Глава 11
Темная комната, темный секрет
Эффрон мерил шагами огромный причал Врат Балдура, как и каждое утро уже больше месяца. Он был в недоумении — судно должно было быть в порту вскоре после его прибытия. Эффрон каждый день приходил сюда; каждый день тифлинг спрашивал всех портовых рабочих, которых он мог найти, и у которых было время, чтобы с ним поговорить.
Ничего.
Ни слова о «Пескаре Шкипере» и глядя на безбрежные, темные воды, волнующиеся перед ним в этот дождливый день, Эффрону не трудно было предположить, что судно было потеряно в этой неприветливой, окружающей среде известный как Побережье Мечей. На самом деле, в это особенно тоскливое утро, чернокнижник был в этом уверен.
Вероятно, океан забрал его и всех на борту, или какие-то морские дьяволы, большая акула, кит или даже кракен, пробил его корпус и утащил на дно, пировать экипажем.
Если он был прав, то его мать умерла, и цель его жизни столкнулась с резким концом.
Или возможно его настроение было результатом погоды, а не какого-то разумного заключения. В этот день воздух был тяжелый, хотя весна быстро мчалась к лету.
Эффрон отверг это поверхностное мнение. Погода не благоприятствовала, но и такого резкого конца, как казалось, не было. Это утро стало логическим завершением его возрастающего страха. Эффрон уже две десятидневки боролся с неотвязным чувством, что они погибли, поглощены морем, и что его виды на будущее — на его собственное будущее — собирались резко поменяться.
Он хотел ее смерти. Он хотел ее убить.
Теперь он стал сиротой. Теперь его мечта осуществилась, но ее вкус, неожиданно, оказался не таким уж сладким.
— Будь ты проклята, — прошептал он себе под нос, шагая по огромной пристани этого впечатляющего портового города. Это были единственные слова, которые он произнес, даже не потрудившись спросить портовых рабочих, видел ли что-то, или слышал кто-нибудь о подходе «Пескаря Шкипера».
Не было никакого смысла.
А возможно, он боялся, что не было никакого смысла задавать пустые вопросы портовым рабочим Врат Балдура.
Он шел медленно, его неживая рука болталась у него за спиной. Влага вокруг его глаз была больше, чем дождь тяжелого и влажного дня.
В течение многих лет он пытался утвердиться перед своим отцом. Разумеется, он никогда не мог стать воином, каким хотел его видеть Херцго Алегни, с его плечом и бесполезной рукой и дюжиной других менее очевидных или резких недостатков, имеющихся в его хрупкой фигуре. Но, тем не менее, он пытался, каждый день и всеми способами. А принадлежал ли чернокнижник в Царстве Теней самому себе когда-либо в жизни? Он случайно услышал, что даже Дрейго Проворный не был таким успешным, как Эффрон сейчас, пока ему не исполнилось сорок лет, хотя Эффрон был вдвое моложе.
Он жил своей жизнью со смелостью и дисциплиной, и даже лорды Нетерила, время от времени, принимали его во внимание.
Чем-то из этого мог гордиться Херцго Алегни?
Эффрон честно не знал. Если это так, его жестокий отец-тифлинг никогда этого не показывал. И даже в тех немногих случаях, когда слова или взгляд Херцго Алегни возможно говорили об отцовской гордости, жестокий опыт, научил Эффрона рассматривать их больше как манипуляцию, чем что-либо еще, как будто эгоцентричный Херцго Алегни повышал мораль Эффрона, потому что хотел получить из него нечто большее.
Эффрон рассматривал возможность того, что у него не было более глубоких чувств к Алегни, чем он питал к Далии.
Ах, Далия. Для Эффрона она была камнем преткновения, предельной болью, отчаянным вопросом и неотвязным сомнением.
Она бросила его с утеса.
Его мать полностью отказалась от него и бросила его с утеса.
Как она могла так поступить?
Как он ее ненавидел!
Как он отчаянно желал ее убить!
Как он нуждался в ней.
