реальности, которая должна была послужить основой для разработки полномасштабного сценария твоих ложных воспоминаний.

– Почему я обратился за помощью именно к тебе?

– Во-первых, мы с тобой часто и подолгу обсуждали твою работу, особенно до того, как ты перешел в новую лабораторию, – я был в курсе того, чем ты занимался. Во-вторых, тебе была известна моя теория генетического мусора, которой ты собирался воспользоваться.

– Значит, никакой Международной программы генетического картирования в реальности не существует? – Мы придумали ее вместе с тобой, – Юлий Никандрович откинулся на спинку стула и расстегнул пиджак.

– Но пару дней назад я сдал анализ на генетическое картирование.

– Ложные воспоминания. – Юлий Никандрович еще раз, хотя и не пил пива, промокнул губы салфеткой. – Ты сам объяснял мне, что в твое подсознание будет заложено несколько блоков ложной памяти, каждый из которых будет открываться в ответ на определенный внешний раздражитель. Сигналом может служить все что угодно – вспышка света, случайно услышанное слово, неожиданный жест. Ты, помнится, говорил мне, что для программирования ложной памяти удобнее всего использовать популярные телепередачи, что-то вроде ток-шоу, слушая которые зритель следит за ходом беседы, но не пытается глубоко вникнуть в ее суть.

– А энзимотерапия и нейропластика? Это тоже твоя выдумка?

– Ты хотел максимально усложнить эксперимент, а потому твое второе «я», наделенное ложной памятью, должно было стать старше тебя. Внешность являлась для этого помехой, и я придумал систему омоложения организма.

Геннадий Павлович устало провел ладонью по влажному от испарины лбу.

– Что еще?

– Ты попросил нас с Григоршиным также поучаствовать в эксперименте. Мы, как люди, которых ты давно и хорошо знаешь, должны были служить подтверждением твоих воспоминаний. Нам полагалось раз в неделю встречаться в «Поджарке» и обсуждать «текущие» проблемы, которые мы тоже заранее придумали.

– Я умею играть в маджонг? – непонятно с чего вдруг спросил Геннадий Павлович.

– Умеешь, – ответил Юлий Никандрович. – Мы иногда играли. А что?

– Да так, – махнул рукой Геннадий Павлович. – Кто такой Алекс Петлин?

– Ты познакомил нас незадолго до начала эксперимента, представив его как наблюдателя, который будет присутствовать при наших встречах. Для пущей убедительности была придумана легенда, в соответствии с которой он также являлся нашим школьным другом.

– Это понятно. – Геннадий Павлович взял в руку стакан с пивом. – Я не могу понять того, каким образом на ваших с Анатолием местах оказались незнакомые мне люди, которых я принимал за вас?

– После начала эксперимента мы, как и договаривались, раз в неделю встречались в «Поджарке». Но состоялись только две встречи. Накануне третьей с нами связался Петлин. Он сказал, что в дальнейшем нашем участии в эксперименте нет необходимости. Сам понимаешь, спорить с этим было бы по меньшей мере глупо. Я все же поинтересовался, в чем дело. Он весьма уклончиво ответил что-то насчет того, что эксперимент перешел в новую фазу.

Рядом со столиком, за которым сидели друзья, вновь замаячил официант с манерами дворецкого. Он старательно делал вид, будто его совершенно не интересует, что происходит за обслуживаемым им столиком, но по всему было видно, появился он здесь не просто так, а потому, что в стаканах на столе уже почти не осталось пива.

– Не хочешь пройтись? – недобро покосившись на официанта, спросил у Геннадия Павловича Коптев.

Геннадий Павлович жестом дал понять, что не имеет ничего против.

– Не советую, – глядя в сторону, негромко произнес официант.

– Почему? – удивленно посмотрел на него Геннадий Павлович.

Официант перевел на Калихина взгляд усталых глаз, полуприкрытых веками.

– На улице убийственная жара. А наш паб, как вы уже могли заметить, оснащен кондиционером.

– В этом он прав, – согласился с официантом Юлий Никандрович.

