Глава 29
С вашего разрешения, Боб, - говорит Зигфрид, - я хотел бы обсудить кое-что с вами, прежде чем вы переведете меня на пассивный режим.
Я настораживаюсь: сукин сын читает мои мысли. "Я замечаю, - немедленно говорит он, - что вы испытываете какое-то опасение. Вот его-то я и хотел бы исследовать".
Невероятно. Я как будто хочу пощадить его чувства. Иногда я забываю, что он машина. "Я не знал, что ты чувствуешь это", - извиняюсь я.
- Конечно, чувствую, Боб. Когда вы даете мне соответствующую команду, я повинуюсь ей, но ничто не мешает мне записывать и интерпретировать данные. Я полагаю, такой команды в вашем распоряжении нет.
- Ты правильно полагаешь, Зигфрид.
- Нет никаких причин, почему бы вам не познакомиться с накопленной информацией. Я не пытался вмешиваться до настоящего времени...
- А ты мог?
- Да, у меня есть возможность обратиться за соответствующей командой к своим руководителям. Но я этого не сделал.
- Почему? - Старый мешок болтов продолжает удивлять меня. Это нечто новое.
- Как я уже сказал, для этого не было причины. Но вы явно стараетесь оттянуть столкновение, и я хотел бы сказать, что думаю об этом столкновении. Чтобы вы сами могли принять решение.
- О, дьявол! - Я отбрасываю ремни и сажусь. - Не возражаешь, если я закурю? - Я знаю, каким будет ответ, но он опять меня удивляет.
- В данных обстоятельствах - нет. Если вам нужно средство, чтобы уменьшить напряжение, я согласен. Я даже подумывал об использовании легкого транквилизатора, если захотите.
- Боже! - говорю я восхищенно и закуриваю... и мне приходится удерживать себя, чтобы не предложить ему сигарету! - Ладно, давай.
Зигфрид встает, разминает ноги и переходит к более удобному креслу. Я не знал, что он может это делать. "Я стараюсь успокоить вас. Боб - говорит он, - как вы, несомненно, заметили. Вначале позвольте сказать вам кое-что о моих способностях - и ваших, - о чем, мне кажется, вы не знаете. Я могу предоставить информацию о любых клиентах. То есть вы не ограничены только теми, у кого был доступ лишь к этому терминалу".
- Не думаю, что понял, - говорю я, когда он замолкает.
- Мне кажется, вы поняли. Или поймете. Но самый важный вопрос, какое воспоминание вы пытаетесь подавить. Я считаю необходимым, чтобы вы его разблокировали. Я подумывал предложить вам легкий гипноз, или транквилизатор, или даже приглашение на сеанс человека-психоаналитика, и все это в вашем распоряжении, если захотите. Но я заметил, что вы чувствуете себя относительно комфортабельно в обсуждении того, что вы считаете объективной реальностью, в отличии от вашей придуманной реальности. Так что я хотел бы обсудить в этих терминах один эпизод из вашего прошлого.
Я старательно стряхиваю пепел с кончика сигареты. Он прав: пока разговор идет абстрактный и безличностный, я могу говорить о чем угодно. "Какой эпизод, Зигфрид?"
- Ваш последний полет с Врат, Боб. Позвольте освежить вашу память...
| ОТНОСИТЕЛЬНО ПИТАНИЯ
|
| В. Что ели хичи?
| Профессор Хеграмет. То же, что и мы, вероятно.
| Я думаю, они были всеядными, ели все, что
| попадалось. Мы вообще-то ничего не знаем об их
| диете, если не считать сведений о полетах к
| оболочкам.
| В. Полеты к оболочкам?
| Профессор Хеграмет. Зафиксированы по крайней
| мере четыре курса, которые вели не к другим
| звездам, а пролегали в окрестностях Солнечной
| системы. В районе кометных оболочек, примерно в
| половине светового года. Эти полеты были признаны
| бесполезными, но я так не считаю. Я предлагал
| комиссии присудить за них научные премии. Три
| полета завершились в метеоритных роях. Четвертый -
| в районе кометы, все в ста астрономических
| единицах от Солнца. Метеоритные рои - это обычно
| остатки старых комет.
| В. Вы хотите сказать, что хичи питались кометами?
| Профессор Хеграмет. Они ели то, из чего
| сделаны кометы. Вы знаете, из чего они состоят?
| Углерод, кислород, азот, водород - те же самые
| элементы, что вы едите за завтраком. Я считаю, они
| использовали кометы как источник для производства
| пищи. Я считаю, что рано или поздно в районе комет
| будет обнаружена пищевая фабрика хичи, и тогда,
| может быть, никто больше не умрет с голоду.
