Покоренный корабль

Жарко, сегодня будет очень жаркий день. Пожалуй, лучше сейчас же отыскать ручей в зарослях, пока солнце ещё не прокалило землю» Это единственный источник воды на всей здешней пропечённой каменной сковородке.

Тревис Фокс наклонился вперёд в седле, всматриваясь в розоватую полосу пустыни перед ним и далёкую линию зелёного можжевельника и полыни: там начало зарослей, в которых прячется ручей. Эта пустыня недоступна для тех, кто не привык к подобной суровости.

Само время застыло здесь среди этих монотонных одноцветных скал и пустынной земли; вероятно, это теперь единственное такое место на земле. Повсюду пустыни обводнены, усилиями людей в них пришла морская вода, очищенная от соли. Современные фермы превратили древние песчаные барханы в туманные воспоминания. Человечество перестало зависеть от капризов погоды и климата. Но здесь пустыня лежит нетронутой: владеющая ею нация настолько богата, что может позволить себе не возделывать всю территорию.

Когда–нибудь и эта пустынная земля изменится, и всё прошлое таких людей, как Тревис Фокс, исчезнет. Уже пятьсот лет, а может, и тысячу — никто не знает, когда на этой территории появились первые племена апачей, — в этих каньонах и песчаных просторах, в долинах и плоскогорьях живут суровые, привыкшие к диким просторам, закалённые люди; и живут практически на одних лишь ресурсах пустыни, чего не выдержал бы никакой другой народ без привозных припасов. Его предки почти четыреста лет назад воевали здесь. И теперь их потомки здесь же с такой же одержимостью пытаются выжить.

Ручей в зарослях… Смуглыми пальцами Тревис перебирал зарубки на седле, считая годы. Девятнадцать… двадцать… Двадцатый год после последней большой засухи, и если Чато прав, вода и здесь может иссякнуть. А ведь старик верно предсказал необычайно засушливое лето.

Если Тревис поскачет туда и обнаружит, что ручей пересох, он потеряет почти весь день, а время очень важно. Необходимо срочно перевести стадо к воде. С другой стороны, если он отправился в каньон Хохокам всего лишь из–за слуха и ошибся, Велан будет иметь полное право назвать его дураком. Велан упорно отказывается доверять знаниям стариков. И в этом Велан — родной брат Тревиса — сам дурак.

Тревис негромко рассмеялся. Белоглазые — он сознательно использовал старое воинское прозвище традиционного врага, даже произнёс его вслух: «Пинда–лик–о–йи», — белоглазые всего не знают. И только некоторые из них готовы с этим согласиться.

Потом он снова рассмеялся, на этот раз над собой и своими мыслями. Поскреби скотовода, и под его высушенной солнцем кожей найдёшь апача. Но в этом смехе звучала горькая нотка, и Тревис послал свою лошадь вперёд с большей силой, чем было необходимо. Ему не хотелось продолжать думать всё о том же. Он поедет в Хохокам и станет на сегодня индейцем; особенно испортить он ничего не сможет: все его мечты и так загублены.

Велан считает, что если он будет жить, как белоглазые, откажется от всего старого, то получит и преимущества белых. Велану кажется, что в прошлом нет ничего хорошего, и даже мысли о древних, об их делах и жизни — пустая трата времени. Тревис обнаружил, что его разочарование так же свежо, как и год назад.

Пегая лошадь осторожно пробиралась между булыжниками по руслу высохшего ручья. Странно, что в столь сухой местности в прошлом протекало много рек. Сохранились целые мили ирригационных каналов древних на иссушенной поверхности, которая ныне столетиями не знала дождей. Тревис заставил коня подняться по крутому склону и направился на запад, чувствуя, как солнце жжёт кожу сквозь тонкую выцветшую рубашку.

Он сомневался, слышал ли вообще Велан о каньоне Хохокам. Это одно из тех мест, о которых знают только старики, такие как Чато. Теперь апачи разделились на два типа: как Чато и как Велан. Чато просто отрицает существование белоглазых, он живёт своей собственной жизнью за глухими ставнями, которые опустил между собой и остальным миром, миром белых. Велан же отрицает существование апачей и изо всех сил стремится стать белым.

Тревису показалось как–то, что он нашёл третий путь, что можно совместить знания белых с преданиями и традициями апачей. Он считал, что нашёл тех, кто с ним согласен. Но всё это ушло, быстро, как тает капля воды на раскалённой поверхности скалы. Теперь он склонен согласиться с Чато, и, почувствовав это, Чато щедро делится с ним древними знаниями. Даже Велан не знает подобного о своих землях.

