Глава шестнадцатая

В душном актовом зале Перес стоял на сцене, смотрел на лица собравшихся и думал, что напрасно тратит время и силы. Может, Сэнди Уилсон и прав — в конце концов за убийство привлекут Магнуса Тейта. И он только понапрасну терзает ребят, они и так потрясены случившимся. К чему эти исповеди, во время которых они будут краснеть, рассказывая о всяких пустяках, имеющих отношение к Кэтрин? Пора уже оставить девушку в покое.

В свое время он учился в этой школе и, может, поэтому чувствовал себя не в своей тарелке. Уж лучше прочесывать вместе с остальными холм во Врансуике. Там, на свежем воздухе, его не преследовали бы мрачные воспоминания. Нет, к самой школе нелюбви у него не было. И хотя учился средне, в отстающих, как некоторые, не плелся. Просто в то время он отчаянно скучал по дому. По родителям, хозяйству, острову. Ему нравилась их маленькая школа на Фэр-Айле — всего один учитель, да и многие из ребят так или иначе приходились ему родней. И когда в двенадцать лет его привезли сюда, он долго не мог привыкнуть. Все было бы не так плохо, если на выходные он мог бы уезжать домой. Но добраться до Фэр-Айла не так-то просто. Пароход не всегда заходил в Леруик, а если погода портилась, опускался туман, самолет не мог сесть на полосу у подножия Уорд-Хилла. Он провел в интернате полтора месяца и чувствовал себя всеми покинутым, хотя мать постоянно звонила, да и сам он понимал, что иного выхода нет. Ничего не поделаешь. Но вот хотел бы он такого для своих детей?

Сидя за столом в кабинете директора, Перес вспомнил первый приезд из школы домой. Октябрь, учеба в самом разгаре. Всю неделю он боялся, что разыграется шторм, но день выдался погожим, в воздухе пахло морозной свежестью. В пятницу у них занятий не было — корабль отходил утром, и их отпустили пораньше. Автобус довез до Гратнесса, и когда они сошли, то увидели, что с южной стороны как раз подходил «Добрый Пастырь». Тогда капитаном на корабле был его дед, а отец — в судовой команде. Устроившись в рулевой рубке рядом с отцом, Джимми решил, что больше в Леруик ни ногой. Дома никто не мог его переубедить. Поедая пирог с начинкой из фиников, который испекла бабка, — тесто отдавало солью и дизелем — он ни в какую не соглашался вернуться. Но, когда подошло время отъезда, вместе с другими ребятами стоял в темноте раннего утра на пристани, ожидая прибытия корабля. И взошел на борт парома в Норт-Хейвене без всяких капризов — он не мог опозорить собственных родителей.

Перес понимал, что воспоминания навеяны вовсе не школьным гвалтом и привычными запахами. Все дело в том, что ферма «Скерри» освободилась. Вечером надо будет позвонить матери. Она не станет требовать от него немедленного ответа, но в разговоре придется тщательно выбирать слова. Чтобы не подать ей надежду раньше времени. Вдруг он решит иначе.

Перес все еще раздумывал, когда в дверь постучали. Сидя за директорским столом, он чувствовал себя неловко — занимал чужое место. За дверью воцарилась тишина — очевидно, стучавший ждал позволения войти.

— Да-да, входите! — крикнул Перес.

Ожидая увидеть ученика, он настраивался на доброжелательный, непринужденный лад. Однако на пороге возник взрослый. И остановился в нерешительности.

«Вырасти вырос, но так и не возмужал», — рассудил про себя Перес.

Мужчина смахивал скорее на подростка, и казалось, что со временем если и не вытянется, то хотя бы раздастся. Одежда на нем висела как на вешалке. И в то же время он сутулился, производя впечатление человека преждевременно состарившегося. Да и одевался — рубашка со свитером под горло и пиджак в рубчик, — как преподаватель, которому скоро на пенсию.

Перес поднялся с кресла и протянул руку. Мужчина подошел.

— Дэвид Скотт, — представился он. — Я по поводу Кэтрин.

По манере говорить Перес догадался, что тот — выпускник частной школы. Он молчал, ожидая продолжения.

Скотт огляделся, как будто искал, куда бы сесть, хотя стул стоял прямо перед ним.

— Я вел у Кэтрин английскую литературу. И был их классным руководителем.

Перес кивнул. Скотт опустился на стул.

— Я хотел поговорить с вами до того, как ученики… В общем, хотел опередить сплетни, которые ходят по школе.

Перес молча слушал.

— Кэтрин меня восхищала. У нее был острый ум, удивительное чувство языка. — Учитель вытащил из кармана пиджака большой носовой платок.