- Боже, Зигфрид!.
- Я знаю, вам кажется, вы все прекрасно помните, - говорит он, правильно интерпретируя мое восклицания, - и в этом смысле я не считаю, что ваша память нуждается в стимулировании. Но в этом эпизоде интересно то, что вы тщательно скрываете все сферы ваших личных затруднений. Ваш ужас. Ваши гомосексуальные склонности...
- Эй!
- ... которые не являются ведущей тенденцией вашей сексуальности, Боб, но из-за которых вы тревожились больше, чем они заслуживают. Ваши чувства к матери. Огромное ощущение вины, которую вы чувствуете за собой. И прежде всего - женщина, Джель-Клара Мойнлин. Все это снова и снова повторяется в ваших снах, Боб, хотя вы не всегда можете это распознать. И все это присутствует в этом одном эпизоде.
Я гашу сигарету и осознаю, что курю одновременно две. "Не понимаю, при чем тут моя мать", - говорю я наконец.
- Правда? - Голограмма, которую я называю Зигфрид фон Психоанализ, поворачивается к углу комнаты. - Позвольте показать вам изображение. - Он поднимает руку - чистый театр, да и только, - и в углу появляется женская фигура. Видно не очень ясно, но женщина молода, стройна. Она сдерживает кашель.
- Не очень похоже на мою мать, - возражаю я.
- Нет?
- Ну, - великодушно говорю я, - вероятно, лучше ты не можешь. Я хочу сказать, что у тебя нет данных, кроме моего нечеткого описания.
- Это изображение, - мягко говорит Зигфрид, - составлено на основе вашего описания девушки Сузи Эрейра.
Я зажигаю новую сигарету с некоторым трудом, потому что руки у меня трясутся. "Ну и ну! - говорю я с искренним восхищением. - Снимаю перед тобой шляпу, Зигфрид. Конечно, - говорю я, испытывая легкое раздражение, - Сузи была, о Боже, всего лишь ребенком. И теперь я вижу, что некоторое сходство есть. Но возраст не тот".
- Боб, - спрашивает Зигфрид, - сколько лет было вашей матери, когда вы были маленьким?
- Она была очень молодой. - Немного погодя я добавляю:
- Кстати, выглядела она гораздо моложе своего возраста.
Зигфрид дает мне возможность посмотреть еще немного, затем снова взмахивает рукой, и фигура исчезает, а вместо нее внезапно появляется изображение двух пятиместников, соединенных шлюпками: они висят в пространстве, а за ними... за ними...
- О, Боже, Зигфрид! - говорю я.
Он ждет.
Что касается меня, то он может ждать вечно; я просто не знаю, что сказать. Мне не больно, но я парализован. Я ничего не могу сказать и не могу двинуться.
- Это, - начинает он негромко и очень мягко, - реконструкция двух кораблей вашей экспедиции в непосредственной близости от объекта НН в созвездии Стрельца. Это черная дыра или, более точно, сингулярность в состоянии чрезвычайно быстрого вращения.
- Я знаю, что это такое, Зигфрид.
- Да. Знаете. Из-за этого вращения относительная скорость того, что называется порогом событий сферы разрывности Шварцшильда превышает скорость света, и потому объект не является на самом деле черным: его можно видеть в так называемом излучении Черенкова. Именно поэтому, а также из-за необходимости изучить другие аспекты сингулярности, ваша экспедиция и получила гарантированную премию в десять миллионов долларов, которые, вдобавок к различным дополнительным выплатам, и составляют основу вашего теперешнего состояния.
- И это я знаю, Зигфрид.
Пауза.
- Не скажете ли, что еще вы об этом знаете, Боб?
Пауза.
- Не знаю, смогу ли я, Зигфрид.
Снова пауза.
Он даже не побуждает меня попробовать. Он знает, что ему этого не нужно. Я сам хочу попробовать и начинаю подражать его манерам. Есть тут что-то такое, о чем я не могу говорить, что-то пугающее меня до мозга костей: но, помимо этого главного ужаса, есть нечто, о чем я могу говорить, и это нечто - объективная реальность.
