Поделив между собой новые владения, западные сеньоры во многом, хотя и не во всем, скопировали общественно-политическую организацию, существовавшую на родине большинства из них — во Франции. Вместе с тем, им пришлось по необходимости принять во внимание некоторые особенности экономики и социальных отношений завоеванных областей. Ведь в странах Ближнего Востока, к моменту завоевания их крестоносцами, также господствовал феодальный строй. Правда, он отличался здесь немалым своеобразием: достаточно уже одного того, что на Востоке давно получила значительное развитие городская жизнь, тогда как на Западе она еще только зарождалась. Иными были и формы поземельных отношений, и организация самих феодалов. Тем не менее, в существе своем эти восточные феодальные порядки были такими же, как и западные. Поэтому общественные отношения, сложившиеся в государствах крестоносцев, или франков, как их называли на Востоке, представляли собой сочетание западноевропейского, в основном французского, феодального устройства с тем, которое укоренилось в Сирии и Палестине еще до появления крестоносцев. При этом преобладали здесь все же установления западного феодализма, а восточные элементы если и сохранялись, то в более или менее измененном виде. Впрочем, и сами феодальные порядки в разных государствах крестоносцев были не совсем одинаковыми. В особенности это относится к политическому устройству, которое в итало-нормандской Антиохии, где к тому же заметны были следы византийского влияния, являлось иным, чем в лотарингском Иерусалимском королевстве, в свою очередь отличавшемся от провансальского графства Триполи и т. п. Все же мы можем выделить характерные черты общественно-политической организации франкских государств.

Крестьянство в государствах крестоносцев. Основную массу трудящихся в этих государствах составляло крестьянство. Частью его, совершенно, впрочем, ничтожной, были те европейские хлеборобы, которым удалось добраться до «святой земли». На первых порах кое-кто из них добился некоторого улучшения своего положения. Вскоре, однако, сеньоры стали отнимать у них льготы, которыми те пользовались первоначально, вводить все новые и новые повинности. Только недолговечность существования самих крестоносных государств спасла франкских крестьян от полного закрепощения.

Крестьяне-франки составляли незначительное меньшинство среди пестрого по своему национальному составу туземного населения. Здесь жили греки, армяне, сирийцы, арабы, евреи и другие народности. Все они говорили на разных языках, имели различные религиозные верования. Арабы исповедовали ислам, сирийцы, греки, армяне были христианами: одни — последователями греко-православного направления, другие — грегорианами, третьи — несторианами, четвертые — маронитами и т. д. Как мы видели, крестоносцы отправились в поход под тем предлогом, что нужно освободить единоверцев от ига «неверных». Все эти громкие слова были отброшены в сторону, как только новые господа укрепились на завоеванных землях. И мусульмане и христиане, — среди тех и других до нашествия крестоносцев еще оставались свободные, независимые землепашцы, — были превращены в крепостных сеньоров-пришельцев, которые уничтожили последние остатки личной свободы земледельческого населения покоренных областей. При этом материальное и правовое положение трудолюбивых земледельцев и скотоводов, виноградарей и садоводов Сирии и Палестины, независимо от того, были бы они мусульманами или христианами, оказалось совершенно одинаковым: они должны были работать на новых господ-франков не меньше, а больше, чем на прежних — византийцев, арабов, сельджуков. К тому же сельские и городские труженики-христиане, которые раньше свободно исповедовали свою веру, теперь встретились с нетерпимостью церковников, пытавшихся обратить «еретиков» в католичество.

Масса арабского населения деревень и городов была истреблена крестоносцами в процессе самого завоевания. Часть мусульман — земледельцев и ремесленников — бежала, покинув насиженные места. Многие же из оставшихся в живых и попавших в плен к крестоносцам были проданы завоевателями в рабство. Фульшер Шартрский рассказывает, например, что крестоносцы, захватив Кесарию, пощадили мало мужчин: те из них, кому была сохранена жизнь, а также женщины, красивые и уродливые, были проданы и должны были «вертеть мельничные жернова». В больших городах существовали даже рынки рабов: в Акре венецианские купцы покупали раба за один безант (конь стоил в три раза дороже!). Приобретали рабов и церковные учреждения. Таким образом франкское завоевание сопровождалось обращением в рабство большого числа сарацин.

Уже в первые годы после основания крестоносных государств избиения рабов и насилия над ними стали настолько распространенным явлением, что церковному собору в Набулусе в 1120 г. пришлось вынести специальное постановление о наказании виновных в издевательствах. Это постановление было принято, конечно, не из сострадания католических прелатов к рабам, а из страха перед возможным возмущением с их стороны. Опасения эти не были безосновательными: недаром завоеватели установили такой порядок, что раб, убивший христианина, подлежал повешению, а рабыня, как о том повествует тот же Фульшер Шартрский, — сожжению. Иногда отдельным рабам удавалось освободиться от цепей рабства, перейдя в христианскую веру. Они становились вольноотпущенниками-либертинами. Но либертин вовсе не являлся вполне свободным человеком. Достаточно ему было оскорбить своего вчерашнего хозяина — и он, как это предусматривали законы Иерусалимского королевства, вновь превращался в раба.

Ненамного лучшими по сравнению с рабскими были условия жизни вилланов (этим словом в государствах крестоносцев обозначались крепостные, термин «серв» на Востоке не употреблялся).

Вилланы подвергались жестокой эксплуатации и притеснениям. Их земля рассматривалась как собственность завоевателей, самих вилланов прикрепляли к земельным участкам, вместе с которыми (а иногда и отдельно) их и продавали, и покупали.

Крепостные были обременены многообразными повинностями — в пользу своих сеньоров и налогами — в пользу государства. Правда, барщина в крестоносных государствах, за редкими исключениями, не получила распространения. Франкские сеньоры предпочитали взимать оброк с крестьян, прикрепленных к своим наделам, чем требовать от них работы на господской земле. Барщинная повинность практиковалась довольно широко только там, где феодалы владели плантациями сахарного тростника: например, во владениях иерусалимских королей крестьяне должны были отрабатывать на господской земле от четырех до шести дней в месяц. В остальных случаях барщинные работы ограничивались несколькими днями в году.

Зато всей тяжестью ложились на плечи вилланов натуральные оброки и прочие платежи. В большинстве своем подобные взносы, хотя и под другими названиями, деревня платила и прежним господам. Однако тяжесть повинностей, взимавшихся пришлыми сеньорами, усугублялась тем, что размер этих повинностей не был постоянным и зависел от произвола господина. Лаконичные, но достаточно выразительные сведения о величине вилланских повинностей сохранил в своем описании порядков Иерусалимского королевства мусульманский путешественник Ибн Джубайр, посетивший государство франков в 1184 г. По его данным, сеньоры взимали со своих крепостных от одной трети до половины урожая. Господину шла также определенная часть сбора с фруктовых деревьев, олив, нередко — половина сбора винограда.

Существовали и различные государственные налоги: налог с фруктовых деревьев, всевозможные пошлины — за провоз продуктов на городские рынки и другие. В частности, весьма обременительным для трудового населения явилось западное нововведение — талья, или поголовный налог.

