Нет, чтоб Девять Дьяволов забрали его к себе — Касиру исчез из своего дома, когда мои люди окружили его, — скрипучим голосом произнес Сидир.

— Или, возможно, у него есть подземный ход, известный только ему одному, — предположил Понсарио. — Говорят, лиса в своем логове роет два выхода. А он настоящий лис, и уж точно подготовил побольше, чем два. Я боюсь, вашим гончим долго еще не удастся взять его след.

Сидир, прищурившись, посмотрел на плоское тучное лицо.

— Почему вы никогда раньше не рассказывали мне о Касиру? — требовательно спросил он.

Понсарио поерзал в кресле, сложил руки на животе и обвел взглядом Лунный зал. Лучи утреннего солнца ярко освещали его, дымился ароматный кофе, сквозь окна, распахнутые мягкому ветерку, доносились уличные звуки. Однако рыжий мужчина держал руку на кинжале.

— Но ведь вы, Главнокомандующий, выполняете тысячу других обязанностей, — ответил Понсарио. — Подчиняясь вашему приказу, я, как и другие мои коллеги, сообщил о тех Братствах, которые наиболее всего угрожали вашим целям, таких как Братство Потрошителей с их академией для наемных убийц. Об этом Братстве у нас были надежные сведения, сэр, что бывает редко. Норы хранят свои секреты, особенно с тех пор, как Гильдии начали отходить от них. Но стоит ли нам беспокоить вас по каждому пустяку? — Его взгляд стал целеустремленнее. — Полагаю, ваш выдающийся коллега Наместник Императора наложил вето на предложение полностью очистить Норы от бандитов. Кроме того, что при этом пострадает множество невинных людей, это создаст больше трудностей, чем их можно ожидать. Большие перемены нельзя осуществить за одну ночь. Уверен, что Главнокомандующий согласен со мной.

Сидир улыбнулся.

— И, конечно, у вас, членов Гильдии, есть еще что-то про запас.

— Гм-м!.. В таком случае, сэр, могу ли я почтительно напомнить вам, что как бизнесмен Касиру принимал дома иностранных агентов, поимка и опознание которых наверняка доставили вам хлопоты. Вы ведь поймали их, не так ли?

— Только одного — женщину-северянку. Киллимариец, с которым она была, бежал.

— Это точно был киллимарейчанец, сэр? А женщина — с севера?

— Да. В этом нет никаких сомнений — таковы признания прислуги на допросе. Киллимарейчанец утверждал, что он беглец, но Касиру проявил к нему больший интерес, чем требовалось к простому матросу. А что касается женщины, нет никаких сомнений, что она прибыла сюда шпионить за нами.

Понсарио цедил свой кофе, очевидно, обрадованный тем, что беседа ушла из опасного для него русла.

— По-моему, сэр, у Касиру не было никаких других намерений, кроме как служить посредником, полагаясь на свое влияние. Вероятнее всего, он получал взятки и деньги, являясь как бы передаточным звеном. В самом деле, на что здесь можно рассчитывать? Киллимарейчанец — одиночка… Да, нужно было захватить его, чтобы разузнать, есть ли у его хозяев какой-нибудь серьезный план. Северянку даже агентом назвать нельзя.

— Почему?

Понсарио вскинул брови.

— Как почему, сэр? Вы ведь знаете, что в ее стране никогда не существовало даже чего-то похожего на правительство. Лишь несколько озабоченных матриархов (которые и матриархи только у себя дома) могли послать сюда кого-нибудь, чтобы он разузнал о вас.

Все, что только удастся. Рогавики не имеет ни государственной, ни племенной структуры власти, ни армии, ни воинов, которые бы поддерживали свою боеготовность, совершая набеги и участвуя в междоусобицах. Говорят, что там нет ни законов, ни обычаев, ни повинностей, нет даже никакой возможности наказать тех, кто не…

— Тем не менее, — перебил его Сидир, — они сохраняли цивилизованные постройки на огромной территории на протяжении всей истории, которая упоминается в хрониках, и они уничтожали любую армию, которая пыталась завоевать их. Откуда берется их сила? Я вызвал вас, Понсарио, сегодня утром к себе отчасти потому, что хочу узнать, где может скрываться Касиру и каким будет его следующий шаг, отчасти, чтобы спросить, чего ожидать от этой женщины, которую мы схватили.