Он не мог собраться с мыслями, в этот тоскливый день эмоции нападали на него со всех сторон. Теперь, на этой пристани сегодня утром, он принял тот факт, что она погибла, и волны, идущие к нему с разных сторон, катились и поднимались, накатывались и сталкивались посреди его сознания.
— Ха! — раздался крик, когда он проходил мимо пары пожилых людей, один из них со шваброй, а другой с парой ручных багров для разгрузки мешков зерна.
— Я же говорил, что сегодня уродец не будет спрашивать! — продолжил вооруженный баграми старик и издал визгливый смешок.
— Ты смеешься надо мной? — сурово спросил Эффрон.
— Не-а, дьяволенок, он просто смеется над собственным предсказанием, — ответствовал человек со шваброй. — Он сказал, что сегодня ты не спросишь о «Пескаре Шкипере».
— И скажи на милость, откуда он это знает?
— Потому что сегодня пришло известие, — сказал старик и снова засмеялся, хотя его смех больше походил на кудахчущий кашель. — Он там, севернее и западнее. Мешают шторм и ветер, но его паруса могут показаться на горизонте перед закатом. В любом случае, он придет завтра.
Эффрон старался сохранять спокойствие, но знал, что дрожит, ибо чувствовал, что колеблется его безжизненная рука. — Откуда ты знаешь? Скажи мне. Скажи!
Другой товарищ поднял свою швабру и указал ею на судно, которое, очевидно, только что пришло, поскольку его экипаж все еще работал и не сошел на берег. — Они его видели в последние трое суток. Под флагом Курта. Лусканское судно, и они узнали «Пескаря Шкипера».
Эффрон безучастно посмотрел на другое судно, но его мысли лились потоком вдоль аллей потерянной нити. Далия. Вероятно она на борту, и вероятно живая.
Далия, у которой были ответы на его вопросы, очень страшные и нужные Эффрону.
Только теперь ему пришло в голову, что нетерпение, которое тянуло его в порт в последние дни, могло дорого ему обойтись.
— Послушайте, — решительно сказал он паре. — У меня для вас монета. Золотая монета.
— Продолжай, — промолвил мужчина со шваброй.
— Я хочу знать, кто сойдет с того судна, — пояснил Эффрон. — И я не хочу, чтобы они знали, что я спрашивал.
— Золотая монета? — переспросил старик.
— Золотые монеты, — уверил его Эффрон. — Монет будет больше, чем пальцев обеих твоих и его рук.
— Ищите темного эльфа и эльфийку рядом с ним, — пояснил Эффрон.
— Женщина дроу?
— Нет, только мужчина.
— Эльфиек много. Как мы поймем, что это она?
— Вы поймете, — пообещал Эффрон, его взгляд неумолимо стремился назад к пустым водам, на северо-запад, словно ожидая, что паруса появятся в любой момент. — Вы поймете.
* * * * *
— Он сказал три дня, — промолвил Дзирт, имея в виду время, которое они проведут во Вратах Балдура. Идущая возле него Далия обернулась, чтобы посмотреть на Энтрери, всего в нескольких шагах позади них, она задавалась вопросом, относился ли к нему этот период времени.
Энтрери был удивительно бодр, несмотря на то, что после отплытия из Лускана судно шло смехотворно кружным путем и постоянные задержки в море, он жаловался меньше, чем любой из пятерки, а также большинство членов экипажа. И теперь он улыбался. Он поднял одну руку в направлении Далии и помахал тремя пальцами, подтверждая слова дроу, хотя, подтверждал ли он то замечание или дразнил ее, потому что это относилось к ней, а не к нему, она не могла сказать.
Далия поняла, что она очень хотела видеть Артемиса Энтрери на борту, когда они будут возвращаться, и у нее в голове промелькнуло, что если он не собирался возвращаться, то и она тоже.
— Три дня? — сказала Амбра, они с Афафренфером шли сразу за убийцей. — Ну что ж, тогда пойдемте. Три дня пьянки и гулянки… надеюсь, что здесь, во Вратах Балдура шатается несколько красивых дворфов!
