Часть вторая
Невидимое солнце
Замечания по поводу определения родственности
До начала космических полетов господствовало мнение, что иные миры не пригодны для существования разумной жизни. Даже на планетах, подобных Земле, ход биологической эволюции мог оказаться таким, — а ведь эта эволюция зависит от множества случайных причин, — что человек вынужден будет обзавестись специальным снаряжением. А что касается иных разумных существ, то разве мы не были столь высокомерны, что утверждали, будто они должны быть абсолютно похожи на нас и по психологии, и культуре. Якобы только в таком случае мы найдем с ними общий язык? Открытия первых межзвездных экспедиций, казалось, подкрепляли эти утверждения.
Но, в конце концов, победила противоположная точка зрения. Мы поняли, что в Галактике имеется множество планет, которые будучи экзотическими в деталях, так же гостеприимны к нам, как и Земля. Мы встретили разумные существа, которые невзирая на свою нечеловеческую внешность, разговаривают и действуют как люди. Философ и воин, торговец и старый космический бродяга — мы знаем сотни вариантов телесного воплощения этих типов. Мы заключаем с ними сделки, ссоримся, работаем и развлекаемся, как могли бы это делать и с людьми. Так есть ли что-нибудь основополагающее в земной биологии и технической цивилизации?
Как обычно, истина оказалась где-то между крайними точками зрения. Большинство известных планет и в самом деле гибельны для человека. Но мы минуем их, они нас нимало не занимают. Из тех планет, которые располагают свободным кислородом и жидкой водой, больше половины либо бесполезны, либо опасны для нас по той или иной причине. Но эволюция не является случайным процессом. Естественный отбор, функционирование постоянных законов природы дают эволюции определенное направление. К тому же Галактика настолько огромна, что даже случайные вариации условий все равно повторяются на миллионах планет. Поэтому мы не испытываем недостатка в новых Землях.
Аналогично обстоит дело и с психологией разумных существ. Нелюди остаются нелюдями. Такое существо сможет продемонстрировать нам лишь ту часть своей сущности, которую мы в силах понять. Поэтому оно часто кажется нам примитивным и даже комическим персонажем. Но поймите, что и вы произвели на него аналогичное впечатление. Хорошо, что люди не подозревают, на скольких планетах они являются объектом непристойных шуток.
Большинство рас имеет не меньше различий между индивидуумами, чем представители Хомо Сапиенс. Это частично скрадывает общую разницу между расами. Часто человек легче сходится с нечеловеком, чем с большинством своих соплеменников.
— Конечно, — заявил разведчик на Кетц-коагле о своем партнере, — он выглядит, как помесь капусты с подъемным краном. Конечно, он рыгает сернистой кислотой и спит в грязной луже. Но я могу доверять ему, я даже могу оставить его наедине со своей женой!
Ноев Ковчег. Введение в Софоптологию.
1
Нападавшие разместили свой флот на стандартной патрульной орбите. Иными словами, они ничем не маскировали своих намерений. Это свидетельствовало об их уверенности, от которой Дэвид Фолкейн ощутил легкий озноб.
По мере того как его спидстер приближался к Венессе, он вглядывался в возникающие на экране корабли. Один из них проскользнул мимо настолько близко, что потребовалось совсем незначительное увеличение, чтобы рассмотреть детали его конструкции. Корабль был гигантским и относился к классу Нова, и лишь немногие признаки свидетельствовали О том, что он сделан нечеловеческими руками. Его орудия вырисовывались на фоне тьмы и незнакомых созвездий, солнечные лучи сверкали на его боках, он был прекрасен, высокомерен и пугающ.
Но Фолкейн убеждал себя, что он не слишком напуган. И в то же время спрашивал себя, в какой мере он пытается сам себя обмануть.
Его приемопередатчик зазвенел — сработал сигнал универсального вызова. Он включил связь. Шкала допплеровского компенсатора указывала, что военный корабль пристроился к его спидстеру, уравняв с ним скорость и направление полета. С экрана на него смотрело — нет, конечно, это был не венессуанин, — но существо, принадлежащее к той же расе. Оно что-то забормотало.
— Прошу прощения, я не говорю… — Фолкейн замолчал. Завоеватели склонны к раздражительности, а этот парень, сидящий на борту вражеского корабля, может в любой момент при помощи ядерного оружия съесть континент, а потом использовать свой корабль как зубочистку. — Я сожалею о моем незнании вашего языка.
Краоканец что-то выкрикнул. Очевидно, он, она или оно не знало английского. Что ж, попробуем международный язык Политехнической Лиги…
— Вы говорите по-латыни?
Существо потянулось за вокализатором. Без его помощи люди и краоканцы с трудом произносили звуки чужого языка. Отрегулировав прибор, офицер сказал: — Вы говорите по-немецки?
— Как? — лицо Фолкейна вытянулось.
— Я немного изучал немецкий язык у главного капитана, — сказал краоканец гордо, но без особого соблюдения правил грамматики.
Фолкейн крепче ухватился за свое пилотское кресло и изумленно уставился на экран.
Если не считать враждебного тона, существо отнюдь не казалось неприятным. Его двухметровое тело напоминало тиранозавра, если, конечно, существуют тиранозавры с коричневой шерстью. Его спина оканчивалась большим ребристым гребнем, радужно переливавшимся в ярком свете ртутных ламп. Его руки напоминали человеческие, только каждый из четырех пальцев содержал один лишний сустав. Круглая голова, пушистые уши, маленькие глаза и глуповатое выражение лица производили забавное впечатление. Одежда краоканца состояла из нарукавной повязки, пояса с подсумками и прикрепленного к поясу оружия. Фолкейн порылся в памяти и определил, к какому из трех краоканских полов принадлежит офицер: так называемый передатчик, оплодотворяемый самцом и в свою очередь оплодотворяющий самку.
«Я должен был сразу догадаться, — подумал он. — Если бы даже в библиотеке Гарстанга не было информации о них. Самцы низкорослые, мелкие, они растят детенышей. Самки же принимают решения и созидают. Передатчики наиболее воинственны».
«Как этот, например, что следит за мной через ствол пушки». Он почувствовал себя одиноким. Дрожь и гудение корабля, запахи обогащенного кислородом воздуха и его собственного пота, все в искусственном поле тяготения — вся эта жизнь была хрупка, словно он был заключен в яичную скорлупу, за пределами которой была окоченелость. Власть Лиги кончалась за много парсеков отсюда, а эти незнакомцы объявили себя ее врагами.
— Отвечайте! — потребовал краоканец.
Фолкейн пытался вспомнить обрывки фраз на идиш, которые он слышал от Шустера во времена своего ученичества.
— Я… знаю… плохо… немецкий, — сказал он как можно яснее и медленнее. — Дайте мне… человека…
Краоканец оставался неподвижным.
— Черт побери, с вами ведь есть люди, — сказал Фолкейн. — Я знаю имя одного из них. Ут Хорн. Понимаете? Ут Хорн.
Краоканец переключил его на другого краоканца, склонившегося над электронной аппаратурой. Нечеловеческие звуки доносились из интеркома. Это существо повернулось к Фолкейну.
— Я немного знаю латинский, — сказало оно. Несмотря на вокализатор, его акцент с трудом позволял понять сказанное. — Назовите себя.
Фолкейн облизнул губи.
— Я агент Политехнической Лиги в Гарстанге, — сказал он. — Я получил капсулу с извещением о вашем… гм… прибытии. В нем говорилось, что мне разрешается прилететь сюда.
— Так, — еще свисты и хрипы. — Действительно. Мы разрешаем одной шлюпке, невооруженной, приземлиться в Элан-Тррл. Если вы будете причинять беспокойство, мы вас убьем.
— Конечно, я не буду причинять беспокойство, — пообещал Фолкейн и мысленно добавил: во всяком случае, без надежды на успех. — Я направляюсь прямо к месту назначения. Вам нужно сообщить мой маршрут?
— Да, нужно.
Компьютер спидстера передал цифры на военный корабль.
Полет по маршруту был разрешен. Лазерные лучи передали другим кораблям предупреждение о необходимости следить за спидстером.
— Следуйте, — сказал краоканец.
— Но этот Ут Хорн…
— Коммандер Хорн увидится с вами, когда он этого захочет. Можете двигаться.
Экран почернел, и Фолкейн полетел дальше. Включились компенсаторы полей тяготения, поглощая возникающее ускорение.
Фолкейн тяжело вздохнул и посмотрел на экран. До сих пор, пока он удалялся от звезды Турмана, на небе господствовала Бета Центавра, немигающая яркая звезда, находившаяся на удалении двадцать светолет. Но теперь ярче всех светила Венесса. Это был не супергигант класса «В», а белая звезда класса «Ф-7». Кипящая протуберанцами, сверкающая короной, она производила достаточно сильное впечатление. Если защитные экраны спидстера не выдержат, ее радиация мгновенно пронзит борт корабля и уничтожит его.
«Что ж, — подумал Фолкейн, — я хотел стать лихим авантюристом. Вот и исполнилась моя мечта».
Он потянулся, чтобы немного размяться и снять охватившее его напряжение. Потом он почувствовал голод и отправился на корму, чтобы приготовить себе сэндвич. Пока он ел и курил трубку, волнение вновь охватило его. Ведь ему было всего двадцать лет.
Когда он получил свое свидетельство агента, он оказался самым младшим по возрасту из людей, занимавших эту должность. В сущности, это назначение было наградой ему за ту роль, которую он сыграл в событиях на Айвенго. Для того чтобы установить теперь подобный же рекорд в скорости получения мастера Лиги, ему нужно было совершить еще один подвиг или даже два. Послание Белджагора заставило его задрожать от радости.
Но теперь оказалось, что он вовлечен в нечто гораздо более серьезное, чем ему представлялось издалека. Тем не менее, будучи гордым отпрыском баронского рода Великого Герцогства Гермеса, он намеревался не упустить своего шанса.
Как минимум, если даже он ничего и не предпримет, а просто передаст известие о случившемся в сектор ВГ, уже это сделает его имя известным верхушке Лиги. Может, даже сам старый Ник ван Рийн услышит о Дэвиде Фолкейне и поймет, что тот напрасно не теряет время.
Он высокомерно усмехнулся. За последний год он сильно изменился. Хотя лицо его оставалось неизлечимо курносым, оно утратило пухлость и округлость, которые так его огорчали. «Я высок, светловолос, строен, — говорил он себе. — У меня превосходный вкус к одежде и вину. А женщины, — добавил он, — очень ценят эти качества. Если бы только я не был единственным человеком на этой проклятой планете!.. Что ж, может быть, этот загадочный Хорн привез с собой несколько женщин…»
В иллюминаторе вырастала Венесса, красноватый шар, испещренный зеленым и сипим, усеянный отражениями солнца в маленьких морях. Фолкейн подумал: «Интересно, как называют планету ее обитатели? Будучи сами колонистами, чья цивилизация не обособилась в результате долroro перерыва в космических полетах краоканцев, они, несомненно, имели единый язык. Почему Турман не совершил обычной в этих случаях процедуры: не указал туземное название в каталоге?
