Часть третья
Возмутители спокойствия
1
В покер неудобно играть втроем, поэтому экипаж разведочного торгового корабля «Сквозь хаос» запрограммировал бортовой компьютер для этой игры. Расчет с ним производился расписками. Будучи настроенным на средний уровень игры, компьютер на протяжении полета создавал в нем относительное равенство между выигрышами и проигрышами. Это предотвращало ссоры между членами экипажа.
— Две карты, — попросил механический голос. Дэвид Фолкейн сдал их, положив на экран сканнера, пристроенного на конце стола в кают-компании. Рука, появившаяся из ящика, сгребла карты и унесла их внутрь. Внизу, в бронированном помещении, в глубине корабля, мыслительные ячейки компьютера принялись оценивать новые варианты.
— Одну, — сказала Чи Дан.
— Благодарю вас, мне не надо, — пробормотал Эдзел.
Фолкейн сдал себе три карты и собрал их в руке. Его дела улучшились: две тройки тех же мастей, что и короли. У Эдзела, видимо, были хорошие карты, так как он ничего не меняет, а Чи, вероятно, пытается собрать флеш — карты одной масти; первый круг торговли, открытый компьютером, не внушал особого энтузиазма. Но Бестолочь — так экипаж прозвал компьютер — всегда себе на уме.
Стальная рука добавила к груде лежащих на столе фишек голубую.
— Черт возьми! — воскликнула Чи. Ее хвост вытянулся вдвое против обычной длины, шелковая белая шерсть встала дыбом на всем ее маленьком теле, и она швырнула карты на стол с такой силой, что он зазвенел. — Чума на тебя! Ненавижу твои криогенные кишки.
Эдзел невозмутимо удвоил ставку. Фолкейн вздохнул и сложил свои карты. Чи уже успокоилась, села на свой поднимающийся стул и начала по-кошачьи умываться. Фолкейн потянулся за сигаретой.
Бестолочь вновь повысил ставку. Драконья морда Эдзела не способна была менять выражение, исключая разве что резиноподобные губы, но его огромное тело, распростертое поперек всей каюты, напряглось. Он вновь принялся изучать свои карты.
Его размышления прервал тревожный звонок. Часть компьютера, всегда бывшая начеку, заметила что-то необычное.
— Я посмотрю, — сказал Фолкейн. Он встал и быстро пошел вниз по коридору. Это был высокий, мускулистый молодой человек, светловолосый, синеглазый, со вздернутым носом и широкими скулами. Даже здесь, Бог знает в каком количестве световых лет от ближайшего человека, он был одет в костюм, который оказался бы вполне уместным на любом великосветском приеме. Он говорил себе, что обязан придерживаться обычаев, как младший сын баронского дома на Гермесе, а в данный момент полномочный представитель Галасоциотехнической Лиги и все такое прочее, но дело просто было в том, что он все еще не избавился от определенной дозы тщеславия.
В штурманской рубке он взглянул на приборы. На экранах не было видно ничего необычного. Какого тогда дьявола забеспокоились приборы наблюдения? Так как компьютер был занят игрой, он ничего не мог сообщить ему. Может, оно и к лучшему… Он сунул сигарету в рот и увеличил изображение.
На западе сияло глубокое пурпурное небо, солнце навечно застыло в позднем полудне. Это был карлик класса «К-О» цвета догорающих углей, примерно в одну десятую светимости Солнца. Однако на расстоянии в треть астрономической единицы от Икрананки видимый диаметр его почти в три раза превосходил солнечный и давал почти столько же радиации. Сквозь тусклый свет в прозрачном разряженном воздухе было видно еще несколько звезд. Спика, находившаяся на расстоянии трех парсеков, блестела, как белый бриллиант. Кроме звезд на небе были видны только стаи крылатых животных с кожистыми крыльями и над северным горизонтом — облако пылевой бури.
«Сквозь хаос» стоял на склоне холма, откуда открывался широкий вид на Чакору — дно бывшего моря, окрашенное в яркие тона: красные, зеленые и цвета индиго, усеянное низкими скулентами. Тут и там Фолкейн видел группы строений, сооруженных из ярких плетеных стеблей: каждая группа зданий была окружена каменной стеной — это были деревни и защитные укрепления сельскохозяйственных факторий. Было начало весны, растения приобрели зеленый и золотистый цвета. Рощи длинных, похожих на бамбук растений — некое подобие земных деревьев, порожденное этим миром, — раскачивались на ветру.
Склон холма был скалистым, выветренным, и лишь несколько кустарников росло между булыжниками. На вершине холма неясно вырисовывался крепостной вал Хайджакаты. У подножия возвышалась башня, охраняющая городскую стену и соединенная с ней туннелем. Рядом извивалась шедшая с востока грязная дорога. Она была совершенно пуста.
Нет, погоди. В трех или четырех километрах на дороге появилось облако пыли, оно быстро приближалось. Кто-то торопился к кораблю.
Фолкейн отрегулировал сканнер. Перед ним, как на ладони, крупным планом возникла картина погони.
С полдюжины икрананкийцев подстегивали своих зандаров. Большие, с коричневой шерстью, с толстым хвостом, двуногие животные взлетали по дуге, касались земли, напрягали ножные мускулы и прыгали вновь. Всадники потрясали копьями и саблями. Их раскрытые клювы свидетельствовали, что они яростно кричат.
Ветер унес в сторону пыльную завесу, и Фолкейн увидел того, кого они преследовали. И едва не проглотил свою сигарету.
— Нет, — услышал он собственный слабый голос. — Этого не может быть. Готов поклясться, что этого просто не может быть.
Его оцепенение прошло. Он повернулся и побежал на корму. При тяготении на шестьдесят процентов меньше земного он двигался, как испуганная комета. Он ворвался в кают-компанию, с трудом затормозил и закричал:
— Тревога!
Чи Лан перегнулась через стол и переключила компьютер на рабочую мощность. Эдзел бросил последнюю ставку и положил карты. Он выпрямился.
— Что случилось? — с ледяным спокойствием, как обычно в момент опасности, спросила Чи.
— Женщина, — выговорил Фолкейн. — За ней гонятся.
— Кто?
— Не я, черт возьми! Слушайте. Банда туземных всадников гонится за женщиной. Ее зандар показался мне уставшим. Они схватят ее раньше, чем она доберется сюда, и, Бог знает, что с нею сделают.
Пока Фолкейн говорил, Эдзел украдкой взглянул на карты Бестолочи. Полный дом! Он философски вздохнул и смешал карты. Вставая, он сказал:
— Попробуем переубедить их. Чи, оставайся здесь.
Цинтианка кивнула в ответ и засеменила на капитанский мостик. Эдзел пошел за Фолкейном к нижнему люку. Его раздвоенные копыта стучали по палубе. У выхода Фолкейн пристегнул оружейный пояс и сунул в карман плаща приемопередатчик.
Чтобы избежать задержки, они быстро скомпенсировали давление — снаружи оно равнялось трем четвертям земного на уровне моря. Но им хотелось бы, чтобы там было чуть побольше тепла и влаги. Сухой и холодный ветер ударил по слизистым оболочкам Фолкейна. Понадобилось несколько мгновений, чтобы глаза адаптировались к воздуху. Эдзел подхватил его двумя огромными роговидными руками и усадил себе на спину, как раз за кентавровидным торсом. Все тело одинита было закрыто костяными пластинами, шедшими от головы до самого хвоста. Пластины в случае необходимости сдвигались, образуя прекрасную защиту. Его мускусный запах окутал Фолкейна.
— Наверное, прибыл еще один корабль, — сказал Эдзел, и бас его был ровен, как будто он продолжал играть в карты. — Несчастный случай?
— Может быть, — ответил Фолкейн сверху. — Хотя она очень странно одета. Возможно, она сбежала от варваров? Нам намекали на войну в горах Супхадерта.
Он с трудом различал высочайшие пики этого хребта, протянувшегося на востоке. Слева громоздились рыжевато-коричневые скалы, бывшие когда-то континентальным шельфом. Справа лежали зеленые поля Чакоры. За ними возвышался холм Хайджаката и их корабль, подобный сверкающему острию копья. Но вся эта картина была давно знакома и смертельно надоела. Фолкейн соскучился по активным действиям. Здесь не было никакой опасности: завидев Эдзела, местные бандиты тут же разбегались по домам, к маме с папой.
Он чувствовал, как работают мышцы Эдзела. Воздух гудел в ушах. Гремели копыта. И вот он уже ясно видит впереди себя девушку и ее преследователей. Резкие нечеловеческие голоса долетели до него.
Девушка взмахнула рукой и в последнем усилии пришпорила своего зандара. Икрананкийцы что-то кричали друг другу. Фолкейн уловил несколько слов — они говорили на катандаранском языке.
Один из них остановил своего зандара и отцепил висевший у седла самострел. Это было серьезное оружие. Руки туземца были слабее рук человека, по стрелы, которые метал самострел, в уменьшенном тяготении летели далеко. Он выстрелил. Стрела пролетела в нескольких сантиметрах от распущенных темно-рыжих волос девушки. Доставая другую стрелу, туземец выкрикнул приказ. Еще два всадника отцепили свои самострелы.
— Дьяволы Плутона! — крикнул Фолкейн. — Они хотят убить ее!
Все его чувства обострились. Сквозь красную пыль, несмотря на тусклый свет, он отчетливо видел ближайшего туземца, словно стоял с ним лицом к лицу.
Ростом икрананкиец был около ста пятидесяти сантиметров. Телом он напоминал бочкообразного человека с осиной талией и невероятно длинными и тонкими конечностями. Все тело покрывала коричневая шерсть. Это было теплокровное и всеядное существо. Самки были живородящими, однако они не вырабатывали молока для своих детенышей. На тонкой шее туземца помещалась круглая голова, окруженная кольцом перьев, с блеклыми глазами, ослиными ушами и воробьиным клювом цвета янтаря. Ступни ног были обнажены, так что туземец тремя своими длинными пальцами мог держать стремя. На нем были одеты брюки, оканчивающиеся чем-то вроде гамаш, кожаный нагрудник с металлическими наплечниками, на груди которого был изображен зигзагообразный герб; с широкого пояса свисали кинжал и сабля. Пальцы левой руки с острыми ногтями сжимали самострел, а правая натягивала тетиву.
Фолкейн выхватил бластер и выстрелил вверх. Это был предупредительный выстрел, но вспышка на мгновение ослепила туземца, помешав ему прицелиться. Девушка радостно вскрикнула.
Всадники за ее спиной рассеялись. Все они были одеты и вооружены примерно одинаково. Эмблема фратрии на их груди не была знакома Фолкейну. Их предводитель выкрикнул какую-то команду, и они, вновь собравшись в группу, возобновили атаку. Стрела просвистела рядом с Фолкейном. Другая сломалась о защитные пластины Эдзела.
— Но… но… они решили убить и нас, — пробормотал одинит. — Разве их не предупредили, кто мы такие?
— Вперед! — крикнул Фолкейн.
Он родился и вырос на аристократической планете, все еще нуждавшейся в солдатах. Теперь тренировка, полученная им в юности, пригодилась. Сузив луч бластера для увеличения дальности стрельбы, он свалил одного из зандаров.
Эдзел поскакал вперед. Его массивное тело развивало скорость в сто пятьдесят километров в час. Сильный встречный ветер вынудил Фолкейна прикрыть глаза. Но в его вмешательстве больше не было необходимости: Эдзел уже оказался среди икрананкийцев. Первого всадника вместе с животным он сбил походя. За ним свалились еще двое. Хвостом он опрокинул на землю четвертого. Оставшиеся двое удирали по полю прочь.
Эдзел затормозил и повернул обратно. Противники в панике бежали, пострадавшие, казалось, были не способны двигаться.