К тому же все это крепостное население было совершенно бесправным, причем западные сеньоры в своем отношении к населению подвластных областей не делали различия по религиозным признакам. С христианами обращались не лучше, чем с мусульманами. Недаром один арабский писатель XII в., рассказывая о правлении в Антиохии князя Боэмунда II (1126—1131), пишет, что «народ перенес от этого дьявола Ибн Маймуна (т. е. Боэмунда) великие бедствия».

Все это лишний раз показывает, какова была действительная цена лозунга освобождения «братьев по вере», выдвигавшегося ранее организаторами крестового похода: крестоносцы лишь надели на местных крестьян новое ярмо.

Крепостные в борьбе с крестоносными феодалами. Вилланы, будь то сирийцы, греки или арабы, ненавидели иноземных захватчиков и не раз оказывали им решительное сопротивление. Вся история франкских государств в Сирии и Палестине заполнена постоянной и непрерывной борьбой местного крестьянства против западных господ. О возмущении трудящихся рассказывают, хотя и очень скупо, отрывочно, многие хронисты и писатели XII—XIII вв. — и западные (латинские), и восточные (арабы, сирийцы, армяне).

Из повествования Фульшера Шартрского мы узнаем, что сельское население Иерусалимского королевства поддерживало мусульманские государства Египта и Сирии в их войнах против франков. Нередко поражения крестоносных феодалов в войнах с Египтом или сельджуками служили поводом для крестьянских выступлений.

В 1113 г. после неудачи рыцарей в битве с египтянами у Син аль-Набра крестьяне из области Самарии напали на один из крупных городов Иерусалимского королевства — Набулус и подвергли его опустошению.

В 1125 г. вспыхнуло большое крестьянское восстание в районе Бейрута и Сайды. «Сарацинские земледельцы, — лаконично сообщает Фульшер Шартрский, — не захотели платить податей». Правитель Бейрута Готье I прибегнул к силе, чтобы принудить их к повиновению. На помощь ему пришел иерусалимский король: чтобы обеспечить сеньору Бейрута подчинение непокорных сарацин, была воздвигнута крепость Монт-Главиен, которая должна была послужить опорой и защитой Готье I против восставших крестьян.

В 1131 г. разразилось восстание в графстве Триполи: во время этого восстания был убит сеньор Понтий Триполийский. Об этом упоминает Вильгельм Тирский, а другой историк, продолжавший в XIII в. его хронику, пишет о новом восстании в Триполи — в 1266 г., когда «сельские вилланы ночью перебили франкских рыцарей».

Имеется много данных косвенного порядка, показывающих, какое упорное сопротивление оказывали закрепощенные поселяне своим сеньорам, отказываясь убирать урожай, нападая на феодалов, убивая их. Не случайно в сборнике законов иерусалимского короля Балдуина II предусматриваются специальные меры на случай восстания вилланов против сеньора. Если кто-нибудь из вассалов этого сеньора поддерживает его восставших вилланов, то сеньор, говорится в «Установлениях» Балдуина II, имеет право лишить вассала его имущества. В более поздних законодательных памятниках Иерусалимского королевства сеньору предоставлялось право преследовать и силой возвращать беглых вилланов. А побеги вилланов были нередкостью. Подчас беглые вилланы образовывали разбойничьи отряды, которые рыскали по стране, расправляясь с ненавистными франками.

В глазах туземного населения все паломники с Запада были завоевателями: поэтому им чинилось немало препон, особенно со стороны мусульманских крестьян. В 1113 г. Палестину посетил русский игумен Даниил. Многие «святые места», рассказывает он в своих записках, не доступны для тех, «кто в мале хощет пройти», «поганых ради»: «туда бо ходят мнози срацины и разбивают в горах тех и в дебрях страшных». Сам Даниил смог благополучно совершить свое путешествие только потому, что присоединился к дружине короля Балдуина I, отправлявшегося на войну с Дамаском. Князь, пишет он, «приряди мя к отроком своим» и «тако проидохом места та страшная с вои царьскими без страха и без пакости». И добавляет: «А без вои путем тем никто не может пройти».

Характерно, что когда латинские хронисты пишут о сирийцах, они, как правило, изображают их в неблагоприятном свете. Вильгельм Тирский подчеркивает вероломство сирийцев, называя их «хитрыми лисами, лишенными воинственности и храбрости». Такая характеристика (она встречается и у других западных хронистов) вполне понятна: угнетенные крестоносцами вилланы не желали склонять головы перед ними. И мусульмане, и христиане были озлоблены против порядков, установленных завоевателями. Они шли на все, чтобы сделать положение крестоносных баронов и их вассалов невыносимым и рано или поздно принудить тех и других убраться из страны.

Выразительно пишет о настроениях сирийского населения немецкий монах-доминиканец Бурхардт Сионский: «Хотя они и являются христианами, но не дают никакой веры латинянам» (т. е. франкским господам). По рассказу церковного писателя начала XIII в. Якова Витрийского, который жил в Палестине и написал там свою «Иерусалимскую историю», сирийцы передавали сарацинам военные секреты франков. «Они часто, — с плохо скрываемой злобой заявляет он, — просят помощи против христиан у врагов нашей веры и не стыдятся растрачивать во вред христианству силы и средства, которые следовало бы обратить во славу божию против язычников».

Немало ярких свидетельств вражды туземного населения к крестоносным захватчикам можно найти в замечательном памятнике арабской литературы XII в. — «Книге назидания» арабского писателя Усамы ибн Мункыза (1095—1188). В одной из глав он рассказывает, например, что когда к деревенским жителям близ Акки (в латинской транскрипции — Акра) добирался мусульманин, вырвавшийся из франкского плена, — «они прятали его» и «доставляли в области ислама», т. е. помогали уйти к своим.

В другом месте Усама сообщает об одном юноше-мусульманине, которого он встретил в Набулусе: «Его мать была выдана замуж за франка и убила своего мужа. Ее сын заманивал хитростью франкских паломников и убивал их». Из рассказов этого арабского писателя видно, насколько велика была ненависть крестьян к франкским сеньорам: крестьяне не останавливались даже перед тем, чтобы при случае вступать в схватку с рыцарями, будучи почти безоружными. Однажды к родственнику писателя явился какой-то крестьянин из местности аль-Джиср. Он держал руку под платьем, и на вопрос: «Что с твоей рукой?» — ответил так: «Я схватился с одним франком, но у меня не было ни доспехов, ни меча. Я опрокинул франка и так ударил его в лицо, покрытое стальным забралом, что ошеломил его. Тогда я взял его же меч и убил его им». Тот же писатель сообщает о случае жестокой расправы, которую учинили франки над крестьянином, заподозренном в том, что он привел мусульманских разбойников в Деревню около Набулуса. Этот старик-крестьянин пытался бежать, но тогда, по повелению короля Фулька V, схватили его детей. Чтобы спасти семью, крестьянин пошел на крайнее средство. Он вернулся и сказал королю: «Будь ко мне справедлив и позволь мне сразиться с тем, кто сказал про меня, что я привел разбойников в деревню». И король приказал владельцу разграбленной деревни: «Приведи кого-нибудь, кто сразится с ним». Затем Усама описывает издевательский поединок, устроенный в наказание заподозренного, которого заставили биться с неким кузнецом из этой деревни. «Виконт, правитель города, пришел на место битвы и дал каждому из сражавшихся палку и щит, а народ встал вокруг них, и они бросились друг на друга... Они бились до того яростно, что стали похожи на окровавленные столбы». Судебный поединок, инсценированный иерусалимским королем явно для устрашения крестьян, завершился убийством крестьянина, которого подозревали в сношениях с разбойниками, после чего «на шею старика сейчас же набросили веревку, потащили его и повесили». Свой рассказ Усама заключает негодующим восклицанием: «Вот пример законов и суда франков, да проклянет их Аллах!».

