Глава 22
Для того чтобы сдерживать «хоббитское» наступление, тормозить их продвижение вперед, город поделили на зоны ответственности, по которым командование «разбросало» маневренные тройки и пятерки. В их задачу входило наносить неожиданные удары, выводить из строя технику, уничтожать живую силу и быстро отходить, используя свое знание планировки улиц и особенности стоящих на них зданий. Отрабатывались различные варианты способов и методов действий и, как сказал в своем напутственном слове майор Пащенков: «Старайтесь не повторяться, работайте с выдумкой и, главное, оставайтесь каждый раз живыми». Но это маневренные группы, а остальным предстояло стоять насмерть.
Антона Павловича Рукина перебросили в Северный район вместе с подчиненным ему взводом. На баррикадах не осталось никого. Когда имелись другие пути движения по улицам, какой смысл ждать ваххабитов здесь? Никакого. Вот если бы противник начал наступление с южного направления, тогда другое дело, а так…
Чтобы не демаскировать позиции, занимаемые группой Минаева и батальоном ополченцев, бронированный «Урал», везший взвод Рукина, остановился, не доезжая до них несколько сот метров. Тормоза скрипнули, машина качнулась и застыла в неподвижности. Антон Павлович выбрался из кабины, спрыгнул на асфальт, приглушенно рыкнул:
– К машине!
Дверцы кузова распахнулись, и личный состав взвода начал неспешно сползать на асфальт.
– Пошевелись! – буркнул Антон Павлович. Скомандовал он скорее для проформы, чем действительно желая поторопить солдат, но тем не менее личный состав повиновался. Выгрузка ускорилась. Наконец все оказались на твердой почве. Павлович подошел взглянуть, не забыли ли чего ненароком в кузове, только это и спасло ему жизнь – перед носом машины вспыхнуло пламя, в мгновение ока превратившееся в черный дым, сотни осколков разлетелись в разные стороны, сметая на своем пути все живое. Четверо бойцов, оказавшиеся на свою беду с правой стороны машины, повалились на землю. Крик боли и вопль смерти слились воедино. Двигатель «Урала» взревел оборотами, коробка передач затрещала ломаемыми шестеренками, и перепуганный водитель, отпустив педаль сцепления, позволил грузовику рвануть с места. Руль до упора влево и гнать, гнать, гнать подальше от внезапно появившейся опасности.
– В укрытие! – рявкнул Рукин, перекрывая нарастающую перестрелку. Еще один снаряд разорвался в конце улицы, потерявшие скорость осколки на излете защелкали по асфальту. Один горячий кусочек металла подкатился под каблук старшего сержанта. – В укрытие, мать вашу, сказал! – Старший сержант пнул носком ботинка ближайшего вжавшегося в землю бойца. – Забрали раненых и… – он хотел сказать убитых, но в последний момент поправился, – всех забрали и уходим, уходим. Живо. Живо!
Растерявшиеся, но привычные к его командам солдаты наконец-то повиновались, вскочили на ноги, подхватив под руки своих пострадавших товарищей, с максимально возможной скоростью побежали к укрытиям. К моменту, когда они достигли угла ближайшего здания, идущий где-то впереди бой достиг своего апогея. Слышался треск пулеметов, уханье гранатометов и редкое тявканье новейших снайперских винтовок, но снаряды больше никуда не летели.
Павлович вслушивался в происходящее все то время, что бойцы взвода оказывали первую медицинскую помощь раненым. Его руководства в этом не требовалось, его хлопцы и без команд прекрасно знали, что и как следует делать. Вот только Лаврикову и Сычеву помочь уже было нельзя ничем.
Казалось, взвод Рукина, укрывшись за углом десятиэтажного здания, только-только расположился под его тенью, а скоротечный бой кончился. Все стихло. И спустя пару минут, через неравные промежутки, до ушей обеспеченцев стали доноситься одиночные выстрелы и короткие, такие же одиночные очереди – кто-то добивал раненых.
– Наши? – Рядовой Панкратов застыл в напряженной позе рядом с командиром. Старший сержант скосил взгляд на бойца и неопределенно пожал плечами.
– Надеюсь. Семен. – Старший сержант окликнул засевшего за клумбой рядового Пешкова. – Выйди на Центр, доложи обстановку и запроси частоту ополченцев.
