Книга: Серая магия. Колдовской мир. Паутина Колдовского мира
Назад: Часть 2. ВЕРЛЕЙН
Дальше: Часть 4. ГОРМ

Часть 3. КАРСТЕН

Глава 1. Священный склеп

Пять человек лежали на песчаном берегу небольшой бухточки. Один из них был мертв, голова его была разбита. День был жаркий, и солнечные лучи обжигали обнаженные тела, соединяясь с гнилыми испарениями разлагавшихся водорослей.
Симон закашлялся, приподнял избитое тело на локтях. Тело его представляло сплошной кровоподтек, его измучила тошнота. Он медленно отполз от воды и изверг то, что еще оставалось в его желудке. Спазмы вернули ему полное сознание и, справившись с головокружением, он сел.
Он мог припомнить лишь обрывки ближайшего прошлого. Бегство из Салкаркипа кончилось кошмаром. Магнус Осберик взорвал генератор — сердце города, дававшее ему энергию, свет и тепло, но тем самым не только уничтожил город, но и добавил силы буре. И в этой буре небольшой отряд гвардейцев на спасательных лодках оказался разбросанным без всякой надежды на соединение.
Из порта вышли три лодки, но после взрыва они не видели друг друга. Последовал сплошной ужас, лодку бросало, швыряло, вертело, дергало и, наконец, швырнуло на скалы и невозможно было сказать, сколько это продолжалось — часы или минуты.
Симон потер лицо руками. Лицо покрылось налетом соли, ресницы склеились и трудно было открыть глаза. Четверо мужчин… Тут он разглядел расколотый череп — трое живых и один, должно быть, мертвый.
С одной стороны было море, теперь сравнительно спокойное, волны выносили на берег спутанные клубки водорослей. За песчаной полосой берега возвышался утес… Присмотревшись, Симон решил, что по нему можно подняться. Но у него не было ни малейшего желания делать это, и вообще двигаться. Так хорошо было сидеть, а теплое солнце изгоняло из тела жгучий холод бури и волн.
— Сааа…
Одна из фигур на песке шевельнулась, и длинная рука отбросила путаницу водорослей. Человек закашлялся, изо рта потекла вода, он поднял голову и слепо огляделся. Капитан гвардии Эсткарпа увидел Симона, некоторое время тупо смотрел на него, потом уголки его рта изогнулись в подобии улыбки.
Корис на четвереньках отполз на ровное место.
— В Горме говорят, — голос его звучал хрипло, — что тот, кто рожден для топора палача, не утонет. Мне часто казалось, что моя судьба — топор, и снова это подтвердилось.
Он с трудом подполз к одному из лежащих и перевернул вялое тело: показалось бледно–серое лицо. Гвардеец дышал, никаких ран не было видно.
— Йивин, — назвал его Корис, — великолепный всадник, — последнее он добавил задумчиво, и Симон обнаружил, что смеется, прижимая кулаки к отчаянно болевшим мышцам живота.
— Естественно, — сказал он в перерыве между приступами истерического хохота, — это сейчас самое ценное качество.
Но Корис уже перешел к следующему телу.
— Танстон!
Симон смутно обрадовался. За короткий период пребывания в Эсткарпе, у него установились дружеские отношения с этим младшим офицером. Заставляя себя двигаться, он помог Корису оттащить двух, еще не пришедших в сознание гвардейцев, от линии прибоя. Потом, держась за скалу, встал.
— Воды! — радостное чувство, которое он испытал в короткие мгновения после пробуждения, изчезло. Симон хотел пить, все его тело испытывало жажду. И хотел смыть с тела жгучую соль.
Корис осматривал стену. Из бухты можно было выбраться двумя путями. Вернуться в море и попробовать проплыть мимо груды скал и подняться на утес. Каждый нерв в Симоне протестовал против возвращения в воду, откуда он чудом спасся.
— Подьем не слишком труден, — сказал Корис. Он слегка нахмурился.
— Тут и там есть опора для рук, — он встал на цыпочки, прижавшись к скале, вытянув длинные руки над головой, и пальцы его углубились в небольшие трещины в поверхности скалы. Мышцы на плечах напряглись: он поднял ногу, цепляясь за трещину, и начал взбираться.
Бросив последний взгляд на берег и двух людей, теперь лежавших далеко от воды, Симон последовал за ним. Он обнаружил, что капитан был прав. В поверхности скалы были углубления, подходившие для рук и ног, сделанные природой или человеком. И вскоре Симон оказался на выступе, в десяти футах над песком.
Не было сомнения в искусственности происхождения этого выступа: видны были следы инструментов, вырубивших его. Выступ вел наклонно, хотя и круто, к вершине утеса. Нелегкая дорога для человека, у которого кружится голова и дрожат от слабости ноги, но несколько лучшая, чем он смел надеяться.
Корис снова заговорил:
— Сможешь подняться один? Я посмотрю остальных, нельзя ли их поднять.
Симон кивнул и тут же пожалел, что избрал такую форму спасения. Он ухватился за стену и подождал, пока мир не перестанет вращаться. Стиснув зубы, он полез наверх. Большую часть пути он проделал на четвереньках, пока не добрался до пустоты в скале. Подув на израненные руки, он всмотрелся в углубление. Пещера! другого выхода нет! Можно надеяться, что у пещеры есть другой выход вверху.
— Симон?! — крик снизу звучал беспокойно, тревожно. Симон заставил себя подползти к краю выступа и посмотреть вниз.
Внизу стоял Корис, задрав голову и глядя вверх. Танстон тоже стоял, поддерживая Йивина. В ответ на слабый взмах руки Симона, они начали действовать, каким–то образом умудрившись поднять Йивина до выступа.
Симон оставался на месте. У него не было желания в одиночку входить в пещеру. Воля, казалось, покинула его, как сила ушла из тела. Но мужество вернулось к нему, когда Корис появился рядом с ним, поддерживая Йивина.
— Здесь какое–то колдовство, — заявил капитан. — Я не видел вас, пока вы не махнули рукой. Кому–то очень нужно было скрыть вход в пещеру.
— Вы считаете это очень важным? — Симон махнул рукой в сторону пещеры. — Даже если это сокровища древних кораблей, она не интересует меня. Разве что там есть вода!
— Вода! — слабо подхватил Йивин, — воды, капитан, — жадно попросил он у Кориса.
— Подожди еще немного, приятель.
Они обнаружили, что открытый Симоном способ передвижения на четвереньках неизбежен при входе в пещеру. А Корис едва протиснулся, обдирая кожу на плечах и руках.
Позади оказался проход, но света было так мало, что они двигались, держать за стены руками.
— Тупик! — вытянутая рука Симона уперлась в скалу. Но он слишком поторопился вынести приговор: справа показался слабый свет, и он обнаружил, что проход сворачивает направо.
Здесь было светлее и они стали двигаться быстрее. Но в конце прохода их ждало разочарование. Свет не усиливался, и когда они вышли на открытое пространство, тут были сумерки, а не яркое солнце дня.
Источник света привлек внимание Симона и заставил его забыть о боли. Вдоль стены шла линия абсолютно круглых отверстий, похожих на корабельные иллюминаторы. Он не мог понять, как они не увидели эти отверстия с берега; они явно выходили в сторону моря. Отверстия были забраны каким–то материалом, пропускавший свет туманными лучами.
Света, впрочем, было достаточно, чтобы осветить единственного обитателя каменного зала. Этот обитатель спокойно сидел в каменном кресле, вырубленном из той же скалы, что и вся пещера, руки его лежали на широких подлокотниках кресла, голова опустилось на грудь, как во сне.
Лишь когда Йивин перевел дыхание со звуком, похожим на рыдание, Симон понял, что они стоят в склепе. И пыльная тишина зала сомкнулась над ними, словно их закрыли в гробу без всякой надежды на спасение.
Чувствуя благоговейный страх и тревогу, Симон приблизился к двум каменным блокам на которых стояло кресло, глядя в глаза сидящему. Кресло и сидящего в нем человека покрывал толстый слой пыли. Но Симону было видно, что этот человек — вождь, жрец или король — не принадлежал к расе Эсткарпа или Горма.
Его пергаментная кожа была смуглой и гладкой, как будто искусство бальзамировщика превратило ее в дерево. Черты полускрытого лица говорили о могучей воле и душевной силе, орлиный нос преобладал над остальными чертами. Подбородок — маленький, заостренный, закрытые глаза глубоко посажены. Словно предком этого человека был не примат, а птица.
К тому же, его одежда, под слоем пыли, была сделана из материала, похожего на перья. Стройную талию охватывал пояс, а на коленях лежал топор такой величины, что Симон усомнился, мог ли мертвец поднимать его.
На голове сидящего находилась усаженная драгоценностями корона. На пальцах, сжимающих рукоять топора, блестели кольца. И на всем этом лежала печать такой чуждости, что Симон остановился, не доходя двух шагов до помоста.
— Вольт! — голос Йивина походил на вопль. Он заговорил на непонятном языке: Симону показалось, что это была молитва.
— Подумать только, легенда оказалась правдой! — Корис стоял рядом с Симоном. Глаза его ярко горели, как ночью, когда они уходили из Салкаркипа.
— Вольт? Неужели? — повторил Симон, и Корис нетерпеливо ответил:
— Вольт–топор! Вольт, гремевший громами! Вольт, которым и теперь пугают детей по вечерам! Эсткарп древен, его знания восходят к доисторическим временам, но Вольт старше Эсткарпа! Он из тех, кто жил до современного человека. Род его вымер до того, как человек вооружился дубинкой и камнем против зверей. Но Вольт пережил свой род и знал первых людей, и они знали его и его топор! Вольт, в своем одиночестве, пожалел людей и топором прорубил им дорогу к знаниям и величию прежде, чем ушел от них.
В некоторых местах Вольта вспоминают с благодарностью, хотя и боятся его, как и всего непонятного. А в других местах ненавидят великой ненавистью, потому что мудрость Вольта с молитвами и проклятиями, он бог и демон. И вот мы убеждаемся, что он был живым существом и в чем–то походил на нас. Впрочем, может, с особыми способностями, свойственными его расе.
— Вольт! — длинная рука Кориса взметнулась в салюте. — Я, Корис, капитан Эсткарпа и его гвардии, приветствую тебя и сообщаю, что мир очень изменился с тех пор, как ты ушел из него. Мы по–прежнему воюем, и мир у нас редок. А сейчас возможно, наступает окончательная ночь. Она идет из Колдера. И поскольку море лишило меня оружия, прошу тебя отдать мне свое! И если нам удастся снова встать лицом к лицу с колдерами, я докажу, что взял топор не напрасно.
Он поднялся на ступеньку и протянул руку. Симон услышал приглушенное восклицание Йивина, шумное дыхание Танстона. Но Корис с улыбкой взялся за рукоять топора и осторожно потянул его на себя. Сидящая фигура казалась такой живой, что Симон невольно подумал: вот она сожмет руки и потянет оружие назад. Но топор поддался легко, как будто тот, кто много столетий держал его, отдавал охотно.
Симон ожидал, что рукоять рассыплется в руках Кориса, но капитан взмахнул топором и опустил его, остановив лишь в дюйме от каменного помоста. В его руках оружие ожило, стало податливым и прекрасным.
— Спасибо, Вольт! — воскликнул Корис. — С ним я одержу немало побед, никогда раньше мои руки не держали такого оружия. Я, Корис из Горма, Корис Безобразный, Корис Злополучный. Но с твоими добрыми пожеланиями, о Вольт, я стану Корисом Завоевателем, и твое имя вновь прозвучит по всей земле!
Возможно, звук его голоса поколебал столетиями недвижимый воздух: это было единственное рациональное объяснение, которое Симон смог дать следующему происшествию. Сидящий, казалось, кивнул один раз, второй, как бы соглашаясь со словами Кориса. Затем тело, которое лишь секунду назад казалось таким прочным, начало распадаться прямо на глазах.
Йивин закрыл лицо руками, Симон подавил восклицание. Вольт, если это Вольт — исчез. Лишь пыль на кресле и топор в руках Кориса, остались от него. Танстон, сей невозмутимый человек, заговорил первым, обращаясь к своему командиру:
— Его долг выполнен, капитан. Теперь начинается ваш. Хорошо, что вы взяли оружие: И я думаю, оно принесет нам счастье.