Вражда крепостной массы к крестоносным феодалам была настолько велика, что Вильгельм Тирский считал сирийцев — этого «близкого врага» — опаснее чумы.

Чтобы обеспечить себе безопасность, крестоносцам пришлось возвдвигнуть в завоеванных областях большое число крепостей и замков. Эти сооружения являлись не только военными форпостами против соседних мусульманских государств: они должны были охранять сеньоров от гнева угнетенных «возделывателей полей».

Политический строй франкских государств. В основе политического устройства государств крестоносцев лежала феодальная иерархия сеньоров различных положений и рангов, примерно такая же, которая существовала в то время на Западе.

Иерусалимское королевство считалось первым среди остальных франкских государств, однако, по сути дела, короли иерусалимские не имели каких-либо преимуществ перед тремя другими государями. Правители Триполи, Антиохии и Эдессы фактически были независимы от Иерусалимского королевства. Они не были связаны с государями Иерусалима даже вассальными узами, хотя формально и приносили вассальную присягу (оммаж) королю. В действительности он занимал положение номинального главы равноправных членов своего рода конфедерации крестоносных государств. В своих владениях князья Антиохии, графы Триполи и Эдессы пользовались такой же властью, какой в Иерусалимском королевстве располагал их сюзерен.

Все эти феодальные государства подразделялись на более мелкие единицы феодального владения — баронии; эти последние, в свою очередь, дробились на еще более мелкие — рыцарские феоды или лены и т. д. Так, в Иерусалимском королевстве было четыре крупных владения: на севере Палестины — княжество Галилея (Тивериада), на западе — сеньория Сайды, Кесарии и Бейсана, а также графство Яффы и Аскалона, на юге — сеньория Крака Монреаля и Сен-Абрахама. Сеньоры этих княжеств были непосредственными вассалами короля. Каждый из них имел своих вассалов в лице более мелких владетелей, получивших от них в наследственное держание свои поместья (феоды): вассалом графа Яффы и Аскалона являлся сеньор Рамлы и т. д. Кроме четырех крупнейших феодалов, королям было подвластно свыше десятка менее значительных ленников — тут были владетели Арсуфа, Ибелина и иных местностей и укрепленных пунктов.

Таким образом, в государствах крестоносцев каждое владение было феодом, каждый рыцарь — вассалом. Эта организация господствующего класса складывалась по мере водворения франкских феодалов на Востоке. Лотарингский хронист Альберт Аахенский сообщает, например, что король Балдуин I, спустя четыре дня после вступления на престол, потребовал, чтобы каждый из рыцарей Иерусалимского королевства принес вассальную присягу и представил сведения о своих феодах и поступающих с них доходах.

Со временем, когда мусульмане начали вытеснять крестоносцев с захваченных ими территорий, организация рыцарей претерпела некоторые изменения: вместо поместий (или наряду с ними) короли стали жаловать в феод рыцарям различные доходные статьи: одним — сбор торговых, другим — таможенных пошлин и т. д.

Иерусалимский король был самым крупным феодалом. Он владел множеством поместий. Королевский домэн простирался на востоке до реки Иордан и Мертвого моря. Кроме того, непосредственно королю было подвластно несколько больших городов — Иерусалим, Набулус, где велась широкая торговля, особенно льном и винами, производившимися в Самарии, а также важные портовые города — Тир и Акра с их окрестностями: там возделывался хлопок, было много оливковых деревьев и виноградников, вблизи Акры имелись плантации сахарного тростника.

Поместья и города, находившиеся под властью королей, приносили им значительные доходы. В пользу короля взимались различные сборы на городских рынках, в портах: таможенные сборы, якорный налог (по одной марке серебра с каждого прибывавшего корабля), налог с паломников — «терциарий» (третья часть стоимости проезда пилигримов) и др.

Помимо этого короли требовали уплаты пошлин с торговых караванов восточных купцов, направлявшихся из Египта в Багдад, из Дамаска — в Египет, в Мекку, в Медину. Немалую дань взимали короли с кочевников-бедуинов Заиорданья за право пользования старинными пастбищами, отнятыми у них крестоносцами. Не брезговали иерусалимские государи и прямым разбоем. Усама ибн Мункыз передает случай, когда иерусалимский король Балдуин III (1143—1162) приказал потопить близ Акры корабль, на котором семья самого Усамы — его жена и дети — направлялась из Египта в Сирию. Это было сделано лишь для того, чтобы присвоить ценный груз, находившийся на борту судна. «Когда они приблизились к Акке, — рассказывает арабский писатель, — франкский король, да не помилует его Аллах, послал в маленькой лодке отряд своих людей, которые подрубили корабль своими топорами на глазах наших людей. Король, приехавший верхом, остановился на берегу и приказал разграбить все, что было на корабле». Затем, продолжает Усама, все плывшие на корабле были согнаны на берег и подвергнуты обыску. У женщин «отобрали все, что с ними было». На судне королевские слуги «захватили украшения, сложенные там женщинами, платья, драгоценные камни, мечи и оружие, золото и серебро, приблизительно на тридцать тысяч динаров. Король забрал все это и выдал им пятьсот динаров со словами: „С этим вы доберетесь до вашей страны“. А их было, — заключает Усама, — мужчин и женщин, около пятидесяти душ». Такого рода «христианские подвиги» были вполне в духе феодальных нравов!

Величина домэна и относительно большие доходы давали иерусалимским королям определенный перевес над другими сеньорами королевства — вассалами и подвассалами короны.

Главной обязанностью вассалов была военная служба своему сюзерену. Король имел право требовать ее выполнения в течение всего года: ведь государства крестоносцев находились в состоянии непрерывной войны с соседями, не говоря уже о том, что внутренняя обстановка во франкских государствах была весьма неспокойной. Вассал не имел права надолго покидать свои владения. Еще в первые годы существования Иерусалимского королевства было принято постановление, по которому тот, кто, оставив свой фьеф без разрешения короля, не вернулся обратно в течение одного года и одного дня, терял свои права на эти владения (так называемая «Ассиза одного года и дня»). Вассал должен был являться по призыву сюзерена на коне, в полном боевом снаряжении. Он обязан был приводить с собой своих вооруженных людей и служить сюзерену там и столько времени, где и сколько потребуется.