Торговец самодовольно улыбнулся.

— Торговцы и мирные путешественники, посещавшие север, говорят, что с тамошними женщинами не сравнится ни одна женщина мира. — Потом добавил более серьезно: — Но лишь когда эти женщины того желают. Даже в плену они смертельно опасны. Они либо превращаются в маньяков-убийц, либо используют первую же предоставившуюся возможность, чтобы склонить кого-нибудь к предательству — иногда даже жертвуя собственной жизнью.

— Да, я слышал об этом. Эта сука тоже отчаянно сражалась, пока ее не утихомирили. Но, как мне сказали, с тех пор она спокойна.

— Почему Главнокомандующий спрашивает меня о северянах? Разве вы не достаточно хорошо изучили их во время последнего вторжения туда, десять или одиннадцать лет назад?

— Нет, — ответил Сидир. — Та кампания была только частью более обширного плана по расширению земель и пастбищ для Рахида. Кроме того, мы двинулись на северо-запад, в Фунву. — Он заметил вопросительный взгляд торговца. — Местные жители живут почти так же, как бароммианцы. Некоторые из них — мелкие землевладельцы, другие — пастухи. Эти высокогорные районы заселены не плотно и их вполне можно обрабатывать. Среди них есть и воины, которые получили достаточно знаний от Империи, чтобы в течение столетий жить независимо от нее. Впрочем, некогда они были вассалами Айяиской империи, и мы хотим, чтобы они снова стали вассалами, но уже нашей империи. Тогда я командовал бригадой. Никогда не встречал я более храбрых воинов.

— Но ведь вы разбили их, не так ли?

— Да. Что утешило нас после поражения в Рогавики. И способствовало моему продвижению по службе, пока я не оказался сейчас на этом месте… — Сидир вздохнул. — Я изучаю все, что только могу разузнать о северянах, конечно, насколько позволяют возможности. Но так до сих пор и не разобрался до конца, кто же они такие.

— Да у меня самого, сэр, были лишь ограниченные связи с ними, — признался Понсарио. — Они приносили меха на торговые фактории моей Гильдии, получая взамен ткани. Однако торговля в основном идет через Гильдию Металлистов, поэтому я имею лишь общее представление об этом. Они живут рассредоточенно, занимаются главным образом охотой, летом пасут скот, а зимой коротают вечера дома. У большей части их женщин по два, три или даже больше мужей. Незамужние женщины… кажется, у них есть множество других возможностей. Воин среди различных групп Рогавики никогда не случалось, как они утверждают, у них в чести искусные охотники и ремесленники, но не воины. Сам я никогда не слышал об убийствах, случавшихся у них, или грабежах, хотя, несомненно, подобные инциденты, по всей видимости, время от времени бывают, поскольку наши люди сообщают, что иногда, крайне редко, кое-кого изгоняют из семей. Жители Рогавики уважают соседние народы, как цивилизованные, так и первобытные. Когда враг вторгается на их земли, они сражаются со свирепостью росомахи. Но после того, как захватчик отогнан, они готовы тут же восстановить дружеские отношения, словно не способны держать зла, независимо от того, какие страдания доставил им недавний враг. — Понсарио со стуком поставил на столик пустую чашку. — И все же действительно этих людей просто невозможно понять. Они гостеприимно встречают чужестранцев, которых они считают безвредными, но путешественники рассказывали, что они никогда ни перед кем не раскрывают свою душу. Возможно, у них ее просто и нет. У них почти отсутствуют какие-либо церемонии. Иногда их женщины ложатся в постель с гостями, но ведут себя в ней как монахини — или дьяволицы, — а не как обычная женщина.

— Это все, что вы можете рассказать мне? — спросил Сидир.

— В общих чертах, да, сэр.

— Все это я уже слышал. Просто зря потратил на вас время. Убирайтесь! Напишите мне письменный отчет о Касиру и Братстве Рэттлбоун, сообщив все, что только знаете… но сделайте его более сжатым, чем обычно.

