Еще совсем недавно я не мог поверить в то, что иду в бой против Кавалькады, причем наяву, а не в кошмарном сне. Однако не прошло и месяца, как все опять переменилось самым неожиданным образом. И вот теперь мы с Дарио скакали по хамаде вместе с доном Риего-и-Ордасом и двадцатью семью его гвардейцами. Скакали и в глубине души не переставали удивляться, почему они до сих пор не подняли нас на пики в отместку за compañeros, в гибели которых мы были виновны.

Вряд ли, конечно, мы заслужили себе полное прощение после того, как заступились за кабальеро перед Вседержителями. Лишь команданте выразил нам за это благодарность. Сами же спасенные хоть и не проявляли к нам враждебности, тем не менее посматривали на нас, словно тюремщики на покладистых арестантов – беззлобно, но с настороженностью, – и предпочитали нас сторониться.

Впрочем, неприязнь попутчиков волновала меня сегодня в последнюю очередь. Так же, как мысли о грядущем, пускай они зудели в моей голове без умолку. Но что был их зуд в сравнении с тяготами, какие доставляла мне, перевозчику, скачка верхом на рапидо! И не просто скачка, а скачка длиною более пяти тысяч километров!

Хорошо, что гвардейцы, экономя воду, не гнали коней во весь опор, а иначе я не пережил бы и первый день нашего путешествия. Любой перевозчик со стажем обладает хорошей выносливостью, и я не исключение. Но когда ты не вращаешь штурвал, стоя день напролет на раскачивающемся мостике, а несешься вперед, опираясь на стремена и сжимая поводья самой быстрой в мире лошади, здесь требуется выносливость иного толка. И в придачу к ней – покрытая жесткими мозолями, привычная к седлу задница. Но если с выдержкой у меня все худо-бедно в порядке, то со вторым непременным атрибутом наездника, увы, не подфартило. Пришлось обзаводиться мозолями уже по ходу дела, и было это ненамного приятнее порки широким сыромятным ремнем.

Болезненно морщась при каждом касании натертой задницой седла, я с завистью посматривал на Тамбурини. Он чувствовал себя не в пример лучше и вообще уверенно ездил верхом – результат выучки, которую проходили все послушники ордена, прежде чем их принимали в ряды табуитов. Наверное, дон Балтазар и кабальеро посмеивались про себя всякий раз, когда я слезал с коня и передвигался враскачку на негнущихся ногах. А поднимаясь с земли, делал это с грацией скрипучего столетнего старца.

Хорошо, что управление рапидо почти не отнимало у меня сил. Умное животное даже не приходилось пришпоривать и дергать за поводья. Оно неотступно следовало за отрядом и само выбирало место в строю так, чтобы нас не обдавало пылью из-под копыт скачущих впереди всадников. Иногда мне чудилось, будто мой конь тоже насмехается надо мной – навязанным ему неумелым седоком, – причем делает это, практически не скрывая. Но, надо отдать ему должное, дальше злорадного ржания конские «шуточки» не зашли, и за все время пути я вылетел из седла лишь однажды. Да и то по вине своей неуклюжести, а не конского норова. Ладно хоть упал при этом на мягкий песок и ничего себе не отшиб, а не то мои нескончаемые муки стали бы еще ужаснее.

Первую половину пути мы двигались по гидромагистрали табуитов и сошли с нее после того, как эта дорога свернула в другую сторону. Произошло это южнее, где-то между плато Мадагаскар и вставшим перед нами первым индианским хребтом. Он оказался вдвое ниже Срединного Атлантического, отчего почти не имел предгорий. И был рассечен поперечными разломами-каньонами так часто, словно некий великан возжелал его съесть и порубил на ломтики, но потом передумал и оставил веками «черстветь» на ветру и солнце.

Накатанная «Геологом Лариным» дорога уходила на восток, где пересекала хребет по одному из каньонов и затем вела прямиком к антарктическим озерам. Наш маршрут, наоборот, поворачивал на запад и тоже шел первое время вдоль горной гряды. Но преодолевать ее не было нужды. Вскоре она заканчивалась, и начинались земли, за какими уже лежали пограничные территории Владычицы.

