Глава 24
Эдик Лаптев записался в ополченцы сразу, как только из областного центра прибыл офицер для формирования будущего подразделения. Не потребовалось ни пламенных речей, никакой другой агитации. Он сам рвался в бой. Впрочем, не важно. И вот сейчас Эдик сидел на третьем этаже жилого дома и, меняя очередной магазин, последними словами материл себя за собственную опрометчивость. Его руки подрагивали, по всему лицу из мелких, расцарапанных бетонным крошевом ранок сочилась кровь. В ушах бухало. По зданию, где он находился, била бээмпэшка. При каждом разрыве Эдик вздрагивал, но продолжал стрелять. Но вот автомат, выплюнув последнюю гильзу, щелкнул затвором. Ударил вхолостую боек, и сразу стали отчетливо слышны шлепки ударяющихся о здание пуль, щелканье осколков. От близости этих звуков стало еще страшнее. Лаптев втянул голову в плечи, отстегнул пустой рожок, не глядя бросил его в карман и потянулся левой рукой к разгрузке. Достав очередной магазин, он перезарядил оружие, высунул ствол в пробитую в стене брешь и, не целясь, выпустил по врагу длинную очередь. Видимо, куда-то попал, потому что ему тотчас ответили. Эдик отпрянул, низко пригнувшись, перебежал в соседнюю комнату, упал на пол. Здесь брешь оказалась пробита у самого плинтуса. Не высовывая ствола автомата, осмотрелся – метрах в ста мелькнул и пропал из виду боевик с рыжими волосами и такого же цвета бородой – в лучах солнца их цвет виделся совершенно отчетливо. Эдик продолжил наблюдение и увидел второго боевика, крадущегося в тени здания, лицо которого оказалось чересчур черным, чтобы объяснить это падением тени.
«Негр. Наемник», – мелькнула мысль, в то время когда к темномордой фигуре потянулась линия прицеливания. В доли секунды Лаптев заставил себя успокоиться, задержал дыхание. «Ровная мушка, плавный спуск», – мягко потянул спусковой крючок. Отдачи он не почувствовал, только увидел, как, клюнув носом, заваливается вперед «иностранный гость», как, нелепо размахивая руками, пытается сохранить равновесие и, наконец не удержавшись, падает лицом в давно не кошенную клумбу.
– Получи, падаль, получи! – Эдуард для верности всадил в неподвижно лежащего «хоббита» еще несколько пуль и сменил позицию. Никаких чувств от убиения человека, кроме здорового (или нездорового? – как посмотреть) злорадства, он не испытывал. Он знал, за что сражался, что оберегал – в деревне у Лаптева остались родители, две сестры и маленький братишка. Это, собственно, и все, что у него в этой жизни было. В свои двадцать лет он не успел ни как следует влюбиться, ни свершить чего-либо важного, но отдавать кому-либо свое ВСЕ он не собирался.
– Эд! – Раздавшийся крик принадлежал командиру отделения сержанту Золотареву. – Эд, слева… Слева нас обошли. За мной, давай за мной!
Сердце окончательно рухнуло в пятки. Налившиеся свинцом ноги с трудом вынесли Эдуарда из комнаты. Сбегая по лестнице, он пару раз споткнулся о ступени и едва не загремел вниз. С трудом оба раза удержав равновесие, Лаптев вывалился из подъезда и бросился вслед за Золотаревым. Из здания выбежало еще несколько ополченцев. Не успели они завернуть за угол здания, как напоролись на бегущих боевиков. Золотарев выстрелил первым, два ваххабита упали, остальные метнулись в сторону. Раздались ответные выстрелы. Золотарев нелепо попятился, выронил оружие из рук. Эдик видел, как сержант опустился на колени и, наклонившись вперед, уткнулся лицом в асфальт. Кто-то из ополченцев, подхватив Золотарева под мышки и в поисках хоть какой-то защиты, поволок за стоявшую во дворе «Ниву». Эдик застыл. Все происходящее виделось ему в невероятно замедленном темпе, словно кто-то взял и притормозил время или придержал крутящуюся пленку. Затем время внезапным скачком рванулось вперед, наверстывая упущенное. Все замелькало, сливаясь в невероятный калейдоскоп действий. Палец на курке, очередь, рывок к укрытию. Разрыв гранаты, еще один. Палец на кольце гранаты, взмах руки, взрыв и почти сразу еще несколько. Облако черного дыма совсем рядом, и бетонная крошка в лицо. Тяжелое падение справа, чей-то стон слева и бесконечные выстрелы, свист пуль, визг осколков.
