Тем временем Западная партия, вышедшая во второй раз с зимовки 9 декабря (1908 года), продолжала работы в Западных горах. 13 декабря Армитедж, Пристли и Брокльхёрст дошли до прибрежных морен, набрав по дороге изрядное количество яиц больших поморников. Впрочем, предполагавшееся пиршество оказалось не слишком роскошным, так как из всей массы яиц, по словам одного из членов отряда, лишь около дюжины были «сносны» для еды. Все остальные яйца они выбросили прямо на снег около палатки, в результате чего подверглись настоящему нашествию поморников. Птицы не только набросились на яйца, но вообще сильно мешали людям, так как стали клевать и санную упряжь и сложенные на санях запасы.

Во время пути много неприятностей доставляли небольшие участки тонкого льда, толщиной не более 3–6 мм в форме чечевицы, середина которой была иногда на 12–15 см выше основной поверхности льда. Если ступить на такую ледяную чечевицу, она проламывается, и нередко под льдом оказывается скопление соленой воды в 3–5 см глубиной. Пристли высказывает предположение, что они образуются от таяния нанесенного метелью снега, а особенность их строения обусловливается тем, что соленая вода разрушает снег снизу быстрее, нежели лучи солнца сверху.

15 декабря партия Армитеджа приступила к восхождению на ледник Феррара. Перед этим Пристли тщательно исследовал окружающие скалы, чтобы выяснить, нет ли там каких-нибудь ископаемых. Поверхность глетчера большею частью была в плохом состоянии; вместо льда местами встречался рыхлый снег. 19 декабря партию сильно задержала снежная метель, а затем она попала на очень скользкий лед, изрезанный трещинами. 20 декабря путешественники заночевали у Одиноких скал, на том месте, где был лагерь капитана Скотта, после того как он оставил Сухую долину. Мысль дойти до склада Нунатак пришлось оставить, так как шел густой снег и двигаться было очень трудно, а время, имевшееся в распоряжении экспедиции, слишком ограничено. Пристли без особого успеха поработал под скалой, расположенной между Сухой долиной и восточной ветвью ледника, и затем они направились к горе Обелиск.

«Я исследовал без всякого успеха одну глыбу песчаника за другой. По виду его можно было думать, что ископаемых в нем нет, – записывает Пристли в своем дневнике вечером 21 декабря. – Единственное, что в нем отличается от обычных зерен кварца – это отдельные прожилки конгломерата с кусками кварца и линзы мягкого глиноподобного вещества. Другая порода, найденная мной здесь, представлена глыбами гранита порфировой структуры , встречающимися вообще часто. Песчаник здесь сильно выветрившийся, часто рассыпающийся в куски от одного удара. Я стою перед необходимостью искать ископаемые в породах, которые старательно избегал бы исследовать, будь я в Англии или каком-либо другом месте. Я никогда не встречал осадочных пород, нахождение ископаемых в которых казалось бы менее вероятным. Многие валуны покрыты твердой коркой белой непрозрачной соли (вероятно, углекислого кальция); если в этом песчанике когда-нибудь была известь, то она уже давно растворилась. Здесь много интересных пород, но я лишен возможности отбирать много образцов из-за трудности транспортировки…

В карте этой местности, очевидно, есть серьезные ошибки. Вся скала, расположенная напротив, помечена «биконский песчаник» , а отсюда со стороны обрыва хорошо видно, что на протяжении по меньшей мере 900 метров она состоит из гранита; видно даже зернистое строение породы. Этот гранит покрыт на вершинах холмов песчаником, но долерит здесь, по-видимому, кончился, за исключением верхнего потока. Если принять во внимание горизонтальное залегание пород, характер этой формации соответствует моему предположению. Именно то, что я сомневался в существовании «биконского пecчаника» на такой глубине и привело меня сюда, наряду с ожиданием находки ископаемых, если б оказалось, что карта составлена правильно».

В это время на леднике шло быстрое таяние. Западная партия направилась к северной стенке ледника, но остановилась перед ледяным обрывом, высотой в 60–90 метров, у подножья которого бежал водяной поток. Глубокие трещины в складках и ямки были заполнены водой; вода стекала с выпуклой поверхности ледника к потоку, ревевшему у подножья ледяного обрыва. Зрелище великолепное, но для исследователей обстановка была не приятная.