Продолжения не последовало, и Перес спросил:

— Вы встречались с ней вне школы?

Он подозревал, что Скотта в Кэтрин восхищал не один только острый ум.

— Лишь однажды. — Скотт имел жалкий вид. — И лучше бы этого не было.

— Что произошло?

— Кэтрин много читала. И не только по программе. Читала современную литературу. Что меня только радовало. Для большинства студентов главное — сдать экзамен, книги их не интересуют. — Он замолчал, поняв, что удаляется от темы. — Я хотел поощрить Кэтрин, подогреть ее интерес к чтению. У меня сложилось впечатление, что Юэн не принимает в дочери участия, хотя тоже преподает английскую литературу. И я предложил Кэтрин встретиться вечером после школы в кафе — обсудить список литературы для чтения.

— А что она?

— Сказала, кофе мало способствует литературным дебатам. И предложила купить вина и пойти ко мне домой. Я заметил, что это не очень-то удачная идея. Что она опоздает на автобус, а отец в любом случае не сможет ее подвезти. Юэн — трудоголик: приходит рано и засиживается допоздна. Так что Кэтрин ездила в школу и из школы на автобусе.

Перес про себя отметил, что Скотт неплохо осведомлен о распорядке дня Кэтрин.

— Она сказала, что это неважно. И что домой ее могу отвезти я. Она может задержаться у меня — отец не будет возражать. А если вдруг я против, запросто переночует у друзей.

— Вы согласились? На вино и интеллектуальную беседу?

— Я не видел в этом ничего предосудительного.

Что, конечно же, было полной чепухой. Просто Скотт побоялся выставить себя перед красивой, умной девушкой ханжой. Но он знал, что играет с огнем. Впрочем, это делало Кэтрин еще более притягательной. В чем же был интерес с ее стороны? Она никак не могла увлечься этим сухарем, претенциозным и старомодным юнцом. Как Перес уже понял, Кэтрин была не из тех, кто снисходит до глуповатых, наивных преподов.

— Кэтрин поделилась своими планами с отцом?

— Разумеется. Она отправила ему сообщение — написала, что будет поздно.

— И что останется у вас?

Скотт покраснел:

— Не знаю, само сообщение я не читал.

— И как все прошло? Удачно?

— Нет! Я же вам уже сказал. — В его голосе появилась раздражительность; может, он успел пожалеть, что пришел. — Лучше бы этого не было. Мне не следовало соглашаться на ее предложение.

— Почему? — спросил Перес. — Как я понимаю, нет ничего приятнее, чем заниматься с учеником, неравнодушным к твоему предмету.

— Вот поэтому я и пошел в учителя, — резко ответил Скотт и посмотрел с вызовом, подозревая издевку. — Но учеников, которым интересно учиться, так мало!

— Расскажите, что было дальше.

— Шла последняя неделя учебы, у всех был предпраздничный настрой. Думаю, предложи Кэтрин такое в любое другое время, я и раздумывать бы не стал — сразу отказался. Но до Рождества оставалось всего ничего, и я подумал, что правилами можно пренебречь. Конечно же, когда мы вышли из школы, было уже темно, опустился туман. Может, помните несколько дней в середине декабря, когда туман совсем не рассеивался, совсем не рассветало? Кэтрин дожидалась меня возле учительской. Я хочу сказать, что ни от кого не таился. Нас мог увидеть любой.

Скотт разговорился и, похоже, облегчал душу. А о том, что перед ним полицейский, как будто забыл.

— Кэтрин была в хорошем настроении. Я бы даже сказал, приподнятом. Наверняка, как и все, предвкушала скорые каникулы. И хотя перед Рождеством суматохи хватает — идут приготовления к традиционному торжественному обеду и танцам, — все этим хлопотам только рады. Мы шли; Кэтрин что-то вполголоса напевала. Незнакомая мелодия потом еще долго крутилась в голове. Кэтрин сказала, что купит вино. Я сказал, что не нужно, дома у меня осталось немного. Естественно, я не хотел, чтобы она заходила в винный, она же несовершеннолетняя. И вообще я надеялся, что, когда мы придем, она забудет свою идею насчет вина и согласится на кофе. Я живу в городе, возле музея. Там туман был гуще. И, хотя фонари на улице горели, я едва разбирал дорогу.

