Глава 21
Я чувствую себя глупо, Зигфрид, - говорю я.
- Я могу помочь вам чувствовать себя удобнее?
- Умри на месте. - Он опять переделал весь кабинет на манер детского сада. Бога ради. А хуже всего сам Зигфрид. На это раз он пытается подобраться ко мне как суррогат матери. Он сидит со мной на кушетке, большая кукла ростом с человека, теплая, мягкая, из чего-то вроде купального полотенца, покрытого мыльной пеной. Потрогать приятно, но...
- Не хочу, чтобы ты обращался со мной, как с ребенком, - говорю я, голос мой звучит глухо, потому что я прижимаюсь к этому полотенцу.
- Спокойней, Робби. Все в порядке.
- К черту все!
Он замолкает, потом напоминает мне: "Вы собирались рассказать мне свой сон".
- Йеч!
- Простите, Робби?
- Не хочу об этом говорить. Но все же, - быстро добавляю я, отводя рот от полотенца, - я мог бы сделать, что ты хочешь. Сон о Сильвии, вроде...
- Вроде чего, Робби?
- Ну, она не совсем была на себя похожа. Скорее кто-нибудь старше, я думаю. Я много лет не вспоминал о Сильвии. Мы оба были детьми...
- Пожалуйста, продолжайте, Робби, - говорит он немного погодя.
Я обнимаю его руками, удовлетворенно глядя на стену с изображениями цирковых животных и клоунов. Нисколько не похоже на мою комнату в детстве, но Зигфрид уже достаточно знает обо мне, и у меня нет причин говорить ему об этом.
- Сон, Робби?
- Мне снилось, что мы работаем на шахте. На самом деле это не была пищевая шахта. Физически, я бы сказал, это внутренность пятиместного корабля - одного из кораблей с Врат, понимаешь? Сильвия в каком-то туннеле, который уходит вдаль.
- Туннель уходит вдаль?
- Ну, не толкай меня к какому-нибудь символизму, Зигфрид. Я знаю о вагинальных образах и всем прочем. Когда я говорю "уходит", я просто хочу сказать, что туннель начинается там, где я стою, и продолжается в сторону от меня.
- Я молчу, потом говорю самое трудное. - Туннель превращается в пещеру, и Сильвия оказывается пойманной.
Я сажусь. "Самое плохое в этом, - говорю я, - то, что это не может случиться. Туннель сверлится, чтобы поместить в него заряд и подорвать сланец. Главное занятие шахтера - это вычерпывание сланца. Сильвия с этой частью работы не имела ничего общего".
- Мне кажется неважным, могло ли это или не могло случиться, Робби.
- Вероятно, нет. Итак, Сильвия оказалась в рухнувшем туннеле. Я видел, как шевелится груда сланца. Это был не настоящий сланец. Какое-то пушистое вещество, больше похожее на обрывки бумаги. У нее была лопата, и она прорывала выход наружу. Мне показалось, что она выберется. Она выкопала большую яму. Я ждал, когда она выйдет... но она все не выходила.
Зигфрид, в своем воплощении плюшевого мишки, теплый и ожидающий, лежит в моих объятиях. Приятное ощущение. На самом деле, его здесь нет. Его вообще нигде нет, только в центральном банке информации где-то в Вашингтоне, где память больших машин. Передо мной только его терминал в купальном костюме.
- Что еще, Робби?
- Больше ничего. Не сон. Но... у меня чувство. Я чувствую, будто бью ногами Клару по голове, чтобы не дать ей выйти. Как будто боюсь, что на меня обрушится остальная часть туннеля.
- Что значит "чувствую", Роб?
- То, что я сказал. Это не часть сна. Просто я так чувствую... не знаю.
Он ждет, потом пытается подойти по-другому. "Боб, вы знаете, что сейчас сказали не Сильвия, а Клара?"
- В самом деле? Забавно. Интересно, почему? Он ждет, потом пробует снова: "И что случилось потом, Роб?"
- Потом я проснулся.
Я поворачиваюсь на спину и смотрю на потолок, который выложен плиткой с изображениями блестящих пятиконечных звезд. "Вот и все, - говорю я. Потом добавляю разговорным тоном:
- Зигфрид, я думаю, к чему это все ведет".
- Не знаю, могу ли я ответить на этот вопрос, Роб.
- Если бы ты мог, я бы тебя заставил ответить, - говорю я. У меня по-прежнему есть листок бумаги, который мне дала С.Я. Он дает мне ощущение безопасности.
- Я думаю, - говорит он, - что куда-то это ведет. Я хочу сказать, что есть в вашем мозгу нечто такое, к чему вы не хотите возвращаться, но с чем связан сон.
- О Сильвии, ради Бога? Это ведь было много лет назад!
- Но ведь это неважно.
