Книга: Поздний ужин
Назад: Часть вторая СЛАДОСТЬ МЕСТИ
Дальше: Часть четвертая ЕСЛИ ВЫ КУПИЛИ БИЛЕТ НА ПОЕЗД

Часть третья
ТОЛКОВАТЕЛЬ СНОВ

Поздний ужин с женой начальника
Никифоров опаздывал на встречу… Когда он сломя голову выскочил на улицу, к подъезду подкатил роскошный лимузин шефа. Никифоров загляделся на лимузин, поскользнулся на ровном месте, и все его бумаги веером разлетелись по тротуару. Присев на корточки, он стал их лихорадочно собирать и увидел пару самых прекрасных ножек на свете. Он посмотрел вверх, и голова у него закружилась. Таких красивых женщин он видел только в кино.
Шеф, как всегда, одетый с иголочки, встретил его ироничной улыбкой:
— Здравствуйте, Никифоров. Надеюсь, мы вам не помешали?
Его жена осторожно обошла Никифорова и исчезла за стеклянной дверью фирмы. Никифоров ошеломленно смотрел ей вслед. Он был поражен в самое сердце. Он влюбился с первого взгляда. Недаром секретарши шептались, что жена шефа — настоящая красавица.
Он увидел свое отражение в зеркальном окне здания: невзрачный молодой человек в потертой куртке и мятых брюках. Никифоров тихо вздохнул и пригладил упрямую шевелюру.
Весь день перед глазами у него стояла жена шефа. Он даже не пошел с приятелями на футбол, а вернулся домой и пораньше завалился спать. И ему приснился чудесный сон.
Он подбирал рассыпавшиеся по асфальту бумаги, и опять перед ним появилась пара очаровательных ножек. Но на сей раз жена шефа не прошла мимо:
— Здравствуйте. Муж говорит, что вы — один из лучших работников фирмы. — С очаровательной улыбкой она протянула ему руку: — Меня зовут Нина.
Он был покорен.
— Вы знаете, меня очень интересует работа вашей фирмы, но муж решительно ничего мне не рассказывает. Может быть, у вас найдется время мне позвонить? — кокетливо спросила она.
Никифоров не верил своему счастью. Он вытащил растрепанную записную книжку и дрожащей рукой накарябал на чистой странице номер ее телефона. Она многозначительно подмигнула ему и исчезла за стеклянной дверью.

 

И тут Никифоров проснулся. Еще никогда утро не казалось ему таким мрачным. Он с отвращением рассматривал свою маленькую пустую комнату, скудный гардероб и собственную непрезентабельную физиономию, отразившуюся в зеркале, когда он приступил к бритью.
Шеф относился к Никифорову неплохо, но всерьез не воспринимал. Жаловаться вроде было не на что, но работа была скучной и неинтересной. Никифоров называл себя канцелярской крысой.
Он весь день провозился с бумагами, которые передал ему шеф. Но сегодня пользы от него было мало, потому что его не отпускали воспоминания о вчерашней встрече и вчерашнем сне и ему повсюду чудилось лицо Нины.
Он рано ушел домой, поужинал, посмотрел телевизор и ровно в десять лег спать. И ему снова приснилась Нина.
Сон начался как и вчера: он вновь собирал рассыпавшиеся по асфальту бумаги. Но Нина заговорила с ним так, словно они уже виделись — и не раз.
— Сегодня, как обычно? — тихо спросила она.
Прежде чем он успел ответить, она исчезла за стеклянной дверью. И сразу после этого они очутились вместе в семейной спальне шефа. Нина — эта роскошная женщина — исполняла любые его желания. Ему было хорошо — и совсем не так, как это обыкновенно происходит во сне, когда в самый интересный момент звенит будильник… Она принесла ему чай на подносе и сказала:
— Я хочу сделать тебе подарок.
Она вытащила из сумки небольшую коробочку и подала ему. Никифоров вынул из коробочки часы, какие видел только в витринах дорогих магазинов. Он надел часы и бросился целовать Нину. И проснулся.

