Чары спадают постепенно, за несколько дней. Я отрываю жизнь Дейва от своей. Я складываю вещи в коробки, еще раз перепроверяя, чтобы все было аккуратно. Оставляю их рядом с холлом, но не в холле. Не хочу, чтобы это выглядело так, будто я выставляю его за дверь. Пусть он сам пройдет эти несколько шагов. Я вынимаю из рамок наши фотографии и вставляю их в альбомы, которые будут храниться в чулане вместе со старыми ежегодниками и забытыми скелетами.

Но нельзя сказать, что я целиком отдаюсь этой задаче. Предполагалось, что это будут прощальные выходные, последние ночи воспоминаний, легких слез и тяжелых раздумий.

Но ничего подобного не происходит, и это тревожит меня. Еще больше тревожит меня то, что каждый вечер я надеваю рубашку Роберта. Как только солнце покидает Лос-Анджелес, я влезаю в нее. Сейчас вечер воскресенья, и я снова в ней. Почему так? Роберт не звонит мне с проверкой. Он даже ни одного СМС не прислал. Неужели он действительно ждал, что я стану ходить в его рубашке?

Да… да, конечно, ждал. И он знает, что сейчас она на мне. Потому не звонит и не пишет. Ему это не надо. И пока я расхаживаю по комнатам в рубашке своего любовника, Дейв, мужчина, с которым я провела последние шесть лет, испаряется. Как небольшое землетрясение, которое будит тебя в пять утра. Ты вроде бы что-то почувствовал, но не понимаешь, что это было и было ли вообще.

Не думаю, что хотела бы знать, что он думает обо мне.

Я готовлю легкий ужин и пытаюсь отвлечься у телевизора, откупориваю дорогущую бутылку мерло, привыкаю к запаху одеколона Роберта.

На часах почти десять, когда звонит телефон. Даже не глядя на экран, я чувствую – это не Роберт. Однако я очень удивлена, увидев имя Тома Лава.

Десять вечера в воскресенье – не самое подходящее время для звонка начальника. Я окидываю комнату взглядом, словно ищу оружие, которое сможет дотянуться до противника через телефонную трубку. И только на последнем гудке отвечаю.

– Что? – рявкаю я, вместо приветствия. Могло быть и хуже, учитывая, как я зла на него.

– Расслабься. – Том удивлен, но самодовольства в голосе уже не ощущается. – Я звоню извиниться.

– Мне следовало подать на тебя жалобу за сексуальные домогательства.

– Возможно. Послушай, обычно я не бываю настолько нахальным. Амбиции продвигают меня вперед, но и на мозг, случается, действуют. Причем отрицательно. Я так сконцентрировался на происходящем, что не следил за своими словами.

Я ерзаю в кресле, но стараюсь удержать язык за зубами, давая Тому возможность высказаться. Я достаточно проработала с Томом, чтобы понять: если он извиняется, ему это выгодно.

– Было неправильным просить тебя продолжать роман с мистером Дейдом ради фирмы и совсем глупо просить тебя делать это ради меня. Я знаю, что не смогу принудить тебя спать с тем, с кем ты не хочешь, и даже если бы я мог, то не стал бы.

– Чушь собачья!

Снова этот печальный смех.

– Полагаю, я это заслужил. Но мне правда жаль, что я так с тобой обошелся. Такого рода разговоры приемлемы лишь в мужских раздевалках да стриптиз-клубах; мне ли не знать, я провел там немало времени.

Я вздыхаю, беру пульт и начинаю медленно листать новостные каналы, без особого интереса глядя на то, как трагедии сменяются развлечениями. Люди умирают на Ближнем Востоке, а европейский принц хочет представить царственному семейству празднование Хеллоуина в американском стиле. Мужчина из Нью-Йорка убивает жену и детей, а Ким Кардашьян получает очередные шестьсот тысяч долларов за появление на каком-то мероприятии. Истории перетекают одна в другую практически без паузы, улыбки и хмурые взгляды мелькают с быстротой огоньков на рождественской елке.