Корис еще раз взмахнул топором, искусно повертев в воздухе лезвием. Симон отвернулся от пустого кресла. С самого своего появления в этом мире он был свидетелем волшебства его обитателей и принимал его как должное. Но даже обладание знаменитым топором Вольта не принесло им ни воды, ни пищи, и он сказал об этом:
— Верно, — сказал Танстон, — если другого выхода отсюда нет, придется вернуться на берег и попробовать что–либо другое.
Но выход был. За креслом, в стене, виднелся арочный проход, забитый землей и обломками камня. Они принялись за работу, используя ножи в качестве оружия. Даже для отдохнувших людей это была тяжелая работа. И лишь недавно пережитый ужас перед морем подгонял Симона. В конце концов они расчистили небольшой проход и оказались перед дверью.
Дверь была сделана из какой–то очень прочной местной древесины. И она казалось нетронутой гниением, наоборот, какой–то естественный процесс превратил ее в камень. Корис жестом велел всем отойти.
— Это мое дело.
Снова взлетел топор Вольта. Симон едва не закричал, боясь увидеть, как прекрасное лезвие топора раскалывается при ударе о камень. Послышался звон, топор снова взмыл в воздух и обрушился на дверь со всей силы мощных рук капитана.
Дверь раскололась. Часть ее упала вперед. Корис отошел, а четверо собравшихся расчистили проход. В лицо им ударил яркий дневной свет. Свежий ветерок разгонял затхлый воздух подземелья.
Убрав остатки дверей и пройдя сквозь паутину из сухих ветвей и высохших насекомых, они оказались на вершине утеса. Прямо под ними начинался спуск к ручью. Ни слова не говоря, Симон устремился вперед, надеясь промыть высохшее горло, облегчить муку просоленной коже.
Чуть позже, подняв от воды мокрую голову и плечи, он обнаружил, что Корис исчез. Но Симон был уверен, что капитан вместе с ним покинул склеп Вольта.
— Где Корис? — спросил он Танстона, который протирал лицо пригоршней влажной воды и вздыхал от удовольствия. Йивин лежал на спине возле ручья, закрыв глаза.
— Он делает необходимое для воина внизу, — ответил Танстон. — Гвардеец не должен оставаться открытым ветру и воде, если о нем может позаботиться его офицер.
Симон вспыхнул. Он совсем забыл об этом исклеванном теле на берегу. Хотя он по своей воле вступил в гвардию Эсткарпа, он еще не чувствовал себя ее частью. Эсткарп слишком древен, его жители — волшебницы — слишком чужды ему. Но что обещал ему Петрониус, предлагая бегство? Что человек, воспользовавшийся его услугами, будет перенесен в тот мир, которого желает его душа. Симон солдат, и вот он в мире постоянной войны. Но это не его способ воевать и он по–прежнему чувствует себя бездомным.
Он вспомнил женщину, с которой бежал по болотам, не зная, что она волшебница из Эсткарпа. Во время бегства были моменты, когда они испытывали друг к другу чувство товарищества. Но впоследствии оно исчезло.
Она была в одной из лодок, когда они бежали из Салкаркипа. Неужели ее поглотило безжалостное море? Он шевельнулся, испытывая какое–то странное чувство, которое он не сумел определить. Повернувшись на траве, он положил голову на согнутую руку и, расслабившись, как он уже давно научился, уснул.
Проснулся он скоро, потому что солнце еще ярко светило. В воздухе пахло едой. В расщелине скалы горел небольшой костер, и Танстон жарил на нем рыбу, нанизанную на прут. Корис спал, положив топор под голову, его мальчишеское лицо казалось усталым. Йивин лежал на животе, опустив руки в ручей. Он доказал, что является не только отличным всадником, извлекая из воды рыбин, одну за другой.
Когда Симон подошел, Танстон поднял брови.
— Возьмите свою порцию, — показал он на рыбу.
Симон уже собирался взять кусок, когда вдруг заметил напряженный взгляд Танстона, и сам посмотрел в ту же сторону. Над их головами описывала широкий круг птица с черным оперением. На груди у нее виднелось белое у–образное пятно.
— Сокол! — Танстон выдохнул это слово, как будто оно обозначало опасность не меньшую, чем засада колдеров.

Глава 2. Соколиное Гнездо

Птица, с искусством, присущим этим хищником, зависла над нами, распластав крылья. Увидев свисающие с ее лап яркие ленты, Симон понял, что птица не дикая.
— Капитан! — Танстон тряс Кориса. Тот сел, жестом ребенка протирая глаза кулаками.
— Капитан, фальконеры близко!
Корис резко задрал голову, потом встал, заслонив глаза от солнца, и стал смотреть на медленно кружившую птицу. Он свистнул, и в его свисте звучала чистая мелодия. Ленивое кружение прекратилось, и Симон увидел чудо скорости и точности — удар сокола. Сокол, упал с неба и сел на рукоять топора Вольта, лежащего в траве. Он раскрыл клюв и издал хриплый крик.
Капитан склонился к птице, осторожно поднял одну из лент. На солнце сверкнуло металлическое кольцо. Корис внимательно его рассматривал.
— Валин. Это один из его часовых. Лети, крылатый воин, — Корис обращался к птице, — мы одного племени с твоим хозяином, и между нами мир.
— Жаль, капитан, что ваши слова не дойдут до ушей самого Валина, — заметил Танстон. — фальконеры сначала убеждаются в безопасности своих групп, а уж потом задают вопросы. Если нарушитель после этого способен отвечать на вопросы.
— Именно так, бродяга!
Слова прозвучали совсем рядом. Гвардейцы обернулись, но вокруг была только трава и скалы. Неужели говорила птица? Йивин с сомнением посмотрел на сокола, но Симон отказался воспринимать это колдовство или иллюзию. Он нащупал свое единственное оружие — нож, который был у него за поясом, когда он выбрался на берег.
Корис и Танстон не выказали удивления. Очевидно, они ожидали чего–то подобного. Капитан заговорил отчетливо и медленно, как будто убеждая невидимого слушателя.
— Я, Корис, капитан Эсткарпа, прибит бурей к этому берегу. А это гвардейцы Эсткарпа: Танстон, офицер большой башни; Йивин и Симон Трегарт, пришедший из чужого мира, и вступивший в гвардию. Клятвой меча и щита, крови и хлеба я прошу убежища. Между нами нет войны, но над нами равно занесено разящее лезвие!
Слабое эхо его слов прокатилось вокруг и затихло. Птица еще раз испустила хриплый крик и взлетела. Танстон сухо улыбнулся.
— Теперь остается ждать, либо проводника, либо стрелу в спину.
— От невидимого врага? — спросил Симон.
Корис пожал плечами.
— У каждого командира свои тайны. У фальконеров их в избытке. Если они пришлют проводника, нам действительно повезет. — Он принюхался. — А тем временем нет надобности ждать голодными.
Симон ел рыбу и в то же время осматривал небольшой луг у ручья. Товарищи его, по–видимому, философствовали о будущем. А он ломал голову, откуда доносился этот голос. Но Симон уже научился использовать Кориса как барометр в сложных ситуациях. И если Корис спокойно ждет, значит сражение им, по–видимому, не грозит. С другой стороны, он хотел бы побольше узнать о предполагаемых хозяевах.
— Кто такие фальконеры?
— Подобно Вольту, — Корис провел рукой по рукояти топора, как бы лаская его, — они тоже легендарны, хотя и не так древни. Вначале они были наемниками и прибыли на кораблях Салкаров из земли, которую они оставили из–за нашествия иноземцев… Некоторое время они служили вместе с Салкарами как проводники и моряки. До сих пор в юности они нанимаются на корабли. Но большинство сейчас не думают о море: они любят горы, потому что родились в горах. И вот они пришли к Властительнице Эсткарпа и предложили заключить договор: они защищают наши южные границы, в обмен на право поселиться в горах!
— Это было мудрое предложение, — вмешался Танстон.
— Жаль, что Властительница не могла согласиться.
— Почему?
Корис угрюмо улыбнулся.
— Разве вы недостаточно прожили в Эсткарпе, Симон, чтобы понять, что такое матриархат? Из–за Силы, которая охраняет безопасность Эсткарпа и сосредоточена не в руках мужчин, а в руках женщин. И все Властительницы Эсткарпа — женщины. А у фальконеров свои обычаи и они также им дороги, как права Эсткарпа — волшебницам. Фальконеры — это мужские боевые отряды. Дважды в год молодые воины отправляются в особые женские поселения, чтобы зачать новые поколения, как жеребцов пускают пастись с кобылами. Но среди фальконеров нет понятия о страсти, о любви между мужчиной и женщиной. Таким образом, их нравы цивилизованному Эсткарпу показались варварскими, и Властительница заявила, что если они поселятся в пределах страны, Сила, таившаяся в женщинах, исчезнет. И им было сказано, что Властительница не разрешает им селиться в пределах страны. Но им разрешили пройти по территории Эсткарпа и получить все необходимое. Если они поселятся за пределами Эсткарпа, волшебницы пожелают им добра и не поднимут против них меча. Так обстояли дела свыше ста лет.
— И они сумели основать свое жилище?
— И такое прочное, — ответил на вопрос Симона Танстон, — что сумели трижды отбить нападение герцогов Карстена. Сама земля, которую они выбрали, сражается на их стороне.
— Вы сказали, что Эсткарп не предложил им дружбы, — заметил Симон, — но что это за клятва меча и щита, крови и хлеба? Похоже на то, что у вас имеется какое–то взаимопонимание.
Корис с сосредоточенным видом занялся рыбьими костями. Потом улыбнулся, а Танстон открыто рассмеялся. Только Йивин выглядел слегка смущенным, как будто речь шла о вещах, о которых он не имел представления.
— Фальконеры — мужчины…
— Но гвардейцы Эсткарпа — тоже мужчины, — продолжал Симон.
Корис широко улыбнулся.
— Не поймите нас превратно, Симон. Мы преклоняемся перед женщинами Власти. Но они по самой своей природе отдалены от нас и от того, что нам близко. Вы ведь знаете, что сила уходит от волшебницы, которая становится истинной женщиной. Поэтому они вдвойне ревностно относятся к своей Силе, отдавая часть жизни на то, чтобы удержать ее. И они гордятся тем, что они — женщины. Для них обычаи фальконеров, которые отрицают их гордость и Силу и которые признают лишь женское тело без разума и личности, неприемлемы. Мы можем не согласиться с обычаями сокольничьих, но, как бойцы, уважаем их, и между нами нет вражды. Гвардия Эсткарпа и фальконеры не ссорятся. И, — он отбросил в сторону кость, сняв с нее последний кусок мяса, — скоро может наступить день, когда нам понадобится их помощь.
— Это верно! — горячо заговорил Танстон, — Карстен враждебен им. И хотят они этою или нет, фальконеры стоят между Карстеном и Эсткарпом. Но мы хорошо знаем, что Властительница смотрела сквозь пальцы, когда выпал большой снег и зерно и скот посылались в поселки фальконеров.
— В этих поселках голодали женщины и дети, — заметил Йивин.
— Да, запасы подошли вовремя.
— Сокол! — Йивин указал вверх, и они увидели плывущего над ними сокола. Птица, на этот раз, оказалась предвестником небольшого отряда. Всадники подъехали и остановились, глядя на гвардейцев.
Их лошади походили на пони, это были грубошерстные животные, сильные и пригодные для езды по горным тропинкам. Их седлами служили простые подушечки. Но у каждого всадника был раздвоенный рог, на котором сидел сокол. Сокол–проводник подлетел к предводителю всадников и сел на свое место.
Как и гвардейцы и Салкары, фальконеры были вооружены небольшими щитами и одеты в кольчуги. Шлемы их походили на головы птиц, которых они приручили. И хотя Симон знал, что в прорези этих шлемов на него смотрят человеческие глаза, он чувствовал себя неуютно под их взглядами.
— Я — Корис, служу Эсткарпу. — Корис, опустив топор, стоял перед четырьмя всадниками.