Вероятно, потому, что человеческая гортань не в силах произнести туземные звуки. Или, может, планету окрестили Венессой по иной причине. Черт побери, какая блестящая возможность была у открывателя! И какая девушка откажет тебе, узнав, что ты дал ее имя целому миру!»
На экране появился еще один боевой корабль, двигавшийся по сторожевой орбите. Фолкейн оторвался от своих мечтаний.
2
В давно миновавшие дни своей великой экспансии краоканцы никогда не основывали городов. Концепция подобных обособленных друг от друга поселений была им чужда. Тем связанным в единое целое поселениям, которые они создавали, краоканцы давали единые названия. «Справочник пилота по району Бета Центавра», заменявший Фолкейну Библию, информировал его, что Элан-Тррл — так приблизительно и звучало его название — расположен в средних северных широтах и отмечен радиобакенами Лиги.
Информационная кассета мало что могла сообщить ему об этой планете. Наиболее важные сведения касались озона и ультрафиолетовых лучей. Он надел костюм с капюшоном, маску с фильтром и перчатки. Крошечное поле космопорта устремилось ему навстречу. Он приземлился.
Некоторое время он стоял, пытаясь сориентироваться и приспособиться к незнакомой обстановке. Небо над головой было безоблачным, бледно-голубым, солнце слепило, он не мог даже взглянуть на него. Цвета сливались в яркое сияние. За иллюминатором холмистая равнина спускалась к озеру, от которого тянулись ирригационные каналы, пересекавшие обработанную местность, усеянную сине-зеленым кустарником. Сучковатые, с кожистыми листьями деревья росли вдоль берегов каналов, по воде скользили моторные лодки с высокими бортами. Сельскохозяйственные машины на полях и антигравитационные лодки, время от времени пролетавшие над головой, видимо, были импортированы торговцами Лиги. На горизонте возвышался коричневый горный хребет.
Фолкейн ощутил навалившуюся тяжесть — сказывалась увеличенная на двадцать процентов, по сравнению с земной, гравитация. Ветер сдувал с него капельки пота. Но в сухом воздухе переносить жару было сравнительно легко.
В другом иллюминаторе вздымал луковицы своих башен Элан-Тррл. Их серый камень за прошедшие тысячелетия был изъеден непогодой. Фолкейн не заметил интенсивного уличного движения. «Вероятно, оно подземное», — подумалось ему. Его глаза с благоговением остановились на знакомых стеклянно-стальных фасадах зданий Лиги на краю космопорта. Очертания их дрожали в волнах горячего воздуха.
Рядом с его кораблем на поле космодрома стояли два других корабля. Один небольшой, по-видимому, принадлежал Белджагору; другой, стройный, вооруженный, построенный по образцу земного корабля-истребителя, должно быть, принадлежал захватчикам. В его тени на страже стояло несколько краоканцев. По-видимому, их предупредили о появлении Фолкейна, поскольку они остались неподвижными и ничего ему не сказали. Идя к зданиям, принадлежавшим Лиге, он спиной чувствовал их взгляды. Топот его башмаков одиноко звучал в тишине; космопорта.
Дверь помещения фактории открылась перед ним. Воздух в вестибюле был таким же жарким, как и снаружи; свет был лишь чуть менее резким. Фолкейн с тоской подумал о холодном зеленом Гарстанге. И почему этот Белджагор не вышел его встретить?
Тяжелый бас сказал в интерком по-латыни:
— Вдоль по залу и направо.
Фолкейн прошел в главную контору. За столом сидел Белджагор, дымя сигарой. Над ним висела эмблема Галасоциотехнической Лиги — космический корабль на фоне солнечной вспышки — и девиз: «Мы будем повсюду». Компьютеры, записывающая аппаратура и прочее оборудование были хорошо знакомы Фолкейну. А вот их хозяин — нет. Фолкейн никогда раньше не встречал джалильцев.
— Вот и вы, — сказал Белджагор. — Долго же вы добирались.
Фолкейн остановился и взглянул на него. У агента была антропоидная внешность. Коренастое тело, две ноги, две руки, одна голова и полное отсутствие хвоста. Рост у него был немногим более метра, на ногах имелось по три толстых пальца, на руках тоже было по три противопоставленных пальца. Его набедренная повязка была единственной одеждой, открывающей серую чешую и желтый живот. Нос Белджагора легче было представить на морде тапира, а уши напоминали крылья летучей мыши. Пучок красноватых ресничек торчал на макушке, а над глазами шевелилась пара мясистых чувствительных щупалец. Глаза были маленькими, как и у краоканцев. Фолкейн знал, что существа, которые хорошо видят в фиолетовой части спектра и не видят в красной, доступной человеку, не нуждаются в больших глазах.
Его полной противоположностью был сидящий рядом венессуанин. На его… нет, на этот раз — на ее хвосте… Белджагор указал на нее сигарой.
— Это Квиллипап, мой первый помощник и связной офицер. А вы… кстати, как вас зовут?
— Дэвид Фолкейн! — он осмелился лишь выкрикнуть свое имя. А что еще мог сделать простой агент перед лицом мастера Лиги?
— Хорошо, садитесь. Хотите пива? Вы, земляне, легко обезвоживаетесь.
Фолкейн решил, что в конечном итоге Белджагор не такой уж плохой парень.
— Спасибо, сэр. — Он опустил свое длинное угловатое тело в кресло.
Джалилец отдал в интерком какой-то приказ.
— Были какие-нибудь неприятности в пути? — спросил он.
— Нет.
— Я и не думал, что они будут. Из-за вас не стоило и беспокоиться. Но Хорн хотел, чтобы вы явились, а он, по-видимому, занимает в их флоте высокий пост, — Белджагор пожал плечами. — Не могу сказать, чтобы сам я жаждал вашего прибытия. Необлизанный детеныш! Если бы где-то поблизости находился более опытный человек, мы бы вызвали, конечно, его.
Фолкейн подавил в себе еще один приступ честолюбия.
— Сожалею, сэр. Но поскольку Лига действует в этом районе уже несколько десятилетий… я не вполне понимаю, что вы этим хотите сказать. В вашем сообщении говорилось только, что система Турмана подверглась вторжению сил краоканцев, которые потребовали от Лиги очистить весь район вблизи Беты Центавра.
— Кто-то должен предупредить штаб, — прорычал Белджагор, — а я не могу этого сделать сам. Я обязан оставаться здесь и наблюдать. Может, мне даже удастся убедить их изменить свои намерения. А ваш пост в вас не очень-то нуждается, — он некоторое время молча курил. — Но прежде чем вы улетите, я хочу, чтобы вы постарались сделать кое-какие наблюдения. Именно поэтому я послал за помощью в Гарстанг, а не на Рокслатл. Снарфен, вероятно, в десять раз умнее вас, но вы человек, а среди анторанитов несколько человек занимают высокие посты. Подобно Хорну, который передал, что хочет увидеться с вами, после того как я упомянул о вашем происхождении. Может, вам удастся понять, что произошло и наметить линию действий. Представители вашей отвратительной расы всегда понимают друг друга.
Фолкейн хмуро улыбнулся при последней фразе мастера.
— Антораниты… сэр?
— Захватчики называют свою базовую планету Антораном. Они ничего не сообщили о ней, кроме названия.
Фолкейн взглянул на Квиллипап.
— Нет ли у вас каких-нибудь идей насчет того, откуда они пришли?
— Нет, — сказала венессуанка в свой вокализатор.
— Это не может быть мир, о котором известно, что он заселен нашей расой. Однако информация неполна…
— Не понимаю, как…
— Я объясню. За столетия до того, как ваш народ и племя мастера Белджагора вышли из состояния варварства, наши великие краоканские предки…
— Да, я знаю о них.
— Не прерывайте старших по званию, детеныш, — прохрипел Белджагор. — К тому же я не уверен, что вы хорошо знаете историю. Вам не повредит послушать ее вновь, даже если вы одолели одну-две книжки. — Его нос пренебрежительно дернулся. — Вы из компании «Солнечные пряности и напитки», верно? А они здесь бывают не часто, Тут нет для них ничего интересного. С того времени, как началась межзвездная торговля, Венесса не производит ничего, кроме наркотиков и флюоресцентных красок, не пригодных для вашей формы жизни. Я же здесь не только агент «Дженерал Моторе» с Джалила, но и представитель других компаний на аналогичных планетах. Поэтому я хорошо представляю себе ситуацию. Продолжайте, Квиллипап.
— Теперь вы прервали меня, — сердито заметила венессуанка.
— Когда говорю я, это не помеха, а разъяснение. Я сказал, продолжайте. Но говорите покороче. Не нужно ваших проклятых поющих хроник, слышите?
— Величие расы невозможно передать как следует без триумфальных баллад.
— Оставьте в покое величие расы.
— О, но ведь он вообще не представляет себе великолепие нашего прошлого.
Фолкейн заскрипел зубами. Где же, черт побери, обещанное пиво?
— Тысячи лет назад, — начала Квиллипап, — наша раса овладела тайной космических полетов и устремилась к звездам с целью колонизации иных миров. Долгим и величественным был этот поход, и легенды о героических экипажах не умолкали в веках. Например, Унги…
— Долой его, — приказал Белджагор, так как Квиллипап, по-видимому, уже собралась запеть.
Фолкейн подумал, что ее хвастовство является данью комплексу неполноценности. Дело в том, что краоканцы так никогда и не смогли открыть принципов гиперпространственного движения. Они все еще летали на досветовых скоростях: десятилетия или столетия длились их полеты от звезды к звезде. К тому же для их жизни были пригодны сравнительно редкие звезды типа «А». Меньшие солнца, такие, как наше, были слишком холодны и тусклы, слишком бедны ультрофиолетовым излучением, которого требовала их высокоэнергетическая биохимия. Большие звезды типа Беты Центавра — класса «Ф-5» — обычно не имели планет. Поэтому краоканцам удалось найти лишь четырнадцать планетных систем, пригодных для колонизации.
— Постарайтесь представить себе достижения древних, — сказала Квиллипап. — Они не только преодолевали немыслимые звездные дали, они часто трансформировали атмосферу и экологию целого мира, чтобы сделать его пригодным для жизни. Ни одна другая раса не достигла в этом деле такого искусства.
