10. Буря, ночь и святилище
Кинкар стоял у узкого окна в комнате леди Асгар. Небо в окне приобрело светло–розовый цвет. День предстоял ясный, а ветер, который сметал снег со двора, стих.
— Ведь это только временно, — сказал он, не поворачивая головы.
Ему не ответили. Ответ мог быть только один, а произнести его никто не решился.
— Ты не можешь этого сделать… не можешь, пока на тебе Связь, — лорд Диллан выразил в словах то, что Кинкар чувствовал уже с того времени, как сделал своё импульсивное предложение. — Я не уверен, что ты вообще сможешь это сделать. Такой поступок может вызвать немыслимый травматический шок…
Теперь Кинкар повернул голову.
— Это всего лишь знак…
— Знак, который отрицает всё, во что ты веришь. А для носителя Связи…
Впервые за долгие минуты шевельнулась леди Асгар.
— Знак дьявола наверняка ставится с определёнными церемониями. Сам церемониал при этом воздействует на нового слугу зла. Здесь, как и всегда при преклонении, дело в эмоциях… тёмных или светлых. Если то же самое проделать без церемоний или сделать совсем по–другому…
— Что ты хочешь сказать?
— Этот знак наносится раскалённым металлом, верно? Я думаю, что можно воспроизвести его другим способом — и без всяких церемоний. А Кинкар в это время должен думать о том, что знак фальшивый, и о том, ради чего он его принимает. Пусть при этом в обеих руках держит Связь и проверяет, не оттолкнёт ли она его.
Кинкар вскочил и подошёл к ней.
— Леди, попробуем! — если это решение, если он сможет получить знак без внутреннего конфликта…
Она улыбнулась ему.
— У меня много форм волшебства, Кинкар. Посмотрим, что могут дать знания. Держи Связь в руках и думай, что ты делаешь это ради нас и почему делаешь. Если всё пройдёт благополучно, мы внешне превратим тебя в послушного слугу зла.
Он уже надел одежду одного из стражников; одежду отобрали из добычи. Теперь Кинкар извлёк камень, своё наследство, доверенное ему владыкой Стара. Держа камень в ладонях, он прошептал слова власти и почувствовал ответное тепло талисмана. И закрыл глаза.
Сосредоточившись на Связи, он ждал. И лишь вздрогнул, почувствовав прикосновение ко лбу. Три черты. И ничего больше. Связь была спокойна, она не умерла, как он опасался.
— Всё? — спросила леди Асгар.
— Всё, — ответил лорд Диллан.
Кинкар открыл глаза и рассмеялся.
— Никаких перемен. Связь не изменилась!
Лорд Диллан облегчённо вздохнул.
— Ты права, Асгар. Он может идти. Отдай ей талисман, Кинкар, она его сохранит… — туг он замолчал, увидев, как Кинкар отрицательно покачал головой.
— Нет, лорд. Он меня не отверг. Поэтому я по–прежнему несу за него ответственность и не могу никому передать его.
— Но если его найдут у тебя, если только заподозрят, что ты его носишь… Результат будет хуже, чем ты можешь себе представить. На нашем Горте его нужно было хранить в тайне, хотя все почитают этот талисман. А здесь?
Однако Кинкар уже вернул камень на обычное место у себя под одеждой на груди.
— Всё это, наверное, правда, лорд. Но я знаю только, что не должен никому отдавать камень, если он не будет готов к этому. Такова природа Связи. Если бы я оставил его здесь, меня бы тянуло назад и я не смог бы завершить своё дело. Он — часть меня, пока я хранитель, и кончиться это может только с моей смертью — или раньше, но по его желанию.
— Он прав, — в голосе леди Асгар звучала тревога. — Вы же знаете, мы так и не смогли установить, в чём тайна Связи. Это его долг и его судьба. А может быть… — она помолчала и добавила: — А может быть, и его спасение!
Вместе они вышли из зала во двор. Было ещё очень рано, и их никто не видел. Сим был осёдлан и стоял наготове. Капал подвёл ланга.
— Карту не позабыл? — спросил он, когда Кинкар взял повод и вскочил в седло. — Подумай ещё раз, молодой лорд, может, мне стоит надеть рабский ошейник и пойти с тобой рядом?
Кинкар покачал головой и чуть криво улыбнулся.
— Возвращайся в свою пустыню, Капал, и поднимай людей. Будь уверен, я не стану зря рисковать. А всё, что мы узнали от стражника, хранится здесь, — он поднёс руку ко лбу, но не коснулся его, вспомнив, что там нарисовано.