Понсарио поклонился и, льстиво улыбаясь, удалился из комнаты. Сидир некоторое время сидел, не двигаясь, хотя нетерпение грызло его. Так много нужно сделать! Обезопасить цивилизацию, сделать ее могущественной, нерушимой… обеспечив таким образом будущее для клана Чалиф и прежде всего для потомков его отца… а для этого надо завоевать половину континента… И сколько у него есть людей со здравым смыслом, кому он мог бы доверять.

«Несколько сотен поджарых, хриплоголосых бароммианских тайных агентов. И лучшие офицеры… Во имя Ведьмы, когда в последний раз я собирался с друзьями на ночную пирушку, чтобы напиться до умопомрачения, как давно они хвастались друг перед другом, вспоминали былое, и у каждого было по девице, столь же доступной и изощренной, как те яства, что они приносили с собой; мы боролись, играли в азартные игры, танцевали, громко топая ногами под грохот барабанов, словно лошадиные копыта в галопе; дружба, дружба».

Он отбросил прочь все эти мысли. Главнокомандующий имперской рахидианской армии не может пригласить своих подчиненных на подобные оргии, как не может и принять от кого-либо подобное приглашение, — пока снова не окажется на родной земле в окружении высоких вулканов.

Ну, а сейчас… Внутри все дрожало в нем, словно натянутая струна. Он поднялся и быстро вышел, громко стуча каблуками. Стражники у дверей в знак приветствия ударили себя древками копий по кирасам.

Коридор был длинный, со сводчатым потолком и полированными гранитными и малахитовыми стенами, смутно освещаемый газовыми лампами. В конце его за аркой начиналась винтовая лестница. Заметив Юруссана Сот-Зора, Сидир удивленно остановился.

Кажущийся высоким в своей мантии, рахидианец тоже остановился. В течение нескольких секунд они молчали. Потом поприветствовали друг друга.

Преодолев неловкость, Сидир сказал:

— Позвольте мне лично выразить — я намеревался сделать это позднее — сожаление, которое мой адъютант передал вам вчера вечером. Я не смог пообедать с вами наедине, как мы собирались. Дело, которым я занимался, оказалось сложнее, чем я думал.

Свет ближайшей лампы отсвечивался от очков Юруссана так, что на бароммианца смотрели два крохотных огонька пламени.

— Понимаю и высоко ценю вашу вежливость. А вы что, еще продолжаете заниматься этим делом?

— Да. А ваша честь тоже интересуется им? Примите мои извинения, если я не объяснил вам вовремя суть дела. Оно касается лишь обычных военных дел, никакой непосредственной угрозы гражданскому правительству, мы просто арестовали нескольких преступников. «Перед тем, как мы покинем Наис, я потребую, чтобы полицейскую власть передали армии».

— Разумное суждение. Хотя, извините меня, не совсем верное. Когда я узнал о главной птичке, что вы поймали, — слухи быстро расходятся — я отправился сюда, чтобы узнать как можно больше о ней. А потом я собирался пойти к вам.

— Она вражеская шпионка или, если изволите, разведчица. Ничего более. Что вас волнует? — Сидир вдруг понял, что имперский Наместник может справедливо обидеться на него за его резкость.

Однако Юруссан стал еще более официален.

— Я вижу, вы ее неплохо содержите. Что вы собираетесь сделать с ней?

Сидир вспыхнул.

— Буду держать ее здесь.

— Она… красива. Впрочем, у вас и без того здесь целый гарем красоток. Зачем вам эта опасная девица?

— Я не собираюсь насиловать ее, во имя предков! Я просто попытаюсь познакомиться с ней. Я никогда до этого не общался ни с кем из ее народа, а мне приказано завоевать его. Узнать хотя бы одного из них — уже большое дело.

— Никто еще не узнавал жителей Рогавики достаточно близко, Главнокомандующий.

— Я это слышал. Но насколько они загадочны? Что ты испытываешь при общении с ними? Этот экземпляр — пленница, она полностью в наших руках… и она может натолкнуть меня на лучшую мысль, чем те несколько торговцев и бродяг, с которыми я встречался.

Юруссан постоял некоторое время, опершись на свою трость.

— Это может принести вам немало страданий, Главнокомандующий, — вымолвил он наконец. — А это в свою очередь может подвергнуть опасности тех, кто последует за вами.

