– Тристан Бадахос, мир его праху, был абсолютно прав, – заметил я, взирая с пригородного холма на Аркис-Грандбоул. – Это уже совершенно другой город.

– Дерьмо это собачье, а не город, – проворчал Убби, и тоже был прав. Статус города остался за Аркис-Грандбоулом разве что формально. В действительности столица напоминала сегодня то самое Вавилонское столпотворение, о каком рассказывает знаменитая септианская легенда. Только эта грандиозная стройка, в отличие от легендарной, разрасталась не вверх, а вширь.

Ковчег, о котором мы были премного наслышаны, также находился перед нами во всей своей своеобразной красе и величии. И сегодня он был намного более яркой достопримечательностью, чем даже сама Великая Чаша – исполинская иностальная посудина, что рухнула с небес при нашествии Вседержителей и внутри которой был впоследствии основан крупнейший город Атлантики.

Чаша продолжала пребывать на своем законном месте – после ухода Вседержителей в мире не осталось силы, способной сдвинуть ее оттуда. Зато прочих сооружений, что веками возводились в Чаше и вокруг нее, изрядно поубавилось. Многие из них, включая надстройку на самой стене, вообще исчезли, разобранные до основания. Разборка других, вроде храма Семи Ангелов, была в самом разгаре. С него уже сняли шпиль с крылатой чашей и колокола, теперь очередь дошла до крыши и балок. Некоторые здания и впрямь стояли нетронутыми, но все они находились в черте города, куда не добрался последний потоп. А снаружи стены я не наблюдал ни одного полностью уцелевшего строения. И это вновь заставило меня вспомнить мрачный прогноз де Бодье: третий водяной выброс нам уже вряд ли посчастливится пережить.

Куда перекочевали храмовые колокола и шпиль, долго гадать не пришлось. Они были размещены на большом древнем судне «Ной» – судя по виду, бывшем океанском сухогрузе, – что являлся главным элементом Ковчега. Сам он обрел такие размеры, что если бы Нуньес строил свое детище внутри Чаши, то половина ее была бы занята этой плавучей (правда, пока лишь в теории) хреновиной. А вторую половину занимали бы груды стройматериалов и лагеря паломников, что трудились здесь за право оказаться на одном из многочисленных кораблей Ковчега.

По насыпи, что прежде вела к городским воротам, а после слома стенной надстройки превратилась в обычный переезд через край Чаши, сновали бронекаты и конные повозки. Фактически, мы смотрели не на один город, а сразу на два. Тот, что был моложе, ширился, рос и укреплялся. Старый же, наоборот, разбирался на части и перетекал в новый, подпитывая его стройматериалами, поскольку все корабли нуждались в капитальном ремонте. И каждый из них строителям предстояло соединить с соседними кораблями жесткими шарнирными сцепками и переходами. А также подстраховать дополнительными плавучими средствами – понтонами. Все верно: на Септет надейся, да сам не плошай! И одной лишь молитвы для поддержания на плаву этой грандиозной конструкции вряд ли будет достаточно.

Это лишний раз подтвердил недавний водяной выброс, ставший для Ковчега первым серьезным испытанием.

Огромная волна пронеслась полсотни километров и докатилась до Аркис-Грандбоула, не до конца растеряв свои силы. Повезло лишь тем, кто находился под защитой городской стены. Даже со снятой надстройкой ее высоты хватило, чтобы вода не перехлестнула через край Чаши. А ее цельнометаллическая структура не пропускала в столицу воду на протяжении последующих дней.

Гораздо хуже обстояли дела в пригороде и на Ковчеге. Практически все строители, кто не успел подняться на палубы больших кораблей или укрыться в трюмах, утонули. Прочих горожан, находившихся за пределами Великой Чаши, постигла та же участь. Однако экипажи многих бронекатов последовали нашему примеру и спаслись. Уйму стройматериалов и не прикрепленных к Ковчегу судов унесло водой и замыло грязью, но все связанные между собой корабли уцелели и защитили укрывшихся на них людей. Что было истолковано потом как благое предзнаменование, и не иначе. И даже смерть сотен единоверцев не сломила дух спасшихся септиан, продолживших трудиться с удвоенным энтузиазмом, едва схлынула вода.

