Но хоть Тирта и считала себя сильной и независимой, своего она не добилась. Фальконер упрямо твердил, что выполнит свою часть договора. Она дважды приказывала ему выполнить свой долг и отвезти Алона через горы, клялась, что она удовлетворена, что он ей ничего больше не должен, но он просто монотонно отказывался. Тирта подумала было ускользнуть тайком от своих спутников, но потом решила, что этот упрямец всё равно последует за ней. А на следующее утро Алон подтвердил её подозрения, когда они остались одни. Фальконер пошёл за водой к ручью.

— Он упрям, — заметил Алон. — Эти птичьи люди привыкли выполнять то, что считают своим долгом. Так что он последует за тобой до конца. Ты от нас не избавишься, леди, — и он улыбнулся.

Тирта не хотела испытывать чувство вины.

— В Доме Ястреба ждёт опасность. Она уже обрушилась на меня.

— А разве ты её не победила? — прервал её мальчик.

— Да, опасность ждёт, но ты не отступила перед ней. И этот мастер меча не позволит предчувствию помешать ему, — он помолчал немного и добавил: — И я не позволю, — он коснулся рукой груди, прижал ладонь к мятой ткани рубашки, которую Тирта выстирала в ручье.

— Что–то есть во мне такое, с чем я должен научиться жить. Она боится меня? — лицо его нахмурилось. Он спрашивал не девушку, но самого себя, и Тирта хорошо это понимала. — Но в ней много Силы, её всегда можно ощутить. А я не Мудрый. Но кто я тогда? — снова он обратился к Тирте. — Ты видела таких, как я? Мне многое рассказывали об Эсткарпе. Там сохраняется старинное знание, которое здесь Древние давно позабыли.

Тирта занялась своими седельными сумками.

— До сих пор я не видела мужчины, который обладал бы Силой. Колдуньи, которые правят на севере, говорят, что это противоестественно и потому связано со Тьмой.

Алон одним гибким движением вскочил на ноги и застыл, глядя на неё широко раскрытыми глазами.

— Я не… — протест его был быстрым и резким.

— Думаешь, я не знаю? Тьма не может скрыться от людей с нашей кровью. К тому же есть и мужчина, Симон Трегарт, обладающий Даром. Но он не нашей крови, он чужак, пришедший через Врата. Правда и то, что два его сына обладают необычными способностями. Вместе со своей волшебницей–сестрой они ушли на восток, в Эскор, чтобы очистить эту землю от зла и снова открыть её для людей.

Но мира это не принесло, потому что там давно укоренилось зло, и теперь они с ним воюют. Те люди Древней расы, которые ответили на призыв Трегартов и пошли на восток, встретились со многими опасностями Тьмы. За последние годы многое рассказывали, может, искажая, как часто бывает. Но мы слышали о выигранных и проигранных сражениях, о стране, раздираемой на части существами, ничем не похожими на человека. И, может, из Эскора они проникли и сюда, на запад, — Тирта сидела, сжав руки, и задумчиво разглядывала Алона.

— Ты говорил, что ты сын человека, которого знал этот Парлан, — продолжала она.

— Я говорил, что так мне сказали, — быстро поправил мальчик. — Правда в том, что Яхне принесла меня в клан Парлана и рассказала эту историю. И меня приняли, потому что человек, которого она назвала моим отцом, был братом Парлана по клятве меча, и он действительно погиб, а его жена исчезла после битвы, и считалось, что она была убита во время отступления, — он глубоко вздохнул. — Так говорила Яхне, но можно ли верить её рассказу? Существуют Врата. Я слышал, что через них пришёл Трегарт. И когда–то ими воспользовались колдеры, чтобы проникнуть в наш мир и захватить его. Может, я такой же чужак?

Глаза его широко распахнулись, и на лице было то же напряжённое ожидание, как в тот вечер, когда она сама просила помощи в своём видении.

— Внешне ты выглядишь как человек Древнего народа, — заметила Тирта. — Но у тебя есть Дар, и величину его я не могу определить. У меня самой он совсем небольшой. Я немного умею лечить; в состоянии транса могу видеть многое; вижу сны. Я не твоя Яхне. И я не хочу идти навстречу опасности, которой не понимаю.

— Но ты должна идти к Дому Ястреба, — промолвил он медленно, и Тирте не нужна была способность читать мысли, чтобы понять, что он хочет спросить её о причине.