«Конечно, не достигла, — подумал Фолкейн. — Современным космическим колонистам ни к чему заниматься планетарной инженерией. Если им не нравится планета, они улетают на поиски другой. Конечно, космонавты, двигавшиеся с досветовыми скоростями, не могли быть столь привередливыми».
Он должен был согласиться, что в краоканском прошлом было определенное величие. Люди вряд ли смогли бы столь длительное время заниматься таким грандиозным проектом: у них было больше индивидуальных интересов и меньше расовой гордости.
— Когда наступили Темные Века, — сказала Квиллипап, — мы не забыли прошлое. Но мы лишились всего и были едва способны поднять голову и взглянуть на звезды, сияющие с неба.
Согласно тому, что читал Фолкейн, это падение было постепенным, но неотвратимым. Сфера деятельности краоканцев со временем стала просто слишком обширной для таких медленных путешествий: расходы времени, энергии и ресурсов для достижения каждого следующего белого солнца невероятно возрастали. Так закончилась их космическая экспансия.
Аналогичная судьба постигла вскоре и торговлю между колониями. Перелеты стоили слишком дорого. Галасоциотехническая Лига существовала не только благодаря перемещениям в гиперпространстве, но и потому, что перевозить некоторые межзвездные товары стоило дешевле, чем производить их на каждой планете. Между тем в действиях древних краоканцев отсутствовал мотив получения прибыли, хотя их экономика подчинялась тем же законам, что и хозяйства иных миров.
Поэтому краоканцы прекратили строительство космических кораблей. Со временем большинство их колоний прекратило выходить в Космос, прекратились межпланетные путешествия. В некоторых колониях воцарились хаос и варварство. Венесса оказалась среди наиболее удачливых: цивилизация здесь сохранялась, правда, окостеневшая, но на довольно высоком технологическом уровне, сохранялась неизменной в течение более чем трехсот столетий. Потом сюда пришли турманцы. А теперь краоканцы получили сведения о своих потерянных братьях и мечтали о возрождении космического могущества своей расы.
А эти мечты требовали денег. Космический корабль стоит недешево, а Лига — не благотворительная организация. Пусть венессуанцы покажут себя достаточно кредитоспособными, и тогда космические постоялые дворы на любой планете Галактики будут выполнять их желания. Но не раньше.
Фолкейн оторвался от своих мыслей, заметив, что Квиллипап говорит о чем-то действительно важном.
— …ни в хрониках, ни в традиционных преданиях не упоминается мир, который может быть отождествлен с: Антораном. Фонетический анализ, а также те тайные записи и наблюдения, что мы сумели сделать, свидетельствуют, что эта планета была, очевидно, заселена с Дзуа. Но Дзуа оказалась одной из первых планет, где цивилизация пришла в упадок; и не сохранилось никаких записей о колонизации, проводившейся с нее. Возможно, что Анторан — пятнадцатая колония, забытая нами и никогда нигде не упоминавшаяся.
— Вы уверены? — вмешался Фолкейн. — Я хочу сказать, не может ли одна из известных краоканских планет иметь…
— Определенно нет, — сказал Белджагор. — Я был на всех этих планетах и знаю все их розможности. Такой флот — а меня специально взяли в Космос и показали, какой большой у них флот и что он может сделать, — так вот, такой флот не может быть создан без мощной промышленности, а такую индустрию невозможно спрятать от внимательного наблюдателя.
— Захватчики… что они говорят?
— Я уже сообщал вам: ни единого слова, которое могло бы послужить нам ключом. Они не принадлежат к вашей болтливой расе. У краоканцев слишком силен инстинкт племенной верности, чтобы нарушать правила безопасности.
— Но они должны по крайней мере объяснить причины своего появления здесь.
— Ах, это? Да. Они чертовски жаждут вернуть старые времена, возродить свою империю. И они хотели бы выкинуть Лигу из этого района, так как, по их словам, мы являемся бандой господ, эксплуататоров, взяточников, нарушителей чистых традиций прошлого и, я не знаю, чего там еще.
Фолкейн украдкой бросил взгляд на Квиллипап. Он не мог разобрать выражение ее лица, но спинной гребень — поверхность, охлаждающая тело, — был вздыблен, а хвост метался и свистел, рассекая воздух. Венесса не оказала захватчикам сопротивления. Вероятно, Квиллипап ничуть не будет сожалеть, если ее теперешних нанимателей вышвырнут вон.
Фолкейн осторожно сказал:
— Что ж, сэр, по-своему они поступают справедливо, не так ли? Это их дом, а не наш. Мы не сделали для краоканцев ничего такого, из чего нельзя было бы извлечь прибыль. И если они захотят иметь дело с нами, они должны будут изменить свои древние традиции…
— Ваш идеализм проник в мое нутро, но не хочу говорить в какую именно часть тела, — фыркнул Белджагор. — С какой стати Лига должна терять огромные деньги? Все ее имущество в этом районе будет конфисковано, вы слышали об этом? Они не разрешат нам торговать и с более холодными звездами. И не думаю, чтобы они на этом остановились. Но чего хотят те люди, что находятся в их флоте?
— Да, — признался Фолкейн. Трудно было отрицать, что его раса — самая хищная во Вселенной. — В вашем послании упоминается некто по имени Ут Хорн. Звучит неплохо, напоминает дикий запад, ковбоев и бандитов.
— Я известил его, что вы уже здесь, — сказал Белджагор. — Он хочет поговорить с представителем Лиги, принадлежащим к его расе. Поэтому мы и послали за вами. Надеюсь, вы сумеете из него что-нибудь выжать.
Вошел слуга-робот с бутылками.
— Вот и пиво, — объявил Белджагор.
Робот открыл две бутылки. Квиллипап отказалась пить. Ее мышцы были напряжены, а хвост хлестал по ногам.
— За ваше здоровье, — не очень искренне сказал Белджагор и выпил с пол-литра.
Фолкейн высвободил рот из под маски и сделал то же самое. Потом выплюнул жидкость назад, закашлялся, задыхаясь и борясь с тошнотой.
— Что? — уставился на него Белджагор. — И какого дьявола… А, понятно. Я забыл, что ваше племя не усваивает джалильский протеин, — он хлопнул себя по бедрам. — Ха, ха, ха!
3
Людей можно встретить в любой точке Галактики, и поэтому все торговые посты Лиги имеют помещения, специально приспособленные для них. Фолкейн опасался, что анторанский офицер, пожелавший встретиться с ним, займет это помещение, и ему придется остаться в тесном спидстере. Но, к счастью, оказалось, что антораниты предпочитают свои космические корабли. Возможно, они опасались ловушки. Зато он теперь мог один хозяйничать в целой анфиладе комнат.
Его фон зазвенел, когда девятнадцатичасовой день Веиессы уже подходил к концу. С экрана на него глядел человек в зеленом мундире. У него было жесткое лицо с большими усами, причем настолько загорелое, что Фолкейн вначале принял его за африканца.
— Вы прилетели с другой станции Галасоциотехнической Лиги? — спросил он. Голос его звучал холодно, с гортанным акцентом.
— Да. Дэвид Фолкейн. А вы Коммандер Хорн?
— Нет, капитан Бленк, начальник службы безопасности. Поскольку Коммандер Хорн будет беседовать с вами, я вынужден принять меры предосторожности.
— Но я не знаю, что мы будем обсуждать.
Бленк улыбнулся. Казалось, улыбка причиняла ему боль.
— Ничего определенного, фримен Фолкейн. Мы хотим, чтобы вы кое-что передали руководству Лиги и кое в чем убедили своих начальников. Иными словами, будет выгодно обеим сторонам, если вы получите определенные личные впечатления, к которым не будут примешиваться восприятия представителей других рас. Придется или не придется сражаться Анторану, но мы войны не хотим. Коммандер Хорн надеется убедить вас, что мы не чудовища. Мы надеемся, что вы, в свою очередь, убедите в этом свое начальство.
— М… м… м… ладно. Где и когда мы встретимся?
— Думаю, лучше в вашем помещении. И мы уверены, что вы не будете настолько глупы, чтобы попытаться как-то сорвать переговоры.
— С военным флотом, висящим над моей головой? Не беспокойтесь! — сказал Фолкейн. — Как насчет обеда? Я проверил запасы: они лучше, чем на любом космическом корабле.
Бленк согласился подождать, установил время встречи через час и откланялся. Фолкейн дал задание кухонным роботам. Тот факт, что он будет обедать с врагом, вовсе не означает, что обед должен быть плохим. Конечно, космический ковбой, этот Ут Хорн, не отличит икры от крупной дроби, но Фолкейн готов был посмаковать за двоих.
Переодеваясь в официальный мундир с золотыми нашивками, он систематизировал свои наблюдения. По-видимому, во флоте захватчиков не очень много людей, но все они занимают ключевые посты. Несомненно, это именно они научили анторанитов строить боевые корабли, они были стратегами и тактиками всех операций. Хорн согласился прийти сюда, потому что человек, попав на борт космического корабля, может увидеть очень многое — заметить те детали, которые ускользнули от Белджагора во время его визита к ним. Но Фолкейн постарается выкачать из них все, что можно.
Приземлился тендер, прибывший от патрулирующей на орбите флотилии. Когда пыль осела, Фолкейн с трудом разглядел единственного человека, шагавшего к зданию в сопровождении четырех охранников-краоканцев. Они заняли все посты у входа.
Проходили минуты, пока гость ждал в шлюзе замены озона обычным кислородом, а затем Фолкейн раскрыл внутреннюю дверь. Анторанит медленно снял лицевую маску. Фолкейн пошатнулся.
— Что? — выдохнул он. Она была не старше его самого. Мундир облегал фигуру, которая очаровала бы его, даже если бы он и не вел уже несколько месяцев холостяцкую жизнь. Иссиня-черные волосы мягко падали на плечи, обрамляя ее лицо с карими глазами, вздернутым носиком, самым прекрасным ртом, какой только…
— Но… — проговорил он.
В ее устах акцент Бленка звучал музыкой.
— Фримен Фолкейн? Я Коммандер Хорн.
— Ут Хорн?
— Да, точнее, Ута Хорн с Неугейма. Вы удивлены?
Фолкейн ошеломленно кивнул.
— Видите ли, население Неугейма настолько малочисленно, что всякий, кто может, обязан помогать ближним и общему делу. К тому же именно мой отец отыскал всеми забытую планету и затеял этот крестовый поход. Краоканцы с их почтениям к предкам уважают меня в память об отце; более того, они привыкли, чтобы господствующее положение занимали женщины. Поэтому я, несомненно, необходима: всякий приказ, который я отдаю, исполняется без колебаний. Вы должны были и раньше встречать женщин-космонавтов.