– Помоги… – хрип за спиной. – Помоги… – Едва слышная мольба о помощи.
Лаптев вздрогнул, резко обернулся – на открытой площадке, лежа на боку, зажимал живот окровавленными руками один из вместе с ним выбежавших из здания мужиков. Камуфлированный китель на груди стонущего тоже окрашивался кровью.
– У, блин! – Эдуард разрядил оружие двумя очередями, рванулся к раненому, на ходу меняя магазин. Пустой рожок упал на асфальт и, задетый носком ботинка, отлетел к бордюру. Лаптев не остановился, не замедлил скорости, чтобы его подобрать. Еще три прыжка, и, упав на одно колено, он склонился над стонавшим мужчиной. Совсем рядом летел, падал, плющился и снова летел свинец.
– Я умираю… – просипев, мужик закашлялся, изо рта брызнуло кровью.
– Ты не умрешь, не умрешь, – возразил Эдик и беспомощно воззрился на раненого, мигом позабыв все, чему его учили на медицинской подготовке.
– Боль… но. – На губах раненого вспенились ярко-алые пузыри воздуха.
– Я сейчас, сейчас, – выйдя из ступора, забормотал Лаптев, шаря по карманам в поисках индивидуального перевязочного пакета.
– Я, знаешь… – выдохнул мужик и умолк, не сумев сделать очередного вздоха. Рот широко открылся, губы несколько раз шевельнулись и замерли, по согнутым в коленях ногам пробежала судорога.
– В укрытие! Бревно тебе на уши! – Чья-то крепкая рука ухватила Эдуарда за плечо и потащила в сторону. Эдик побежал. Под ноги то и дело плюхались пули, но ни одна из них не задела бегущих. Тяжело дыша, они упали за кучу сложенных штабелем предназначенных для благоустройства города да так и не использованных бордюров. Повернув голову, Лаптев взглянул на своего… в голове у Эдуарда промелькнуло – «спасителя». Это оказался бородатый мужик в обычном камуфляже-цифре, с серебряным, висевшим на цепи крестом и с лычками старшего сержанта на погонах, но столь пожилой, что он просто не мог быть кадровым военным, тем не менее этот сержант столь разительно отличался от окружавших последние дни Эдика ополченцев, что ему сразу стало понятно – к ним подтянулись спецы.
– Много? – не спросить Лаптев просто не мог.
– Много чего? – не поняв заданного вопроса переспросил отец Андрей, тут же вскинул автомат, почти не целясь, дважды выстрелил короткими очередями, выругался на не пожелавшего становиться трупом противника и, отпрянув за бетонные блочки, присел, успокаивая дыхание.
– Вас много? – в свою очередь перестав стрелять, уточнил заданный вопрос Лаптев.
– Нас? – сердито буркнул священник – бестолковый ополченец отвлекал, мешал наблюдать за ходом боя, а боевики напирали и подбирались все ближе.
– Да спецов же! – Эдик несколько раз подряд выстрелил, но не попал.
– Гамлет, прикрой! – Отец Андрей поднес к губам коробочку VX радиостанции.
– Прикрываю! – отозвался Мартиросян. И тут же из глубины обороны пронзительно застрекотал «ПКМ-17», пулемет Калашникова малокалиберный – оружие, специально разработанное для спецназа и пришедшее на смену так и не прижившемуся в войсках СпН «Печенегу». Новейшая разработка отечественного ВПК под патрон 5,45, образца 2016 года, он обладал непревзойденными ТТХ – легкий – весом в 4,7 кг, с возможностью использования как магазинов, так и коробов на 250 и 350 патронов, он сразу понравился получившим его пулеметчикам, и не только за вес – начальная скорость пули в 1050 м/с и снайперская точность этого новейшего пулемета позволяли прицельно поражать противника при стрельбе с открытым прицелом и с применением оптики на дальностях до 1200 и 1500 метров соответственно, а специальные бронебойные патроны прошивали почти все образцы отечественной и зарубежной легкобронированной техники. Жаль только, таких пулеметов в часть поступило лишь несколько, и один из них по невероятному стечению обстоятельств достался Гамлету.
Стоило заработать «ПКМу», отец Андрей подобрался, ткнул кулаком в плечо лежавшего рядом Лаптева.
– Давай за мной! – скомандовал и рванул с места с завидной для его возраста прытью.