Шкипер Вирен снабдил нас нарисованными от руки картами этого участка Индианы. Но все они были весьма приблизительные, ведь табуиты, боясь рассекретить свою гидромагистраль, в эти края не совались. Владычица, впрочем, тоже – здесь ей попросту было нечего делать. Большая часть ее армии рассредоточилась у переправ через Фолклендский разлом – естественной преграды, отрезавшей Атлантику от водоносной Антарктиды. Только благодаря ему королева Юга удерживала свою торговую монополию, не позволяя проникать за разлом конкурентам – другим водовозам.

Прочие войска Владычицы стерегли насосные станции. Их сеть была выстроена по берегам озер, в местах, удобных для заправки курсирующих между Севером и Югом танкеров. Вокруг каждой такой станции вырастал целый город, и он перекочевывал вслед за ней, если из-за капризов талых вод станцию приходилось переносить на новое место. Для привычных к такой жизни обитателей Юга это не представляло серьезных проблем, потому что сельским хозяйством они отродясь не занимались. По двум причинам. Во-первых, в здешних холодных краях земледелие было более трудоемким и невыгодным, нежели в экваториальном поясе. А во-вторых, к чему южанам горбатиться в поле, если возвращающиеся с Севера танкеры в изобилии привозили им все, что нужно? Вдобавок всю черную работу за южан выполняли рабы – плененные и согнанные сюда Кавалькадой со всей Атлантики, бродяги и бандиты-кочевники.

Сами южане – те, кто родился за Фолклендским разломом или заслужил право на жительство здесь, – занимались более престижными делами. Поборники мирного труда обслуживали насосные станции; строили, водили и ремонтировали танкеры; собирали иносталь возле стоящих на подвластных им территориях Столпов. Любители военного уклада жизни служили в армии и надзирали за рабами. Наиболее образованная часть южан, которой руководили ставленники самой Владычицы, поддерживала нехитрую местную экономику. Привозимые с севера товары первой необходимости распределялись между свободными гражданами бесплатно. За лишнюю пайку, роскошь, выпивку и развлечения приходилось отдавать уже кровно заработанные деньги. Они имели хождение лишь на землях Юга, зато востребованный везде и всюду водный ресурс, каким они были обеспечены, не позволял им обесцениться.

Обогнув Африку по безлюдной и безводной хамаде, мы вновь возвращались в цивилизованный мир. Однако радоваться этому было пока рано.

Чем ближе мы подъезжали к воде, тем выше была вероятность столкнуться с дикарями-кочевниками, чьи племена обитали на юге Индианы. Шкипер Вирен и пограничники Владычицы не раз наблюдали на берегах озер конные отряды варваров. Правда, наблюдали лишь издали, поскольку те панически боялись грохочущих чудовищ, какими им виделись бронекаты. Такое положение дел южан вполне устраивало. И они всячески поддерживали среди дремучих соседей этот миф, раскатывая на боевых машинах по пограничным территориям и пускаясь вдогонку за каждым замеченным дикарским племенем. Что было весьма разумно – не хватало еще, чтобы варвары утратили страх и начали совершать набеги на страну культурных водовозов. Хорошо защищенным городам и станциям это не грозило, но вот путешествовать между ними верхом стало бы небезопасно.

Небезопасно было встречаться с варварами и нам, даром что наш отряд насчитывал три десятка хорошо вооруженных всадников. И потому, завидев однажды на юге клубы пыли, команданте не стал выяснять, кто ее поднял, а сразу отдал приказ изменить курс севернее и пришпорить рапидо.

Оставляемое нами пылевое облако также было заметно издали. И когда спустя пару часов мы дали рапидо передохнуть (про себя я и не заикаюсь), наши худшие опасения сбылись. Неведомый враг сел нам на хвост, продолжая выдавать себя тем же способом, каким мы выдавали себя ему. Нас выручало то, что мы скакали на быстроходных и выносливых конях, с которыми варварским лошадкам было не тягаться. Однако преследователи знали эти края намного лучше нас и не только не отставали, но мало-помалу сокращали дистанцию с нами.

К вечеру наше положение не улучшилось, и на закате мы сумели разглядеть, кто нас преследует. Группа всадников, раза в три превышающая нашу по количеству, неслась галопом, явно планируя настичь нас до наступления темноты. Лошади врагов выглядели вполне обычно, но сами они казались несуразно высокими. Тойво Вирен рассказывал, что индианские дикари любят напяливать шлемы, сделанные из голов убитых зверей, что, видимо, и объясняло эту загадку. Конечно, могло быть и так, что варвары обознались и, рассмотрев нас поближе, прекратят погоню. Вот только останавливаться и проверять, так оно или нет, никто из нас даже не думал. Не сбавляя хода, мы продолжали скакать на северо-запад и поторапливать солнце, дабы оно быстрее убралось с небосклона.