Пленник всё рассказал, и рассказал подробно. Лорд Диллан, лекарь больного разума, мог при желании заставить говорить любого. И всё, что рассказал стражник, теперь поступило в распоряжение Кинкара: пароли для прохода через посты, обычаи, манеры, всё то, что позволит ему благополучно добраться до города на низине — У–Сиппара — и так же благополучно выйти из него.
Не прощаясь, Кинкар направил Сима в открытые ворота и выехал из крепости ясным утром прямо в ущелье, ведущее к низинам. И не оборачивался. Как уехал из Стира, так и теперь он оставил свой новый безопасный дом ради будущего. Это возможное будущее отчасти теперь зависело и от него.
Но утро недолго оставалось ясным. Ветер, трепавший полы плаща, был поразительно тёплым. А это для опытного охотника предупреждение об опасности. Возможно, наступала одна из неожиданных зимних оттепелей, когда землю заливают дожди, превращая её в болото. И дождь этот в секунды застывает в лёд, когда снова начинается холод.
Карта, составленная Капалом по собственным воспоминаниям и показаниям пленного, и которую сейчас восстанавливал в памяти Кинкар, свидетельствовала, что впереди его ждёт широкая открытая равнина, где горы и населённую местность разделяет обширная лесистая низина. Он собирался проехать на юг по её краю до одной из рек, потом вдоль реки отправиться к морю. Но, может, в связи с приближавшейся бурей лес предоставит ему лучшее убежище.
У этого Горта была иная история, чем у его собственного, ещё до появления звёздных кораблей. Это они узнали за последние два дня. На его родном Горте чужеземцы высадились, когда местное население ещё не вышло из варварства, Горт был миром кочевых племён, без городов, без деревень. Первые крепости появились под влиянием знаний звёздных людей. И потому в обычаях, законах, образе жизни ещё сохранилось многое от кочевников.
Но этот Горт уже далеко ушёл от первобытной жизни, когда на нём появились звёздные повелители, сокрушили развивающуюся цивилизацию и безжалостно истребили местных вождей, тех, кто строил такие крепости, как их теперешнее убежище, в соответствии со старыми обычаями и религией. На его собственном Горте звёздные люди пытались возвысить туземцев, здесь они действовали в противоположном направлении, старались низвести их до тупого рабства. Чтобы люди стояли ниже суарда, морда и ланга. Ведь это дикие животные, и их свирепая независимость возрождается с каждым поколением.
Здесь пришельцы не только не скрещивались с туземцами — они считали такую связь невероятно непристойной, святотатственной; именно поэтому Капалу труднее всего было понять, что большинство обитателей крепости — полукровки. Но это обстоятельство могло стать и преимуществом: истинных Тёмных было очень мало. В каждом поколении появлялась всего лишь горстка новорожденных, а смерти в несчастных случаях и на дуэлях друг с другом постоянно уменьшали число господ.
Каждый Тёмный находился в состоянии хрупкого перемирия со всеми остальными; их приближённые по любому капризу повелителя или из–за непонятного им оскорбления всегда были готовы к схватке. Тёмные боялись друг друга, и их страх не проходил ни во время битв, ни при разорении крепостей. Но при первых же признаках восстания — а таких восстаний, по словам Капала, было много — взаимное недоверие и ненависть чужаков забывались, они объединялись и расправлялись с восставшими. И в последние годы искры свободы едва–едва мерцали только в пустыне. А правители–чужаки методично уничтожали и эти остатки, один за другим, как человек топчет подошвами сапог насекомых, безнадёжно прячущихся в пыли.
Сим размашисто шёл по покрытой снегом равнине, гораздо более лёгкому пути, чем извилистые тропы в горах, и к середине утра эти горы превратились в слабую пурпурную линию на северо–востоке. Продолжал дуть устойчивый тёплый ветер, снег под его прикосновением таял, кое–где полосами показалась трава.
Но ланг не был доволен. Он всё время принюхивался к ветру и фыркал. И дважды без приказа всадника удлинял шаг. Они остановились передохнуть на вершине небольшого холма, и Сим испустил дрожащий крик. В отдалении по равнине двигались тени, и Кинкар ухватился за рукоять меча. Не в первый раз пожалел он, что пришлось оставить новый лук. Но эти далёкие ланги были без всадников. Табун диких животных. В тёплое время года неплохо было бы отловить их. Сим и ещё несколько подготовленных лангов отведут их в загон… Да ведь так можно будет всех жителей крепости снабдить запасными верховыми животными!