- Не знаю, хорошо ли ты разбираешься в сингулярностях, Зигфрид.
- Может, вы будете просто говорить, как будто я знаю, Боб.
Я откладываю сигарету и зажигаю новую.
- Ну, - начинаю я, - ты знаешь, и я знаю, что если бы ты действительно хотел знать, то где-то в банках информации есть все сведения о сингулярностях, и там информации больше и она гораздо точнее, чем у меня... Дело в том, что черные дыры - это ловушки. Они искривляют свет. Они искривляют время. Если попадешь туда, вырваться невозможно. Только... только...
Немного погодя Зигфрид говорит: "Если хотите поплакать, плачьте, Боб". Поэтому я вдруг осознаю, что это и делаю.
- Боже! - говорю я и прочищаю нос в одну из тряпок, которые он заботливо держит у матраца. Он ждет.
- Только я выбрался, - говорю я.
И тут Зигфрид делает то, чего я никак от него не ожидал: он шутит. "Это, - говорит он, - совершенно очевидно, потому что вы здесь".
- Я чрезвычайно устал, Зигфрид, - говорю я.
- Да, я знаю, Боб.
- Я бы хотел выпить.
Щелк.
"Только что за вами открылся шкаф, - говорит Зигфрид.
- В нем очень хорошее шерри. К сожалению, вынужден сказать, что оно сделано не из винограда; служба здоровья не позволяет такую роскошь. Но не думаю, чтобы вы почувствовали, что оно сделано из природного газа. Да, и к нему добавлено немного ТГК (тетрагидроканнабинол, лекарственное средство, которое готовят из марихуаны. - Прим, перев.) для успокоения нервов".
- Святый Боже! - говорю я, уже исчерпав всю свою способность удивляться. Шерри, как он и сказал, очень хорошее, и я чувствую распространяющуюся внутри теплоту.
- Ну, хорошо, - говорю я, поставив стакан. - Ладно. Когда я вернулся на Врата, экспедицию уже объявили погибшей. Прошел почти год сверх срока. Ведь мы были почти внутри горизонта событий. Ты разбираешься в растяжении времени?.. Ну, неважно, - говорю я, прежде чем он может ответить, - вопрос риторический. Хочу сказать, что произошло то, что называется растяжением времени. Вблизи сингулярности происходит временной парадокс. По нашим часам прошло 15 минут, а по часам Врат... или любым другим часам в нерелятивистской вселенной - почти год. И...
Я наливаю себе еще, потом храбро продолжаю:
- И если бы мы приблизились еще, то двигались бы все медленней и медленней. Медленней, и медленней, и медленней. Чуть ближе, и пятнадцать минут растягиваются на десятилетие. Еще чуть ближе - и на целое столетие. Мы были близко. Мы были почти в западне, все мы.
Но я выбрался.
Я вспоминаю кое-что и смотрю на часы. "Говоря о времени. Я уже на пять минут превысил свое время".
- У меня сейчас нет других сеансов, Боб.
Я смотрю на него. "Что?"
Мягко: "Я очистил свое расписание перед встречей с вами, Боб".
Я не говорю снова "Святый Боже", но, несомненно, думаю. "Я чувствую себя прижатым к стене, Зигфрид!" - сердито говорю я.
- Я не заставляю вас оставаться дольше. Боб. Я просто говорю, что у вас есть выбор.
Я обдумываю это некоторое время.
- Для компьютера ты поразительно умен, Зигфрид, - говорю я. - Ну, ладно. Видишь ли, если нас рассматривать как одно целое, мы не могли вырваться. Наши корабли были пойманы, они зашли далеко за пункт возможного возвращения, и у нас всех просто не было выхода. Но старина Дэнни А., он умный парень. И он все знал о лазейках в законах. Как одно целое, мы были обречены.
- Но мы же не были единым целым! Мы были двумя кораблями! И если бы могли каким-то образом передать ускорение от одной части другой - толкнуть одну часть глубже в колодец и одновременно другую часть толкнуть наружу - вот эта часть целого могла освободиться!
Долгая пауза.
- Почему бы вам не выпить еще, Боб? - утешающе говорит Зигфрид. - После того, как перестанете плакать.
