Из  нор,  в которых спрятались хичи, из звездных пещер, сквозь туннели, которые  они  прорубили,  залечивая  нанесенные  ими  шрамы... Боже, как в лагере  бойскаутов:  мы  пели  и  резвились  все  девятнадцать  дней после поворотного  пункта.  Никогда в жизни я себя лучше не чувствовал. Частично это  было  освобождение  от  страха:  когда достигаешь поворотного пункта, начинаешь  легче  дышать,  так  всегда бывает. Частично потому, что первая часть  пути  оказалась тяжелой. Мечников и два его любовника большую часть времени уединялись, оставляя меня с Сузи, которая проявляла ко мне гораздо меньше  интереса,  чем  за  одну  ночь  недели, проведенной на Вратах. Но, главным  образом, для меня это объяснялось тем, что я становился все ближе и ближе к Кларе. Дэнни А, помогал мне с расчетами: он преподавал на курсах на  Вратах, и, возможно, он ошибался, но лучшего источника у меня не было, поэтому  я  верил ему на слово; он рассчитал, что после поворотного пункта мы   должны  пройти  еще  около  трехсот  световых  лет  -  предположение, разумеется,  но  достаточно близкое. Первый корабль, на котором находилась Клара,  на  пути к поворотному пункту все дальше и дальше уходил от нас: в этом  пункте  мы  делали  около десяти световых лет в сутки (так утверждал Дэнни).  Пятиместник  Клары вылетел на тридцать секунд раньше нас, так что все сводилось к простой арифметике; примерно один световой день. 3 на 10 в десятой  степени  сантиметров  на  60  секунд на 60 минут на 24 часа... на поворотном  пункте  Клара  опережала  нас на добрых семнадцать с половиной миллиардов  километров.  Казалось, это очень далеко, да так оно и было. Но после поворотного пункта мы с каждым днем становились все ближе, следуя за ней по тому же отверстию в пространстве, которое просверлили для нас хичи. Где проходил мой корабль, ее уже прошел. Я чувствовал, что мы их догоняем: иногда мне казалось, что я ощущаю ее запах.

   Когда  я сказал что-то подобное Дэнни А., он странно посмотрел на меня. "Ты  представляешь  себе,  что  такое  семнадцать  с  половиной миллиардов километров?  Целую  солнечную  систему  можно  поместить между нами и ими. Почти   точно:   большая   полуось   орбиты   Плутона  -  39  с  небольшим астрономических единиц".

   Я рассмеялся, чуть смущенный. "Это просто фантазия".

   - Тогда поспи, - ответил он, - и пусть тебе приснится сон об этом. - Он знал,  что  я  испытываю  к  Кларе; весь корабль знал, даже Мечников, даже Сузи,  и,  может,  это  тоже фантазия, но мне казалось, что все желают нам добра.  Мы  все  друг  другу  желали  добра  и  строили сложные планы, как собираемся  использовать  свои  премии.  У  меня  и  Клары,  по миллиону у каждого,   получалось   очень  неплохо.  Может,  недостаточно  для  Полной медицины, но много еще всякого хорошего. По крайней мере Большая медицина, что   означало   по-настоящему   хорошее   здоровье,  если  не  произойдет чего-нибудь  чрезвычайного,  на  тридцать-сорок лет. А на оставшееся можно хорошо  прожить:  путешествия,  дети!  Отличный  дом в приличном районе... минутку,  останавливал  я  себя,  дом в каком месте? Не на пищевых шахтах. Может быть, вообще не на Земле. Захочет ли Клара вернуться на Венеру? Но я не  мог  себе представить, что веду жизнь туннельной крысы. И не мог также представить  себе Клару в Далласе или Нью-Йорке. Конечно, думал я, желания далеко  опережают  реальность.  Если  мы  действительно что-нибудь найдем, несчастный  миллион  на  человека  будет только началом. Тогда у нас будут любые  дома,  какие  пожелаем,  и  в  любом  месте;  и  Полная медицина, и трансплантанты,  которые  сохранят нам молодость, и здоровье, и красоту, и сексуальную мощь, и...

   |      ОБЪЯВЛЕНИЯ

   -  Тебе действительно пора уснуть, - сказал с соседнего гамака Дэнни А. - Ты сильно бьешься в гамаке, это предупреждение.

   Но  мне  не хотелось спать. Я был голоден, и не было причины, почему бы не  поесть.  Девятнадцать дней мы придерживались строгой дисциплины в еде: так  всегда  поступают  в  первой  части  пути.  Но  как  только достигнут поворотный  пункт,  вы  знаете,  сколько  можно съесть за оставшуюся часть пути:  вот  почему  некоторые  старатели  возвращаются  растолстевшими.  Я выбрался  из шлюпки, где лежали Сузи и оба Дэнни, и тут понял, почему хочу есть. Дэйн Мечников готовил жаркое.

   - На двоих хватит?

   Он  задумчиво  посмотрел на меня. "Вероятно. - Открыл плотно пригнанную крышку, заглянул внутрь, добавил воды и сказал:

   - Еще десять минут. Я вначале собирался выпить".

   Я  принял  приглашение, и мы передавали друг другу фляжку вина. Пока он помешивал  жаркое,  добавляя соли, я произвел за него наблюдения звезд. Мы были  так  близко  к  максимальной  скорости, что на экране не было ничего похожего  на  созвездия  или  даже  на  звезды:  но  мне  все это казалось приветливым  и  правильным.  Всем  нам  казалось. Я никогда не видел Дэйна таким  веселым  и  спокойным.  "Я  все  думаю,  -  сказал  он.  - Миллиона достаточно.  После этого я вернусь в Сиракузы, к своей докторантуре, потом подыщу работу. Должны быть школы, которым потребуется поэт и преподаватель литературы,  побывавший  в  семи вылетах. Мне будут кое-что платить, а эти деньги будут мне служить всю жизнь".