Отцу Чато — Тревис снова начал считать годы по зарубкам на седле — отцу Чато было бы сейчас сто двадцать лет, если бы он жил! И он родился в долине Хохокама, когда его семья скрывалась там от солдат в синих мундирах.

Чато помнил об этом каньоне и показал его Тревису, когда тот был ещё так мал, что едва мог сжать бока лошади короткими ногами. И все эти годы Тревис снова и снова возвращался сюда. Пещеры Хохокама интересовали его, а ручей здесь никогда не пересыхал. Здесь растут сосны со съедобными орехами, а фруктовые деревья всё ещё приносят плоды. Когда–то здесь был сад, теперь — тайный оазис.

Тревис пробирался сквозь паутину старых каньонов тропой, ведомой только старикам, когда услышал глухой гул. Инстинктивно он натянул поводья, зная, что его скрывает тень скалы, и посмотрел в небо.

— Вертолёт! — он произнёс это вслух в совершенном удивлении. Он настолько глубоко погрузился за последние часы в эту лишённую возраста пустынную местность, что вид современной машины вызвал у него шок.

Может, это Велан за ним приглядывает? Тревис сжал рот. Но когда он на рассвете покидал ранчо, Билл Красная Лошадь, внук Чато, чинил двигатель. И вряд ли Велан станет тратить горючее на пустые полёты над пустыней. С угрозой новой войны усилились ограничения на продажу горючего, да и вообще вертолёт держали на крайний случай, а ездили исключительно верхом.

Угроза войны… Тревис думал о ней, глядя на улетающий вертолёт. Сколько он себя помнит, газеты, радио, телевидение пугают войной. Небольшие стычки, постоянное тление, переговоры и переговоры. И вот несколько месяцев назад в Европе произошло что–то странное — большой взрыв на севере. Красные ничего не объяснили и окутали всё покровом тайны, но ходили слухи, что взорвалась бомба нового типа. Возможно, это начало полного разрыва между Востоком и Западом.

И важные шишки, по–видимому, тоже так считают. Повсюду вводятся новые строгости, говорят о грядущих неприятностях. Ограничения на горючее, напряжение в воздухе…

Но здесь легко выбросить всё это из головы. Пустыня равнодушна к людской суете. Эти скалы стояли здесь до того, как краснокожие люди его расы начали просачиваться сюда с севера. И будут стоять, может, радиоактивные, когда белоглазые сожгут и белых, и краснокожих, и вновь здесь не будет людей.

Вид вертолёта пробудил воспоминания, которые Тревису не нравились. Машина исчезла в том направлении, куда он двигался, пока Тревис продолжал размышлять над её появлением

Вертолёт не возвращался и поэтому Тревис больше не сомневался, что машина не местная. Если бы пилот искал стада, он сделал бы круг. Изыскатели? Но о правительственных экспедициях ничего слышно не было, а за последние пять лет изыскательские работы строго ограничивались.

Тревис отыскал замаскированный поворот в тайный каньон. Лошадь осторожно выбирала путь, а всадник осматривал местность. Никаких следов людей Тревис щёлкнул языком, и лошадь пошла быстрее. Они прошли ещё примерно две мили по извивающейся дороге, когда он резко остановил лошадь.

Предупреждением послужил запах, принесённый ветерком. Это не пустынный ветер, пахнущий жарой и пылью, ветер донёс запах горелого можжевельника. Лошадь заржала и закусила удила — впереди вода. Но впереди и люди!

Тревис слез с седла, прихватив с собой ружьё. Если за последний год местность не изменилась, то впереди имеется хорошее укрытие у входа в каньон. Оттуда он сможет незаметно осмотреть лагерь. Потому что до него донеслись запахи именно лагеря: древесный дым, кофе, жареный бекон.

Подняться к наблюдательному пункту было легко. Внизу растут сосны, разогретые солнцем, они пахли сильнее чем обычно; щебетали мелкие птицы, занятые своими делами. Немного ниже лежит зелёная поляна у небольшого пруда, который питается бодрым ручьём и в котором отражается голубое небо. Между водой и большой пещерой, в которой жили древние, стоял вертолёт. У костра готовил еду человек. Второй шёл к пруду за водой.

Тревис видел, что это не скотоводы с какого–нибудь ранчо. Но на них прочная одежда, приспособленная для открытой местности, и работают они в лагере уверенно и привычно. Он начал рассматривать их снаряжение.

