Странное чувство отчуждённости от повседневного мира прошло, когда Кинкар вышел во внешнее помещение святилища. Воспоминания о ночи гасли, ослабло ощущение единства с Тремя, ощущение их поддержки.

Почерневшее пятно на полу обозначало место, где он несколько часов назад разжёг костёр. Сим стоял у стены; защищенный от дождя и ветра, он грелся теплом собственного тела и был доволен. Когда Кинкар приблизился к нему, ланг открыл верхнюю пару глаз и пошевелил толстыми губами, предлагая поделиться припасами. Кинкар размял в руках дорожную лепёшку, и Сим слизал всё до последней крошки, а сам Кинкар поел совсем немного, скорее по обязанности, чем из чувства голода.

Буря набросила на весь мир хрустальную ледяную пленку. Но солнце уже взошло, и было достаточно холодно, чтобы не опасаться новой неожиданной оттепели. За такими бурями, как вчерашняя, обычно следует хорошая погода. Но ледяная корка заставила Кинкара отказаться от езды верхом, он осторожно вернулся к старой дороге, и Сим послушно шёл за ним.

Действительно, очень давно никто не пользовался этой дорогой. Она быстро зарастала лесом, её поверхность разрывали корни, сквозь покрытие прорастали деревья. Но строители дороги не уступали в мастерстве тем, кто некогда соорудил крепость, и их работа была рассчитана не на один год. И лес ещё не вполне овладел дорогой.

По своему охотничьему чутью Кинкар знал, что направляется на запад, не отклоняясь к югу, как первоначально планировал. И так как забытая дорога его устраивала, он намерен был держаться её, чтобы проехать лес и выйти на открытое пространство, где придётся с большей осторожностью добираться до У–Сиппара.

День приближался к концу, когда деревья начали редеть и Сим пересёк последние кустарники на опушке леса перед морем. В сущности лес подходил к самому берегу океана. Но порт, к которому некогда вела дорога, теперь лежал в развалинах, лишённые крыш здания свидетельствовали о долгих годах воздействия бурь и дождя, а место, где когда–то находилась пристань, было обозначено одним–единственным столбом.

Но всё же жизнь цеплялась за этот участок берега. На песке вверх дном лежала лодка с недавно починенными бортами. А из хижины, сложенной из камней разного размера, тянулся дым.

Насколько мог видеть Кинкар, никакого сторожевого поста здесь не было. Ничто не свидетельствовало, что здесь командуют наёмники Тёмных. Он решил, что какой–то рыбак нашёл убежище в древнем порту, чтобы закинуть свою сеть в эти пустынные воды.

Кинкар опустил повод, и Сим самостоятельно шёл по заросшей, покрытой почвой дороге, пробираясь между грудами прошлогодней листвы. Осмотрев привычным взглядом здания, окна которых походили на глазницы черепов, Кинкар решил, что здесь когда–то разыгралась битва. Жители города сражались безнадёжно, но решительно, отступая от дома к дому, от стены к стене. Даже многолетние дожди не смогли уничтожить следы огня. Расколотое дерево говорило о том, что двери и окна домов рубили топорами.

Неудивительно, что с того дня город был покинут. Наверняка немногие пережили разграбление, и если победитель решил не восстанавливать город… Наверное, его оставили как предупреждение и угрозу на веки вечные. На его собственном Горте купцы умело орудовали мечом. Им приходилось этому учиться: большинство торговых маршрутов пролегает через пустынные местности. Торговцы не бросают вызов каждому встречному, но умело обороняются; многих честолюбивых владетелей крепостей, мечтавших обложить их незаконным налогом по причине прохождения торгового маршрута через их земли, они заставили отказаться от своих намерений. Если это был город торговцев, нападавшие не добились своего. Кинкару хотелось в это верить, хотя он не знал, что произошло здесь на самом деле, мог только догадываться.

Морские птицы, стервятники приливов, кричали над головой. Но если не считать лодки и струйки дыма из хижины, берег был лишён признаков жизни. Кинкар не знал, далеко ли он от У–Сиппара. Но это тоже порт, и ему теперь потребуется только идти вдоль берега, чтобы найти его. Однако куда идти, на север или на юг? Да и двигаться по ночам было бы неразумно. Заблудившийся путник по всем законам имел право попросить убежище на его Горте. Может, этот обычай существует и здесь.

Кинкар направил Сима к хижине на берегу. Больше всего его привлекала мысль о пище, которую могут готовить на этом огне. Рыбак, вероятно, живёт результатами своих трудов. Кинкар представил себе блюда, которые на берегу должны быть обычными, но в горах считаются деликатесом, например, моллюски.