Только сейчас, когда перестрелка впереди окончательно затихла, Рукин сообразил, что никто не озаботился снабдить его «программой связи». «Действительно, – Павлович хмыкнул, – зачем взводу обеспечения частоты других подразделений? Это разведосам требуется взаимодействие, а обеспеченцам…» Палыч почувствовал легкую обиду на командование, но лишь на мгновение. Кто мог предугадать, что его взвод выступит в качестве последнего резерва? Никто. К тому же никто не предполагал, что вахи окажутся в городе так быстро. Всем и ему тоже думалось: взвод спокойно доберется до своих, а оно вот как вышло… неудачно… Старший сержант окинул взглядом притихших бойцов. Геннадий Кручин колдовал над ранеными. Тяжело раненный в грудь Сергей Авраменко находился без сознания, Олег Кузин таращился на свою забинтованную ногу и матерился, Гамлет Мартиросян сидел на корточках и беззвучно плакал, глядя на неподвижные лица убитых, Олег Сосновский, высунувшись из-за угла здания, вел наблюдение, Аркадий Кожин ощупывал тело в поисках несуществующих ранений. Его трясло. Еще четверо бойцов укрылись за раскуроченной стоявшей на тротуаре «Волгой». Семен Пешков, привалившись к бордюру, привычно бормотал позывные.
– Антон Павлович, – перестав трындеть, он окликнул командира взвода, – все, передал.
– Ну и? – Палыч вопросительно вздернул подбородок.
– Приказано: оставить двухсотых в ближайших зданиях и экстренно выдвигаться в направлении выстрелов. – И обращаясь сразу ко всем: – Пацаны, наши колонну вахов раздолбали! В пять минут! – Он улыбнулся, затем скосил взгляд на трупы своих товарищей, и улыбка погасла. Тогда он вновь повернулся к старшему сержанту: – Пацанов куда?
Рукин задумался, как ни протестовала душа против подобного требования командования, разумом Павлович понимал – это и есть лучший выход. Прихватить убитых с собой, бесспорно, можно, но какой смысл? Что они будут лежать там, что здесь. Если трезво рассуждать, то когда противник отступит, забрать Лаврикова и Сычева будет не поздно и тогда, а если прорвется, то хоронить ребят, к которым добавится множество других двухсотых, будет все равно некому.
– Кручин, Мартиросян – Лаврикова, Сосновский, Кожин – Сычева, подняли. За мной! – скомандовал старший сержант и, поудобнее перехватив автомат, зашагал к ближайшему подъезду.
Двери квартир оказались распахнуты. Антон Павлович вошел первым, ткнул пальцем на вход в одну из комнат:
– Туда! – Сам сделал шаг в сторону и, покопавшись в разгрузке, вытащил половинку тетради и шариковую ручку, прошел на кухню, сел за стол и принялся писать. «Рядовые Лавриков Сергей Петрович, тысяча девятьсот девяносто девятого года рождения; Сычев Константин Константинович (две зачеркнул, вывел заново), двухтысячного года рождения… (Подумал, добавил.)… погибли… (Опять некоторое время думал.) – Героически… в бою….числа, 2019 года…» Посмотрел на дело рук своих, перечитал. Оторвал исписанный листок. Огляделся по сторонам, встал, взял с полки небольшой бокальчик, прошел с ним в комнату, где на полу лежали убитые бойцы. Положил исписанный листок рядом в Лавриковым, прижал его к полу бокальчиком.
– Все, уходим. – Поторопив бойцов и дождавшись, когда они выйдут, Палыч снял кепку, перекрестился, провел ладонью по лицу, тяжело вздохнул. – Что я скажу вашим родителям? – Еще раз вздохнул и, резко развернувшись, потопал из комнаты, на пути нахлобучивая на голову снятую кепи. Захлопнул дверь и, убедившись, что защелка закрылась, выскочил из темноты подъезда. Бойцы взвода, уложив раненых на плащ-палатки, ждали его появления.
– Все, парни, потопали. – Подав новую команду, старший сержант поспешил в направлении, откуда совсем недавно слышались звуки боя. Пройдя метров сто, Палыч вспомнил о поручении, данном внештатному радисту.
– Частоту ополченцев и группы Минаева узнал? – спросил он у шедшего рядом и шумно дышавшего бойца.
– Да, собственно, обязательно, – поспешно отозвался Пешков, – и выставил…
– Войди в связь, сообщи, что мы на подходе.
– Да, сейчас. – Семен прижал микрофон к щеке и приглушенным голосом начал вызывать группу Минаева. Те ответили почти сразу.
– Мы на подходе, – сообщил Пешков и, уяснив, что информация принята, буркнул: – До связи. – После чего повернулся к шагающему рядом командиру и доложился: – Они ждут.