Вертолёт новейшей модели. В тени небольшой рощицы спальные мешки. Но никаких инструментов для копания, никаких признаков, что это изыскатели. Вернулся тот, что ходил к пруду, поставил ведро у костра, сел, скрестив ноги перед большим тюком, и принялся разворачивать его, освобождая от брезентового покрытия. Тревис видел, как он развернул коммуникатор новейшего образца.

Радист устанавливал антенны, когда Тревис услышал ржание своей пегой. Древний инстинкт, о котором он и не подозревал, заставил его, всё ещё стоя на коленях, развернуться и поднять ружьё. И он сразу увидел другое оружие, безжалостно и смертоносно нацеленное ему в живот.

А над стволом холодные серые глаза смотрели на него с ледяным спокойствием, которое хуже всякой брани. Тревис считал себя достойным потомком длинного ряда суровых воинов. Но он знал, что ни ему, и его предкам не приходилось встречаться с таким человеком. Человек этот довольно молод, не старше его самого? и даже странно, что угрозе, столь явственно исходящей от него, не соответствует стройное гибкое тело и юное, почти мальчишеское лицо.

— Брось оружие! — юноша отдал приказ властно, не сомневаясь, что он будет выполнен. Тревие послушался, позволил ружью выпасть из рук и скользнуть по ноге на землю.

— Вставай! Быстрее! Спускайся… — поток приказов произносился негромко и ровно, и от этого угроза только усиливалась.

Тревис встал, повернулся к спуску и пошёл вперёд, подняв руки ладонями вверх на уровне плеч. Он не знал, на что наткнулся, но наверняка это что–то очень важное — и опасное. В этом он не сомневался.

Человек у костра и тот, что сидел у устройства связи, подняли головы и молча смотрели на него. Он спускался, тормозя на крутом склоне подошвами сапог. Не похожи на белых ранчеров, которых он знает в этом округе. Но повар…

Тревис смотрел на него, удивлённый: он видел этого человека, вернее, его портрет, совсем в других обстоятельствах.

— Где ты его нашёл, Росс? — спросил связист.

— Лежал наверху и наблюдал, — ответил захвативший Тревиса человек с уже привычным немногословием.

Повар встал, вытер руки о тряпку и подошёл к ним. Он был самым старшим по возрасту среди незнакомцев, с сильно загоревшей кожей и с голубыми глазами, составлявшими поразительный контраст этой коже. В нём чувствовалась властность, не соответствовавшая занятию., и в глазах Тревиса он сразу превратился в предводителя этой группы. Апач решил, что приём, которым он здесь получит, зависит от этого человека. Но почему он всё время вспоминает голову этого повара на фоне чёрного квадрата? Незнакомец не торопился расспрашивать, Тревис тоже молчал, отвечая ему взглядом на взгляд. Это опасный человек, в нём сквозила та же сдержанная сила, что и в молодом, который захватил индейца на высоте.

— Апач, — не вопрос, а утверждение. Оно позволило Тревису точнее оценить незнакомца. Мало кто из современников способен отличить апача от хопи, определить навахо или юта одним взглядом.

— Ранчер? — теперь прозвучал вопрос, и Тревис ответил на него правдиво. Он чувствовал растущее убеждение, что скрывать что–нибудь от этого белоглазого бесполезно, только хуже сделаешь.

— Пастух с «Дабл–Эй».

Связист развернул карту. Провел пальцем по ней и кивнул — не Тревису, а спрашивавшему.

— Ближайшее ранчо на востоке. Но он не может искать заблудившихся животных в этом районе.

— Вода, — старший кивнул на пруд. — О ней знали старики.

Это был косвенный вопрос. И Тревис почему–то ответил и на него.

— Старики знали. И не только об этом, — подбородком он указал на развалины у пещеры. — Здесь жили древние. Эта вода никогда не пересыхает.

— А год нынче плохой, — незнакомец потёр рукой подбородок, по–прежнему разглядывая Тревиса голубыми глазами. — Осложнение, которое мы не предвидели. Значит, на «Дабл–Эй» в такие засушливые года держат здесь стадо, сынок?

И снова Тревис ответил правду: «Ещё нет. Сейчас об этом месте мало кто знает. Никто не хочет слушать рассказы стариков». Его по–прежнему мучило воспоминание о лице этого человека. Чёрный квадрат — рамка! Рамка портрета! А портрет висел в университете над столом доктора Моргана.