Обязанностью баронов и других королевских вассалов было также участие в феодальном совете, который собирался время от времени. Такое собрание называлось ассизой или курией. Здесь феодалы решали все свои дела. Королевская курия носила специальное название — высокая палата. Это было феодальное судилище, которое рассматривало тяжбы рыцарей, и военно-политический совет, где обсуждались вопросы войны, мира, дипломатии и пр. Высокая палата ограничивала права королевской власти и контролировала действия короля-сюзерена в отношении вассалов. Курия выступала и хранительницей феодальных обычаев (кутюмов). Выразительно писал об этих порядках арабский эмир Усама ибн Мункыз: «Одни только рыцари пользуются у них (т. е. франков — М. З.) преимуществом и высоким положением. У них как бы нет людей, кроме рыцарей. Они дают советы и выносят приговоры и решения». Постановление, принятое курией, «не может быть изменено или отменено ни королем, ни кем-нибудь из предводителей франков, и рыцарь у них — великое дело».

«Иерусалимские ассизы». Централизация или раздробленность? Основным источником, рисующим политический строй Латино-Иерусалимского королевства, являются «Иерусалимские ассизы». Так называется большое собрание законодательных установлений Иерусалимского королевства. Сохранилась очень поздняя редакция этого документа (на французском языке).

«Ассизы» складывались постепенно, в течение длительного срока. Первоначально нормы феодального права передавались устно от одного поколения франкских рыцарей к другому. Со временем их стали записывать. Некоторые из этих феодальных законов в 1120 г. были сведены в один сборник: в его 24 статьях были зафиксированы установления, определявшие полномочия королевской курии, ее юрисдикцию. Они были утверждены баронами, прелатами и королем Балдуином II в Набулусе. Позже, в конце XII или в начале XIII в., таким же образом были кодифицированы и другие феодальные кутюмы. Так, с течением времени составился главный свод законов Иерусалимского королевства — «Иерусалимские ассизы», которые, следовательно, представляют собой сборник юридических памятников, восходящих к различным временам. Это законодательство не было единственным, применявшимся на франкском Востоке. В государствах крестоносцев имелись и другие «Судебники», о которых, однако, почти ничего не известно.

Каково содержание «Иерусалимских ассиз»? — Они детальным образом определяют порядок феодальной службы, права сеньоров, обязанности вассалов, взаимоотношения между ними. Здесь подробно перечисляются условия, на которых вассалы несут службу сюзерену, устанавливается, в каких случаях король или другой сюзерен могут лишить вассала его феода, и пр.

Из «Ассиз» мы видим, например, что если сеньор незаконно отнял лен у вассала, все остальные вассалы обязаны помочь последнему вернуть свои владения. Они могут уклониться от службы сюзерену, будь то даже сам король, если он нарушит права кого-либо из вассалов. Король может отобрать лен у своего вассала не иначе, как только по приговору курии. При некоторых обстоятельствах вассалы имели даже право не пропускать короля через свои владения. Судя по «Ассизам», мы вправе заключить, что крестоносные феодалы ревниво заботились о том, чтобы сюзерен не предъявлял к ним чрезмерных требований. Иерусалимский король должен был все свои действия согласовывать со своими ленниками: он не мог принять ни одного решения без санкции баронов, так же, как и они не могли этого сделать без разрешения своих вассалов.

Таким образом, в порядках Иерусалимского королевства, как они выступают в «Ассизах», получило свое наиболее полное выражение политическое устройство, именуемое обычно феодальной раздробленностью. Королевская власть представляется по «Ассизам» совершенно бессильной. Следует, однако, учитывать, что организация феодалов в том виде, как она описывается в «Иерусалимских ассизах», полностью созрела лишь в XIII в. Памятник этот, собственно, и отражает тогдашние порядки.

В первые десятилетия существования крестоносных государств положение было несколько иным. В это время в Иерусалимском королевстве, да и в других государствах крестоносцев, намечалось известное усиление княжеской власти. Тенденция к ее укреплению вырастала по мере того, как отношения западных феодалов с порабощенным населением и соседними государствами становились все более напряженными, т. е. по мере того, как обострялась классовая борьба в государствах крестоносцев, принимавшая подчас форму национальной и религиозной вражды, а войны с мусульманскими государствами приобретали длительный и затяжной характер. С одной стороны, мелкие и средние владельцы стремились теснее сплотиться вокруг королевского трона, с другой — сама королевская власть пыталась прочнее привязать к себе рыцарей всех рангов. Такая попытка была, в частности, предпринята в правление Амори I (1162-1173). Когда в 1162 г. владетельный барон Жерар из города Сайды, прославившийся своими разбойничьими подвигами, лишил феода одного из своих ленников, они решительно выступили против этого акта произвола. Король Амори I взял их сторону. Было издано постановление («ассиза»), в силу которого все держатели ленов, чьими бы вассалами они ни являлись, должны стать прямыми вассалами короля и повиноваться ему, как верховному сеньору. Эта «ассиза» ущемляла права крупных баронов и расширяла прерогативы королевской власти. По справедливому замечанию К. Каэна, в подобном положении королевская власть находилась лишь в Англии, где, как известно, еще Вильгельм Завоеватель поставил всех рыцарей в непосредственную зависимость от короны.

Имеются и некоторые другие свидетельства того, что центральная власть в государствах франков в ранние времена их истории не обнаруживала такого полного бессилия, как это было позднее и как это представляется на основании «Иерусалимских ассиз».

Таким образом, в политическом строе государств крестоносцев в середине XII в. появились элементы некоторой централизации.

Процесс этот, однако, не завершился созданием феодальной монархии по образцу тех, которые стали тогда формироваться на Западе. На франкском Востоке централизация оказалась скоротечной: в конце концов здесь возобладали центростремительные тенденции, недостатка в которых, конечно, не было и в момент основания крестоносных государств. Ведь еще Балдуину I пришлось однажды отменить распоряжение об очистке иерусалимских улиц лишь потому, что оно было дано без согласования с баронами. В пределах своих владений сеньоры с самого начала располагали полной самостоятельностью: им принадлежала высшая судебная власть, они имели право объявлять войну, заключать мир, а многие даже чеканить свою монету. Централизаторским тенденциям приходилось пробивать себе дорогу в обстановке, в целом не благоприятной для их развития. В дальнейшем, когда владения западных завоевателей на Востоке начнут все более сокращаться, эти централизаторские тенденции окончательно заглохнут.

Постоянные распри между соперничавшими друг с другом франкскими феодалами, несогласия вассалов с сюзеренами, феодальные мятежи против королей были характерными чертами политической жизни франкских государств.