Рукин, не говоря ни слова, кивнул. Сердце учащенно билось, и не только от быстрой ходьбы…
– Здоро́во, Палыч! – Навстречу обеспеченцам вышел командир разведывательной группы старший лейтенант Минаев.
– Мое вам с кисточкой, – без особого энтузиазма отозвался Рукин. – Куда раненых?
– Раненых? – Минаев растерялся. То ли его радист не слышал радиообмена обеспеченцев с Центром, то ли он не озаботился сообщить услышанную информацию командиру, но наличие во взводе Рукина трехсотых стало для старшего лейтенанта полной неожиданностью.
– Раненых, раненых. – Антон Павлович начал сердиться. – Не видишь, что ли? – Он кивнул на чуть приотставших бойцов. Они несли трехсотых, используя вместо носилок брезентовые плащ-палатки.
– Сюда, сюда, сюда, – зачастил Минаев, пятясь и показывая рукой на вход в подвальное помещение, – там у нас кровати. Для отдыхающей смены, так безопаснее, – пояснил он. Павлович понимающе кивнул, но жестом руки остановил уже направившихся в подвал бойцов.
– Пока положите здесь, – ткнул пальцем в клумбу с какими-то цветами, поправил разгрузку, глубоко вздохнул, повернулся к Минаеву: – Обещали эвакуировать. Бойцов моих определи куда-нибудь. Да и мне место укажи, не стоять же тут…
– Конечно, конечно. – Старший лейтенант повернулся, поискал кого-то глазами, махнул рукой. – Макс! – Никакого движения. – Семенов, блин!
– Иду! – Из-за мусорных баков вынырнула облаченная в мимикрирующий костюм фигура. Одной рукой Семенов отгонял от лица надоедливую муху, другой держал «Печенег». Настолько новенький, что казалось – только-только на заводе закончили его воронение и отправили в войска.
– Размести людей! – скомандовал Минаев, на что пулеметчик лениво качнул головой.
– За мной, БОБРы (будущие офигенно борзые разведчики)! – скомандовал Макс и, не дожидаясь начала выполнения команды, побрел к ближайшему подъезду.
– Сейчас должны прибыть за ранеными. – Запоздало сообразив, Палыч шлепнул себя по боку. – Мартиросян, Сосновский, давайте в дом. Определитесь, куда кого, и доложите. Остальные на месте. Ждем.
Солдаты расселись вокруг раненых, а два командира остались стоять в виду улицы.
На проезжей части догорали с десяток легковых автомобилей. Среди их почерневших остовов коптили небо два «БТР-100», новейшей АН модификации, той самой, что выпускалась с длинноствольной 45-миллиметровой пушкой. Приземистые громадины на фоне просевших на обода джипов казались мастодонтами среди стада антилоп. Вокруг обгорелых остовов техники лежали многочисленные трупы ваххабитов.
– Хорошо отработали, – похвалился Костик, по-царски обведя рукой место побоища. – Лупили, как в тире.
– Вижу. – Палыч вперил свой взгляд в принесшие смерть двум его бойцам бронированные машины. Еще совсем недавно те мчались по этой улице. Новенькие, пахнущие внутри свежей краской и заводской смазкой, они внушали страх своей огневой мощью, и вот теперь дымились грудой искореженного металла. Никакой жалости к противнику Антон Павлович не испытывал, но, глядя на изуродованные трупы людей, пусть даже и врагов, в душе чувствовал не злорадство, а лишь недоумение от необходимости одним людям убивать других.
– Надо сменить позиции, – отгоняя от себя пацифистские мысли, посоветовал он Минаеву. – Да, и еще неплохо бы пару запасных «аэродромов» подготовить. А то как дойдет до серьезного дела, и мало ли как оно повернется.
– Второй рубеж почти подготовили. Только боеприпасы подвезут – и порядок. Здесь встретим голову колонны, раздолбим и сразу оттянемся на второй рубеж.
– Ты что, отсюда уходить сейчас не собираешься?
– Ну да. А зачем?
– Но это же аксиома. Как у снайпера: выстрелил – смени позицию. Все знают – нельзя оставаться на том месте, где уже засветился! Пойми, все это знают, и вахи тоже.
– На то и рассчитываем. Они будут думать, что мы отошли, мы их опять здесь шлеп – и хандец!
– А я бы на это не рассчитывал. Мой совет: если хочешь – оставь пару троек, а остальных уводи на запасные позиции. Уводи. Всех уводи, и ополченцев, и своих уводи.
– Думаешь? – Старший лейтенант улыбнулся.