Скалы по бокам ледника отделяла от льда проталина, глубиной около 15 метров, по дну которой также бежал поток. Затем шла боковая морена, находившаяся еще в районе, где ощущалось действие нагретых скал; морена вызвала образование ложбины глубиной в 1–2 метра ниже основной поверхности ледника. Морена начиналась крутым, почти перпендикулярным, подъемом, немного вогнутым. Затем шла обычная волнистая поверхность, а находившиеся дальше камни образовывали промежуточную морену, недостаточно высокую, чтобы вызвать общее понижение поверхности, хотя каждый камень находился в собственной ямке, наполненной талой водой. Посередине тек извиваясь небольшой ручей в несколько футов шириной; дно его русла было заполнено моренным гравием. Вечером в ямках, защищенных от солнца, вода стала замерзать. Длинные ледяные иглы начинали расти от небольших зерен гравия и скрещивались много раз, образуя красивый рисунок. В некоторых ямках на поверхности образовались шестиугольные пластинки льда.

Обследование Одиноких скал показало, что на карте это место нанесено не совсем правильно. Предыдущие экспедиции полагали, что эти скалы образуют остров, обтекаемый с обеих сторон ледником, но более тщательное исследование обнаружило, что на самом деле они являются чем-то вроде полуострова, так как соединены с главным северным массивом гранитным перешейком, высотой не менее 300 метров.

Ледник на пути к Сухой долине обтекал этот полуостров. Сразу же за перешейком находилось порядочных размеров озеро, питаемое ручьями из противолежащего ледника. Вода в ручьях была желтая от увлекаемого ила. Из озера вниз в Сухую долину вытекал поток, тоже очень мутный. Одинокие скалы находятся на высоте около 600 метров над уровнем моря. Пристли занимался геологическими исследованиями и съемкой окрестностей восточной ветви ледника. Он исследовал места, носящие названия Керки-Киллз, гора Шишка и Ущелье ветров. 24 декабря около самого лагеря путешественники нашли побелевший скелет тюленя-крабоеда. Любопытно, что одно из этих животных проникло так далеко вверх по леднику. Новый лагерь был разбит у подножья горы Шишки, как раз за вторым ущельем к востоку от Ущелья ветров. Здесь Армитедж и Пристли взобрались по склону, находившемуся позади лагеря, на высоту 1280 метров. На высоте 944 метров они нашли желтый лишайник, на 1158 метрах – черный, а на высоте 1280 метров – зеленый лишайник, или мох. Лагерь был разбит на высоте 753 метра.

Партия провела день Рождества в этом лагере. Как и все остальные санные экспедиции, которые в это время находились вне зимовки, партия устроила себе праздник. На завтрак ели похлебку, сардины в томатном соусе и изюм; на второй завтрак – сухари и мармелад; а на обед консервированных цыплят без костей и маленький плум-пудинг.

В этом районе Армитеджу удалось найти обломок песчаника с отпечатками, похожими на папоротник, хотя Пристли мало рассчитывал встретить здесь хорошие отпечатки ископаемых, так как песчаник был сильно метаморфизован. День они провели за геологической работой.

«Солнце, – пишет Пристли, – здесь уходит в 21 час 30 минут. Было очень интересно наблюдать, как яркий свет внезапно сменяется полной темнотой в палатке; в то же время снаружи тонкая поверхность льда, покрывающая лужи талой воды вокруг камней, начинает сжиматься, издавая звуки, схожие с пистолетными выстрелами. Иногда лед даже ломается и разлетается по всем направлениям, звеня, как разбитое стекло. Это, конечно, результат быстрого охлаждения льда холодным ветром плоскогорья, начинающим дуть как только прекратится действие солнца. Плум-пудинг был с «воробьем» под верхней корочкой. Не забыть передать через Уайлда один из кусков песчаника с выемкой в нем – в подарок той новозеландской девушке, которая дала ему этот плум-пудинг».

