Глава 14

На листе бумаги, что нашел Геннадий Павлович в тайнике вместе с паспортом, было написано три имени и напротив каждого – номер телефона. И, что самое любопытное, написано это было его рукой. Два первых имени ни о чем не говорили Геннадию Павловичу, а вот третьим в списке оказался Юлик Коптев. Вот только набор цифр, соседствующий с его именем, не соответствовал ни домашнему, ни рабочему номерам телефонов Юлика, которые Геннадий Павлович знал на память. Впечатлений для одного дня было более чем достаточно. У Геннадия Павловича уже не оставалось сил на то, чтобы ломать больную голову над загадкой второго паспорта и списка телефонных номеров. Отыскав в коробке из-под халвы пару таблеток баралгина, Геннадий Павлович проглотил их, запив отвратительно теплой водой из чайника, что стоял на столе, и упал в кровать. Он думал, что уснет мгновенно, едва только голова коснется подушки. Но все оказалось куда хуже. Полежав минут пять с закрытыми глазами, отвернувшись к стене, Геннадий Павлович понял, что не может заснуть. Причиной тому была не головная боль, а вопросы, что не давали покоя, вновь и вновь выскальзывая из подсознания, куда пытался загнать их Геннадий Павлович. И с каждым разом их становилось все больше. Это было похуже ночного кошмара – спать хотелось невыносимо, но при этом не было никакой возможности заснуть. Геннадий Павлович поднялся на ноги, прошелся по комнате, выглянул в распахнутое окно, глотнул воды из чайника и снова лег. Если в свое время он и в самом деле занимался проблемами сна, то, что сейчас он не мог уснуть, выглядело, как злая насмешка судьбы. Но Геннадий Павлович не помнил ничего из того, чем он занимался в прошлом. Даже воспоминания о работе в фирме «Байбах» казались ему теперь смутными, неясными, похожими на самые общие представления, составленные на основе чужого рассказа. Он – человек с двумя паспортами, в каждом из которых был указан иной возраст, человек без прошлого и с весьма неопределенным настоящим. Геннадий Павлович лежал на спине и глядел в потолок. В какой-то момент ему стало абсолютно безразлично, сколько ему лет, кем он работал прежде, как он оказался в этой убогой комнатенке, где и одному-то было тесно. То место, в котором он находился, было данностью, которую, хотел он того или нет, следовало принять. И незаметно для себя он начал дремать. Последняя мысль, скользнувшая в сознании Геннадия Павловича перед тем, как он заснул, была о том, что теперь, когда Артем ушел, нужно убрать его кровать, и в комнате сразу станет просторнее, настолько, что можно будет даже принимать гостей.