Сидир фыркнул.

— Меня предупреждали, что пленники из северян часто ведут себя агрессивно. Неужели вы думаете, что я, когда тут же за дверью находится стража, должен бояться нападения какой-то женщины?

— Возможно, и нет. Но кто знает. — Юруссан оглядел весь коридор. Двери были закрыты. Столетия прошли с той поры, когда Арваннет управлялся множеством чиновников. Это место было более уединенным, чем Лунный зал или даже Секретная комната.

— Выслушайте меня, умоляю вас. — Его седая борода качнулась, когда он наклонился вперед, чтобы продолжить низким и страстным голосом: — Когда я был молодым, я много путешествовал и добрался даже до северных территорий. Имперский маркграф попросил, чтобы туда были направлены уполномоченные. Я был при них писарем. У нас тогда возникли проблемы: наш скот с юга, а их дикие животные с севера пересекали границы и приносили и тем и другим большие убытки, местным жителям приходилось убивать зверей, и это было дорогим удовольствием для обоих народов. Мы вели переговоры для заключения соглашения. Было решено, что с целью точного обозначения границы будут навалены груды камней. Время от времени рахидианцы и рогавикианцы будут встречаться в обозначенных местах и приносить хвосты перебежавших на противоположную сторону животных. Те, у кого хвостов окажется меньше, будут возмещать разницу: они — металлом, мы — монетами, принимая во внимание то, что они наносят вред больший, чем стоят сами туши. Полагаю, это было вполне справедливо — соглашение было даже возобновлено после того, как провалилась наша последняя попытка завоевать их землю. Но весь вопрос, Главнокомандующий, в том, что у них нет ни короля, ни вождя, ни совета — вообще никого, кто мог бы говорить за весь их род. Вот почему мы были вынуждены зимними месяцами, когда они ведут более-менее оседлый образ жизни, переезжать от одного стойбища к другому, пытаясь убедить каждую семью. Так что, по-моему, я знаю их лучше, чем кто-либо другой.

Сидир молча ждал продолжения — он уже слышал об этом раньше.

— Многие их женщины интересуются нами, — заметил Юруссан усталым голосом старика. — Они со страстью отдавали нам свои тела. Кое-кто сопровождал нас в наших поездках в качестве проводников.

Сидир презрительно фыркнул.

— Я наслышан об этих россказнях торговцев. Они нашептывают, что женщины из Рогавики — ведьмы, нимфоманки, нечто невероятное, супер-женщины. Эти истории, что она способна полностью удовлетворять любого мужчину и он не будет чувствовать пресыщения, но за это он становится ее беспомощным рабом, которому нет ни до чего в жизни дела, кроме нее самой, — просто миф! Чушь! Почему же агенты с верховьев реки не попадают в такие ловушки?

— Полагаю, короткая встреча оставляет лишь приятное, но мимолетное воспоминание. И думаю, что еще и потому такие слухи ходят об этих женщинах, что они столь же независимы, как мужчины, и столь же умелы и опасны. Ведь в самом деле, нельзя же сказать, что мужья раболепствуют перед ними. И все же… и все же… вы знали, что дикари из Дремучих Лесов, с которыми жители восточной части Рогавики поддерживают кое-какие связи, думают, что народ северных равнин, как мужчины, так и женщины, являются некоей разновидностью эльфов? И я могу понять, почему они так считают, могу понять суеверия южан и иногда думаю, что не так уж они и суеверны… я, который знал Брусу из Саррока в течение полумесяца, и через полстолетия, прошедшие с той поры, никак не могу забыть ее!

Юруссан умолк. Сидир стоял пораженный — такое самообнажение совсем не соответствовало облику толанского философа — редко когда благородные рахидианцы в кого-нибудь по-настоящему влюбляются, в отличие от крестьян или бароммианцев; женщины, по их мнению, слишком низкие существа.

«Возможно, именно это утроило силы совершенно дикой девушки».

— Я… э-э… ценю ваше доверие, — наконец произнес Сидир.