27 декабря партия Армитеджа опять спустилась с ледника, чтобы посмотреть, не подошла ли Северная партия к мысу Масленому. По пути Пристли изучал морены и собрал большую коллекцию геологических образцов. 1 января (1909 года) партия дошла до склада. На леднике им постоянно попадались трещины и круглые ямы, но все обошлось благополучно. Нередко приходилось проваливаться на снежных мостах по колено или по пояс, но всегда удавалось успешно выбраться на поверхность. Погода стояла теплая, что при их работе было неприятно, так как снег таял и люди все время были мокрыми.

На мысе Масленом партия Армитеджа не нашла никаких следов Северной партии и, прождав там до 6 февраля, направилась к береговым моренам, расположенным в расстоянии дня пути к югу: там она хотела собрать коллекцию геологических образцов. Морены эти, открытые еще экспедицией «Дискавери», являются остатками времен более сильного оледенения и состоят из обломков самых разнообразных пород. По этим обломкам можно судить о геологическом строении гор, находящихся далее к западу, почему они и представляют большой интерес. Проведя там два дня, партия собрала примерно 115 кг образцов, возвратилась с ними на мыс Масленый и пробыла там до 11 января. Никаких признаков Северной партии все еще не было, поэтому 11 января Армитедж с товарищами снова пошел на север к Сухой долине. Там Пристли открыл древний морской берег на высоте примерно 18 метров над современным уровнем моря, а Брокльхёрст поднялся на гору, известную под названием горы Гавани.

В песке древнего берега вплоть до высоты в 18 метров были вкраплены многочисленные обломки раковины Pecten Colbecki, и сейчас распространенной у мыса Ройдс. Пристли полагает, что эти раковины, вероятно, можно обнаружить еще выше. Описывая местные морены, Пристли говорит:

«По своим основным характерным чертам они очень похожи на береговые морены. Большие участки покрыты гравием, перемешанным с валунами всевозможных видов и размеров, хаотической смесью осадочных, вулканических, изверженных, глубинных и метаморфизированных пород. Поверхность прорезана руслами потоков, окаймленных плоскими участками, покрытыми гравием. Приближаясь к морю, потоки эти разливаются по большим веерообразным равнинам из осадочной грязи. От береговых морен эти образования отличаются присутствием многочисленных экземпляров и ныне существующих раковин, вкрапленных в моренный гравий и песок. Большей частью раковины попадаются под любым крутым углублением в русле потоков, где они, отступая назад, прорыли себе ложе в гравийной террасе. Поразительно, что эти крайне хрупкие раковины сохранились. Я видел тысячи экземпляров раковины Ресtеn Соlbecki и собрал много отдельных целых створок. Мне встретилось несколько участков с раковинами Аnataena, столь распространенными на мысе Ройдс. В начале одной из равнин осадочной грязи, примерно на 60 см выше нынешнего уровня моря, я нашел много высохших маленьких ракообразных [amphypoda] и высохшую рыбку в 2,5 см длиной. Вся морена, насколько я по ней прошел, покрыта костями тюленей, и я видел два высохших трупа, еще покрытых кожей. Один из этих тюленей был крабоед. Среди различных подобранных образцов горных пород был кусок биконского песчаника, с такими же странными отпечатками, как на двух образцах, найденных Армитеджем на горе Шишке. Отпечаток на камне имел в точности такой вид, как будто в глину вдавили тело бескрылого насекомого, похожего на осу в несколько сантиметров длиной».

14 января партия Армитеджа опять вернулась к складу и в соответствии с оставленными мной инструкциями разбила лагерь, чтобы ждать Северную партию до 25-го числа, когда им надлежало возвратиться на зимовку или начать подавать сигналы судну гелиографом.

24–25 января Западная партия с трудом избежала гибели. Исследователи устроили свой лагерь на морском льду у подножья мыса Масленого, предполагая следующим утром направиться в обратный путь. Положение их в этом месте казалось вполне надежным. Армитедж обследовал вдоль всего берега приливную трещину и не заметил никаких признаков необычного движения льда; точно так же и по соседству лед казался совершенно прочным. В 7 часов 24 января первым вышел из палатки Пристли и через несколько минут прибежал обратно с криками, что лед отломился и льдина плывет к северу в открытое море. Армитедж и Брокльхёрст немедленно выбежали из палатки и сейчас же убедились, что действительно это так. Между их льдиной и берегом было уже примерно километра три, и льдина несомненно двигалась в море.