Сон Геннадия Павловича не был похож на кошмар, но поначалу вызывал не особенно приятное ощущение головокружения. Геннадию Павловичу казалось, что тело его, ставшее вдруг удивительно легким, несут воды невидимой реки. Он то стремительно взлетал вверх, то так же быстро падал вниз, то закручивался в водовороте, окончательно теряя представление о том, где находятся верх и низ. Временами пред взором его мелькали какие-то яркие картины, но сознание не успевало фиксировать их. Геннадий Павлович не понимал, где он находится, но не испытывал от этого ни малейшего беспокойства. Он полностью расслабился, отдавшись на волю потока, влекущего его неизвестно куда. Почему-то это представлялось ему необычайно забавным – знать, что ты куда-то движешься, но при этом не иметь представления, куда именно. Геннадий Павлович чувствовал себя легко и спокойно. И вместе с этим ощущением полнейшего умиротворения появилось предчувствие – он находится на грани понимания того, что с ним происходило. Требовалось сделать всего один шаг, прорвать тонкую пленку, отделявшую его от истины, – но Геннадий Павлович пока еще не мог понять, хочет ли он этого. Ему было хорошо и спокойно плыть неизвестно куда по водам несущей его реки, и, пока это длилось, он не желал ничего менять. Откуда-то из самых глубин памяти пришло воспоминание о том, что бездействие есть не что иное, как оборотная сторона действия, а потому не имеет значения, пытаешься ли ты что-то предпринять или пребываешь в полнейшем покое – в конечном итоге результат будет тот же самый. Однако в бездействии ты скорее достигнешь желаемого результата, ибо, суетно выбирая свой путь, ты совершаешь массу ненужных действий, которые лишь мешают продвигаться к намеченной цели. Единственное, что смог и счел нужным сделать Геннадий Павлович, – это поднять руки, чтобы прикрыть ладонями лицо. Но едва он только увидел свои ладони, как с сознанием его начала происходить удивительная трансформация. С недоступной для него прежде ясностью Геннадий Павлович понял: это его сон и в этом сне он хозяин и властелин. Все, что происходит сейчас, происходит лишь по его воле, а значит, он может по собственному желанию менять структуру сна. Он осознавал себя действенным началом, способным создавать новую реальность сна, – это как раз и было то состояние, что в свое время он назвал сном во сне. Находясь в нем, он мог вернуться к своим воспоминаниям – к подлинным воспоминаниям, а не к тем, что были навязаны ему чьей-то злой волей. Правильнее сказать, Геннадий Павлович был уверен в том, что в состоянии сна во сне такой трюк возможен, вот только он не знал, с чего начать. Для начала он попытался принять вертикальное положение. Удалось ему это не сразу – почва была зыбкой и постоянно уходила из-под ног. С пятой или шестой попытки Геннадию Павловичу наконец удалось подняться на ноги и, раскинув руки в стороны, зафиксировать вертикальное положение тела в пространстве. Затем он попытался понять, где он находится, или, говоря иными словами, – определить структуру сна первого порядка. Пространство вокруг было наполнено серо-голубой дымкой, наводящей на мысль о призрачном мареве, что остается на месте растаявшего миража. И только где-то очень далеко, на грани восприятия, мелькали разноцветные искорки, похожие на отсветы угасающего фейерверка. Это была наиболее удобная структура сна первого порядка, на основе которой при наличии некоторого опыта можно создать все, что пожелаешь. Если бы структура первого порядка оказалась занятой незаконченными образами или хотя бы набросками к ним, то это в значительной степени осложнило бы задачу сновидца, потому что в таком случае ему пришлось бы встраивать свои мыслеформы в уже существующий конгломерат.

Опыт активного сновидца у Геннадия Павловича имелся – в этом он был уверен, – и Калихин без промедления взялся за дело. Прежде всего он создал ровную твердую поверхность под ногами, дабы не приходилось тратить дополнительные усилия на сохранение равновесия. Задуманное удалось без труда. После этого менее опытный сновидец, скорее всего, взялся бы за воспроизведение конкретных образов. Но Геннадий Павлович знал, что это не самый легкий путь создания структуры сна второго порядка. Разноцветные искорки, мельтешившие вдали, были не чем иным, как проникшими в структуру сна первого порядка обрывками воспоминаний, манипулируя которыми можно было легко создать структуру второго порядка. Задача заключалась лишь в том, чтобы приблизиться к воспоминаниям настолько, чтобы стали различимы составляющие их образы, и отыскать среди них тот, на основе которого можно было начать акт творения. Геннадий Павлович направил себя в сторону, где наблюдалось наиболее плотное скопление воспоминаний. Для этого ему не пришлось совершать никаких физических усилий – он всего лишь обозначил направление и начал плавно перемещаться в нужную сторону. Во сне не существует ни расстояний, ни времени, не действуют никакие физические законы. Но только необычайно опытные сновидцы, – Геннадий Павлович слышал о таких, но сам никогда не встречал, – способны мгновенно преобразовывать структуру сна второго порядка. Обычные же активные сновидцы предпочитают сохранять такие понятия, как расстояние, время и прочие физические параметры, – хотя конечно же, по сути, это не более чем иллюзия, – точно так же, как практически каждый из них непременно задает объект, который идентифицирует как собственное тело. Откажись Геннадий Павлович от тела, и он мог бы в один миг перенестись в поле действия интересующих его воспоминаний. Но он предпочитал неторопливое движение вперед, дававшее возможность не только внимательно всматриваться в обрывки воспоминаний, но и по ходу дела удалять из структуры сна первого порядка самопроизвольно возникающие объекты, которые вели себя во сне так же, как сорняки на грядке, норовя захватить все свободное пространство. Восстановление обрывков воспоминаний было довольно хлопотным занятием, тем более что в ходе такой работы сновидец обычно не знает, что получит в итоге. Обрывок вполне мог оказаться кадром из давно забытого фильма, который сновидец видел в далеком детстве. Или же фрагментом глупенькой мелодии, засевшей где-то глубоко в подкорке. Подобный материал годится для воспроизведения структуры сна второго порядка лишь в том случае, если сновидец поставил пред собой цель создать некий фантастический мир, не имеющий ничего общего с реальностью. Вместо того чтобы один за другим восстанавливать все попадающиеся на пути обрывки воспоминаний, сновидец, имеющий опыт работы со структурой сна третьего порядка, мог попытаться сразу выбрать тот, который был ему нужен. Следовало всего лишь довериться интуиции, которая, впрочем, могла и подвести. Но это означало бы лишь то, что сновидец не доверяет самому себе. В конце концов, это ведь его воспоминания, и кому, как не ему самому, проще всего в них разобраться. Геннадий Павлович не задавал себе вопросов о том, откуда ему все это известно и где он успел приобрести опыт сновидца, – он просто делал то, что казалось ему естественным и наиболее простым.