 

Утро было совершенно невыносимым. Он не мог пережить этот переход от сладостных объятий Нины к тоскливой реальности холостяцкого быта. В последнее время он стал за собой следить — гладил брюки, аккуратно причесывался, чистил обувь. Но его жизнь наяву — без Нины, без этих упоительных свиданий в квартире шефа — все равно была жалкой и безрадостной. Он теперь вдвойне ненавидел шефа — и за то, что тот являлся счастливым мужем Нины, и за то, что шеф держал его на самой низкой должности.
Шеф не замечал ненависти своего служащего, гонял его по мелочам и беспрестанно над ним подшучивал.
Обедал Никифоров вместе с секретаршей Катей. Он взял себе сосиски, салат и булочку. Глазастая Катя вдруг обратила внимание на его обновку:
— У тебя новые часы?! Какие красивые! Дорогие?
Никифоров с недоумением посмотрел на нее: смеется Катя, что ли? Он десять лет носит одни и те же часы. Никифоров перевел взгляд и увидел, что на его запястье красуются массивные часы. Те самые, которые во сне подарила ему Нина.
Никифоров вернулся домой совершенно потрясенный. Он не мог объяснить себе, каким образом у него оказались эти часы. Он ведь не сошел с ума: наяву он видел Нину только один раз — когда рассыпал бумаги. Все остальное — сон. Но как же часы могли перекочевать из сна в реальность?
Ровно в десять он уже лежал в постели. Он теперь отключал телефон, чтобы звонок какого-нибудь приятеля не прервал чудесного сна. Засыпая, он намеревался спросить Нину о часах, но разговор у них пошел совсем о другом.

 

Началось все, как обычно. Он подбирал свои бумаги, и Нина, проходя мимо, негромко сказала:
— Сегодня в семь.
И он сразу очутился в ее постели. Она нежно шептала ему, что он фантастический любовник. Потом Нина сходила на кухню и принесла чай и пирожные — она выяснила, что он сладкоежка. И вдруг Нина расплакалась.
— Что случилось? — испугался он.
Нина плакала навзрыд.
— Ты считаешь меня счастливой, — говорила она, — а я глубоко несчастна… Он такой подлец… Он напивается и бьет меня…
В этот момент зазвонил мобильный телефон. Она схватила его и переменилась в лице.
— Скорее одевайся! Он уже подъезжает!
Никифоров выскочил из квартиры, на ходу застегивая пуговицы, и кубарем скатился вниз. Едва он свернул за угол, лимузин шефа въехал во двор. На секунду глаза их встретились. И Никифоров проснулся.

 

Когда он пришел на работу, его сразу вызвали к шефу. Секретарша Катя сделала ему комплимент:
— Неплохо выглядишь. Ты теперь вполне интересный мужчина. Девушки в конторе стали обращать на тебя внимание.
Шеф, который всегда относился к Никифорову вполне благожелательно, вдруг начал кричать, едва тот переступил порог кабинета:
— По твоей вине рухнула сделка в миллион долларов! Что за безобразие! Куда ты дел документы, которые я дал тебе позавчера?
— Я все сделал, что вы сказали, и вернул их вам буквально через час, — оправдывался Никифоров. — Вы же сами взяли у меня папку.
— Ты, может, намекаешь, что я выжил из ума? Не помню, брал я у тебя папку или не брал? — бушевал шеф. Он подошел к Никифорову вплотную: — Я знаю все. Запомни: того, кто мне мешает, кто становится у меня на пути, — я уничтожаю.
Никифоров стоял ни жив ни мертв. Еще ни разу на него не обрушивался гнев начальника.
— Что ты вчера делал в моем доме, а, Никифоров?
Никифоров пробкой вылетел из его кабинета. Теперь он понял, почему Нина называла мужа подлецом, почему она боится его и почему так страдает… Этот негодяй искалечил ей жизнь. И тут Никифоров замер.
Разговор с Ниной происходил во сне. А шеф распекал его наяву. Но шеф сказал, что видел его вчера у своего дома. Как же это может быть?
Никифоров посмотрел на свои новенькие часы, происхождение которых так и осталось для него загадкой. Сначала часы, теперь шеф говорит, что видел его возле своего дома, хотя в реальной жизни Никифоров там никогда не был… Что же все это означает?
Вечером показывали футбол, но ровно в десять Никифоров выключил телевизор и лег спать.