Первосвященнику Нуньесу повезло: в критический час он присутствовал в городе на разборе храма. И, не пострадав физически, получил, тем не менее, сильное моральное потрясение, так как наверняка был уверен, что проморгал начало Нового потопа. К счастью для Его ангелоподобия, море Зверя быстро утихомирилось и пошло на попятную. Что было тут же приписано Нуньесом себе в заслугу, ведь без его молитв вода ни за что сама бы не отступила. А погибшие строители были причислены к мученикам – священным жертвам, какие забрал себе Септет Ангелов. Забрал – и автоматически увеличил выжившим шансы попасть в урочный час на Ковчег. Вполне вероятно, что такими счастливчиками станут в итоге все без исключения строители, ведь Багряный Зверь пожрал не только их собратьев, но и множество паломников на пути к Великой Чаше.

С тех пор, наученный горьким опытом, первосвященник почти не покидал свой флагманский корабль – «Ной». Оттуда он отдавал все распоряжения и читал пастве проповеди, взойдя на корабельный нос, будто на кафедру.

Так как количество рабочих рук сильно сократилось, приток пополнения – тоже, а работы было еще навалом, теперь на строительство брали даже тех, кто прежде не состоял в рядах церкви, но возжелал обрести спасение и готов был принять причастие. К таким желающим относились горожане, каких напугал катаклизм, и они все-таки уверовали в мрачные пророчества Нуньеса. А также многие жители дальних окраин, до кого не дошел потоп, но кто решил тоже не искушать судьбу и подстраховаться.

Больше всего досталось пригородным фермам и ремесленным мастерским, смытым подчистую вместе со своими хозяевами. А поскольку почти все они работали на строителей Ковчега, это осложнило тем дальнейшую жизнь. И, напротив, упростило задачу нам. Слегка изменив себе внешность, напялив накидки строителей и прихватив сумку с инструментами, мы смогли выдать себя за ремесленников, спешащих в город по срочному делу. И ни один жандарм не стал бы чинить нам препоны, пусть даже у нас не было пропусков. Теперь эти бумажки утратили ценность, а отговорка «Все документы утонули при наводнении!» работала безотказно везде и всюду.

Одно плохо: что играло на руку нам, то помогало и нашим врагам. А то, что Виллравен, его банда и Владычица пережили стихию, мы выяснили в первый же день, как только сунулись в Великую Чашу…

Но случилось это лишь через три недели после того, как нам посчастливилось во второй раз не утонуть. Ровно столько мы преодолевали оставшееся до Аркис-Грандбоула расстояние, какое еще недавно покрыли бы за пару суток. И больше половину этого времени нам пришлось стоять на месте, дожидаясь, когда схлынет вода и местность станет пригодной для проезда.

Вода схлынула через десять дней, но в прежние берега море уже не вернулось. Теперь оно плескалось у подножия нашего спасительного холма, поднявшись на десяток метров и «отъев» от западного берега изрядный кусок. А полоса земли, отныне считающаяся побережьем, была размыта так, что, не будь у нас спаренного двигателя, мы, наверное, не добрались бы до столицы и за два месяца.

Мы слезли с мачты спустя лишь двое суток – сразу, как только из воды показалась крыша рубки. Переплыв на нее и переправив Физза, мы наконец-то смогли нормально улечься, отдохнуть и отоспаться. И не беда, что у нас не было одеял и подушек, а повсюду продолжала плескаться вода. После долгого пребывания в сидячем положении нам хватило и жесткой сырой поверхности, чтобы наконец-то почувствовать себя счастливыми. Ну а когда спустя еще сутки из воды показался мостик, мы перебрались в рубку и обосновались там.

С каждым днем течение ослабевало, и мы боялись, что уровень воды прекратит понижаться. Если моторный отсек останется затопленным, мы не сможем управлять «Гольфстримом». Но море Зверя все же мало-помалу отступало, и вскоре наше вынужденное безделье подошло к концу.

По мере того как нам открывался доступ на нижние уровни истребителя, мы приводили его в порядок, проверяя механизмы и вытаскивая на верхнюю палубу для просушки намокшие вещи. На работе Неутомимых Трудяг пребывание под водой никак не отразилось. Хотя что им станется, с их сверхпрочными герметичными корпусами, вскрыть которые оказалось под силу лишь монахам-табуитам. Зато прочие механизмы пришлось протирать и смазывать заново, а из гидравлической системы полностью сливать масло и выкачивать просочившуюся туда воду.

Буксир и его прицеп показались из-под воды в тот же день, когда мы спустились с мостика на главную палубу. Но добраться до «Антареса» нам довелось позже – когда под нами показалась суша. Он лежал вверх колесами у подножия холма. Судя по всему, удар стихии развернул «Антарес» боком и спихнул на раскисший склон. Машина перевернулась и скатилась вниз. А потом вокруг нее намыло столько грязи, что сейчас оттуда торчало лишь шасси. Сломанная же мачта, верхняя палуба, мостик, рубка и смятые борта бронеката Бадахоса были погребены под грязевыми и каменными наносами.