Человек, сокол которого вернулся на свой насест, поднял правую руку в жесте, универсальном и старом, как время.
— Валин, с гор, — голос его глухо звучал в шлеме.
— Между нами мир, — слова Кориса прозвучали полувопросом, полуутверждением.
— Между нами мир. Повелитель крыльев приглашает капитана Эсткарпа в Соколиное гнездо.
Симон сомневался, выдержат ли пони двойную тяжесть. Но когда он сел верхом за одним из всадников, то обнаружил, что маленькое животное не менее устойчиво, чем ослик, и даже, не замечает дополнительной тяжести.
Тропа, ведущая на территорию фальконеров, была явно не рассчитана на обычного путешественника. Симон лишь силой воли заставлял себя не закрывать глаза, когда они двигались по краю пропасти и ноги его свисали над бездной.
Время от времени птицы поднимались в воздух и улетали вперед над глубокими долинами, а затем возвращались к своим хозяевам. Симону очень хотелось расспросить об этом странном союзе человека и птицы; ему казалось, что крылатые разведчики о чем–то докладывают своим хозяевам.
Отряд спустился со склона на более широкую дорогу. Но они лишь пересекли ее и снова углубились в бездорожную местность. Симон решил заговорить с человеком, за спиной которого сидел.
— Я новичок в этой южной местности. Разве нет дороги через горы?
— Есть торговые дороги. Мы держим их открытыми, это выгодно. Значит, вы и есть тот выходец из другого мира, который поступил на службу Эсткарпа?
— Да.
— Похоже, вас изрядно потрепало море.
— Человек не может командовать бурей, — уклончиво ответил Симон. — Мы живы… И на том спасибо.
— Поблагодарите и за то, что вас не унесло дальше к югу. Грабители Верлейна многое извлекают из моря, но не заботятся о живых людях. Настанет день, — голос всадника звучал угрожающе, — и Верлейн поймет, что стены и рифы — недостаточная защита. Там, куда ступит герцог, уже не будет места для костра грабителей, скорее всего, разгорится целый пожар.
— Верлейн принадлежит Карстену? — спросил Симон. Он везде, где только можно, собирал факты, собирал штрих за штрихом в картине мира.
— Дочь лорда Верлейна должна была выйти замуж за герцога. Эти иноземцы считают, что право наследования переходит и к женщине! И поэтому герцог мог бы претендовать на Верлейн из–за его богатств, извлеченных из моря, а главное — из–за того, что Верлейн дает возможность захватить береговую линию. Издавна мы отдавали свои мечи торговцам, хотя море — не наше поле битвы. Может, и мы вмешаемся, если понадобится.
— Вы оказывали помощь и людям Салкаркипа?
Птичья голова на шлеме резко кивнула.
— На кораблях Салкаров мы прибыли из–за моря, гвардеец! И Салкары имеют право ожидать нашей помощи.
— Но больше они не ждут! — Симон не знал, почему сказал это, и тут же пожалел о своей несдержанности.
— Вы несете новости, гвардеец? Наши соколы летают далеко, но все же не до северных пещер. Что случилось с Салкаркипом?
Симон колебался, не зная, что ответить. В это время над ними завис в небе сокол и хрипло крикнул.
— Отцепитесь и спрыгните! — резко приказал всадник. Симон повиновался и четверо гвардейцев остались на тропе, а фальконеры осторожно двинулись вперед. Корис подозвал к себе остальных.
— Засада, — он побежал за всадником, вскинув на плечо топор: стройные ноги быстро несли его и лишь Симон смог держаться рядом с ним. Впереди послышались крики и звон металла о металл.
— Силы Карстена? — выдохнул Симон, поравнявшись с капитаном.
— Не думаю. В этой пустыне живут стоящие вне закона, и Валин говорит, что они становятся смелее. По моему мнению, это лишь часть общей схемы. Ализон угрожает с севера, Колдер поднимает голову на западе, ожили разбойничьи банды и пришел в движение Карстен. Давно уже волки и птицы мечтают вонзить когти в Эсткарп. Хотя они непрерывно ссорятся между собой из–за добычи. Некоторые люди переживают вечер и уходят во тьму, защищая остатки того, что они уважают.
— И это вечер Эсткарпа? — решился спросить Симон.
— Кто может сказать? А, вот и они!
Они смотрели вниз на торговую дорогу. Там кипела битва. Всадники в птичьих шлемах спешились, потому что дорога была слишком узка для кавалерии. Они теснили разбойников. Но на склонах прятались снайперы и немало их стрел нашли свою цель среди фальконеров.
Корис прыгнул в углубление, в котором скрывались два таких снайпера. Симон, подобрав камень, обрушил его на противника, готовившегося вступить в схватку. Лишь одно мгновение понадобилось ему, чтобы снять с тела врага самострел и другое вооружение и вступить в битву.
С криками летели соколы, клюя лица и глаза, раздирая тело жесткими когтями. Симон выстрелил, прицелился, снова выстрелил, с угрюмым удовлетворением встретив свой успех. Часть горечи от поражения Салкаркипа рассеялось.
Послышался резкий сигнал рога. Над долиной яростно заметался разорванный флаг, и те разбойники, которые все еще сопротивлялись, побежали и скрылись в скалах, где их не могли преследовать всадники. День быстро клонился к вечеру и все вокруг заполнилось тенями.
Скрыться от людей можно, но спрятаться от соколов гораздо труднее. Те камнем падали вниз и часто вскрик боли свидетельствовал о том, что они настигли добычу. Симон увидел на дороге Кориса. Тот держал в руке топор, лезвие которого было выпачкано чем–то темным. Он что–то говорил фальконеру. Остальные сокольничьи ходили между телами, время от времени наклоняясь и нанося короткий удар мечом. Симон занялся подгонкой вооружения, стараясь не смотреть на эту работу.
В ответ на свист своих хозяев возвращались соколы из–под арки вечернего неба. Два тела в птичьих шлемах положили на спины нервно вздрагивающих пони, некоторые фальконеры ехали в повязках, поддерживаемые товарищами. Но потери разбойников были гораздо больше.
Симон снова сидел за фальконером, но на этот раз — за другим. Этот всадник не хотел разговаривать. Он дотрагивался до раны на груди и негромко бранился при каждом толчке.
Ночь быстро спустилась на горы, вершины еще отражали солнечные лучи, а внизу уже сгустилась тьма. Дорога, по которой они теперь двигались, была гораздо шире и ровнее предыдущей. Она привела их к крутому подъему — здесь изгнанники фальконеры устроили свой новый дом. Их крепость вызвала у Симона возглас удивления.
Его по–настоящему поразили древние стены Эсткарпа, казалось, созданные из костей земли в момент ее рождения. И Салкаркип, хотя и закрытый неестественным туманом, производил впечатление могучей крепости. Но это была часть самой горы, самого утеса. Симон решил, что строителям удалось найти утес, изрытый сетью пещер, которые были расширены и обработаны. Потому что Соколиное Гнездо было не замком, а горой, превращенной в крепость.
Они прошли по подъемному мосту, переброшенному через пропасть, которую, к счастью, скрывала тьма. Только мост был настолько узок, что двигаться по нему можно было только гуськом. Симон перевел дыхание только когда понял, что они уже оказались в пещере. Он помог раненому фальконеру спешиться и огляделся в поисках гвардейцев. Первым ему бросилось в глаза темное лицо Танстона.
Корис пробирался к ним, за ним шел Йивин. На какое–то время хозяева, казалось забыли о них. Лошадей увели, перед входом каждый фальконер посадил своего сокола на кожаную перчатку. Наконец, один из птичьих шлемов повернулся к ним и сказал:
— Повелитель крыльев будет говорить с вами, гвардейцы. Кровь и Хлеб, Меч и Щит к вашим услугам.
Корис подбросил топор, поймал его и повернул лезвие в сторону в знак приветствия.
— Меч и Щит, Кровь и Хлеб, хозяин соколов!

Глава 3. Волшебница в Карсе

Симон сел на узкой койке, зажав кулаками раскалывающуюся от боли голову. Он видел сон, яркий и пугающий, а теперь мог вспомнить только ощущение ужаса. Проснувшись, он обнаружил себя в келье — скальном помещении в крепости фальконеров. Отчаянно болела голова. Но более важным, чем головная боль, казалось ему настоятельная необходимость повиноваться чьим–то приказам или просьбам.
Боль ослабла, но тревога не позволяла оставаться в постели. Симон оделся в кожаную куртку, которую ему дали хозяева, и вышел, решив, что скоро уже утро.
Они уже пять дней находились в Соколином Гнезде, и Корис собирался вскоре пробиваться на север, к Эсткарпу, через районы, занятые разбойниками. Симон знал, что капитан хочет склонить фальконеров к защите северного соседа. В столице Эсткарпа он употребит все свое влияние, чтобы победить предрассудки волшебниц, чтобы бойцы с птичьими головками на шлемах, смогли бы участвовать в битве за Эсткарп.
Падение Салкаркипа подняло суматоху среди жителей гор, в их крепостях шла подготовка к войне. В нижних этажах необычной крепости кузнецы и оружейники напряженно трудились, а небольшая группа техников готовила те крошечные устройства, при помощи которых птица–разведчик докладывала своему хозяину. Это была наиболее охраняемая тайна нации и Симон мог лишь догадываться, что это какое–то техническое устройство.
Симон часто ошибался в оценке людей этого странного мира. Те, кто вооружен мечами и щитами, не могут производить сложные коммуникационные устройства. Эти странные несоответствия в знаниях и оборудовании сбивали с толку сильнее, чем магия волшебниц, чем голоса птиц.
Магия волшебниц… Симон, взобравшись по каменным ступеням, поднялся на наблюдательный пункт. Туман не скрывал горные цепи, видимые в свете раннего утра, и, благодаря какой–то инженерной хитрости, он мог видеть далеко сквозь горы в том направлении, где, как он предполагал, находился Карстен.
Карстен! Он так задумался над проблемой этого герцогства, что не заметил часового, пока тот не заговорил:
— У вас сообщение: гвардеец?
Сообщение? Это слово отпустило какой–то невидимый рычаг в мозгу Симона. На мгновение он ощутил боль и убеждение, что что–то необходимо сделать. Это было предчувствие, но не такое, как на пути в Салкаркип. Его не предупреждали, а вызывали. Корис и гвардейцы пусть едут на север, если хотят, а он должен двигаться на юг. Симон снял все мысленные барьеры, позволив чему–то незаметно поглотить себя.
— Приходили ли какие–нибудь сообщения с юга? — спросил он у часового.
— Спросите Повелителя Крыльев, гвардеец, — голос часового был подозрителен. Симон направился к лестнице.
— Спрошу!
Но прежде, чем идти к командиру фальконеров, он разыскал капитана. Корис был занят подготовкой к походу. Он поднял взгляд от седла, и прекратил проверять прочность кожи.
— Что случилось? — спросил он.
— Смейтесь, если хотите, — коротко ответил Симон, — но моя дорога лежит на юг.
Корис сел на край стола и свесил ноги в сапогах.
— Почему вас влечет Карстен?
— Именно влечет! — Симон пытался выразить в словах свое ощущение. Он никогда не был красноречив, и сейчас ему было трудно. — Меня притягивает…
Раскачивание ноги прекратилось. На его лице застыло непроницаемое выражение.
— С каких пор… И как это случилось с вами? — вопрос был быстрым и резким, как приказ командира подчиненному.
Симон сказал правду:
— Я видел сон, а потом проснулся. А поглядев в сторону Карстена, понял, что дорога моя лежит туда.
— А сон?
— В нем была опасность, больше я ничего не могу объяснить.
Корис ударил кулаком в ладонь.
— Да будет так! Я хотел бы, чтобы вы обладали большей Силой. Но если у вас был сон, то мы едем на юг.
— Мы?
— Танстон и Йивин отвезут известие в Эсткарп. Колдер пока не может прорваться через барьер Власти. И Танстон сможет временно командовать гвардией. Послушайте Симон, я из Горма, а Горм сражался и против гвардии, пусть даже этот Горм мертв и заселен демонами. Я служил всеми своими силами Эсткарпу с тех пор, как Властительница дала мне приют и буду продолжать служить. Но теперь я могу принести пользу за границами Эсткарпа.