— Ох, — сказал Эдзел, — надеюсь, я не причинил им серьезного вреда.
Фолкейн пожал плечами. Раса гигантов может позволить себе быть мягкосердечнее людей.
— Вернемся на корабль, — сказал он.
Девушка на взгляд Фолкейна была, пожалуй, излишне мускулистой. Но что за фигура! Высокая, крепкая, длинноногая, с прямой спиной… Ее одежда оставляла открытой большую часть тела и состояла из сапог, достигавших икр, меховой юбочки, фуфайки, напоминавшей блузку-безрукавку, и короткого голубого плаща. Вооружение ее было таким же, как у туземцев: к седлу был приторочен щит, а на рыжие волосы надет плоский шлем. Кожа у нее была очень белая. Черты лица отличались эллинской строгостью, смягченной большими серыми глазами и слегка широковатым ртом.
— Кто ты? — спросил Фолкейн. — И откуда ты, красавица?
Тяжело дыша, она грациозным движением смахнула со лба пот. Эдзел продолжал двигаться вдоль дороги. Она пришпорила своего зандара. Тот побрел рядом, слишком истощенный, чтобы пугаться своего необыкновенного соседа.
— Вы… вы… на самом деле из-за края мира? — спросила она. Ее английский язык отличался странным акцентом, которого ему никогда не приходилось встречать раньше.
— Да, — Фолкейн указал на корабль.
Она проследила за его взглядом.
— Хороший алгат! — слово было местным и приблизительно означало «магия, волшебство».
Обнаружив незаурядное хладнокровие, она отыскала взглядом своих врагов. Те восстановили порядок, но не стали возобновлять преследования. Один из них на невредимом зандаре поскакал к дальнему склону холма, остальные медленно последовали за ним.
Она дотронулась до руки Фолкейна, как бы желая убедиться в его реальности.
— До нас доходили только слухи, — тихо сказала она.
— Мы слышали, что странный земец прибыл в летающей колеснице, и император запретил всем приближаться к нему. Но мы не знали никаких подробностей. Вы на самом деле из-за края мира? Может быть, с Земли?
— Я же сказал «да», — ответил он. — Но о ком ты говоришь? Кто такой земец?
— Человек. Разве ты не знаешь? Нас в Катандаране называют земцами, — она осмотрела его и как бы надела на себя какую-то маску. С медлительностью и осторожностью, причин которых он не понял, она продолжала:
— Наши предки прибыли с Земли около четырехсот лет назад.
— Четыреста лет? — нижняя челюсть Фолкейна отвисла. — Но тогда еще не был известен полет в гиперпространстве…
— Очевидно, она имеет в виду икрананкийские годы, — сказал Эдзел, которого было трудно удивить. — Дайте подумать… с периодом обращения в семьдесят два стандартных дня… да, это составляет около семидесяти пяти земных лет.
— Но… я говорю… какого дьявола?
— Они летели в другое место, чтобы стать там… как это называется?., да, колонистами, — сказала девушка.
— Их корабль захватили пираты и высадили здесь… всего пятьсот человек.
Фолкейн попытался привести свои мысли в порядок. Словно издалека до него донеслись слова Эдзела:
— Несомненно, это была эскадра с Пиратских Солнц, залетевшая так далеко от своей базы в поисках хорошей добычи — большого корабля. Их не интересовал выкуп. И с их стороны было довольно милосердно найти обитаемую планету и высадить на ней пленников, вместо того чтобы убить их, — он потрепал девушку по плечу. — Не беспокойтесь, маленькая самка. Галасоциотехническая Лига уже давно доказала обитателям Пиратских Солнц ошибочность их образа жизни.
Фолкейн решил успокоить девушку.
— Да, — вмешался он. — Вот это будет сенсация! Когда об этом узнают на Земле, за вами вышлют корабль.
Она все еще следила за ним с каким-то странно печальным выражением лица.
— Ты на самом деле земец… я хочу сказать, землянин?
— На самом деле я гражданин Великого Герцогства Гермес, а мои товарищи по экипажу — выходцы с друг их планет. Но мы действуем от имени Земли. Меня зовут Дэвид Фолкейн.
— Я — Стэфа Карле, лейтенант внутренних войск…. — она замолчала. — Но сейчас дело не в этом.
— Почему эти туземцы гнались за тобой?
Она слегка улыбнулась.
— Я думаю, не все сразу. Нам так много нужно рассказать друг другу, правда? — но тут выдержка оставила ее. Глаза ее распахнулись шире, улыбка засверкала в пятьдесят мегаватт, она захлопала в ладоши и закричала: — О, какое чудо! Человек с Земли — мой спаситель!
«Что ж, — подумал Фолкейн, слегка задетый за живое, — подождем», — он прекратил расспросы и молча любовался внешностью девушки. В конце концов он уже несколько недель не видел ни одного человека.
У корабля они привязали зандара к стабилизатору. Фолкейн подвел Стэфу к трапу, ведущему к люку. Чи Лан, подпрыгивая, встретила их.
— Что за чудная кошечка! — воскликнула девушка.
Чи взорвалась. В некоторых отношениях она была подобна Белджагору.
— Если вы попробуете потрогать или погладить меня, девушка, вряд ли вам тогда удастся сохранить свои пальчики в целости, — она набросилась на товарищей. — Что, во имя девять раз по девять дьяволов, происходит?
— Разве ты не следила за схваткой? — Поинтересовался Фолкейн. Под взглядом Стэфы он решил держаться мужественно. — Думаю, что мы хорошо поработали, разогнав этих бандитов.
— Каких бандитов? — выпалила Чи. — Я отсюда видела, что они направились прямо в город. Если вы спросите меня — если только у вас, безголовых чурбанов, хватит ума спросить меня — я скажу: вы прогнали целый взвод солдат императора, того самого императора, с которым мы должны были заключить договор.
2
Они двинулись в кают-компанию. Идти в город теперь было опасно: там их могли обстрелять. Пусть придет Гурджанджи и потребует объяснений. Тогда они сами в ответ смогут потребовать, чтобы им кое-что объяснили.
Фолкейн налил себе и Стэфе шотландского. Эдзел взял четырехлитровое ведро кофе. Его буддистская религия не запрещала вина, но ни один корабль, тем более с особым поручением, не смог бы вместить достаточного количества напитков для Эдзела. Чи Лан, на которую алкоголь не действовал, закурила слабую наркотическую сигарету в мундштуке из слоновой кости. Все они нуждались в разрядке.
Девушка, прищурившись — она не привыкла к земному освещению, — поднесла стакан к губам и выпила.
— А-аа-ах! — задохнулась она.
Фолкейн похлопал ее по спине. Ругательства, которые она испускала между кашлем и всхлипываниями, заставили его покраснеть.
— Наверное, за три поколения вы утратили большую часть технологических знаний, — сказал Эдзел. — У пятисот человек, включая детей, не может сохраниться достаточного количества знаний, чтобы поддержать нужный уровень развития, а на корабле колонистов вряд ли имелась библиотека с микрофильмами.
Стэфа посмотрела на него широко раскрытыми глазами.
— Я всегда думала, что Великий Грантер — отъявленный лжец, — сказала она. — Но вот теперь я вижу, что он мог в детстве видеть такое существо. Откуда вы?
Эдзел действительно представлял собой внушительное зрелище. Включая хвост, его четырехлапое тело имело добрых четыре метра в длину, руки, грудь и плечи были тоже соответствующих размеров. Сверкающая чешуя покрывала все его тело; спину, бока и живот защищали костяные пластины. Крокодилья голова сидела на шее, длиной в целый метр, уши были костяные, а глаза закрывались костяными щитками. Но глаза эти были большие, карие и мудрые, а скошенный назад череп вмещал мощный мозг.
— С Затлака, — сказал он. — На моем языке это означает «земля». Люди называют мою планету Один. Ее так называли еще тогда, когда люди давали планетам земные названия. В наши дни планету именуют наиболее подходящим в туземном языке словом, так, например, эту назвали Икрананка.
— Вы хороши в схватке? — спросила Стэфа. Она ухватилась за рукоятку кинжала.
Эдзел заморгал:
— Пожалуйста, не надо. Мы очень миролюбивы. Мы так велики и так хорошо вооружены лишь потому, что Один порождает гигантских зверей. Понимаете, у нас солнце типа «Ф-5», в секторе Регула. Оно излучает столько энергии, что, несмотря на поверхностную гравитацию, в два с половиной раза превосходящую земную, жизнь может создавать там массивные тела и…
— Заткни свой фонтан, ты, болтливый варвар, — оборвала его Чи Лан. — У нас есть более важные дела.
Эдзел едва не утратил свое обычное хладнокровие.
— Друг мой, — прорычал он, — очень невежливо чернить другие расы. Да, мой народ — это простые охотники, и мы никогда не сражались друг с другом. А когда я учился планетологии на Земле, я заработал немало денег, исполняя роль фафнира в Сан-Францисской опере.
— …а также выступая на карнавалах во время китайского Нового Года, — добавила Чи ядовито.
Фолкейн ударил кулаком по столу.
— Прекратите вы оба! — крикнул он.
— Но откуда на самом деле эта… гм… леди? — спросила Стэфа.
— Со второй планеты Эридана-А, — сказал Фолкейн.
— Ее назвали Цинтией, в честь жены капитана корабля.
— Я слышала, что на самом деле она не была его женой, — пробормотала Чи.
Фолкейн снова покраснел и украдкой взглянул на Стэфу. Но та не смутилась, а принимая во внимание ее ругательства…
— К тому времени они достигли александрийского уровня развития технологии, но только на одном из континентов, — сказал он, — а также открыли научный метод познания. Но у них не было городов. Цинтианцы постоянно находились в торговых экспедициях. Поэтому они отлично ужились с Лигой.
Он заметил, что сам начал болтать, и замолчал.
Чи изящной шестипалой ладонью смахнула пепел со своей сигареты. Выпрямившись, она едва достигала девяноста сантиметров. Обычно Чи сидела на своих мускулистых длинных ногах и соответствующих передних конечностях. Голова у нее была непропорционально велика, кругла, с тупой черноносой мордочкой, аккуратными маленькими ушками и кошачьими усами. Если не считать темной маски вокруг огромных, сверкающих золотом глаз, она вся была покрыта белой ангорской шерстью. Ее тонкий голосок стал резким:
— Давайте начнем с выяснения вашего положения, фриледи Карле. Нет, простите, лейтенант Карле, не так ли? Я думаю, что ваши предки были высажены именно в этом районе.
— Да, — кивнула Стэфа. Она снова подбирала слова с осторожностью. — Вскоре они столкнулись с туземцами; иногда столкновения оканчивались войной, иногда нет. Люди сильнее и выносливее, чем икрананкийцы. А здесь всегда идут войны. Выгоднее и легче быть солдатом, чем потеть на полях и в шахтах, верно? С тех пор все земцы нанимаются в войска. Те, кто не может воевать, становятся квартирмейстерами.
Фолкейн разглядел шрам на ее руке. «Бедное дитя, — подумал он с жалостью. — Это ошибка. Она должна была бы танцевать и флиртовать на Земле, со мной, например… Девушка — слишком мягкое и слабое создание, чтобы…»
Глаза Стэфы сверкнули.
— Я слышала, как старики рассказывали о войнах за краем мира, — оживленно сказала она. — Мы унаследовали это?
— Что? Гм…
— Я хорошо сражаюсь. Видели бы вы меня в битве при Джанехе. Ха! Они напали на нашу линию. Один зандар наткнулся на мою пику. Я проткнула его, — Стэфа вскочила на ноги, выхватила саблю и взмахнула ею в воздухе. — Одним ударом я снесла голову всаднику. Он упал. Я повернулась и разрубила его соседа пополам — от глотки и до кишок. Другие всадники напали на меня слева. Я ударила одного щитом прямо в клюв. Потом…
— Пожалуйста, прекратите! — простонал Эдзел и закрыл уши руками.