Незадолго до того, как сгустилась тьма, варвары сошли с нашего следа и стали отклоняться обратно к югу. Нельзя было понять, что они задумали: оставили нас в покое или рванули наперерез, потому что где-то впереди имелось препятствие, которое вскоре заставит и нас повернуть южнее. Способны или нет враги путешествовать во мраке, нам также еще только предстояло выяснить. Но, в любом случае, сегодняшнюю ночь мы проведем в седле. Что было привычным делом для гвардейцев и очередным этапом изнурительных испытаний для меня и Дарио.

Полнеющий месяц практически не освещал хамаду. К тому же он частенько нырял за облака, которые здесь, неподалеку от большой воды, были тяжелые и густые, не то что в экваториальных широтах. Я и днем почти не управлял своим скакуном, а сейчас и вовсе полагался лишь на его инстинкты и острое зрение. Моей главной и единственной задачей было не выпасть из седла, а обо всем остальном я не задумывался. Потеряв после многочасовой гонки не только силы, но и счет времени, я будто очутился в непроницаемом коконе. Порой мне в темноте чудилось, что мой конь не летит во весь опор вперед, а подпрыгивает на месте, словно на родео. И стоит лишь на мгновенье расслабиться, как я тут же свалюсь ему под копыта.

Дабы определить по топоту, где находятся преследователи, Кавалькада то и дело останавливалась, но как часто это происходило, я понятия не имел. Вконец дезориентированный, я погрузился в непонятное состояние – нечто среднее между сном и явью. Удивительно, как еще мне удавалось слезать с коня, поить его, затем возвращаться в седло и продолжать скачку. За Дарио я особо не волновался. В этом путешествии он лишь отточил свои навыки кавалериста, в то время как эта наука упорно не желала откладываться у меня в голове. И не только…

Кажется, ближе к утру (мне эти предрассветные сумерки показались лишь галлюцинацией) случилось что-то нехорошее. На очередной остановке гвардейцы забеспокоились и вновь поменяли курс. На сей раз – круто к югу, поскольку взошедшее вскоре солнце светило мне точно в левое ухо. Шея моя затекла, и я не мог даже обернуться, чтобы определить, где варвары. Но, судя по тому, что мы не устроили привал, а продолжали бегство, ночью они нас все-таки обманули и, срезав путь, скакали теперь где-то неподалеку.

Создавалось впечатление, что запас прочности у кабальеро, Тамбурини и рапидо был неиссякаем. Моя выносливость тоже удивляла меня все больше и больше, но до полудня ее вряд ли хватит. Однако когда я начал всерьез подумывать о том, чтобы попросить спутников бросить меня среди скал, где я мог бы остаться незамеченным дикарями, а самим скакать дальше, гвардейцы вдруг радостно загалдели. А затем снова повернули коней на северо-запад.

Чем был обусловлен этот финт, я не понял, и тем более не врубился, чем было вызвано это ликование. Смена курса позволила мне, не поворачивая головы, увидеть, что творилось позади нас. И увиденное мне здорово не понравилось.

По какой тайной тропе двигались ночью дикари, неведомо, но теперь нас и их разделяло не более полукилометра. Чуя нашу усталость, они мчались за нами во весь дух и одновременно растягивали свой отряд по фронту. Затем, чтобы, когда они нас нагонят, мы были охвачены с флангов и уже не смогли маневрировать.

Мысль о том, что вскоре мне между лопаток вонзится копье, взбодрила меня не хуже ведра холодной воды. Забыв об усталости и затекшей шее, я взялся охаживать рапидо пятками и ежеминутно озираться. Угроза, которую я, стоя на мостике «Гольфстрима», счел бы подвернувшейся под колеса помехой, при взгляде на нее с земли подавляла во мне весь героический настрой. Без команды, брони и орудий истребителя я превращался в ничтожество, не способное дать отпор, наверное, даже одному конному варвару. Их же на каждого из нас приходилось как минимум трое. И чему тут, спрашивается, радовались гвардейцы? Это северяне на нашем месте ликовали бы в предвкушении славного побоища, а кабальеро всегда на моей памяти шли в бой без угрожающих воплей и прочих театральных эффектов. Да и не собиралась Кавалькада сражаться. Иначе она давно развернулась бы и, выставив пики, бросилась навстречу преследователям.