Поняв, что к его словам не собираются прислушиваться, Антон Павлович насупился:
– А ты командира ополченцев вызови и спроси его мнение. За какое предложение он выскажется – так и поступи.
– Совет в Филях? – вспомнив историю, не без ехидства заметил Минаев.
– На Выселках, – в тон ему ответил Рукин. – Ты все же комбата вызови. – Более настойчиво: – Вызови, вызови. А сделать по-своему всегда успеешь.
– Я подумаю, – пообещал старший лейтенант, в мыслях которого Антон Павлович все же посеял семена сомнения. Он открыл рот, желая добавить что-то еще, но, прерывая беседу, из-за угла вылетел санитарный «уазик». Виляя корпусом, как пес хвостом, пронесся между разбросанных по проезжей части трупов и, скрипнув покрышками, остановился неподалеку от здания, занимаемого группой Минаева. Из кабины вывалился растрепанный начальник медицинской службы капитан Мухин.
– Где трехсотые? – не обращаясь ни к кому конкретно, прокричал он.
– Давай сюда! – махнул рукой старший лейтенант, а Рукин повернулся к своим обеспеченцам.
– Ребята, вперед! – скомандовал он, давая отмашку бойцам на вынос раненых.
– Потащили! – буркнул кто-то из бойцов и, подхватив углы плащ-палаток, на которых лежали Авраменко и Кузин, солдаты взвода материального обеспечения шустро потащили раненых к замершей в ожидании «санитарке».
– Женя, – Рукин окликнул застывшего в напряженной позе Мухина, – Лаврикова с Сычевым заберите.
– Кого? – не понял медик.
– Двухсотых на обратном пути заберите. Тут рядом дом № 18 квартира № 2.
– Заберу, Палыч, заберу. Не волнуйся. – И увидев, как сидевший внутри машины фельдшер закрывает двери, прыгнул в кабину.
– Поехали! – скомандовал водителю, и «уазик» тронулся с места.
– Боже поможет! – Антон Павлович глядел вслед удаляющейся машине до тех пор, пока она, свернув за угол, не скрылась из виду, затем повернулся к что-то бормотавшему в микрофон радиостанции Минаеву: – Пошли, что ли?! – предложил он, кивнув на занимаемое одиннадцатой группой здание.
– Щас, Павлович, комбат ополченцев подъ-едет. – Старший лейтенант почесал под мышкой, посмотрел на светлеющее на глазах небо. – Проясняется.
Рукин, соглашаясь, кивнул. Послышался звук заработавшего автомобильного двигателя, почти тут же он буквально взревел, и от располагавшегося в каких-то ста пятидесяти метрах здания отъ-ехала видавшая виды «Приора».
– Дойти не судьба? – Палыч осуждающе хмыкнул.
– Да так быстрее, – возразил Минаев. Палыч еще раз хмыкнул, но спорить не стал. «Приора» пронеслась по улице и, едва не наскочив на обезображенный труп, начала замедлять скорость. Наконец скрипнули тормоза. Вильнув, машина прижалась к тротуару и замерла в неподвижности. С протяжным скрипом распахнулась дверца. Из-за руля вылез крепко сколоченный мужик чуть выше среднего роста с обритой до зеркального блеска головой.
– Ни фига себе, Палыч! Палыч, ты, что ли? – Бритоголовый расплылся в широчайшей улыбке.
– А то кто ж? – Ответная улыбка Рукина ни в чем не уступала улыбке бритоголового.
– Кто бы подумал, что ты еще служишь! – Бритоголовый восхищенно-недоуменно закачал головой.
– А кому еще? – В голосе старшего сержанта появился небольшой оттенок смешливого ехидства. – Такие, как ты, разбежались по «зимним квартирам», а я остался. Надо же кому-то армию поднимать…
В этот момент бритоголовый наконец-то оказался подле стоящих и сжал Палыча в объятиях.
– Отпусти, раздавишь, – вяло запротестовал Рукин. – Разъелся, бегемот, на гражданских харчах.
– Фитнес, все фитнес, – пояснил бритоголовый, наконец-то отпуская Палыча из своих рук.
– Как жив-здоров?
– Да вот видишь, на повышение попер. Уволился старшим сержантом, а сейчас целым батальоном командую.
– Красавчик! – Рукин, изображая восхищение, цокнул языком.
– Петрович, – Минаев, видимо, подумав, что о нем забыли, решил напомнить о своем существовании, – я тебя для чего вызвал… – Старший лейтенант легко, непринужденно напомнил всем об установленной подчиненности.