— Мы должны обсудить положение, — торопливо добавил Фолкейн. — Вы враг или друг императора Катандарана?
Стэфа обуздала свой яростный порыв, села и протянула стакан, чтобы его наполнили вновь. Она опять заговорила осторожно:
— Земцы поддерживали первого Джадхади, когда рухнула старая империя. Они помогли ему сесть на Катандаранского Зверя, восстановили империю и расширили ее границы; с тех пор они служат личной гвардией императоров и являются стержнем их войск. Позднее некоторые из них стали завоевателями Рангакоры и Супхадерта, на востоке, в краю Сумерек. Это очень важный стратегический район. Оттуда можно контролировать дорогу, перебираться через горы, а вода, сбегающая с гор, делает эту область богатейшей в Чакоре.
— К дьяволу вашу грязную геополитику! — прервала ее Чи. — Почему вас преследовали солдаты императора?
— Гм… я не уверена… — в наступившем молчании Стэфа отпила из стакана. — Может быть, лучше вы сначала расскажете мне о себе. Возможно, тогда мы поймем, почему третий Джадхади держит вас здесь, а не в Катандаране. Или вы уже знаете это?
Эдзел покачал своей громадной головой.
— Нет, не знаем, — ответил он. — В сущности, мы и не подозревали, что с нами запрещено встречаться. Правда, намеки на это были. Нам казалось странным, почему нас до сих пор не пригласили в столицу и что так мало туземцев приходило взглянуть на нас и на корабль. Когда мы совершали облет на флиттере, то на некотором расстоянии вокруг заметили укрепления. Затем Гурджанджи заявил, что нам нельзя летать. Он сказал, что это зрелище вызывает панику среди населения. Я не хотел бы обвинять его в обмане, но причина запрета кажется мне слишком надуманной.
— Согласно приказу императора вы ограждены от всех, — сказала Стэфа. — В Хайджакату запрещен доступ всем иногородним, и никто не смеет покинуть этот район. Это вредит торговле, но… — Фолкейн уже собирался спросить, почему же она нарушила запрет, когда она сказала: — Ответьте мне, как вы оказались здесь? Почему вы вообще прилетели на Икрананку?
— Она темнит, — прошипела Чи на принятом в Лиге латинском языке.
— Понял, — ответил Фолкейн. — Но можно ли ее обвинять? Мы, неизвестные пришельцы, появившиеся внезапно, а последним контактом, который ее народ имел с галактической цивилизацией, была встреча с пиратами. Мы должны быть терпимыми и постараться показать ей, что действительно желаем им добра.
Чи взмахнула руками.
— О, Космос! — простонала она. — Будьте вы прокляты с вашими стадными инстинктами!
Фолкейн повернулся к ней спиной.
— Простите нас, — сказал он Стэфе по-английски. — Мы… обсуждали… хм… личные проблемы.
Стэфа улыбнулась, взяла его за руку и наклонилась так, что он ощутил ее дыхание.
— Я понимаю, Дэвид… Прекрасное имя Дэвид. И вы из-за края мира! Расскажите мне что-нибудь о себе..
— Ну, — начал, заикаясь, Фолкейн. — Мы торговые разведчики. Ищем новые рынки, — он надеялся, что его глупая ухмылка выглядит скромно. — Я… гм… сам это предложил…
И, не открывая торговых тайн, он пустился в разъяснения.
3
Николас ван Рийн встал из-за стола и побрел к прозрачной стене своего офиса. С огромной высоты он мог одним взглядом охватить путаницу городских башен, зеленых парков и скверов. Некоторое время он стоял, пыхтя сигаретой, потом, не оборачиваясь, сказал:
— Да, черт побери, кажется, в вашем проекте есть рациональное зерно, которое обещает неплохую прибыль. И вы как раз тот человек, который может осуществить это дело. Я слежу за вами с того момента, когда впервые о вас услышал — в связи с той историей на Айвенго. Вы тогда были, простите за выражение, молокососом. Теперь вы получили звание мастера Лиги и можете неплохо поработать для компании «Солнечные пряности и напитки». А я, бедный, одинокий и толстый старик, нуждаюсь в хороших работниках. Если вы привезете домой прекрасную яичницу с беконом, я прослежу, чтобы вы стали богатым.
— Да, — пробормотал Фолкейн.
— Вы пришли рассказать мне о том, как вы любите открывать новые миры, где имеется возможность приобретать новые туземные товары и продавать наши, пока туземцы еще не узнали о рыночных ценах. Отлично, только я полагаю, что вы способны на большее, мой мальчик. Я об этом думаю долгие-долгие ночи, когда ворочаюсь с боку на бок и не могу заснуть из-за своих беспокойных мыслей.
Фолкейн воздержался от замечания, что всем известно об изящной, светловолосой причине ночной бессоницы торгового принца.
— Что вы хотите этим сказать, сэр? — спросил он.
Ван Рийн потянул себя за эспаньолку и принялся внимательно рассматривать Фолкейна своими маленькими глазками, близко посаженными к огромному крючковатому носу.
— Скажу вам по секрету, — сказал он наконец. — Вы не выдадите мою тайну, а? У меня так мало друзей. Если вы разобьете мое старое слабое сердце, я лично сломаю вам шею. Понятно? Хорошо, хорошо. Мне нравятся парни, которые все сразу понимают. Когда Лига отыскивает новую планету, то все устремляются туда и начинают грызть друг другу глотки. Вы считаете, что сможете участвовать в этом соревновании. Увы, вы слишком молоды, слишком чувствительны. Но у вас есть одно преимущество. Пока вы только безвестный космический капитан, по вашим следам не идут шпионы. Поэтому… вы отправитесь открывать планеты для «Солнечных напитков и пряностей»! — он подошел и ткнул своим большим пальцем Фолкейна в ребра. Молодой человек вздрогнул.
— Как вам это нравится, а?
— Но… но… ведь это…
Ван Рийн извлек из холодильника двухлитровую банку пива, наполнил стаканы и объяснил:
— Галактика, даже тот крошечный участок ее спирального рукава, который мы эксплуатируем, невероятно огромна. В поисках планет для возможной колонизации космические исследователи пропустили буквально миллионы планет, показавшихся им неинтересными. Многие из них даже не занесены в каталоги. Если возникнут особые обстоятельства, они останутся неизвестными еще в течение тысячелетий. Но, согласно законам статистики, мы можем предсказать, что тысячи из этих планет потенциально ценны для нас как рынки сбыта и как источники новых экзотических товаров. Вместо того чтобы эксплуатировать уже открытые планеты, почему бы не поискать новых… и потом сохранять свои открытия в тайне так долго, как это будет возможно?
Будет избран сектор, в котором пока слабы межзвездные сообщения: например, сектор Спики. Где-нибудь там оборудуем базу. Оттуда в сотнях направлений мы пошлем маленькие автоматические разведчики. Найдя планету, они со стандартной орбиты произведут наблюдения поверхности и, если найдут что-либо обнадеживающее, сообщат на базу. Туда отправятся экипажи торговцев-разведчиков для того, чтобы ознакомиться с обстановкой на месте. Они соберут необходимую информацию, приземлившись на планету, заключат торговый договор и известят об этом ван Рийна.
— Трех членов экипажа, я думаю, будет достаточно, — сказал он в заключение. — Чем меньше экипаж, тем больше комиссионных. Вы, мастер Лиги, умеющий сопоставлять культуры и находить нужное решения. Планетолог и космобиолог. Они должны быть не гуманоидами. Различные способности — это ценно, к тому же в подобных экипажах меньше причин для взаимных обид и стычек. Я понимаю — лучше лететь в одиночестве, с хорошенькой девушкой, но когда вы вернетесь… ха, ха! — вы все наверстаете. И, может, даже раньше. Я приглашу вас на мою следующую маленькую оргию, мой мальчик, если вы возьметесь за эту работу.
4
Итак, вы установили, что здесь есть цивилизация, использующая металл, — кивнула Стэфа. — Конечно, не вы, а ваши роботы — ох, я никогда не верила Великому Грантеру, когда он толковал о роботах! — так вот, ваши роботы не видели нас, немногих земцев. Но почему они решили, что этой планетой стоит заняться?
— Любая землеподобная планета представляет значительный интерес, — сказал Фолкейн.
— Что? Эта планета подобна Земле? Великий Грантер…
— Любая планета, где человек может жить без специального снаряжения, называется землеподобной. Они не во всем одинаковы. Физические условия, биохимия, экология… Икрананка на самом деле имеет множество отличий от Земли. Масса — 0,394 земной, удельный вес — 0,815, диаметр — 0,7 83. Хотя ее солнце слабее, орбита планеты находится ближе к нему. Разумеется, приливное действие привело к тому, что одно полушарие Икрананки постоянно обращено к солнцу. Но медленное вращение вокруг своей оси свидетельствует, в свою очередь, о слабом магнитном поле, отсюда и сравнительно слабое взаимодействие с заряженными частицами, которых звезда типа красного карлика вообще производит немного. Поэтому планета сохраняет относительно плотную атмосферу. К сожалению большая часть воды в таком случае переходит на холодную сторону планеты, превращая теплую сторону в пустыню. Но этот процесс требует времени, в течение которого успевает развиться и адаптироваться жизнь, основанная на протеинах, растворенных в воде.
— Но что вас здесь может заинтересовать?
— Многое. Роботы доставили изображение и образцы. В крайнем случае два новых напитка, несколько антибиотиков и потенциальные пряности, несколько видов дорогих мехов, и это далеко не все… Добавьте хорошо развитую цивилизацию, способную собирать для нас эти товары в обмен на вещи, которые она вполне может оценить.
Чи облизнула губы.
— А какие комиссионные! — разумеется по латыни.
Стэфа вздохнула.
— Я хотела бы, чтобы вы говорили по-английски. Но я верю вам. Почему вы приземлились в Хайджакате? Вы должны были знать, что самый большой город — Катандаран.
— Очень непросто быть пришельцем из Космоса, и поэтому не стоит с самого начала лезть в толпу, — ответил Фолкейн. — Мы решили предварительно изучить в этом глухом месте местный язык, обычаи и обстановку. Это дело с применением современных мнемонических технических новинок не требует длительного времени. А император, услышав о нас, прислал в качестве специального инструктора Гурджанджи. Недавно мы хотели отправиться в столицу, но, узнав об этом, наш учитель указал на множество причин, не позволяющих это сделать. И так продолжается уже три или четыре недели.
— Сомневаюсь, что нам что-либо удастся узнать, — пробормотала Чи.
— А что такое неделя? — спросила Стэфа.
— Забудьте об этом, — сказала Чи. — Послушайте, женщина, вы вовлекли нас в неприятности, которые могут нам стоить рынка.
— Что за глупости! — нетерпеливо воскликнула девушка. — Завоюйте их!
— Крайне аморальное занятие, — нахмурился Эдзел.
— К тому же это не соответствует нашей политике — это экономически невыгодно.
— В конце концов мы дойдем до сути или нет, болтуны? — разозлилась Чи. — Почему солдаты преследовали вас, фриледи?
Зазвенел тревожный звонок. Компьютер через громкоговоритель сообщил:
— Со стороны города приближается отряд.
5
Фолкейн решил, что лучше быть вежливым и встретить императорского посланника-инструктора у люка. Он выразительно передвинул бластер вперед, поближе к руке.
Ожидая, он рассматривал стены на вершине холма. Они были сложены из камня без применения раствора: вода здесь была слишком дорогой, чтобы использовать ее при кладке. Зубчатая стена с башнями по углам окружала несколько десятков деревянных зданий. Хайджаката была, главным образом, торговым центром для местных фермеров и проходящих мимо караванов. Здесь находился сравнительно небольшой гарнизон. Как объяснил Гурджанджи, северные плоскогорья давно были очищены от варваров, населявших пустыню, поэтому Фолкейн предположил, что войска содержатся преимущественно йа случай восстания. То, что он узнал об икрананкийской истории, сильно его встревожило.