Купцы и торговля в Латино-Иерусалимском королевстве. Развитию политической централизации мешало и отсутствие прочных хозяйственных связей между государствами крестоносцев и внутри каждого из них. Торговля в экономической жизни Латино-Иерусалимского королевства играла большую роль, но это была, главным образом, торговля с Западной Европой. Вели ее преимущественно североитальянские купцы — венецианцы, пизанцы, генуэзцы. Когда начался первый крестовый поход, они заняли осторожную, выжидательную позицию. Но затем, после того, как крестоносцы одержали ряд побед, купечество Северной Италии сочло нужным оказать им поддержку. Весной 1099 г. Пиза снарядила флот в 120 кораблей; в том же году Венеция послала 200 кораблей; генуэзцы пришли на помощь крестоносцам еще при осаде Антиохии.

В дальнейшем итальянские торговые города приняли определенное участие в крестоносном движении: они подвозили рыцарям оружие, провиант, осадные машины, подкрепления. Все эти услуги были им хорошо оплачены. Венецианские, генуэзские, пизанские и другие купцы получили в портовых городах Сирии и Палестины крупные привилегии. Им были предоставлены отдельные кварталы с жилыми домами, обязательной баней, пекарней, церковью и — что особенно важно — рынком. В этих кварталах итальянцы установили свои порядки: жители их не были даже подсудны местным сеньорам.

Привилегированные поселения итальянских купцов, занимавшие подчас до одной третьей части городов, стали опорными пунктами торговли Западной Европы с Востоком, или, как ее обычно называют, левантийской торговли. Из Венеции, Генуи, Пизы, а также из французских городов — Марселя, Монпелье и других, с берегов Англии, из испанской Барселоны в XII—XIII вв. более или менее регулярно снаряжались на Восток флотилии купеческих кораблей, груженных всевозможными товарами. Они везли муку (в государствах крестоносцев недоставало хлеба), строительный лес, металлы (из Англии, например, медь и олово), кожи, сукно (выделкой его славились города Южной Франции), лошадей, «живой товар» — рабов (их поставляли в страны Востока, главным образом, венецианцы). В Тире, Акре, Антиохии, Яффе, распродав привезенное, западные торговые люди наполняли свои весельно-парусные галеры и барки новым грузом — восточными товарами, закупленными в портовых городах Леванта.

Караваны судов венецианцев, генуэзцев, марсельцев увозили в Европу шелковые и хлопчатобумажные ткани, изготовлявшиеся искусными сирийскими ремесленниками, корзины с фруктами, мускатным орехом, мешки с тростниковым сахаром, бурдюки и бочки с винами. Они доставляли на Запад шелк-сырец и кипы хлопка, привозившегося в сирийские порты из внутренней Азии, мускус, добывавшийся в Тибете, египетское стекло и красящие вещества, пряности Индии (перец, гвоздику, корицу), древесную смолу, аравийский ладан и амбру, жемчуг и драгоценные камни из далеких азиатских стран, слоновую кость из Африки. Все это и многое другое с выгодой продавалось на рынках Европы.

Однако эта оживленная торговля не создавала экономических связей внутри государств крестоносцев: она была направлена на внешние рынки, а сами итальянские и другие европейские купцы выступали в этой торговле жестокими соперниками. Подчас они вели между собой настоящие войны, вовлекая в них и феодалов. Во время одной такой войны, начатой генуэзцами в середине XIII в., город Акра был наполовину разрушен и в нем погибло около 20 тыс. человек.

Сколько-нибудь устойчивая политическая централизация при таких условиях не могла получить развития.

Католическая церковь в государствах крестоносцев. Для укрепления своего господства франкские феодалы наряду с оружием широко использовали религию. Только в Иерусалимском королевстве было создано пять архиепископств и девять епископств; было основано также большое число монастырей. Некоторые ученые отмечают, что число высших церковных сановников по отношению ко всему населению, проживавшему в государствах крестоносцев, было очень велико. Это несоответствие объясняется просто: ведь католическая церковь, как мы знаем, приняла активнейшее участие в организации и проведении крестового похода отнюдь не бескорыстно. Завоевателям пришлось, хотя они и не горели желанием делать это, поделиться с нею захваченным и награбленным. Церковники овладели в латинских государствах на Востоке изрядным количеством земель. К католическим прелатам перешли владения, раньше принадлежавшие мусульманскому духовенству, а отчасти и христианским церквам, в том числе греческой. Некоторые из новых церковных владений не уступали по своим размерам светским. Так, в XIII в. архиепископство Назаретское насчитывало около двух десятков поместий. Обширны были палестинские владения иерусалимского патриарха, а также клира церкви святого гроба.

Католические иерархи стали влиятельной частью феодального класса на Востоке.

В своих владениях епископы выступали такими же полновластными сеньорами, как и прочие феодалы. Некоторые из светских баронов и рыцарей являлись вассалами епископов. Епископу Лидды, к примеру, были подвассальны десять рыцарей.

Князья и сеньоры, заинтересованные в известной мере в том, чтобы святые отцы помогали им укреплять свое господство, передавали в дар церковным учреждениям земли и различные ценности, захваченные на Востоке. Да и сами католические прелаты не стеснялись в своей приобретательской деятельности. Их жадность в «святой земле» не знала удержу. Они не прочь были присвоить феоды тех рыцарей, которые торопились промотать свое добро. Иерусалимским королям пришлось принять меры, чтобы охладить стяжательский пыл благочестивых пастырей: церковным учреждениям было запрещено покупать феоды, а рыцарям — дарить им замки (дело в том, что под видом дарения зачастую совершалась самая обыкновенная продажа).

Большие средства собирали церковники в виде десятины с урожая, со скота и других доходов: этот налог, ранее не известный на Востоке, был введен завоевателями специально в интересах католической церкви. Средства, которые десятина давала церковным феодалам, были настолько значительны, что франкские короли и бароны с завистью поглядывали на пополнявшиеся всяким добром амбары своих духовных союзников, а иногда и узурпировали права церкви на десятинный сбор. На этой почве неоднократно происходили бурные конфликты между светскими и церковными землевладельцами. Впрочем последние и сами постоянно ссорились друг с другом из-за дележа поместий и различных доходов. О том, насколько были велики эти доходы, свидетельствуют и латинские, и арабские хронисты. В конце XII в. арабский историк Ибн аль-Асир писал, что один только бог может оценить сокровища иерусалимского патриарха. Крупными ценностями распоряжались и монастыри (Сионский, Иосафат и др.).

Папство и государства крестоносцев. Могут спросить: а что же папство осталось совсем в стороне от всего того, что происходило в государствах франков? — Отнюдь нет. Правда, большие надежды, которые римские папы возлагали на крестовый поход, рассчитывая с помощью крестоносцев умножить богатства апостольского престола, оправдались только частично. Папство получило от первого крестового похода меньше прямых материальных выгод, чем, казалось, могли ожидать римские первосвященники. Византийская церковь не была подчинена Риму. В этом отношении крестовый поход не принес папству того, на что оно надеялось: схизма (раскол) осталась в силе, и Византия благодаря крестовому походу даже расширила и упрочила свои позиции в Малой Азии.