Но ещё более странное чувство она испытала, потому что впервые в жизни захотела поделиться своей тайной. Как будто этот маленький мальчик, со своей странно взрослой речью и неоспоримым пониманием сути вещей, имел полное право знать, что влекло её все эти годы. Но время для этого ещё не пришло, хотя она и готова была нарушить осторожное молчание многих лет, потому что в лагерь быстрым шагом вернулся фальконер, неся в когте фляжки с водой, а в здоровой руке сжимая рукоять ружья–игольника.

— Выступаем, — он прошёл мимо них к лошадям, ясно давая понять, что следует поторопиться. Тирта и Алон не стали задавать вопросов, они принялись седлать своих лошадей. Поехав впереди, фальконер повернул на север, оставив ручей, и повёл пони рысью — лучшим ходом в такой пересечённой местности.

Тирта поравнялась с ним.

— Что ты увидел?

— Возможно, нас не заметили, — он снова надел шлем, а сокол поднялся в воздух и полетел расширяющимися кругами. — Но на другом берегу ручья свежие следы.

Девушка напряжённо думала. Что она сделала, когда вовлекла их в свой поиск вчера вечером? Если поблизости бродил кто–то, наделённый хотя бы слабым Даром, он мгновенно насторожится, так, словно она оставила ясный след к их лагерю. Возможно, её поступок был опрометчивым, безрассудным.

— Разбойники? — спросила она. Разумеется, здесь прежде всего следует ожидать людей с равнин, а не тех, кто обладает Даром. Эти люди могли появиться здесь случайно.

Он пожал плечами.

— Что можно понять по следам в грязи? Две крупные подкованные лошади, остальные — пони. Я бы сказал, отряд из шести человек. Направлялись на юго–восток.

Юго–восток — направление, куда и они должны двигаться. В своём трансе Тирта почувствовала, что её цель не очень далеко. Возможно, хребет с чёрной полосой всего в дне пути. Однако если придётся делать обходы, путь намного удлинится, а припасов у них очень мало, да и просто нет времени, чтобы охотиться или собирать свежие съедобные ростки.

— Как ты думаешь, давно они проехали?

— На рассвете.

Его короткий ответ принёс некоторое облегчение. Можно ли рассчитывать, что её ночное путешествие не имеет никакой связи с этой случайной встречей? Этот след мог свидетельствовать о том, что поблизости другой лагерь. Или о том, что их ищут. Этот Джерик — зачем ему преследовать их? Тирта могла подумать только об одной приманке — Алон. Если бы разбойники догадались, что человек Древней расы, обладающий необычными способностями, уцелел от бойни, достаточно ли этого, чтобы заинтересовать их? Кто такой этот Джерик? Разбойник? Или человек какого–то честолюбивого лорда, который теперь сражается за остатки богатств Карстена? Она помахала Алону, и все трое поехали рядом.

— Кто такой Джерик? Кто–нибудь стоит за ним? — она задавала вопросы быстро и увидела, что фальконер повернул голову. Он как будто понимал направление её мыслей.

— Он разбойник, — медленно ответил Алон, — и только в прошлом году появился в этих местах. Его люди, они… — лицо мальчика побледнело, он кончиком языка облизал губы. Тирта хорошо понимала, что возвращает его к воспоминаниям, которые он оставил за собой. Но они должны узнать, что возможно.

— Его люди… — Алон выпрямился в большом седле. Одну руку он положил на шею торгианцу, как будто в прикосновении к животному черпал силу и храбрость. — Они… — он повернул голову и прямо посмотрел на Тирту и фальконера. — Теперь я знаю… — голос его дрогнул, — я считал, что они те, кого Парлан называл сбродом: щиты без девиза, которым никакой лорд не позволяет встать под свои знамёна, убийцы и тому подобное. Но теперь я понимаю — среди них был настоящий Тёмный!

Тирта плотнее ухватилась за узду, и её кобыла едва не остановилась. Рука фальконера сомкнулась на рукояти ружья.

— Этот Джерик, он и есть Тёмный? — каким–то образом Тирте удалось задать вопрос ровным голосом.

Алон покачал головой.

— Не уверен. Он злой, но… Нет, я думаю всё же, что он человек, настоящий человек, хотя есть в нём… — замешательство мальчика перешло в отчаяние. — Когда они гнались за мной, я слишком испугался. Теперь я здесь и знаю больше, и я понял, что боялся не просто смерти — хотя и её тоже, но чего–то гораздо более плохого.

— Может, они узнали, что в тебе есть Сила? — мысли фальконера следовали по тому же пути, что и размышления Тирты.