«Это добавочное затруднение для нас, — думал он беспокойно. — Старый Ник не станет вкладывать деньги в это предприятие, пока здесь не возникнет относительно устойчивая структура, способная сохранять и поддерживать условия торговли. А Катандаранская империя кажется единственной, подходящей для этой роли на всей планете. Не будет торгового поста на Икрананке, не будет комиссионных для меня. Что за веселая беззаботная жизнь у нас, разведчиков!»
Его взгляд скользнул по приближающемуся отряду. В нем было несколько дюжин солдат в кожаных нагрудниках, вооруженных до зубов, которых у них, правда, не было, мечами, топорами, ножами, большими неуклюжими самострелами и алебардами. На одежде каждого было причудливое изображение фратрии Тирут: к ней относились все воины местного гарнизона. Во главе отряда гордо гарцевал Гурджанджи. Он был худ и сравнительно высок для икрананкийца, его сине-черная шерсть уже поседела, пара очков в золотой оправе забавно громоздилась на его клюве. Алый плащ спадал к его ногам, украшенный крестом — знаком императорской фратрии Деодакх. С его увешанного кисточками пояса свисал длинный кинжал. Фолкейн до сих пор еще не видел ни одного взрослого туземца без оружия.
Человек скрестил руки и склонил одно колено — таково было местное приветствие.
— Благороднейшему Гурджанджи и его родственникам — привет! — нараспев произнес он ритуальное приветствие. Он так и не научился правильно произносить гортанные булькающие звуки местного языка. Его речевой аппарат не был приспособлен к ним. К тому же в этом языке грамматика соответствовала фонетике. Но сейчас он говорил сравнительно гладко.
Гурджанджи не воспользовался формулой «Мир между нашими родами», он лишь сказал ему: «Поговорим», означавшее, что есть серьезный повод для разговора, и что он надеется, однако, обойтись без кровопролития. После чего он жестом отогнал злых духов, чего никогда не делал раньше.
— Прошу оказать честь моему дому, — пригласил его Фолкейн, так как в местном языке не было слова «корабль», а слово «повозка» казалось ему не совсем подходящим.
Гурджанджи оставил сопровождающих у входа и неуклюже взобрался по трапу.
— Я хотел бы, чтобы в помещении было более подходящее освещение, — попросил он. Туземцы не воспринимали волн света короче желтых, зато диапазон их зрения включал и инфракрасные лучи. Поэтому освещение в корабле было слишком тусклым для Гурджанджи: его глаза с горизонтально расположенными зрачками не способны были адаптироваться в темноте, что, впрочем, и не требовалось на полушарии, постоянно обращенном к солнцу.
Фолкейн провел его в кают-компанию. Всю дорогу Гурджанджи ворчал, что здесь слишком жарко и плохо пахнет, что воздух сырой, и не может ли Фолкейн дышать в сторону. Икрананкийцы не выдыхали водяных паров. Продукты метаболического распада поступали у них обратно в кровеносную систему.
На пороге кают-компании он остановился, напрягся и поправил очки.
— Значит, вы на самом деле дали ей убежище! — прохрипел он.
Стэфа схватилась за саблю.
— Нет, нет, нет, — сказал Эдзел, кладя на ее руку свои невероятно сильные пальцы. — Разве хорошо так поступать?
— Садитесь, благороднейший, — сказал Фолкейн. — Хотите выпить?
Гурджанджи принял предложение выпить шотландское виски с явным оживлением. В этом отношении икрананкийцы были похожи на людей.
— Я считал, что вы пришли, как друзья, — сказал он.
— Надеюсь, этому происшествию будет дано удовлетворительное разъяснение.
— Конечно, — сказал Фолкейн с напускной сердитостью. — Мы увидели, как женщину моей расы преследуют неизвестные, похожие на разбойников. Естественно, мы посчитали, что она с моей планеты.
Чи выпустила кольцо дыма и добавила шелковым голосом:
— Тем более что вы, благороднейший, при нас никогда не упоминали, что на этой планете существуют поселения людей.
— Ак-крр, — прокашлялся Гурджанджи. — Мне нужно было так много объяснить вам…
— Но вы, несомненно, понимали, что это нас заинтересовало бы, — настаивала Чи.
— Для вашей собственной пользы…
— Благороднейший, мы огорчены и обижены.
— Это всего лишь особая фратрия солдат.
— Очень важная для империи, с которой мы хотели бы торговать, основываясь на взаимном доверии.
— Она нарушила приказ императора…
— Какой приказ? Мы что, изолированы?.. О, благороднейший, это второе прискорбное открытие. Мы начинаем сомневаться, можно ли вам вообще доверять. Быть может, наше присутствие здесь нежелательно? Вы знаете, мы можем и улететь. Мы вообще никому не хотим навязываться и, в частности, мы не хотим навязывать наши товары.
— Нет, нет, нет! — Гурджанджи уже испытал некоторые образцы товаров, включая синтетические ткани и огнестрельное оружие. Каждый раз, думая об оружии, он тяжело дышал. — Это просто…
— Если быть откровенным, — сказала Чи, — наше отсутствие не будет долгим. Мы расскажем дома об этих земцах, и наши люди позаботятся об их отправке на планету с более подходящим климатом. Нашим владыкам на Земле не понравится, что Катандаран хранил в тайне информацию об этих бедных земцах. Может быть, с ними плохо обращаются? Боюсь, что на Земле все это произведет плохое впечатление.
Фолкейн был слишком сосредоточен на том, чтобы удержаться от смеха, и не успел насладиться зрелищем капитуляции Гурджанджи. Сам он не думал всерьез о возвращении земцев. Это бы слишком увеличило стоимость экспедиции до Андромеды-А. Так что открытие придется хранить в тайне.
Может быть… Нет. Он взглянул на Стэфу, сидевшую, гордо выпрямившись, у края стола. Свет играл в ее серых глазах и волосах, подчеркивая округлости ее тела. Он не собирался предавать ее своим молчанием. Это было бы бесполезно. Как только торговцы начнут прибывать сюда, они узнают обо всем, и какой-нибудь разговорчивый купец обязательно проболтается.
Гурджанджи дрожащей рукой поправил очки, извлек какой-то листок и уставился в него.
— Я должен известить императора, — сказал он. — Действительно должен. Но… в сложившихся условиях… возможно, мы придем к взаимопониманию.
— Надеюсь на это, — сказал Эдзел.
— Дело в том, — объяснил Гурджанджи, — что незадолго до вашего прибытия… ак-крр… возникла неприятная ситуация. Император завоевал Сугхарату. (В этом языке не было лицемерных слов типа «умиротворение».) Ключ ко всему району — город Рангакора. Он сильно укреплен, его трудно захватить поэтому император привлек свое первоклассное войско земцев для помощи при штурме под общим командованием… б… б…
— Роберта Торна, — коротко сказала Стэфа, выделяя губные согласные.
— Они действовали успешно…
— Вам следует поблагодарить их, — сказала Чи.
Гурджанджи выглядел смущенным и явно нуждался в дополнительной выпивке.
— Они действовали успешно, — заставил он себя продолжать. — Но потом — х-фф… Роберт Торн решил, что Рангакора может быть центром его собственного королевства. Он и его люди… хм… они оттеснили наши войска и заняли город. С тех пор они там и находятся. Мы… хм… до сих пор не сумели их… хм… удалить. В то же время земцы, оставшиеся в столице, начали волноваться. И тут появились вы, принадлежащие к той же расе, а может, и к той же фратрии. Можно ли удивляться, что император действовал… хм… если можно так сказать… с осторожностью?
— Так вот оно что! — изумился Фолкейн.
Некоторое время все сидели в молчании, только слышался шум воздуха, гонимого вентиляторами, нетерпеливое постукивание о стол мундштука Чи и астматическое дыхание Гурджанджи. Стэфа хмурилась, глядя вниз и обхватив рукой подбородок. Наконец она приняла решение, выпрямилась и сказала:
— Да, правда, это обидело земцев в Катандаране. Они поняли, что находятся под подозрением. Если подозрения императора станут слишком велики, он захочет нас уничтожить. Не думаю, чтобы это было мудро с его стороны — кто может рассчитывать выйти живым из такой схватки? Но мы не хотим разрывать империю на части. В то же время мы не должны забывать о себе. Итак, до нас дошли слухи о пришельцах. Вы теперь знаете, что доступ сюда был закрыт. Но хайджакатцы успели разнести эту новость до того, как был наложен запрет. Да и сейчас еще крестьяне время от времени проскальзывают между постами. Мы в Железном Доме решили узнать, что означают эти слухи. Иначе мы уподобились бы слепым на горной тропе. Я решила добраться до этого места. Это была моя собственная идея, клянусь вам. Никто не знал об этом. Но патруль меня обнаружил.
На этот раз Гурджанджи не ухватился за возможность произнести очередную речь о верности и подчинении приказам. Или в этом не было смысла? Много раз на протяжении последних недель Фолкейн наблюдал, что икрананкийцы испытывают верность лишь по отношению к своим фратриям, а все остальное является для них лишь вопросом выгоды.
— Стоп! — он вскочил на ноги. Гурджанджи схватился было за меч, но Фолкейн принялся бегать взад и вперед по кают-компании и наконец произнес:
— Все это может обернуться неплохой перспективой для нас. Мы торговцы, и ваш император напрасно нас подозревает. Это в наших интересах — иметь дело с единым государством. Оружие корабля способно разрушить любую стену. Мы возьмем город Рангакору штурмом для императора.
— Нет! — воскликнула Стэфа. Она вскочила на ноги, в руке ее сверкнула сабля. — Вы грязный, мерзкий…
Фолкейн помолчал, ожидая пока она затихнет в объятиях Эдзела, потом спросил:
— Но что я такого сказал? Разве вы не на стороне императора?
— Я не позволю вам убивать земцев, — ответила она сквозь зубы, — я… — и она пустилась в долгое, насыщенное анатомическими подробностями описание того, что она сделает с Дэвидом Фолкейном.
— О, вы не поняли, — попытался он возразить. — Я никого не собираюсь убивать. Всего лишь обрушить две-три стены и напугать гарнизон.
— Тогда об этом позаботятся солдаты императора Джадхади, — мрачно сказала она.
— Хм… Мы защитим их. Заключим соглашение.
— Послушайте, — вмешался Гурджанджи, — только император имеет право…
Фолкейн сказал ему, куда император может засунуть свои права, правда, сказал это по-латыни. На катандаранском же он произнес:
— Амнистия земцам явится нашим главным условием помощи. С гарантией и охранными свидетельствами. Не думаю, что это слишком высокая плата. Но решать это должен император. Мы полетим к нему и обсудим это дело.
— Нет, подождите! — резко воскликнул Гурджанджи.
— Вы не можете…
— А как вы собираетесь нас задержать, вы, засоня? — насмешливо спросила Чи.
Гурджанджи пустился в спор. Император будет недоволен нарушением его приказа. В Катандаране нет подходящего места для посадки корабля. Население неспокойно, и прилет корабля может вызвать волнение. И так далее, и тому подобное.
— Лучше пойдем на компромисс, — прошептал Эдзел.
— Высокомерие порождает сопротивление.
После долгих колебаний Гурджанджи согласился, что в сложившейся ситуации может допустить полет, но не на корабле, а на флиттере. Он сравнительно невелик и способен незаметно приземлиться в императорском саду. А посылка вестника в Катандаран действительно займет очень много времени.
— К тому же оставшийся здесь корабль, — заметила Чи, — сможет вмешаться, если у вас будут неприятности.