Она завизжала от смеха, а Афафренфер беспомощно покачал головой.
— Хе-хе, я думаю, что качающаяся лодка немного согнула мои ноги! — добавила Амбра и снова завизжала.
— Ну, ты знаешь, что нужно уползать прочь с Лусканской пристани? — послышался голос со стороны, и заставил Далию снова посмотреть вперед, мимо Дзирта на пару портовых рабочих. Один был средних лет, а расцвет второго был далеко позади — судя по его внешности и манерам, свою жизнь он провел в море.
Дзирт и Далия остановились и посмотрели на этих двоих.
— Ах, но не ты дроу, — промолвил старик. Он посмотрел мимо Дзирта на Далию и подмигнул.
Другой человек прислонил свою швабру к плечу, поднял обе руки, пошевелил пальцами и сказал, — Больше золотых монет, чем пальцев.
Далия не знала, что с ними делать и особо не беспокоилась. Она пошла дальше, потянув за собой Дзирта.
— Я считаю, что он просто сделал тебе непристойное предложение, — сказал Энтрери за их спинами, когда они уже далеко отошли.
— Тогда я должна вернуться и поцеловать его, — ответствовала Далия, и все четверо ее спутников скептически на нее посмотрели. — Тогда возьмите его монеты, пробейте его череп и бросьте в море.
Она продолжала беззаботно идти, как будто эта мысль могла бы быть на половину шуткой, но с другой стороны, могла бы и не быть. И ее спутники, видевшие эльфийку-воительницу в действии, допускали любую возможность. И, конечно же, это отразилось во взгляде Дзирта.
Далия заметила этот взгляд дроу, но слишком поздно, осознала она.
Войдя в город, они разделились, Далия и Дзирт направились к хорошим трактирам, Амбра потянула Афафренфера в сторону многочисленных захудалых таверн рядом с пристанью, а Энтрери непринужденно помахал и пошел по своим делам. Далия долго наблюдала за человеком, пытаясь понять, какая часть Врат Балдура привлекла его больше всего. Город был справедливо разделен по четким демаркациям: богатые торговцы, ремесленники и бедняки. Далия полагала, что Энтрери направится в средние уровни, но вблизи диких областей недалеко от пристани. Казалось, он выбрал это направление.
— Мы снимем одну комнату или две? — спросила Далия Дзирта, и он резко повернулся к ней, в очевидном удивлении. — Или возможно просто койки в общей комнате, так, чтобы мы могли притвориться, что мы все еще на корабле?
Дзирт недоверчиво на нее посмотрел.
— Это даст тебе оправдание, в котором ты, кажется, нуждаешься.
Дзирт остановился и повернулся к ней лицом.
Далия глубоко вздохнула и сказала, — Ты не прикасался ко мне десятидневки, даже месяц.
— Это не правда.
— Разве? Кроме нашего первого дня в море.
Дзирт сглотнул и посмотрел вокруг. — Не здесь, — промолвил он, и взял Далию за руку и направился в ближайший трактир, где он снял самую лучшую, из свободных комнат.
Как только он закрыл за собой дверь, Дзирт решительно направился к Далии.
В этом она нашла некоторое удовлетворение, но все равно его оттолкнула. Сначала, она не знала, почему, но вскоре ей стало ясно, что Дзирт делал это больше из чувства долга, чем по желанию — а если по желанию, то это физическое желание, а не эмоциональное.
Когда Далия поняла и осознала это, она не захотела этому уступать.
— Почему? — спросила она смущенного дроу — смущенного, но не уязвленного, поняла она — и если он был разочарован, то хорошо это скрывал.
— Что ты имеешь в виду? — спросил он.
Далия с усмешкой от него отстранилась, даже отвернулась, потому что она не хотела смотреть на него в этот момент. — Ты пытаешься меня успокоить.
— Ты только что сказала…
Она повернулась к нему, скрестив руки на груди и притопывая ногой.