– А, блина! – Эдуард бросился следом, упал, вскочил и припустил вновь. В прыжке преодолел расстояние, отделяющее от очередного укрытия. Юзом «пролетел» по асфальту, закатываясь в подъезд ближайшего здания. Вслед прилетели пули. От деревянного косяка входной двери полетели щепы.
– За мной! – взбегая по лестнице, торопил спецназовец, и Лаптев повиновался. Они поднялись на второй этаж, вломились в пустующую квартиру.
– Как звать? – Священник повернулся лицом к тяжело дышавшему бойцу.
– Эдик, – отозвался тот, левой рукой набивая полуопустевший магазин извлекаемыми из кармана патронами. – А вас?
Отец Андрей усмехнулся:
– Называй дедом.
– Угу. – Эдик шмыгнул носом и сунул наполнившийся патронами рожок в разгрузку. Не медля ни секунды, они прошли в самую большую комнату.
– К окнам не подходить! Огонь вести из глубины помещения. – Старший сержант вскинул оружие к плечу, выцелил кого-то невидимого Лаптеву и нажал спусковой крючок. Стекла стеклопакета рассыпались в мелкое крошево и посыпались вниз. Эдуард метнулся в соседнюю комнату. Сквозь запыленные стекла увидел наступающих. Руки дрожали, мушка никак не желала останавливаться на залегшем за стволом дерева боевике, прыгая вверх-вниз, вправо-влево. Наконец выбрав момент, как Эдику показалось, «точного наведения на цель», его палец потянул спусковой крючок. В замкнутом пространстве звуки выстрелов больно ударили по ушам. На газоне запрыгали земляные фонтанчики. Залегшая фигура боевика дернулась – пара пуль прошлась совсем рядом. Ваххабит вскочил на ноги, бросился в обратную сторону, споткнулся, выронил автомат, вскочил и, не пытаясь поднять оружие, помчался дальше. По нему стреляли, но безрезультатно. Он достиг здания, от которого начал свое наступление, и скрылся в его тени.
Мартиросян вместе с еще несколькими бойцами взвода, отряженный в распоряжение отца Андрея, всаживал в наседающего противника пулю за пулей. Вторая опустевшая лента валялась подле его ног. Он почти добил третью, когда в стену за его спиной ударила тяжелая винтовочная пуля, увы, за грохотом стрельбы собственного оружия Гамлет не услышал этого удара, не заметил вспышки выстрела, не видел снайпера, засевшего на крыше расположенного в пятистах метрах девятиэтажного дома. Вторая пуля, выпущенная ваххабитом, ударила Мартиросяна в подбородок, прошив его, разорвала кадык и, раздробив позвоночник, расплющилась о бетонную стену. Сознание померкло. Гамлет повалился на пол, увлекая за собой пулемет скрюченным на спусковом пальцем. Последние пули ушли в бесконечное небо. Металлическая лента звякнула, соскользнув вниз, тяжелое оружие, выпущенное из ослабевших рук, упало следом.
Стреляя по врагам, отец Андрей не забывал следить и руководить боем. Долгое отсутствие пулеметной поддержки вызвало у него беспокойство и заставило взять в руки радиостанцию.
– Гамлет, как слышишь меня? Прием. – Пауза ожидания и ответное молчание. – Гамлет, ты слышишь? Отзовись. Прием. – Опять тишина.
– Сосна, ты меня слышишь? Прием. – Не добившись ответа от Гамлета, старший сержант попробовал вызвать Олега Сосновского, должного находиться в одном здании с не отзывавшимся на запросы Мартиросяном.
– Гамлета убило, – почти сразу сообщил Сосновский. Когда пулемет Мартиросяна умолк подозрительно надолго, Олег, находившийся в соседней квартире, поспешил проверить, все ли в порядке. И вот теперь, стоя в помещении позади распростертого на полу тела пулеметчика и отчетливо понимая, что помочь уже нечем, пристально всматривался в окна расположенных напротив зданий.
– Что? – переспросил отец Андрей, хотя хорошо расслышал сказанное.
– Гамлет убит, – голосом механической куклы повторил Сосновский.
– Понял. – Пауза. – Олег, подтяни к себе остальных. – Священник дал короткую очередь по высунувшемуся из-за угла ваххабиту. В ответ ударили сразу несколько автоматов и парочка пулеметов. Помещение заволокло туманом бетонной пыли и извести. Пол окончательно усыпало белым крошевом стеклопакетного пластика. Отец Андрей почти на четвереньках выбрался из комнаты и, оказавшись под прикрытием стены, вновь взялся за рацию: – Олег. Сейчас мы будем отходить к вам. Прикройте. Как понял?