— У нас будут неприятности? — спросил Эдзел.
— Не думаете ли вы, что я соглашусь жить в этой пыльной атмосфере? К тому же я ничем не смогу вам там помочь. Я здесь буду спокойно изучать записи и слушать музыку, пока вы будете там обделывать дела.
— Если ты собираешься слушать то, что называется цинтианской музыкой, я, несомненно, полечу.
— Мы отвезем вас домой, — предложил Фолкейн Стэфе.
Она было вскочила, но потом села с застывшим лицом.
— Вы чем-то обеспокоены? — спросил он.
— Н… н… нет, — ответила она по-английски. (Гурджанджи не знал этого языка). — Мои товарищи по казарме скроют мое отсутствие, даже если не поймут его причин. Это нетрудно сделать: икрананкийцы настолько глупы, что не могут отличить одного земца от другого. Но мы должны… я хочу сказать, что я не должна была покидать город. Я не могу появиться открыто и если прилечу с вами, меня заметят, — она подумала немного.
— Вы приземлитесь быстро, прямо перед входом в Железный Дом, и я вбегу в него. Если вас спросят о причинах посадки, вы ответите, что ошиблись местом.
— Почему вы не хотите, чтобы вас заметили?
— Для меня это нежелательно, — она схватила Фолкейна за руку и придвинулась ближе.
— Пожалуйста, Дэвид. Вы были для меня таким хорошим другом. Но…
Она прослезилась.
— Я надеялась, что мы подружимся еще больше.
— Ну ладно, черт возьми!
Подготовка к полету закончилась быстро. Фолкейн надел теплую куртку, брюки, белый плащ и украшенную драгоценными камнями шляпу, которую он лихо надвинул на брови. По бокам свисали два пистолета: бластер и топнер — парализующее оружие. В нагрудный карман он сунул приемопередатчик — ионосфера планеты позволяла осуществлять связь между кораблем и Катандараном. Он захватил с собой чемодан с запасным оборудованием, одеждой и подарками для императора. Эдзел взял лишь коммуникатор, нацепив его на шею.
— Мы будем регулярно вызывать тебя, Чи, — сказал Фолкейн. — Если в течение восьми часов с этого момента от нас не будет известий, выводи гравитележку и лети к нам на помощь.
— Не понимаю, чего вы суетитесь, — пробормотала Чи. — Эта проклятая женщина уже испортила все дело.
— Секретный агент? Нет, не думаю. Но даже если узнают конкуренты, Старый Ник успеет достаточно выкачать из этой планеты и из этой империи. К тому же мы не можем допустить кровопролития.
— Почему бы и нет? — она фыркнула. — Ну, ладно. Я продолжу беседы с Гурджанджи. Чем больше информации мы получим, тем лучше.
Императорский посланник уже удалился в город со своим эскортом. Парапеты Хайджакаты были покрыты толпами туземцев, собравшихся посмотреть на отлет.
— Ох! — Стэфа схватила Фолкейна за руку, когда флиттер взлетел. Он не удержался от соблазна проделать несколько фигур высшего пилотажа и направился прямо на северо-запад, в Катандаран. С орбиты были сделаны отличные карты, а Гурджанджи описал все заметные ориентиры, которые должны им встретиться в пути.
Под ними километр за километром проносилась Чакора. Они летели над бесконечными красно-зелеными полями, зарослями низкого кустарника, иногда попадался караван грузовых четырехногих каракутов под охраной воинов на зандарах.
— Это шекхеджи, — заметила Стэфа. — Их фратрия занимается перевозкой товаров в этих местах.
Эдзел, массивное тело которого лежало между Фолкейном и Стэфой (чему Фолкейн был совсем не рад), спросил:
— Разве торговля — семейное занятие?
— Да, — ответила Стэфа. — Тот, кто рождается во фратрии Шекхеджи, становится караванщиком. Все део-дакхи до того, как захватили Катандаран, были охотниками, теперь они чиновники. Тируты и другие, — например, мы, земцы, — солдаты. Рахиниждиане — писцы. И так далее.
— Но допустим, кто-нибудь не способен заниматься семейным делом.
— О, в каждой фратрии есть множество других занятий. Главное занятие, конечно, наиболее почетно. Но кто-то должен смотреть за домом, вести счета, заботиться о фермах, если фратрия владеет ими, и так далее. Вы бы не стали передавать это чужакам, верно? К тому же молодежь, еще не посвященная в секреты фратрии, может покинуть ее и примкнуть к другой, если эта другая фратрия их примет. Эта одна из причин того, что земцы так обособлены. Мы не можем вступать в брак с икрананкийцами, — Стэфа хихикнула и сделала неприличный жест, — так что мы вынуждены оставаться со своими. С другой стороны, по той же причине мы вполне можем доверять своей молодежи. Ей некуда идти. Поэтому мы рано приобщаем ее к делам взрослых.
— Вероятно, существуют очень древние фратрии?
— Да. Королевства приходят и уходят, ни одно из них не продержалось дольше нескольких поколений, а кровное родство держится веками.
Слова Стэфы укрепили Фолкейна в его выводах. Туземцы обнаружили прочно укоренившуюся приверженность к своему клану, и это беспокоило Фолкейна. Если эта привязанность стала инстинктивной, то в таком мире трудно будет вести торговые операции. Но если ее можно разрушить, если икрананкийцы способны испытывать верность к чему-то большему, чем к семейству…
На горизонте показался Катандаран. Город более чем на двести километров отстоял от Хайджакаты, которая в свою очередь находилась на полпути к Рангакоре. Империя простиралась по плодородной Чакоре далеко на восток и юг.
На северо-западе извивалась река Джанджак — серебряная нить, окруженная поясом растительности, которая светилась на фоне темных восточных холмов и коричнево-красных западных пастбищ. Там, где река огибала бывший континентальный шельф и вливалась в широкое заболоченное озеро Урши, был построен Катандаран. Этот город с населением в полмиллиона производил внушительное впечатление. Здесь сменили друг друга множество цивилизаций так же, как в Риме, Константинополе, Пекине и Мехико: каждая из них добавляла свою долю стен, башен и зданий, и теперь крепостная стена окружала путаницу разнообразных строений, сооруженных преимущественно из камня. Древними были эти камни, древними были улицы, извивающиеся между мрачными серыми прямоугольными фасадами. В дальнем конце города, на возвышенности, группировались строения, не иссеченные в течение тысячелетий песком пустынь, — создания новых правителей: мраморные, с куполами, крытые медью и украшенные абстрактной мозаикой. И этот район, подобно районам, сооруженным прежними властителями, имел свою собственную стену, защищавшую господ от народа.
На экране увеличивающего сканнера Стэфа показывала достопримечательности города, хотя флиттер пока находился на таком удалении, что из столицы еще не был заметен. Фолкейн начал снижение. Засвистел ветер. В самый последний момент Фолкейн включил антигравитатор, и флиттер мгновенно замер над самой землей.
— До встречи, Дэвид, мы с тобой обязательно встретимся, — Стэфа прижалась к нему губами. Кровь ударила ему в лицо. Он вдохнул странно волнующий запах ее волос. Затем она выскочила в люк.
Земцы размещались в одном огромном здании поблизости от дворца. Оно выходило на вымощенную площадь так же, как и дома богатых горожан. Как и прочие здания, оно имело внутренний двор с единственным выходом наружу. Но какие-то воспоминания о Земле виднелись в заостренной железной крыше, остроконечных коньках, украшенных головами чудовищ, даже в железной двери. Несколько икрананкийцев глуповато уставились на флиттер. Точно так же поступили часовые у входа в казарму — огромного роста бородатые люди в кольчугах из цепей, позолоченных шлемах с плюмажами и плащах, развеваемых ветром. Но вот они схватились за оружие и закричали.
Стэфа подбежала к ним. Фолкейн взлетел. Он успел увидеть, как Стэфа скрылась в здании.
— Летим к императору, — сказал он. — Надеюсь, что там сначала спрашивают, а потом стреляют.
6
Снаружи у помещения для гостей зазвенел колокол.
— Войдите, — сказал Фолкейн.
Слуга в облегающей ливрее отодвинул толстый занавес, заменявший входную дверь в этой бедной деревом стране. Он поклонился и объявил, что император желает видеть посланцев Галасоциотехнической Лиги. Слуга был вежлив, но лишен раболепия, он не использовал никаких особых титулов, называя правителя, как например, «его сиятельство». Система наследственных занятий не способствовала выработке кастовой иерархии: поддерживаемый своей фратрией, привратник был так же горд и независим, как солдат или писец.
— Мой товарищ отсутствует, — сказал Фолкейн, — но я могу представительствовать один.
«Как действовать? — думал он про себя. — Мы уже неделю как заглушили моторы флиттера. Может, один из этих курьеров, что снуют взад и вперед, несет приказ сжечь нас живьем? Но надо идти. Я буду действовать, буду действовать, буду действовать».
Фолкейн отправился переодеться по случаю приема у императора. Комнаты, предоставленные ему, были достаточно просторны, если не считать низких потолков, и на туземный манер были даже роскошны. К сожалению, он не разделял мнения туземцев. Ему понравились украшающие стены великолепные меха, особенно когда он подсчитал, сколько они могли стоить на Земле. Но фрески не произвели на него впечатления, это была работа не ахти какого художника, к тому же сказывались особенности восприятия: половина цветов казалась ему сплошной чернотой. Голый пол был постоянно холоден. И Фолкейн никак не мог удобно устроиться на диване или в кровати, предназначенных для икрананкийцев.
С балкона на третьем этаже можно было разглядеть дворцовый парк. Он был похож на старый японский сад: скалы, низкие, слабые, угнетенные растения, необыкновенные фонтаны — они журчали внутри стеклянных колонн, чтобы избежать испарения. Из-за окружающей парк стены были видны лишь крыши ближайших зданий. На западе сквозь пыльную завесу утомленно светило оранжево-малиновое солнце. «Еще одна буря, — подумал Фолкейн. — Новая беда для скотоводов».
Неделя в императорском дворце могла бы оказаться интереснее, если бы империя была человеческой и декадентской. Катандаран не был ни тем, ни другим. В отчаянии Фолкейн пытался совершенствоваться в туземном языке, читая то, что было объявлено здесь величайшим эпосом в мире. В нем, пожалуй, больше повторов и многословия, чем в Библии. Фолкейн включил передатчик.
— Алло, Эдзел, — сказал он по-латыни. — Как дела?
— Мы находимся у входа в нечто, похожее на таверну, — послышался голос одинита. — Как свидетельствует надпись, это Дворец утонченных наслаждений и крепкой выпивки.
— О, Боже, а я остался дома! Послушай, меня вызывает Большое Красное Колесо. Вероятно, для новых вопросов и отсрочек решения, хотя это никогда нельзя знать заранее. Поэтому держи радио включенным, но молчи, ясно? Насколько я могу судить, икрананкийцы не подозревают об этом средстве связи. Для нас это будет козырь про запас.
Если только им не рассказали земцы… Но нет, это кажется маловероятным. Будучи высаженными лишь с немногими пожитками и инструментами, столкнувшись с необычной культурой, их предки быстро забыли прежние искусства и навыки. Зачем делать пистолеты или еще что-нибудь, если вы и так вдвое сильнее туземцев? За исключением нескольких бытовых мелочей, люди не внесли в свою жизнь ничего нового, а их знания постепенно забылись.
— Хорошо, — сказал Эдзел. — Я постараюсь уверить капитана Падрика, что это безвредная магия. Мне все равно придется как-то успокоить его. Удачи!