   Я  по-настоящему  расслышал  среди всего этого только одно слово, и оно меня очень удивило. "Поэт?"

   Он  улыбнулся.  "Ты  не знал? Так я попал на Врата: дорогу оплатил Фонд Гугенхейма".  Он  снял кастрюлю с плиты, разложил жаркое на две тарелки, и мы поели.

   И  это тот самый человек, который два дня назад злобно кричал целый час на  двух  Дэнни,  а мы с Сузи, сердитые и изолированные, лежали в шлюпке и прислушивались.  Это  все  поворотный  пункт. Теперь мы свободны; в полете припасы  у  нас  не  кончатся,  и нам не нужно беспокоиться из-за находок, потому  что  премия  нам  гарантирована. Я спросил его о его поэзии. Он не стал   читать,   но  обещал  показать  стихи,  которые  отправлял  в  фонд Гугенхейма. Когда вернемся на Врата.

   Когда  мы  кончили  есть,  вытерли тарелки и кастрюлю и убрали их, Дэйн взглянул  на часы. "Слишком рано будить остальных, - сказал он, - а делать совершенно нечего".

   Он  посмотрел  на  меня,  улыбаясь.  Настоящая  улыбка,  не  усмешка. Я придвинулся к нему и сидел в тепле и приветливости его объятий.

   |      ОТНОСИТЕЛЬНО ПЬЕЗОЭЛЕКТРИЧЕСТВА

   И  девятнадцать  дней  пролетели,  как  час, и часы сказали нам, что мы почти  прибыли. Мы все не спали, теснились в капсуле, оживленные, как дети на  Рождество,  которые ждут игрушек. Это был самый мой счастливый рейс и, может,  вообще один из самых счастливых. "Знаете, - задумчиво сказал Дэнни Р.,  -  мне  почти  жаль,  что  мы прилетаем". А Сузи, которая едва начала понимать наш английский, сказала:

   - Sim, ja sei, - и затем:

   -  Мне  тоже.  - Она сжала мою руку, а я ее: но на самом деле я думал о Кларе.  Мы  несколько  раз пробовали связаться по радио, но в отверстиях в пространстве, которые проделывают корабли хичи, радио не работает. Зато уж когда  мы  вынырнем  в обычное пространство, я смогу поговорить с ней! Мне было  все  равно,  что  остальные  смогут  услышать.  Я  знал, что хочу ей сказать.  Я  даже знал, что она ответит. В этом не могло быть сомнения: на их  корабле  та  же  эйфория, что на нашем, и по той же причине, а со всей этой любовью и радостью в ответе не было сомнения.

   - Мы останавливаемся! - закричал Дэнни Р. - Чувствуете?

   -  Да!  -  подтвердил  Мечников,  подпрыгивая  на  маленьких колебаниях псевдогравитации,  которые означали, что мы в нормальном пространстве. Был и  еще  один  признак: золотая спираль в центре каюты начала светиться все ярче с каждым мгновением.

   -  Мне кажется, у нас получилось, - сказал Дэнни Р., сияя от радости, и я был так же счастлив, как и он.

   -  Начну сферическое сканирование, - сказал я, уверенный, что знаю, что нужно  делать.  Сузи  открыла  люк  шлюпки:  они  с  Дэнни  А, должны были наблюдать за звездами.

   Но  Дэнни  А,  не  присоединился  к  ней.  Он  смотрел на экран. Я тоже посмотрел  туда.  Корабль  повернулся,  и  я  увидел звезды. Выглядели они нормально:  ничего  в  них  не  было  особенного,  разве  что  они немного расплывались почему-то.

   Я  споткнулся  и  чуть  не  упал.  Вращение корабля не было ровным, как должно быть.

   |      ДОПОЛНЕНИЕ К НАВИГАЦИОННОМУ РУКОВОДСТВУ 104

   -  Радио,  -  сказал  Дэнни,  и  Мечников,  нахмурившись,  посмотрел на вспыхнувшую лампу.

   -  Включите  его!  - закричал я. Может, будет говорить Клара. Мечников, по-прежнему  хмурясь, потянулся к включателю, и тут я заметил, что спираль светится  необыкновенно  ярко. Я такого не видел, она как будто была очень раскалена.  Но  от  нее  не  исходило  никакого жара, только золотой цвет, перемежавшийся белыми полосами.

   - Странно, - сказал я, показывая.

   Не думаю, чтобы кто-нибудь слышал меня: из радио доносились статические разряды,  в  замкнутой  капсуле они звучали очень громко. Мечников схватил ручку настройки и усиления громкости.

   Сквозь  шум  я  услышал голос. Вначале я его не узнал. Это был Дэнни А. "Чувствуете?  -  кричал  он. - Это волны гравитации. Мы в беде. Прекратите сканирование!"

   Я машинально прекратил его.

   Но  к  этому  времени  корабельный экран повернулся, и на нем появилось нечто  -  не  звезда и не галактика. Тускло светящаяся масса бледно-синего цвета,  вся  в  пятнах,  огромная  и  устрашающая. При первом же взгляде я понял,  что  это  не  солнце.  Солнце не может быть таким синим и тусклым. Глаза болели при взгляде на него, но не из-за яркости. Болело внутри глаз, в зрительном нерве. Боль была в самом мозгу.

   Мечников выключил радио, и в наступившей тишине я услышал, как Дэнни А, набожно говорит: "Боже! Мы пропали. Это черная дыра".