— Но ты–то слушаешь… — снова взвешивающий взгляд, который словно раздевал апача. Эти глаза будто стремились проникнуть ему в голову. Кабинет доктора Моргана, портрет этого человека, а за ним на фотографии ступенчатая пирамида.

— Да, — отвечая, Тревис старался вспомнить больше.

— Проблема в том, гуляка, — лениво заговорил человек у коммуникатора, — что нам теперь с тобой делать? Как, Эш? Может, уложить его отдыхать? Прямо здесь? — и он указал на руины.

Эш! Доктор Гордон Эш! Наконец он знает имя незнакомца. И одновременно понимает, по какой причине он может здесь находиться. Эш — археолог. Но Тревису не нужно было снова смотреть на коммуникатор, чтобы понять, что это совсем не археологическая экспедиция. Что доктор Эш со своими спутниками делает в каньоне Мёртвых?

— Можешь опустить руки, сынок, — сказал доктор Эш. — И ты облегчишь свое положение, если согласишься немного времени провести с нами.

— Сколько? — спросил Тревис.

— Зависит от разных обстоятельств, — ответил Эш.

— Я оставил там свою лошадь. Её нужно напоить.

— Приведи лошадь, Росс.

Тревис повернул голову. Молодой человек спрятал своё странно выглядевшее оружие и поднялся по склону. Вскоре он вернулся с пегой. Тревис снял с лошади седло и отпустил сё. Потом вернулся к лагерю, где его поджидал Эш.

— Значит, немногие знают об этом месте?

Тревис пожал плечами. «Ещё один человек на «Дабл–Эй», он очень стар. Его отец здесь родился. Давно, когда апачи воевали с армией. Больше никто этим не интересуется».

— Значит, раскопок в этих руинах не проводилось?

— Немного — однажды.

— Кто копал?

Тревис откинул свою шляпу. «Я!» Ответ его прозвучал коротко и враждебно.

— Да? — Эш достал пачку сигарет, протянул Тревису, Тот, не раздумывая, взял одну.

— Вы приехали на раскопки? — в свою очередь спросил апач.

— Некоторым образом, — но когда Эш оглянулся на руины, Тревис подумал, что его интересует нечто более важное, чем эти пропечённые солнцем камни.

— Я думал, вы занимаетесь цивилизациями до времён майя, доктор Эш, — Тревис присел на корточки, достал из костра горящую ветку и прикурил; внутренне он обрадовался удивлённому тону археолога.

— Ты меня знаешь! — в словах зазвучал вызов.

Тревис покачал головой: «Я знаю доктора Прентиса Моргана».

— Вот оно что! Ты один из его умных мальчиков!

— Нет, — в коротком ответе слышны были горечь и предупреждение. Собеседник оказался достаточно чувствителен, чтобы не задавать других вопросов.

— Мясо готово, Эш? — спросил связист. Подошёл к костру и молодой человек, которого Эш называл Росс, и протянул руку к сковороде. Тревис смотрел на его руку. Множество глубоких шрамов. Индейцу приходилось видеть такие шрамы. Это сильные болезненные ожоги. Он торопливо отвёл взгляд. Росс принялся раскладывать еду на тарелки, а Тревис достал из седельного мешка собственное продовольствие.

Ели молча, но молчание казалось дружеским. Напряжение первых минут встречи спало. Тревиса интересовали эти люди, он хотел больше узнать о них, понять, что они здесь делают. Его раздражала лёгкость, с какой его захватили. Этот молодой Росс — хороший следопыт. У него должен быть опыт в подобных играх. Апач хотел поближе взглянуть на его оружие. Он был убеждён, что это не обычный револьвер. И тот факт, что Росс готов был им воспользоваться, свидетельствовал, что он ожвдал нападения.

Между Эшем и Россом с одной стороны, и связистом — с другой, имелась существенная разница. Чем больше Тревис украдкой поглядывал на них, тем больше убеждался в этом. Эш и Росс — люди одной породы. Оба сильно загорели, у обоих неслышная походка, они постоянно насторожены. Чем больше Тревис смотрел, как они едят, а потом убирают за собой, тем больше убеждался, что они пришли не для раскопок развалин, что они заняты каким–то серьёзным и, может быть, опасным делом.

Он не задавал вопросов, дожидаясь от них первого хода. Мир в маленьком лагере нарушил коммуникатор. Послышался предупреждающий треск, и связист подбежал к прибору. Надел наушники и прослушал сообщение.

— Надо поторопиться. Сегодня ночью начнут завозить оборудование!