Тем не менее, с образованием франкских государств границы влияния римско-католической церкви раздвинулись. Опорой папства в этих государствах выступило католическое духовенство, прежде всего — иерусалимские патриархи: они приносили папам присягу верности, вроде той, которую обычно вассал давал сеньору. А иерусалимский патриарх располагал значительной властью: по словам Ибн аль-Асира, она была даже большей, чем у короля. Неудивительно, что папство настойчиво стремилось держать под своим неусыпным контролем новые католические владения: папские легаты, наделенные широкими полномочиями, почти ежегодно навещали «святые места». Легаты апостольского престола участвовали в самом создании церковной организации Иерусалимского королевства; через своих легатов папы активно вмешивались даже в выборы патриархов, хотя формально это право принадлежало духовенству и баронам Иерусалимского королевства. Случалось и так, что за обладание патриаршим престолом боролось несколько претендентов из числа франкских церковников: легаты в этих случаях старались провести на пост патриарха кандидата, угодного Риму. Короче говоря, стремясь закрепить свои позиции в новых владениях римско-католической церкви, папы тщательно заботились о том, чтобы в государствах крестоносцев неукоснительно соблюдались земные интересы наместника св. Петра.

Источники слабости Латино-Иерусалимского королевства. Но и союза католических пастырей со светскими феодалами оказалось недостаточно для того, чтобы крестоносцы смогли чувствовать себя в полной безопасности в своих восточных сеньориях. Было много причин, помимо того, о чем мы уже сказали, ослаблявших франкские государства. В конце концов это были маленькие, поверхностно спаянные между собой княжества. Они тянулись сравнительно узкой полосой вдоль восточно-средиземноморского побережья и были разбросаны на большой территории: их восточная граница растянулась более чем на тысячу километров. А между тем, крестоносцы жили, главным образом, в городах да в больших укрепленных замках, и хрупкие вассальные узы являлись единственной основой, соединявшей феодалов с центральной властью.

С юга Иерусалимскому королевству постоянно угрожал Египет. Нападения египтян приходилось отражать чуть ли не ежегодно — и не только с суши, но и с моря: не было такого прибрежного города, который бы не атаковали (и иногда не без успеха) египетские корабли. Все намерения крестоносцев захватить Египет оставались в области проектов, хотя недостатка в этих намерениях не было: в 1104 г. Балдуин I уже уступил генуэзцам третью часть «Вавилона», т. е. Каира — настолько иерусалимский король был уверен в своей победе над Египтом, которой так и не суждено было состояться.

В то же время со стороны сирийской пустыни государства крестоносцев то и дело подвергались набегам войск сельджукских князьков. Правда, на границе были сооружены мощные крепости (одну из них хронисты красочно называют «скалой пустыни»), но они не могли целиком уберечь франкских сеньоров от этих, порой неожиданных налетов с востока. А неоднократные попытки овладеть большими городами Сирии терпели неудачу.

Как мы отмечали, западные захватчики-феодалы вечно враждовали друг с другом. Дележ добычи, распределение ленов и многое другое давало поводы к бесконечным раздорам среди крестоносцев всех поколений. Показное единство их религиозных целей, еще сохранявшееся в какой-то мере в эпоху основания франкского владычества на Востоке, в дальнейшем уступило место реальным противоречиям между самими крестоносцами. Соображения о действительных политических и военных выгодах взяли верх над всеми прочими, и то одни, то другие «борцы за дело Христа» вступали в союзы с мусульманскими правителями против своих же единоверцев с Запада. История государств крестоносцев буквально изобилует примерами того, как, по словам американского историка Г. С. Финка, «франкские и мусульманские князья легко забывали взаимную вражду и становились союзниками, если этого требовали их дипломатические и военные интересы». И в этом нет ничего удивительного: в конце концов каждый франкский сеньор более всего стремился к увеличению собственных богатств и власти. Впрочем, дружественные отношения франков с мусульманами тоже продолжались недолго; затишье, когда производился взаимный выкуп пленных, устанавливались дипломатические связи, бароны и эмиры наносили любезные визиты друг другу (много фактов этого рода сообщает Усама ибн Мункыз), очень скоро прекращалось, и война вновь разделяла недавних союзников или друзей.

К слову сказать, восточные феодалы, с которыми западным сеньорам, потомкам первых крестоносцев, случалось время от времени сближаться, в душе всегда относились с презрением к кичливым и заносчивым франкам, выглядевшим в их глазах совершенными дикарями: недаром Усама, сын образованного человека и сам большой книголюб (его библиотека насчитывала несколько тысяч книг), считал франков «только животными, обладающими достоинством доблести в сражениях и ничем больше, так же, как и животные обладают доблестью и храбростью при нападении».

Наконец, господствующий класс — феодальные завоеватели Сирии и Палестины и их потомки — был очень немногочислен. Под началом иерусалимских королей никогда не находилось более 600 конных рыцарей (прямых вассалов и подвассалов различных степеней). Обычно же на службу к королям являлось гораздо меньше воинов-феодалов. Численность войск Балдуина I, к примеру, не превышала современного батальона.

Привилегированная господствующая верхушка во франкских государствах жила среди озлобленного, враждебно настроенного туземного населения. Сил одних только вассалов было недостаточно для того, чтобы держать в покорности туземное население и успешно отражать нападения соседей-мусульман.

Иерусалимские короли и другие крестоносные князья старались восполнять эту недостачу тем, что дополнительно к рыцарям-вассалам вербовали себе наемников. Они набирались из числа тех пилигримов, которые после первого крестового похода направлялись в «святую землю», не имея большей частью намерений обосноваться там, а просто в расчете пограбить, кого удастся. Король платил каждому рыцарю-пилигриму довольно солидную сумму (по более поздним данным, 500 безантов в год — это было больше того, что давал обычный рыцарский лен своему держателю). Но и рыцари-пилигримы ненамного увеличивали обороноспособность франкских государств. Эти рыцари ненадолго оставались в Палестине.