Но доживёт ли крепость до наступления тёплого времени? Охотничий энтузиазм сменился дурным предчувствием. В последние дни ничего не говорили о новых вратах, о новых Гортах. После того, как все узнали о судьбе этого мира, такие разговоры сами собой прекратились. И Кинкар был уверен: звёздные повелители намерены исправить причинённое этому миру зло, прежде чем снова начнут пересекать время. А это означает, что мирной охоты на лангов не будет.
Кинкар потянул за ушные поводья, чтобы призвать Сима к порядку, и ланг снова двинулся своим размеренным, пожирающим расстояния шагом. Всадник был уверен, что тёмная линия на юго–западе означает край леса, который он искал. И он вовремя увидел лес, потому что теперь тёплый ветер стал прямо–таки горячим. Полосы снега встречались всё реже и становились меньше по размерам.
А на небе появились тучи, пригнанные этим слишком тёплым ветром, тяжёлые тёмные дождевые тучи, которые распирало от воды, как водяные мешки путешественников.
Первые капли упали Кинкару на плечи, смочили зимнюю шерсть Сима. Кинкар плотнее запахнулся в плащ и наклонил голову. Ему хотелось совсем спрятать её между плечами, как это делает ящерица лакер. Сим покачал длинной шеей, с отвращением фыркнул и буквально полетел, как стрела, к отдалённому лесу, обещавшему убежище.
Они насквозь промокли, пока добирались до деревьев. Будь они в листве, путники получили бы здесь хорошее укрытие. Но теперь дождь почти не задерживаясь, пробивал голые ветви и резал, как ножом. К тому же ветер перестал быть тёплым, в нём почувствовался лёд. Влага на древесной коре быстро замерзала, ледяной коркой покрывая стволы.
Где–то следовало побыстрее найти убежище. Раздражение Кинкара сменилось опасениями. Тучи превратили утро в ночь. Если они слепо пойдут вперёд, то могут оказаться на территории, не нанесённой на карту. Но стоять под ледяным дождём значило самим замёрзнуть.
Кинкар попытался направить Сима на юго–запад, надеясь, что извилистая тропа приведёт их к реке. В любом случае им нужно было двигаться. Он шёл теперь пешком, держа ланга на поводу и отслеживая дорогу между стволами. И уже, наверное, несколько минут шагал по старой дороге, прежде чем обратил внимание на следы, оставленные когда–то людьми. Большие деревья расступились, древняя дорога заросла кустами и молодыми деревцами. И только когда сверкнула молния, Кинкар в её свете увидел гладкие каменные блоки, вдавленные в землю. Он на мощёной дороге!
Она шла как будто в нужном направлении, и он решил последовать новому пути, чтобы не бродить больше бесцельно в поисках реки. По крайней мере дорога приведёт куда–нибудь. И он, если пойдёт по ней, избавится от судьбы многих путников, не будет ходить кругами. Дорога, связывающая горы с морем… Вполне логично, что она существует. Может, пробираясь по ней, он даже минует сторожевые посты. Приободрившись, Кинкар двинулся по дороге, таща за собой Сима. Кусты, сквозь которые приходилось продираться, обдавали его потоками воды.
Но очень скоро стало ясно, что найти древнюю дорогу и воспользоваться ею как проводником ещё недостаточно. Им требовалось убежище, зашита от усиливавшейся бури. Кинкар начал оглядываться в поисках упавшего дерева, рядом с которым можно было бы соорудить охотничий шалаш.
Но не кто иной как Сим прервал поиски. Ланг внезапно закричал и дёрнул головой, чуть не вывернув Кинкару руку. Потом встал на дыбы, грозя всаднику когтистыми передними лапами. Так он был приучен встречать врага при нападении. Захваченный врасплох, Кинкар выпустил повод и отпрыгнул назад, чтобы не попасть под удар.
Освободившись, Сим ускакал вперёд, сразу превратившись в еле заметную тень. Он промчался между двумя деревьями и исчез, прежде чем Кинкар успел догнать его. Тяжело дыша, спотыкаясь, гортианин побежал вперёд, пытаясь не упустить ланга из вида. И время от времени ему удавалось увидеть мелькание корпуса животного.
Потом Сим совершенно исчез. Чуть не плача от раздражения и гнева, Кинкар побрёл в том направлении, где последний раз видел своего скакуна, и столкнулся в преградой.
Пальцы протянутой реки скользнули по обледеневшему камню. Стена… здание!.. Потом рука встретила пустоту, Кинкар обнаружил отверстие. Он бросился вперёд и оказался под крышей, невидимой в темноте. Наконец–то избавился он от дождя. Впереди фыркнул Сим. Ланг нашёл это убежище раньше.