Когтистые ноги Сима ступали по песку бесшумно, но, должно быть, за Кинкаром всё время следили через одну из многочисленных щелей в стенах хижины. Прежде чем он смог спешиться или просто окликнуть тех, кто в доме, оттуда вышел человек, захлопнул за собой деревянную дверь и прислонился к ней спиной, словно готовый защищать её ценой собственной жизни.

В правой руке он держал оружие, которое Кинкар видел всего лишь раз, его как диковинку демонстрировал проезжий купец. Длинное древко заканчивалось зазубренным наконечником, напоминающим гигантский рыболовный крючок. В сущности так оно и было. Торговец наглядно показал изумлённым жителям Стира, как пользуются этим оружием. Брошенное опытной рукой, оно пробивает кольчугу и плоть, сбрасывая всадника на землю, где его можно ударить кинжалом или затоптать. А этот рыбак держал своё странное оружие так, что сразу стало ясно: он к нему привык.

Кинкар взял поводья Сима в одну руку, а другую поднял в старом универсальном жесте мира. Но на лице человека, в его мрачных глазах мира не ощущалось. Его одежда, несмотря на холодную погоду, представляла собой всего лишь грязные тряпки; руки и нога, исцарапанные, с растрескавшейся кожей, оставались голыми, а худые щёки свидетельствовали о постоянном голоде. Если он добывал себе пищу в море, то не очень успешно.

— Я пришёл с миром, — медленно проговорил Кинкар, с уверенностью, с какой привык разговаривать с крестьянами Стира.

Ответа не последовало. Человек его словно не слышал. Только крюк поворачивался в руках, а мрачный взгляд не отрывался от всадника и ланга, словно это были не только враги, но и — пища!

Кинкар сидел неподвижно. Может, никакой это не рыбак, а разбойник, доведённый до отчаяния. Таких людей нужно опасаться, потому что отчаяние приводит их на грань безумия; такого человека не останавливает никакая опасность. Кинкар почему–то был уверен, что если извлечёт меч, если хоть ненамного приблизит руку к рукояти, крюк взметнётся…

Но слабость подвела человека. Кинкар сжал колени, и ланг правильно истолковал движение рук противника, его напрягшуюся челюсть. Крюк, ударившись о плечо, застрял в складках плаща. Кинкар мгновенно дёрнул его и вырвал верёвку, привязанную к крюку, из рук противника, так что тот потерял равновесие и упал лицом в песок. Обезоруженный не издал ни звука. Он мгновение лежал неподвижно, затем с поразительной быстротой откатился и снова прижался спиной к двери хижины. Незнакомец стоял на коленях, прижимаясь к посеревшему от соли дереву, держась руками за раму и явно подставляя своё тело как преграду на пути Кинкара.

Кинкар высвободил крюк из складок плаща и бросил его на землю. Оружие теперь оказалось далеко от прежнего владельца, а самому Кинкару совсем не хотелось пускать его в ход. Но меч он не обнажил.

— Я пришёл с миром, — ещё раз твёрдо повторил он. Юноша надеялся, что это подействует на обитателя хижины, пробьёт туман его отчаяния. Кинкар снова протянул вперёд пустые руки. Вероятно, можно было уехать и найти убежище где–нибудь в другом месте. Но этот человек мог выследить его и устроить засаду на берегу. Теперь уже было поздно уезжать.

— Муррен?.. — раздался призыв изнутри хижины. Её сторож сжался ещё сильнее, быстро вертя головой по сторонам в тщетной попытке найти несуществующий путь для бегства.

— Муррен?.. — голос был тонкий, как крик призрачной морской птицы. Но что–то позволяло ему перекрыть шум волн.

— Я не причиню тебе вреда… — снова заговорил Кинкар. Он забыл, что на нём одежда стражника, на лбу ложный знак. Он знал только, что не сможет уехать — не только ради собственной безопасности, но и потому, что следовало узнать, что так отчаянно и безнадёжно пытался защитить рыбак, и кто зовёт из–за закрытой двери.

— Муррен?.. — в третий раз прозвучал тот же призыв. И кое–что ещё, какой–то глухой удар о дерево, словно тот, кто внутри, пытался освободиться. — Муррен… ты умер? — в голосе прозвучали истерические нотки, и человек как будто впервые услышал его. Он прижался щекой к дереву и испустил собственный хриплый стон, подобный рёву животного.

— Выпусти, Муррен… — просил голос. Удары о дерево стали громче. — Выпусти меня отсюда!

Но незнакомец упрямо оставался на месте, прижимаясь плечами к двери, как будто неповиновение приказу само по себе причиняло ему боль. Кинкар потянул повод, и Сим сделал шаг вперёд. Человек сжался, зарычал, глаза его стали дикими. Он, должно быть, узнал обученного для битвы ланга и ожидал, что вот сейчас когти начнут рвать его. Но остался на месте.