Подчиняясь его мысленному приказу, все разноцветные искорки собрались в одном месте, образовав нечто, напоминающее звездное скопление. Геннадий Павлович не пытался выбрать из них ту, что могла бы его заинтересовать, он просто любовался волшебной картиной, которая ни на секунду не оставалась неподвижной – все время текла, видоизменялась, порою превращаясь в нечто совершенно неожиданное. Он медленно приближался к скоплению звездочек-воспоминаний и в какой-то момент, сам не заметив, как это произошло, оказался внутри него. Геннадий Павлович плыл среди обрывков воспоминаний, которые иначе как во сне и не проявляют себя, и, что удивительно, это вовсе не казалось ему необычным или хотя бы странным. Время исчезло, растворившись среди искорок-звезд. Казалось, неспешное движение светящихся точек, то собирающихся в причудливые узоры, то рассыпающихся фонтанами радужных брызг, будет продолжаться бесконечно. И, признаться честно, Геннадий Павлович не имел ничего против этого. Он не помнил, когда в последний раз чувствовал себя так же хорошо и спокойно, как сейчас. Он наконец-то обрел свободу от реальности, которая не позволяла ему ни на секунду расслабиться – давила на него, точно небесный свод, что взвалил себе на плечи Атлас, – в которой невозможно было быть самим собой. Но вдруг все искорки-звезды в один момент куда-то исчезли – разлетелись в стороны, выскользнули из поля зрения, – оставив одну, ярко сияющую звезду изумрудно-зеленого цвета. Это было именно то воспоминание, что искал Геннадий Павлович. Звезда разгоралась все ярче, заливая все вокруг зеленым светом. Геннадий Павлович уже не видел ничего, кроме ослепительного сияния. Он ждал, даже не пытаясь угадать, что родится из этого света. В какой-то миг Геннадию Павловичу показалось, что он слышит пронзительный высокочастотный свист, доносившийся из самого центра сияния, – оттуда, где не так давно горела одинокая маленькая звезда. Но, едва только Геннадий Павлович начал прислушиваться, надеясь различить какие-то знакомые звуки, свист исчез. Спустя пару секунд погасло сиянье. Произошло это настолько внезапно, что если бы дело происходило в реальности, то на какое-то время Геннадий Павлович непременно бы ослеп. Но это был сон, и на том месте, где горела звезда, Геннадий Павлович увидел Марину.

– Ты все-таки вспомнил меня, – улыбнулась девушка.

Прежде они всегда обращались друг к другу только на «вы», но неожиданный переход на «ты» ничуть не покоробил Геннадия Павловича. Должно быть, потому, что все происходило во сне.

– Я всегда помнил тебя, – ответил он.

– Нет, – покачала головой Марина. – Это тебе теперь так кажется.

– Ты хочешь сказать, что, проснувшись, я снова тебя забуду? – недоверчиво прищурился Геннадий Павлович.

– Кто знает, – легонько пожала плечами Марина. – Все будет зависеть от тебя. Захочешь – не забудешь. Ты ведь уже узнал много нового о себе.

– Да уж, – невесело усмехнулся Геннадий Павлович. – Денек был тот еще.