– Не могу знать, товарищ лейтенант. – Бодрый ответ совершенно не соответствовал безразличному выражению, нарисованному на лице вызванного.
– Мы тут с Палычем, – поняв, что слегка перегнул палку, старлей поспешно сбавил обороты, – как раз решали, стоит ли отходить на запасные позиции или встретить вахов еще разок здесь?
– Да тут и совещаться ни к чему – засветились, надо отходить. Я-то все от тебя команды ждал. Мои давно с рюкзаками наготове сидят. Боеприпасы в машины уложены. Три зеленых свистка, и мы в пути. Кость, надо сваливать.
– Ты так считаешь? – Слова Петровича, а если полностью, то Виктора Петровича Ведерникова – старшего сержанта, служившего лет десять заместителем командира РГ СпН в их же бригаде, заставили Минаева задуматься.
– Да это не я так считаю, это аксиома. Не надо полагать противника глупее, чем он есть. Что бы враг ни подумал о наших возможных действиях, – Петрович явно угадывал ход мыслей старшего лейтенанта, – он все равно в месте недавней засады будет держаться трижды настороже. И уж точно не сунется без доразведки.
– Да? – Минаев все еще сомневался, но тут рация пискнула сигналом вызова.
– Зубр – Мине, прием.
– Мина для Зубра на приеме.
– Ты уже занял запасные позиции? Прием.
– Я эта… – замялся Костик, – выезжаю.
– Так кого лешего валандаешься?
– Да мы тут пока раненых, пока… – В эфире повисла пауза оттого, что Минаев придумывал, что сказать дальше.
– Хватит вошкаться. Оттягивайся на запасные позиции, – приказал Пащенков.
– Есть, – отозвался Минаев.
– Костя, – выйдя из рамок сухой официальности, Пащенков назвал старшего лейтенанта по имени, – наши маневренные пятерки и тройки, находящиеся на Шлихтера, в твоем распоряжении. Войдешь с ними в контакт. Их позывные «Колибри», разница в нумерации – «один», «два», «три» и так далее. Частота в программе связи. Понял? Прием.
– Так точно. Прием.
– Слушай дальше. Времени у нас с тобой на разговоры почти не осталось, противник на подходе, так что слушай. У парка с военной техникой ваххабиты, возможно, попробуют разделиться на два рукава. А это нежелательно. Так что… Мой приказ: срочно начать передислокацию. Силами группы и приданного тебе отдельного отряда ополченцев на означенном рубеже занять оборону. Соседи слева – десятая и одиннадцатая роты ополчения, командир майор Бородин, позывной «Таран», справа седьмой батальон ополченцев, командир Зяблов Леонид Сергеевич из бизнесменов, мужик серьезный, позывной «Леонид». Они доложились о прибытии на место. Ты тоже давай поторопись. И последнее. Запомни, отход только по дополнительной команде. Любое несанкционированное оставление позиций будет рассматриваться как дезертирство со всеми вытекающими последствиями вплоть до расстрела. Если такой приказ поступит – отходишь на третью линию, согласовывая действия со своими соседями. Как принял? Прием.
– Понял тебя. Прием.
– Понял?! Про что понял, про диспозицию или про расстрел? Прием.
– Про все. – Отвечая, Константин угрюмо поглядывал на вновь затягивающие небосвод облака.
– Вот и молодец. – И несколько мягче: – Костя, надо дать гражданским лицам возможность эвакуироваться. Вам следует продержаться час-полтора, два… – Пащенков оборвал сам себя, намеренно не став развивать тему. Он и сам еще не решил, как поступить после того, как пройдут эти означенные два часа и мирные жители окажутся эвакуированными.
– Задачу понял. – Константин перестал любоваться облаками и, опустив взгляд на грешную землю, мысленно продолжил отсчет: «три» «четыре». Земля приняла и возвратила к реалиям.
– Три минуты на сборы! – Голос у Минаева оказался луженый, казалось, его слова эхо пронесло по всему городу. – Петрович, ты все слышал?
– С какого перепугу? В твоем ухе прослушку поставил? – съехидничал бритоголовый Петрович.
– А, ну да. – Константин покачал головой. – Давай по коням и до новых позиций. Там определимся, кто куда, и тогда перескажу.
– А вкратце?
– Вкратце? – Минаев ощерился. – Мы в полной заднице!
– Уже интересно. – Петрович хмыкнул на такой ответ, но допытываться дальше не стал, здраво рассудив, что по прибытии на место старлей действительно расскажет все сам.