— Мне было нелегко поступиться своей гордостью, — тихо ответил Юруссан, — просто я хорошо знаю, что та девушка… которая дарила мне любовь… давно мертва. — Потом он резко предупредил: — Берегитесь! Я хочу, чтобы вы убили эту пленницу, или освободили, либо же избавились от нее как-нибудь иначе. Если вы этого не сделаете, то, по крайней мере, будьте настороже, всегда настороже. Если почувствуете, что попадаете под власть ее чар, скажите мне об этом, и тогда, возможно, я вырву вас из ее власти до того, как станет слишком поздно.

Его рука на трости дрожала. Без церемоний он прошел мимо него и пошел, шаркая ногами, по коридору.

Сидир несколько секунд колебался. Что, если он слышал правду?

«Ха! Держу пари, женщины Рогавики лучше всех в постели». С прежними сомнениями он проследовал дальше по каменной лестнице в Вороньей башне, чьи ступеньки были истерты подошвами до впадин. Вставленные в углубление холодных стен свечи слабо светили. Шаги отдавались резким эхом, словно смех.

Но комната наверху была огромной, удобной и хорошо обставленной. Четыре пикинера охраняли ее. Это были рахидианцы — какой смысл был держать здесь его лучших воинов? — огромные, с прекрасной выправкой, в голубых камзолах и брюках, в обуви на толстой подошве, начищенной словно для парада, в кожаных кирасах, обшитых латунными бляхами, и круглых касках, на которых были выгравированы эмблемы их полка. Они эффектно приветствовали его. Сидир почувствовал прилив гордости, который отогнал прочь его предыдущие крохотные дурные предчувствия. До вторжения бароммианцев солдаты значили едва ли чуть больше, чем разбойники, ошивающиеся среди отбросов нации, и это не противоречило истине. Ученые люди до сих пор посмеивались над ними — но ведь теперь-то они стояли стеной на границе цивилизации, защищая ее от варварства.

Он вошел в комнату и запер за собой дверь.

Донья была на ногах. Она приказала, чтобы взамен наряда проститутки ей принесли платье и чтобы в одной из комнат была ванная. На правой щеке еще сиял лиловый кровоподтек, на левом запястье — багровая ссадина, и он знал, что ее жестоко избили, прежде чем смогли связать. Но ее манера держаться нисколько не изменилась. Солнечный свет, падавший через окно, отсвечивал ее помытые и причесанные волосы тусклым золотом, ослепительно сверкая на изгибах ее тела под черным шелком.

Неожиданно Сидир подумал: «Если Юруссан приходил сюда и увидел эту пуму из своего мертвого прошлого, то нет ничего удивительного, что он был так потрясен».

Сам он только мельком посмотрел на нее прошлой ночью — растрепанную, грязную, в полубессознательном состоянии после побоев. Допрашивать ее было бессмысленно. Кроме того, он сразу решил, что она может пригодиться ему. Он приказал, чтобы ее поместили в соответствующие комнаты и оказали должную помощь, потом вернулся к своим офицерам, чтобы посмотреть, как они управляются с захваченными раньше слугами Касиру и Братьями Ножа.

Но сейчас, когда жизнь прямо-таки струилась из нее…

Он взял себя в руки.

— Мои приветствия, леди, — поздоровался он, назвал себя и свой ранг. — Мне сказали, что вы высокородная Донья из Хервара.

Она кивнула.

— Вы удовлетворены своим теперешним обращением с вами? — участливо спросил он. — У вас есть все, что вам нужно? — Он улыбнулся. — Кроме вашей свободы.

Ее изумление испугало его.

— Честно говоря… — она захихикала.

— Вскоре вы снова, моя леди, станете свободной, если только…

Она подняла ладонь вверх.

— Остановитесь. Не надо сладких обещаний. Да, мне бы хотелось еще кое-чего. Здесь так скучно — я могу лишь наблюдать за городом и птицами. Пришлите мне что-нибудь для развлечения.

— Что?

— Если вы рискнете дать мне резцы для гравирования, я смогу украсить седло для вас. Я задумала сделать гравировку по серебру с чернью, но если у вас нет наших ин… инструментов, то я могу научиться работать вашими. Я не думаю, что у вас есть книги из Рогавики, но я могла бы поломать голову и над арваннетианскими, если бы кто-нибудь объяснил мне значение букв.

— В Рогавики есть книги, да еще на рогавикианском? — спросил он в изумлении.

