29
Райбач явился в назначенное время. Это был невысокий, сравнительно стройный, хорошо одетый мужчина. Возраст — тридцать два года. У него был вид занятого человека, оскорбленного тем, что его, честного гражданина, в такой категорической форме вызвали в прокуратуру. Небрежно швырнув на стол повестку, он прежде всего взглянул на ручные часы и нетерпеливо спросил:
— Этот разговор затянется?
— Вы спешите?
— Как все люди.
— К сожалению, не могу сказать заранее. Это будет в значительной степени зависеть от вас.
— Почему я понадобился так срочно?
— Об этом вы сейчас узнаете. Прошу сесть!
Когда он ответил на формальные вопросы, я спросил:
— Весной вы были в далеком путешествии, не так ли?
— Да. Был. Ну и...
— Попрошу отвечать только на вопросы! Расскажите о своем путешествии. Его цель, маршрут, ваши спутники.
Я узнал следующее: в мае — июне Райбач и его приятель Илгонис Жумберклис, техник одного из рижских заводов, ездили как автотуристы по Литве, Белоруссии и Украине, проехали в Крым, через Керчь попали в Краснодарский край и оттуда вернулись в Латвию. Я ловил на лету все названия географических пунктов, но ни Планерского, ни Феодосии Райбач не упомянул.
— Попрошу вас подробнее, — сказал я. — Куда вы поехали из Алушты?
— Я же сказал — в Керчь.
— Нигде по дороге не останавливались?
— Полдня провели в Феодосии.
Я вынул из кармана и положил на стол куриного бога. Райбач воспринял эту мою выходку с полнейшим равнодушием — подлинным или деланным, трудно было понять. Рассказывая о путешествии, он все же явно нервничал, путался в словах, часто отговаривался тем, что не помнит, где и на какой срок останавливался. Видимо, прикрывая свою неуверенность, он вдруг прерывал рассказ, начинал храбриться:
— Не понимаю! Зачем вам все эти подробности? Я же не жулик, не удирал из гостиниц, не уплатив денег. Никаких конфликтов, никаких дорожных происшествий у нас не было, правил движения мы не нарушали...
Я кивнул на куриного бога и спросил:
— Где и когда вы потеряли эту штуку?
— Перестаньте морочить мне голову, если уж на то пошло! Я эту штуку не терял и не находил, и вообще никогда в глаза не видел.
— А вы знаете, что это такое?
Райбач пожал плечами и круто отвернулся. Вся его фигура выражала обиду и глубочайшее возмущение.
— Расскажите, как и почему вы месяц назад напали на Ояра Ванадзиня!
Впервые за время допроса Райбач опешил и даже явно испугался, раза два беззвучно раскрыл рот, потом вдруг закричал:
— Ах вот какое дельце вы мне пришить хотите?! Не выйдет! Я его не убивал!
— Мне кажется, вас пока еще не обвиняют в убийстве. Но раз уж вы сами заговорили об этом, то объясните: где вы были и что делали третьего октября посла того, как выехали из Лужков?
— Я искал Трилгу.
— Где вы его искали? На битумной базе вы же на появлялись?
— Нет.
— Между прочим, в тот день вы искали какие-то потерянные документы. Нашли вы их?
Райбач стиснул зубы так, что на щеках выступили желваки, наклонился ко мне всем телом и с ненавистью крикнул прямо в лицо:
— Я его не убивал!
— Это я уже слышал. Надеюсь, вы не забыли, сколько раз угрожали расправиться с Ванадзинем?
— Да, угрожал, не собираюсь отрицать. Но я не такой дурак, чтобы...
— В таком случае ответьте на вопрос, я его повторяю: почему вы месяц назад напали на Ояра Ванадзиня?
— Ну... в тот вечер я был пьян.
— Вы всегда в пьяном виде нападаете на людей?
— Нет!!. Ну, если уж вам это надо знать... Я был зол на него. Чертовски зол!
— Причина?
— Э! О мертвых не говорят плохо.
— Значит, все-таки вы хотите свалить вину на Ванадзиня?
— Он был бабником... И об этом очень неприятно говорить!
— Поставим точки над «i»: вы ревновали его?
Райбач провел ладонью по лицу, пожал плечами.
— Я действительно обязан отвечать на все — даже на такие вопросы?
— В данном случае — да.
— Хорошо. Да, я ревновал Ванадзиня... к Теодоре Залюм. Потому что Ванадзинь, черт побери, приставал к ней!.. Приставал к женщине, которую я люблю.
— Что значит — приставал? Теодора Залюм показывает, что она Ванадзиня любила.
— Э! Это сейчас ей так кажется. Будто вы не знаете — некоторым женщинам нравится, когда возле них вечно крутятся мужчины. Любят они или не любят, но это им нравится. И чтобы вся эта трепотня выглядела приличнее, они говорят, что это любовь.
— Значит, и с вами у Теодоры только такая «трепотня»?
— Я ее люблю... По-настоящему. Если б не вклинился Ванадзинь, мы теперь бы были мужем и женой.
— Довольно об этом. Идем дальше: чем вы занимались третьего октября?
— Из Лужков я действительно поехал на битумную базу, но по дороге испортился мотор, я провозился с ним почти три часа.
— Где это случилось?
— Я доехал до хутора Ешкуля и там остался. Как назло, я перед тем залил бак грязным бензином — из заржавелой бочки. Вы же знаете: пока бак полный, еще туда-сюда, а когда бензина остается мало, засоряется карбюратор. Перед самым хутором Ешкуля мотор стал глохнуть. Что было делать? Дождь как из ведра. Я вперся к Ешкулю в сарай и там, проклиная все на свете, чистил карбюратор.
— Кто-нибудь видел, как вы въезжали в этот сарай?!
— Разве что ворона на суку. Людей поблизости не попадалось. Ешкуля не было дома, а никаких домочадцев у него нет.
— Вы Ешкуля хорошо знаете?
— Знаю.
— Вы с ним друзья?
Райбач обиженно пожал плечами:
— Тоже мне друг!
— Вы сказали, что лило как из ведра. Дождь был продолжительный, непрерывный?
— Вы слишком многого хотите от человеческой памяти! Стоп... Он начался, когда я выехал из Лужков! Когда у меня забарахлил мотор, уже лило вовсю. А потом... Да, один раз даже солнце выглянуло.
— Вот видите, все-таки вспомнили.
— Вспомнишь, когда тебе такой камень на шею вешают! А сейчас вы услышите то, что вас заинтересует побольше: как раз перед тем, как на минутку выглянуло солнце, я стоял в дверях сарая, курил. И услышал выстрел... Где-то в лесу.
— Какое расстояние от хутора Ешкуля до того места, где был убит Ванадзинь?
— Не знаю, не мерил. Наверно, километра два.
— И вы утверждаете, что чистили карбюратор три часа?
— Что значит — утверждаю? Что было, то и говорю. Я еще посмотрел на часы и выругался — проканителился да в придачу вымазался по уши! А теперь разрешите дать вам один совет: не тратьте понапрасну свое драгоценное время, расставляя мне тут всякие ловушки, ищите убийцу где-нибудь в другом месте! Я немного иначе смотрю на жизнь и считаю, что ее можно использовать гораздо разумнее, вместо того чтобы лезть за решетку!
Райбач явно бравировал. Дальнейший разговор не дал ничего существенного.
— Хорошо, — сказал я наконец, — теперь вы поедете со мной.