— А, так вот что…
«Диктуя свое письмо ко мне, Белджагор использовал мужской род, — подумал Фолкейн. — Либо он лично не встречался с нею, либо настолько презирает людей, что не побеспокоился указать ее пол».
Фолкейн взял себя в руки, улыбнулся и отвесил самый галантный поклон.
— Хотел бы я, чтобы меня почаще так приятно удивляли, — замурлыкал он. — Добро пожаловать, Коммандер. Садитесь. Что будете пить?
Она с сомнением посмотрела на него.
— Не уверена, что вообще буду.
— Оставьте. Обед без аперитива все равно что… гм… день без солнечного света, — он хотел сказать «постель без девушки», но это было бы слишком поспешно и вольно.
— Ах, я совсем не знакома с этим обычаем.
— У вас еще есть время познакомиться, — сказал Фолкейн и приказал ближайшему роботу принести все необходимое. Для себя он выбрал мартини, но если ее небо не привыкло к крепким напиткам, ей следует выпить что-нибудь послабее.
Она сидела выпрямившись. Он заметил, что ее коммуникатор у пояса был включен: несомненно, поддерживает связь с охранниками у входа. Услышав что-нибудь подозрительное, они ворвутся сюда. Однако вряд ли они смогут понять все тонкости плана, который лихорадочно обдумывал сейчас Фолкейн.
Он тоже сел. Она отказалась от предложенной сигареты.
— Видно, что цивилизация вас не развратила, — улыбнулся Фолкейн.
— Да, — невозмутимо согласилась она. — Я родилась и выросла на Неугейме. Если не считать этого путешествия, я покидала пределы нашей системы только в тренировочных полетах к ближайшим населенным звездам.
— Что такое Неугейм?
— Наша планета. Часть Анторанской системы.
— Что? Вы хотите сказать, что Анторан — это звезда?
Ута Хорн прикусила губу.
— Я не думала, что вы этого не знаете.
Несмотря на ее близость, а может, благодаря этой близости, мозг Фолкейна напряженно работал. «Ага! — подумал он. — Это кое-что говорит мне. Мы считали, что антораниты прилетели сюда с одной планеты, а их союзники — люди — просто авантюристы. Землян не называют солярианами. Но земляне и марсиане действуют сообща. Следовательно, вокруг Анторана вращается не одна населенная планета».
— Значит, ваша планета Неугейм. А сколько планет населено краоканцами?
— Это неважно! — отрезала она.
Он махнул рукой.
— Мне очень жаль, если я встревожил вас. Вот наши коктейли. Выпьем, чтобы лучше понимать друг друга.
Она отпила, сначала осторожно, потом с откровенным одобрением.
— Вы настроены дружелюбнее, чем я ожидала, — сказала она.
— Как я могу иначе относиться к вам?
Она покраснела от смущения и взмахнула ресницами, но, очевидно, не кокетничала. Он стал осторожнее: никогда не следует смущать свою жертву.
— Мы обсудим наши противоречия как цивилизованные люди и постараемся найти компромисс. Вы согласны?
— А вы имеете право подписывать соглашения?
Она не бывала в цивилизованном мире, но неплохо знала его законы.
— Нет, — сказал Фолкейн. — Но как очевидец, как человек, оказавшийся в центре событий, я вправе давать рекомендации, которые могуг иметь определенный вес.
— Вы слишком молоды, чтобы иметь какое-нибудь влияние, — пробормотала она.
— О, да, — скромно согласился Фолкейн, — но не совсем так. Я немного поблуждал по Галактике, кое-что видел и кое-чего добился. Но поговорим-ка лучше о вас.
Она решила, что местоимение произнесено во множественном числе, и прочла нечто вроде лекции.
У Анторана действительно были планеты, колонизированные краоканцами с Дзуа. Хотя колонисты были вынуждены отказаться от межзвездных полетов, но они все же продолжали поддерживать торговлю между планетами в течение тысячелетий и сохранили более высокий технологический уровень, чем на Венессе.
Около сорока лет назад Роберта Хорна с Новой Германии преследовал крейсер Лиги. Хорн предпринял хитрый маневр, чтобы сбить преследователей с толку, и пролетел так близко от Ангорана, что уловил идущее от него радиоизлучение. Позднее он вернулся для исследований и обнаружил планеты.
— Да, он был объявлен вне закона, — вызывающе сказала Ута. — Он был вождем восстания землевладельцев… и таким вождем, которого впоследствии не осмелились амнистировать.
Фолкейн смутно помнил кое-что об этом. Что-то, связанное с тайным заговором жителей Новой Германии, потомков первопоселенцев, которые хотели вернуть власть, отобранную у них после введения конституции. Да, и Лига была вовлечена в эту историю: республиканское правительство предлагало ей более выгодные: торговые условия, чем в свое время землевладельцы. Неудивительно, что девушка обвиняет Лигу во всевозможных грязных делах.
Он улыбнулся и вновь наполнил ее стакан.
— Я симпатизировал ему, — сказал он. — Видите ли, я — с Гермеса. Аристократия — моя любимая общественная система.
Глаза ее расширились.
— Вы благородного происхождения?
— Младший сын барона, — скромно сказал Фолкейн. Он не стал добавлять, что был отправлен для обучения на Землю, поскольку вел себя не совсем так, как подобает аристократу. — Вы заинтриговали меня. Продолжайте.
— В систему Анторана входит одна планета, которую краоканцы приспособили для жизни, однако для них она слишком далеко расположена от солнца и чересчур холодна. Но для людей она подходит. Это и есть мой мир, Неугейм.
«Гм, — подумал Фолкейн. — Это означает наличие, по крайней мере, еще одной планеты, подходящей по своим условиям для краоканцев: такой большой военный флот, который, как поклялся Белджагор, они ему продемонстрировали, не мог быть построен на скорую руку без достаточных ресурсов и населения. А это, в свою очередь, означает наличие большой звезды с широкой биотермальной зоной. Что абсурдно! Каждая звезда типа „Ф“ в этом районе посещалась кораблями Лиги; то же самое относится и к звездам типа „Ж“; и у них определенно не было обнаружено таких систем, как…»
— Мой отец тайно вернулся на Новую Германию, — сказала Ута Хорн. — Собрал добровольцев. В благодарность за помощь они получили от краоканцев планету Неугейм.
«Я совершенно уверен, что они в первую очередь мечтали о завоеваниях, — думал Фолкейн. — Да, я могу догадаться, откуда у краоканцев появилась идея возрождения фатерлянда. А если к этой идее добавить антилиговую пропаганду, то, естественно, возникает мысль о том, чтобы напасть первыми».
— Германские инженеры научили анторанитов строить корабли для полетов в гиперпространстве, — сказал он, — германские офицеры тренировали их экипажи, а германские тайные агенты собирали сведения о событиях за пределами системы. Черт побери, вы, должно быть, были очень заняты?
Она кивнула. Две порции напитка слегка изменили ее голос.
— Правда. Все второстепенно по сравнению с Крестовым походом. После него мы сможем и отдохнуть.
— А почему не сейчас? — спросил Фолкейн. — Зачем бороться с Лигой? Мы не возражаем против межзвездной экспансии краоканцев и ничего не имеем против любого социального строя, который вы установите на Неугейме.
— После всех вмешательств Лиги в прошлом?
— Ну, конечно, мы кое-что предпринимаем, когда затрагиваются наши интересы. Но, Ута, — он решил установить более фамильярные отношения, — Галасоциотехническая Лига не государство, и не правительство… Это всего лишь основанное на взаимной выгоде объединение межзвездных торговцев, которые друг к другу относятся гораздо подозрительнее, чем к кому-либо вне Лиги.
— Основа торговли — власть, — сказала она в ответ, цитируя Клаузевица. — Когда мы с нашими союзниками обезопасим этот район, возможно, тогда мы вновь позволим вам действовать в нем… на определенных условиях. Иначе вы легко сумеете навязать нам свою волю, если окажется, что наши интересы не совпадают…
— Лига не позволит этого, — предупредил он.
— Я думаю, Лиге лучше смириться, — возразила она.
— Мы уже здесь, в этом районе, мы контролируем все линии коммуникаций. И в любом месте можем ударить из Космоса… Военный флот Лиги вынужден будет преодолеть много парсеков. Он обнаружит только, что его базы разрушены. А вот где наш дом, по-прежнему не будет известно!
Фолкейн торопливо пошел на понятую, он совсем не хотел разжигать ее гнев.
— У вас, несомненно, подавляющее преимущество, — сказал он. — Лига, конечно, сможет выставить гораздо большие силы, чем у вас, — вы, надеюсь, понимаете это, — но Лига может и решить, что цена победы будет слишком высокой и расходы превысят возможную прибыль.
— Так рассчитывал и мой отец перед своей смертью. Торговцы, живущие только ради денег, могут смириться. Люди благородного происхождения иные — они живут ради идеи, а не ради денег.
«Хотел бы я, — подумал Фолкейн, — чтобы ты высунула свой хорошенький носик из своего маленького королевства и посмотрела бы, как вынуждены трудиться аристократы», — но вслух сказал:
— Что ж, Ута, я с вами согласен. Вспомните, я ведь не только торговец, но и дворянин. Однако психология человека не так проста. Пэр может стать политиком со всем тем, что из этого следует. А торговец может оказаться идеалистом.
— Что? — она изумленно взглянула на него. — Как это?
— Неужели вы думаете, что мы работаем только ради денег? Если бы это было нашей единственной целью, мы бы сидели у себя дома, в безопасности. Нет, нас влекут приключения, новые горизонты, борьба жизни с неодушевленной природой — самой Вселенной, величайшим противником всех нас.
Она нахмурилась, потом смягчилась.
— Я не совсем вас понимаю.
— Разрешите, я приведу несколько примеров.
4
Обед был сервирован в башенке на крыше, откуда было видно все вокруг. Ночью Венесса была прекрасна. На небе сияли две луны, маленькие и быстрые, превращавшие планету в фантазию из тусклого серебра и движущихся теней. Озеро сверкало, туземный город был похож на огромный цветок. Небо над головой было усеяно звездами, среди которых королевским бриллиантом выделялась Бета Центавра, ее сияние соперничало со светом лун.
Светлые блики скользили по загорелым щекам Уты Хорн, из проигрывателя мягко лилась Седьмая симфония Бетховена, в бокалах с шампанским плясали пузырьки. Обед неторопливо продвигался от закуски и консоме к рыбе, мясу, салату, а затем к сыру. Фолкейн непрерывно подливал вино. Они не пьянели — Ута, увы, была начеку, но оба испытывали приятную легкость.