Теперь пришел черед Дзирта вздохнуть. Он подошел к стулу у дальней стены, как трактирный боец, направляется в свой угол между боевыми раундами. Он оседлал этот стул, расположив свои локти на его спинке.
— Я когда-нибудь рассказывал тебе о Инновиндиль? — спросил он. — О эльфийке, которую я когда-то знал?
У Далии не изменилась ни поза, ни выражение лица.
О Подруге, которую я знал сто лет назад, — пояснил Дзирт. — Она была старше тебя и старше меня. Я встретил ее в момент потрясения, орки разоряли округу и давили на королевство моего самого дорогого друга — друга, которого я считал погибшим, вместе со всеми остальными, включая…
— Кэтти-бри, — заметила Далия, поскольку Дзирт рассказывал ей о своей жене. — Таким образом, ты ее потерял и заполнил свои дни спутницей-эльфийкой.
Дзирт покачал головой. — Я думал, что потерял ее, потерял их всех, но до этого было еще далеко.
— На этом твоя история заканчивается?
Дзирт снова вздохнул. — Нелегко добраться до сути, — признался он. — Ты прожила только четыре десятилетия, а Инновиндиль видела рождение и смерть веков, ее уроки объясняли жизнь.
— А почему меня это должно волновать?
— Потому что это объясняет… меня, — выпалил Дзирт. — Мои действия или бездействия.
— Для тебя все должно быть таким важным действом? — промолвила Далия.
Дзирт усмехнулся. — Ты не первая, кто сказал мне такую вещь мне.
— Значит, возможно, ты должен слушать.
— Я пытался, — сказал дроу, и указал на место перед кроватью, где он добивался Далии.
— Месяцы, — мрачно ответствовала она.
— Инновиндиль сказала мне проживать свою жизнь в более коротких промежутках, в человеческих сроках, а затем начинать сначала. В частности, она сказала это насчет дружбы и даже любви с маложивущими расами.
— Она сказала тебе это, чтобы ты закончил горевать.
— Я полагаю, что ты это так понимаешь.
— Я просто говорю как есть. И так, теперь здесь мы — еще не прошло столетия, с тех пор как ты потерял эту человеческую женщину? — и ты, кажется, не послушал ее совета, — она заметила, что Дзирт поморщился при слове человеческая, Далия сказала это слово как оскорбление, и она говорила то, что думала. — И ты намерен дать мне тот же самый совет? — фыркнула она снова. — Разве ты не должен научиться следовать ему в первую очередь?
— Я пытаюсь! — ответил он, и намного резче, чем ожидала Далия. Ну, подумала она, по крайней мере, она добилась хоть каких-то чувств от этого глупца.
— Мой урок окончен? — также резко спросила она.
— А мой, возможно, только начался, — с горечью сказал Дзирт. — Это намного сложнее, чем тебе кажется. Когда ты будешь старше…
— Дзирт До'Урден, — перебила она, ткнув в него пальцем, — слушай меня внимательно. Каждый мой прожитый год как семь твоих, а во многих отношениях я старше, чем ты, вероятно, когда-либо вообще будешь. В отношении… — она сделала паузу и огляделась, ища подходящее слово, но просто обвела спальню драматичным жестом, — я более опытна и рациональна.
— Твои серьги говорят о другом, — сказал он спокойно.
— Возможно, меня и преследуют демоны, но я, по крайней мере, не занимаюсь любовью с призраками, — ответила она и вышла из комнаты, громко хлопнув дверью.
Она потеребила гвоздик с черным бриллиантом в правом ухе, последний гвоздик на этой мочке, и поняла, что возможно вскоре ее ожидает смертельная битва с дроу, которого она только что оставила позади.
В конце концов, именно поэтому она и выбрала его. Далия, к счастью, наконец, нашла любовника, который, по всей вероятности, ее победит и принесет ей мир.
Хотя, как ни странно, Далию это не сильно утешало. Дзирт отстранился от нее. Дзирт отвергает ее, даже не желая. Когда он сказал, что не хотел причинять ей боль, он говорил искренне, она знала.