— Откуда мне знать… — у Кориса под глазами были темные круги, глаза были усталыми, затянутыми какой–то пеленой. — Откуда мне знать, может, через меня — я ведь тоже из Горма — опасность ударит в самое сердце Эсткарпа. Мы видели что Колдер сделал с людьми, которых я хорошо знал. Как может человек сказать, на что еще способны эти дьяволы? Они прилетели по воздуху и захватили Салкаркип.
— Но, может быть, это не плод волшебства, — прервал его Симон. — В моем мире полеты в воздухе — обычный способ передвижения. Хотел бы я взглянуть на то, как они летают! Это мне о многом сказало бы!
Корис сухо рассмеялся. — Несомненно, в будущем у нас будет немало возможностей понаблюдать за их методами ведения войны. Говорю вам, Симон, если вас тянет на юг, для этого должна быть важная цель. А два меча, или, скорее, — с улыбкой поправился он, — один топор и один самострел лучше, чем только один самострел. Сам факт этого призыва — хорошее предзнаменование. Значит та, что ехала с нами в Салкаркип, жива и действует.
— Но откуда вы знаете, что это она? — у Симона тоже возникло подозрение, и теперь оно было подкреплено уверенностью Кориса.
***
Некогда на территории герцогства жил народ, родственный жителям Эсткарпа. И время от времени гордая темная голова, бледное лицо с чеканными чертами напоминали Симону о людях с севера.
— Проклятие Силы прикончило их здесь, — заметил Корис, когда Симон поделился с ним своими соображениями.
— Проклятие?
Капитан пожал плечами.
— Это происходит от сущности Силы. Тот, кто владеет ею, не имеет потомства. И с каждым годом число женщин, выходящих замуж и рожающих детей, становиться все меньше. Достигая брачного возраста, девушка в Эсткарпе может делать выбор среди двадцати. К тому же, есть множество бездетных семей.
Так было и здесь. И вот, когда сильные варвары появились из–за моря и поселились на берегу, они не встретили особого сопротивления. Все больше и больше земель попадало в их руки. Старые роды отступили в отдаленную местность. С течением времени, среди вновь пришедших появились завоеватели. Так появились герцоги, а этот последний герцог — простой наемник, который занял положение благодаря своему уму и силе меча.
— То же ждет и Эсткарп?
— Возможно, но в Эсткарпе кровь смешалась с кровью Салкаров, которые одни, по–видимому, могут заключать брак и иметь детей от женщин Эсткарпа. Поэтому на севере появилась новая кровь. Привлекает ли вас этот город, Симон? Это Карс–холм на реке, дальше лежит только Карс.
— Значит, мы идем в Карс? — осторожно ответил Симон, спустя несколько долгих мгновений. — Тяжесть по–прежнему на мне.
Брови Кориса поднялись.
— Значит, нужно идти осторожно и оглядываться по сторонам. Хотя герцог и не высок по рождению, но в отсутствии ума его нельзя обвинить. В Карсе немало глаз и ушей следуют за каждым чужестранцем и задается немало вопросов. Особенно, если мы немедленно не вступим под его знамена.
Симон задумчиво смотрел на речные баржи, раскачивающиеся на якорях у городской пристани.
— Но вряд ли кому понадобится раненый солдат. К тому же, разве не в Карсе лучшие доктора? Те, которые могут излечить изувеченного в сражении? Допустим, воина, у которого пропало зрение от удара по голове?
— И верный товарищ привез его к врачам Карса? — рассмеялся Корис. — Да, это прекрасная выдумка, Симон. И кто же из нас этот раненный воин?
— Я думаю, это моя роль. Она прикроет и ошибки, которые смог бы заметить наблюдатель герцога.
Корис кивнул.
— Продадим здесь пони. Они слишком явно показывают, что мы с гор, а в Карсе к горам относятся подозрительно. Заплатим за проезд в одной из речных лодок. Хороший план.
Капитан вел переговоры о продаже пони: присоединившись к Симону на барже, он еще держал в руках странной формы куски металла, которые служили в герцогстве деньгами. Корис улыбнулся, ссыпая их себе в карман.
— У меня кровь торговца, и сегодня я доказал это, — сказал он. — Хватит на то, чтобы сунуть в чью–нибудь жадную лапу в Карсе, если понадобится. Да и на продовольствие тоже. — Он опустил на борт мешок и топор, с которым не рас–стовался с тех пор, как взял его из рук Вольта.
Два дня прошли в ленивом движении по реке. Незадолго до второго заката, когда впереди показались стены и башни Карса, Симон снова сжал голову руками. Боль вернулась и подействовала, как удар. Но тут же исчезла, оставив яркую картину плохо вымощенного переулка, стены и глубоко сидящей в ней двери. Это их цель, и находилась она в Карсе.
— Это оно, Симон? — и рука капитана опустилась на плечо Трегарта.
— Да, — Симон закрыл глаза. Где–то в городе он должен найти этот переулок, эту стену и дверь и встретиться с той, которая ждет…
— Узкий переулок, стена, дверь…
Корис понял.
— Немного, — заметил он. Взгляд его устремился к городу, как будто он силой воли хотел сократить расстояние, разделявшее баржу и гавань.
Вскоре они пришли в гавань под арку городской стены. Симон медленно продвигался в избранной им роли, стараясь идти с неуверенностью человека, который не доверяет своему зрению. И хотя нервы его были напряжены, он был уверен, что сумеет отыскать в городе нужный переулок. Нить, которая вела его через герцогство, превратилась в прочную веревку.
Корис рассказал у ворот трогательную историю Симона и это, а также щедрый дар стражнику, позволило им пройти в город. Капитан фыркнул, когда они свернули за угол.
— Если бы он служил в Эсткарпе, то оказался бы на дороге, ведущей из крепости раньше, чем сумел бы произнести свое имя! Говорили, что герцог изменился, начав править, но не настолько же, чтобы так распустить своих людей!
— Говорят, каждый человек имеет свою цену, — заметил Симон.
— Верно, но мудрый командир знает цену своим людям и использует их соответственно. А этих наемников можно дешево купить. Хотя, может быть, они будут храбро сражаться за того, кто им платит. Что это?
Он задал вопрос, потому что Симон остановился и полуобернулся.
— Мы идем не туда. Нужно на восток.
Корис изучал улицу впереди.
— Через четыре двери поворот. Вы уверены?
— Уверен.
На случай, если сержант у ворот окажется более проницательным, они шли медленно и Корис вел Симона. Поворот на восток привел к новым улицам. Симон скрывался в подворотне, пока Корис проверил, не следят ли за ними. Несмотря на свою запоминающуюся внешность, капитан знал, как скрываться. Вскоре он вернулся.
— Если за нами пустили пса, он лучше, чем наши в Эсткарпе. Но я в это не верю. Идемте, пока нас не заметили и не запомнили. На восток?
Тупая боль в голове Симона плыла и качалась. Он мог использовать ее как проводника — «холодно–горячо». Затем особенно сильный приступ привел его к изогнутой улочке и он вошел в нее. Она была ограждена стенами и немногие окна были темны и завешены.
Они ускорили шаг, и Симон бросал взгляд на каждое окно, опасаясь увидеть там чье–нибудь лицо. И вот она — дверь из его ведения. Он дышал с трудом, остановившись перед дверью, не от усталости, а скорее от внутреннего напряжения. Поднял кулак и постучал.
Не получив ответа, он почувствовал странное разочарование. Толкнув дверь, он почувствовал, что она заперта.
— Вы уверены в этом? — спросил Корис.
— Да! — то, что привело его сюда, ждало по ту сторону. Корис отступил на шаг, измеряя взглядом высоту стены.
— Когда стемнеет, мы сможем перелезть. Но нас не должны видеть.
Симон отбросил осторожность и забарабанил по двери. Корис схватил его за руку.
— Вы хотите собрать все войско герцога? Посидим в таверне до вечера…
— Не нужно.
Корис поднял топор, рука Симона легла на самострел. Дверь приоткрылась, и оттуда послышался голос.
В щели двери был виден юноша. Он был гораздо ниже Симона, даже ниже Кориса, и очень строен. Верхнюю часть его лица скрывало забрало шлема, на кольчуге не было никаких боевых знаков.
С Симона он перевел взгляд на капитана и вид Кориса почему–то успокоил его, так как он отступил в сторону и сделал знак войти. Они вошли в сад с высокими стеблями цветов на аккуратных клумбах, миновали сухой фонтан, на котором каменная птица с обломанным клювом, бесконечно искала свое уже больше не существующее отражение в воде.
Еще одна дверь — в дом, а оттуда — поток света, как знак приветствия. Юноша задержался у калитки, закрывая ее. Но их ждали у входа в дом.
Симон видел эту женщину в рваном платье, когда она бежала от своры охотничьих псов. Видел ее в Совете, в строгой одежде, соответствующей ее рангу. Он ехал рядом с ней, когда на ней была кольчуга гвардейца. Теперь она была в алом и золотом, с алмазами на пальцах и жемчужной сеткой на волосах.
— Симон! — она не протянула руки, никак не приветствовала их, только имя, — и он почувствовал теплоту и спокойствие, — и Корис! Вы пришли по просьбе мудрой женщины Карса?
Корис опустил топор, положил на пол седельные сумки, которые нес с собой.
— Скорее, по вашей просьбе. И будем делать то, что вы скажете, хорошо, что вы в безопасности, леди.
Симон только кивнул. Снова он не мог найти слов, чтобы выразить свои чувства.

Глава 4. Любовное зелье

Корис со вздохом опустил свой кубок.
— Вначале постель, какой не может похвастаться ни одна казарма, затем — две такие трапезы. С приезда в Эсткарп я не пробовал такого вина и не пировал в такой прекрасной компании.
Волшебница хлопнула в ладоши.
— Корис, льстец! Корис и Симон терпеливы. Ни один из вас не спросил, что мы делаем в Карсе, хотя провели под этой крышей ночь и часть дня.
— Под этой крышей… — задумчиво повторил Симон. — Это, случайно, не посольство Эсткарпа?
Она улыбнулась.
— Вы умны, Симон. Но мы здесь неофициально. В Карсе есть посольство Эсткарпа, где живет лорд с безупречным происхождением и рядом с ним — ни намека на колдовство. Он обедает с герцогом во время празднеств и является блестящим воплощением респектабельности. Его дом помещается совсем в другом районе. А мы здесь делаем…
Она замолчала, а Корис сказал:
— Я думаю, наша помощь необходима, иначе у Симона не болела бы голова. Нужно ли нам для вашего удовлетворения захватить Ивьяна, или просто потребуется разбить две–три головы?
Юноша, который двигался легко, говорил мало, но всегда находился здесь, волшебница называла его Брайантом и не объясняла гвардейцам, кто он такой — этот юноша протянул руку к блюду с пирожными. Без кольчуги и шлема он выглядел очень хрупким и слишком юным, чтобы хорошо владеть оружием, которое носил. Но что–то в решительной посадке головы, в плотно сжатых губах, подбородке, говорило, что волшебница мудро выбрала себе помощника.
— Итак, Брайант, — обратилась она к нему, — привести Ивьяна сюда? — что–то необычное звучало в ее вопросе.
Юноша пожал плечами и занялся пирожным.
— Если вы сами хотите его видеть. Я — не хочу, — ни один мужчина не заметил слабого ударения на «я».
— Нет, не герцогом собираемся мы заняться. Другим членом его семьи — леди Алдис.
Корис присвистнул.
— Алдис! Я не думал…
— Что у нас какое–то дело к любовнице Ивьяна? Ах — это ошибка, свойственная вашему полу, Корис. Есть причина, по которой я хочу больше знать об Алдис. И мне необходимо, чтобы она пришла сюда.
— Эта женщина? — вмешался Симон.
— Ее власть внутри герцогства — основана только на благоволении Ивьяна. Пока она удерживает его у себя в постели, ей больше всего нужно влияние, не дары и драгоценности. Мужчины, добивающиеся осуществления своих планов, ищут через Алдис доступ к герцогу, если даже они принадлежат к старому дворянству. А что касается высокородных женщин — Алдис жестоко отплатила за старое пренебрежение.