— Расскажите мне что-нибудь, — попросила она. — У вас удивительная жизнь, Дэвид. Как у героя древних саг — но ведь это происходит сейчас, а значит, вдвойне интересно.
— Дайте подумать, — сказал он, вновь наполняя ее бокал. — Может, рассказать вам о том, как я разбился на бродячей планете?
— Что это?
— Свободная планета, без звезды. Их много блуждает в Космосе. Чем меньше масса, тем легче ей было освободиться, когда формировалась Галактика. Они обычно образуют группы… но, если быть честным, то обычно их и не встречаешь — Космос слишком велик, а они малы и темны. Но по случайному совпадению на пути от Тау Кита к 70 Змееносцам я…
На самом деле приключение произошло с кем-то другим. То же самое можно было сказать о большинстве историй, рассказанных затем Фолкейном. Но он не видел причины, почему бы не рассказать хороший анекдот.
Он говорил, а она, ничего не подозревая, продолжала прихлебывать шампанское.
— …и наконец я восстановил воздух, разогрев и очистив замерзший газ. И с радостью покинул эту планету!
— Я думаю, — она вздрогнула, — Космос страшен. Прекрасен, но и страшен. Мне больше нравятся планеты, — она посмотрела по сторонам. — Здесь не такая ночь, как у нас дома. Не знаю, что мне больше нравится и где лучше: на Неугейме или на Венессе. После наступления темноты, конечно, — добавила она со смехом, напоминающим рыдание. — Краоканские миры невыносимы днем.
— Неужели все? Ведь у вас по соседству их три!
— Пять, — поправила она. Потом поднесла ко рту руку. — Мой Бог! Я не должна была это говорить!
Он усмехнулся, хотя внутренне весь дрожал от возбуждения. Черт возьми! Пять планет… шесть, включая Неугейм, в температурной зоне, где вода остается жидкостью… вокруг одной звезды!
— Не имеет значения, — сказал он, — поскольку вы, очевидно, нашли способ сделать свою планету невидимой. Я хотел бы побольше узнать о вас, но не смогу, если вы не расскажите мне о своем доме, — он перегнулся через стол и взял ее за руку. — Все, что напоминает ваши сны, ваши мечты, и то, что делает вас такой очаровательной, если позволите так выразиться… Неугейм должен быть раем.
— Нет, это тяжелый для людей мир, — честно ответила она. — Уже после моего рождения мы вынуждены были перемещать свои поселки к полюсам, так как планета приблизилась к солнцу. Даже у краоканцев по этой же причине случаются неприятности, — она высвободила руку. — Но я не должна об этом говорить.
— Хорошо, поговорим о чем-нибудь нейтральном, — сказал он. — Вы рассказывали, что ночи здесь не такие, как у вас дома. Почему?
— О… другие созвездия, конечно. Отличия не очень велики, но заметны. К тому же из-за постоянных зорь мы никогда не видим звезд так ясно, как здесь. Я не должна больше говорит!.! Вы слишком наблюдательны, Дэви. Расскажите-ка мне о своем Гермесе, — она неотразимо улыбнулась. — Я тоже хотела бы проникнуть в ваши сны.
Фолкейн охотно рассказал о горах, диких пустынях, равнинах, усеянных стадами рогатых животных, серфинге и прибое…
— Что это значит, Дэви?
— Это купание в прибое, на гребне волны. Вы не знаете, как катят волны во время прилива и отлива? — он решил развеять ее недоверие шуткой. — А теперь, моя бедная невежда, вы снова выдали себя. На вашем Неугейме нет приливов.
— Ну и что? — сказала она. — Да, у нас нет луны. Океаны похожи на огромные спокойные озера.
— А разве солнце… — он оборвал себя.
— Очень далеко, крошечная огненная точка, я здесь никак не могу привыкнуть к солнечному диску, — внезапно Ута опустила свой бокал. — Послушайте, хотя вы молоды и очень милы, но хитры, как Сатана, — она встала. — Я лучше пойду. Я допустила ошибку, придя сюда.
— Что? — он вскочил на ноги. — Но ведь вечер только начался. Я надеялся, что мы отправимся в гостиную и немного послушаем музыку.
— Нет, — страдание и решимость отразились на ее лице. — Я слишком расслабилась. Я перестала следить за своим языком. Передайте Лиге наши слова. Прежде чем они выступят против нас, мы завладеем всеми краоканскими солнцами. Но если Лига поведет себя благоразумно, что ж, тогда мы будем готовы обсудить условия торговли, — она опустила глаза и покраснела. — Мне будет приятно, если вы вернетесь.
— Черт бы побрал политику! — простонал Фолкейн. Он тщетно пытался убедить ее изменить свое решение и в конце концов проводил до двери. Тут он поцеловал ей руку… и, прежде чем он смог продолжить так успешно начатое дело, она прошептала «спокойной ночи!» и выскользнула.
Он налил себе крепкого виски, закурил трубку и бросился в кресло.
«Крысы! — размышлял он. — Гигантские мутировавшие крысы! Она осталась бы тут до утра, если бы я не начал выуживать у нее информацию.
Ладно, в конце концов, в штабе достаточно девушек. Да и я, вероятно, еще вернусь сюда…
…Как помощник агента, как простой наемник, в то время как Ута будет на самой вершине в межзвездной имперской иерархии. Она не станет презирать меня за это, но будет ли у нас шанс увидеться снова?»
Он затянулся и хмуро уставился на гравюру Хокусая, висевший на противоположной стене портрет старика. Старик улыбался ему, и Фолкейну захотелось щелкнуть его по носу.
Фолкейн понимал, что план неугеймцев грозит Лиге гораздо большим, нежели потеря торговыми принцами нескольких миллиардов. Допустим, этот план удается. Допустим, что могущественная Галасоциотехническая Лига побеждена и возникнет Краоканская Империя. Краоканцы могут не захотеть оставаться в своем секторе Галактики и налаживать мирные взаимоотношения со своими соседями. Хотя до сих пор они не представляли прямой угрозы для человеческой расы: наши условия существования им не подходят.
Но вот неугеймцы — не зря ведь они говорят о себе, как о крестоносцах. Стоит вспомнить историю человечества и представить, какой эффект произведет этот успех на банду, движимую идеями милитаризма. О, процесс будет медлительным, но, в конце концов, они увеличат свою численность, усилят индустриальную базу и возьмут под контроль все пригодные для жизни человека планеты по соседству. И, очевидно, жажда власти и славы, ненависть к торговцам и стремление следовать по пути отцов — все это приведет к войне.
Сейчас их можно уничтожить. Хорошая и крепкая взбучка дискредитирует землевладельцев; мир, меркантилизм и объединение с другими или просто конкурентная борьба могут стать модными на Неугейме, а помощник агента, сыгравший в этом такую значительную роль, вполне может рассчитывать на звание мастера.
Тогда как простой гонец с плохими новостями…
— Отлично! — пробормотал Фолкейн. — Первый шаг в начинающейся борьбе — обнаружение их чертовой планетной системы.
Они не могут рассчитывать навсегда сохранить в тайне местонахождение своих баз. Это возможно лишь до тех пор, пока они не захватят весь район. Однако, оставаясь скрытыми, их планеты тем самым надежно защищены от нападения. Краоканцы могут ограничиться чисто наступательными операциями, что даст им преимущества, намного увеличивая их действительные силы.
Тем не менее, если Лига решит бороться, она, несомненно, победит. В этом нет сомнений. Таким образом, тайна должна быть раскрыта тем или иным путем. А затем — ядерная бомбардировка из Космоса… Нет!
Землевладельцы рассчитывают на то, что Лига, прежде чем начать дорогостоящую войну за добычу, которая в ходе этой войны может оказаться уничтоженной, вначале подсчитает возможные доходы и расходы и, скорее всего, откажется от боевых действий. Пока местонахождение Анторана неизвестно, эта игра кажется его обитателям выигрышной. Но, независимо от того, на какие выгоды они рассчитывают, лишь безумные фанатики могут делать свой мир ставкой в игре. Бедная Ута! В какой глупейшей и дикой компании она выросла. Как бы ему хотелось познакомить ее с приличными людьми.
Хорошо, но где же эта дурацкая звезда?
Где-то не очень далеко отсюда. Ута ничего не выдала, сказав, что рисунок созвездий изменился ненамного. Древние краоканцы не могли преодолевать большие межзвездные расстояния, следовательно, их база должна быть где-то в этом районе, что позволяет их флоту контролировать в данный момент все внешние коммуникации.
Анторан должен быть большой и яркой звездой, лежащей на главной последовательности, не ниже, допустим, «Ж-О». Однако… Любая возможная звезда исключалась в соответствии с той информацией, которой располагает Лига.
Но, может… погоди минутку… может, она скрыта густой туманностью?
Нет. Было бы слышно радиоизлучение. И Ута говорила, что у них дома видны звезды.
Заря? Гм. Она упоминала о необходимости переселяться к полюсам, когда ее планета подходит слишком близко к солнцу. Это означает, что их поселки сначала были гораздо ближе к экватору. И даже там зори были хорошо видны: в любом направлении, сказала она. Это опять же означает высокоэнергетическую звезду.
Эксцентрическая орбита? Невероятно! Более одной планеты у такой звезды — неслыханно! Можно подумать, что…
Фолкейн выпрямился. Трубка выпала у него изо рта.
— Черт возьми! — пробормотал он.
Он начал торопливо рассчитывать. И опомнился только тогда, когда угольки из трубки чуть не прожгли ему брюки.
5
Дверь в контору и резиденцию Белджагора не успела полностью отвориться, как Фолкейн проскочил в нее. Но, войдя в вестибюль, он вынужден был остановиться. В маленькой комнате, выходившей в вестибюль, разговаривали два краоканца. Один был вооружен и имел нарукавную повязку, он был из числа захватчиков. Другой была Квиллипап. Увидев его, они замолчали.
— Приветствую вас, — сказала Квиллипап. — Что привело вас сюда?
— Мне необходимо видеть вашего хозяина.
— Он спит.
— Очень жаль, — Фолкейн двинулся внутрь помещения.
— Стойте, — крикнула Квиллипап. — Говорю вам, он спит.
— А я говорю вам, что мне очень жаль, но его придется разбудить.
Квиллипап преградила ему путь, ее спинной гребень поднялся. Анторанит подошел ближе, положив руку на рукоять бластера.
— Что у вас такое срочное? — медленно спросила Квиллипап.
— Очень важное дело, но вам я не могу его изложить.
Под ледяным белым искусственным светом повисло молчание. Фолкейн отчетливо слышал в ушах ток своей крови. Тело его напряглось. Он чувствовал себя беззащитным. Но вот Квиллипап, ни слова не говоря, отвернулась и увела своего собеседника. Фолкейн подождал, пока успокоится дыхание, и продолжил путь.