Но все же…
Когда Далия покинула трактир, ее поразительные голубые глаза увлажнились и по ее нежным щекам покатились слезы.
* * * * *
Далия шла в таверну с кислым выражением лица, не ожидая найти свою добычу, так как она уже посетила несколько таких заведений в этой области Врат Балдура. Город поистине подавлял эльфийскую чувствительность. Она, конечно, несколько раз была в Лускане, и выросла в тэйских городах, а однажды даже посетила огромное Глубоководье, но теперь, когда она исследовала Врата Балдура, ее подавляли энергия и сумятица города.
Она, конечно, не имела представления о том, сколько таверн, трактиров и различных магазинов, зачастую с комнатами наверху, было на каждой улице. Когда они с Дзиртом разделились с остальными, Далия и представить себе не могла, что поиск Артемиса Энтрери будет настолько тяжелым испытанием.
Итак, она вошла в таверну, не ожидая ничего, все ее надежды потонули в пустоте.
Толпа перед ней расступилась, две группы моряков торгового флота разошлись, открыв ей обзор на место, где он сидел в одиночестве за маленьким столиком в дальнем углу помещения.
Далия заколебалась, она считала, что он ее не видит, и стала обдумывать, куда направиться. Теперь нет пути назад, напомнила она себе.
Она пересекла помещение. Ей заступил дорогу один мужчина, у него была неприятная улыбка и голодное выражение лица, но она толкнула его своей тростью, а когда он воспротивился, она одарила его таким холодным взглядом, что кровь отхлынула от его лица.
И на ее пути больше никто не вставал.
Энтрери ее заметил и откинулся на спинку стула.
— Вообрази мое удивление, увидев тебя здесь, — промолвила она, сев напротив него.
— Да, вообразил. Где Дзирт?
— Не знаю и мне все равно.
Энтрери издал слабый смешок. — После месяца в море? И притом, что у нас впереди куча месяцев море? Я предполагал, что вы… наверстываете упущенное.
— У нас впереди куча месяцев в море? — усмехнулась Далия.
Энтрери непонимающе на нее посмотрел.
— Ты сказал, что Врата Балдура будут твоей последней остановкой, — напомнила ему Далия, — что ты не вернешься в Лускан на «Пескаре Шкипере».
Энтрери пожал плечами, как будто это не имело значения. Он поднял бокал и сделал большой глоток.
— Так ты вернешься с нами в Лускан?
— Я этого не говорил.
От загадочных намеков человека Далия вздохнула. Она посмотрела вокруг, почти такая же раздраженная, какой была, когда она оставила Дзирта в комнате. — Где подавальщица?
Энтрери засмеялся, приковав к себе ее взгляд.
— Ее нет, — пояснил он и указал правее Далии. — Стойка там.
— Тогда иди и купи мне вино фей.
— Это вряд ли.
Далия свирепо на него посмотрела и сорвалась со своего места, нетерпеливо расталкивая беседующих завсегдатаев. Один из них начал возмущаться и даже угрожать ей. Но затем он посмотрел мимо нее — на Энтрери, она поняла — и проглотил свои слова и отступил. Действительно, Энтрери знал этот город хорошо, а город, очевидно, знал его.
Далия вскоре вернулась за столик с двумя бутылками вина фей и парой бокалов.
— Какие планы на позднюю ночь? — спросил Энтрери.
— Поиграем в игру.
— Давай не будем. Играй с Дзиртом.
— Ты боишься?
— Чего?
— Мне проиграть?
— Что проиграть?
— Возможно, ваши превосходные отношения.
Энтрери над ней засмеялся, а она налила им обоим напитки. Она подняла свой стакан в тосте, и убийца неохотно последовал этому примеру и кубки стукнулись друг о друга. Он сделал только глоток, и Далия поняла, что она заставила его насторожиться, а это совершенно не входило в ее планы.
— Мы могли бы сыграть на монеты, — сказала она.
— У меня их мало. И я не хочу искать работу на берегу.
— Тогда на вещи?
Энтрери ее оглядел. — Мне могло бы понравиться твое странное оружие.