Геннадий Павлович хотел напомнить, что у него нет денег, но в присутствии официанта делать это было неудобно, поэтому он ограничился неопределенным жестом руки, оставив окончательное решение за Юлием Никандровичем.

– Принесите нам еще пару пива и какую-нибудь легкую закуску, – сказал Юлий Никандрович. – Сандвичи, например.

– С цыпленком, – предложил официант.

– Отлично, – кивнул Юлий Никандрович.

– А может быть, с цыпленком и кукурузой? – сделал новое предложение официант.

– Можно и так, – согласился Юлий Никандрович.

Официант незамедлительно выполнил заказ.

– Как расплачиваться будем? – негромко спросил Геннадий Павлович, когда они вновь остались наедине.

– Все в порядке, – успокоил его Юлий Никандрович. – Деньги у меня есть.

Геннадий Павлович взял с тарелки сандвич, выполненный в традиционной английской манере, – квадратный ломтик хлеба, разрезанный надвое по диагонали, – и откусил с угла.

– Вкусно, – сказал он, прожевав.

Юлий Никандрович посмотрел на него с жалостью и тоской, точно на умственно отсталого. У него в голове не укладывалось, как в такой момент Калихин мог думать о еде.

– Что ты собираешься делать? – спросил он.

Прежде чем ответить, Геннадий Павлович глотнул пива.

– Не знаю, – сказал он, ставя стакан на стол. – Судя по всему, кто-то изменил мои воспоминания при помощи новых элементов, которые сам я не использовал. Таким образом меня лишили возможности самостоятельно выйти из эксперимента. Вопрос – кому и зачем это нужно?

– Кому – это не вопрос. – Коротким взмахом руки Юлий Никандрович как бы подвел черту под данной темой. – А вот зачем… – Коптев пару раз стукнул пальцами по столу. – Тут возможны варианты.

– Например?

– Таким образом тебя просто вывели из проекта.

– Сомнительно, – качнул головой Геннадий Павлович. – Во-первых, это можно было сделать значительно проще – вышвырнув меня за ворота лаборатории. Во-вторых, я полагаю, что в бытность свою нормальным человеком, то есть до того, как стать морской свинкой, я был не настолько глуп, чтобы разом выкладывать перед работодателем все имевшиеся у меня наработки. Скорее всего, без меня проект не получит дальнейшего развития.

– А что, если ты сам собирался отказаться от участия в проекте?

– Я говорил тебе об этом?

– Напрямую – нет. Но, судя по тем сомнениям, что ты высказывал незадолго до эксперимента, проект начинал внушать тебе опасения.

– В каком плане?

– Ты пришел к выводу, что с помощью ложных воспоминаний можно не только лечить больных, но и манипулировать поведением совершенно здоровых людей. И ты опасался, что именно этот аспект проблемы главным образом интересует твоих работодателей.

– И какой вывод?

– Тебя не хотят отпускать.

– Но в нынешнем моем состоянии от меня нет никакого проку.

– Быть может, они ищут крючок, подцепив на который тебя можно будет заставить работать? – высказал предположение Юлий Никандрович.

Геннадий Павлович задумался. В принципе такое было возможно. Для этого нужно было вначале вычленить тот небольшой фрагмент ложных воспоминаний, что делал его послушным и покладистым. Оставив лишь его и убрав из памяти все прочие ложные воспоминания, работодатель получил бы то, что ему и требовалось – ученого, знающего, что нужно делать для того, чтобы довести проект до конца, и не имеющего ничего против того, чтобы продолжить сотрудничество. Вопрос только в том, на что именно они собирались его ловить? Стимул должен быть очень сильным – такой, чтобы сработал наверняка, – но при этом он не должен закрывать глубинные слои памяти, иначе это может помешать работе. Выходит, это должно быть нечто такое, с чем он столкнулся совсем недавно. Геннадий Павлович машинально взял с тарелки надкушенный сандвич и принялся меланхолично жевать.

– О чем задумался? – спросил Юлий Никандрович.