Причину странного поведения спутников я выяснил довольно скоро. В очередной раз оглянувшись, я обнаружил, что варварская конница вдруг ни с того ни с сего остановилась, причем многие всадники осадили лошадей так резко, что те встали на дыбы. Завидев это, гвардейцы вновь разразились ликованием, но сами об остановке и не помышляли. А дикари, потрясая копьями, взялись орать нам вслед угрозы, однако подтверждать их делом отчего-то не стремились.

Невидимая и неприступная стена, что откуда ни возьмись возникла между нами и варварами, оказалась на поверку никаким не чудом. Это был результат многолетней работы, проводимой южанами в своих пограничных землях. Той самой работы, о какой я недавно упоминал и какую можно было бы назвать агрессивной дипломатией.

Я скакал в арьергарде и потому последним разглядел дорогу, на которую мы только что свернули. Это была колея крупного бронеката – судя по всему, многопалубного дальнобоя, прошедшего здесь два или три дня назад. Другой техники, кроме той, что принадлежала Владычице, здесь быть не могло. Найденный нами след свидетельствовал о том, что минувшей ночью мы пересекли рубеж между дикими территориями и цивилизованными. Это случилось несколько раньше, чем ожидалось. Но, поскольку мы ориентировались по нарисованной от руки, приблизительной карте, удивляться тут было нечему. Допущенная Тойво погрешность могла с одинаковым успехом и сократить наш путь на пару-тройку дней, и на столько же его продлить.

Не стоило удивляться и реакции наткнувшихся на след бронеката дикарей. Наверняка дальнобои считались у них самыми опасными чудовищами: ведь они швыряли в гневе огромные камни на расстояние нескольких полетов стрелы. Ну а пограничники-южане, кто бы сомневался, всячески поддерживали свою зловещую репутацию, постреливая при случае из катапульт по разбегающимся в панике варварам. Что, разумеется, считалось у цивилизаторов не оголтелым насилием, а исключительно воспитательной процедурой. И результат ее был налицо: усвоившие урок, индианские аборигены шарахались в страхе не только от бронекатов, но и от проторенной ими тропы.

Гнаться за нами дальше варвары не рискнули. Действительно, зачем, если мы сами мчались прямиком в пасть монстру. Мы же, оставив их далеко позади, нашли подходящее место и, не сходя со спасительной колеи, устроили наконец-то привал.

Мы настигли двухпалубный дальнобой «Коронадо» вечером того же дня. К счастью, его капитан патрулировал пограничье не первый год и умел отличать издали соотечественников-кабальеро от дикарей. И потому поприветствовал дона Риего-и-Ордаса не каменным салютом, а вкусным ужином, разве только был обескуражен тем, что высокий гость прибыл с неожиданной стороны.

Команданте не стал распространяться на «Коронадо» насчет своих не слишком героических приключений. Рассказал лишь в общих чертах о захвате Гексатурма, гибели Кавалькады и погоне ее остатков за сбежавшими в Индиану табуитами. Это все, что мы услыхали, прежде чем дон Балтазар поднялся на борт дальнобоя для дальнейшей беседы с капитаном. Мне и Дарио, во избежание ненужных расспросов, было рекомендовано остаться внизу с кабальеро. И мы могли лишь догадываться, за кого наш покровитель выдал нас пограничникам: за почетных пленников или за перебежчиков. Но в любом случае вряд ли команданте назвал очередному спасителю Кавалькады – на сей раз невольному – наши настоящие имена.

Выяснив, куда конкретно нас занесло, на следующее утро мы распрощались с экипажем «Коронадо» и отправились дальше, руководствуясь уже точными ориентирами. Теперь наш путь вел в Садалмалик – главную и старейшую водозаправочную станцию Юга. Город, что был вокруг нее образован, считался у южан столицей: и из-за своей величины, и потому что там предпочитала жить их королева. Других отличий между Садалмаликом и прочими здешними городами – Садалсудом, Альбулааном, Анчи, Скатом, Альбали, Ситулой – не было. Общий промышленный статус и неоднократные переселения с места на место лишали их индивидуальности. Той, что мог похвастаться любой крупный город Атлантики, где все постройки возводились на века, а не с учетом, что их, возможно, придется разбирать и возводить заново, причем не раз.