— А мне мог бы понравиться твой кинжал.
Энтрери покачал головой и скрестил руки на груди. — Нет, Далия, чтобы ты не предложила. Я потерял его однажды, но этого больше не повторится.
— Не этот кинжал, — сказала она с лукавым взглядом и искоркой в глазах.
Выражение лица Энтрери не смягчалось — совсем наоборот.
— Возвращайся к Дзирту, — спокойно ответствовал он.
Далия поняла, что слишком на него давит. Она задавалась вопросом, дело в кодексе чести? Он боится Дзирта? Ей это казалось неправдоподобным. Возможно, Энтрери с Дзиртом, на самом деле, были более дружны, чем любой из них хотел признавать?
— Мне нужно поговорить, — сказала она, пробуя другую тактику.
— Поговори с Дзиртом.
Далия покачала головой. — Он не понимает.
— Так объясни ему.
От баррикады коротких и замкнутых ответов мужчины, Далия вздохнула и ссутулилась. — Он знает, но не понимает, — сказала она более эмоциональным голосом. — Как он может понять? Как может понять тот, кто не жил во тьме?
Энтрери, казалось, исчерпал мгновенные ответы. Он просто сидел, все еще скрестив руки, хотя и пробормотал, — Мензоберранзан? — в ответ на утверждение Далии.
Далия снова подняла свой бокал в тосте, и к ее удивлению, он ответил тем же. Он сделал большой глоток вина, осушив бокал, а она снова наполнила их оба бокала.
Ее тонкое напоминание об их общей травме тронуло его где-то глубоко внутри, она знала.
— Ты когда-нибудь находил любовь? — спросила она, ее голос был скорее печальным, чем злым.
— Я не знаю, — ответствовал он.
— Это правда! — воскликнула Далия, подаваясь вперед. Она вскочила со своего стула и села рядом с Энтрери. — Это правда, — промолвила она снова, более спокойно. — Ты не знаешь, потому что не можешь быть уверен, потому что ты не уверен, что вообще означает это слово.
— Ты любишь Дзирта? — спросил он.
Вопрос удивил ее, и она, не подумавши, выпалила «Нет».
Поскольку Далия сейчас не собиралась думать о таких вещах. Они не имели значения. Далия должна была здесь начать ряд событий, которые приведут к месту, в котором она действительно хотела быть. И Артемис Энтрери мог отнести ее в то место, как прекрасный конь.
— Это исключительно вопрос удобства, — пояснила она.
Энтрери улыбнулся и снова осушил свой бокал, но на сей раз, он наполнил его сам. — Дзирт это знает? — спросил он наливая.
— Если бы я проводила свои дни, волнуясь о том, что он знает или не знает о любви, то уверена, я бы не думала ни о чем ином. Но это едва ли меня беспокоит. Он не может осмыслить истину того, кто я, или места, откуда я пришла, так как глубоко может любая любовь бежать с ним.
Она придвинулась ближе к Энтрери, приблизила к нему лицо и предложила, — Расскажи мне о своих ранних годах.
Он сопротивлялся, но его руки уже не были скрещены.
Далия будет терпелива. Она видела истину: человек был охвачен воспоминаниями, которыми он никогда не делился, и его воинское упорство не оставило те темные дни настолько далеко позади, как ему бы хотелось.
Далия увидела, что он уязвим, и из-за собственной подоплеки, и потому, что она давно увидела истину о себе, она знала, как бороться, чтобы освободить эту уязвимость и ею воспользоваться.
— Ты знаешь, почему я ношу эти побрякушки в ушах? — спросила она. Энтрери посмотрел на нее с любопытством, изучая ее бриллианты, много светлых на ее левом ухе, и единственный гвоздик с черным бриллиантом на правом.
— Бывшие любовники, — сказала она, показывая на левое ухо.
— А нынешний на правом, — сказал Энтрери и усмехнулся. — Черный бриллиант для дроу, я вижу.
— Я надеюсь, что не будет выглядеть нелепо, когда я перемещу его на левую мочку к остальным, — сказала она.
