Часть IV
Долина Ледяного Ветра

К своему удивлению, я обнаружил, что потерял фокальную точку своего гнева.

Гнев, разочарование и глубокое чувство потери по-прежнему кипели во мне, но цель этого гнева рассеялась на отвращение к несправедливости и жестокости самой жизни.

Я должен постоянно напоминать себе злиться на Дрейго Проворного!

Какое странное осознание, которое стало, прозрением, которое перевернуло меня как прибойная волна на пляже Лускана. Я живо помню момент, как это внезапно произошло (в то время как потеря фокальной точки заняла много месяцев). Я отдыхаю в своей палате в великой резиденции Дрейго Проворного, отдыхаю в роскоши и ем изысканные блюда. У меня даже есть своя маленькая винная стойка, которую мне предоставили помощники Дрейго, когда я онемел от своей близости к Дрейго Проворному — или, если и не от близости, то, возможно, от полного отсутствия гнева к нему.

Как это случилось?

Почему это случилось?

Этот нетерезский лорд лишил меня свободы самым ужасным образом, я был прикован цепями в грязной и мрачной темнице. Он не пытал меня открыто, но обхождение его слуг часто было суровым, включая пощечины, удары и более чем несколько ударов ногами по моим ребрам. И разве просто действительность моего лишения свободы не была сама по себе гротескной пыткой?

Этот нетерезский лорд натравил медузу на моих спутников, на мою любовницу, и на мою единственную остающуюся связь с теми желанными минувшими днями. Их не стало. Далия, Энтрери, Амбра и Афафренфер окаменели и погибли благодаря козням Дрейго Проворного.

Все же мы вторглись в его дом… это смягчающее обстоятельство, казалось, всегда присутствовало в моей голове, и только набирало силу изо дня в день, по мере улучшения моего положения.

Я осознал, что это было ключом ко всему. Дрейго Проворный играл в тонкую изысканную игру с моим разумом, и с разумом Эффрона, постепенно улучшая наши жизни. Шаг за шагом, и буквально, сначала, кусок за куском улучшалась еда с точки зрения качества и количества.

Голодающему человеку тяжело ударить по руке, которая его кормит.

И когда основные потребности, такие как пропитание, доминируют в твоих мыслях, тяжело поддерживать гнев или помнить его причину.

Вкусные куски, поданные с успокаивающими словами, крадут такие воспоминания, так тонко и постепенно (хотя каждое улучшение чувствовалось действительно важным), что я не обращал внимания на мою уменьшающуюся враждебность к старому чернокнижнику-шейду.

А затем пришло прозрение, в тот день в моей уютной комнате в замке Дрейго Проворного. Но даже с полным воспоминанием о разворачивающихся событиях, я счел, что невозможно вызвать уровень гнева, который я изначально испытывал, и трудно испытывать что-то большее, чем медленное закипание.

Я остался здесь сидеть, задаваясь вопросом.

Дрейго Проворный часто ко мне приходит, даже ежедневно, и я мог бы сделать оружие — из разбитой бутылки вина, например.

Стоит ли мне попытаться?

Возможность получения свободы путем насилия, кажется, в лучшем случае, малопривлекательной. Я уже десятидневки не видел Эффрона и понятия не имею о том, где он и как его найти. Я не знаю, по-прежнему ли он в замке, или даже жив ли он еще. Я понятия не имею о том, как найти Гвенвивар, и при этом, у меня даже больше нет ониксовой статуэтки.

И даже если бы я убил старого чернокнижника и смог бежать из замка, что тогда? Как я вернусь на Фаэрун, и кто там меня ждет, в любом случае?

Никто из моих старых друзей, потерянных для ветров. Ни Далия, ни даже Артемис Энтрери. Не Гвенвивар ни Андахар.

Нападение на Дрейго Проворного обреченного дроу стало бы окончательным актом неподчинения.

Я смотрю на бутылки, расположенные по диагонали в ячейках на винной стойке, и теперь я в них вижу смертоносные кинжалы в пределах моей досягаемости. Дрейго Проворный теперь ходит ко мне один, без стражей, и даже бы если с ним были его лучшие воины, я был обучен ударить быстрее, чем они успеют его заградить. Возможно, у старого чернокнижника есть магическая защита, дабы предотвратить такое нападение, возможно, нет, но этот удар был бы криком свободы и отрицания этого чернокнижника, который забрал у меня так много, кто лишил свободы Гвенвивар и стоил мне моих спутников, когда мы пришли за ней.

Но я могу только покачать головой, глядя на эти потенциальные кинжалы, ибо я не буду делать их из бутылок. Но не страх перед Дрейго Проворным останавливает мою руку. И не безнадежность такого акта, с уверенностью в том, что даже в случае успеха, я бы, конечно, погиб, и, вероятно, достаточно скоро.

Я знаю, что не убью его.

Ибо я этого не хочу.

И это, я боюсь, может оказаться самым большим прозрением.

Дзирт До’Урден

Отправить