— Не знаю, но тогда я и сам ничего не подозревал. Думаю, страх перед ними сломал во мне какой–то барьер.

— В прошлом бывало так, что в детях устанавливали барьер против Силы, — Тирта снова вспоминала узнанное в Лормте. Ей часто там приходилось уходить на боковые ответвления от своего главного поиска. — Может, так поступили и с тобой, Алон. Его расстройство было очевидно.

— Значит, может быть, именно меня искал Джерик? Я принёс смерть…

— Нет, — из–под полумаски шлема виден был только строго сжатый рот фальконера. — Не думай так, маленький брат. Этот Джерик разбойник, а на ферме имелось, что пограбить. К тому же у него могли быть давние счёты с хозяином.

Лицо Алона слегка прояснилось.

— С Джериком пришёл человек, которого Парлан выгнал два месяца назад. Яхне предупредила Парлана, что этот человек опасен, хотя он явился с посланием от лорда Хоннора и, как мы позже узнали, послание было истинное. Этот человек прожил у моего лорда двенадцать месяцев и хорошо служил ему. Но после того как Парлан заболел, Яхне ушла искать травы для его лечения. А тот человек был с Джериком, я ясно видел его лицо. И он был из Тьмы, из полной Тьмы.

— Но ты сказал, что там был и такой, — настаивала Тирта. — Кто он?

Снова лицо Алона омрачилось.

— Не могу сказать. Не помню, правда. Знаю только, что он охотился за мной на лугу, и они хотели… — он замолчал, выпустил узду и закрыл руками лицо.

Тирта хорошо понимала его.

— Выбрось это из головы. Если тебе предназначено вспомнить, воспоминание придёт само в нужное время. Не ищи его сейчас.

Он снова опустил руки. На лице промелькнула тень, сделавшая его гораздо старше.

— Не буду больше прятаться в этом внутреннем убежище, — это прозвучало как твёрдое обещание. — Но и полных воспоминаний у меня нет. Может, как ты говоришь, придут со временем.

Тирта оглянулась на фальконера.

— Как ты думаешь, это Джерик нас ищет?

Он слегка наклонил голову, но не ответил. Подлетел сокол и сел на свой насест. Снова Тирта услышала обмен щебечущими трелями. Потом фальконер отвернулся от птицы и заговорил.

— На юг медленно движется отряд. В нём шестеро, и один необычен… — воин явно колебался. — Мой брат не может объяснить, в чём его необычность. У него внешность человека, но внутри он не такой, как мы. Но он не колдер и не один из тех живых мертвецов, что служили колдерам. Тех мы, в Гнезде, хорошо знали. Здесь что–то другое. И очень плохое.

— Он из Эскора? — со времени встречи с тварью из ночи Тирта постоянно и настороженно ждала новых столкновений с чудовищами, которые теперь могут бродить в этих местах. Дикая страна, погрузившаяся в хаос после того, как её разграбили люди, привлекает к себе зло. По старым преданиям, Тьма расцветает в таких обстоятельствах.

Или… — в голову девушке пришла новая мысль — или это то же самое, что проявило себя холодом в Доме Ястреба? Может ли оно притягивать к себе? Если так, она не должна вести спутников туда. Не сознавая этого, Тирта начала торопливо оглядываться по сторонам, словно преследуемый, который ищет убежища.

— Что–то здесь… — голос Алона не нарушил её тревожных мыслей, но следующие его слова сразу привлекли к себе внимание. — Леди, у тебя меч, и на нём символ…

Наверное, она так пристально посмотрела на мальчика, что привела того в замешательство, потому что он запнулся, и прежде чем Тирта смогла спросить, заговорил фальконер.

— А что в этом символе, маленький брат? Леди — глава Дома Ястреба, последняя в своём роде. Она несёт меч Дома. Что ты о нём знаешь?

— Ты фальконер, мастер меча, и твоя птица едет с тобой, — ответил Алон. — Но такую птицу, которая на мече леди, я тоже видел, и ещё до нашей встречи.

— Где? — быстро спросила Тирта. На какой–то добыче, взятой в крепости и за эти годы переходившей от вора к вору?

— Незадолго до Луны Ледяного Дракона к нам пришёл человек. Тогда выпал густой снег и закрыл горные проходы. Человек гостил у Парлана десять дней, поменял свою лошадь на другую. У него на левой руке было металлическое кольцо, не из золота и не из серебра, какое–то красноватое, и на нём рисунок, такой же, как на твоём мече. Он имел привычку вертеть это кольцо, когда говорил, всё время поворачивать на пальце, и поэтому все его замечали.

— Как его звали? — спросила Тирта.

— Он назвался Эттином и сказал, что он щит без девиза, раньше служил с пограничниками, а потом решил вернуться в Карстен. Он… — на лице Алона снова появилось удивлённое выражение. — Не думаю, чтобы он был из Древних: у него светлые волосы и голубые глаза.

Услышав это имя, Тирта резко выдохнула и тут же заметила, что привлекла внимание фальконера. Мертвец, которого они нашли, тоже носил герб Ястреба. Он был ей незнаком. Но этот… Так много лет прошло. Неужели это правда?

— Ты знаешь человека с кольцом лорда? — в голосе фальконера снова послышалась подозрительность.

— Много лет назад был такой ребёнок. Древний народ иногда заключает союзы с салкарами. И среди пограничников встречаются салкары, хотя прежде всего они верны морю.

— А кольцо лорда? — воин снова бросил ей вызов. Тирта прямее села в седле, встретила спокойно его взгляд.

— Это не может быть подлинное кольцо. Лорд Дома Ястреба носил такое на руке, когда встретил смерть в собственных стенах. Младший брат лорда, который отсутствовал во время нападения, никогда этим кольцом не владел. Может быть, в качестве добычи оно попало в руки этого Эттина. Он мог потребовать его себе, но кольцо не предназначено для полукровок, — девушка высоко подняла голову и заговорила с силой. — Из нашего Дома я последняя — и не явилась бы в Карстен, если бы это было не так.

Она понимала, что у воина перед ней преимущество: он в шлеме, лицо его закрыто. Впрочем, выражение лица фальконера и так нелегко прочесть. Он мог поверить ей, а мог и не поверить. Если посчитает, что она лжет (а разве в глубине души фальконеры не считают всех женщин лгуньями?), она объявит их договор расторгнутым и избавится от обязанности вести его и Алона навстречу катастрофе. Потому что он, конечно, возьмёт с собой мальчика, чтобы тот не попал под её влияние и не запачкался в таком общении.

Но воин задал ей вопрос, который, очевидно, занимал его с самого начала пути.

— Что спрятано в этом Доме Ястреба?

Другими слова, поняла Тирта, он спрашивает, зачем одинокая женщина уходит из безопасных мест и ищет разрушенную и осквернённую крепость, где, возможно, в течение всей её жизни никого не было.

Вот оно — момент, когда она либо должна заразить их своей убеждённостью, либо потерпеть поражение. Поверит ли он? Что она испытывает некое принуждение, что сны заставляют её искать наследие, природы которого она сама не знает? Знает только, что оно имеет огромное значение и обязательно должно быть найдено.

— В Доме Ястреба находится то, что я должна отыскать, — Тирта выбирала слова очень тщательно. О снах, которые преследуют её всю жизнь и привели сюда, она не стала говорить. — Я должна найти это. Но, кажется, это ищут и другие. Не знаю, почему я должна это сделать, — добавила девушка, как будто защищаясь. — Это обет, наложенный на меня. Вы в Гнезде разве никогда не слышали об обетах?

Она почти видела, как складываются его губы, чтобы произнести «колдовство», как они часто делали это раньше. Но когда фальконер заговорил после недолгого молчания, он произнёс совсем другое:

— У нас есть сказание об Ортале… — он словно вспоминал что–то. — Да, я слышал об обетах. Они могут быть наложены на человека, и тот не обретёт свободы, пока не выполнит обет. Ортал уплыл на корабле во дни Аркела, шестого мастера Гнезда, потому что оскорбил человека, обладающего Силой, и никакой выкуп не мог снять этот обет. Трудная у тебя задача, леди.

Тирта облегчённо вздохнула: он принял её объяснение.

— Тогда ты понимаешь, почему я должна ехать. Но я снова скажу тебе, фальконер, и тебе, Алон, обет наложен не на вас, вы не обязаны следовать за мной. Не знаю, что меня ждёт в Доме Ястреба или возле него, но то, что я должна сделать, это никак не удовольствие.

Резким знаком своего когтя фальконер велел ей замолчать.

— Быть может, этот Джерик — часть того, что должно помешать тебе выполнить задачу. Мы поедем… — ни слова не говоря больше, фальконер снова занял своё место впереди, и девушка решила, что сейчас лучше не возражать ему. Она с первой же встречи поняла, что он очень упрям. Вполне вероятно, что теперь он считает затронутой свою честь, а это скрепляет их отношения прочнее любого договора.