– Ты помнишь проект?

Геннадий Павлович ответил не сразу. Он попытался отыскать среди воспоминаний, доступ к которым теперь имел, те, что относились к проекту, о котором говорила Марина.

– Нет, – с досадой дернул он подбородком. – Вообще ничего!

– Однако со снами ты управляешься ловко, – заметила Марина. – Как опытный сновидец.

– Я и есть опытный сновидец, – угрюмо ответил Геннадий Павлович.

– Ты в этом уверен?

Геннадий Павлович усмехнулся.

– Мы находимся в структуре сна третьего порядка, создать которую способен только опытный сновидец. Если это был не я, то кто же?

Марина оценивающе посмотрела по сторонам.

– Я не вижу новой структуры, – сказала она.

– Потому что я не стал ее воспроизводить, – ответил Геннадий Павлович. – Вне структуры третьего порядка наше общение в том виде, как оно происходит сейчас, было бы невозможно.

– Пожалуй, – согласилась Марина.

– Мне нравится твой наряд, – неожиданно для себя самого отпустил комплимент Геннадий Павлович.

Девушка была одета так же, как и в последнюю их встречу, – в узкий брючный костюм песочного цвета.

– Ты сам его придумал, – Марина все же улыбнулась польщенно. – Я всего лишь образ, созданный твоим воображением и существующий только в твоих воспоминаниях.

– И еще в снах, – добавил Геннадий Павлович.

– В снах – это впервые, – поправила Марина.

– Просто раньше я не знал своих возможностей.

– А теперь?

Геннадий Павлович пожал плечами.

– На какие еще чудеса способен опытный сновидец? – задала новый вопрос Марина.

– Создав структуру третьего порядка, я могу полностью контролировать свой сон, могу приглашать в него гостей из воспоминаний. Где бы ты сейчас хотела оказаться?

– Давай останемся там, где мы есть. Только хотелось бы присесть.

– Пожалуйста.

Геннадий Павлович даже пальцем не двинул, а рядом с Мариной уже появилось небольшое кресло. На гнутых ножках, с округлой резной спинкой, обитое розовым атласом – оно походило на музейный экспонат.

– Такое устроит? – спросил Геннадий Павлович.

– Вполне, – улыбнулась Марина, усаживаясь в кресло.

Для себя Геннадий Павлович создал более современное кресло на прямых металлических ножках и обивкой из кожзаменителя.

– Как тебе это удается? – поинтересовалась Марина.

– Это трудно объяснить словами, – на какой-то миг Геннадий Павлович испугался – ему показалось, что он не может этого объяснить, потому что сам не понимает. Но память тут же подсказала ему, что объяснения и в самом деле не существовало. – Это особая форма сознания. В какой-то момент ты вдруг понимаешь, что мир твоего сна принадлежит только тебе. Ты в нем творец, господь бог, если угодно. Но, если у бога акт творения занял неделю, то я могу повторить то же самое за несколько часов. При этом речь идет о субъективном времени – в реальном мире может пройти всего несколько минут.

– Выходит, бог был не очень опытным сновидцем, – пошутила Марина.

– Я бы не стал недооценивать его способности, – вполне серьезно ответил Геннадий Павлович. – Он ведь создавал нечто абсолютно новое, то, чего прежде никогда не существовало.

– Ты хочешь сказать, что наш мир – это просто чей-то сон?

– Помнишь историю о том, как Чжуан-цзы приснилось, что он стал мотыльком, а проснувшись, он не мог понять, кто он: Чжуан-цзы, видевший во сне, будто он стал мотыльком, или же мотылек, которому снится, что он Чжуан-цзы?

Марина наклонила голову и посмотрела на Геннадия Павловича так, как никогда прежде, – казалось, она любуется им.

– Сейчас с тобой разговаривать намного интереснее, чем когда ты был моим соседом по коммуналке.

– Во сне многое видится иначе.

– Я слышала, что существует еще и структура сна четвертого порядка.

– Сколько их всего – неизвестно. Но дальше структуры третьего порядка не заходил никто. По крайней мере, я не знаком с людьми, которые создавали бы в своем сне структуру четвертого порядка.

– Это так сложно?