Когда она впервые привлекла внимание Ивьяна, ей было достаточно нарядов и украшений, но с течением времени власть ее усилилась. Без него она — всего лишь шлюха в портовой таверне, и она это прекрасно понимает.
— А что, Ивьян стал своенравнее? — спросил Корис.
— Ивьян женился.
Симон следил за рукой, протянутой к блюду. Вдруг она изменила направление и схватилась за кубок.
— Мы слышали в горах разговоры о его женитьбе на наследнице Верлейна.
— Брак на топоре, — объявила волшебница мужчинам, — и он еще не видел своей новой жены.
— И нынешняя леди боится соперничества. Неужели леди Верлейна так прекрасна? — небрежно спросил Симон и уловил брошенный искоса взгляд Брайанта.
Ответил юноша.
— Нет! — какая–то нотка в его голосе удивила и огорчила Симона. Кто же такой Брайант и где отыскала его волшебница? А может, мальчишка влюблен в наследницу Верлейна и теперь разочарован своей потерей?
Волшебница рассмеялась.
— Это тоже вопрос вкуса. Но, вероятно, Алдис беспокоится, размышляя, долго ли Ивьян будет держать ее рядом с собой. В таком настроении она созрела для наших целей.
— Я не понимаю, почему леди ищет именно нашей помощи? — спросил Симон.
Она укоризненно ответила:
— Хотя я и не ношу свои истинные цвета женщины Власти Эсткарпа, у меня в этом городе есть некоторая репутация. И я здесь не в первый раз. Мужчины и женщины, особенно женщины, часто стремятся узнать свое будущее. За последние три дня сюда приходили две служанки Алдис под вымышленными именами и с выдуманными историями. Когда я сказала им, кто они такие, и кое–что о них рассказала, они с испуганными лицами отправились к своей хозяйке. Она скоро придет.
— Но зачет она вам? Если ее влияние на Ивьяна кончается… — Корис покачал головой. — Я никогда не претендовал на понимание женщин, а сейчас вообще запутался. Наш враг — Горм, а не Карстен — пока, во всяком случае.
— Горм! — какое–то чувство проступило на ее лице, — и здесь Горм может пустить свои корни!
— Что? — руки Кориса тяжело опустились на стол. — Как Горм мог добраться до герцогства?
— Есть и другой путь. Карстен обращается к Горму, по крайней мере, шлет часть своих войск, — волшебница, опустив подбородок на сложенные руки, живо заговорила: — Мы видели в Салкаркипе, что силы Колдера сделали с людьми Горма, используя их, как свое оружие. Но Горм — лишь небольшой остров, и во время его завоевания многие воины погибли в битве прежде, чем их смогли… преобразовать.
— Правда! — голос Кориса звучал сурово, — они не могли захватить слишком много пленных!
— Именно так. А когда пал Салкаркип, то Магнус Осберик прихватил с собой большую часть нападавших. Этим он послужил своему народу. Большая часть торгового флота была в море, а по обычаю салкаров, они берут семьи в долгое путешествие. Их гавань на континенте погибла, но народ жив и может построить новую. Но может ли Колдер так легко восстановить утраченные силы?
— Должно быть им не хватает людей, — полуспросил Симон, напряженно работая над разными вариантами.
— Это может оказаться правдой. По какой–то причине они не хотят, или не могут выступать открыто. Мы очень мало знаем о колдерах, даже сейчас, когда они стучаться в наши двери. Теперь они покупают людей.
— Но из рабов получаются плохие бойцы, — заметил Симон. — Дайте им оружие, и они восстанут.
— Симон, разве вы забыли о засаде на морском берегу? Готовы ли эти люди к восстанию? Нет, те кто марширует под барабаны Колдера, не имеют собственной воли. Замечено, что за последние шесть месяцев в гавань Карса приходят корабли, и на них перевозят заключенных из тюрем Карса. Иногда захватывают людей на улицах и в доках, людей без родственников и друзей — тех, кого не ищут.
Такие события нельзя долго хранить в тайне. Слово там, намек здесь, кусочек за кусочком, мы составляем общую картину… Людей продают в Колдер. А если это происходит в Карстене, то почему не может происходить и в Ализоне? Теперь я понимаю, почему моя миссия там не удалась и меня так быстро раскрыли. Если Колдер обладает определенной Властью — а мы считаем, что это так — он мог выследить меня так же, как псы шли по запаху за мной по болотам. Мы считаем теперь, что Колдер в Горме собирает силы для вторжения на материк. И, возможно, вскоре и Карстен, и Ализон обнаружат, что создали оружие для собственного уничтожения. Поэтому мне и нужна Алдис. Мы должны больше узнать об этой грязной торговле с Гормом, а она не может происходить без ведома и согласия Ивьяна.
Корис неловко задвигался.
— Солдаты тоже любят поболтать, леди. Если наемник с чистым щитом обойдет кабачки, он может принести немало новостей.
Она с сомнением посмотрела на него.
— Ивьян далеко не глуп. У него всюду глаза и уши. Достаточно кому–нибудь узнать вас в таверне, и герцог тотчас же будет знать об этом.
Корис не казался встревоженным.
— Разве наемник из Горма, Корис, не потерял своих людей и репутацию в Салкаркипе? Не сомневайтесь, у меня будет подготовлена хорошая история для тех, кто станет расспрашивать. Вам, — он кивнул Симону, — лучше затаиться здесь, если наш рассказ разошелся по городу. А как насчет молодого человека? — он улыбнулся Брайанту.
К удивлению Симона, юноша робко улыбнулся в ответ. Потом взглянул на волшебницу, как бы спрашивая разрешения. И, к еще большему удивлению Симона, волшебница дала это разрешение с каким–то затаенным чувством.
— Брайант не знаком с казармами, — Корис. Но достаточно долго здесь находится. И не нужно недооценивать его искусство владения мечом. Я уверена, что он еще сумеет удивить вас — и не однажды!
Корис рассмеялся.
— Не сомневаюсь, леди, если вы это говорите, — он потянулся за топором.
— Лучше оставьте эту игрушку здесь, — предупредила она. — Ее то уж точно приметят, — она положила руку на рукоять.
Пальцы ее как будто примерзли. Впервые, с момента их прибытия, Симон увидел, что спокойствие покинуло ее.
— Что вы носите, Корис? — голос ее звучал резко.
— Вы не знаете, леди? Оно пришло ко мне по доброй воле от того, о ком сложены песни. И я защитил им свою жизнь.
Она отдернула руку, словно обожглась.
— Пришло по доброй воле?
Корис вспыхнул от этого сомнения.
— О таких делах я говорю только правду. Оружие пришло ко мне, и будет служить только мне.
— Тогда мы не будем брать его на улицы Карса, — это был на половину приказ, на половину — просьба.
— Тогда покажите безопасное место, где я могу оставить топор, — с явным неудовольствием сказал Корис.
Она немного подумала, потерла пальцем нижнюю губу.
— Пусть будет так. Но позже вы все расскажите подробно, капитан. Пойдемте, я покажу вам самое безопасное место в этом доме.
Симон и Корис пошли за ней в следующую комнату, где стены были увешаны такими древними гобеленами, что на них остались только следы изображения. Отогнув один из гобеленов, волшебница обнажила стену, на которой были нарисованы сказочные звери. В стене виднелся шкаф, куда и поставил Корис свой топор.
Точно так же, как Симон ощущал прошедшие столетия в городе Эсткарпа, точно так же, как он знал о присутствии нечеловеческого в склепе Вольта, он ощутил такую же радиацию от стены. От этого смутного ощущения у него мурашки по коже побежали.
Но Корис поставил топор и волшебница закрыла шкаф, как будто это была простая метла. Брайант, со своим обычным невозмутимым видом, задержался у входа. Почему Симон ощутил это странное чувство? И когда остальные вышли, он задержался в странной комнате.
Мебели в ней почти не было, только стул черного дерева с высокой спинкой, пришедший из какого–то зала для аудиенций, и напротив него — скромный табурет. На полу между ними — странная коллекция предметов….. Симон принялся разглядывать их, надеясь найти разгадку.
Сначала его внимание привлекла маленькая глиняная жаровня, в которой можно было сжечь, разве что пригоршню углей. Она стояла на гладко отполированной доске. Глиняная чашка с каким–то серо–белым веществом и квадратная бутылка — вот и все. Два сидения — и это странное собрание предметов.
Он не слышал, как вернулась волшебница, и вздрогнул, когда раздался ее голос:
— Кто вы, Симон?
Их взгляды встретились.
— Вы знаете. В Эсткарпе есть свои способы отличать правду от лжи.
— Есть. Вы действительно сказали правду. И все же я должна спросить вас — кто вы? На прибрежной дороге вы почувствовали засаду раньше, чем Сила предупредила меня, но вы мужчина! — впервые самообладание покинуло ее. — И вы знаете, что делается здесь, вы чувствуете это!
— Нет, я только знаю, что здесь присутствует что–то невидимое, но оно существует.
— Вот оно! — она свела кулаки, — вы не можете это чувствовать, однако чувствуете это! Я здесь использую свою Силу. Не всегда использую ее, чтобы узнавать, что лежит в сердцах моих посетителей, и чего они желают. Три четверти моего дара — иллюзия. Я не вызываю демонов, не призываю заклинаниями другие миры. Но Сила все же есть и иногда она приходит на мой призыв. Тогда я действительно могу вызвать разрушение, хотя не всегда знаю, какую форму оно примет. Я могу делать это, клянусь в этом своей жизнью!
— Я верю, — ответил Симон, — ив моем мире происходят события, которые нельзя объяснить только логикой.
— И ваши женщины делают это?
— Нет, у нас это не зависит от пола. У меня под началом были мужчины, которые могли предугадывать смерть, свою или чужую. Я знавал и дома, старые дома, в которых скрывалось что–то невидимое. Его нельзя ощутить. И все же оно там.
Она с удивлением смотрела на него. Потом ее рука начертила в воздухе между ними какой–то знак. Он на мгновение вспыхнул огнем.
— Вы видели? — было ли это обвинением или радостным признанием? У него небыло времени на размышления: снаружи прозвучал гонг.
— Алдис! И с нею — охрана! — волшебница пересекла комнату и отдернула гобелен, за которым Корис спрятал топор. — Туда! — приказала она. — Они обыщут дом, как всегда это делают. Не нужно, чтобы они обнаружили ваше присутствие.
Она не дала ему времени на возражения и Симон обнаружил, что находится в слишком тесном для него месте. И тут же понял, что этот шкаф — скорее укрытие для шпионов. В резьбе находились отверстия для доступа воздуха и для осмотра комнаты.
Все произошло так быстро, что он не успел опомниться. Он уже собрался выйти, когда обнаружил, что изнутри дверь не открывается. Его закрыли вместе с топором Вольта. Придется ждать, пока волшебница не выпустит его.
С нарастающим раздражением, Симон прижался лбом к резной стене, чтобы лучше видет комнату. И затаил дыхание. Вошла женщина, вместе с ней вошли два солдата, которые тут же начали заглядывать во все углы и за занавеси.
Волшебница рассмеялась, глядя на них. Потом через плечо бросила кому–то, оставшемуся по ту сторону двери:
— Похоже, что одного слова в Карсе недостаточно. Но когда этот дом и живущие в нем обвинялись в злых делах? Ваши псы могут найти немного пыли, паутину или две — признаю. Я не очень хорошая хозяйка. Но они своими обысками тратят ваше время.
В ее словах звучала еле заметная насмешка. Симон ощутил ее словесное искусство. Она говорила, как взрослый о детских шалостях, как будто испытывала нетерпение заняться другими, более важными делами. И пригласила невидимую собеседницу присоедениться к ее взрослости.
— Хальсфрик! Доннар!
Воины вытянулись.
— Ищите в других комнатах, если хотите, но оставьте нас наедине.
Воины встали по сторонам двери и вошла другая женщина. Потом солдаты вышли, волшебница закрыла за ними дверь и повернулась к вошедшей. Та отбросила роскошный плащ, который упал на пол алым пятном.