Фолкейн вернулся в гостиную и последовал за слугой вниз по длинным коридорам и извивающимся аппарелям. Туземцы сегодня были активны — отовсюду слышались топот ног, голоса, шелест одежды и бумаг. Вокруг сновали икраианкийцы: чиновники, торговцы, лакеи в ливреях, крестьяне в юбочках, скотоводы в шляпах и сапогах, посетители, прибывшие издалека, среди них был и купец из далеких теплых подсолнечных стран в сверкающем драгоценностями плаще — гул жизни и деятельности наполнял императорский дворец. Кухонные запахи напомнили Фолкейну, что он голоден. Он должен был признать, что местная кухня оказалась восхитительной и должна понравиться ван Рийну. Если…
У входа в тронный зал стояли на страже четыре земца, одетые и вооруженные так же, как и часовые у входа в Железный Дом. Они не делали на караул. Здесь не было такого ритуала, а люди слишком презирали туземцев, чтобы вводить его. Они и их сверкающее оружие точно окаменели. За ними Фолкейн разглядел дюжину тирутских лучников. Он подозревал, что их добавили в связи с событиями в Рангакоре. Трудно было винить Джадхади в том, что он больше не доверял в прежней мере своим гвардейцам.
И все же в его чрезмерной осторожности и недоверчивости было нечто, свойственное параноикам. Вместо того чтобы с радостью принять предложение Фолкейна о возвращении захваченного города, он целую неделю только задавал бессмысленные вопросы. Поскольку он ничего не терял, приняв предложение Фолкейна, и при этом никак не объяснял причины своего поведения, его поступки могли быть обусловлены не только крайней ксенофобией. Но в чем была причина ее и как следовало поступать в дальнейшем Фолкейну?
Проводник Фолкейна отбросил занавес, и Дэвид прошел в зал.
Джадхади ждал его, восседая на Звере, — химере из позолоченной бронзы. Фолкейн остановился, как требовалось, не доходя семи шагов. Он подозревал, что такую дистанцию установили, чтобы дать возможность земцам, находящимся в тронном зале, вмешаться, если посетитель попытается сделать смертельный выпад. Фолкейн с достоинством поклонился.
— Где твой товарищ? — резко спросил император.
Он был средних лет, шерсть его сохранила красно-черный цвет, а начинающий выпирать животик был скрыт под алой мантией. Одной рукой он сжимал украшенный драгоценными камнями скипетр, который, в сущности, являлся потерявшим свое первоначальное назначение копьем.
— Гвардейский офицер предложил нам совершить прогулку по вашему городу, благороднейший, — объяснил Фолкейн. — Не желая, чтобы мы отсутствовали оба…
— Какой офицер? — Джадхади наклонился вперед.
Ближайший земец — женщина, которая могла бы сойти за валькирию, если бы не была так изуродована шрамами, седовласа и грязна, словно старая растрескавшаяся лохань, положила руку на меч. Все находившиеся в помещении: писцы, советники, колдуны, младшие сыновья, изучающие науку управления, — все придвинулись ближе. Их глаза сверкали в полумраке.
— Его зовут Хаф Падрик, благороднейший.
— Ах… крр… Они скоро вернутся?
— Не знаю, благороднейший. Разве есть что-то спешное?
— Нет. Наверное, нет. Но мне это не нравится, — Джадхади повернулся к туземному гвардейскому офицеру. — Пусть их разыщут и вернут. Писцу — издать приказ о том, что земцам запрещены контакты с представителями Галасоциотехнической Лиги.
— Благороднейший! — другой земец, не стоящий на страже в тронном зале (в этом зале на всем его протяжении между полированными колоннами из ярко-зеленого камня было много свободных от дежурства земцев и отнакаджи), выступил на середину. Это был бородатый старик с совершенно белыми волосами, спускавшимися до плеч. Держался он очень прямо. Фолкейн встречал его и на предыдущих аудиенциях: его звали Гарри Смит, он был главой фратрии и ее представителем при императоре.
— Я протестую!
В зале стало очень тихо. Тени от свечей, вставленных в серебряные канделябры, колебались, и их огни отражались в полированном мраморе, блестящих мехах и богатых туземных тканях. Из курильниц тянулся дымок ладана. Арфисты в дальнем конце зала прекратили брать аккорды, стоявшие перед Фолкейном роскошно украшенные часы, казалось, затикали громче.
Джадхади окаменел в своем кресле. Драгоценные глаза Зверя сверкали так же злобно, как и его собственные.
— Что ты сказал? — выдохнул император.
Смит, стоя перед ним по-солдатски прямо, ответил:
— Благороднейший, мы, земцы из твоей гвардии, как и все, негодуем по поводу неповиновения Роберта Торна. Он больше не является одним из нас, мы не желаем видеть в наших рядах ни его, ни его последователей. (При этих словах женщина из караула бросила на него свирепый взгляд.) Позволь нам только двинуться на Рангакору, и мы докажем тебе, что фратрия земцев всегда остается рядом с фратрией деодакхов точно так же, как это было в годы первого Джадхади. Но ты не веришь нам. Ты держишь нас без дела, ты шпионишь за каждым нашим шагом, ты позволяешь другим фратриям выполнять при дворе обязанности, которые с момента сооружения дворца исполняли только мы. Мы переносим это терпеливо, понимая, что тебе неведомо, насколько в нас силен голос крови. Тем не менее мы недовольны. Люди в Железном Дворце ворчат. Если ты открыто оскорбишь нас, я не отвечаю за последствия.
На мгновение их взгляды скрестились. А затем Джадхади взглянул на своего главного мага.
— Что скажешь ты, Нагаджир? — сердито спросил он.
Выступивший вперед икрананкиец в одежде со знаками своей магической власти не стал говорить об очевидном, — о том, что в этой комнате находится не меньше пятидесяти вооруженных земцев, которые немедленно отомстят за грубое обращение с их вождем. Наоборот, он хитро прохрипел:
— Это дело не стоит твоего внимания, о благороднейший. С твоими выдающимися гостями встречались всего лишь несколько гвардейцев. Какая разница, что они думают об этом посещении?
— Я говорю в твоих собственных интересах, — коротко добавил Гарри Смит.
Фолкейн решил, что пришло его время.
— Если будут продолжаться оттяжки, то положение станет слишком серьезным, не так ли?. — спросил он. — Прими мое предложение, и мы возьмем Рангакору; откажешь — и мы отправимся домой. Каково будет твое решение?
— Кр-ррак! — император уступил. — Отменяю свой приказ, — сказал он Фолкейну. — Я не могу принимать решение с закрытыми глазами. Мы очень мало о вас знаем. Даже с самыми добрыми намерениями вы можете навлечь на нас злых духов. Из-за этого я и вызвал тебя сегодня. Объясни свои обряды Нагаджиру, чтобы он смог оценить их.
«Ох, нет!» — простонал про себя Фолкейн.
Тем не менее он нашел беседу интересной. Он давно уже удивлялся абсолютному отсутствию религии у туземцев, но не решался расспрашивать об этом Гурджанджи. Он не смел расспрашивать о деталях и Нагаджира — проявлять невежество было так же опасно, как и пребывать в нем, — но некоторую информацию он все же сумел собрать косвенным путем. Утверждая не всегда искренне, что он не все понял, он осторожно наводил мага на интересующие его темы.
Лишь слабоумный или турист способен на основе знакомства с одной культурой делать выводы о целой планете. Однако всегда можно утверждать, что наиболее развитая культура имеет и наиболее сложную теологическую систему. Но теология Катаидарана оказалась поразительно незрелой. Фолкейн не был уверен, можно ли вообще назвать эту мешанину религией. Здесь не было никаких богов — только обычный ход событий, ожидаемая последовательность вещей, происходящих с того момента, как первичный Огонь соединился с первичным Льдом и образовал Вселенную. Но было множество персонофицированных демонов и духов — назвать их можно было как угодно; они старались восстановить хаос. Главной их целью было нести разрушение. Их удерживали в рамках с помощью магии, включавшей сотни повседневных табу и обрядов, которые исполняли Нагаджир и его коллеги.
Но маги вовсе не обязательно должны были быть добрыми. Никогда нельзя быть уверенным, что их не подкупили и что они не направляют свою волшебную власть на разрушение.
Мифология была так же параноидальна, как и весь образ мыслей икрананкийцев. И Фолкейн уже начал отчаиваться в возможности заключения торгового договора.
— Да, несомненно, — сообщил он, — мы в Галасоциотехнической Лиге могущественные волшебники. Мы глубоко проникли в законы, которые правят миром. Я был бы рад научить вас наиболее величественному обряду, который мы называем покером. А для отвращений несчастий мы можем продавать вам талисманы по неслыханно низким ценам. Мы, например, продадим вам волшебную траву — четырехлепестковый клевер.
Нагаджир, однако, пожелал узнать подробности. Магия Фолкейна могла оказаться менее эффектной, чем утверждает человек: разрушение искусно соблазняет людей и толкает их к гибели. Может даже оказаться, что это черная магия. Благороднейший должен понять, что нельзя исключать и такую возможность.
Не будучи Мартином Шустером, способным изменить любую религию, внеся в нее элементы Каббалы, Фолкейн нуждался в такой увертке.
— Я подготовлю общий очерк, благороднейший, который мы сможем изучить вместе. «Боже, помоги мне! — воскликнул он про себя. — Или, скорее, Чи Лан, помоги мне. Эдзел новообращенный буддист, и он вряд ли способен на что-нибудь, кроме успокоительных междометий, я больше рассчитываю на Чи — я видел, как она прекрасно гадает на картах. Я вызову ее, и мы что-нибудь придумаем…»
— Если вы сделаете аналогичный очерк, — проговорил он снова вслух, — ваших собственных верований, это будет очень ценный гуманитарный обмен.
Нагаджир широко раскрыл клюв. Джадхади поднялся в золотых стременах, потряс копьем и крикнул:
— Ты хочешь проникнуть в наши секреты?
— Нет, нет, нет! — вспотев, Фолкейн широко расставил руки. — Не нужно ничего, что составляет тайну фратрии. Только то, что знают все, кроме чужеземцев вроде меня.
Нагаджир успокоился.
— Это можно сделать, — сказал он, — хотя на это потребуется время.
— Сколько?
Нагаджир пожал плечами. Вряд ли кто-нибудь из них мог указать точное время. Хотя механические часы были известны им уже в течение нескольких столетий, а земцы внесли в них некоторые усовершенствования, катандаранцы использовали их лишь для уравнивания периодов работы. Рожденные в мире без ночей и времен года, туземцы с трудом представляли себе периоды более короткие, чем их семидесятидвухлетний год. Икрананкийцы работали, пока в этом была необходимость или пока они не уставали. Несомненно, такое отношение к работе способствовало хорошему пищеварению, но Фолкейну оно не нравилось.
— Я могу идти, благороднейший? — спросил он.
Джадхади разрешил, и Фолкейн удалился, испытывая сильное желание плюнуть благороднейшему в глаза.
— Принесите мне обед, — приказал он слуге, провожавшему его обратно, — материалы для письма и хорошую порцию выпивки.
— Какого сорта выпивка?
— Самого крепкого, конечно. Брысь! — и Фолкейн задвинул занавес, служивший ему дверью.
Кто-то схватил его за горло.
— Ах! — сказал он, пытаясь выхватить оружие и пинаясь.
Его нога ударила по голенищу сапога. Свободной рукой нападавший сжал его за запястье. Фолкейн был силен, но он не успел выхватить оружие, так как другой человек перехватил его свободную руку. Фолкейн пытался вдохнуть воздух. Перед ним появился третий человек. Он отодвинул скрывавший его щит и оттуда выглянуло лицо Стэфы Карле. Правой рукой она поднесла к лицу Фолкейна влажную тряпку. Человек, сжимавший горло, разжал руку. Непроизвольно Дэвид набрал полные легкие воздуха; острый запах ударил в нос и увлек его во тьму.