«Увидев, что лед оторвался, мы быстро сняли лагерь, нагрузили сани и отправились в путь, чтобы посмотреть, нельзя ли сойти с этой льдины где-нибудь с северной стороны. Положение было довольно серьезное. Перебраться через водное пространство мы никак не могли, нельзя было ожидать и помощи с судна. К тому же большая часть пищевых запасов находилась на мысе Масленом. Мы прошли очень недалеко на север. Встретив опять пространство чистой воды, мы решили возвратиться обратно. Пришли к месту своего лагеря и там в 11 часов дня позавтракали. Посовещавшись между собою, пришли к заключению, что лучше всего оставаться на этом месте. Возможно, что придет судно и заберет нас на следующий день, или переменится течение и льдину опять прибьет к берегу. Однако до 15 часов никакого улучшения в нашем положении не произошло. В широких полыньях гуляли косатки, выбрасывая свои фонтаны. Иногда снизу под льдом, на котором мы находились, слышались их удары.

Мы пошли опять на север, но по всем направлениям была вода. Обойдя льдину кругом, в 22 часа мы вернулись в прежний лагерь и поужинали там похлебкой и сухарями. У нас на льдине имелся запас провизии лишь на четыре дня, и я решил сократить порции. Несколько ободряло нас то обстоятельство, что льдина, по-видимому, перестала продвигаться к северу и, быть может, нас опять принесет к припаю. Чтобы согреться, мы залезли в свои спальные мешки.

В 23 часа 30 минут Брокльхёрст вышел из палатки, чтобы посмотреть, не изменилось ли наше положение, и вернувшись сообщил, что как будто мы уже в нескольких сотнях метров от припайного льда и двигаемся по направлению к берегу. Я также вылез из мешка, надел финеско, вышел и увидел, что мы уже очень близко к припаю; до него осталось, быть может, не более 200 метров. Решив, что есть шанс на удачу попытки выбраться на берег, я изо всех сил побежал обратно в палатку и закричал товарищам, чтобы собирались. В несколько минут лагерь был снят и все погружено на сани. Я побежал опять к тому углу льдины, на котором совершенно случайно находился в первый раз. В момент, когда товарищи с санями подошли ко мне, я почувствовал, что льдина ударилась о припай. Она прикоснулась к нему не более как на протяжении двух метров и как раз на том месте, где мы находились. Мы моментально перетащили сани через образовавшийся мост.

Как только мы очутились на льду припая, льдина снова отплыла и на этот раз уже отправилась прямо к северу, в открытое море. Единственное место, которым она прикоснулась к припаю, было именно то самое, на которое я попал, когда вышел первый раз из палатки. Если бы случайно я направился в какое-нибудь другое место, мы не выбрались бы со льдины.

Отсюда мы направились к мысу Масленому. К 3 часам добрались до него, разбили там лагерь, поели как следует, залезли в свои спальные мешки и заснули. Когда мы встали к завтраку, то на том месте, где находилась наша льдина, была совершенно открытая вода. Вместе с тем я увидел вдали, в 15 или 20 километрах, «Нимрод» под парусами. Мы направили на него свой гелиограф и, просигнализировав примерно в течение часа, получили ответ.

«Нимрод» подошел к припаю в 15 часов 26 января и мы со всем своим снаряжением и с геологическими образцами перешли на судно. На мысе Масленом был оставлен склад провизии и запас керосина на случай, если Северная партия доберется до этого места после нашего отъезда» .