— Добро пожаловать, леди Алдис.
— Время идет, женщина, как ты уже заметила, — слова звучали хрипло и вместе с тем как–то бархатно. Такой голос мог свести мужчину с ума.
Фигура любовницы Ивьяна вовсе не напоминала фигуру портовой шлюхи, с которой сравнивала ее волшебница. Это была юная девушка, еще не вполне уверенная в своих возможностях, со скромно прикрытыми маленькими высокими грудями. Женщина противоречий — резвая и спокойная одновременно. Разглядывая ее, Симон понял, как она могла так долго и успешно удерживать при себе такого развратника, как герцог.
— Ты сказала Фирте… — снова резкая нота, обернутая в бархат.
— Я сказала вашей Фирте, что могу делать, и что необходимо делать, — волшебница была так же резка, как и ее клиентка. — Вас это устраивает?
— Устроит, если ты докажешь свои способности, и не раньше. Дай мне то, что обеспечит мне безопасность в Карсе, и тогда требуй плату.
— У вас странный способ заключать сделки, леди. Все преимущества на вашей стороне.
Алдис улыбнулась.
— Но если ты обладаешь Властью, как ты утверждаешь, мудрая женщина, ты можешь не только помогать, но и заставлять. Я для тебя в таком случае — легкая добыча. Говори же, что я должна сделать и быстро — я могу доверять тем, что снаружи лишь до тех пор, пока держу в руках их жизни. Но в городе есть другие глаза и уши!
— Дайте мне вашу руку! — волшебница подняла чашу с пола.
Алдис протянула украшенную кольцами руку и волшебница уколола ее иглой, взятой из платья. Капля крови упала в чашку. Волшебница долила туда жидкости из бутылки и все смешала. Потом раздула огонь в жаровне.
— Садитесь, — она указало на табуретку. Когда Алдис села, волшебница положила ей на колени доску, на которую поставила жаровню.
— Думайте о том, кто вам нужен, только о нем, леди.
Волшебница начала петь. То неуловимое, что тревожило Симона в этой комнате, когда она начертила в воздухе знак, теперь улетучилось.
Но в пении было очарование, изменявшее мысленные образы, вызывающее ответные изображения. Симон прикусил губу. Подходящая магия для Алдис и ей подобных, но не подходящая для холодной красоты Эсткарпа. И она начала действовать на Симона. Симон заткнул уши, чтобы не слышать, не ощущать вздымающегося в его теле жара.
Он отнял руки лишь тогда, когда увидел; что губы волшебницы перестали двигаться. Лицо Алдис порозовело, раздвинутые губы увлажнились, она смотрела невидящим взглядом, пока волшебница не сняла с ее колен доску с жаровней.
— Добавьте щепотку этого в его пищу или питье, — вся жизнь ушла из голоса волшебницы, она говорила, преодолевая усталость.
Алдис взяла у нее сверток и сунула его за лиф платья.
— Будь уверена, я правильно использую ее, — она подхватила свой плащ и направилась к двери. — Дам тебе знать о результатах.
— Я узнаю сама, леди.
Алдис вышла, а волшебница продолжала стоять, держась за спинку стула, как будто нуждаясь в опоре. На ее лице выражение усталого отвращения смешивалось со стыдом, словно она использовала дурные средства для достижения доброй цели.

Глава 5. Три звука рога

Руки Кориса равномерно двигались, полируя лезвие топора шелковой тканью. Он потребовал свое сокровище в ту же минуту, как вернулся и теперь, усевшись на подоконник и держа топор на коленях, говорил:
— …он рванулся так, будто сам Колдер гнался за ним по пятам, а сержант пролил половину вина, за которое я заплатил. Этот парень уцепился за стол и заорал. Я ставлю недельное жалование на то, что в его рассказе есть зерно правды, хотя в целом, это ерунда.
Симон смотрел на остальных в комнате. Он не ожидал, что волшебница удивится или как–то покажет, что слышала подобные истории. Однако юноша, появившейся при ней ниоткуда, был меньше натренирован и его поведение доказывало, что Симон прав. Брайант слишком хорошо сдерживался. Тот, кто более опытен в науке убийства, разыграл бы удивление.
— Мне кажется, что для вас эта история — не ерунда, леди, — оборвал Симон рассказ капитана. Осторожность стала привычкой для его взаимоотношений с волшебницей с того часа, когда он вынужден был защищаться от колдовства при встрече с Алдис. Она чувствовала его отношение, но не делала попыток что–либо изменить.
— Рунольд в самом деле мертв, — ее слова звучали ровно, — и умер он в Верлейне… Леди Лойз действительно исчезла. Так что эта часть рассказа вашего человека, капитан, правдива, — она обращалась скорее к Корису, нежели к Симону.
— Ну, а то, что это результат набега Эсткарпа — это, конечно, ерунда.
— Это я знаю, леди. Не наша манера сражаться. Но что, если эта история прикрывает что–то другое? Мы вас не расспрашивали, но какова судьба гвардейцев, оказавшихся у рифов Верлейна?
Волшебница покачала головой.
— Насколько я знаю, капитан, вы и те, что были с вами — единственные, кто спасся из Салкаркипа.
— Но такие разговоры могут послужить поводом для нападения на Эсткарп, — Корис нахмурился. — Рунольд был приближенным Ивьяна. Не думаю, что бы герцог спокойно воспринял его смерть, особенно, если учесть окружающие ее чудеса.
— Фальк! — это имя вырвалось у Брайанта, как стрела из самострела. — Это дело Фалька! — теперь его бледное лицо стало достаточно выразительным. — Но ему придется считаться с Сириком и лордом Дуартом! Я думаю, что сейчас Фальк очень занят. А этот ваш щитоносец сообщил столько подробностей набега, что, должно быть ознакомился с докладом.
— Посланцы с моря недавно прибыли. И я слышал, как об этом говорили, — заметил Корис.
— С моря! — волшебница встала, ее алое с золотом платье зашуршало. — Фалька нельзя считать простаком, но есть в развитии событий нечто такое, что не позволяет считать их только желанием Фалька оградится от мести герцога!
Глаза ее были мрачны, когда она холодно разглядывала трех своих собеседников. Она, может быть, сравнивала их силы с силами врагов.
— Это мне не нравится. Конечно, следовало ожидать какого–нибудь сообщения из Верлейна: Фальку нужно что–то рассказать герцогу в свое оправдание, иначе на него обрушатся камни собственного замка. И он вполне способен привлечь на свою сторону Сирика и Дуарта, чтобы они подтвердили его рассказ. Но события развиваются слишком быстро, слишком все хорошо организовано! Я готова поклясться…
Она расхаживала по комнате, алая юбка колыхалась вокруг ее ног.
— Мы хозяйки иллюзий, но готова поклясться Силой Эсткарпа, что эта буря не была иллюзией. Если только Колдер не овладел силами природы… — теперь она стояла неподвижно, руками она зажала рот, словно хотела вернуть вылетевшие слова, — …если Колдер овладел… — она перешла на шепот. — Не могу поверить, что мы явились сюда по замыслу колдеров. Не смею верить в это! И все же… — она резко повернулась и подошла к Симону. — Я знаю Брайанта, знаю, что он делает и почему. Я знаю Кориса, и его желания. Но вас, человека из тумана Тора, вас я не знаю. Если вы не то, чем кажетесь, значит, мы привели с собой свою судьбу.
Корис перестал полировать лезвие топора. Ткань упала на пол, руки сомкнулись на рукояти.
— Он был принят Властительницей, — сказал он спокойно, но внимание его сосредоточилось на Симоне, как у дуэлянта, ожидающего выпада противника.
— Да! — волшебница была согласна с этим. — И невозможно думать, что то, что скрывает Колдер, нельзя обнаружить другими методами. Сама темнота покрытия делает его презренным! Есть еще одно испытание, — она сунула руку за воротник платья и извлекла тусклый камень, который всегда носила с собой. Несколько мгновений она держала его в руках, пристально глядя на него, затем сняла с шеи цепь и протянула Симону. — Возьмите!
Симон взял в руки камень. Корис вскрикнул и перехватил топор. При первом прикосновении камень казался гладким и холодным, а затем начал согреваться, с каждой секундой становясь все теплее. Но жар его не обжигал. Только сам камень ожил, на его поверхности появились радужные вспышки.
— Я знала! — ее хриплый полушепот заполнил комнату. — Нет, не колдер! Колдер не смог бы удержать без вреда для себя Пламя Силы! Добро пожаловать, брат по Силе! — она вновь начертила в воздухе символ, который засверкал так же ярко, как камень. Затем взяла у Симона камень и снова спрятала его под платьем.
— Он — мужчина! Изменение внешности не может так действовать, да и не смог бы он нас дурачить в казарме, первым заговорил Корис. — Как может мужчина владеть Силой?
— Он мужчина, но он из другого мира, времени и пространства. Мы не знаем, что происходит в других мирах. Я могу поклясться, что он не колдер. Может, именно он будет стоять перед колдером в последней битве. А сейчас мы должны…
Но тут послышался сигнал у ворот. Встревоженные, Симон и Корис посмотрели на волшебницу. Брайант достал самострел.
— Сигнал правильный, хоть и в неурочное время. Ответь, но будь осторожен.
Корис и Симон поспешили за Брайантом к воротам. Снаружи они услышали шум города. Симон чувствовал, что нечто подобное он уже слышал. Корис выглядел встревоженным.
— Это толпа! Крик взбешенной толпы!
И Симон, вспомнив ужас своего прошлого, кивнул. Он приготовил самострел, чтобы встретить стоявшего за дверью.
Невозможно было ошибиться в национальности вбежавшего. Кровоподтек на лице не мог скрыть черт жителя Эсткарпа. Он упал и Корис подхватил его на руки.
Человек, которого держал Корис, улыбнулся, попытавшись заговорить. Оглушенные, они ничего не слышали. Брайант закрыл наружную дверь. Симон и Корис помогли беглецу войти в дом.
К этому времени он настолько оправился, что смог приветствовать волшебницу. Она налила какую–то голубоватую жидкость в чашку и поднесла к губам беглеца. Он выпил.
— Лорд Болтимер?
Человек откинулся в кресле, в которое его усадили.
— Вы только что слышали, леди, как он прошел в громе и криках. С ним шли все наши, кто сумел добраться до посольства. За остальными охотятся на улицах. Ивьян приказал трижды протрубить в рог против эсткарптцев и представителей древних родов. Он сошел с ума!
— Их тоже?! — она прижала руки к вискам, как будто хотела облегчить невыносимую боль. — У нас совсем нет времени?
— Болтимер послал меня, чтобы предупредить вас. Вы хотите следовать за нами леди?
— Пока нет.
— Те, против кого звучит рог, могут быть убиты на месте любым, без всяких расспросов. А в Карсе сегодня убивают не быстро и легко, — бесстрастно добавил он. — Не знаю, можете ли вы рассчитывать на леди Алдис…
Волшебница рассмеялась.
— Я вообще не рассчитываю на Алдис, Вортигин. Нас пятеро… — она вертела в руках чашку, глядя на Симона. — От этого зависит нечто большее, чем наши жизни. И если вовремя предупредить представителей старых родов во всем Карстене, они смогут добраться до наших границ и пополнить наши ряды. Да и то, что мы здесь узнали, нужно сообщить в Эсткарп. Я не надеюсь на свою Силу — вы должны помочь мне, брат!
— Но я не знаю, как… Я никогда не использовал свою Силу… — возразил Симон.
— Вы можете поддержать меня. Это наша единственная надежда.
Корис отошел от окна, где всматривался в сад.
— Изменения внешности?
— Единственная возможность. И долго ли она выдержит? — она пожала плечами.
Вортигин провел языком по губам.
— Выведите меня из этого проклятого города, и я подниму всю округу. У меня там немало родственников.
— Пошли! — волшебница направилась в магическую комнату с занавесями. Все двинулись за ней, но у входа Корис остановился.
— Я беру с собой то, что мне было дано. Придайте мне внешность, в которой я могу владеть топором Вольта.
— Я назвала бы вас слабоумным, — выпалила волшебница, — если бы незнала цены этого лезвия. Но изменение внешности — лишь иллюзия. Можно попробовать. Подготовьтесь, и побыстрее.