– Это опасно. Некоторые работы наводят на мысль, что структура четвертого порядка настолько близка к реальности, что, оказавшись в ней, человек может остаться там навсегда. Например, рассказы людей, переживших клиническую смерть, очень напоминают стадию перехода к структуре сна четвертого порядка.

– Значит, умирая, люди просто навсегда уходят в свой сон?

– Не знаю, – покачал головой Геннадий Павлович. – Насколько мне известно, экспериментальные работы со структурой сна четвертого порядка не проводились.

– Судя по всему, ты серьезно занимался изучением снов, – предположила Марина.

– Похоже на то, – согласился Геннадий Павлович. – К сожалению, я ничего об этом не помню. А вот ты, как мне кажется, ничего не знаешь о снах.

– Моя задача в проекте была иной, – я должна была способствовать созданию у тебя ложных воспоминаний. Я не понимала, да, признаться, и до сих пор не понимаю, как это происходит. Мне просто говорили, что именно я должна делать, а я только следовала полученным инструкциям.

– Но не с улицы же тебя взяли, – вполне правдоподобно изобразил удивление Геннадий Павлович.

– Я работала в учреждении, имеющем отношение к проекту, – ушла от прямого ответа Марина.

Геннадий Павлович понял это, а потому и не стал задавать других вопросов на ту же тему.

– Мы с тобой никогда прежде не встречались? – спросил он. – Я имею в виду – до проекта.

– Нет, – качнула головой Марина.

– Ты в этом уверена?

– Абсолютно.

– Странно. – Геннадий Павлович озадаченно хмыкнул. – У меня такое чувство, словно я давно тебя знаю.

– На том и строился расчет, когда в твои ложные воспоминания был введен мой образ.

– Но теперь-то мы можем встретиться? Например – завтра. Как ты на это смотришь?

– Боюсь, нам это не удастся. – Марина опустила взгляд. Теперь она смотрела не на собеседника, а на свои колени.

– Не хочешь смешивать работу и личные отношения? – не очень удачно попытался пошутить Геннадий Павлович.

– Не в этом дело, – тряхнула волосами Марина. – Я ушла из проекта.

– Ну и что? – не понял Геннадий Павлович. – Я ведь не собираюсь агитировать тебя за то, чтобы вернуться.

Марина резко вскинула голову. Увидев, как блестят ее глаза, Геннадий Павлович решил, что она злится на его непонятливость.

– Я ушла из проекта, не согласовав это с руководством. Теперь мне приходится скрываться. А за тобой почти все время ведется наблюдение. Поэтому твои сны – единственное место, где мы можем встречаться. Здесь нас, по крайней мере, никто не увидит вместе. Или я ошибаюсь?

Геннадий Павлович удивленно присвистнул.

– Все настолько серьезно?

– Я полагала, тебе это известно.

– Может быть, когда-то и было известно. – Геннадий Павлович озадаченно потер подбородок. – Чертовски неудобно иметь отрывочные воспоминания.

– Ты не ответил на мой вопрос, – напомнила Марина.

– О чем?

– Здесь мы можем чувствовать себя в безопасности? Или же существует возможность отслеживать чужие сны?

– Опытный сновидец может проникнуть в чужой сон. Но если кто-то попытается сделать это, я непременно замечу.

Поза Марины сделалась чуть менее напряженной, хотя, может быть, Геннадию Павловичу это только показалось.

– Ты чего-то боишься? – спросил он.

– Естественно, – резко бросила в ответ Марина.

Геннадий Павлович ждал, что она еще что-то скажет, но продолжения не последовало.

– Почему ты решила покинуть проект?

– Потому что поняла, к чему это ведет.

– Объясни мне, – попросил Геннадий Павлович.

Марина нервно дернула подбородком.

– Вообще-то я думала, что это ты мне все объяснишь.

– Я всего лишь сновидец, – беспомощно развел руками Геннадий Павлович.

– Да? – Марина недоверчиво прищурила глаза. – А я полагала, что проект создавался под тебя.

– Под меня? – удивился Геннадий Павлович.

– Под ту работу, которой ты занимался, – уточнила Марина.

– Насколько я помню, – Геннадий Павлович задумчиво коснулся подбородка указательным пальцем, – я занимался разработкой теории снов.