7
Обычно, — говорил Хаф Падрик, — старый город — не самое безопасное место в мире. Помимо того что он был домом фратрий, которые специализировались в убийствах, воровстве и вооруженном грабеже плюс в менее антиобщественных занятиях типа азартных игр и проституции, так вот, помимо этого он был излюбленным местом пребывания остатков прежних родовых групп, сохранившихся после завоевания власти деодакхами. Земцы здесь ходят группами. Однако вы, Эдзел, сами по себе можете сойти за целую группу.
— Но я не хочу ввязываться в конфликт, — сказал одинит.
— Трудно в это поверить, — улыбнулся в ответ Падрик. В своем мундире, камзоле, брюках, сапогах, плаще, с мечом и кинжалом он выглядел внушительно. Падрик был молодым человеком высокого роста. Его красиво остриженные коричневые волосы окружали лицо, отличавшееся резкими чертами, на котором борода росла чуть ли не от римского носа. Беседовать с ним было интересно, и Эдзел, чье любопытство было пропорционально размерам его тела, не отказался от предложенной прогулки по городу.
Они вышли из ворот дворца и пошли по Новому Городу. На одинита бросали внимательные взгляды, но вид его уже не поражал. Новость о гостях императора распространилась широко, а образованный класс имел некоторые познания в астрономии.
— Уж не вы ли, люди, научили их этому? — спросил Эдзел, когда Падрик упомянул об этом обстоятельстве.
— Может лишь отчасти, — ответил земец. — Но они и без нас знали о планетах, вращающихся вокруг солнца, и даже о том, что звезды — это тоже солнца.
— Но откуда они могли узнать? При постоянном дне…
— Думаю, от рангакорцев. Жители этого города обладают большими познаниями. Он расположен ближе к зоне сумерек, их исследователи могли проникнуть во тьму и там наблюдать звезды.
Эдзел кивнул. Атмосферная циркуляция могла сохранить на темном полушарии относительно высокую температуру. Даже у антиподов Подсолнечных земель температура вряд ли опускалась ниже пятидесяти градусов. По той же самой причине, а также потому, что планета эта была меньше Земли, а угловой диаметр солнца на ее небе значительно больше, здесь наблюдался менее резкий переход от одной климатической зоны к другой, нежели на Земле. И полюса, и зона сумерек не очень отличались от других климатических зон.
Туземцы, проникавшие в замерзшие земли, были ограничены в передвижении из-за слабого ночного зрения. Но после того как они соорудили склады топлива, у них появился материал для освещения. Вероятно, такие склады устраивались в целях добычи полезных ископаемых. Научная любознательность пришла позже.
— В сущности, — пробормотал Падрик, — Рангакора как город намного лучше, чем Катандаран. Более удобный и более… хм… цивилизованный. Иногда я думаю, что нашим предкам следовало бы встретиться с рангакорцами раньше, тогда бы они не примкнули к банде варваров, захвативших рухнувшую империю.
Он сжал губы и огляделся по сторонам, чтобы убедиться, что их никто не подслушивает.
За внутренней стеной поверхность резко понижалась. Здания становились все более дряхлыми, серые обветренные фасады теснились друг к другу, запертые двери были покрыты символами давно умерших цивилизаций. В районе рынка в лавках торговали туземки, расхваливая товары своих мужей: пищу напитки, одежду, шкуры, ремесленные изделия. В мастерских позади лавок звенело железо, вертелись гончарные круги и жужжали ткацкие станки. Но внутренности мастерских были недоступны взору прохожих, чтобы демон или случайный злой колдун не смогли навлечь зла.
Движение стало более оживленным. Всадники с хриплыми криками прокладывали себе путь по узким, занесенным песком улицам. Повозки крестьян, запряженные упряжками каракутов и нагруженные плодами Чакоры, проезжали мимо верениц голых носильщиков с грузами на бритых спинах и уступали дорогу расхаживающим с важным видом шекхеджи-караванщикам. Плоскую телегу охраняло несколько вооруженных тирутов: на ней привезли склеенные стебли, более ценные, нежели бронза. Неуклюжие, так как им приходилось идти, а не прыгать, сквозь толпу пробирались зандары со своими всадниками-лачнакопами; прибывшие на рынок за покупками жители пустынь угрожающе размахивали копьями и враждебно смотрели вокруг из-под вуалей. Было очень шумно: резкие голоса икрананкийцев, звон, скрежет, скрип, топот ног, пыль и дым смешивались с тысячью странных запахов.
Никто не пытался преградить Эдзелу дорогу. Наоборот, многие старались вскарабкаться на стены. Сотни клювастых лиц испуганно смотрели на него с плоских крыш. Падрик высоко нес древко со знаменем деодакхов, и, конечно, до них доносились отдельные оскорбительные выкрики. Но в целом катандаранцы казались относительно спокойными.
— Кто это в коричневом плаще, вон в том переулке, делает нам странные знаки? — спросил Эдзел.
— Это колдун. Он отводит наше проклятие от соседей. Или пытается отвести.
Слова Падрика было трудно различить в общем гуле.
— Но я никого не проклинал.
— Кто может быть уверен? Они считают, что все новое связано с черной магией.
«Такое отношение, очевидно, преобладает и в высшем обществе, — подумал Эдзел. — Тогда понятно нежелание Джидхади вступать в союз с посланниками Лиги. Вернувшись, я должен буду обсудить это с Дэвидом».
Падрик показывал наиболее любопытные достопримечательности: статую пятитысячелетней давности, дворец, принадлежащий правителям из предыдущей династии и теперь превращенный в склад, здание со входом в виде раскрытого клюва. Эдзел заинтересовался импозантными строениями нескольких больших фратрий, где жили их руководители и куда члены фратрий собирались на совет. Хотя они и поддерживали новое правительство, но не захотели переносить свои штаб-квартиры в Новый Город. Да и зачем? Империя, языки и цивилизации, приливы и отливы истории — все это эфемериды. Только фратрии сохраняются вечно.
— Дом Каменного Топора, — показал Падрик, — принадлежит даттаджирам. Их глава все еще владеет этим топором. Он с кремниевой головкой, никто не знает, когда он был сделан, но, очевидно, задолго до появления металлургии, — он зевнул. — Вам еще не наскучило? Отправимся лучше туда, где мы сможем найти настоящую жизнь. В Старый Город.
— А меня там не будут бояться? — спросил Эдзел. Он надеялся, что не будут. Его обижало, когда матери при виде его хватали детей и убегали. У них такие очаровательные пушистые детеныши, наверное, их так приятно подержать в руках.
— Нет, — ответил Падрик. — Там не боятся черной магии, так как многие из них сами черные маги.
Они двинулись вниз, мимо рухнувших стен. Дома становились все ниже и меньше, они жались друг к другу, балконы нависали над узкими улочками, так что в небе была видна лишь тонкая пурпурная полоска. Строители, жившие в лучшие времена, когда почва не была такой сухой, вымостили улицы булыжниками. Копыта Эдзела громко стучали о камни — это был тихий квартал, в котором закутанные в плащи туземцы спешили мимо по каким-то неведомым делам, а где-то тихо плакала невидимая арфа. Пока они спускались к бывшему морскому дну, Эдзел еще раз оглянулся назад на красноватые скалы над городом, они спускались все ниже и ниже к остаткам пристани, сохранившимся среди зданий и зарослей тростника, среди которых блестели воды озера Урши.
Падрик остановился.
— Как вы насчет выпивки?
— Что ж, мне нравится ваше пиво… — Эдзел внезапно замолчал. Приемопередатчик на его шее ожил, оттуда донесся голос Фолкейна.
— Что это за демон! — Падрик отпрыгнул. Его меч выскочил из ножен. Пара икрананкийцев, сидевших на корточках у входа, выронила чаши и исчезла внутри.
Эдзел переговорил с Фолкейном по латыни и успокаивающе помахал рукой.
— Не тревожьтесь, — сказал он. — Это наша собственная магия, вполне безопасная. Это… вроде заклинания против злых духов, которое мы произносим прежде чем войти в незнакомый дом.
— Это нелишне, — Падрик расслабился. — Особенно здесь.
— Но зачем вы ходите сюда, если здесь так опасно?
— Выпивка, игра, а если повезет, то и схватка. Кишки провоняли в казарме… Идем.
— Я… я, наверное, лучше вернусь во дворец.
— Что? Когда веселье еще только начинается? — Падрик потянул Эдзела за руку, с таким же успехом он мог сдвинуть гору.
— Может быть, в другой раз. Мой магический круг советует мне…
Падрик состроил обиженную гримасу.
— Какой же вы мне друг, если не хотите выпить со мной.
— Простите меня, — Эдзел капитулировал. — После того как вы были так добры ко мне, я не хочу оказаться невежливым.
К тому же он хотел пить, а Фолкейн не сказал, что нужно торопиться.
Падрик вошел внутрь, отодвинув полусгнивший кожаный занавес. К ним, бормоча хриплым голосом, с предложениями скользнула проститутка, по, увидев, кто это, отступила. Падрик засмеялся.
— К сожалению, эти девицы нам не подходят, — заметил он. — Но у нас предостаточно своих в Железном Доме.
Когда одинит вошел, в тесной прокуренной комнате воцарилась тишина. За плетенными столиками, занятыми постоянными посетителями, сверкнули ножи. Факелы, торчавшие из подсвечников, бросали неверный колеблющийся свет, тусклый и красный для Эдзела, яркий для туземцев — на потрепанную одежду, на птичьи лица и немигающие глаза. Падрик опустил свой флаг и поднял руку.
— Мир между нашими родами, — сказал он. — Вы знаете меня, я Хаф из гвардии, и много раз бывал здесь. А это гость императора… Он большой, но вежливый и не приведет за собой никаких демонов. Пусть будут прокляты демоны!
Пьяный в углу рассмеялся. Это немного разрядило атмосферу, посетители вернулись к своим напиткам, лишь изредка бросая взгляды на вновь прибывших, и их разговор теперь, несомненно, вертелся вокруг драконоподобного чудища. Падрик отыскал стул без спинки, а Эдзел уселся рядом с ним прямо на грязный пол. Владелец набрался храбрости и спросил, что им угодно. Когда Падрик величаво указал на Эдзела и сказал: — Напои-ка его, дружище, — икрананкиец поднял голову, подсчитал возможную прибыль и радостно потер руки.
Бренди, джин, арака или как вам будет угодно назвать принесенную жидкость, дистиллированную из неземных фруктов, была не намного крепче концентрированной серной кислоты. Но у нее был отличный сухой вкус. Эдзел для пробы отпил около литра.
— Я не жадный, — сказал он.
— Не стесняйтесь. Ради меня, — Падрик вытащил толстый кошелек. — Нам хорошо платят, я не могу за это обижаться на Сидящего на Звере.
— Меня кое-что интересует. Конечно, не все земцы живут в Железном Доме?
— Нет, нет. Здесь служат, получают жалование, женятся. Кроме того здесь располагается штаб-квартира фратрии. Но семейные живут в своих домах по всему Новому Городу, отправляются на наши ранчо или куда захотят. Обычно, выйдя замуж, женщины откладывают оружие. Мужчины ежегодно участвуют в учениях и, конечно, в случае войны объединяются в единое войско.
— Но тогда как же войска Роберта Торна осмелились на измену? Ведь оставшиеся дома семьи подвергнутся мести императора.
— Не совсем так. Если император тронет кого-либо из оставшихся, мы все поднимемся — от Гарри Смита до самого последнего барабанщика — и насадим его голову на копье. К тому же много жен и детей ушло с ними. Это обычное явление., когда предстоит долгая осада или война. Женщины отлично охраняют лагерь, они легко справляются со слабосильными икрананкийцами, они наши квартирмейстеры, наши… — Падрик закончил перечисление их функций.