Пока Корис и Симон убирали стулья, она протянула в сторону ковер. Наклонившись, провела камнем несколько раз. Линии вспыхнули, образовав пятиконечную звезду. Корис неохотно положил топор в центр звезды.
Волшебница заговорила, обращаясь к Симону.
— Внешность на самом деле не меняется, это лишь иллюзия, которая должна сбить с толку тех, кто будет нас преследовать. Я буду опираться на вашу помощь, чтобы увеличить свою Силу, — она огляделась, поставила рядом с топором жаровню и подула на угли. — Можно начинать. Приготовьтесь.
Корис схватил Симона за руку.
— Раздевайтесь донага, иначе Сила не подействует! — он уже снимал собственную куртку. Симон повиновался, а затем они помогли раздеться Вортигину.
Дым поднимался от жаровни, заполняя комнату красноватым туманом, в котором еле виднелась приземистая фигура Кориса.
— Встаньте у кончиков лучей звезды, — послышался из полутьмы приказ волшебницы. — Вы, Симон, рядом со мной.
Он пошел на этот голос, потеряв в тумане Кориса. Из тумана показалась белая рука и притянула его на место. У себя под ногами Симон различал слабое мерцание линий звезды.
Кто–то запел где–то далеко. Симон заблудился в тумане. Но в тоже время что–то согревало его — не внешне, а изнутри. И эта теплота исходила из него, из его тела и плыла по правой руке. Симон подумал, что мог бы увидеть этот поток — кроваво–красный, теплый, но видел лишь туман и знал только, что тело его существует.
Пение становилось все громче. Когда–то он уже слышал такое пение — тогда оно поднимало в нем вожделение, заставляло бороться с самим собой. Теперь оно действовало по–другому и он не сопротивлялся.
Он закрыл глаза, чтобы не видеть бесконечного кружения тумана, и стоял, настроившись на пение: каждая клеточка в его теле дрожала в такт этому пению, и по–прежнему теплый поток струился из его тела.
Но вот рука его бессильно упала. Поток прекратился, пение смолкло. Симон открыл глаза. В сплошном тумане образовались просветы. В одном из них он увидел грубое лицо, жестокую карикатуру на человека. На этом лице сверкали дьявольские глаза Кориса. А немного дальше стоял другой человек, с изъеденной язвой кожей и пустой глазницей.
Тот, у которого были глаза капитана, перевел взгляд с Симона на своего соседа, широко улыбнулся, обнажив гнилые, пожелтевшие зубы.
— Прекрасная компания получилась! Оденьтесь! — донесся приказ волшебницы из рассеивающегося мрака. — Сегодня вы вышли из притонов Карса, чтобы грабить и убивать. Такие, как вы, расцветают при звуках рога.
Они оделись в рваную одежду, а Корис поднял с пола топор Вольта, точнее не топор уже, а ржавый металлический стержень с крючьями, назначение которых Симон не мог угадать.
Зеркала, чтобы осмотреть свою новую внешность, у Симона не было, но он догадывался, что стал не более привлекательным, чем его товарищи. Он ожидал, что внешность волшебницы и Брайанта тоже изменяться, но не настолько! Волшебница превратилась в старуху с грязными прядями седых волос над согнутыми плечами. В чертах ее лица отражалась лютая злоба. А юноша превратился в ее противоположность. Симон с удивлением уставился на девушку, одетую в алое, с золотом, платье.
Насколько Брайант был бледен и бесцветен, настолько девушка была красива. Она не позаботилась завязать шнурки, стягивающие пышную грудь. Старуха ткнула пальцем в Симона.
— Это ваша добыча, смельчак. Взвалите красотку на плечо, а если устанете, то разбойники охотно помогут вам. Играйте свою роль хорошо, — она ткнула мнимую девушку в спину так, что та прямо влетела в объятия Симона. Он подхватил ее, взвалил на плечо, а волшебница рассматривала их взглядом режиссера, а затем еще больше расстегнула корсаж девушки и стянула платье с пышного плеча.
Про себя Симон поразился совершенству иллюзии. Он думал, что она затронет только зрение, но теперь чувствовал, что держит женщину. И ему все время приходилось напоминать себе, что на самом деле это Брайант.
Карс грабило множество таких банд, как их группа. И то, что они видели, то, что они не могли помочь, грызло их на всем пути к гавани. У ворот стояла стража. Они приблизились к воротам: Симон нес свою жертву, а старуха ковыляла с мешком впереди. Она запнулась и упала, сверкающее содержимое мешка рассыпалось по земле.
Стражники ожили, офицер оттолкнул старуху с дороги. Но один из стражников сохранил какое–то чувство долга, а может, его больше привлекла добыча Симона. Он опустил перед Симоном копье и улыбнулся из–за этого барьера.
— Оставь здесь свой груз, оборванец. Она слишком хороша для тебя! Пусть ее сначала отведает лучший человек!
Ржавая палка Кориса вытянулась вперед, зацепив крюком ногу солдата. Тот упал, а они выбежали за ворота и побежали к гавани, преследуемые другими стражниками.
— Туда! — Брайант вырвался из рук Симона и прыгнул в воду, капитан последовал за ним и вынырнул рядом с ало–золотистым платьем. Вортигин бежал к воде, прихрамывая. Симон оглянулся в поисках волшебницы.
В глубине гавани виднелся клубок фигур. С самострелом в руке, Симон побежал назад, трижды останавливаясь, чтобы выстрелить, и каждый раз убивая или раня солдата. Симон прибежал вовремя, чтобы увидеть лежащую на земле старуху и нацеленный в ее горло меч.
Симон выстрелил еще дважды. Потом кулак его ударил, кто–то закричал и побежал, а Симон подхватил волшебницу, обнаружив, что она весит больше Брайанта. И, неся ее на плече, он побежал к ближайшей барке.
Старуха в его руках неожиданно ожила и начала вырываться, как будто он действительно ее похитил. Симон потерял равновесие и оба упали, сильно ударившись о воду. Симон наглотался воды, закашлялся и забил руками.
Голова его поднялась над поверхностью, он оглянулся в поисках волшебницы и увидел ее неподалеку. Она хорошо держалась на воде.
— Эй!
Этот возглас послышался с ближайшей плывущей вниз баржи, оттуда выбросили веревку. Симон и волшебница выбрались на палубу и увидели Кориса, который стоял у противоположного борта и яростно размахивал руками. Увидев их, он спустился вниз.
Здесь, в маленькой лодке, сидел Вортигин, рядом, как жертва настоящего насилия, лежал Брайант. Когда они спустились, Корис оттолкнул лодку от баржи, используя свою палку с крючьями.
— Я думал, вы погибли у ворот!
Симон ответил:
— Ну здесь у нас передышка. Они посчитают, что мы скрываемся на барже. Мы, по крайней мере, должны на это надеяться. Но разумнее попытаться как можно быстрее добраться до берега на другой стороне.
Все согласились с этим предложением. Брайант, наконец, выпрямился, но продолжал прятать лицо, словно стыдясь своей внешности. Волшебница, сидя на дне лодки, напряженно всматривалась в противоположный берег.
Им повезло — приближалась ночь, и Вортигин хорошо знал местность. Он сможет провести их по полям, минуя поселки, пока они не окажутся достаточно далеко от Карса.
— Три звука рога — что ж, это действует в Карсе. Город принадлежит герцогу. Но у древних семейств есть связи с нами и они не любят Ивьяна. Они, может быть, и не помогут нам, но не помогут и людям герцога. Они просто закроют глаза и уши.
— Да, Карстен теперь закрыт для нас, — согласилась с ним волшебница. — И я скажу старой расе, что она должна бежать к границам, пока не поздно. Возможно им помогут фальконеры… Ну вот, прилижается ночь!
Но Симон знал, что она имеет в виду не физическую ночь, смыкавшуюся над маленьким отрядом.

Глава 6. Поддельный сокол

Симон, Корис и Вортигин, закрывшись пучком влажной соломы, лежали в поле за стогом и наблюдали, что делается в деревушке у перекрестка дорог. Там виднелись яркие сине–зеленые мундиры солдат герцога. Их было четверо, хорошо вооруженных и подготовленных к долгой поездке. Их окружало кольцо селян в тусклой одежде. Предводитель маленького отряда торжественно подъехал к столбу объявлений и поднес рог к губам. Утреннее солнце горело на серебряном оружии.
— Раз… два… три… — Корис вслух считал звуки рога. Они ясно слышали эти звуки, вся округа слышала их. Впрочем, то, что говорили люди герцога собравшимся, до них доносилось лишь урывками.
Корис взглянул на Вортигина
— Быстро распространяют. Вам лучше отправиться, чтобы успеть предупредить хоть кого–то из ваших родичей.
Вортигин вонзил в землю кинжал, как будто перед ним был сине–зеленый солдат.
— Мне понадобится лошадь.
— Верно. А вот и нужные нам лошади, — Корис ткнул пальцем в отряд солдат герцога.
— За этим местом дорога проходит через небольшой лес, — вслух подумал Симон.
Псевдолицо Кориса выразило злобное восхищение.
— Они скоро кончат. Нам лучше двигаться.
Они отползли от своего наблюдательного пункта, вброд перешли речку и отыскали за ней лесную дорогу. Дорога, ведущая на север, содержалась не очень хорошо. В этой местности власть герцога с недовольством воспринималась как древними семьями, так и простыми семьями. Все дороги, помимо главной, были всего лишь тропами.
По обе стороны дороги возвышались холмы, поросшие кустами и травой. Это было не безопасное место для любого путника, особенно в мундире герцогских солдат.
Симон укрылся на одном холме, Корис выбрал себе позицию ближе к реке, чтобы перекрыть отступление. Вортигин лежал напротив Симона. Им оставалось только ждать.
А предводитель солдат дураком не был. Один из его людей ехал впереди, осматривая каждый куст, каждый пучок подозрительно высокой травы. Он остановился между скрывавшимися людьми, потом двинулся дальше. За ним двигался командир с рогом и еще один солдат, а четвертый замыкал колонну.
Симон выстрелил, когда последний солдат поравнялся с ним.
Командир, с искусством опытного всадника, повернул лошадь и увидел, как падает, обливаясь кровью, замыкающий.
— Сал! Сал! Сал! — вновь резко прозвучал боевой клич, который Симон слышал в обреченной морской крепости. Стрела разорвала одежду на плече Симона и оцарапала кожу: у командира солдат было кошачье зрение.
Оставшийся солдат пытался прикрыть своего командира, но Вортигин приподнялся из своего укрытия и бросил кинжал. Оружие описало дугу и ударило солдата в затылок. Он беззвучно упал.
Копыта пронеслись в воздухе над головой Симона. Лошадь потеряла равновесие и упала, подмяв под себя всадника. Корис выпрыгнул из–за укрытия и ударил своим посохом слабо сопротивляющегося офицера.
Они быстро раздели всадников, успокоили лошадей. К счастью, упавшая лошадь поднялась на ноги, испуганная, но по–видимому, не раненная. Тела оттащили в кусты, а кольчуги, оружие и шлемы привязали к седлам, после чего отвели лошадей в заброшенную овчарню, где скрывались беглецы.
Здесь мужчины услышали горячий спор. Высохшая старуха и черноглазая красотка в алом, с золотом, платье, вызывающе смотрели друг на друга. Но когда в проеме изгороди показался Симон, они немедленно замолчали. И молчали до тех пор, пока не привели лошадей с багажом. Тут девушка вскрикнула и ухватилась рукой за сверток с кольчугой и кожаной одеждой.
— Я хочу свою истинную внешность, немедленно! — выпалила она.
Симон мог это понять. В возрасте Брайанта роль, навязанная ему, тяжелее рабства. Никто из них не хотел носить непривлекательную внешность, которую наложила на них волшебница.
— Прекрасно! — одобрил он слова Брайанта. — Можем ли мы измениться по своей, вернее, по вашей воле, леди? Или нужно выждать еще какое–то время?
Под путаницей седых косм волшебница нахмурилась.