Энтрери засмеялся над ней.
Она вылила еще вина.
— Послушаешь мою историю? — прошептала Далия.
— Я думаю, что знаю большую ее часть.
Далия посмотрела вокруг. — Не здесь, — сказала она. — Я не могу. — Она соскользнула со стула и встала, залпом выпила свой напиток, и в это же время Энтрери допил свой. Она собрала бутылки и стаканы и печально посмотрела на человека.
— Мне нужно это рассказать, — сказала она. — Целиком. Я никогда этого не делала. Я боюсь, что не буду свободна, пока этого не сделаю.
Она посмотрела на лестницу, ведущую к комнатам наверху, а затем снова на Энтрери, который, к ее приятному удивлению, вставал со своего места. По пути он остановился у стойки и взял еще две бутылки вина.
Далия поняла, что попалась в свою же сеть, как только они зашли в его комнату, а также она поняла, что совсем не волнуется. Итак, она рассказала ему все это, о своей прогулке тем давним утром к реке за водой, о возвращения в маленькую деревню ее клана, наполненную шадовар.
Со слезами на глазах она рассказала ему об изнасиловании и об убийстве своей матери.
Они пили и разговаривали, и она начала поддевать Энтрери, и Энтрери начал говорить. Он рассказал Далии о предательстве его собственной матери, о том, что она продала его в рабство в Калимпорт — он почти выплюнул название этого города. Он начал рассказывать о том, как рос на улицах, но вдруг остановился и недоуменно на нее посмотрел.
Она сглотнула.
— Расскажи мне про остальные бриллианты, — промолвил Энтрери. — О тех, что в левом ухе.
— О других любовниках, ты имеешь в виду, — сказала Далия, добавив в голос злые нотки. Но любые надежды, что Энтрери искал вуайеристские острые ощущения, были быстро разбиты суровым лицом убийцы.
— Какой из них символизирует Херцго Алегни? — спросил Энтрери.
Далия безуспешно попыталась скрыть потрясение. Почему он говорит такие вещи? Особенно теперь?
— Я заметил, что после смерти Алегни ты ничего не переместила, — промолвил Энтрери, и Далия поняла, что она долго обдумывала предыдущий комментарий Энтрери. — Ты ничего не убрала и не переместила в другое ухо. Почему?
— Ты не хочешь слышать, — ответствовала Далия.
— Я должен ревновать? Или бояться?
— Ты не кажешься мне ревнивым типом.
Энтрери улыбнулся ей в ответ, и так посмотрел, что заставил ее подумать, что он знал намного больше о ее жуткой игре с бриллиантовыми гвоздиками, чем показывал.
— Херцго Алегни был моим насильником, а не любовником, — спокойно сказала она, и Энтрери кивнул, он не казался запуганным ее угрожающим тоном, а скорее казалось, что он очень ожидал этот ответ и был ему рад.
— А когда ты переметишь черный бриллиант?
Далия сурово на него посмотрела, но ничего не ответила.
— Правило старого мечника, да? — поддразнил Энтрери и сделал глоток, подняв полный стакан правой рукой и осушив его. Он вытер рот своим левым рукавом и сказал, — Убийство твоей правой рукой определяет левая.
Далия снова сидела молча, переваривая режущее понимание убийцы. Конечно, ни один из бриллиантов не символизировал скотину Алегни, но верно также и то, что все они символизировали Херцго Алегни. В конце концов, эти бриллианты и вся эта игра, была введена в действие из-за него. Она заводила любовников из-за него, она убивала любовников из-за него, потому что эти любовники не были достаточно сильны, чтобы победить в неизбежном сражении и положить конец ее собственной боли.
И при этом все они служили, чтобы удовлетворить девушку, все эти любовники, один за другим, получали только заслуженную награду Алегни…
Она задавалась вопросом, но что тогда насчет Дзирта?