Колеса «Гольфстрима» тоже вросли в трясину почти на треть, но рыть ее лопатами не потребовалось. Подкопав сепиллой грязь за кормой, мы с Бодье на протяжении часа давали истребителю попеременно задний и передний ход. И таким образом враскачку выдернули его из ловушки. А когда он получил свободу, дела пошли веселее. Спаренных ДБВ хватало для прокладки колеи даже в той топи, что нас окружала, и мы смогли наконец подъехать к бедолаге «Антаресу».

В прежние времена любой встреченный нами в хамаде разбитый бронекат надолго повергал меня в уныние, ведь «Гольфстрим» тоже не был застрахован от такой участи. Но после всех войн и невзгод, через какие мы прошли, я обрел иммунитет к подобным трагическим картинам. И теперь взирал на них так же, как Убби смотрел тогда на мертвых бойцов из сквада Тунгахопа – с равнодушным смирением и мыслью о том, что рано или поздно мы все там будем.

Вокруг «Антареса» мертвецов не наблюдалось, но их наверняка хватало внутри него. Доставать их на свет и копать могилы являлось бессмысленно – зачем, когда они и так находились внутри превосходного склепа? И все же мы были практичными людьми и понимали, что, кроме трупов, там есть много добра, которое покойникам за ненадобностью, а вот нам оно может и пригодиться. Правда, попасть на «Антарес» обычным способом стало чертовски трудно. Технических люков в днище буксира не было, а чтобы добраться до основных, следовало прорыть внушительный подкоп.

Впрочем, перекидывать лопатами мокрую грязь не входило в наши планы. Мы поступили гораздо проще, пускай и неуважительно по отношению к покойным. Выкачав из трюма «Гольфстрима» воду, мы проторили к «Антаресу» колею, а потом стали разгоняться и бить ему в борт носовым тараном. От третьего удара в одну и ту же точку обшивка буксира лопнула по шву, и нам открылся-таки неширокий проход в трюм.

Вода там уже отсутствовала – она вытекла из перевернутого «Антареса» через множество мелких прорех в корпусе. Зато вся мертвая команда была в сборе. В последний момент Бадахос сотоварищи сообразили, что мы были правы, и бросились в трюм. Увы, но это их не спасло, а лишь отсрочило им смерть. Причем кое-кто погиб еще до того, как их убежище наполнилось водой. Пока буксир падал, людям внутри него приходилось несладко. Грузовые крепления на бронекатах не рассчитаны на экстремальные нагрузки. Прыгающие по трюму ящики и запчасти разбили не одну голову и сломали достаточно конечностей. В чем мы убедились, когда стаскивали трупы в угол и укладывали их так, чтобы это место стало походить на настоящий склеп.

В результате нашего вынужденного мародерства весь отданный Бадахосу спирт вернулся обратно к нам. А вместе со спиртом – много других нужных в хозяйстве вещей и не испорченных водой продуктов. Плохо, что было нельзя снять с «Антареса» Неутомимого Трудягу. Чтобы добраться до него, нам пришлось бы проторчать здесь черт знает сколько дней, кромсая обшивку и прокапывая в грязи тоннель наружу. При ином раскладе дело стоило бы свеч, но не сегодня. Мы и так потеряли уйму времени, пока убывала вода, и, маясь от скуки, только и делали, что обсуждали мрачные прогнозы де Бодье. И скрепя сердце пришли к неутешительному выводу, что он прав: вода наступала, и жить нашему привычному миру действительно осталось недолго.

Новый мир, к опасностям которого мы едва привыкли, поднял для нас планку выживания на новую высоту. И не каждому из тех, кто покорил предыдущий рубеж, было уготовано справиться со следующим. Но так или иначе, а выяснить это можно одним способом – разбежаться и прыгнуть. Потому что, если мы вовремя не сделаем этого, вторую попытку нам уже вряд ли дадут…

О том, как затем мы много дней месили грязь, ползя на малом ходу к Великой Чаше, можно не рассказывать. Путь этот был тяжек, мучителен и изобиловал телами других жертв водной стихии. Нам было не привыкать к картинам массовых бедствий, но здесь виделось нечто такое, что угнетало даже Сандаварга: абсолютная неотвратимость. Мы знали, что чувствует человек, когда на него со страшной скоростью несется гигантский водяной вал. Но мы могли лишь предполагать, насколько ужаснее это выглядит, когда ты стоишь посреди голой хамады, не имея под рукой вообще никакой защиты. Это знали лишь мертвецы, на которых мы натыкались по дороге в Аркис-Грандбоул. На лицах большинства из них застыли гримасы такого ужаса, что у меня самого при взгляде на них волосы вставали дыбом.