— Да. Ну а теперь вы, Сидир из Рахида, можете присесть и поговорить со мной. — Донья свернулась на кровати калачиком.

Он взял стул.

— Я пришел вот за чем, — произнес Сидир. — Вы понимаете, мне очень жаль, что с вами обошлись так грубо. Но ведь вы оказались гостьей главаря преступной банды и спутником иностранного шпиона. Вы сопротивлялись аресту, и я думаю, два моих человека будут носить ваши отметины до самой смерти.

— Я чуть было не выцарапала глаза одному из них, — сказала Донья, но как — весело и мечтательно — Сидир понять не мог.

— Вы понимаете, вы не предоставили нам выбора, — продолжал он. — Надеюсь, сегодня вы его предоставите.

— Каким образом? Я лишь совсем немного могу добавить к тому, что вам известно о Джоссереке. Да-а, он неплохой кавалер. Но помимо того, что он моряк, попавший в трудное положение, он ничего мне не сказал. Может быть, позднее, если бы вы не поторопились.

— И тогда бы вы мне все рассказали?

— Нет, — ответила она сухо. — Вы мой враг.

— Вы уверены?

— Вы ведь вскоре вторгнетесь на земли моей родины.

— Возможно. Вопрос еще не решен окончательно. Вот почему мне так хочется побеседовать с вождями Рогавики. Вы — первая, с кем я встретился, Донья.

— Я не вождь. У нас их нет, в том смысле, что вы подразумеваете.

— И все же мы ведь можем поговорить, не правда ли? Как уважающие друг друга враги — если уж на то пошло.

Она скорчила гримасу.

— Не бывает врагов, уважающих друг друга.

— О, погодите. Соперники могут уважать мнение друг друга, если не хотят конфликтов, но если уж им приходится начинать сражаться, то соблюдают при этом правила приличия.

— Если вы не желаете сражаться с нами, то оставайтесь у себя дома, — холодно произнесла она. — Разве это не самая простая вещь?

— У Империи есть свои нужды, которые ею управляют. Но она может дать вам намного больше, чем отобрать: безопасность, торговлю, культуру, знания, прогресс — весь мир откроется перед вами.

— Я видела прирученный скот. Многим ожиревшим животным тоже неплохо живется.

С досады Сидир резко крикнул:

— Я не злодей!

— Н-нет. — Она в раздумье посмотрела на него, полуопустив веки и ведя палец по подбородку. — Я и не имела в виду вас. Я держу гончих.

— А я — вас!.. Я был груб. Прошу прощения. Позвольте мне попробовать еще раз. Я хочу узнать от вас вовсе не о Касиру или этом киллимарейчанце. Мне хочется узнать побольше о вашем народе, стране, обычаях, желаниях, мечтаниях… Иначе как еще я смогу обращаться с ними по-человечески? И я должен общаться с ними в какой бы то ни было форме. И вы, Донья, можете помочь мне в этом.

— Значит, вы не отпустите меня?

— Со временем, конечно, я сделаю это. А пока… Вы ведь приехали сюда изучать нас, правильно? Я могу вас кое-чему научить, так что позднее вы сможете вести себя более благоразумно. А пока я обещаю вам прекрасное обхождение.

Она вытянулась, успокоившись, внимательно наблюдая за ним, потом рассмеялась.

— Да, почему бы и нет? Если у меня над душой не будет стоять никто… если вы разрешите выходить мне отсюда, хотя бы под охраной…

— Конечно. Вы бы не хотели вскоре присоединиться ко мне на охоте?

— Да. Очень! И кроме того… Сидир, уже долгое время меня постоянно окружало много народу. Меня это так бесило, что я проводила все ночи наедине с собой. Эта башня, чистое небо… она похожа на горную вершину вдали от всех зданий. Хотя я и пленница, но чувствую себя чуть ли не счастливой. А вы и ваши бароммианцы, кажется, ближе ко мне, чем рахидианцы или арваннетианцы. Вы расскажете мне когда-нибудь о своей родине? — она сидела прямо, протянув к нему руку в повелительном жесте. — Вы и в самом деле охотничья собака. Подойдите сюда.

Больше он не смог вернуться к работе — ни днем, ни ночью.