 

Он автоматически собирал все те же бумаги, но кое-что изменилось. Нина была в больших черных очках, закрывавших половину лица, и голос у нее был встревоженный.
— Я лучше приду сегодня к тебе, — прошептала она.
Ему и во сне было стыдно за свою конуру. Но Нина ни на что не обращала внимания. Когда она сняла очки, он увидел у нее под глазом огромный синяк.
— За что?
Она заплакала.
— Он видел тебя… Он сказал, что убьет нас обоих, если застанет вместе.
— Какой мерзавец!
Она прижалась к нему.
— Ты его не знаешь. Он способен на все. Я его боюсь. Мне страшно.
— Что же делать?
Вместо ответа она привлекла его к себе. Потом разделась, и Никифоров забыл обо всем… Когда он вернулся из сладкого забвения, то увидел, что Нина опять плачет.
— Скажи, что я должен сделать, — обнял он ее.
Она молчала.
— Я не могу видеть, как ты плачешь, — горячо говорил он. — У меня сердце разрывается. Может, ты уйдешь от него? У меня нет таких денег, но зато я буду любить тебя.
— Я согласна, — всхлипнула она. — Но ведь он не даст мне уйти. Он и в самом деле убьет нас обоих. Есть только одна возможность…
— Какая?
— Ты подсыпешь ему снотворное. Он выключится надолго. За это время я спокойно сложу вещи, и мы с тобой уедем из города. — Она вытащила из сумочки небольшой белый пакетик. — Каждый день в пять часов он пьет чай с молоком. Научился у своих англичан. Ты зайдешь в приемную, отвлечешь внимание секретарши и высыпешь в чашку этот порошок.
Никифоров взял пакетик и посмотрел Нине в глаза.
Он не поверил ей. Он решил, что в пакетике не снотворное, а яд. Но он очень хотел, чтобы Нина была с ним.
Без десяти пять ноги сами принесли его в приемную. Катя заваривала чай для шефа. Увидев Никифорова, она обрадовалась:
— Побудь здесь минуту, мне надо отнести срочное письмо в экспедицию.
Никифоров вытащил из нагрудного кармана порошок и высыпал его содержимое в заварочный чайник. Когда Катя вернулась, он стоял, засунув руки в карманы. Он сам удивлялся, как это легко у него получилось. Катя понесла поднос в кабинет шефа.
Никифоров проводил ее взглядом — и тут проснулся.

 

Впервые сон ему не понравился. Нина оставалась такой же прекрасной. Но при мысли о том, что он — пусть даже во сне — фактически совершил убийство, Никифорова охватывал страх. Пожалуй, все это зашло слишком далеко. Он даже решил, что лучше вечером сходит с ребятами на футбол и пропустит разок этот сон.
У входа в офис он встретил Катю.
— Слушай, — сказал он, — мне приснился такой странный сон. Я хочу тебе все рассказать…
Вдруг он заметил, что Катя очень бледная и вообще сама не своя.
— Что случилось? — встревоженно спросил он.
— А ты не знаешь?
Он посмотрел туда, куда был устремлен ее взгляд.
На стене висела фотография их шефа в траурной рамке.

 

