30
Я позвонил Дамбиту, чтобы он через полчаса был на хуторе Ешкуля и ждал меня там. Потом вместе с понятными, фотографом и Райбачем мы сели в машину.
От развязности Райбача мало что осталось, он сидел как в воду опущенный. Мои коллеги тихо переговаривались. На повороте Райбач тяжело навалился на меня, я с отвращением отстранился и тут же одернул себя: «Спокойствие! Ты начинаешь поддаваться своей антипатии. Этот хамоватый снабженец тебе не нравится — ясно; зато не ясно все остальное. Поэтому спокойствие, Берт! Больше хладнокровия!»
Дамбит ждал нас у Ешкуля во дворе. Покуривая сигарету, он стоял возле своего сверкающего мотоцикла.
— Ешкуля все еще нет дома.
На Райбача он посмотрел с нескрываемой неприязнью. Не могло быть сомнений в том, кому из нас разоблачение Райбача доставит наибольшее удовлетворение.
Мы вошли в сарай. Нетрудно было заметить, что недавно туда заезжала автомашина: на земляном полу остались отчетливые отпечатки шин.
— Видите, — воскликнул Райбач. — Елочка! Это от моих покрышек.
— Посмотрим, — ответил я и предостерег: — Не подходите близко!
Земляной пол во многих местах покрывали темные пятна. По словам Райбача, там-то он и сливал грязный бензин. Мы взяли пробу почвы. В лаборатории установят, была ли в бензине примесь ржавчины, как утверждает Райбач. Это, конечно, еще не ответит нам на вопрос, сколько времени Райбач чистил карбюратор.
На полу в сарае было к тому же немало следов.
— Видите, — опять нетерпеливо воскликнул Райбач, — мои следы! Сегодня я в тех же ботинках, что и в тот раз. Это и ребенку ясно.
— Да, но здесь еще чьи-то следы. И оставлены они примерно в то же время!
— Уж тут вы наверняка дали оплошку, — ухмыльнулся Райбач, — в тот день я в этой развалюхе был один.
— Да? Возможно. А следы такие же отчетливые, как ваши...
Я спросил Райбача, был ли он третьего октября только в сарае или заходил в дом. Райбач ответил раздраженно, что ему незачем было лезть в берлогу Ешкуля. К тому же дверь была заперта.
Тут в сарай вошел Дамбит и радостно доложил, что по дороге идет сам Ешкуль.
Мы с Дамбитом двинулись ему навстречу.
— Ну, как насчет охоты, папаша Ешкуль? — приветствовал его Дамбит. — Скоро, значит, постреляем?
— Постреляешь тут, — пробормотал Ешкуль. — Уж коли лисы завелись, зайца теперь не увидишь...
— Ничего, останется и на нашу долю, — бодро сказал Дамбит. — У тебя, папаша Ешкуль, ружье, наверно за лето заржавело, по зайцу промазать боишься!
— Заржавеет тут, — усмехнулся Ешкуль, — с ним же товарищ Ванадзинь на уток ходил! С первого разя двух уложил... Умер, бедняжка, значит... Люди мне по дороге рассказали, что у вас тут случилось... Как же я теперь ружьишко-то свое обратно получу?
Это было нечто новое. Дамбит с плохо скрытый удивлением уставился на меня, видно ожидая, как я на это буду реагировать. Надо думать, он не хуже меня знал, что в вещах Ояра Ванадзиня, оставшихся у старых Барвиков, не было никакого ружья.
— Не спутал ли ты, папаша Ешкуль? Точно ли одолжил ружье Ванадзиню? А? Может, кому другому?
Ешкуль рассердился.
— Да что же я, полоумный? Еще на прошлой неделе мы с Ванадзинем повстречались, я ему сказал, чтоб ружье принес. Обещался на днях зайти, и вот... Плакало теперь ружьишко мое.
Ешкуль совсем расстроился. Он подошел к дому, наклонился над нижней ступенькой крыльца, достал ключ из какой-то щели и отпер дверь.
Я остановил его:
— Скажите, а что, ваши друзья или соседи знали, где вы ключ прячете?
— А хотя бы и знали... Что с того? — Ешкуль поглядел на меня удивленно.
— Может, вы разрешите нам войти вместе с вами?
— Отчего ж не разрешить! Пожалуйста!
Ешкуль пропустил меня первым.
Я вошел. Дверь из сеней в комнату была распахнута. Я спросил Ешкуля:
— Вы помните, эту дверь вы оставили отворенной или затворили, когда ушли?
Ешкуль немного смутился.
— Вроде бы затворил...
Я послал Дамбита за фотографом, а сам продолжал внимательно осматривать комнату. И вдруг увидел за дверью приклад ружья! Я вышел во двор и попросил Ешкуля выйти со мной.
Дамбит с фотографом еще долго возились в комнате: фотографировали, отыскивая следы. Наконец они вышли. Дамбит держал в руках, как величайшее сокровище, одностволку Ешкуля. При виде ее Ешкуль обомлел и стал уверять, что ружье должно было находиться у Ванадзиня в Песчаном.
— А Ванадзинь знал, куда вы ключ прячете? — спросил я.
— Нет. Уж он-то не знал... Я ему не говорил.
С разрешения Ешкуля мы взяли ружье с собой. Новые данные были настолько многообещающими, что даже нетерпеливый Дамбит казался на этот раз довольным. Зато самоуверенности у Райбача убыло настолько же, насколько прибавилось у нас: он совсем притих, посерьезнел и посматривал на нас робким, озабоченным взглядом.
В Калниене мы вернулись только к концу дня. Пока лаборатория не обработает полученные на хуторе Ешкуля материалы, делать больше нечего. Завтра, в воскресенье, хоронят Ванадзиня. Стало известно, что на похороны приедет Ливия Земит. Мне нужно будет познакомиться с ней и поговорить.
Значит, свободный вечер? Я снял трубку, чтобы сказать: «Айя, приходи! Приходи сейчас же! Ты не можешь представить, как я...»
— Айя?
— Да, я.
— Айя, приходи, пожалуйста, или позволь мне прийти к тебе... Прямо сейчас. Слышишь?
Холодное, отвергающее молчание. Потом:
— Извини, но сейчас об этом не может быть речи. Я сегодня не принадлежу себе.
— Что это значит?
— У меня человек, которому необходима моя помощь.
— Но разве... Разве я не могу вместе с тобой...
— Нет, нет, Берт! Сейчас ты ничем не можешь помочь. Я очень спешу, Берт. Завтра вечером. Хорошо?
— Хоро...
Черт возьми! Как я легко сдаюсь! Она уже положила трубку. Я стоял перед телефоном, как перед захлопнувшейся дверью. Даже не спросила, не занят ли я завтра вечером. Я пытался успокоить себя: «Что за претензии? Будто Айе больше нечего делать, как только сидеть дома и ждать моего звонка?» Это казалось очень убедительным, но легче мне не стало...