Прежде я не интересовался, почему станции Владычицы названы именно так – мало ли в мире поселений с причудливыми именами? Но Дарио, чья голова помимо полезных знаний хранила и уйму бесполезных, просветил меня, что королева Юга нарекла центры своей империи не просто так, а со смыслом – в честь звезд созвездия Водолея. И что Садалмалик считается в нем самой яркой звездой, хотя сегодня на небе она и не дотягивает по яркости до звания «полуденная».

Поблагодарив собрата-дипломата за очередную, невесть какую по счету лекцию, я в ответ заметил, что раз Владычица разбирается в астрономии, значит, есть шанс, что она вникнет и в научные теории Тамбурини. Меня по-прежнему раздражало его желание покончить с собой, организовав и возглавив крестовый поход к Полярному Столпу. Но за время путешествия с Кавалькадой я многое успел передумать. И был вынужден скрепя сердце признать: если Дарио и впрямь договорится с Владычицей, это будет наилучший из возможных вариантов довести дело табуитов до конца. Даже если нашему герою придется пожертвовать ради этого своей жизнью. Даже если он не дойдет до цели, замерзнув или погибнув от когтей вактов на полпути к ней, попытка того стоила, и я не имел права препятствовать Дарио исполнять его долг.

Однажды мы пообещали гранд-селадору ордена присмотреть за его сыном. Но это случилось еще до того, как пал Гексатурм. С тех пор миновал лишь месяц, однако этого вполне хватило Тамбурини-младшему, чтобы повзрослеть и выйти из-под нашей опеки. Теперь на его плечах лежала громадная ответственность перед несколькими поколениями табуитов, ломавших голову над тем, как изгнать с планеты Вседержителей.

А какую роль во всем этом играли мы?

Обидно, но выходило, что всего лишь промежуточную. Ответственную – да. Ключевую – бесспорно. Но отнюдь не главную, увы.

«Гольфстрим» доставит бомбу к берегам талых озер, а дальше ему путь закрыт. Наверняка Сандаварг не откажется сопровождать Дарио в его священном походе. Каждый северянин с детства мечтает о такой доблести: дойти до Полярного Столпа и сразиться с его стражами-вактами. Уж кто-кто, а Убби не пропустит столь грандиозную битву, пусть даже она разразится не на милом ему Севере, а на противоположном конце света. И для Тамбурини не найти себе лучшего напарника, чем Сандаварг. Ну а я, Малабонита, Сенатор и Физз окажемся не у дел, поскольку без «Гольфстрима» мы станем для наших героев не помощниками, а путающейся под ногами обузой. И сойдем с дистанции от холода и изнеможения задолго до того, как столкнемся с настоящей опасностью…

Не сказать, чтобы я горько сожалел об этом, ведь меня отродясь не тянуло на роль спасителя мира. И все же при мысли, что, пройдя через столько опасностей, я все равно не гожусь на эту должность, мне становилось досадно. Прямо как в далеком детстве, когда отец еще не брал меня с собой в рейсы. Отчего я сильно страдал, но при всем моем желании поскорее вырасти никак не мог обмануть несправедливые законы природы. Вот и теперь, даже будучи вдвое старше и опытнее Дарио, я глядел на него и обреченно понимал: есть вещи, в которых он меня перерос и для постижения которых мой жизненный опыт совершенно не годится…

Мы прибыли в Садалмалик через три дня после того, как дальнобой «Коронадо» спас нас от варваров. Финальный этап пути мы проскакали в обычном темпе и добрались до места без происшествий. За все это время нам повстречались один танкер и два сухогруза, все – под флагами Владычицы Льдов. А также троица гражданских всадников – клепальщиков, что направлялась из столицы на восточную пограничную станцию Альбулаан по какому-то делу. Эти южане при встрече с команданте повели себя несколько странно. Они были не столько удивлены, сколько напуганы, и поспешили распрощаться с нами, сославшись на то, что их ждут срочные дела. А распрощавшись, пришпорили коней и рванули дальше с еще большей прытью, чем до этого двигались нам навстречу. Так, словно всерьез опасались, что мы бросимся за ними в погоню и перережем их как видевших нас нежелательных свидетелей.