– Однако я хочу, чтобы ты подумала кое над чем, – продолжает Том, требуя моего внимания. Он уже некоторое время бормочет извинения во всех видах и формах, но его слова не идут ни в какое сравнение с маникюром Ким за пятьсот долларов.

– И над чем же? – устало вздыхаю я.

– Не сохраняй свои отношения ради фирмы, но и не заканчивай их из гордости. Он тебе нравится, Кейси. Если бы не нравился, ты бы не стала рисковать всем ради встреч с ним.

– Я позаботилась о Дейве, – холодно объявляю я. – Как и обещала.

– Значит, он не бросится Фриланду на грудь, заливая рубашку слезами и жалуясь на то, что девушка обманула его с большим плохим мистером Дейдом? Отличная работа! Я тебя недооценил.

– За это тоже стоило бы извиниться. – Я отхлебываю вина. Неловкий молодой журналист вещает правдивые истории о Stranger Danger.

– Ты права, ты права, – говорит Том. – Прости. Но это не меняет смысла того, что я говорю. Никто не заставляет тебя ничего делать, но не отказывайся от отношений из вредности.

– Ты опять это делаешь.

– Что делаю?

– Недооцениваешь меня. Неужели ты и впрямь полагаешь, что я не вижу тебя насквозь? Слова ты поменял, но не смысл. Ты хочешь, чтобы я продолжала встречаться с мистером Дейдом, потому что это тебе выгодно. Мое сердце тебя не волнует.

– Это несправедливо… по крайней мере, не совсем справедливо. Я действительно хочу, чтобы ты наслаждалась своим романом, потому что ты мне нравишься. Мои извинения и советы так же законны, как твой гнев и обвинения. Но в какой-то момент тебе придется признать, что между нами существует некий симбиоз. Если я посоветую тебе следовать зову своего сердца и ты послушаешь меня, то все только выиграют. Да, мои мотивы в большинстве своем эгоистичны, но этом ничего не меняет.

В этом весь Том – вертится, как уж на сковородке.

– Тебе нужны еще договоры с Maned Wolf, да?

– Ну, не надо так торопиться.

Я начинаю смеяться, ничего не могу с собой поделать.

– Я больше не желаю слышать о той ночи, когда ты увидел… не хочу говорить о том, как то платье… – Я краснею и скрежещу зубами, злясь на себя за смущение. – Просто никогда больше не упоминай об этом, хорошо? – в итоге выдаю я.

– Никогда, – поспешно уверяет он меня. – Я обещаю.

Мне хотелось бы заставить его пообещать, что он и думать об этом тоже не будет. Я могла бы потребовать с него это, но слишком устала от лжи и обмана. Я знаю, что Том много раз воскрешал в памяти этот момент. И в своих фантазиях он не был таким честным. Я знаю, что, стоит ему теперь посмотреть на меня, и в его мозгу невольно возникает тот образ. Я ежусь от унижения, но, по крайней мере, унижение реально. Впервые в жизни я способна признать свои истинные чувства, а не скрывать их под благопристойными эмоциями.

– Я не закончила роман с мистером Дейдом. И не планирую делать это.

– Скажешь мне, если и когда соберешься? Чтобы я мог приготовиться сам и подготовить фирму?

– Я обещаю, – говорю я, передразнивая его.

И практически вижу, как Том улыбается.

– Ты настоящее сокровище, Кейси.

– До свидания, Том.

Я вешаю трубку.

По телевизору тестируют детей. Журналист утверждает, что эти тесты доказывают: даже самый ответственный ребенок примет приглашение незнакомца при правильном стимуле и достаточно гладкой лжи. Дети импульсивны, говорит журналист. Если к ребенку подходит хорошо одетый обаятельный взрослый и начинает говорить с ним властным тоном, он откликается. Он забывает, чему его учили, забывает обо всех предупреждениях и идет за незнакомцем навстречу опасности.

Я смотрю на мужскую сорочку, которую ношу в качестве ночной рубашки, и чувствую себя таким ребенком.