Ему не говорили, где в здании находятся жилые комнаты агента, но расположение помещений было стандартным. Дверь, ведущая в комнаты мастера, была закрыта. Он постучал, но никто не ответил. Он постучал вновь.
Очевидно, в спальне имелся экран, потому что послышался хриплый голос:
— Эй вы! Не воображайте, что я встану ради какого-то зловонного человека!
— Но это очень важно! — сказал Фолкейн.
— Важно, чтобы вы свалились с ближайшей скалы. Желаю вам дурной ночи, — и громкоговоритель, щелкнув, умолк.
«Наречие „важно“ не сработало», — решил Фолкейн. Он заколотил в дверь сильнее.
— Прекратите это безобразие! — крикнул Белджагор.
— Конечно, прекращу, когда вы меня впустите, — ответил Фолкейн.
Бум! Насвистывая «Голубой Дунай», он вновь принялся стучать.
Дверь распахнулась. Из комнаты выскочил Белджагор. Фолкейн с интересом отметил, что мастер спит в ярко-красной пижаме.
— Вы наглый щенок! — вскричал агент. — Убирайтесь вон отсюда!
— Да, сэр, — сказал Фолкейн. — И вы тоже.
— Что?
— Я должен показать вам кое-что в моем спидстере.
Глаза Белджагора покраснели. Щупальца выпрямились. Он глотал воздух, пока его маленькое тело не стало круглым. Казалось, оно готово взорваться.
— Пожалуйста, сэр, — попросил Фолкейн. — Вы должны идти. Это крайне важно.
Белджагор выругался и взмахнул кулаком.
Фолкейн уклонился от удара, схватил мастера-торговца за воротник, второй рукой — за штанину и понес его, пинающегося и кричащего, по коридору.
— Я говорил вам, что придется идти, — терпеливо объяснял помощник агента.
Оба краоканца из вестибюля уже ушли, а те, что стояли у входа, не пытались вмешаться. Возможно, за их внешне невозмутимыми лицами скрывалось наслаждение необыкновенным зрелищем. Прилетев, Фолкейн не стал убирать трап своего спидстера, но люк закрыл. Сейчас, опознав хозяина, люк раскрылся перед ним. Он внес Белджагора внутрь, усадил его и подождал, когда шторм стихнет.
Джалилец наконец замолчал и уставился на него. Его морда слегка дергалась.
— Хорошо, — вздохнул Фолкейн. — Вы не хотите принять мои извинения. Вы отомстите мне. Вы свяжете меня моими собственными кишками. Что еще?
— Полагаю, у вас имеется объяснение, — сказал Белджагор голосом, похожим на скрип ногтя по стеклу.
— Да, сэр. Дело не может ждать. А я не решаюсь говорить о нем в другом месте. Кроме того, у вашей уважаемой Квиллипап слишком дружеские отношения с самозванными освободителями. В ваших помещениях ей легко нас подслушать.
Озон, проникший вместе с ними в спидстер, — сейчас его должно было быть меньше, чем днем, — наконец заменился кислородом. Фолкейн стянул маску. Белджагор бормотал что-то о земной атмосфере, которая годится лишь на то, чтобы разрывать легкие. Тем не менее агент успокоился поразительно быстро.
— Говорите, детеныш, — приказал он.
— Видите ли, — сказал Фолкейн, — я знаю, где находится Анторан.
— Что? — Белджагор на несколько сантиметров подпрыгнул в своем кресле.
— Они никогда не отпустят меня, если обнаружат, что я знаю это, — продолжал Фолкейн. Он уперся в переборку. Взгляд его скользил по иллюминаторам. Обе луны сели, и только Бета Центавра царила в небе. — Поэтому вам придется лететь со мной.
— Что? Невозможно! Если вы думаете, что я оставлю собственность «Дженерал Моторе» банде пиратов…
— Они, несомненно, сами вышвырнут вас при любом исходе переговоров, — перебил его Фолкейн. — Согласитесь с этим. Вам, конечно, не нравится капитуляция, но придется взять быка за рога и посмотреть правде в глаза.
— Вы знаете, где Анторан? Вы всерьез восприняли то, что Хорн сказала вам в шутку?
— Нет, сэр, она не собиралась давать мне какую-либо информацию. Она сообщила только то, что выросла в изолированном спартанском обществе. Она не сумела прибрать меня к рукам, — Фолкейн улыбнулся. — Конечно, не в буквальном смысле, а в переносном. Ее коллеги не рассчитывали на эффект, производимый алкоголем и дружеской беседой. Я думаю, они вообще не привыкли к подобным вещам. Может, они полагали, что меня очарует эта девушка, что я буду только таращить глаза и слушать, что она скажет. Мне кажется, что у них слишком романтические взгляды на жизнь. Чертовски опасные, но романтические.
— Ну? Ну? Что сказала Хорн?
— Немного. Анторан не планета, а звезда. Но лишь одна звезда в этом районе может удовлетворять всем известным мне данным, — Фолкейн дал Белджагору что-то пробормотать, потом указал на небо и сказал:
— Это Бета Центавра.
Агент взорвался. Он бегал по каюте, размахивая руками и неистовствуя. Фолкейн запоминал отборнейшие эпитеты, чтобы потом самому воспользоваться ими.
Наконец Белджагор настолько успокоился, что смог остановиться, поднять палец и сказать:
— Вы невероятный глупец. К вашему сведению, Бета принадлежит к голубым гигантам типа «В». Задолго до наших космических полетов люди знали, что гигантские звезды не могут иметь планет. Этому препятствует угловой момент в соединении с огромной массой звезды. После того как был открыт полет в гиперпространстве, экспедиции к гигантским звездам и прямые наблюдения подтвердили это. Даже если предположить, что у такой звезды появятся планеты, они навсегда останутся необитаемыми. Гигантские звезды сжигают водород так быстро, что их существование ограничено миллионами лет. Миллионами, вы слышите, а не миллиардами. Бета Центавра не может быть старше десяти миллионов лет. Больше половины ее стабильной жизни позади. Она взорвется как сверхновая и превратится в белого карлика. Даже если у нее имеются планеты, на них не успеет развиться жизнь! А их, я повторяю, там нет и не может быть. Причины, по которым у меньшей звезды появляются планеты, вполне понятны. Большая протозвезда, конденсирующаяся из межзвездного вещества, окружена слишком мощным гравитационным полем для вторичного образования планет.
Я считал, что даже люди, закончившие только начальную школу, знают это. Я ошибался. Но теперь-то вы знаете, — голос его поднялся до крика. — И ради этого вы вытащили меня из постели?
Фолкейн заблокировал выход из каюты.
— Я и раньше это знал! — сказал он. — Анторанигы всю свою стратегию построили на этом нашем предубеждении. Они рассчитывают, что к тому времени, когда мы обнаружим, что Бета Центавра является исключением, они уже овладеют всем районом.
Белджагор вновь опустился в пилотское кресло, скрестил руки и сказал:
— Ну что ж, продолжайте ваш фарс.
— Вот факты, — сказал Фолкейн. Он загибал пальцы.
— Первое: анторанская система колонизирована краоканцами, которые не могут селиться на планетах холодных звезд, подобных солнцу. Второе: у Анторана шесть планет в зоне, где вода остается жидкостью. Вне зависимости от того, где пролегают их орбиты, зона эта должна быть очень широкой, а это, в свою очередь, снова приводит нас к гигантской звезде с большой светимостью. Третье: внешняя из этих шести планет слишком холодна и бедна радиацией для краоканцев, но зато вполне пригодна для людей. Но на ней наблюдаются яркие зори даже в умеренных широтах. А для этого необходимо солнце, выбрасывающее частицы с чрезвычайно высокой энергией — это снова может делать только гигантская звезда.
Четвертое: эта населенная людьми планета, Неугейм, находится очень далеко от звезды. Доказательством этого являются Следующие три не связанных между собой факта: а) с Неугейма солнце не имеет видимого диска; б) в океанах Неугейма нет солнечных приливов; в) год длится очень долго, думаю, не меньше двух земных столетий. Я знаю об этом, так как Ута проговорилась, что ее народ вынужден был переселяться к полюсам. Эксцентриситет планетной орбиты привел к тому, что умеренные широты стали слишком жаркими; может, к тому же слишком много ультрафиолетовых лучей пробило озоновый слой, доведя количество озона на поверхности до опасной концентрации, как, например, здесь. Однако первые поселения колонистов были организованы не менее чем сорок лет назад. Иными словами, радиус орбиты Неугейма изменяется так медленно, что колонисты все-таки селились на юге, зная, что потом эти поселки придется оставить. Думаю, они сделали это, чтобы разрабатывать залежи полезных ископаемых.
Но бог с ними, с ископаемыми. Несмотря на огромное удаление от солнца, Неугейм обитаем, а у его жителей очень глубокий загар. Какая звезда может поддерживать закон обратной пропорциональности квадрату расстояния в такой широкой шкале? Только голубой гигант! А Бета Центавра — единственный голубой гигант в нашем районе.
Он замолчал, охрипнув и мечтая о глотке пива. Белджагор восседал, как идол, если только можно представить себе, что кому-то понадобится такой идол. Проходили минуты. Над ними просвистела космическая шлюпка — вражеский посланник с неизвестным поручением.
Наконец, голосом, лишенным какого-либо выражения, Белджагор спросил:
— Но как у нее могли появиться планеты?
— Я думал над этим, — ответил Фолкейн. — Случайность, может быть, одна из немногих во Вселенной. Звезда захватила несколько бродячих планет.
— Чепуха. Одиночное тело не может захватывать спутников… — но это свое очередное возражение Белджагор произнес уже спокойно.
— Согласен. По-видимому, вот что могло произойти. Бета сконденсировалась в массивной туманности, вдвое большей ее по массе; Бог знает, сколько астрономических единиц имела эта туманность в диаметре. Мимо перемещалась группа бродячих планет. Поле тяготения Беты заставило их повернуть. Благодаря трению о вещество туманности, они не смогли снова унестись в пространство. Потеря ими энергии привела к тому, что гиперболические орбиты превратились в эллиптические. А может быть, в туманности имелся второй центр конденсации, позже слившийся с главной массой. А два тела определенно могут захватить спутников. Но, я думаю, что все объясняется трением в туманности.
Конечно, эллиптические орбиты оказались сильно эксцентричными. Трение немного уменьшило их вытянутость. Но Ута рассказала, что и теперь эксцентричность орбит доставляет немало беспокойства жителям планет. Это дает нам в руки дополнительный ключ.
— Гм… — Белджагор подергал носом, размышляя.