Некоторые тела позволили нам разжиться накидками строителей Ковчега – маскировочным одеянием, без какого в столице не обойтись. Сенатору, правда, было нельзя появляться там в любом наряде, поскольку его знал в лицо даже первосвященник Нуньес, не говоря о тысячах свидетелей несостоявшейся казни Гуго. Но у меня и остальных святотатцев имелось преимущество: наши преступные физиономии ангелопоклонники видели лишь на плакатах, что появились в городе позже. И хоть меня все же сумел опознать септианин Гатри, я надеялся, что двухнедельная щетина и фальшивая окровавленная повязка на голове сделают мою внешность неузнаваемой. Особенно если мы будем избегать публичных мест и сборищ паломников.

Малабоните и Сандаваргу было еще проще выдать себя за других. Первой стоило лишь расчесать свои растрепанные волосы, соорудить из них аккуратную прическу в стиле «скромница-септианка», и на нас смотрела уже практически другая женщина. А Убби и вовсе мог обойтись без маскарада. Септиане старались не иметь дел с северянами и всегда чурались их. Поэтому все краснокожие коротыши, а особенно пришлые, были для здешних обитателей почти на одно лицо. Во время приснопамятной казни де Бодье Сандаварг красовался перед толпой считаные секунды, и та была слишком взбудоражена, чтобы разглядеть в полумраке лицо дебошира.

Ну и, разумеется, нам благоприятствовало то, что после недавнего стихийного бедствия горожане попросту не вспоминали о беспорядках более чем годичной давности.

– И раньше это был дерьмовый город, а теперь он и вовсе стал одной большой кучей дерьма! – повторил Убби, когда спустя несколько часов он, я и Долорес приблизились к въездной насыпи. Той самой, по какой можно было перебраться через цельнометаллическую стену Чаши. Насыпь также пострадала от наводнения, подмывшего ее у основания. Но поскольку она была слишком важна для строителей Ковчега, они быстро отремонтировали ее и снова начали вывозить по ней из города иносталь.

– Не думаю, что Виллравена пропустили в столицу на бронекате, – заметил я, оглянувшись и провожая глазами прогромыхавший мимо сухогруз. – Если, конечно, Кирк не стер с него языческие символы и не снял половину баллестирад. В противном случае жандармы вряд ли сочли бы его мирным перевозчиком.

– Это если Кирк вообще добрался до Аркис-Грандбоула, – поправила меня Малабонита. И была, естественно, права. Мы понятия не имели, добрались наши враги до цели или нет. То, что мы не обнаружили на подъезде к столице их останки, еще ни о чем не говорило. Они могли бесследно сгинуть на огромном пространстве, провалиться перед наводнением в разлом или угодить под обвал возле какого-нибудь холма.

– Если Виллравен еще жив и находится здесь, ручаюсь, что в Холодном квартале о нем многие слышали, – заверил нас Убби. – Здешние наши старейшины тоже не ладят с советом Кланов и не поддерживают с ним связей. Даже Кирка совет отказался считать своим. А тех наших братьев, что осели в ваших городах, Север презирает еще больше. Кирк не дурак, и если споет старейшинам Холодного квартала правильную песню, он найдет среди них союзников. Но, на наше счастье, у него в столице врагов тоже хватает. И я точно знаю, к кому Виллравен тут не сунется, даже если весь Север прибудет сюда на войну с ним.

– Эти люди помогут нам прикончить ублюдка? – с надеждой осведомился я.

– Прикончить – вряд ли, – помотал головой Сандаварг. – Не забывай, загрызи тебя пес: это же Великая Чаша! Начнись здесь между северянами резня, их сразу выдворят отсюда, не разбираясь, кто прав, а кто виноват. Все, что мы можем найти в Холодном квартале, – это нужные сведения. На большее я пока губу не раскатываю.

На вершине насыпи я в последний раз обернулся на юг – туда, где в руинах разгромленной стихией пригородной фермы мы спрятали «Гольфстрим». Приглядывать за ним и за Физзом было поручено Сенатору. Честно говоря, ему и самому не помешала бы защита. И все же сегодня, когда у него имелась «Мадам де Бум», запас патронов и взрывчатка (нам все же удалось уберечь их от воды), я был за Гуго спокоен. На худой конец – если враги обложат его со всех сторон, – он может обстрелять их из сепиллы или задавить колесами.