Дон Риего-и-Ордас провожал механиков хмурым, озадаченным взором, и я подозревал почему. Это в Атлантике зловещая слава главного кабальеро страшила всех: от безродных бродяг до богатых градоначальников. Здесь же, за Фолклендским разломом, подобное отношение к легендарному герою-южанину было для него явно в новинку. По крайней мере команда «Коронадо» оказала нам дружелюбный и почтительный прием. Разве только сами механики были не те, за кого себя выдавали, оттого и нервничали. Но догонять и подвергать их допросу с пристрастием команданте не стал. Злоумышленники затаились бы или объехали нас стороной, едва заметили бы на горизонте пыль от движущегося конного отряда. Эти же люди заволновались лишь тогда, когда поняли, с кем свела их в хамаде судьба. Что и повергло дона Балтазара в недоумение, ведь его в родных землях боялись разве что беглые рабы, но не свободные граждане.

На меня – перевозчика, повидавшего все крупные города Атлантики, – Садалмалик не произвел впечатления. По северным меркам он являл собой неряшливо отстроенный городишко средней величины. Самыми высокими сооружениями в нем были выстроившиеся вдоль озера танкерозаправочные колонны. Гораздо больший интерес у нас с Дарио вызвало само озеро, поскольку прежде мы видели так много открытой воды лишь на картинках.

Безбрежным этот водоем не был, но нас и маячившие на другом берегу крутые горы разделял не один десяток километров колышущегося серого пространства. Ветер, что гонял табуны озерных волн и небесных туч, казался непривычно упругим и свежим. Однако вдали от жаркого экватора удовольствия местная влажность не вызывала. Сандаваргу в этих пасмурных краях наверняка понравилось бы, а вот теплолюбивому де Бодье с его больными суставами – вряд ли.

Зато в частом отсутствии солнца имелся и свой плюс: постоянная облачность и близость воды ограждали южан от резких перепадов суточной температуры – второго бича безводной хамады. Здесь я наконец-то перестал изнывать от жары днем и стучать зубами от холода ночью. Это позволяло меньше уставать и лучше высыпаться, что при долгой, изматывающей верховой езде пошло мне исключительно на пользу.

Иностальная стена вокруг Садалмалика была рассчитана на оборону только от варваров и не остановила бы врага, что подступил бы к станции на технике. «Гольфстрим» протаранил бы такое заграждение с нескольких ударов. Впрочем, подобная угроза была для приозерных городов нереальной, ведь здесь все до единого бронекаты принадлежали королеве Юга.

Нас впустили в ворота не сразу, а через четверть часа после того, как стража узнала о нашем прибытии. Эта заминка вызвала недоумение уже не только у дона Риего-и-Ордаса, но и у всех compañeros. По их роптанию мы с Дарио поняли, что раньше городские ворота распахивались перед ними еще до того, как гвардейцы подъезжали к столице. И вправду, есть с чего огорчиться и насторожиться. Конечно, гибель Кавалькады, плен и нелегкое возвращение домой наложили отпечаток на внешность команданте. Его лицо осунулось, и выглядел он уже не так молодцевато, как раньше, однако не настолько же плохо, чтобы его перестали узнавать.

В конце концов ворота все-таки открылись, и нам позволили въехать в Садалмалик. Дон Балтазар завертел головой – видимо, искал старшего офицера, желая расспросить его о причинах задержки. Но тот предпочел не показываться нам на глаза, давая понять, чтобы мы требовали объяснение в другом месте. Команданте все же приказал одному из стражников вызвать сюда командира. И услышал в ответ, что, мол, извините, сеньор, но три минуты назад лейтенант Петерс отбыл в штаб по срочному делу.

Сеньор нахмурился, грозно сверкнул очами, но не стал слезать с коня и идти проверять, врут ему или нет. Вместо этого он лишь махнул нам рукой, велев двигаться дальше.

Вдоволь налюбовавшись водными пейзажами по дороге, в городе мы на озеро практически не смотрели. И на сам город – тоже, ибо ничего достопримечательного в нем не было. А смотрели мы в основном на людей, толпами высыпавших из домов при появлении Кавалькады. Двигались мы быстро да вдобавок прискакали с неожиданной стороны, поэтому новость о нашем приближении не успела нас обогнать. Однако не только этим объяснялась неприветливость горожан. Скорее всего виной тому были вести о гибели Кавалькады, уже дошедшие сюда с севера. Также, вероятно, что в Садалмалик просочились сплетни о пленении дона Балтазара, поскольку вряд ли об этом было сообщено официально. Вот почему столица встречала его холодно во всех смыслах этого слова. Люди просто не знали, как реагировать на внезапное возвращение остатков гвардии. Возвращение бесславное, но и не позорное, поскольку враг был все-таки разбит подчистую.