— Зачем зря тратить время? И мы еще не удалились достаточно далеко от людей Ивьяна, хотя вы, по–моему, с некоторыми из них поговорили, — она взяла один костюм, как бы собираясь примерить его к своей согнутой фигуре.
Брайант смотрел сердито, прижимая к себе кольчугу. Пухлые губы на девичьем лице были упрямо сжаты.
— Я ухожу отсюда в своем настоящем виде или не ухожу совсем! — заявил он, и Симон поверил ему.
Волшебница сдалась. Из–за рваного корсажа она достала мешочек и бросила его Брайанту.
— Уходи к ручью. Вымойся, используя пригоршню этого порошка. Но будь осторожен — этот порошок должен послужить нам всем.
Брайант схватил мешочек и, прижимая к себе узел с одеждой, побежал к ручью, как будто боясь, что его остановят.
— А как на счет нас? — спросил Симон, готовый двинуться следом.
Корис привязал лошадей к ограде. Его разбойничье лицо было отвратительно, но он умудрился выразить смехом живейшее веселье.
— Пусть малыш спокойно избавляется от своих тряпок, Симон. Ведь раньше он не возражал. А эта юбка досаждала ему.
— Юбка? — удивленно повторил Вортигин, — но…
— Симон не принадлежит к древней расе, — волшебница скребла в голове длинными ногтями, — он не знает наших обычаев и свойств изменения внешности. Вы правы, Корис, — она искоса взглянула на капитана, — Брайанту лучше позволить переодеться в одиночестве.
Одежда, снятая со злополучных всадников герцога, свисала с юного воина, когда он вернулся от ручья гораздо более бодрой походкой. Он с ненавистью швырнул в сторону алый сверток.
Корис натер старый посох порошком прежде, чем окунуться и, выходя из воды, держал топор Вольта. Они выбрали себе одежду, а Корис надел кольчугу, принесенную из Карса; никакая другая не подошла бы ему. Поверх кольчуги он надел куртку, тоже самое сделали его товарищи.
Когда они вернулись, Корис протянул волшебнице мешочек, та немного подержала его в руке, потом вернула не место.
— Храбрая компания воинов, я — ваша пленница. В шлемах и капюшонах, вы не похожи на эсткарптцев. Только в вас, Вортигин, еще видны черты древней расы. Но если меня увидят в истинном обличье, я немедленно вас выдам. Придется мне походить в этой внешности.
Так они и отъехали от своего убежища — четверо воинов в цветах герцога, и старуха, сидящая за Брайантом. Лошади были свежими, но всадники не торопили их, избегая открытых мест, пока не добрались до места, откуда Вортигин должен был повернуть на восток.
— На север, по торговым дорогам, — волшебница наклонилась вперед из–за спины Брайанта, — если мы сумеем предупредить фальконеров, они беспрепятственно пропустят беглецов через горы. Скажите своим людям, чтобы они все бросили, взяли с собой лишь оружие и пищу, сколько может взять лошадь. Пусть Сила будет с вами, Вортигин. Те, кого вы приведете, станут кровью в жилах Эсткарпа.
Корис снял с плеча рог.
— Это будет вашим пропуском, если вы столкнетесь с отрядом герцога. Счастья вам, брат, и когда вы вернетесь, отыщите гвардию севера. У нас в арсенале найдется достойное вас оружие!
Вортигин отсалютовал и галопом помчался на восток.
— А теперь? — спросила волшебница у Кориса.
— Фальконеры.
Она захихикала.
— Вы забыли капитан, хоть я стара и сморщена, сок жизни вытек из меня, и все же я — женщина, и крепости сокольничьих для меня закрыты. Переведите нас с Брайантом через границу, а затем отправляетесь на поиски ваших женоненавистников — птичьих людей. Поднимите их, если сможете. Граница, ощетинившаяся мечами, заставит Ивьяна призадуматься. А если фальконеры дадут нашим людям свободный проход через горы — мы будем у них в большом долгу. Только, — она указала нашивки на груди Брайанта, — советую вам убрать это, иначе вы можете оказаться приколотыми к дереву где–нибудь в горах, прежде, чем сможете сказать, кто вы на самом деле.
На этот раз, когда над ними закружил сокол, Симон не удивился и Корис, обратившись к птице, назвал их настоящие имена и объяснил, что привело их в холмы. Симон ехал сзади, капитан — впереди, а волшебница и Брайант — в середине. В полдень они расстались с Вортигином, а сейчас уже близок был закат. За весь день они ели только то, что оказалось в седельных сумках всадников.
Корис натянул поводья и подождал, пока остальные не присоединятся к нему. Говоря, капитан находился лицом к горам, и Симону казалось, что он немного утратил всегдашнюю самоуверенность.
— Мне это не нравится. Сообщение должно было быть передано по коммуникатору птицы, а передовой отряд фальконеров должен находится где–нибудь поблизости. Они уже должны появиться.
Симон беспокойно разглядывал склоны впереди.
— Я не стал бы двигаться по такой местности без проводника. Если вы говорите, капитан, что в их поведении что–то странное, тем больше оснований оставаться на месте. Я разбил бы лагерь в первом подходящем месте.
Но тут заговорил Брайант, внимательно следивший за птицей.
— Он летает не правильно! — юноша, опустив поводья, руками изобразил движение крыльев. — Настоящая птица делает так — и сокол тоже, я много раз наблюдал за ними, а этот — смотрите, — хлоп, хлоп, хлоп, это неверно!
Теперь все смотрели на кружащую птицу. Для Симона это был такой же черно–белый пернатый часовой как и тот, которого они видели, выйдя из склепа Вольта. Но он первым согласился бы, что ничего не понимает в птицах.
— Можно позвать его? — спросил Симон Кориса.
Капитан резко свистнул.
В тот же момент Симон поднял самострел. Корис с криком ударил его по руке, но выстрел уже был сделан. Они увидели, как черная стрела попала точно в белое пятно на груди птицы, но в полете сокола ничего не изменилось, не было никаких признаков, что она ранена.
— Я же говорил вам, что это не птица! — воскликнул Брайант. — Волшебство!
Все взглянули на волшебницу, ожидая объяснений, но ее внимание было приковано к соколу. Тот, с торчащей в груди стрелой, медленно летал по кругу над их головами.
— Это не Сила, — ответ прозвучал как бы против ее воли, — я не знаю, что это такое. Но это не животное, насколько мы понимаем жизнь.
— Колдер! — Корис сплюнул.
Волшебница медленно покачала головой.
— Если это и Колдер, то не изменение сущности живого, как это было с людьми из Горма. Я не знаю.
— Надо заставить его опуститься. Он теперь ниже — может, вес стрелы тянет его вниз, — сказал Симон, — дайте мне ваш плащ, — добавил он, обращаясь к волшебнице и спешиваясь.
Она протянула ему разорванный плащ, и перебросив его через плечо, Симон начал взбираться на холм, мимо которого шла дорога. Он надеялся, что птица останется на месте. К тому же, с каждым кругом она все больше снижалась.
Симон ждал, сложив плащ. Он бросил его, и птица влетела прямо в середину импровизированной сети. Когда Симон попытался притянуть к себе птицу, та вырвалась и налетела на скалу прямо над головой.
Симон прыгнул к тому, что лежало на земле. Настоящие перья, но под ними! Он присвистнул от удивления: под натянутой и порванной кожей и разбросанными перьями, виднелась сложная путаница мелких металлических деталей, крошечных колесиков и проводков, а также устройство, которое могло быть только мотором этой странной машины. Держа ее в руках, он вернулся к товарищам.
Вы уверены, что фальконеры используют только настоящих соколов? — спросил он у Кориса.
— Соколы для них священны, — Корис ткнул пальцем в путаницу деталей, его лицо выразило крайнее удивление. — Это не их выдумка.
— Но ведь кто–то выпустил в воздух этих горных соколов, которые не выращены, а изготовлены, — заметил Симон.
Волшебница наклонилась и коснулась птицы пальцами, как это сделал Корис. Ее взгляд встретился со взглядом Симона, и в нем был вопрос и сосредоточенность.
— Из другого мира, — это прозвучало еле слышно. — Порождение не нашего волшебства, не нашего времени и пространства… Симон, это чужое. Чужое…
Брайант прервал ее возгласом. Он указал на вторую черно–белую птицу, спускавшуюся кругами. Симон потянулся за самострелом, но юноша прыгнул из седла и ударил его по руке.
— Это настоящая птица.
Корис свистнул, сокол послушно сел на скалу рядом с путниками.
— Корис из Эсткарпа, — заговорил капитан. — Пусть те, кто послали тебя, крылатый брат, придут быстро, потому что здесь большое зло, а может большее еще впереди.
Он взмахнул рукой, и сокол тут же поднялся в воздух и направился в горы.
Симон положил механическую птицу в седельную сумку. В Соколином Гнезде его заинтересовали переговорные устройства настоящих соколов. Техническое устройство, такое точное и миниатюрное, требовало огромных знаний и было неуместно в средневековой крепости. То же — и относительно искусственного освещения и отопительной системы Эсткарпа и зданий в Салкаркипе, того источника энергии, при помощи которого Магнус Осберик взорвал крепость. Может это остатки древней цивилизации? Или все это пришло сюда из иных миров? Симон невидящими глазами смотрел вперед, размышляя над этой проблемой.
Корис говорил о нечеловеческой расе Вольта, предшествовавшей человечеству. Может, это ее остатки? А может, фальконеры и моряки Салкаркипа узнали то, что им было нужно, из другого источника, где–нибудь за морем? Симон хотел бы получше рассмотреть поддельного сокола и определить, какой тип разума смог его создать.
Фальконеры появились как из–под земли. Они ждали приближения отряда из Карса, не уступая дороги и не приветствуя.
— Фальтьяр с Южных Ворот, — Корис узнал их предводителя. Он снял с головы шлем, чтобы открыть лицо. — Я — Корис из Эсткарпа, со мной гвардеец Симон.
— И еще женщина! — ответ был холоден и сокол на насесте Фальтьяра захлопал крыльями и закричал.
— Леди Эсткарпа, которую я обещал благополучно доставить до границы, — поправил Корис тем же холодным и резким голосом. — Мы не просим у вас убежища, но у нас есть известия, которые должен услышать Повелитель Крыльев.
— Вы можете пройти через горы, гвардеец Эсткарпа. А новости можете поведать мне: до восхода луны я перескажу их Повелителю Крыльев. Но вы говорили о зле здесь, и о большом зле, которое последует. Неужели Карстен послал на нас своих солдат?
— Карстен трижды протрубил в рог всем представителям древней расы и они бегут, спасая свои жизни. Но есть и кое–что еще. Симон, покажите ему поддельного сокола.
Симону не хотелось этого делать. Лучше бы самому как следует рассмотреть птицу. Горец осмотрел разбитую птицу, погладил крылья, дотронулся до открытого глаза, оттянул кожу, чтобы взглянуть на металлические детали.
— Он летал? — спросил он, словно не веря своим собственным глазам.
— Летал, как ваши птицы, и следил за нами, совсем как ваши соколы.
Фальтьяр ласково провел по голове собственного сокола, как бы желая убедится, что это живое существо, а не подделка.
— Действительно, большое зло. Вы должны сами говорить с Повелителем Крыльев! — он, очевидно, разрывался между древними обычаями своего народа и необходимостью немедленных действий. — Если бы не эта женщина, леди, — с усилием поправил он себя. —… но она не может входить в Соколиное Гнездо!
— Я останусь с Брайантом, — сказала волшебница, — а вы поезжайте в Соколиное Гнездо, капитан. Но говорю вам, птичий человек: близок день, когда нам придется отбросить многие обычаи, как в Эсткарпе, так и в горах. Лучше жить и сражаться, чем быть связанным цепями предрассудков и умереть. Над нашими землями нависла небывалая угроза, и все люди доброй воли должны быть заодно.
Фальтьяр не смотрел на нее и не ответил, но отдал салют с видом большой уступки… Затем его сокол с криком взлетел в воздух, а Фальтьяр заговорил, обращаясь к Корису:
— Лагерь будет устроен в безопасном месте. Поехали!
Назад: Часть 2. ВЕРЛЕЙН
Дальше: Часть 4. ГОРМ