Они еще немного выпили и Далия, поскольку они сидели на его кровати, подобралась очень близко к Энтрери и повернулась именно так, чтобы он мог видеть глубокий вырез на ее блузе. И коснулась его именно так, чтобы сначала успокоить, а затем помучить.
И она поняла, что действительно добилась нужного эффекта.
— Ты отрицаешь это, но ты любишь Дзирта, — неожиданно промолвил Энтрери, оттолкнув ее назад, но ненамного.
— Я не с Дзиртом, — возразила она.
— Потому что ты его любишь, а он тебя оттолкнул. Далия не может этого принять, не так ли?
— Ты действительно хочешь поговорить о Дзирте? — сказала она, решив не отвлекаться.
— Или ты, возможно, ему завидуешь? — излагал Энтрери. — Завидуешь или просто восхищаешься?
Далия откинулась назад и недоверчиво на него посмотрела.
— Потому что он сильнее тебе, — пояснил Энтрери. — Из-за его выбора. Я, по собственному опыту, могу уверить тебя в том, что родина Дзирта Мензоберранзан так же плоха, как все, что ты когда-либо знала — даже изнасилование Алегни.
— Я не думаю, что ты можешь утверждать такое. — Далия очень старалась не злиться.
— Мерзкое место. Ужасное во всех отношениях.
— И хуже, чем все, что я знала?
Энтрери немного помолчал, казалось, он глубоко задумался над вопросом, а затем кивнул. — Или, по крайней мере, столь же плохое. И Дзирт там рос, вечно предаваемый своей семьей.
— Так плохо? — сказала Далия и многозначительно фыркнула. — Ты говоришь о моих чувствах к Дзирту? Зависти? Восхищении? Или о своих собственных?
— Нет, речь действительно о тебе, — сказал Энтрери, уклоняясь. — Я тебя не упрекаю. Дзирт выживет. Дзирт преуспевал там, где ты не сможешь.
— Где мы не сможем, — настаивала Далия.
Энтрери ничего не ответил.
Они выпили еще немного и их разговор перешел к текущей ситуации, но Далия не услышала дальнейшего обсуждения Дзирта, на самом деле, когда Энтрери попытался поднять вопрос дроу, Далия упала на него, предавая забвению его слова страстным, голодным поцелуем.
И хотя она намеревалась изображать именно это, чтобы достичь своей более важной цели, та цель нигде не была в уме Далии, и ее голод был не поддельным.
Она схватила его рубашку и начала ее расстегивать. Он попытался возразить, но без особого энтузиазма, его возражения не могли тягаться с чувствами к Далии просыпающимися в нем.
* * * * *
Немного ниже по коридору, дверь приоткрылась, и темное лицо выглянуло в коридор, посмотреть на комнату, которую снимал Энтрери.
Звуки изнутри ясно давали понять, что происходило за этой дверью, и от этого лицо наблюдателя стало угрюмым.
Эффрон Алегни отбросил свое первоначальное желание ворваться в комнату и разрядить на пару шквал разрушительной магии. Он напомнил себе о предупреждении Дрейго Проворного, а затем подчеркнуто напомнил себе, что предостережения Дрейго касались Дзирта, а не этих двоих.
Таким образом, он мог войти туда и убить их в их отвлечении…
Но он этого не сделал.
Эффрон закрыл дверь, прислонился к ней спиной и сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться.
* * * * *
Наклонные утренние лучи проскользнули через грязное окно и упали на красивую Далию, когда она спала.
На нее смотрел Артемис Энтрери.
Он обдумывал свои дальнейшие шаги. Он не использовал местоимение «мы» и не включал себя в группу, которая уплывет из Врат Балдура на «Пескаре Шкипере» случайно, ибо он собирался сделать именно это. В конце концов, судно отправляется в Мемнон, хотя Дзирт, Далия и остальные этого не знают, и чем ближе Энтрери будет к Калимпорту, тем лучше, так он считал.
Но почему?
Что, в конце концов, было для него в Калимпорте? Двайвел давно умерла, у него там больше не было друзей.
По правде, у него вообще не было друзей.
Он смотрел на Далию.
И думал.