Вторая «Мадам де Бум» была при нас в вещмешке с инструментами. Дабы мы могли ею быстро воспользоваться, я разобрал ее всего на три части, которые мог собрать за считаные секунды. Ни один жандармский патруль не догадался бы при обыске, что я несу с собой, помимо инструментов, грозное оружие. Однако на входе в столицу нас не подвергли досмотру. Дежурившие на насыпи жандармы вообще не заинтересовались мной и Малабонитой. Наши чумазые, обветренные лица и накидки строителей были здесь настолько примелькавшимися деталями, что никто на нас даже не взглянул. А вот нарочно приотставшему от нас северянину пришлось задержаться и ответить на пару вопросов. Но он был готов к этому и, назвав несколько имен старейшин из Холодного квартала, дал понять, что он уже бывал в столице и хорошо знает местные порядки. Жандармский капрал, которого больше волновало, как бы не устроить на многолюдной насыпи затор, махнул Убби рукой – ступай, не задерживайся! – и моментально о нем забыл.

Сандаварг не отделался бы так легко, надумай он отправиться в столицу с братьями Ярнклотом и Ярнскидом. Но он предпочел не нервировать жандармов своим грозным арсеналом и оставил тот на «Гольфстриме». Тем более что мы шли на обычную разведку и воевать пока не собирались. Но судьбе было угодно иначе – неприятности, каких мы всячески старались избежать, сами нас отыскали.

Мне и Малабоните было не резон соваться в Холодный квартал, где не слишком жаловали бледнокожих чужаков, даже сними мы перед этим маскировочные септианские накидки. По идее, нам не помешало бы наведаться на крупнейший рынок Атлантики – Сердце Мира и поболтать с тамошней публикой. Но сегодня это было, увы, невозможно. Прежде рынок располагался за пределами столицы и после недавней трагедии попросту перестал существовать. Хотя и до нее он был уже не тем, каким его знали прежде. В эпоху Столпов Сердце Мира являлось конечной целью множества караванных маршрутов и билось в полную силу, ежедневно перекачивая через себя потоки всяческих товаров. Но когда экономика Атлантики рухнула, ослабло и биение Сердца. Рынок сжался до размеров какого-нибудь провинциального базара и обслуживал в основном строителей Ковчега. А затем и вовсе исчез, смытый взбесившимся морем Зверя.

Правда, у нас в запасе оставался еще один источник информации. Пока Убби будет общаться с другими северянами, я решил нанести визит одной из своих бывших жен – Патриции Зигельмейер. Она здорово поспособствовала нам в прошлогоднем спасении Гуго и могла бы помочь сегодня. Если не делом, то хотя бы советом. Известная столичная интриганка, Патриция очень кстати проживала неподалеку от Холодного квартала. И я уже хотел распрощаться с северянином, но тут он внезапно велел нам свернуть в узенький проулок между полуразрушенными домами, какие в этой части города попадались на каждом шагу.

– Что стряслось? – забеспокоился я после того, как Убби пропустил нас вперед, а сам загородил выход на улицу.

– Заметил в толпе сразу три знакомые рожи, – не оборачиваясь, отозвался Сандаварг. – Вот, хочу проверить, заметили ли эти ублюдки меня.

– Бойцы Кирка?

– Нет, не они. Местные, из Холодного квартала.

– Друзья?

– Все возможно, – пожал плечами северянин и на всякий случай проверил, легко ли вынимается из ножен его тесак. – Когда-то мне доводилось выпивать с этими людьми. Но мои друзья, узнав меня, не плелись бы за нами молча два квартала, а сразу бы заорали на всю улицу: «О-го-го, будь мы прокляты, вы только гляньте, чью рыжеволосую задницу принесло сегодня на эту вонючую помойку!»

– Пожалуй, ты прав. Что-то здесь нечисто, – согласился я и снял с плеч вещмешок, где среди инструментов лежала разобранная «Мадам де Бум».