– Принял, – отозвался Сосновский, все еще пытающийся высмотреть отработавшего по Гамлету снайпера. Тщетно. Пригнувшись, он подобрал пулемет, выдернул из разгрузки Мартиросяна остававшиеся в ней ленты и, все так же низко пригнувшись, направился к выходу. В этот самый миг из-за разбежавшихся облаков выглянуло солнце, его лучи рванулись вниз, сквозь глазницы выбитых окон проникая в полутьму помещений, высвечивая для стороннего наблюдателя находящиеся в них предметы и контуры. В пятистах метрах от Сосновского на крыше здания приклад винтовки ткнул в плечо нажавшего спусковой крючок снайпера, громко ухнул одиночный выстрел. Пуля догнала Олега на полпути к двери, ведущей в прихожую, она ударила точно в позвоночник чуть выше крестца, проколола кожу, раздробила кость и, разорвав серую нить позвоночного мозга, вырвалась наружу через брюшную полость. Олег вскрикнул, упал на заливаемый кровью линолеум и, крича от невыносимой боли, заскреб ногтями по полу.
– Мама, мамочка! – Губы кривились от идущей по лицу судороги. Через считаные секунды Сосновский потерял сознание. Опустившаяся тьма принесла ему долгожданное облегчение.
Семен Пешков слышал радиообмен, состоявшийся между Сосновским и отцом Андреем. Не дожидаясь команды, он ткнул в бок находившегося рядом Аркадия Кожина, приглашая его следовать за собой – ведь им предстояло спуститься вниз по лестнице и перебежать в соседний подъезд, туда, где находился Сосновский. Но не успел он перескочить и нескольких ступенек, как прилетевший откуда-то стопятидесятидвухмиллиметровый снаряд влетел в окно пятого этажа и ухнул взрывом. Здание дрогнуло. Если бы это была старая брежневская постройка, она бы, конечно, лишилась какой-то своей части, но наверняка устояла, но ведь это было новое, не так давно построенное комфортабельное здание! Увы, архитектор проекта оказался не слишком обремененным совестью – чтобы удешевить конструкцию, он уменьшил запас прочности. Подрядчик был ему под стать – он закупал цемент более низкого качества, зато дешевый, к тому же и водитель цементовоза, перевозивший готовую смесь, тоже не страдал от избытка совестливости – прежде чем привезти его на стройку, он заезжал к проверенным людям и почти за символическую плату сливал часть перевозимого, после чего закидывал песок, разбавлял водой и ехал дальше. Дом сдали в срок…
Взрыв пошатнул здание, и, скрепленное непрочной «цементосодержащей» массой, оно качнулось и, заваливаясь вовнутрь самого себя, рухнуло.
Отец Андрей замер – грохот рухнувшего строения на мгновение заглушил все звуки. Случившееся поразило всех – выстрелы на минуту стихли. Старший сержант обхватил рацию, поднес микрофоном к губам:
– Олег! – Тишина. – Олег! – И тут же понимая, что бесполезно, но надеясь на чудо: – Кожин, Пешков, прием! – Гробовое молчание. – Семен! Ответьте. Прием.
Стрельба со стороны противника возобновилась. Обтекая стоявшие на пути здания, к позициям обороняющихся потянулись многочисленные группки боевиков. Отец Андрей поднял автомат, в глазах стояла муть. С трудом прицелился, заставил себя задержать дыхание, и длинная вереница трассерных пуль понеслась к наступающему противнику. Один из бежавших бородачей споткнулся, словно зацепившись ногой о преграду, повалился на выложенную плитками дорожку. К нему бросились сразу двое. Первый тоже упал, второй метнулся в сторону, не видя стреляющего, открыл беспорядочный огонь по окнам расположенного напротив здания. Ему помогли, кто-то все же засек позицию священника, и по стенам комнаты защелкали пули. Следом туда же полетели ВОГи. Старший сержант и находившийся рядом с ним Лаптев выскочили на лестничную площадку. Рука священника вновь потянулась к радиостанции, и только тут он заметил, что черная коробочка VX расколота надвое. Выругавшись, отец Андрей отшвырнул в сторону бесполезную рацию, сжал челюсти так, что захрустели зубы, отстегнул от автомата початый магазин и пристегнул на его место новый.