Он мог охранять дверь, но не всю хижину. Послышался звук раскалываемого дерева, и человек вскочил на ноги. Но слишком поздно, потому что из–за угла хижины показался другой. В такой же изорванной одежде, но между ними сразу видна была разница. Тот, что защищал дверь, был плотный, с толстыми руками крестьянина. Он мог быть смотрителем лангов, стражником в какой–нибудь крепости, может, младшим офицером. Но никак не военным предводителем или наследником крепости.

А вот второй — совсем другое дело. Это явно был гортианин благородного рождения, насколько мог судить Кинкар, а не избитый раб. У него тоже силы подходили к концу, он покачнулся и одной рукой опёрся о стену хижины. Тонкое юношеское лицо казалось истощённым и измученным, но расправленные плечи выдавали привычку носить тяжёлую кольчугу.

Он остановился возле своего охранника, и оба повернулись к Кинкару, безоружные и вызывающие. Молодой человек откинул голову и заговорил:

— Ты нас поймал, слуга. Зови своих людей. Если ждёшь, что мы будем умолять о быстрой смерти, то будешь разочарован. Муррен не может просить. Да и не стал бы, если бы мог. А я буду так же безмолвен, как и он после ваших ножей. Пусть лорд Руд получит своё удовольствие полностью. Но даже Тёмный не может навсегда оттянуть смерть! — речь, начавшаяся вызывающе, закончилось с огромной усталостью в голосе.

— Поверь мне… я не служу лорду Руду, я не из его приспешников, — Кинкар пытался говорить как можно искреннее. — Я путник, ищу убежища на ночь…

— Кто может ждать, что слуга заговорит прямо? — в каждом слове слышалась усталость. — Хотя и не могу понять, какую выгоду тебе приносит ложь. Возьми нас, и покончим с этим!

Муррен положил руки на плечи юноши, пытаясь отодвинуть его назад, прикрыть своим телом. Но тот сопротивлялся.

— Всё кончено, Муррен. Свисти своих людей, слуга зла!

Кинкар спешился, протянул вперёд пустые руки.

— Я не охочусь за вами.

Наконец это дошло до юноши. Он прислонился к Муррену, держась за него рукой.

— Значит, ты не охотишься за нами, тебя не послали из У–Сиппара, чтобы загнать нас. Но тогда мы будем твоим даром лорду Руду. Надевай на нас ошейники и веди, и лорд Руд щедро наградит тебя.

Кинкар сделал жест, который, как он надеялся, смягчит их злость. Он достал из сумки походную лепёшку и сушёное мясо и бросил на землю между этими двумя. Лепёшка ударилась о ногу Муррена. Тот посмотрел на неё, словно это была огненная стрела из оружия звёздных повелителей. Потом выпустил юношу, наклонился и поднял лепешку, удивляясь тому, что нашёл в обёртке.

Кусок лепёшки он сунул юноше в руку, а свой собственный голод выразил стонущим криком. Они набили едой рты. Кинкар был потрясён. Пленники, которых он помогал освободить на дороге, все, кроме Капала, были так заняты своими несчастьями, что почти не казались людьми. Он заботился о них, как заботился о Воркен, когда у неё было обожжено крыло, как заботился бы о Симе. Но эти двое никак не выглядели рабами, апатичными, подобными животным в своём принятии боли и унижения.

— Кто ты? — юноша одним махом проглотил лепёшку и теперь жевал мясо, разглядывая Кинкара, как сам Кинкар мог бы смотреть на лорда Диллана, занятого звёздным волшебством.

— Я Кинкар из Стира… — лучше не называть себя с’Рудом здесь. И всё время следовало помнить, что это не его Горт. Лорд Руд, тиран из У–Сиппара, вовсе не тот лорд Руд, который был его отцом.

— Стар… — юноша покачал головой. Это название явно ничего ему не говорило.

— В горах, — Кинкар приблизительно указал расположение Стира. Может быть, здесь такого селения вообще нет.

Юноша, по–прежнему держа в руке мясо, но словно позабыв о нём, подошёл и остановился прямо перед Кинкаром. Он изучал лицо полугортианина так внимательно, как будто намерен был на всю жизнь его запомнить. Потом коснулся пальцем знака и тут же убрал руку.

— Кто ты? — снова спросил он, на этот раз с властностью лорда.

— Я тебе сказал правду: я Кинкар из Стира… в горах.

— Ты очень смел, горец!

— Как это?