— Этот Эттин… — она повернулась к Алону. Мальчик продолжал ехать с ней рядом, когда фальконер выдвинулся вперёд. — Он был молодой?

— Так он выглядел. Разговаривал мало, но любил расспрашивать, и Парлану он нравился. Он пытался убедить незнакомца, что опасно в одиночку ехать на юг. Но тот всегда отвечал, что должен. У него была тонкая кольчуга и простой шлем, какие носят пограничники, и меч его выглядел неплохо. Но ружья–игольника у него не было, не было и такого лука, как у тебя. Я думаю, он был хороший человек.

Тирта тем временем вспоминала стройного светловолосого мальчика, который так быстро рос. Не успев стать взрослым, он уже прочёсывал с патрулями пограничников тропы вдоль границы, потому что в этих пограничных землях рождается мало детей. И эти дети рано узнают, как играть роль взрослых мужчин и женщин. Они дважды встречались под крышей, которая стала её первым домом, но знали друг друга не очень хорошо. Они были дальними родственниками.

Как попало к Эттину кольцо Ястреба и что привело его к этому одинокому путешествию перед ней? Может, тоже сны? Не играет ли некая Сила с ним и с другими, вроде того незнакомца, который умер от ран в глуши? Она его никогда раньше не видела и не слышала, чтобы в Эсткарпе появился ещё кто–то из её Дома. Дома и кланы Древних тесно связаны, их члены тем крепче держатся друг друга, чем больше отнимают у них. Если бы из Дома Ястреба уцелел кто–нибудь ещё, за все эти годы — множество беженцев за это время прошло через горы и присоединилось к отрядам пограничников, — они наверняка связались бы друг с другом. Бежавшие передавали друг другу имена и разыскивали своих родичей, узнавали об их судьбе.

Долина, вымощенная гравием, постепенно поднималась, и фальконер подал знак спешиться. Дальше они медленно двинулись пешком, ведя за собой лошадей, а птица снова поднялась в небо. Наконец, оставив трёх лошадей с Алоном, девушка и фальконер, лёжа на животе, заглянули на противоположный склон.

Почти на пределе видимости двигался отряд всадников, который, казалось, и не думал скрываться. К востоку Тирта заметила ориентир, который так ясно видела в своём трансе, — скалистую гряду с чёрной лентой. Она указала на него.

— Вот моя первая примета.

— А они куда едут? — он когтем указал на всадников, которые продолжали спокойно трусить рысцой вдоль гор.

Девушка задумалась и ответила правду:

— В том же направлении, в котором должны ехать и мы.

Про себя она уже не сомневалась, что у них одна и та же цель — Дом Ястреба. Есть ли среди них Эттин? Нет, если бы он был среди напавших на ферму, Алон узнал бы его. Да она бы и не поверила, что он теперь служит Тьме.

Фальконер изучал местность перед ними, особенно перелесок на востоке.

— Мы двинемся под прикрытием деревьев и прислушиваясь к предупреждениям пернатого брата, — заключил он наконец.

Тирта вспомнила зловещий лес, который составлял вторую часть их пути. Он очень подходил для засады, и она сказала об этом. Фальконер посмотрел на небо. Солнце катилось к заходу, пора было разбивать лагерь на ночь, хотя воды здесь не найти и все останутся голодными.

— Они едут так, будто не думают, что за ними могут следить. Люди в этих местах не ездят так открыто, если у них нет сомнений, что их никто не может преследовать.

— Или они подставляют себя как приманку, чтобы привлечь других, — сухо добавила Тирта.

— Да, возможно и это. Но Крылатый Воин сделает, что сможет, а среди голых скал он легко заметит, присоединится ли к ним кто–нибудь. Ты права: лес опасен. Там нам даже соколиное зрение не поможет, так что придётся двигаться очень осторожно. А пока спустимся к тем деревьям и там заночуем. А может, переждём следующий день и выступим ночью.

Ночь — время, когда Тьма особенно сильна, а Тирта не забывала, что впереди их ждёт слуга зла. С другой стороны, возможно, те всадники считают, что никто не решится двигаться с темноте. Об очень многом нужно подумать. Неожиданно Тирта ощутила усталость, такую, словно прошла много дней пешком. Ей требовался отдых, свобода от ноши, от этого обета, который она несёт с самого рождения.