– Думаю, как с наименьшими потерями выйти из этой истории. – Геннадий Павлович положил в рот последний кусочек сандвича и вытер руки салфеткой. – Зря не ешь, – сказал он, посмотрев на Юлия Никандровича. – Очень вкусно.

Юлий Никандрович пренебрежительно дернул щекой – мол, не до еды сейчас.

– Проблема в том, что моим работодателям… – сказав это, Геннадий Павлович про себя усмехнулся, – надо же, какой эвфемизм! – Им известно обо мне практически все, в то время как я о них почти ничего не знаю. И при этом мне предстоит играть на опережение. Я должен разобраться со своими воспоминаниями прежде, чем они снова их изменят.

Узкие плечи Юлия Никандровича устало опустились вниз.

– Я не знаю, чем тебе помочь.

Прозвучало это так, как если бы он произнес – я сделал все, что мог.

– Ты уже помог мне, – с благодарностью улыбнулся Геннадий Павлович. – С остальным мне предстоит разобраться самому.

– У тебя уже есть какой-то план?

– Ну, какой здесь может быть план, – развел руками Геннадий Павлович. – Спрятаться я не могу…

– Почему?

– У меня ложные воспоминания. – Геннадий Павлович поднял вверх указательный палец. – И не исключено, что еще далеко не все их блоки сработали. Бог знает, что мне напихали в мозги. Быть может, мне достаточно услышать слова диктора «Доброе утро, друзья!» или просто взглянуть на восходящее солнце, чтобы отправиться туда, где меня будут ждать с распростертыми объятиями. Нет, Юлик, для того чтобы они вновь не перепрограммировали мои ложные воспоминания, я должен вести себя в точности так, как они ожидают.

– Что можно предпринять в такой ситуации? – недоумевающе приподнял брови Юлий Никандрович.

– У меня остаются сны, которые никто не может контролировать. Во сне я и попытаюсь отсеять ложные воспоминания.

– А потом?

– Потом видно будет. Быть может, я вспомню что-то такое… Ну, не знаю, – Геннадий Павлович махнул рукой. – Не стоит загадывать наперед.

Губы Юлия Никандровича тронула вялая улыбка.

– Ты и прежде не планировал ничего дальше, чем на неделю вперед.

– Вот видишь! – лукаво подмигнул Геннадий Павлович. – Значит, я уже начинаю обретать прежнюю форму.

– Ох, Генка, – с сомнением покачал головой Юлий Никандрович. – Ввязался ты в историю. Предупреждал ведь я тебя, что добром это не кончится!

– Ладно, Юлик, – недовольно поморщился Геннадий Павлович. – Что уж теперь…

– И то верно, – тяжело вздохнул Юлий Никандрович.

– Я пойду, – Геннадий Павлович положил руки на край стола, собираясь подняться. – Ты посиди еще, сандвич съешь, ей-богу, вкусно.

Юлий Никандрович покосился на сандвич так, словно это была крыса, зажаренная на вертеле.

– Ты звони, если что, – произнес он не очень-то уверенно.

– Непременно, – Геннадий Павлович поднялся на ноги.

– Ген, – окликнул его Юлий Никандрович.

– Да? – обернулся Геннадий Павлович.

– А как там с программой генетического картирования? Ну, я имею в виду, в твоих воспоминаниях?

– Погано, Юлик, – покачал головой Геннадий Павлович. – Очень погано. Если и на самом деле все так пойдет, то лучше и не начинать.

Юлий Никандрович ждал подробностей. Его действительно интересовала возможность создания Международной программы генетического картирования. Но Геннадий Павлович был не расположен к беседе на данную тему. Ему было противно вспоминать о прошлом, которого, как выяснилось, на самом деле не было. И вовсе не потому, что это был гнусный обман, а потому, что вел он себя в смоделированной ситуации, как полный болван, не способный к самостоятельному мышлению. Он лишь глотал все, что ему предлагалось, не задаваясь вопросом – а стоит ли? Улыбнувшись с благодарностью вновь объявившемуся возле стола официанту, Геннадий Павлович быстро зашагал по направлению к выходу, – он уж знал, чем занять вечера.