— На ранних этапах своего существования, благодаря вулканической деятельности, планеты выбрасывали газы и водяные пары, как и всякие другие субзвездные объекты, — продолжал Фолкейн. — Эти вещества замерзли в Космосе. Но Бета разморозила их.
Не знаю, как краоканцы обнаружили эти планеты. Может, они просто не знали, что голубые гиганты не могут иметь планет. А может, они послали автоматический зонд для астрофизических исследований и получили таким путем информацию. Как бы то ни было, они установили, что у Беты имеется пять пригодных для их обитания планет плюс одна непригодная. Затем началась колонизация. Конечно, это были стерильные планеты с ядовитой атмосферой. Но древние краоканцы были искусными планетными инженерами. Можно представить себе, как они поступили: засеяли атмосферу спорами, способными при помощи фотосинтеза преобразовать ее, привезли другие формы жизни, которые должны были создать основу для экологии, и так далее. В таких условиях организмы развиваются экспотенциально, и всего лишь через несколько столетий планеты стали пригодными для обитания.
Фолкейн помолчал и пожал плечами.
— Через пять-десять миллионов лет Бета уничтожит все плоды их работы, — заключил он. — Но для них этого времени вполне достаточно.
— Да, — тихо согласился Белджагор.
Он поднял голову, взглянул человеку в глаза и сказал:
— Если это правда, мы обязаны сообщить обо всем Лиге. Военный флот, направившись прямо к Бете, застанет врага врасплох. И они не смогут оказать сопротивления.
— Уф! — Фолкейн подавил зевок. Усталость начала овладевать им.
— Но это всего лишь гипотеза, — сказал Белджагор.
— И основана она лишь на слухах и догадках. Возможно, Хорн сознательно путает вас. Лига не может начинать операцию, полагаясь на сведения, которые могуг оказаться неверными. Нам нужны позитивные доказательства.
— Верно, — кивнул Фолкейн. — Поэтому мы полетим оба, но в разных кораблях. Вы легко сможете объяснить, почему изменили свое решение и не останетесь здесь. Они не заподозрят вас, если вы разыграете приступ раздражительности.
Белджагор окаменел.
— Что вы говорите? Я самое терпеливое существо в Космосе!
— Так ли?
— Когда я думаю о том, с кем мне приходится иметь дело — с нахальными, как вы, глупыми и корыстолюбивыми, ничего не соображающими… — голос Белджагора поднялся до самых высоких нот. Фолкейн еще раз зевнул.
— Вот какова моя жизнь, — сказал в заключение агент. — Ну а что вы предлагаете делать дальше?
— Мы вылетим в направлении базы, — ответил Фолкейн. — Но как только окажемся за пределами действия вражеских детекторов, повернем к Беге. Вы останетесь на безопасном удалении. Я же подлечу поближе к звезде и буду наблюдать. Потом вернусь к вам, и мы направимся к ближайшей дружественной планете.
— А зачем нам разделяться?
— Меня могут схватить. В таком случае — если я не присоединюсь к вам в условленное время — вы передадите все Лиге. Они смогут проверить мои выводы.
— Гм. Ха. Верно. Но почему вы добровольно берете на себя самую опасную часть дела? Сомневаюсь, что вы подходите для его исполнения.
— Сэр, — устало сказал Фолкейн, — я молод, но смогу управиться с инструментами. Этот спидстер построен для человека, вы не сможете управлять им достаточно эффективно, а он гораздо лучше приспособлен для оперативных действий и тайного шпионажа, чем ваш корабль. Поэтому у нас нет выбора. К тому же, — добавил он, — я всего лишь человек и простой служащий. А вы мастер — торговец с Джалила.
Сарказм его не был оценен. Белджагор выпрямился, на его поросячьи глазки навернулись слезы.
— Верно! — с чувством воскликнул он. — И как благородно с вашей стороны признать это! — он пожал руку Фолкейну. — Пожалуйста, не думайте обо мне дурно. Я порой бранюсь, иногда грубо разговариваю, частенько лопается мое терпение, но, поверьте, у меня нет никаких предубеждений к вашей расе. И люди обладают отличными душевными качествами. Да, некоторые из моих лучших друзей — люди!
6
Опасная зона началась в одном световом годе от цели: внутри сферы с этим радиусом кратковременные импульсы, посылаемые двигателем, работающим в гиперпространственном режиме, могли быть легко обнаружены. Корабль Белджагора остался за пределами этой сферы, его детекторы были включены на полную мощность. Не исключалась возможность, что и его могут обнаружить, хотя бы случайно. Фолкейну предстояло потрудиться, и немало, чтобы явиться к точке встречи, зная лишь направление. Но если Белджагор обнаружит излучение другого корабля, он не будет включать двигатели и подождет, пока неизвестный корабль удалится.
У Фолкейна такой возможности не было. На полной гиперскорости он двинулся к Бете Центавра.
Солнце впереди непрерывно разрасталось. Пользуясь увеличением, он мог внимательно рассмотреть его диск, усеянный ядерными бурями, сверкающий миллиардокилометровыми протуберанцами, голубой и адски ужасный. Бета в одиннадцать раз превышала Солнце по массе, — в тысячу четыреста раз — по светимости — и, несмотря на расстояние до нее в сто девяносто световых лет, была одной из самых ярких звезд ночного неба. Он попытался насвистывать мотив, но собственный свист казался ему невыразительным и ничтожным.
Ближе. Теперь он может включить фотокамеры. Фотоаппараты, компенсирующие аберрацию и эффект Доплера, покажут ему устойчивую картину созвездий. А планеты будут зафиксированы как движущиеся объекты. Ага, вот она! Фолкейн сменил курс и повторил наблюдения. Вскоре у него оказалось достаточно данных, чтобы ввести в компьютер.
Он обнаружил несколько планет, причем не все они, вероятно, были обитаемыми. Одна из них находилась приблизительно в тридцати семи астрономических единицах от солнца — расстояние, соответствующее положению Неугейма, также соответствовал размерам Неугейма и диаметр этой планеты. И в это время локаторы его корабля засекли излучение двигателей, работающих в гиперпространственном режиме.
Источник излучения находился недалеко и быстро приближался. По-видимому, какой-то патрульный корабль обнаружил его излучение и начал преследование.
Повернув обратно, Фолкейн закурил трубку и принялся размышлять. Он должен встретиться с Белджагором раньше, чем его догонят, но при этом преследователь должен находиться не ближе светового года.
Так ничего не получится…
Детектор отметил появление второго-источника излучения. Фолкейн выругался. К нему приближался еще один корабль. Рассчитав его скорость и направление полета, он понял, что второй корабль не сможет его догнать, но зато легко может обнаружить Белджагора.
Конечно, можно было, выключив все приборы, затаиться, укрывшись в глубинах космического пространства… Гм… Если эти парни знают свое дело, они все равно установят его местонахождение, оказавшись на расстоянии в несколько миллионов километров. Они могуг перейти на субсветовую скорость и уловить нейтронное излучение его генератора. Или просто разыскать его при помощи радара.
— Братец, — сказал себе Фолкейн, — ты хотел получить апельсин, так вот он.
Он вглядывался в космические пространства, где звезда сменялась звездой, пока все они не слились в единый поток Млечного Пути. Он вспомнил, как блестит на солнце листва деревьев, колеблемая ветром, и какое вкусное пиво он пробовал в маленькой шведской таверне, и как часто он радовался в кругу друзей, и как хороши были его знакомые женщины, и ощутил, что ему совсем не хочется быть героем.
«Не раздражать их, сдаться, иначе они начнут стрелять и проделают дыру у тебя между ушами».
Белджагор сможет доложить Лиге обо всем после того, как вражеские корабли повернут назад. Конечно, прямых доказательств у него не будет. Лиге придется вновь послать наблюдателей, которые тоже могут быть обнаружены. Используя сверхбыстрые корабли, наблюдатели, конечно, сумеют уйти, но враг уже насторожился и организует усиленную охрану своей планеты. Если начнется война, то она будет беспощадной, вся планета будет сожжена. Ута превратится в облачко раскаленного газа, а сам Фолкейн… Черт побери!
Почему не существует передатчика, посылающего сообщения быстрее радиоволн? Тогда он смог бы отправить сообщение, а потом остановиться. Черт бы побрал эти законы физики!
Спидстер дрожал и гудел от работающих на пределе машин. Фолкейн почувствовал страшную жажду. Но сейчас у него ни на что не было времени. «Думай, разрази тебя гром!»
Он не мог. Он бродил по рубке, ощущая во рту свой пересохший язык, потом открыл пакет с рационом, напился и снова взглянул на экраны. Наконец сказал: — «К дьяволу все!» — раскрыл последнюю свою бутылку с шотландским виски и отправился спать.
Он проснулся через несколько часов с готовым решением. Некоторое время он лежал, глядя в потолок, восхищаясь своей сообразительностью. В соответствии с расчетами вскоре он должен добраться до Белджагора. Значит, он находится в пределах действия детекторов, и джалиец, несомненно, следит за показаниями своих приборов. В таких обстоятельствах он не станет дремать.
Фолкейн соскочил с койки и уселся в пилотское кресло. Он выключил двигатели и перешел на субстветовую скорость. Через минуту — включил.
Пульсирующий код Лиги. Указательная стрелка детектора прыгала вверх — вниз, точка — тире, точка — тире. «Гипотеза подтверждена! Ф.» — Он повторил еще раз весь цикл, чтобы быть уверенным, что Белджагор не прозевает его сообщения. Еще раз повторил его. Белджагор должен догадаться, что «Ф» не что иное, как его подпись. Дай Бог, чтобы антораниты не догадались, в чем дело: этот код хранился в строжайшем секрете.
Двигатели от такого обращения начали реветь. Фолкейн почувствовал запах сгоревшей изоляции и уловил зловещие нотки в реве двигателя. Он изменил направление полета под углом к прежнему, и теперь его корабль перемещался с постоянной скоростью.
Расчеты показывали, что первый корабль, двигавшийся за ним, пролетит более чем в световом годе от Белджагора. Второй корабль «любезно» изменил курс. Фолкейн включил автопилот, побрился, надел парадный мундир и съел наскоро приготовленный завтрак.
Затем он уничтожил фотографии, регистрационные записи, указатели курса и вахтенный журнал, и, проделав артистическую работу, заменил их фальшивыми: корабли Лиги были оборудованы с расчетом на любую случайность.
Анторанит приближался. Это был корабль кометного класса с грозно выставленными орудиями. Сигналом прожектора он приказал Фолкейну остановиться. Фолкейн повиновался. Вражеский корабль уровнял скорости и лег в дрейф на безопасном удалении. Зазвенел сигнал вызова, и Фолкейн включил приемопередатчик.
