18 октября 1939 года

Еще одно перо сломалось. Господи, дай силы. Надо успокоиться, унять нервную дрожь рук и сосредоточиться. Нужно обо всем срочно сообщить. Бежать в имение? Нельзя. Астахов категорически запретил. В любой ситуации.

Таким Паисия еще не видел никто. Он сидел за столом в своей комнатке, в грязной одежде, волосы спутаны, на руках пятна засохшей глины. На чистом, аккуратно выкрашенном полу сырые черные следы от мокрых сапог.

Как чувствовал — что-то произойдет. Как чувствовал!

Но фигуры возникли так неожиданно. Из темноты кладбищенских зарослей. Они встали между ним — зачем только он сел за эти кусты? — и церковью.

...Паисий обхватил руками голову и горестно застонал.

В первое мгновенье, когда услышал скрип открываемой двери, он хотел отвлечь бандитов. В том, что это были бандиты, он ни на секунду не сомневался. Но в последний момент стало ясно — не поможет. Его даже не застрелят, зачем шуметь? Свернут голову как гусю, и зашипеть не успеешь.

Тогда Паисий затаился. В церковь вошли не все. Трое или четверо остались снаружи. Один подошел совсем близко к кусту, за которым он присел.

Он до сих пор с омерзением вспоминает раздражающее подергивание носом и сопение. Насморк был у бандита. Это хлюпание мешало услышать, что происходит там, в церкви.

«...Спаси и помилуй», — прошептал сам про себя Паисий, вновь вспомнив свой страх за этого симпатичного мальчишку и забывая на мгновение, что тот, к кому он обращался, не услышал его молитвы, или не захотел услышать, или просто его нет на свете...

«Спаси и помилуй», — молился Паисий, всматриваясь в темный провал приоткрытой двери храма. Сначала не было слышно почти ничего, и Паисий вдруг с надеждой подумал: вдруг обойдется? Подумал и оборвал сразу же — сглазить можно. И вот действительно сглазил. Резкий, приглушенный, понятно, и все же резкий звук пустой консервной банки о камень, мгновенная пауза и напряженный гул.

Когда после каких-то, все так же плохо различимых вскриков и приказов все в церкви снова затихло, Паисий не выдержал, решил разузнать, что к чему. Медленно, неслышно опустился он на холодную землю. Уже было решился ползти, но тут сторож зашевелился. Паисий замер, прижавшись к земле. Из церкви снова донесся чей-то голос. Мелькнул огонек.

Потом раздался звук шагов. Звук становился громче, шаги приближались. Сопливый охранник снова забеспокоился. Лязгнул затвором.

«Кто там?» — осторожно спросил осипший страж и снова залязгал затвором. «Да я, я, Казимир! Не пальни, дурак... Ладно, пошли, Лех звал!» Они ушли.

Когда уже в церкви все стихло, Паисий привстал, чуть размял затекшие руки и ноги. И увидел темные фигуры, отделившиеся от чернеющей громады церкви. Они были хорошо видны на фоне чуть посветлевшего неба, но, сворачивая за угол, исчезали.

Паисий не мог понять, что же они вынесли. Несколько человек шли вперед налегке. Другие, появившиеся вслед, были с тяжелой ношей. Но какой? Несколько ящиков. Потом протащили бесформенные тюки.

Когда последний скрылся из виду, Паисий поспешил к двери. Но на ней снова висел большой ржавый замок. Будто ничего и не случилось. Тогда он побрел к тому месту, откуда залезал Алексей. Попытался вскарабкаться на стену, даже какой-то толстый обломавшийся сук приставил. Ему слышались стоны. Слабый голос, зовущий на помощь. Но силы не те, он скользил и падал.

Вернулся к двери, дернул со злости замок. Тот неожиданно отвалился. Паисий открыл тяжелую дверь.

Как надеялся найти там Алексея! Звал, потом снова искал. Никто не ответил, никого он не нашел. Потом обшарил все кладбище. Тоже никого. И в темноте следы не разглядишь...

Паисий закончил донесение. Торопливо вышел во двор и пошел за околицу.

Ночь уже кончилась, хотя ранний свет еще был присыпан остатками тьмы.

Он вдруг задал себе вопрос: почему бандиты появились в церкви именно в тот момент, когда там был Алексей? Случайность?

Василина! Да-да, именно она. Ну у кого еще мог быть реальный выход на банду? Конечно, она! С Чеславом у них совсем неясные отношения. Кому Алексей мог сказать о том, что он собирается делать? Тоже ей. Какая у них любовь была. И тропинки все в лесу и на болотах знать может. И отец ее. Кому служит Филипп? Теперь ясно... У Алексея к ней было настоящее чувство. Но разве женщины могут оценить это?!

Паисий недолюбливал красивых женщин.

Эти рассуждения отвлекли от дороги, и совсем скоро показалась деревянная мадонна.

Паисий, забыв о конспирации, да и кто в такую рань за ним следить-то будет, подошел к тайнику, вытащил патрон. Там что-то было. Он достал послание, вставил свое, положил цилиндр на место. И лишь после этого развернул полоску бумаги.

Прочитал и побледнел.

На узком листочке бумаги было написано: