Книга: Мы восстанем завтра
Назад: Глава 22
Дальше: Глава 24

Глава 23

Работники трудового фронта потрудились на совесть – асфальт оказался перерыт окопами. Поперек дороги шла передняя линия, от которой тянулись многочисленные ответвления. Но самое главное: куски асфальта и извлеченная земля оказались увезены, а сама поверхность дороги в районе работ прометена от черного налета почвы. С помощью такой нехитрой маскировочной процедуры удалось свести заметность линии траншей до минимума.
– Чтоб вас! – заорал ехавший впереди всех Минаев, изо всех сил нажимая педаль тормоза. Покрышки завизжали, машина пошла юзом, на темном асфальте отчетливо прорисовались черные полосы от стираемых протекторов. – Во, блин, чуть не улетел!
Распахнув дверцу, он выбрался из автомашины.
– Они тут что, подметали? – Заметив на асфальте характерные следы, старший лейтенант покачал головой. – Сдуреть! Так же можно и разбиться!
– Зато противник не сразу увидит, – глядя на подтягивающиеся машины с ополченцами, заметил Антон Павлович.
– Так мы в них сидеть будем? – Старлей скорее размышлял, чем спрашивал.
– А что тебе сказали из Центра? Приказ повторить можешь? – спросил Петрович, и от все еще сидевшего в машине Антона Павловича не укрылась неприязнь, так и сквозившая в интонации. Между Минаевым и командиром ополченцев наметилась все больше и больше расширяющаяся пропасть. «Лишь бы делу не мешало», – подумалось Рукину, и с этой мыслью он, наконец, выбрался из салона.
– Могу, – сказал, как плюнул. – Кратко. Стоять два часа. Или пока не завершится эвакуация мирного населения. За оставление позиций расстрел.
– А дальше?
– Отход по команде на третью линию обо-роны.
– Хрен редьки не слаще, – покачав головой, констатировал Рукин, а Петрович невинно поинтересовался:
– Бойцам доводить будешь?
– А на фига?
– Да так, чтобы знали. Ты как хочешь, я своим доведу.
– Понятно. – В голосе прозвучала обида. – Значит, и я своим тогда скажу.
Петрович повертел головой по сторонам, окликнул плотного стоявшего подле джипа мужика лет сорока.
– Саныч, давай забирай всех, уводите машины на стоянку во дворы поглубже. Старших в ротах в темпе сюда. Остальные вон к тому дому. У нас мало времени. И мою машину пусть кто-нибудь отгонит.
Саныч кивнул. Увидев идущего к автомобилю ополченца, Петрович двинулся ему навстречу.
– Ключи в замке. Только рюкзак заберу. – С этими словами он вытащил с переднего сиденья довольно увесистый рюкзак и, слегка припадая на правую ногу, вернулся к отцам-командирам.
– А если перегородить улицу броней? – Антон Павлович кивнул на стоявшую в отдалении старую военную технику.
– А почему бы нет? – Петрович сразу оценил поданную идею. В Парке Победы находилось много бронированной техники времен Великой Отечественной войны.
– И сразу себя демаскировать. – Старший лейтенант сплюнул на землю. – Туфта идея.
– Начет улицы ты прав, вынужден согласиться. – Палыч наморщил и без того морщинистый лоб. – А вот переулки и проезды между домами заблокировать можно.
– Чем тягать будете, стратеги? – поинтересовался Минаев, а Павлович ничего не ответил, только повернулся к Петровичу и хитро подмигнул.
– У твоих хлопцев я дизельные внедорожники видел, скажи, у них соляры много?
– Да я и так знаю – есть трошки, – в тон Антону Павловичу ответил Петрович. – Только не пойму, что ты задумал?
– Видишь, – Павлович показал рукой в глубину парка, – вон тот свежеокрашенный танк с двузначным номером?!
Петрович прищурился, всмотрелся и действительно сумел разглядеть «ИС», выделявшийся на фоне остальной техники своим ярким, насыщенным окрасом.
– И что?
– Парад по случаю семидесятичетырехлетия Победы смотрел?
– Смотрел… – Короткая пауза. – Ты хочешь сказать, это один из тех шедших по Красной площади «ИСов»?
– Само собой. Я-то в отличие от некоторых и местные новости смотрю, так что точно знаю – это он.
– Не получится. – Константин, поняв замысел старого вояки, скептически покачал головой и снова сплюнул.
– Поглядим. – Палыч спорить не стал. – Витя, скомандуй своим ребятишкам. Пусть седлают «мустангов» и подкатывают. А я сразу туда потопал.
– Будь сделано. – Петрович провел рукой по загорелой черепушке и взялся за рацию.
– Саныч! – В отдельном отряде добровольцев не озабочивались придумыванием позывных, все по-простому – по именам и отчествам, в крайнем случае по фамилиям. – Возьми людей, дуй к автостоянке и гоните все дизелюхи в парк. Там увидите вояку из наших. Соляру ему сольете, куда скажет. Аккумуляторы тоже.
– Петрович, а как мы? – прозвучал вполне резонный вопрос.
– Не ломай голову. – Петрович посмотрел вдоль улицы, покачал головой, подумал вслух: —Если противник подойдет со значительными силами, то после нескольких минут боя проблем с посадочными местами не будет.
– Утешил, – угрюмо буркнул Саныч, и Петрович услышал, как заработал автомобильный стартер.
– Палыч, а твоих куда? – Минаев завертел головой из стороны в сторону, словно в поисках бойцов из взвода обеспечения.
– Ты моих ребятишек покамест за отцом Андреем закрепи. – Рукин кивнул на скрипнувшую тормозами «Приору».
– Хорошо, – покладисто согласился старший лейтенант. Антон Павлович помахал рукой к вылезавшему из машины священнику и решительно зашагал к парку Победы.
– Что ж, старлей, командуй! – сказал Петрович, оставшись один на один со старшим лейтенантом. Сказал и встал по стойке «смирно», в полной готовности повиноваться. В отличие от многих собственных бойцов, Петрович хорошо знал, что такое отсутствие единого командования и к чему приводит потеря командиром уверенности в собственных силах.
Минаев зыркнул на Ведерникова, подозревая в его словах какой-то подвох, но никаких подозрительных эмоций на лице Петровича не заметил. Разочарованно хмыкнул. Он бы продолжал всматриваться и дальше, если бы не пискнувшая вызовом рация.
– Леонид – Мине, прием.
– Мина для Леонида на приеме.
– Наблюдаю тебя. Выхожу навстречу. Как принял? Прием.
– Тебя понял. Обозначь… – Старший лейтенант замялся, хотел сказать «себя», но передумал, вовремя сообразив, что привычные средства обозначения сейчас могут демаскировать позиции. – …направление.
Направление обозначили «флажками» по рации – «вывеска такая-то, дом такой-то». Впрочем выглядывающего из-за фасада двести шестьдесят третьего дома ополченца не заметил бы только слепой.
– Доброго здоровья! – поздоровался отец Андрей, и ему дружно ответили:
– Здравствуйте!
– Принимай команду над бойцами Антона Павловича. – Минаев не стал рассусоливать.
– Добро, – покладисто согласился отец Андрей, а Минаев, закидывая за спину взятый из машины рюкзак, предложил:
– Пошли?
– Давай людей распределим, сектора назначим, тогда и пойдем, – внес встречное предложение Петрович.
– Да успеем, – отмахнулся старлей. – Мы даже не знаем, где соседи окапываются.
– А что знать-то? Вправо-влево до упора. Как на ополченцев напоремся – вот тебе и фланги. – Петрович улыбался, и не понять, говорит он серьезно или шутит. – Хотя можно и по-другому. У тебя заместитель в группе толковый есть?
– Ну да.
– У меня тоже. Тогда пускай они начинают распределять людей, а мы узнаем границы наших позиций и окончательно уточним кто, где, что.
– Хорошо. – Согласившись с приведенными доводами, старший лейтенант поднес к губам рацию внутригрупповой связи. – Макс, давай ко мне! – Вызвав своего заместителя, он покосился на занимавшегося тем же самым Ведерникова, затем на стоявшего в неподвижности отца Андрея. Увидев направленный на себя взгляд командира, священник развел руками:
– Мне-то что распределяться? Место укажешь – там мы и сядем.
– Ну да – Старлей одобрительно кивнул. – Займешь позицию на стыке.
– На стыке с кем? – уточнил священник.
– На стыке с ополченцами, – не задумываясь, ответил Минаев, сообразил, что ополченцы находятся с обоих флангов, поспешно добавил: – Слева.
– Добро! – Отец Андрей поправил автомат, снял кепку, пятерней провел по сильно отросшей за последнее время шевелюре. «Скорей бы, что ли?» – неизвестно у кого и непонятно что имея в виду попросил он мысленно, но развивать свою мысль не стал. Когда через пару минут Ведерников и Минаев, дождавшись своих замов, отдали им указания и отправились в гости к комбату семь, отец Андрей остался, чтобы, как он выразился, «познакомиться с бойцами».
Комбат семь встретил Минаева и Ведерникова вполне радушно. И сразу перешли к делу. Вначале утрясли вопросы взаимодействия подразделений. Затем все прочее. Когда все оказалось согласованно, Минаев задал давно вертевшийся у него на языке вопрос:
– «Таран» на связь не выходил?
– Копаются там, видели, но достучаться не могу. У них, похоже, рации на другую частоту настроены.
– Ладно, разберемся, я к ним бойца пошлю, – пообещал Минаев и тут же переключился на другую тему: – Тебя тоже расстрелять обещали?
– Это в случае несанкционированного отхода? – Зяблов рассмеялся. – Пообещали. Они горазды обещать. Вот только как это в натуре будет выглядеть, не знаю.
– А кстати, кто всем этим командует? – Старший лейтенант провел рукой по воздуху, обозначая линию фронта.
– Да вроде Куличкин какой-то.
Минаев поморщился:
– Вот ведь пень старый! Лучше бы уж Пащенков, тот хоть соображает. – Наверное, не следовало бы Минаеву распространяться о своем отношении к вышестоящему начальству при, так сказать, посторонних, но он не посчитал нужным сдерживать эмоции. – Или Кравчук, в конце концов.
– Что, совсем плох? – Если Зяблова и огорчила услышанная новость, то на чертах лица его это не отразилось.
– А-а-а, – отмахнулся Минаев, у которого отношения с подполковником Куличкиным как-то не заладились. – К чертям его.
– Точно, – согласился комбат семь. – Давай лучше перекусим, а то когда еще…
– Не сейчас! – запротестовал Петрович, и старший лейтенант его поддержал.
– Десять минут, бойцов распределим, – пояснил Ведерников и пообещал: – Сектора определим и вернемся.
– Да еще и Бородин этот. – Минаев упомянул командира двух объединенных рот, – с ним надо в связь войти.
– Тогда валяйте, – не стал настаивать на своем предложении Зяблов, – но не задерживайтесь.
– Мы быстро, – пообещал Минаев, и они покинули пределы уютной квартиры, занимаемой Зябловым.

 

Линия обороны северной части города являлась линией лишь условно, на самом деле образуя некую опрокинутую на бок усеченную пирамиду, основанием которой являлась траншея, вырытая поперек улицы и занимаемая группой Минаева, откуда вправо-влево навстречу противнику разбегались позиции ополченцев, расположенные в многочисленных многоэтажках. Плавно изгибаясь, они постепенно закруглялись и выравнивались в прямую линию. Предполагалось заманить передовые подразделения противника как можно глубже и уничтожить, после чего группе Минаева следовало покинуть траншеи, переместившись в близлежащее здание.

 

На то, чтобы поставить задачи всем и вся, ушло гораздо больше времени, чем десять минут, но в конце концов все вопросы взаимодействия оказались утрясены, и троица отцов-командиров (к Ведерникову и Минаеву присоединился закончивший возиться с техникой Антон Павлович) вернулась в «апартаменты» Зяблова.
– Вот и мы, – возвестив о своем появлении, старший лейтенант, войдя в комнату, скинул рюкзак, вытащил оттуда паек, полбулки хлеба и целую палку сырокопченой колбасы.
– Раритет! – Радостно осклабившись, он потряс ею перед носом новоявленного комбата.
– Это точно! – согласился Зяблов, в свою очередь выкладывая на стол имевшиеся у него продукты. Варежка Минаева отвалилась вниз сразу.
– Офигинеть! – с придыханием выдавил из себя он. – Вот это да! – А на столе было на что поглядеть – пять сортов колбасы, и каждый не чета минаевской «сырокопченой», три банки шпрот, две банки черной и три банки красной икры и прочее, прочее. Складывалось впечатление – Леонид Сергеевич собирался закатить знатный пир. – Я балдею, и это все можно сожрать?
Комбат семь кивнул.
– Нет, это же надо, вот это я понимаю… – Костя аж присвистнул.
– Разрешите поинтересоваться, – встрял в процесс восхищения Петрович, – откель такое богатство?
– Я, понимаешь ли, Виктор свет-Петрович, двадцать лет преуспевающий бизнесмен – миллионер, так сказать, долларовый. Сами понимаете, старые навыки не пропьешь. У меня дома подвальчик – заначка на черный день, так сказать. Вот пригодилась. Выгреб. Большую часть своим добровольцам «доппайком» раздал, а это себе и для гостей оставил. Все законно, чин по чину. Так что, дорогие гости, не стесняйтесь, присаживайтесь к столу. – Увидев, как Павлович полез в свой рюкзак, комбат семь, показывая на стол, запротестовал: – Куда еще? Здесь и так за глаза! Ешьте, пейте! – С этими словами он выудил из рюкзака две двухлитровые пачки сока и пяток пластиковых стаканчиков.
– Вот ведь. – Петрович изобразил на лице досаду. – Говорил я отцу Андрею – пойдем со мной, пойдем со мной, а он ни в какую.
– Отец Андрей? – заинтересовался Зяблов. – А это не тот ли священник, что в первые же часы мятежа отобрал у какого-то ваххабита оружие и, захватив еще троих в плен, притащил их в бригаду через весь город?
– Он самый, – подтвердил Минаев. – Только не троих, а пятерых. А потом еще и с группами работал. Я его к Антон Павловичу прикомандировал. Раньше все в рясе геройствовал, сейчас переоделся в камуфляж, лычки сержантские нацепил, автомат, нож, разгрузка, все как полагается, разве что бороду не сбрил да крест серебряный на цепи болтается.
– Хороший батюшка! – с легкой улыбкой заметил Зяблов.
– А то! – присоединился к разговору Антон Павлович. – Говорят, грехи отпускал ваххабитам на раз… перед смертью…
Упоминание смерти как-то сразу заставило всех умолкнуть. Антон Павлович потянулся к банке со шпротами и, видимо, чтобы заполнить образовавшуюся паузу, заметил:
– А ты ничего так подготовился!
– Привык жить с комфортом. Почему бы с комфортом и не умереть?
– Ты погоди умирать! – замахал на него руками Минаев, которого подобная перспектива – потерять командира соседей – вовсе не радовала.
– Старлей прав, – поддержал группника Петрович. – К тому же, Сергеевич, поверь моему слову, умереть с комфортом на войне не получится. Быстро можно, комфортно нет. Как ни изворачивайся, все равно кровь, грязь, вонь. Так что… – Петрович замолчал и, взяв пачку сока, начал разливать ее содержимое. Закончив, он приподнял стакан, улыбнулся окружающим. – Так сказать, тост… – Пауза. – Я хочу выпить за то, чтобы выпить в таком же составе, празднуя нашу победу! – И протянул вперед руку, приглашая чокнуться. Стаканы в других руках поднялись навстречу. Едва напиток был пригублен, как в квартиру влетел приданный к ополченческому батальону радист:
– Командир, «хоббиты»! – выпалил он с ходу.
– Где? – Расплескав из стакана недопитый сок, Минаев вскочил на ноги.
– Близко, наблюдатели передали, минут через пять-семь ваххабиты будут здесь. Их там тьма!
– Вот и пожрали! – Петрович с тоской взглянул на лежавшую перед собой снедь, без зазрения совести стянул со стола палку колбасы и, подмигнув Зяблову, направился к выходу. Леонид Сергеевич вздохнул, одним глотком допил остатки сока, кивнув на продукты, радушно скомандовал:
– Разбирайте!
– Можно? – Костик потянулся к банке с черной икрой, хозяин продуктов кивнул, Костик разохотился, взял в довесок к икре банку шпрот и палку колбасы, после чего бегом выскочил за дверь. Оставшийся в комнате Антон Павлович отрезал кусочек колбаски, кинул его в рот, пожевал.
– Слегка жирок прогорк, – высказал свое мнение о качестве, проглотил, запив еще одним стаканом сока.
– Не торопишься? – усмехнулся Зяблов, глядя на неспешные манипуляции старого вояки.
– А куда торопиться? Бегущий старый солдат в мирное время вызывает смех, а в военное – панику, – слегка переиначил он поговорку про прапорщика. – Пять минут – уйма времени. Мои орлы плечо к плечу с твоими. Тут идти полторы минуты от силы. Минута спрятаться и снять автомат с предохранителя. Так что минуты две с копейками у меня есть. – Отвечая, Павлович встал, пожал протянутую руку и все еще неспешно пошел к выходу. Подошел к двери, слыша, как за спиной поднимается из-за стола Леонид Сергеевич.
– Ни пуха ни пера! – донеслось вслед.
– К черту! – не оборачиваясь, ответил Палыч и мысленно пожелал бывшему бизнесмену удачи. «Да, – подумал он, – удача нам всем сегодня точно не помешает».

 

Небо разведривалось. Из-за облаков на землю глянуло золотистое солнышко. Разогретому от ходьбы Антону Павловичу сразу стало жарко. Он расстегнул пару пуговиц хэбэшки, спрыгнул в окоп, поморщился от боли в коленях. Из стоявшего в нише для боеприпасов небольшого дюралевого ящика он вытащил десять запасных магазинов, разложил на полочках бруствера. Достал оттуда же пяток оборонительных гранат, отогнул усики, положил с противоположной от магазинов стороны. Еще раз определил для себя сектор обстрела. С пригородного направления донеслись звуки приближающегося транспорта.
– Ну, как Бог даст! – Потянул предохранитель вниз, после чего скомандовал: – Приготовиться к бою. Не высовываться. Стрелять только прицельно. Самостоятельно огня не открывать. Ждем.
О том, что открытие огня по первому выстрелу находившегося почти в центре позиций Минаева, было договорено и доведено до бойцов в самом начале приготовлений.
Рычание двигателей усилилось, отчетливо стало слышно – впереди двигалась дизельная техника. Рукин не был уверен, но предполагал, что это имевшиеся в распоряжении противника БТРы. Бежали секунды. Звуки, издаваемые колонной, теперь были совсем рядом. Антон Павлович ловил себя на мысли, что ему до безумия хочется привстать над бруствером и самому убедиться, что противник еще далеко.
«Ну же, ну», – твердил он, торопя старшего лейтенанта и не замечая, как побелели костяшки сжимавших автомат пальцев. Тело трясло.
– Приготовиться! – донеслось из наушников.
– Приготовиться! – скомандовал он и удивился хрипоте собственного голоса.
– Огонь! – прозвучал приказ.
– Огонь! – едва успел повторить он, как ухнул чей-то гранатомет, и еще один, и еще. Антон Павлович приподнялся над бруствером и, забыв собственные требования, всадил полмагазина в направлении противника. Ближайший к нему БТР горел, из откинутого люка выбирался уцелевший водитель. Видимо, контуженный или раненный, делал он это медленно. Палыч дернул стволом, выцелил его, нажав спусковой крючок, понял, что опоздал – наконец-то выбравшийся из замершей машины, согнутый ударившими в грудь пулями, водитель повалился вниз. Антон Павлович нашел новую цель, нажал спуск и услышал сухой щелчок. Выругался на самого себя, умудрившегося в две очереди выпустить все находившиеся в рожке пули. Пригнулся, перезарядил оружие. Выглянул из окопа, машинально отмечая несколько горящих машин противника – идея Петровича рассадить гранатометчиков на полкилометра вдоль трассы оказалась правильной. Теперь бы им еще успеть отойти.
Противник подтягивался. Оставляя машины, расползался по фронту и продолжал упорное продвижение вперед. Техника выстроилась за спинами пеших ваххабитов, вне зоны досягаемости гранатометчиков и помогая наступавшим пулеметно-пушечным огнем.

 

Минаев организовал свой командный пункт (если так можно было назвать небольшую «пещерку», устроенную в боковом «отнорке» с перекрытием из бетонного блока, притащенного с ближайшей стройки) на левом фланге группы, занимавшей позиции в центре подчиненного ему батальона ополченцев. И тем самым оказался в самом пекле начавшегося боя. Петрович был против такого расположения, но, устав спорить, сдался.
– Мина – Центру, Мина – Центру, у меня потери, – орал в микрофон радиостанции сержант Новиков – радист, приданный группе Минаева, но его, видимо, не слышали. Потный, раскрасневшийся словно от долгого бега, он повернулся к перезаряжающему магазин командиру группы.
– Товарищ старш лейтенант, не отзываются. Не могу достучаться!
– Качай связь, качай! – Минаев перепрыгнул через повалившегося на дно окопа Семенова, швырнул за спину автомат и прижался к остававшемуся на бруствере пулемету. Длинная очередь, пущенная веером, пришлась как нельзя кстати – двое из перебегавших ваххабитов споткнулись и, распластавшись по земле, замерли в неподвижности, еще один поспешно заковылял в обратную сторону, ища спасения за дымящимся остовом подбитого БТРа. В наушниках старшего лейтенанта, перекрывая грохот боя, раздался раздосадованный рев Петровича.
– Мина, – бушевал он, – какого хрена торчишь на месте? Отходи, отходи в здания! Отходи, людей положишь, отходи! – требовал командир Ведерников, но Константин не мог ответить – приникнув к пулемету, он слился с ним в одну сущность. Веер пуль разошелся по фронту, свалив на землю замешкавшегося и не успевшего перебежать открытый участок ваххабита. Еще одна очередь – и очередной боевик зашелся в предсмертном кашле, новое нажатие на спусковой крючок – и группа ваххабитов с воплями откатилась назад. И вылетела последняя гильза. Мелькнув черной змеей, скользнула в окоп лента. Старший лейтенант стянул вниз оружие, спешно перезарядил его, пригнувшись, в четыре прыжка сменил позицию. Пулемет застучал вновь.
– Отходи! – орал Петрович, но Константин его будто не слышал. А противник, подтягиваясь к городу, вводил в бой все новые и новые силы. Получив жесткий отпор в центре, он начал наращивать усилия на флангах.
– Тарана обошли! – завизжала рация. – Тарана обошли!
Этот визг-крик неведомого запаниковавшего радиста вывел Минаева из обхватившего его неистовства, вернул к действительности.
– Тарана, Тарана обошли! – продолжал разрываться чей-то голос.
– Мина, – втесался в поток чужих слов комбат семь Зяблов, – слышал? Я отправляю людей.
– Понял, хорошо, – отозвался старший лейтенант, прежде чем совсем рядом ударила очередь из «КПВТ». Отлетевшей асфальтовой крошкой посекло лицо. Минаев, тихо зашипев, сполз вниз.
– Командир, ты ранен? – подняв взгляд, увидев на лице командира кровь, вскричал Новиков.
– Царапина, – отмахнулся Минаев, не замечавший боли, но почувствовавший, как вся правая щека покрывается быстро накапливающейся и срывающейся с подбородка влагой. Не обращая внимания на бегущую по лицу кровь, он вскинул на бруствер пулемет, несколько раз коротко выстрелил и резко присел, опускаясь на дно окопа и одновременно утягивая за собой разгоряченное «тулово» «Печенега». Ему повезло – только доля секунды отделила его от смерти. Рядом вдарило. Пулемет выбило из руки, и он, покореженный тяжелым ударом КПВТешной пули, отлетел в сторону.
– Ой, сука, тварство-то какое! – Константин затряс «отсушенными» пальцами и еще раз выругался, досадуя то ли на эту боль, то ли на утрату оружия. А вокруг продолжали сыпаться, разрываясь мелким крошевом, тяжелые 14,5-миллиметровые пули. Грохот разрывов и шлепки автоматно-пулеметных клюющих пространство пуль превратились в сплошной грохочущий поток. Константин несколько раз порывался встать, но спрятавшийся на недосягаемом расстоянии БТР не давал ему такой возможности.
– Да грохните вы кто-нибудь эту коробчонку! – в сердцах воскликнул Минаев и, тут же сообразив, что в его обязанности входит не лежать за пулеметом, а отдавать приказы, скомандовал: – Колодин, слышишь?
– Я, командир! – отозвался заместитель Минаева сержант Колодин.
– Броня пристрелялась. Уничтожить!
– Есть! – отозвался сержант, не уточняя способы выполнения приказа. Задача поставлена, а как ее выполнить – он решит сам.
Радиостанция вновь захрипела вызовом.
– Старлей, ты людей отводить собираешься? – сквозь треск помех и грохот боя донесся голос тяжело дышавшего Петровича. – Уходи в здание, всех парней угробишь! – Не на шутку разозлившийся Петрович разразился длинной тирадой, но сползающий по стенке окопа Константин этого не слышал. Тонкая струйка крови, вытекая из небольшой округлой ранки в центре лба, сбегая по переносице, срывалась с кончика носа частыми темно-красными каплями. Ударяясь о землю, они расплывались темными, почти черными кляксами.
Над полем боя на бреющем прошел «Ми-24» и, не замедляя движения, прошелестел в направлении понтонной переправы. Вскоре со стороны реки ветер донес эхо взрывов. Наушники в ушах убитого старшего лейтенанта продолжали вибрировать и надрываться голосом майора Пащенкова.
– Держаться! – кричал он.
– Приказываю держаться! – Майор требовал. – Еще не все жители эвакуировались! Как поняли?
– Держимся, – хрипел раненый Ведерников.
– Продержись десять минут, батальон Сечина выехал. Как понял меня, прием?
– Попробуем, – ответил бросающий за окно гранаты Зяблов.
А не слышавший всех этих переговоров Колодин, подбив БТР, израсходовав все патроны, с криком:
– Ну, сволочи! – схватился в рукопашной схватке…
Назад: Глава 22
Дальше: Глава 24