— Ты носишь это и одновременно не носишь… Нет, — он покачал головой, — я ни о чём не спрашиваю. Не хочу знать, что привело тебя сюда. Мы можем быть опасны друг другу.

— А ты кто? — в свою очередь спросил Кинкар.

Тот ответил с сухой усмешкой:

— Тот, кто не должен был родиться. И который прекратит существовать, как только лорд Руд меня найдёт. А он нас найдёт обязательно, мы уже в конце пути с Мурреном. У меня нет имени, Кинкар из Стира, и тебе лучше забыть, что наши дороги скрещивались. Конечно, если не хочешь заработать хороший приём в У–Сиппаре, отвезя меня туда…

— А пока, — с намеренной небрежностью спросил Кинкар, — не пустите ли вы меня переночевать?

Если юноша готов был принять его — не как друга, а как небольшую помеху, — Муррен был настроен совсем иначе. Когда Кинкар сделал шаг вперёд, Муррен оскалил зубы, как морд в своей голодной улыбке. И тогда полугортианин импульсивно сделал то, что могло стоить ему жизни, но это была единственная демонстрация доброй воли, какую он смог придумать. Он повернулся, поднял крюк и послал его по песку и гравию к стражнику.

Муррен мгновенно наклонился, пальцы его сжали древко. Но юноша так же быстро перехватил его руку.

— Не понимаю, как ты бросаешь кости в игре, — сказал он Кинкару, — но готов признать, что ты не будешь действовать, как другие с этим грязным знаком. Муррен, не этот!

Старший выразил хриплый протест, и в этот момент Кинкар испытал подлинный ужас: он увидел, что у Муррена был отрезан язык! Юноша отвёл его от двери.

— Если тебе нужно убежище, незнакомец, входи. Мы оба можем помолчать.

У них не было еды, зато был огонь, и в хижине оказалось теплее, чем снаружи, и в любом случае за стенами безопасней. Кинкар привязал поблизости Сима и покормил его. Муррен не отходил от него и не расставался с крюком. Только власть юноши не позволяла ему воспользоваться оружием. Когда все трое вошли в хижину, Муррен остался у двери, он неотрывно смотрел на Кинкара, ожидая малейшего ложного движения.

Но Кинкар только радовался так кстати подвернувшейся возможности сесть у костра из плавника, он надеялся со временем кое–что разузнать у своих случайных знакомых. Слова юноши о лорде Руде ясно говорили, что за ними охотятся как за преступниками, но они знают У–Сиппар и могут направить Кинкара к нему. Однако надо было так задать вопросы, чтобы не вызвать подозрений.

А Кинкар не изучал специально разум человека. Нужно быть лордом Дилланом или леди Асгар, чтобы развеять опасения собеседника и заставить его свободно говорить. Времени для этого у него было очень мало. Странно, но начало положил юноша.

— Ты едешь в У–Сиппар?

— Да…

Юноша рассмеялся.

— Ты не мог явиться оттуда. Нас ищут. Следи за тем, что говоришь… и как едешь, человек из Стара. Морды лорда Руда проголодались, и им скармливают тех, кто не может объяснить свои действия.

— Даже тех, у кого это? — Кинкар указал на свой лоб.

— Теперь, может быть, даже этих. Тайна стала известна в У–Сиппаре, — губы юноши дёрнулись, на лице его появилась улыбка, которая не была улыбкой. — Хотя все узнавшие тайну убиты, раздавлены, как сапогом, лорд Руд в этом не уверен. Много дней и ночей будет он допрашивать всех подряд. Подумай трижды, прежде чем приехать в город без правдоподобной истории, Кинкар.

Сделал ли он ударение на слове «трижды»? Кинкар решил рискнуть. Он протянул руку к костру; пальцы его, отчётливо видные в красном свете, сделали определённый знак.

Юноша ничего не сказал, может быть, не понял. Лицо его приняло бесстрастное выражение, он довольно долго сидел молча. Потом протянул правую руку и дал правильный ответ.

— Тем более тебе нужно сторониться У–Сиппара.

Но предупреждение это запоздало. Сим не обладает острым зрением Воркен, но всё равно он чувствительней людей. Он крикнул, как кричит самец ланга, бросая вызов другому самцу. Все трое вскочили на ноги.

— Злополучная была встреча, человек из Стира, — прошептал юноша. — Тебя захватили вместе с нами. Но ты ещё можешь спастись… — он напряжённо ждал, и Кинкар догадался, о чём он думает.

Заявить, что эти двое его пленники. Конечно, этим можно заслужить милость. Но он достал из–за пояса кинжал и бросил его безоружному юноше, который ловко поймал клинок в воздухе.

— Посмотрим, для кого злополучная! — ответил Кинкар.