– Погоди, не суетись! – бросил через плечо Убби, определив по бряцанию железа, что я задумал. – Не вздумай достать свою громовую палку, пока я не разрешу! Не хватало еще пальбу устроить, чтобы жандармы сюда сбежались!.. Я всего лишь сказал, что эти песьи дети нам не друзья, но не сказал, что они – враги. Возможно, они просто обознались. Или до них дошли обо мне ложные слухи. Такое бывает. А особенно в Великой Чаше, где слухов гуляет больше, чем правды. Может, эти парни вообще не за нами шли, как знать… Хотя нет, чую, что все-таки за нами! Иначе им пора бы уже пройти мимо. А они, сдается мне, сейчас топчутся на месте и ждут, когда мы вернемся на улицу и продолжим путь. Наверное, решили, что мы зашли в эту дыру справить нужду или…

Сандаварг не договорил. В этот момент напротив проулка, где мы прятались, нарисовались те самые трое северян, о каких шла речь. Поначалу они притворились, что идут мимо, но когда их подозрительно любопытные взгляды встретились с суровым, немигающим взором Убби, отводить глаза и уходить было поздно. А для воина – еще и постыдно, поскольку это выглядело бы трусостью. Поэтому все трое остановились и, развернувшись, перегородили нам выход.

Пока что их поведение не выглядело угрожающим. Но и дружелюбным я бы его не назвал. Хищники, внезапно столкнувшиеся на границе своих владений, но не горящие желанием вступать в драку, – вот так выглядели сейчас две наши компании. Но если мы были не прочь разойтись с краснокожими горожанами по-мирному, то они могли иметь на сей счет иное мнение.

– Убби Сандаварг! Вот так встреча! – воскликнул северянин, кого, судя по всему, следовало считать вожаком. Вид у всех троих был растрепанный, лица небриты, а традиционные короткие штаны выглядели более поношенными и грязными, чем даже наша одежда. – И не думал, что снова тебя увижу, а тем более здесь. Да ты хоть в курсе, сколько церковь дает за голову героя, который избил стражников Нуньеса и опрокинул клетку со светящимися нетопырями?

– Сдается мне, ты – Витт Стридерн, если я не ошибаюсь, – обратился Убби к вожаку, тоже не снизойдя до приветствия.

– Почти угадал, – осклабился тот. – Да, я – Стридерн. Только не Витт, а Кук. Витт – это мой старший брат, и мы с ним действительно очень похожи. Вернее, были похожи. К несчастью, он погиб. Витта придавило упавшим Столпом, когда он гостил в артели Папы Феруччо, можешь себе представить?

– Соболезную, – буркнул Сандаварг, хотя в голосе его не было ни капли сочувствия. – А вы двое… – Он указал попеременно на спутников Кука. – Вы до боли напоминаете мне Бойда Скрота и Бальда Явла, что когда-то пытались перепродать мне один скверно пахнущий контракт… Если, конечно, у тех двоих тоже не было похожих на них братьев.

– Ты прав – это и есть те самые Бойд и Бальд, – подтвердил Стридерн. – Теперь, после смерти Витта, мы работаем вместе.

– Однако, смотрю, дела у вас сегодня идут не ахти, – покачал головой Сандаварг, смерив потрепанную троицу критическим взором.

– Тоже верно! – рассмеялся Кук, правда, не слишком искренне. – С работой нынче тяжко. Но тому, кто ее ищет, она порой попадается. Надо только знать, где искать, и проявить немного терпения.

– Терпение – это как раз та штука, которой мне всегда не хватало, – мрачно пошутил Убби, намекая на то, чтобы Кук заканчивал трепаться и переходил к делу. – Ты, кажется, упомянул про награду, какую дает Нуньес за мою голову? Надеюсь, твоя очередная работа связана не с этим?

– Заманчивое, конечно, предложение. Но мы пока не выжили из ума, чтобы проверять, крепко ли держится твоя голова на плечах, – отшутился в свою очередь Стридерн. И опять его смех звучал чересчур натянуто. – И так видим, что покрепче, чем наши головы. У нас к тебе другое предложение. Очень простое. Домар Скальдид, на которого мы работаем, очень хотел бы с тобой встретиться и обсудить один важный вопрос. И чем быстрее, тем лучше.

– Скальдид? – Кажется, Убби не удивило это неожиданное предложение. – Как интересно! Не прошло и получаса, как я прибыл в город, а у Скальдида уже появилось ко мне дело! Шустрые вы ребята, как я погляжу. И что это за неотложный вопрос? Не можешь сказать, так хотя бы намекни. Ты ведь меня помнишь – я дела вслепую не веду.

– Домар Скальдид хотел бы расспросить тебя насчет Кирка Виллравена, – не стал скрывать Стридерн планов своего хозяина. – Кирк крепко повздорил с Севером, а теперь объявился в наших краях. Моему домару это не нравится. Если вслед за Виллравеном сюда явится армия совета Кланов, здесь прольется столько крови, сколько не пролилось воды во время проклятого наводнения.