Кинкар перебрался через груду листвы. Под его тяжестью трещали мелкие ветки. Сбросив промокший плащ, он сгрёб в груду сухую листву и только тогда достал глиняный горшочек горцев с его приветливым горячим углём.
Вначале он был слишком занят огнём, чтобы обратить внимание на строение, в которое привёл его Сим. Но когда костёр разгорелся, Кинкар огляделся в поисках топлива — и понял, что его запасы очень ограничены. Груда высохших листьев и несколько полупрогнивших ветвей, все маленькие. Кинкар собрал всё, что можно, и только тогда заметил ещё одну дверь, ведущую внутрь здания.
Было мало надежды отыскать там дрова, но следовало проверить. Поэтому Кинкар протиснулся мимо Сима и прошёл во внутреннее помещение. Свет костра сюда не проникал. Но не темнота заставила юношу заколебаться.
Когда Кинкар проходил врата чужаков, талисман, который был на нём, воспринял их энергию, и к его телу словно приложили раскалённое клеймо. Но здесь он почувствовал нечто совершенно иное.
Мягкое тепло, а не обжигающий жар. Но прежде всего возбуждающее, щекочущее ощущение жизни, обострения чувств, новая глубина сознания. И вера с праведность всего этого…
Сколько он простоял так, поглощённый ощущением благополучия? Время потеряло всякий смысл. Были позабыты костёр, необходимость раздобыть дрова, барабанная дробь дождя по крыше. Потом Кинкар всё–таки двинулся в темноту, тёплую, живую, знающую, безопасную. Он чувствовал себя как ребенок, закутанный в покров из шкуры суарда и спящий рядом с матерью.
Мрак отступил. Вернее, темнота по–прежнему стояла перед глазами, но у него открылось новое, истинное зрение. Пальцы его быстро и уверенно расстегнули куртку, потом кожаную рубашку. И в руках его засияла Связь. Она горела неярким синевато–зелёным свечением, как светится плодородная земля, покрытая молодой растительностью.
Перед ним располагался алтарь, квадратный каменный стол без резьбы, сделанный с той простотой, с какой делаются гробницы. Просто каменный стол. Но Кинкар видел такие и раньше, хотя никогда ему не приходилось пробуждаться и быть призванным к такому алтарю.
Поверхность стола нарушали три ямки, три небольших углубления. Кинкар остановился, прижавшись к камню. Ему не нужно было наклоняться, чтобы проделать со Связью необходимые движения. Связь — это ключ, который человеку разрешается применить только раз в жизни, и сам человек после этого становится иным.
— Лор! — он отчётливо произнёс Имя и опустил камень в углубление слева.
— Лой! — теперь справа.
— Лис! — в центр. И эхо Трёх Имен музыкой повисло в помещении.
Неужели на стене появились три огненных круга? Три головы, три лица, спокойных, нечеловечески серьёзных? Его мозг, усвоивший сотни легенд, должно быть, подвёл его. Он видел то, чего не могло быть.
Лор… Тот из Троих, кто даёт силу человеку, кто направляет его руку с мечом… прекрасный юноша…
Лой… Тот, что даёт мудрость, силу разума… мужчина средних лет со спокойным лицом, на котором читаются ум и опыт…
Лис… Дающая дары сердца, приносящая детей в руки матерей, связывающая сердца людей дружбой. Неужели между двумя мужскими лицами женское?
Кинкар впоследствии никогда не мог описать увиденное. Он стоял на коленях, положив руки на алтарь; Связь ярко светилась в углублении, посвященном Лис. Опустив голову, он коснулся постыдным знаком на лбу камня, но свечение Связи не ослабло.
И Кинкар уснул. Он видел много снов. Ему показывали такое, что он никогда не сможет вспомнить, проснувшись. Он понимал это в своём сне и был опечален. Но были причины для этой забывчивости, и он признавал их.
Наверное, этот алтарь давно не знал посетителей, в нём накопилась огромная сила и теперь она волной устремилась к Кинкару, поглотила его. Он изменился и в своём сне понимал это, сторонясь того, кем был раньше, как сторонился некогда смешанной крови.
Наступило утро. Серые каменные стены, плоский стол под головой с тремя небольшими ямками, в одной ямке камень с цепочкой. Кинкар встал и вышел, не оглядываясь на мёртвое помещение. Да, теперь оно было мертво. То, что оживило его ночью, исчезло, выдохлось.