– Должно быть, теория была интересная.

– В чем суть проекта?

– Всего я не знаю. Я была задействована в работе сектора, который изучал возможности ложных воспоминаний.

– Судя по всему, работа продвигалась успешно, – мрачно усмехнулся Геннадий Павлович.

– Более чем, – подтвердила Марина. – Оказалось, что создавать ложные воспоминания не так сложно. Представляешь, что произойдет, если эта методика будет задействована в массовом порядке?

– Какой в этом смысл? – недоумевающе пожал плечами Геннадий Павлович.

– Если подумать, то смысл есть во всем, – заверила его Марина.

– Ну так расскажи мне! – нетерпеливо взмахнул руками Геннадий Павлович.

– Что тебе рассказать? То, как воспоминания влияют на поведение человека и на его оценку действительности?

– Постой, – недоумевающе развел руками Геннадий Павлович. – Но это же манипулирование сознанием.

– Именно так они это и называли, – насмешливо кивнула Марина.

– Кто «они»?

– Те, кто контролирует проект.

– Нет, – медленно покачал головой Геннадий Павлович. – Это невозможно. Никто не дал бы разрешения на проведение подобных исследований.

Марина посмотрела на Геннадия Павловича так, словно хотела рассмеяться в ответ, но почему-то вдруг передумала.

– Ты хочешь сказать, что разрешение на проведение исследований получено на самом верху?

– Не знаю, – качнула головой Марина. – Мне об этом никто не докладывал. Но, если подумать, любой правитель мечтает иметь послушных и верных ему подданных…

– Нет! – решительно перебил ее Геннадий Павлович. – Я бы сам никогда не стал этим заниматься! И не буду этого делать!

Марина положила руки на колени и наклонилась вперед.

– А ты не подумал о том, Геннадий, – впервые она назвала его по имени, – что, используя твою же методику, тебя могут заставить выполнять любую работу не за страх, а за совесть. Мало того, ты будешь еще горд тем, что делаешь большое и нужное дело.

Геннадий Павлович издал какой-то нечленораздельный звук и, наклонив голову, потер пальцами переносицу. Ему казалось, что у него снова начинает болеть голова, хотя во сне это было невозможно.

– Я не пойму, как это могло случиться? – произнес он, не поднимая головы. – Каким образом я оказался втянут во все это? Почему я нахожусь в роли подопытного, если проект строится на моих разработках?

– Этого я не знаю, – покачала головой Марина.

Геннадий Павлович приподнял голову и из-под бровей посмотрел на девушку.

– Что ты теперь собираешься делать?

Марина молча развела руками.

– Почему ты уверена в том, что тебя непременно станут преследовать?

– Потому что знаю, с кем имею дело, – ответила Марина.

И как в прошлый раз, когда речь зашла о тех, кто контролирует проект, это был окончательный ответ. Марина не хотела говорить конкретно. Хотя этого и не требовалось. Организации, которые могли бы взять на себя финансирование крупного научного проекта, задействовать в нем множество людей, да к тому ж еще и обеспечить полную секретность, можно было пересчитать по пальцам одной руки.

– Так и будешь всю жизнь скрываться? – спросил Геннадий Павлович.

Марина сделала неопределенный жест рукой:

– Видно будет.

– Ну, извини, – сказал Геннадий Павлович.

– За что? – не поняла Марина.

– За то, что я тебя во все это втянул.

– Ты здесь ни при чем, – едва заметно качнула головой девушка.

Геннадий Павлович горько усмехнулся.

– Самое смешное, что я сам не могу за это ручаться, потому что не знаю, какова степень моего участия в проекте.

– Судя по тому, как тебя обхаживают, ты в нем главное действующее лицо.

– Вот видишь.

Марина ничего не ответила. Собственно, Геннадий Павлович и не ожидал никакого ответа: он и сам не понял, что хотел сказать. Он понимал лишь то, что ситуация, в которую он угодил, была, что называется, глупее не придумаешь. Марине приходилось скрываться, но при этом у нее оставались воспоминания, в соответствии с которыми она могла выстроить собственную линию поведения. Геннадий Павлович такой возможности был лишен – он до сих пор не мог понять, кто он такой и что в его нынешних мыслях принадлежит собственно ему, а что является следствием ложных воспоминаний.