– Понятно, – кивнул Убби. – А я тут при чем?

– До нас дошли слухи, что недавно ты и один твой друг славно повоевали с Кирком. Ты точно знаешь, насколько он сегодня силен и что от него можно ожидать. Мы будем благодарны за эти ценные сведения. И наверняка поможем тебе найти то, что ты ищешь в столице.

– А разве я сказал, что мы что-то потеряли?

– Да брось, Сандаварг! – Кук поморщился. – Ты храбр, но не безумен, и не стал бы соваться в город, где крепко набедокурил, без серьезной причины. Ты поможешь советом домару Скальдиду, он поможет делом тебе – по-моему, это честная и выгодная всем нам сделка… Давай не будем заставлять домара ждать и поскорее все уладим. Идем, мы проводим вас к нему. Здесь недалеко.

– Погоди, Кук, не торопись! – Убби, однако, не рвался хватать за хвост, казалось бы, улыбнувшуюся нам удачу. – Я пришел сюда уладить кое-какие личные проблемы и сначала займусь ими. А потом, если будет время, я загляну к твоему домару. Но точно обещать не стану. Сам знаешь, в этом городе со мной всякое может случиться.

– Видимо, ты что-то не понимаешь… – Стридерн набычился, а его приятели стали переминаться с ноги на ногу и озираться. – В хамаде у нас, наемников, одни порядки, а в Аркис-Грандбоуле – другие. И если домар Скальдид пригласил тебя в гости, твой отказ означает для него смертельное оскорбление. Ты можешь отказаться зайти в гости ко мне, Бойду или Бальду, и мы не обидимся. Это твое право, и мы его уважаем. Но Скальдид такого ответа не потерпит. Здесь его право гораздо выше и твоего, и нашего. И если он сказал…

– Я прекрасно понял, Кук, что хочет Скальдид! – пророкотал Убби, не повышая тона. – Вот только напомни мне, кто дал ему право решать, куда позволено ходить в Великой Чаше Убби Сандаваргу, а куда нет? Когда я раньше бывал в Холодном квартале, я всегда уважал ваши порядки, а вы – мою свободу! Что изменилось с тех пор?

– Времена меняются, порядки – тоже, – философски заметил Стридерн, а затем уже отнюдь не по-философски, раздраженно сплюнул себе под ноги. – Хочешь и дальше находиться в Аркис-Грандбоуле – будь добр, соблюдай новые правила… Отказываешься соблюдать их – не говори, что тебя не предупреждали о последствиях.

– Последствиях?! – переспросил Сандаварг. В голосе его зазвучало хорошо знакомое мне нетерпение ринуться в драку и порвать пару-тройку вражеских глоток. – А ну-ка расскажи поподробнее об этих «последствиях»! Очень хочу послушать!

– Сам догадаешься, если захочешь, – уклонился от ответа Кук, не поддавшись на провокацию и дав понять, что не намерен карать строптивого гостя здесь и сейчас. После чего развел руками и, состроив огорченную мину, подытожил: – Что ж, вижу, по-дружески мы с тобой не договоримся. Очень жаль. Правда. Мой брат Витт всегда говорил о тебе только хорошее. А теперь мне придется сообщить Скальдиду, что ты перестал уважать наш порядок. Не хочется мне этого делать, но придется. Извини.

– Вот тут ты не прав: как раз порядок я завсегда готов уважить, – уточнил Убби. – Только где он сегодня, ваш порядок? Был, да, похоже, весь вышел. Или ты считаешь порядком то, что теперь у вас принято называть гостеприимством?

– Понимай, как знаешь, а мы сказали тебе все, что нужно. – Стридерн отказался отвечать и на этот вопрос. – Бывай! Возможно, еще увидимся. А может, и нет. Нынче нельзя предсказать, что случится даже через полчаса, не говоря о завтрашнем дне.

Многозначительно подмигнув Сандаваргу, Кук махнул приятелям рукой и торопливо направился вместе с ними дальше – в сторону Холодного квартала. Туда же, куда шел и Убби, разве что теперь на его лице появилось сомнение, в правильную ли сторону он шагает. А недружелюбная троица, отойдя от нас, начала о чем-то оживленно совещаться. Судя по резкой жестикуляции, с какой общались эти парни, мы их здорово разозлили.

– Может, не нужно было рубить сплеча, а стоило пойти и навестить этого самого Скальдида? – неуверенно проговорил я, провожая глазами Кука, Бойда и Бальда.