Выстроив всадников в две колонны, сам дон Риего-и-Ордас двигался справа от группы. Нам он на всякий случай велел держаться позади себя, чтобы меня и Дарио не приняли невзначай за каких-нибудь дерзких шутников, нагло примазавшихся к гвардейцам. Путь наш должен был завершиться на центральной площади города, в казармах Кавалькады. На их территории находилась и штаб-квартира команданте – в меру роскошный особняк, где он не только совещался со своими офицерами, но и отдыхал в перерывах между походами по Атлантике.

В отсутствие кабальеро за их базой присматривали слуги из резиденции Владычицы. Сама она жила за пределами города, но не в хамаде, а на озере. Примерно в трехстах метрах от городской набережной дрейфовало настоящее многопалубное судно – нечто среднее между гражданским лайнером и боевым кораблем. Сделано оно было уже в наше время из иностали, и его размеры вполне позволяли считать его плавучим дворцом. Имелось у него и название: «Шайнберг». И хоть я знал, что в древности по морям и океанам ходили суда намного крупнее, все равно было что-то ненормальное в том, когда громада весом в полсотни «Гольфстримов» легко держалась на плаву, а сам «Гольфстрим» потонул бы в озере за считаные секунды.

Попасть на «Шайнберг» можно было с набережной, по понтонному мосту. И если у дона Балтазара все получится, вскоре мы поглядим на эту плавучую махину изнутри. А пока нам с Тамбурини предстояло отсиживаться в особняке команданте на правах гостей. Жаль, что не почетных, поскольку поселили нас не в покоях хозяина, а на чердаке, среди всяческого хлама, но и на том спасибо. В любом случае здесь было комфортнее, чем в трюме «Гольфстрима», когда во время непогоды нам приходится устраиваться там на ночлег.

Ванна с теплой водой, мягкий матрас, подушка и жбан с вином – вот и все, что требовалось мне для отдыха после долгой и трудной дороги. И все это я получил сразу же, как только мы очутились на чердаке. Правда, вода в ванне источала прелый запах, поскольку в этих прохладных краях ее греют не на солнце, а погрузив баки в заквасочные ямы с силосом. Зато вино оказалось отменным. Наверняка расщедрившийся команданте выделил его мне из личных запасов, так как не верилось, что здешние слуги тоже пьют подобную вкуснятину.

Все, что нам удалось узнать перед тем, как мы были оставлены в покое: в данный момент Владычица находится в городе; ей уже наверняка донесли о нежданном прибытии остатков Кавалькады; команданте отправится в «Шайнберг» сегодня же – сразу, как только приведет себя в порядок с дороги и переоденется в парадный мундир. Когда во дворец позовут нас и позовут ли вообще, неизвестно, но в лучшем случае это произойдет не раньше завтрашнего утра. На сегодня у дона Балтазара и без нашего участия хватит тем для разговоров с королевой Юга.

– Надо же! Сроду не подозревал, что дон Балтазар – большой поклонник эпохи Чистого Пламени, – проговорил Дарио, вертя в руках взятую со стеллажа непонятную вещицу. В отличие от меня, разлегшегося на матрасе и потягивающего вино, парню на месте не сиделось. Он продолжал расхаживать среди полок со всяким барахлом, выглядывая то и дело в слуховые окна, откуда открывался красивый вид на город и озеро. – У команданте просто шикарная коллекция антиквариата! Можно, наверное, целый музей здесь открыть. Вот вы, например, знаете, как пользовались в древности этой штукой?

И он показал мне заинтересовавший его предмет.

– Только гляди, ничего не сломай! – предостерег я неугомонного табуита. После чего присмотрелся к протянутой вещице, глотнул еще вина и ответил: – Какая-то пластиковая хренотень. Такая же бесполезная, как все, что лежит на этих полках. И не просто бесполезная, но и опасная, раз на ней есть линза. Не вздумай направлять ее на солнце, если не хочешь, чтобы тебе оторвало руку метафламмом!