Старожилы и новые паломники. Характерной чертой жизни франкских государств было непостоянство, текучесть крестоносного населения. В первые десятилетия XII в. бедняки и рыцари с Запада продолжали отправляться на Восток в поисках земель и добычи. Плачевная участь крестоносцев 1101 г. не обескуражила феодальных авантюристов, а тяжкое положение крестьян в Европе по-прежнему гнало их «на стезю господню». Каждый год, весной (перед пасхой) и в конце лета, корабли венецианских, пизанских, амальфитанских, марсельских купцов доставляли в портовые города франкских государств паломников-крестоносцев из Южной Франции, Италии, Германии, Фландрии. На плече у них был нашит крест, но в подавляющем большинстве своем пилигримы отправлялись в Палестину не для того, чтобы помолиться в церкви святого гроба, искупаться в Иордане и унести домой пальмовую ветвь с его берегов. Некоторые, наиболее оборотистые из них прихватывали с собой разные товары в расчете выгодно сбыть их в «святых местах» с тем, чтобы и оправдать дорожные расходы, и, по возможности, разжиться (с Востока они также увозили закупленное там для перепродажи на родине). Другие хотя и погружались на вместительные суда итальянцев и марсельцев почти с пустыми руками, но с непременной мыслью любым путем обогатиться в восточных землях. Немало было среди паломников просто нищих и всякого рода выбитых из жизненной колеи людей, в том числе и преступных элементов. Католическая церковь, проявляя христианское «милосердие», подчас заменяла смертную казнь людям, совершившим уголовные преступления, паломничеством в Иерусалим: пусть грабят и убивают, но там, в «земле обетованной», на пользу католицизму — такова была истинная суть «милосердия» католических прелатов. И вот, как говорит немецкий летописец, монах Бурхардт, посетивший Палестину в 1282 г., «кто сделал что-нибудь плохое, — убийца, грабитель, вор, клятвопреступник — тот отправляется за море, на Восток, якобы ради того, чтобы смыть преступление, а на деле потому, что из страха перед возмездием не рискует остаться дома. Они устремляются сюда со всех сторон, — пишет он, — меняя только небо, под которым живут, но не нравы. Истощив свои средства, они начинают творить еще худшее, чем то, что делали раньше». Примерно в таком же духе характеризует этих паломников и Яков Витрийский, также упоминая среди них воров, убийц, пиратов, пьяниц, игроков, беглых иноков и монахинь, клятвопреступников, «блудниц» и т. п. Из таких «святых» людей, в значительной мере, набирались подкрепления, которые римско-католическая церковь направляла в государства франков.

Большинство всех этих пилигримов, прибывавших с Запада, не имело возможности обосноваться в Иерусалимском королевстве и уезжало обратно в Европу.

Надо иметь в виду, что европейские рыцари, уже раньше успевшие утвердиться на Востоке, относились к новым пришельцам с большой неприязнью. Князья и короли использовали временами помощь рыцарей-пилигримов против сельджуков, но допускать их надолго к источнику своего обогащения — грабежу подвластного населения — не входило в планы крестоносных феодалов, уже акклиматизировавшихся на Востоке. Новые захватчики, потянувшиеся в «землю обетованную» после первого крестового похода, в глазах старожилов являлись нежелательными конкурентами. Ревнители католицизма делали все возможное, чтобы вредить своим ближним. Пуще всего они боялись потерять приобретенное «праведными трудами», утратить исключительное обладание сиро-палестинскими землями. Очень выразительно писал об этом безвестный хронист, «Продолжатель Санблазиенских анналов»: франки, по его словам, сильнее страшились доблести латинян, прибывавших с Запада, чем коварства язычников, и потому старались воздвигнуть первым возможно больше препятствий.

Часто случалось, что войны с сельджуками, которые крестоносные рыцари-старожилы начинали совместно с вновь явившимися к ним на помощь искателями наживы, заканчивались безрезультатно только потому, что, пока паломники дрались с «погаными», их союзники, не дожидаясь исхода битвы, после полупобеды спешили заключить мир с врагом.

Создание военно-монашеских орденов и папство. Для того чтобы упрочить внутреннее и внешнеполитическое положение государств крестоносцев, вскоре после первого крестового похода были созданы особые военномонашеские организации — ордена тамплиеров и госпитальеров. По внешнему облику это были религиозные братства. Вступая в орден, рыцари обязывались, подобно монахам, не обзаводиться семьей, не стремиться к богатству, беспрекословно повиноваться своим начальникам.

Однако религиозными братствами ордена явились только по внешности. Белый плащ (подобие монашеского одеяния) с красным крестом, который носили тамплиеры, черный, или позднее, красный с белым крестом, составлявший отличительную одежду госпитальеров, были не более как символом. Под полумонашеской накидкой у тех и других скрывались рыцарские латы. Оружием братьев-рыцарей служили не проповеди и не монашеское смирение, а меч и копье.

Правда, госпитальеры занимались и благотворительными делами. Еще около 1070 г. амальфитанские купцы построили в Иерусалиме госпиталь св. Иоанна: около этого госпиталя (он находился между базаром и церковью святого гроба) первоначально и группировались монахи — члены будущего ордена (отсюда их название — госпитальеры или иоанниты). В их задачу входило оказывать покровительство паломникам, прибывавшим в Палестину, обеспечивать их жильем и питанием, лечить заболевших в пути (такие же госпитали были устроены и в других городах Иерусалимского королевства). Однако вскоре после первого крестового похода эти благотворительные обязанности отошли на задний план, и орден иоаннитов превратился преимущественно в военное, рыцарское объединение.

Что же касается тамплиеров, или храмовников, то этот орден, основанный группой французских рыцарей около 1118 г., с самого начала своего возникновения носил почти исключительно военный характер. Название его — храмовники — объясняется тем, что первоначальной резиденцией рыцарей, основателей ордена, являлась та часть дворца иерусалимского короля, которая примыкала к храму Спасителя: это была, собственно, арабская мечеть аль-Акса, превращенная крестоносцами в церковь (по преданию, мечеть эта была построена на месте храма царя Соломона).

Главными задачами обоих рыцарских сообществ являлись, во-первых, борьба против соседних мусульманских государств, т. е. оборона и расширение владений крестоносцев, и, во-вторых, подавление возмущений покоренного франками, но не покорившегося им туземного населения. Этим определялось строго централизованное устройство военно-монашеских орденов, зафиксированное в их уставах. Во главе каждого ордена стоял великий магистр. Ему были подчинены начальники подразделений (провинций) ордена на местах — магистры, или великие приоры, а также другие должностные лица — маршал, командор, коннетабль и прочие, из которых составлялся совет при великом магистре — генеральный капитул.

Горячее участие в создании орденов приняло папство: по замыслу пап, ордена должны были всецело посвятить себя делу «защиты христианства». Чтобы никакие мирские интересы не отвлекали их от выполнения столь высокой миссии, члены орденов и связывали себя монашескими обетами (целомудрия, бедности и послушания). С этой же целью членам орденов запрещены были всякие светские развлечения: они не могли заниматься соколиной охотой, играть в шахматы, смотреть зрелища, даже петь что-либо комическое или громко смеяться. Чтобы полностью поставить ордена на службу своим целям, папство предоставило храмовникам и госпитальерам различные привилегии: в первую очередь, они были освобождены от подчинения светским и церковным властям франкских государств. Верховная власть над орденами госпитальеров и тамплиеров принадлежала непосредственно римскому папе. Папа Иннокентий II издал в 1139 г. специальную буллу в пользу тамплиеров, устанавливавшую, что никто не вправе требовать от великого магистра и братьев-рыцарей вассальной присяги; никто, кроме папы, не может судить члена ордена, объявлять интердикт над церквями храмовников; владения ордена должны быть свободны от уплаты каких бы то ни было церковных налогов и т. д. Эту буллу подтверждали многие другие римские первосвященники XII—XIII вв. Они даже расширили первоначальные привилегии храмовников. Сходные пожалования получали от пап, начиная с 1154 г., и госпитальеры. В своих посланиях феодальным сеньорам римские папы неуклонно требовали соблюдения и уважения прав и привилегий, данных обоим орденам Римом.