Человек с тяжелой челюстью, явно воинского типа, с грудью, украшенной ленточками, глядел на него с экрана.
— Привет, — сказал Фолкейн. — Вы говорите по-английски или по-латыни?
— Да, — сказал человек. Он выбрал английский. — Назовите себя.
— Спидстер «Молниеносный» Галасоциотехнической Лиги из Трикорна в Хоупвилл, на борту находится один человек — наемник Себастьян Томб. А кто вы?
— Военный корабль Неугейма «Граф Хельмут Карл Бернгард фон Мольтке», командир — землевладелец Отто фон Лихтенберг. Говорит обер-лейтенант Вальтер Шмидт.
— Неугейм? Где, ради дьявола, этот Неугейм? Никогда о таком не слышал.
— Какова ваша цель? Почему вы убегали?
— Моя цель, — ответил Фолкейн, — поездка с моего поста на Трикорне на склад Лиги на Хоупвилле. Мне необходимо кое-какое оборудование. У нас произошло наводнение, вызвавшее много разрушений. А почему я убегал от вас? Боже, если за вами начнут охотиться, что вы сами будете делать?
— Вы решили, что мы относимся к вам недружелюбно? — спросил Шмидт. — Но, может, это вы — наш враг?
— Ха, нет. Проверьте ваши навигационные таблицы. Бета Центавра находится как раз на пути между Трикорном и Хоупвиллом. А я направлялся к Хоупвиллу, а не куда-то поближе, потому что нужное мне оборудование я смогу найти только там. Пролетая мимо Беты, я обнаружил неисправность в двигателях. (Неисправность существовала на самом деле, потому что он использовал двигатели для передачи сообщения.) Чтобы провести контроль направления и скорости, я несколько раз менял курс и ускорение, как вы, очевидно, заметили. А потом, уф! я замедлил скорость и обнаружил еще один корабль, движущийся ко мне, но здесь не должно было находиться никаких кораблей. Может, это безобидная исследовательская экспедиция? Но я не был уверен. Может, это пираты, которые, как известно, существуют. Я попытался удрать. Но мои двигатели начали спонтанно включаться и выключаться. Я кое-как справился с ними и сменил курс, надеясь, что вы поймете, что я не нуждаюсь в компании, и оставите меня в покое. Но не тут-то было. Так я оказался здесь.
Фолкейн бросил раздраженный взгляд на человека на экране.
— Мне кажется, это вы должны дать объяснение, — пролаял он. — Что это за комедия с Неугеймом? Зачем военный корабль кружит вокруг голубого гиганта? На каком основании вы останавливаете мирный спидстер? Галасоциотехническая Лига будет извещена об этом!
— Возможно, — сказал Шмидт. — А сейчас остановитесь, к вам на борт прибудут наши люди.
— Черт возьми, вы не имеете права!
— Несколько наших атомных пушек нацелены на вас. Понятно?
— Да, — вздохнул Фолкейн.
Он подождал, пока корабли соединились переходным туннелем. Шмидт появился в сопровождении взвода солдат, немедленно направивших ружья на Фолкейна, и потребовал предъявить документы. Потом сказал:
— Очень хорошо, герр Томб. Может быть, вы говорите правду. Не знаю. У нас приказ. Необходимо интернировать вас на Неугейм.
— Что? — выкрикнул Фолкейн. Он сдерживал дыхание, пока не покраснел и не выпучил глаз. — Вы понимаете, кто я? Я полноправный служащий Политехнической Лиги.
— Тем хуже для вас, — сказал Шмидт. — Идемте, — он схватил Фолкейна за рукав.
Фолкейн высвободил руку, выпрямился и мысленно поблагодарил отца за то, что тот научил его аристократическим манерам.
— Сэр, — сказал он, и из каждого его слова изливался жидкий гелий, — если я пленник, то я протестую против беззакония, но вынужден повиноваться. Тем не менее даже на войне существуют какие-то законы и обычаи. К тому же я наследник барона из Объединенного королевства Новой Азии и Радагаха. Вы обязаны обращаться со мной с уважением, подобающим моему происхождению.
Шмидт побледнел. Он щелкнул каблуками, поклонился и отсалютовал.
— Так точно, мой господин, — выдохнул он. — Прошу прощения. Если бы вы только сказали это раньше… Землевладелец фон Лихтенберг имеет честь пригласить вас на чашку чая.
7
Замок Грауштейн был отнюдь не худшим местом в Космосе для содержания пленных. Снаружи он выглядел мрачновато, но был окружен лесами с первоклассной охотой. Пища была грубой, но съедобной, а местное пиво оказалось просто превосходным. Землевладелец Грауштейн делал все, чтобы его выдающийся и невольный гость чувствовал себя как дома. Во время долгих бесед с хозяином и редких поездок по планете Фолкейн приметил интересные торговые возможности, которые можно будет реализовать, если исход событий окажется мирным.
Иначе… Ему не хотелось даже обдумывать альтернативу. Но через несколько недель время начало давить на него свинцовым прессом.
Тем не менее Фолкейн был вполне спокоен, когда слуга постучал в дверь его комнаты и объявил о приходе посетителя. И когда она вошла, он поразился. Он даже не мог представить, что она настолько хороша.
— Ута! — прошептал он.
Она прикрыла за собой дверь и некоторое время смотрела на него. Темное дерево и гранитные панели обрамляли то место, где она стояла в ярком флюоресцентном освещении. Она была в платье, и если Фолкейну она показалась прекрасной даже в мундире, то теперь его восхищение только возросло в астрономических размерах.
— Значит, это действительно вы? — сказала она.
— П… п… пожалуйста, садитесь, — пробормотал он.
Она продолжала стоять. Лицо ее оставалось спокойным, голос — ровным.
— Эти идиоты поверили вашим словам, что вы лишь случайно пролетали мимо и слишком много увидели. Они и не подумали проверить их. Я услышала о вас впервые вчера, после возвращения домой, в разговоре с землевладельцем фон Лихтенбергом. Судя по описанию… — казалось, она разучилась говорить.
Фолкейн осмелел.
— Военная хитрость, моя дорогая, — мягко сказал он.
— Не моя сторона начала военные действия.
— Что вы сделали?
Он заставил себя успокоиться, извлек трубку и принялся чистить и набивать ее.
— Вы разоблачили меня, поэтому я могу рассказать вам все, — улыбнулся он. — Я кое-что понял из ваших слов и отправился для уверенности взглянуть лично…
— Это забавное маленькое существо, то, что улетело одновременно с вами… оно тоже все знало?
Фолкейн кивнул.
— Он уже давно все доложил штабу. Если Лига хотя бы наполовину так реалистична, как я полагаю, военный флот, которому вы не сможете оказать сопротивление, уже на подходе к системе.
Она сжала руки. Слезы стояли в ее глазах.
— И что же произойдет?
— Они должны направиться прямо сюда. Я жду их со дня на день. У вас в системе Бета Центавра осталось только несколько патрульных кораблей, ваш флот разбросан в районе дюжин звезд, верно? Лига не захочет бомбардировать планеты, но в таком случае…
Она гневно отпрянула. Он быстро подошел к ней, взял ее за руки и сказал:
— Нет, нет. Реалистическая политика, помните? Цель войны — не уничтожить противника, а навязать ему свою волю. Зачем нам убивать людей, которым мы можем продавать товары? Мы просто захватим систему Бета Центавра, а потом договоримся об условиях освобождения.
Я не политик, но могу представить, что будет дальше. Лига потребует, чтобы вы сократили свои вооруженные силы до уровня, достаточного для обороны. И, естественно, мы определим свои условия торговли. Но это не все. Теперь, поскольку у краоканцев имеются космические корабли, они смогут лететь куда угодно и объединяться до тех пор, пока они будут делать это мирным путем. Мы надеемся продавать им корабли грузового и пассажирского типов по повышенным ценам, но из-за этого не стоит воевать. Неугейм сохранит у себя любой социальный строй, какой ему угодно иметь. Почему бы и нет? Но если вы все же попытаетесь сохранить эту никуда не годную систему угнетения, вы настолько скомпрометируете себя, что через десяток лет ваш же народ сбросит вас и призовет нас на помощь.
Он потрепал ее за подбородок.
— Я понимаю, — сказал он, — трудно расстаться с мечтой. Но почему вы через всю жизнь должны нести недовольство и зависть вашего отца?
Она расплакалась. Он успокаивал ее, и в глубине его души росла надежда.
Не то, чтобы он хотел жениться. Черт побери! В его-то возрасте! Однако…
Чуть погодя они оказались на балконе… спустилась ночь, яркая заря распростерлась на полнеба, затмевая звезды, из леса внизу струились странные мягкие запахи. В руках они держали бокалы, и она была рядом с ним.
— Можете рассказать, кто я, — сказал он ей, — и доставить мне большие неприятности. Может, меня даже расстреляют.
Бледное в мерцании света, ее лицо утратило выражение счастья, он услышал, как дыхание вырывается из ее груди.
— Это ваш долг, в соответствии с законами войны, — продолжал он. — Но это ни к чему не приведет — уже поздно; разве что Лига в отместку предъявит более жестокие требования.
— Что же мне делать? — спросила она.
Он радостно улыбнулся.
— Держать ваш милый рот закрытым, сказать всем, что вы ошиблись, и что Себастьян Томб не имеет ничего общего с Фолкейном. Когда наступит мир — что ж, вы совершенно независимы у себя дома. Вы сумеете помочь своим людям приспособиться.
— И стать торговцами? — спросила она с ноткой презрения.
— Я уже как-то заметил, — сказал он, — что мы не настолько низкие люди. Да, мы боремся за прибыль. Но даже рыцарь должен есть, а наш кусок хлеба добыт не убийством и не работорговлей. Взгляните на эти звезды. Они прекрасны. Но ведь и другим они также светят.
Она схватила его за руку. Он пробормотал:
— Трое торговцев на рассвете отправляются в море… — и, когда она вопросительно взглянула на него, он тихонько добавил:
Их стеньги позолочены солнцем,
хотя паруса разорваны в клочья,
Они состязаются в скорости с ветром
вокруг Земли, чтобы вновь вернуться домой
со слоновой костью, обезьянами, павлинами,
воспоминаниями и хвастовством,
Чтобы продать все это с прибылью —
именно они заслуживают название Человек!
— Ох! — услышал он.
Эти стихи он прочитал, вспомнив школьные годы на Гермесе.
— Я никому не скажу, — услышал он.
И немного погодя:
— Можно мне побыть с вами еще чуть-чуть?
* * *
Когда через неделю прибыл флот Лиги и освободил его, Дэвид не очень этому и обрадовался.