– Я не знаю, как нам из всего этого выбраться, – честно признался Геннадий Павлович.

Марина снова промолчала, – по-видимому, она и не рассчитывала услышать ничего другого.

– Но что-то же нужно делать, – посмотрел на девушку Геннадий Павлович.

Губы Марины изогнулись скобкой – достаточно для того, чтобы передать, с каким скепсисом она относится к самой мысли о том, что в данной ситуации можно было что-то сделать.

– Черт! – Геннадий Павлович провел пальцами по лбу. – Должен же быть какой-то выход. В конце концов, это же моя разработка.

– Только ты ничего о ней не помнишь, – голос Марины был откровенно насмешливым.

– Все равно они не могут знать о моей работе больше того, что известно мне. – Геннадий Павлович посмотрел на Марину, прося поддержать его хотя бы в этом. – Я просто не могу вспомнить.

– Какая разница. – Марина отвела взгляд в сторону. – Тебе это ясно так же, как и мне. Только, в отличие от тебя, я не собираюсь строить иллюзий.

– Какой же смысл был в твоем побеге?

– Со мной или без меня, проект все равно будет доведен до конца – не такая уж я значимая фигура. Сам мог в этом убедиться – воспоминания обо мне убрали из твой памяти за пару часов. Я просто не хотела больше этим заниматься. Если у кого-то есть твердое намерение превратить страну в скопище идиотов, пусть это произойдет без моего участия.

– Но если проект будет доведен до конца… – начал Геннадий Павлович.

– Тогда всем уже будет все равно, – не дослушав, перебила его Марина. – И мне в том числе.

Геннадий Павлович снова потер пальцами виски. Его не оставляло навязчивое предчувствие головной боли, которая вот-вот должна была сдавить голову стальными тисками.

– Ты плохо выглядишь, – сказала Марина. – Как будто дня три не спал.

– Догадываюсь, – не отнимая пальцев от висков, кивнул Геннадий Павлович.

– Тебе нужно отдохнуть.

Губы Геннадия Павловича скривились в подобии улыбки.

– Быть может, тебе тоже следует скрыться? – высказала предположение Марина.

– Ты же говорила, что за мной постоянно наблюдают, – болезненно поморщился Геннадий Павлович.

– Я сказала не «постоянно», а «внимательно», – уточнила Марина. – При желании от любой слежки можно уйти.

– Да? – искоса глянул на нее Геннадий Павлович. – С головой, набитой чужими воспоминаниями?

Марина неопределенно пожала плечами. «Это все, что я могу предложить», – хотела сказать она, но промолчала.

– Глупый какой-то разговор получается, – прямо посмотрел на девушку Геннадий Павлович. – Тебе так не кажется?

Марина негромко хмыкнула в ответ, – мол, понимай, как знаешь.

– Ты дашь мне адрес лаборатории, в которой проводятся исследования? – спросил Геннадий Павлович. – Я точно не помню, но, кажется, это где-то под Москвой.

– Основные работы давно уже перенесены в Москву, – ответила девушка.

– Как давно?

– Месяца три или чуть больше.

– Кто руководит проектом?

Марина посмотрела на Геннадия Павловича, как на несмышленого ребенка.

– Да, конечно, – быстро кивнул Геннадий Павлович, – вопрос глупый. Полагаю, нам нужно будет еще раз встретиться.

– Зачем?

– Ты этого не хочешь?

– Это все не настоящее, – повела рукой вокруг себя Марина. – Только сон.

– Но, проснувшись, мы будем помнить все, что здесь произошло, – возразил Геннадий Павлович. – Сон – это одна из сторон жизни. И лично мне кажется, что не самая плохая.

– Только не строй радужных надежд насчет того, что тебе удастся изменить мир. – В жесте, которым сопроводила свои слова Марина, читалось плохо скрытое раздражение.

– Нет, – качнув головой, заверил ее Геннадий Павлович. – Я всего лишь хочу стать самим собой.

– Полагаю, что эта задача тоже не из легких, – заметила Марина.

– Жизнь вообще мерзкая штука, – подвел итог разговору Геннадий Павлович.

Он даже не улыбнулся. Можно было решить, что говорит он вполне серьезно.