- Дерьмо! Ты мне надоел, Зигфрид. На самом деле. - Тут я задумываюсь. - Слушай, я сержусь. Что бы это значило?
- Как вы думаете, что это значит, Роб?
- Если бы я знал, я бы тебя не спрашивал. Может, пытаюсь увильнуть? Сержусь, потому что ты подходишь близко к чему-то.
- Пожалуйста, Роб, не думайте о процессе. Просто скажите, что вы чувствуете.
- Я чувствую вину, - говорю я, не отдавая себе отчета в том, что говорю.
- Вину перед кем?
- Перед... Не знаю. - Я поднимаю руку, чтобы взглянуть на часы. Очень многое может произойти за двадцать минут, и я перестаю думать о том, от чего хочу избавиться. Я играю сегодня днем и вполне могу дойти до финала, если сохраню сосредоточенность.
- Мне сегодня придется уйти раньше, Зигфрид.
- Вину перед кем, Роб?
- Не помню. - Я глажу шею куклы и смеюсь. - Очень приятно, Зигфрид, хотя пока непривычно.
- Вину перед кем, Роб?!
Я кричу: "Вину за то, что убил ее!"
- Во сне?
- Нет! На самом деле. Дважды.
Я знаю, что дышу тяжело и сенсоры Зигфрида регистрируют это. Пытаюсь справиться с собой, чтобы у него не появилось каких-нибудь сумасшедших идей. Мысленно перебираю все сказанное только что. "Я на самом деле не убивал Сильвию. Но я устал! Бросился на нее с ножом!"
Зигфрид спокойно, успокаивающе: "В истории вашей болезни сказано, что во время ссоры с подругой у вас в руке был нож, да. Но там не говорится, что вы на нее бросились".
- А какого же дьявола меня тогда увезли? Просто повезло, что я не перерезал ей горло.
- Вы на самом деле пустили в ход нож?
- Пустил в ход? Нет. Я был слишком сердит. Швырнул ее на пол и начал бить.
- Если бы вы на самом деле хотели ее убить, вы бы пустили в ход нож?
- Ax! - Но больше похоже на "Йеч": это слово иногда передают как "пшав". - Хотел бы я, чтобы ты там был, когда это случилось, Зигфрид. Может, ты бы уговорил их, и меня бы отпустили.
Сеанс идет отвратительно. Я знаю: всегда ошибка рассказывать ему сны. Он со всех сторон их обсасывает. Я сажусь, презрительно глядя на придуманную Зигфридом обстановку, и решаю сказать ему прямо.
- Зигфрид, - говорю я ему, - как компьютер ты хороший парень, и я интеллектуально наслаждаюсь нашими беседами. Но я думаю, а не исчерпали ли мы все возможности.
| Те, кто тоннели прорыли когда-то,
| Оставив их нам в наследство
| В звездных пещерах ваше богатство
| Искать мы кидаемся слепо
| Раны свои залечив и увечья,
| Мы снова и снова к звездам идем
| Из этих тоннелей ныряем мы в вечность.
| Вы в ней заблудились, но мы вас найдем,
| О, хичи...
Ты шевелишь старую боль без необходимости, и я откровенно не понимаю, почему позволяю тебе делать это.
- Ваши сны полны боли, Боб.
- Пусть остается в моих снах. Не хочу возвращаться к тому вздору, которым меня пичкали в институте. Может, я и правда хотел переспать со своей матерью. Может, ненавидел отца за то, что он умер и покинул меня. Ну и что?
- Я знаю, это риторический вопрос, Боб, но чтобы справиться с такими вещами, их нужно извлечь на поверхность.
- Для чего? Чтоб мне было больно?
- Чтобы внутренняя боль вышла наружу, и вы могли справиться с ней.
- Может, проще было бы оставить ее внутри? Как ты говоришь, я достаточно уравновешен, верно? Я не отказываю тебе в полезности. Бывают времена, Зигфрид, когда я после сеанса испытываю подъем. В голове у меня полно новых мыслей, и солнце над куполом светит ярко, воздух чист, и все мне улыбаются. Но не потом. Потом я начинаю думать, что сеансы ужасно скучны и бесполезны, и что ты скажешь, если я решу их прекратить.
- Я ответил бы, что вам принимать решение, Боб. Решение всегда за вами.
- Что ж, может, я так и поступлю. - Старый дьявол пережидает меня. Он знает, что я не собираюсь принимать это решение, и дает мне время самому это понять. Потом говорит:
- Боб! Почему вы сказали, что убили ее дважды? Я смотрю на часы, прежде чем ответить, и говорю: "Ну, просто так сказалось. Мне пора идти, Зигфрид".
Я просто сижу в восстановительной комнате, потому что мне не от чего восстанавливаться. Хочу убраться отсюда. От него и его глупых вопросов. Он поступает так разумно, с таким превосходством, но что знает плюшевый мишка?