Предоставляя рыцарям-монахам исключительное положение, папы римские прежде всего пеклись о своих политических интересах: они рассчитывали использовать братьев-рыцарей, в первую очередь тамплиеров, в качестве боевой силы апостольского престола на Востоке. Стремясь повысить авторитет орденов, римские папы не скупились на похвалы своему «небесному воинству», которое, по словам Климента III, якобы «целиком посвятило себя служению всемогущему богу».

Удалось ли папству достигнуть поставленных им целей? Содействовали ли ордена укреплению Латино-Иерусалимского королевства?

Деятельность орденов и ослабление франкских государств на Востоке. Современники свидетельствуют о том, что образ жизни орденских братьев был крайне далек от монашеских идеалов, а практическая деятельность — от целей, которые преследовали их покровители в Риме.

Католические государи и князья Европы стремились упрочить благосостояние орденов: расчет был на то, что братья-рыцари помогут франкским феодалам надолго удержать под своей властью Восточное Средиземноморье. Со всех сторон к ним приходили щедрые пожертвования. Они получали в дар от церковной и светской знати богатые поместья — и не только на Востоке, но и на Западе. Знатные паломники из Европы поручали орденам закупать для них в Сирии и Палестине имения, дворцы, дома в городах, в которых они могли бы останавливаться во время своего пребывания в «святой земле», с тем, чтобы все это затем переходило в собственность орденов. Орденам передавались подчас и крупные денежные суммы. По словам хрониста Матвея Парижского, английский король Генрих II завещал тамплиерам 42 тыс. марок серебром и 500 марок золотом. В 1217 г. венгерский король Андраш II передал в дар тамплиерам большие ценности. Но, несмотря на то, что братья-рыцари не имели оснований сетовать на свою бедность, они не довольствовались приношениями титулованных лиц. Почти вся энергия и госпитальеров, и тамплиеров вскоре после создания этих орденов оказалась сосредоточенной на самом бесстыдном стяжательстве. В этом отношении ордена едва ли не превзошли остальных франкских сеньоров. Все средства для них были хороши — война и грабеж, торговля и спекуляция.

Со временем «бедные рыцари Христа» построили свой транспортный и торговый, а затем и военный флоты. За солидную мзду они перевозили паломников из Европы на Восток и обратно. Храмовники выступали в роли образцовых спекулянтов своего времени. Безымянный биограф римского папы Иннокентия III рассказывает, как в 1208 г. они продали в Сицилии зерно, которое должны были доставить в святую землю: цена на хлеб в Сицилии была выше, чем в Палестине, а нужды палестинских франков мало интересовали воинство папы. Накопив большие богатства, братья-рыцари занялись и такими промыслами, как ростовщичество и банковское дело. Уже в XII в. тамплиеры ссужали деньгами знатных пилигримов. Во время войн многие светские и церковные феодалы передавали на сохранение храмовникам свои ценности. Тамплиеры не стеснялись присваивать крупные суммы из этих доверенных им средств. В 1199 г. они не вернули епископу Тивериадскому 1300 безантов, полученных на сохранение, и епископу пришлось жаловаться на бесчестных банкиров в Рим. В XII в. храмовники стали практиковать ссуды под залог земли.

Их дом в Париже превратился в своеобразный центр финансовых операций, которым храмовники учились у ломбардских денежных людей: один из великих магистров ордена был даже родственником знаменитой семьи ломбардских банкиров. Сами римские папы охотно пользовались финансовыми услугами «бедных рыцарей»: им, как банкирам, поручали хранить и выплачивать деньги, собранные папскими агентами на нужды крестовых походов, давать взаймы сеньорам, отправлявшимся на Восток, и пр.

Орден тамплиеров особенно преуспел на поприще стяжательства. Но и госпитальеры старались не отставать от них, особенно усердно занимаясь умножением земельных владений. Богатства орденов непрерывно росли. Через несколько десятков лет после создания ордена храмовников ему принадлежали тысячи деревень, множество лугов, виноградников, соляных промыслов, земельных участков в городах, в том числе рынки, с соответствующими доходами. Провинции ордена имелись во Франции, Сицилии, Испании и Португалии, в Венгрии и Чехии, в Италии и в других странах. Братья-рыцари сделались жесточайшими эксплуататорами крепостного населения в своих поместьях. Не раз здесь поднимались восстания против этих слуг апостольского престола: наиболее значительное восстание вспыхнуло в конце XII в. на Кипре.

Упрочив при помощи пожалований и грабежей, торговли и ростовщичества свою материальную базу, ордена заняли в XII в. первенствующее положение в государствах крестоносцев. Им были переданы многие крепости и замки; гарнизоны братьев-рыцарей были размещены почти во всех городах Иерусалимского королевства, княжеств Триполи и Антиохии — повсюду они имели свои дома (казармы). Орденские рыцари всячески подчеркивали свою независимость от баронов и епископов, не стесняясь прибегать к весьма дерзким выходкам. Во время епископских проповедей, например, они трезвонили во всю мочь в колокола в своих церквах, и один иерусалимский патриарх вынужден был пожаловаться на столь вызывающее поведение братьев-рыцарей римскому папе. Подчас братья-рыцари вступали в открытые конфликты с местными церковными и светскими властями. В 1155 г. госпитальеры совершили даже вооруженное нападение на церковь святого гроба в Иерусалиме. Однако папство на все это смотрело сквозь пальцы.

Случалось и так, что орденские рыцари своими разбоями причиняли прямой ущерб самой иерусалимской короне, и королям «священного града» ничего не оставалось, кроме как унимать силой воинов папского престола.

Но и друг с другом оба ордена были не в ладах. Жадность братьев-рыцарей порождала постоянные распри между госпитальерами и храмовниками. Они готовы были уничтожить друг друга из-за обладания какой-нибудь мельницей. В 1179 г. папа Александр II заставил оба ордена подписать формальный мир, словно речь шла о двух враждебных государствах.

К концу XII в. военно-монашеские ордена превратились в могущественную военно-политическую и экономическую силу на Востоке и на Западе, в крупнейших феодальных владетелей. В руках орденов сосредоточились огромные богатства — не только земельные, но и денежные. Многие рыцари из западных стран потянулись в ордена, привлеченные возможностью безбедной жизни под прикрытием креста. В короткое время количество членов орденов выросло до внушительных размеров. К концу XII в. в ордене тамплиеров насчитывалось около 15 тыс. членов.

Ордена выступили как наиболее организованная сила государств крестоносцев. Однако их независимое положение, грабежи, конфликты как со светскими и церковными феодалами, так и друг с другом, в конечном счете привели к еще большей дезорганизации политической жизни в государствах крестоносцев. По словам хрониста, орденские братья искали только своей выгоды, но не жили заботой о «делах Христа». Всецело поглощенные стяжательством, ордена были не в состоянии всерьез содействовать упрочению франкских завоеваний. В конце концов они вышли и из папского подчинения: но это произошло уже во второй половине XIII в.