На Земле в таких примитивных условиях вряд ли кто бы выжил. Но здесь, поскольку местные микробы безопасны для людей, это оказалось вполне возможно. Одна из причин того, почему земцы становились преимущественно солдатами, заключалась в том, что до появления профилактических медицинских средств эпидемии косили местные армии сильнее, чем битвы.
— Сочувствую вашему поколению, — сказал Эдзел.
— Когда вы все так тесно связаны, нелегко оказаться в конфликте со своими родственниками.
— Кто говорит, что мы в конфликте? — остановил его Падрик. — Этот дрожащий Смит? Во времена его молодости узы внутри фратрии были не так сильны. Если бы он был моим ровесником, он никогда не решился бы выступить против Торна, — он осушил свой стакан и приказал наполнить его снова. — Но, вероятно, Железный Дом достаточно верен своим офицерам, чтобы оставаться нейтральным.
Чтобы сменить тему разговора, Эдзел спросил, видел ли Падрик Стэфу Карле со времени ее возвращения.
— Еще бы! — с энтузиазмом воскликнул Падрик. — Что за девушка!
— Приятная, хотя и импульсивная личность, — согласился Эдзел.
— Я не говорю о ее личности, хотя она сильна, как мужчина. За Стэфу!
Стаканы звякнули. Видя, что дракон оказался общительным, посетители еще больше осмелели. Вскоре один из приятелей Падрика, полупьяный икрананкиец, подошел к их столику и сказал: — Привет!
— Сидовин! — обрадовался земец. — Выпей с нами.
— Я должен вернуться, — сказал Эдзел.
— Не глупите. И не оскорбляйте моего доброго друга. Он мечтает познакомиться с вами.
Эдзел пожал плечами и выпил еще. К ним присоединились несколько других завсегдатаев. Вначале они пели, потом обсуждали ситуацию в Рангакоре — не очень горячо, правда, ибо никто в Старом Городе не беспокоился о судьбе этого паршивого императора. Потом трое или четверо из них подрались — это растопило последний лед, и начали произносить тосты. Они пили за свои фратрии, и за проституток, сновавших между ними, и в память доброго короля Аграша, и за реку Джанджак, которая поддерживает жизнь в Катандаране, и за озеро Урши, которое принимает в свои глубины столько бесчувственных тел, и за Хафа Падрика, так как он платил за выпивку, и… наконец, они потеряли счет тостам. Веселье кончилось только тогда, когда большинство собутыльников уснуло прямо на полу.
— Я… должен… идти… домой, — сказал Эдзел. Ноги его подгибались, хвост, казалось, налился свинцом, а покачивание и головокружение мешали ему думать. Взмахами своего хвоста он переломал большую часть мебели. Но владелец не возражал, потому что тоже лежал пьяный.
— Да… да… согласен, — Падрик попытался выпрямиться. — Долг зовет.
— И очень неприятным голосом, — сказал Эдзел. — Друг мой, вы… ик… заблуждаетесь. Не нужно впадать в ошибку… и отожде… ствлять нирвану с аннигиляцией… — он не был фанатиком, но чувствовал, что настало время, когда его лучший друг, влачащийся рядом, должен быть посвящен в таинство буддизма. Поэтому обратную дорог у он разглагольствовал. Падрик пел песни. Туземцы шарахались с их пути.
— Итак… — тянул Эдзел, — воплощение вовсе не обязательно связано с кармой…
— Погодите, — Падрик остановился. Эдзел с трудом нагнул шею, чтобы посмотреть на него. Они были вблизи ворот Нового города.
— Что случилось?
— Я вспомнил о срочном деле, — земец с неожиданной быстротой протрезвел. На самом ли деле он пил столько, сколько остальные? Эдзел за ним не наблюдал.
— Идите дальше один…
— Но я… как раз… хотел вам сообщить самое интересное.
— Позже, позже!
Ветер гулял по пустынным улицам, вздымая тучи песка. Никого не было видно.
«Странно, — подумал Эдзел. — Горожане, конечно, и раньше избегали меня, но не настолько». Час был неурочным для сна, обычно в это время все бодрствовали.
— Что ж, спасибо за… уф!., интур… интересную беседу.
Эдзел протянул руку. Падрик торопливо и смущенно пожал ее и удалился.
Какое странное место! Эдзел впал в сентиментальное настроение и вспомнил далекий Один, родные широкие равнины под бриллиантово-ярким солнцем, где быстрые ноги мчали его многие километры, охоту, а после охоты костер, друзья, дети и самки… Но все это сейчас было так далеко от него. Его семья сблизилась с агентом Лиги, они хотели, чтобы он получил современное образование; и он получил его, и теперь он так изменился, что никогда уже не почувствует себя своим среди охотников. Он продолжал любить женщин, и весной был очень чувствителен к соблазнительным запахам, но как горько осознавать, что былая простота и невинность утрачены навсегда. Эдзел смахнул слезу и побрел дальше, покачиваясь из стороны в сторону.
— Он идет!
Эдзел остановился. Перед стеной, окружавшей Новый Город, была широкая площадь. Они кишела солдатами. Он не мог сосчитать точно, сколько их, ибо они начали двоиться, стоило ему вглядеться попристальнее. Но было ясно, что их очень много и что все они туземцы. Перед закрытыми воротами стояло несколько катапульт.
Группа всадников выехала вперед.
— Остановитесь! — крикнул их предводитель. Острие его копья казалось окровавленным в красном свете солнца.
— Я уже остановился, — резонно ответил Эдзел.
Имперские зандары были хорошо вымуштрованы, хотя этого и нелегко было добиться. Они двинулись двумя шеренгами в обход, окружая его.
— Благороднейший, — обратился к нему начальник кавалеристов. Он сильно нервничал, — Давайте поговорим. Стало известно, что готовится заговор против императора… ак-крр… поэтому очень желательно ваше присутствие.
Одинит приложил ладонь к животу — ритуальный жест вежливости — и поклонился. Его шея сгибалась до тех пор, пока голова не уперлась в землю. Это расстроило Эдзела, но он сохранил равновесие и вежливо ответил:
— К… конечно… все, что могу. Идемте!
— Кхм… пустая формальность, благороднейший, император желает, чтобы вы… гм… надели общепринятые знаки достоинства, — офицер знаком приказал выйти вперед одному из пехотинцев, который повиновался с видимым нежеланием. Он нес несколько цепей.
— Что? — Эдзел попятился. Мысли совсем перепутались в его голове.
— Стойте! — крикнул офицер. — Стойте на месте или мы будем стрелять!
Экипажи катапульт принялись настраивать свои орудия. Каждая из этих машин могла метнуть камень весом с Эдзела.
— Н… н… но что может случиться?
— Все, что угодно. Демоны способны на все. Ваш товарищ исчез, и вместе с ним много земцев. Узнав об этом, император заподозрил предательство и приказал окружить Железный Дом. Те, что находятся внутри, рассердились и отказываются сдаваться. Они стреляют в наших солдат!
Офицер провел ногтеобразным пальцем по своему кольцу из перьев. Ветер раздувал его плащ, зандар под ним подпрыгивал, самострелы были взведены и нацелены в Эдзела, копья направлены в грудь, солдаты замкнули вокруг одинита кольцо.
— Что? — черт бы побрал эту выпивку. И никаких антитоксикантов под рукой. Эдзел нажал кнопку приемопередатчика. — Дэвид? Где вы? Что случилось?
Ответом было молчание.
— Дэвид! Отзовись! На помощь!
— Стойте на месте, — приказал офицер. — Вначале свяжем вам запястья. Если вы невиновны, вам нечего опасаться.
Эдзел настроился на корабль.
— Чи? Ты здесь?
— Конечно, я здесь, — послышался язвительный голос. — Где же мне еще быть?
Эдзел подавил вспышку раздражения. От этого в голове у него слегка прояснилось. Он попытался объяснить положение.
— Меня берут в плен. Я ухожу, — сказал он. — Мирно. Ты прилетишь на корабле… Они хотят связать меня… возможно, мы вместе поищем Дэвида.
— Что ты несешь, — проворчала Чи. — Но я вылетаю немедленно.
Группа магов делала яростные движения руками. Эдзел повернулся к офицеру.
— Да, конечно… ик… я иду к императору.
По радио послышалось отдаленное бормотание. Чи говорила с кем-то. Эдзел протянул руку и раскрыл рот. Он хотел изобразить улыбку, но показал лишь устрашающий ряд зубов.
Офицер подтолкнул копьем несшего цепи пехотинца.
— А ну, вперед, — приказал он. — Исполняй свой долг.
— Сам иди вперед, — ответил тот.
— Что я слышу? Ты не выполняешь приказ?
— Да, — пехотинец отступил.
— О, идемте, чего же вы ждете, — сказал Эдзел. Он хотел встретиться с Джадхади и как можно скорее докопаться до сути дела. Он двинулся было вперед, но кавалеристы преградили ему дорогу. Офицер растерянно стоял в стороне. Его приказов не слушались.
— Хорошо, я помогу вам! — взревел Эдзел в нетерпении. Он поймал строптивого солдата, поднял его, отобрал цепи и снова поставил его на ноги. Тот в испуге упал и свернулся в комок.
Эдзел недоуменно уселся на хвост и задумался. Что-то у него не получалось.
— Как вы хотели укрепить это? — обидчиво спросил он, перебирая цепи. Чем больше он старался разгадать загадку, тем сильнее запутывался. Императорские солдаты как зачарованные смотрели на него.
Из приемопередатчика раздался крик:
— Эдзел! Уходи! Меня схватили!.
Послышались звуки драки и резкие удары. Внезапно наступила тишина.
На какое-то мгновение Эдзелу показалось, что он на корабле играет в покер: у него тройка и на столе тройка, и вместе они образуют флеш-рояль. Значит, надо повышать ставку. Пары алкоголя развеялись, и он понял, в каком положении оказался.
Лига учила своих космонавтов действовать быстро. Эдзел продолжал позванивать цепями, одновременно обводя взглядом площадь и оценивая обстановку. Прыжок налево, и, если повезет, он прорвется. «Только бы не причинить вреда этим бедным заблудшим душам, но я постараюсь этого избежать».
Он собрался с силами и прыгнул.
На его пути оказался кавалерист. Эдзел поднял его вместе с зандаром и швырнул на отряд копьеносцев. Их строй рассыпался. Он бросился в образовавшийся проход. Вокруг слышались крики, сыпался дождь стрел. Мимо ушей просвистел заряд, пущенный из катапульты. Офицер, вооруженный копьем, напал сбоку. Эдзел не увидел его вовремя. Конец копья ударил по приемопередатчику на шее одинита и сломал его. Эдзел мчался дальше, наращивая скорость. Зандары с всадниками быстро отстали от него.
Сплошная стена высотой в четыре этажа вдруг выросла перед ним. Эдзел на полной скорости подлетел к ней и запрыгнул наверх. Он ухватился за край и подтянулся. Грубая каменная поверхность давала возможность цепляться за неровности. Рядом ударил снаряд и осыпал его дождем каменных осколков. Эдзел взобрался на крышу, перескочил на следующую и, спрыгнув в переулок, поскакал по направлению к Старому Городу.
Конечно, никакой помощи он не ждал. Но в лабиринте древних улочек его нелегко будет выследить. Он направился к озеру Урши. Туземцам не на чем будет преследовать пловца, так как у них нет ничего, кроме нескольких грубых плотов. Он легко уйдет. А перебравшись на тот берег, он двинется через Чакору. Ни одно слово не достигнет Хайджакаты раньше него — черт бы побрал этот разбитый передатчик.
Но им еще послужит передатчик Чи, после того как он выручит ее из неприятности, в которую она попала. Они поднимут корабль, вернут себе флиттер из дворца и начнут разыскивать Дэвида. Если Дэвид еще жив. И если они сами останутся живы.