– Все, парень, отходим.
– А как же? – Повернувшись к Рукину, Эдуард кивнул за спину.
– Встретим в другом месте. Уходим! – Многое повидавшего священника душил спазм горла – боль за погибших ребят давила сердце, в душе бушевало желание мстить, но он понимал – долго им здесь не продержаться: боевики подошли почти вплотную, еще минуту, и они, зайдя с торца здания, примутся зачищать подъезды. А вот если удастся отойти, хотя бы к завалам рухнувшего дома, появится шанс продолжать надирать ваххабитам задницу или, по крайней мере, слегка намыливать холку. – Бежим к развалинам. Будем стоять там.
– В развалинах?
– На месте определимся. Только в темпе, в темпе! – Старший сержант торопился, с каждой секундой вырваться из здания становилось сложнее.
– Я понял. – Эд шмыгнул носом, кивнул, и они поспешили вниз по лестнице. Выбежали из подъезда. Низко пригибаясь, миновали стоявшие в ряд легковушки и перебежали к открытой со всех сторон детской площадке. До ближайшего здания оставалось совсем немного.
– Не останавливайся, – священник тяжело, с хрипом дышал, ноги подкашивались от усталости, – беги, беги!
Вертя головой во все стороны, Эдуард со всех ног бросился вперед. Следом за ним, с трудом, тяжело ступая, бежал отец Андрей.
Они едва успели преодолеть открытый участок, как вслед понеслись запоздалые выстрелы. Но все пули пролетели мимо. Старший сержант упал за нагромождение бревен, тех, что остались от недавно спиленных деревьев, упал, не в силах сделать ни шага.
– Давай сюда, дед! – Уже успевший забежать за угол здания Эдик остановился и замахал руками. – Давай, давай!
Опираясь на приклад автомата, старший сержант поднялся. Сердце бухало в безудержной гонке, легкие вздымались со свистом. Напружинившись, отец Андрей сорвался с места и почти тотчас с воплем повалился на землю. Распластался, заскрежетал зубами. Попавшая в небольшую канавку нога оказалась неестественно вывернута.
– Давай, дед! – вновь крикнул Лаптев.
– Нога… – Священник попробовал сесть.
– А, черт! – Эдуард выругался и бросился на помощь. Едва он успел упасть недалеко от постанывающего от боли старика, как над головой зафьюкали пули. Лаптев ответил длинной очередью и тут же откатился в сторону, оказавшись совсем рядом с отцом Андреем. Огонь со стороны врага стал плотнее.
– Беги, парень, беги! – прохрипел священник. И видя, что Эдик медлит: – Я старик, мне все одно помирать пора, – сплюнул, – хоть и не хочется.
Умирать не хотелось. Никак не хотелось, несмотря на прожитые годы, а может, еще именно и поэтому. Там дети, внуки, а хочется дождаться и правнуков. Но каков выбор?
– Беги, беги!
– Всем помирать! – Лаптев добил магазин, ухватил деда за плечи, рванул вверх, перехватил за пояс, с натугой вскинул на плечо.
Старший сержант застонал от нахлынувшей боли, но сознания не потерял и оружие из рук не выпустил. Лаптев припустил к развалинам. Пять шагов, шесть, восемь, на девятом по асфальту зацокали пули, на десятом Эдик начал заваливаться вперед, падать, силой инерции выбрасываемый за нагромождения бетонных плит.
– Ай, тварь твою за ногу! – Священник заскрипел зубами.
– Нормалек! – Успевший развернуться Лаптев устраивался среди бетонных обломков поудобнее.
– Не здесь, – посеревший лицом отец Андрей показал пальцем вправо, – туда.
Эдуард повел взглядом, старший сержант оказался прав, местечко, указываемое им, для ведения обороны подходило больше. Не медля, Лаптев сменил позицию. Отец Андрей, опираясь на автомат, потащился следом.
– Помочь?
– Я сам, – отмахнулся священник.
В виду показались ваххабиты. Лаптев открыл огонь. Отец Андрей, заскрежетав зубами, прыгнул вперед.
– Ну, гады, ну, сволочи! – Он положил мушку на грудь бегущего – щелкнул одиночный выстрел, ваххабит упал, засучил ногами, но священник уже перевел ствол на следующего…
– Получите, получите, получите! – с каждым нажатием на спусковой крючок твердил находившейся неподалеку Лаптев. Все смазалось. Противник напирал и подходил все ближе. А запасы патронов таяли.