22 и 23 января дул свежий ветер, ледяной покров по соседству с мысом Ройдс начал взламываться. Это заставило «Нимрод» отойти на стоянку немного южнее. Отсюда Дэвис совершил поездку к мысу Хат с донесениями, которые вспомогательная партия должна была оставить для меня на складе утеса Минна-Блаф. 25 января лед взломался на таком протяжении, что капитан Ивенс счел возможным попытаться проплыть достаточно далеко на противоположную сторону пролива Мак-Мёрдо и вдоль западного берега, чтобы отыскать партию, исследовавшую Западные горы, а также и Северную партию, которая к этому времени могла уже возвратиться из своего путешествия к Магнитному полюсу и находиться на мысе Масленом. «Нимрод» вышел в пролив. Километрах в 15 или 20 от мыса Масленого с судна заметили мелькание гелиографа. «Нимроду», удалось пристать к припаю и забрать Армитеджа, Пристли и Брокльхёрста.

После этого дня хорошая погода наблюдалась лишь временами и на короткий период. Приближалась осень. Оставшийся в проливе сплошной лед начал быстро взламываться и превращаться в плавучие льдины, двигавшиеся на север. Когда задували бури, что случалось часто, «Нимрод» становился под защиту севшего на мель айсберга по соседству с мысом Барни, чтобы, оставаясь на месте, расходовать только абсолютно необходимый минимум угля. Когда лед сильно взломало, судно нашло себе приют под Ледниковым языком.

 

Мыс Ройдс

 

Старший помощник Дэвис

 

Раймонд Пристли

 

Ожидание было очень неприятно для членов экспедиции, остававшихся на берегу, как и для экипажа судна. Приближалось время, когда «Нимрод» должен был уйти на север, иначе он рисковал замерзнуть во льдах и зазимовать. Однако обеих партий – Южной и Северной – все еще не было. По оставленным мною инструкциям, если бы Северная партия не возвратилась к 1 февраля, то судно должно было предпринять поиски ее вдоль западного берега в северном направлении. Партия опаздывала уже на три недели, поэтому 1 февраля «Нимрод» направился на север, и капитан Ивенс предпринял тщательное обследование берега. К зимовке «Нимрод» возвратился лишь 11 февраля.

В это время Мёррей и Пристли были заняты интересными научными исследованиями. Пристли обследовал окрестности. Теперь, когда в значительной степени исчез снежный покров, Пристли имел возможность видеть много интересных геологических обнажений, ранее укрытых снегом. Найденные здесь отложения с иглами губок и различными другими ископаемыми остатками несомненно свидетельствовали о недавнем поднятии морского дна. Между двумя озерами был найден толстый слой отложения соли, а также открыты различные интересные вулканические образования. Мелкие озерки в это время совершенно растаяли и дали возможность познакомиться с разнообразными представителями водной фауны, не встречавшимися зимой. Кроме того, материал для наблюдений продолжали доставлять Мёррею пингвины.

Предпринятые «Нимродом» поиски Северной партии были чрезвычайно затруднительны и вместе с тем опасны. Море сплошь было заполнено плавучими льдами, а капитану Ивенсу приходилось держаться вблизи от берега, чтобы не просмотреть сигналов, заключающихся, быть может, лишь в каком-нибудь небольшом флаге. «Нимрод» должен был пройти на север до песчаного берега, расположенного у северной стороны ледника Дригальского. Капитан Ивенс выполнил эту задачу, несмотря на все препятствия, которые впоследствии в своем отчете он скромно называл «маленькими навигационными затруднениями».

Как выяснилось, песчаного берега, отмеченного на карте, вовсе не существовало, но все же «Нимрод» дошел до указанного места и затем направился обратно на юг, обыскивая каждый метр побережья. 4 февраля на краю ледяного барьера была замечена палатка. Судно дало два выстрела. Тотчас же из палатки выскочили трое участников экспедиции к Магнитному полюсу и бросились бежать к краю барьера. Моусон второпях свалился в трещину и не мог из нее выбраться, пока с судна не явилось на помощь несколько человек.

Описывая, как была найдена эта партия, Дэвис говорит: «Это были счастливейшие люди, каких я когда-либо видел». Их сани, снаряжение, собранные коллекции были взяты на «Нимрод», которому удалось причалить прямо к Барьеру, и затем капитан Ивенс направился назад к нашей зимовке.

В следующих главах профессор Дэвид описывает все приключения Северной партии.

 

Финеско