– Это – видеокамера, – просветил меня Дарио, но от окна на всякий случай отошел. – У нас в храме были такие, причем действующие. На них мы снимали наши научные эксперименты и потом пересматривали, как проводился тот или иной опыт. Эта камера тоже, возможно, до сих пор работает. Взгляните: на ней нет ни одного повреждения, а значит, ее ни разу не включали после года Всемирного Затмения. Чтобы ее включить, нужно лишь выдуть из нее пыль и вставить подходящий электрический аккумулятор.

– И к нему еще пара сущих пустяков: изгнать Вседержителей и вернуть Земле прежнюю атмосферу, – зевнув, добавил я, – чтобы при включении твоей камеры ее не разнесло черным всполохом… И охота тебе болтаться из угла в угол, как неприкаянному? Лег бы лучше, поспал, пока есть время, а то еще неизвестно, что случится завтра. Сам видел: не слишком-то рады в столице нашему дону. Не хотелось бы думать о плохом, но сегодня его неприятности – это и наши неприятности тоже. Вот только выкручиваться из них, боюсь, мы будем по отдельности, так что надо приготовиться ко всему… Кстати, раз уж тебе не спится, познакомился бы поближе с этой молоденькой служанкой… ну, той, которая нам полотенца приносила…

– Катаржина? – подсказал Тамбурини.

– Во-во, она самая.

– С какой стати? – Дарио насторожился и покосился на дверь, будто опасаясь, что нас подслушивают. А это и впрямь могло происходить, хотя нам нечего было скрывать от хозяина дома.

– Что значит, с какой стати? – притворно удивился я. – Разве не видел, как девушка на тебя смотрела? Могу поспорить, ты ей понравился. А раз так, пользуйся случаем и заводи выгодное знакомство. И время приятно проведешь, и много полезных сведений о здешней жизни узнаешь. Например, о том, что говорят в последнее время на улицах и во дворце о доне Балтазаре. Или о ближайших планах Владычицы. Или о чем-нибудь еще, что так или иначе может нам помочь… Я, конечно, и сам бы не прочь приударить за Катаржиной ради общего дела. Только как это будет выглядеть со стороны, ведь она твоя ровесница и годится мне в дочери. Да и глазки эта милашка разве мне строила? Стало быть, у тебя и все карты на руках. И весьма неплохие карты, уж поверь моему опыту многоженца. Когда в молодости женщина, бывало, одаривала меня таким взглядом, я из кожи вон лез, чтобы оправдать ее ожидания. Получалось или нет, другой вопрос, но пофлиртовать с ней я завсегда успевал.

– Скажете тоже! – проворчал, смутившись, кандидат на роль спасителя мира. – Какой флирт, о чем вы? Я же сюда как-никак по важному делу приехал, а не шашни с местными красотками крутить!

– Одно другому не мешает. – Я пожал плечами и приложился к жбану. Потом снова зевнул и, поняв, что больше не в силах бороться со сном, отставил вино, откинулся на подушку и закрыл глаза. – Однако ты все же подумай о том, что я сказал. Хорошенько подумай. Нам с тобой сейчас не рекомендуется огорчать местных жителей. А тем более таких очаровательных и полезных, как эта Катаржина…

Пока я лежал с закрытыми глазами, Дарио продолжал расхаживать из угла в угол, но коллекция древностей его, похоже, больше не интересовала. Однако прежде чем окончательно заснуть, я расслышал, как отворился чердачный люк. После чего шаги Тамбурини донеслись уже со скрипучей лестницы, по которой он спускался в дом.

«Разумный малый, – последнее, о чем успел я подумать. – Ты прав: не самое удачное время для свидания. Но, как знать, доведется ли тебе, спасителю человечества, пережить еще когда-нибудь романтическое приключение. Ну а так будет что вспомнить в трудный час и за что сказать спасибо негероическому шкиперу Проныре…»

Мысль была грустная, но я слишком устал, чтобы она отбила мне сон. И когда на Садалмалик опустилась ночь, мне, в отличие от Дарио и дона Балтазара, никто не мешал предаваться отдыху. И по этой же причине я стал последним из нас, кому довелось узнать о том, что стряслось этим вечером в «Шайнберге». И что клятва, данная нам команданте, так и осталась лишь брошенными на ветер словами…