– Одиночными! – крикнул старший сержант, стреляя едва ли не во все стороны – их окружали.
– Спину. Прикрывай спину! – Отец Андрей вставил последний магазин, передернул затвор. Слился с оружием – движение пальца, толчок приклада, движение пальца, снова толчок – и ствол уходит в сторону в поисках цели, и новый выстрел, и так тридцать раз. Вылетела последняя гильза, в последний раз щелкнул затвор. Отец Андрей пригнулся, скользнул взглядом на сжавшегося в комок Лаптева. На коленях у того лежал пустой магазин, левой рукой он шарил в карманах в поисках завалявшегося патрона. Но его не было.
– Вот, все расстрелял. – Боец виновато повел плечами, его била дрожь, губы кривились. – Даже застрелиться нечем. А вы?
Старший сержант не совсем понял заданного вопроса, но молча вытащил из опустевшей разгрузки гранату, потянул кольцо, задумчиво провел по его гладкой окружности подушечкой пальца. Помедлил. Умирать не хотелось. Но был ли у него выбор? Все пути отхода перекрыты, спрятаться негде, попасть в плен страшнее смерти. Он вновь потянул кольцо, и оно оказалось в его ладони. Теперь оставалось совсем ничего – дождаться противника и раскрыть державшую гранату ладонь. Но подорвать себя гранатой грех – лучше принять «смерть мученическую». А если пытки? Страшно. Боль, переходящая в боль… Палец плавно потянул кольцо. Оно подалось.
«Стоп, – мысленно приказал себе он. – Не ты ли в другой жизни, еще в Афгане, за годы до того, как надел рясу, учил бойцов: «Если ты не обладаешь секретными сведениями, то – последняя пуля врагу, а там будь что будет?» У тебя же есть нож, приклад автомата, кулаки, которыми можно разбить чужую морду, зубы, которыми можно вцепиться во врага, пальцы, способные обхватить шею и душить, душить, душить. Если отправить последнюю пулю противнику в грудь, то можно успеть прихватить с собой еще парочку врагов…»
Ладонь раскрылась. Щелчок. Время пошло…
Ваххабит совсем рядом.
…один.
Еще несколько бородачей.
…два.
– Русский, сдавайтесь!
…короткий взмах руки.
Испуг исказил лица кричавших. Они суетливо попытались спрятаться, укрыться, слиться с землей и бетоном. Поздно. Граната рванула в воздухе. Свистнули осколки. Чей-то отчаянный крик оборвался на визгливой ноте. Наступающие попадали. Выбитая металлом кровь разбрызгалась по бетонным завалам.
– Патроны! Эд, забери у них патроны! – требовал старший сержант, пытаясь на одной ноге добраться до ближайшего убитого ваххабита и сдернуть с него разгрузку. По левой стороне шеи священника из рваной раны, убегая под мокрый камуфляж, стекала горячая кровь. Он спешил завладеть оружием, но не успел, споткнулся, повалился навзничь. Подняться ему не дали – оказавшийся неподалеку ваххабит ударил в спину прикладом. Отец Андрей упал на локти и вдруг, резко выкинув руки, рывком дернул ударившего за ноги, свалил, подмял под себя, он бы придушил его, но к ваххабиту подоспела помощь. Священника оглушили ударом по голове, после чего подоспевшие, их оказалось трое, еще долго пинали старшего сержанта ногами. Еще четверо обступили оставшегося в одиночестве Лаптева.
– Подходи, подходи, твари! – кричал Эдуард, держа за ствол и вращая над головой автомат. – Убью, суки!
– Жиить хотчешь? – получилось излишне жалобно, спрашивавший так трясся от страха, что его слова всерьез воспринимались с трудом.
– На. – Эд прыгнул вперед, приклад с треском опустился на голову спрашивавшего, соскользнул, изувечив ухо. Заверещав, как раненая собачонка, ваххабит, выронив оружие, отскочил в сторону и, обеими руками зажимая рану, шлепнулся на мостовую. А Эдуард замахнулся для нового удара, адресованного второму из окруживших его мятежников. Но тот легко уклонился, поднырнул Эдику под руку и сильно ударил кулаком в печень. Удар оказался силен – Лаптев задохнулся от нахлынувшей боли, согнулся, и новый удар поверг его наземь. От удара сапогом в лицо передние зубы превратились в крошево. За этим ударом последовал еще удар, еще, еще и еще…