У меня дома Кэтрин чувствовала себя вполне свободно. Глянула, что за книги на полках, выбрала из стопки компакт-диск. В семье она росла единственным ребенком, и, судя по всему, компания взрослых была ей привычнее сверстников. Кэтрин было почти семнадцать, но в разговоре это не чувствовалось — мы общались на равных. Да и разница между нами была всего в восемь лет. Если на то пошло, из нас двоих именно я нервничал. Кэтрин заговорила о кино. Она с восторгом отзывалась о режиссере, имени которого я даже не слышал. Рядом с ней я чувствовал себя простаком и невеждой. Как-то само собой вышло, что я откупорил бутылку вина и наполнил ее бокал. Помнится, я тогда беспокоился о том, а понравится ли ей вино. Мне казалось, что и в винах она разбирается лучше, чем я. — Скотт замолчал.

— А о литературе вы говорили? — осторожно напомнил Перес, так и не дождавшись продолжения. Он не хотел вторгаться в воспоминания Скотта. Ему нужно было, чтобы учитель мысленно оставался в своей комнате с задернутыми шторами, с вином и в компании красивой девушки.

— Да, конечно! Кэтрин только что прочитала «Нить, сотканную из тьмы» Сары Уотерс. Очень впечатлилась — самим романом, викторианским стилем. Мне было лестно услышать такое, это я ей книгу посоветовал. Правда ведь, приятно, когда кто-то разделяет ваши пристрастия? Возникает родство чувств, некая близость.

— Вы ей так и сказали?

Скотт смутился.

— Ну, не совсем. Кажется, другими словами.

— Я почему спрашиваю: подобные идеи легко понять превратно. Может, у Кэтрин сложилось ложное впечатление…

— Да, именно! — благодарно подхватил Скотт. — Боюсь, так и случилось.

— Каким же образом?

— Это произошло позднее, когда Кэтрин собралась уходить. У нас зашла речь о детективах. Обнаружилось, что мы оба предпочитаем авторов-женщин, причем самых ранних, хотя я отстаивал прозу Дороти Сэйерс, а Кэтрин — Маргарет Аллингем. Вдруг ей на мобильный пришло сообщение. Прочитав его, она засобиралась. Я подумал, это от отца, и предложил подвезти ее домой. Вином я не злоупотреблял, так что вполне мог сесть за руль, — как видите, инспектор, не такой уж я и безответственный. Но Кэтрин сказала, что едет не домой. Сообщение было от друга — они договорились встретиться в городе. Признаться, я испытал облегчение. Погода была ужасной, и мне совсем не хотелось тащиться во Врансуик.

Все произошло уже на пороге. Я помогал ей надеть пальто. И поцеловал. В этом не было ничего неестественного — я поцеловал Кэтрин на прощанье. Никаких намеков на что-то большее. В самом деле. Кэтрин же восприняла мой поцелуй слишком эмоционально. Как вы и предположили, она все поняла превратно. Оттолкнула меня, держа на расстоянии вытянутой руки; у нее был такой взгляд, будто я ей отвратителен. А потом развернулась и ушла. Я даже не успел извиниться. Но расстроенной она не выглядела. В смысле, никаких слез, ничего такого. Просто ушла. Я хотел было ее догнать, но подумал, что не стоит. Не стоит драматизировать. Я собирался поговорить с Кэтрин на следующий день, в школе. Но последние два дня учебы она меня избегала, не присутствовала в классе во время переклички. Я был рад наступившим каникулам. Думал, со следующего семестра все наладится. Ну да теперь-то уже ничего не поправишь.

— А почему вы решили переехать сюда, на Шетланды?

Внезапная перемена темы вернула Скотта в настоящее. Он слабо улыбнулся:

— Вероятно, хотел круто поменять жизнь. Мне казалось, что здесь столько возможностей… Казалось, я горы сверну.

«А, так он вознамерился просвещать нас, невежественных островитян!»

— И еще я не был уверен, что смогу работать в большом городе.

— Если бы Кэтрин не была вашей ученицей, как бы развивались отношения между вами? — Перес задал вопрос неожиданно, когда Скотт уже собирался уходить.

Учитель задержался, размышляя.

— Я был бы с ней откровенен — дал бы знать о своих чувствах. Сказал бы, что люблю и готов ждать.

Потом взял свою сумку и вышел.

Перес понимал, что все это сплошная чушь, игра на публику, и все же слова Скотта его тронули — в них чувствовалось благородство. Перес снова упрекнул себя в эмоциональной невоздержанности — для симпатий к Скотту не было никаких причин.

Его мысли прервал очередной стук. Дверь открылась, и вошел стройный юноша, свернутую куртку он нес под мышкой. Перес вновь услышал правильный выговор — паренек явно не из местных.

— Простите, сэр. Говорят, вы хотели меня видеть. Это я подвозил Кэтрин до Врансуика в новогоднюю ночь. Меня зовут Джонатан Гейл.

Молодой человек сел на стул. Перес заметил его красные глаза — еще один безнадежно влюбленный. Похоже, Кэтрин всех их оставила в дураках.