– Помолчи, Проныра! – огрызнулся виновник нависшей над нами новой угрозы. – Ты понятия не имеешь, что здесь сейчас творилось. Из всех домаров Холодного квартала к Скальдиду я пошел бы в последнюю очередь. Если бы вообще пошел. И тут надо же, какое совпадение – именно он больше всех боится прибытия Кирка Виллравена и хочет потолковать со мной о нем! С чего бы вдруг человек, на которого Виллравен прежде не раз работал, так резко изменил о нем свое мнение? И откуда Скальдид осведомлен о нашей войне с Кирком? Кто успел нашептать ему об этом?

– Только сам Кирк! – заключила Малабонита. – Кроме него – никто.

– Правильно говоришь, женщина, – подтвердил Убби. – Кук Стридерн как был тупицей, так им и остался. То, что он нам наплел, – дерьмо собачье от первого до последнего слова. Виллравен прибыл в столицу и сразу же предупредил Скальдида, чтобы его люди не проморгали, когда я объявлюсь в городе. Кук заметил нас и хотел выслужиться перед домаром, приведя меня к нему. Только Кук хотел подойти ко мне не здесь, а в Холодном квартале – затем, чтобы это не выглядело слишком подозрительно. Но мы спутали ему карты. Будь он поумнее, то забыл бы о своих планах, а просто поболтал со мной, как со старым знакомым, и ушел. И уже потом рванул бы к домару с новостями. Кук же, тупица, стал корчить передо мной и своими приятелями своего старшего брата Витта, которому он в подметки не годится. Витт Стридерн был крутой малый и не побоялся бы пустить в ход кулаки, чтобы попробовать притащить меня к Скальдиду силой. Как знать, возможно, у него это даже получилось бы. А у Кука для такого дела кишка тонка. Как, впрочем, и для всего остального. Но у Скальдида таких Стридернов, Бойдов и Бальдов человек двадцать, а то и больше. И когда весь их сквад выйдет нам навстречу, мы от них так легко уже не отделаемся. А ведь к ним в компанию еще могут затесаться люди Виллравена, если он торчит сегодня где-то поблизости.

– И после всего этого ты по-прежнему намерен идти в Холодный квартал? – усомнился я.

– Намерен, – решительно ответил северянин. – Но не сейчас. Сейчас нам надо где-то отсидеться до темноты. Скальдид решит, что я спешу к кому-то из своих старых знакомых, домарам Фогту, Мунку или Нурдалю, и будет подстерегать меня возле их жилищ. Сюда, за пределы Холодного квартала, он пошлет лишь пару-тройку соглядатаев, чтобы те продолжали присматривать за улицами. Но если мы отыщем укрытие, у нас будет время поразмыслить, как покрепче схватить за кадык песьего сына Скальдида и вытрясти из него все, что ему известно о Кирке и его планах!

– Схватить Скальдида?! – ошарашенно переглянувшись, в один голос выпалили мы с Долорес. – Да ты рехнулся!

– Еще бы! – расплылся в довольной улыбке Сандаварг. – Чего Скальдид точно от меня не ждет, так это того, что я сам приглашу его к себе в гости! Вернее, притащу за бороду, ведь он тоже вряд ли пойдет к нам добровольно, ха! Идиот Кук проболтался, что его домар якшается с Виллравеном. Так зачем нам приставать с расспросами к людям, которые, возможно, Кирка в глаза не видели, когда мы можем добыть о нем не слухи, а правду? И не пес знает у кого, а у человека, который, возможно, прямо сейчас пирует с Кирком за одним столом?

– Но… каким образом? – спросил я, все еще отчаянно надеясь, что Убби просто шутит.

– Расскажу, когда найдем хорошую щель, в которую можно забиться до вечера, – отмахнулся тот. – Как думаешь, та добрая женщина, что помогла нам в прошлом году, пустит нас опять в свой подвальчик?

– Добрая женщина! – фыркнула Долорес, по вполне очевидной причине не питавшая симпатии к моим бывшим женам. А к госпоже Зигельмейер – в особенности, ведь патриция была единственной Моей Радостью, которая превосходила Долорес если не по красоте, то по уму – точно. – Да знаешь ли ты, сколько народу в этом городе сгубила ее «доброта»? И как она вертела в свое время Пронырой, который вообще непонятно что нашел в этой стервозной корове?

– Откуда мне-то знать? Зато она не сдала нас ни церковникам, ни жандармам, – простодушно возразил Сандаварг. – Полагаю, не сдаст и сегодня… Давай, шкипер, показывай, куда идти. А то в прошлый мы носились по этому кварталу от Кавалькады, как очумелые, и я не запомнил дорогу…