Смерть в спальном вагоне
Николай Николаевич понял, что ему не удастся заснуть. В соседнем купе спорили и кричали. И еще кто-то стучал кулаком по столику. Потом начались громкие разговоры по мобильному телефону. Николай Николаевич подумал, что он напрасно принял снотворное: все равно не заснет, а утром голова будет мутной и тяжелой.
Он включил свет, допил уже остывший чай и открыл взятую с собой в дорогу книжку. И в этот момент в дверь купе постучали. Он удивленно глянул на часы — половина третьего ночи — и спросил:
— Кто там?
— Это я, проводник, — донеслось из-за двери. — Вы врач? Тут пассажиру плохо.
Николай Николаевич вздохнул и открыл дверь. В коридоре стояли проводник и еще какие-то люди, вероятно, из соседнего купе. В голове Николая Николаевича пронеслась злорадная мысль: не надо было так шуметь, тогда и доктора не пришлось бы звать.
— Кому из вас плохо? — спросил он, натягивая брюки.
— Эдуард Иванович пошел в туалет — после того как проводник зашел и сказал, что вымыл туалет. Эдуард Иванович долго не возвращался, — объяснила хорошенькая женщина в теплой кофте. — Мы постучали. Он не откликался. Позвали проводника. Он вскрыл дверь, а… Эдуард Иванович не подает признаков жизни.
Последние слова заставили Николая Николаевича поторопиться. Тут уже было не до шуток. Он выскочил в коридор:
— Куда? Налево? Направо?
— Сюда, — указал ему проводник, устремившись вперед.
У туалетной двери стоял крепкий молодой человек в черном костюме. Короткая стрижка, темные очки, неуместные ночью, и мощные мускулы выдавали его профессию. Он подозрительно осмотрел Николая Николаевича с ног до головы и отступил, пропуская его.
В туалете сидел немолодой, очень полный человек. Он привалился к стене. Рот у него был открыт, глаза закатились. Николай Николаевич попытался нащупать пульс, проверил зрачки и отступил.
— Моя помощь уже не нужна. Он мертв.
— Не может быть! — сказала женщина в кофте. — А как это могло произойти? Сердце?
— Причину смерти установит патологоанатом, — ответил Николай Николаевич.
Молодой человек в черном костюме потащил тело назад в купе. Проводник пошел помочь.
— Это его охранник, Кеша, — объяснила женщина в теплой кофте. — А я его помощник, Людмила.
— А кем был ваш начальник? — поинтересовался Николай Николаевич.
— Гурьянов? Неужели никогда не слышали? Хозяин крупнейшей фармацевтической компании.
— Зачем ему охрана?
Людмила рассмеялась:
— Знаете, сколько у него врагов? За контракты на поставку лекарств люди бьются смертным боем. К тому же характер у него был, прямо скажем, тяжелый. Он просто плодил врагов…
— Я уже обратил внимание, — не без раздражения произнес Николай Николаевич. — Я слышал, у вас в купе разговор шел на повышенных тонах.
— Еще бы! — вырвалось у Людмилы. — Сегодня он весь вечер издевался над Кешей. Чем-то он провинился. «Все, ты уволен!» — кричал хозяин. Он умел измываться над людьми. Тут у него равных не было… — Но вдруг она спохватилась: — О мертвых либо хорошо, либо ничего. Так что оставим этот разговор.
— Ваш хозяин сегодня много выпил? — Николай Николаевич решил сменить тему.
Людмила покачала головой:
— Нет, сегодня он не пил ничего. Мы были с ним весь день. Он не выпил ни капли спиртного.
— Но от него сильно пахнет коньяком, — удивился Николай Николаевич.
— Вы уверены? — недоверчиво спросила Людмила. — Дело в том, что врачи запретили Гурьянову спиртное. Мы с Кешей и с другими охранниками железно соблюдали запрет.
— Ну, может, у него с собой было, — предположил Николай Николаевич.
— Что вы, — взмахнула руками Людмила. — Чемодан ему паковал Кеша. Все необходимое по карманам пиджака рассовала я сама. В магазины Гурьянов сроду не ходил… Повторяю, мы были при нем неотлучно.
Николай Николаевич пожал плечами:
— Может, он все-таки где-то раздобыл коньяк. И в туалет пошел, чтобы выпить.
— Исключено, — покачала головой Людмила. — Он ушел без пиджака. Некуда ему было спрятать бутылку. Да и где она?
Николай Николаевич нагнулся, ожидая увидеть на полу в туалете пустую бутылку, но никакой посуды не обнаружилось.
Людмила задумчиво спросила:
— Так вы полагаете, он умер от алкоголя?
— Алкоголь, конечно, вреден, но он убивает медленно. Или у вашего хозяина случился сердечный приступ, что кажется сомнительным — он бы успел позвать на помощь. Или его убили.
Людмила со страхом посмотрела на доктора:
— Так вы считаете, что это убийство? Но как? Он же был один в купе! И заперся изнутри.
— Его скорее всего отравили. И яд подействовал, когда он вошел в туалет.
За окном царил непроглядный мрак и только иногда мелькали какие-то таинственные огоньки. Поезд мчался на полной скорости.
Людмила поежилась:
— Холодно стало, пойду в купе.
Она ушла, а в коридор вышел охранник Кеша. Лицо у него было перекошенное.
— Я бы вам советовал грамм пятьдесят коньяку, — сказал Николай Николаевич.
Охранник развел руками:
— У меня ничего нет. Из-за покойника сухой закон был.
Он посмотрел на часы — буфет давно закрылся.
— Теперь без работы остались? — сочувственно спросил Николай Николаевич.
— Да пропади она пропадом такая работа! — со злостью проговорил охранник. — Зверь был, а не человек. Платил, конечно, неплохо. Но за эти деньги такое приходилось терпеть. Сегодня Людмилу чуть со свету не сжил. А ведь она не только секретарем была, но и любовницей…
Он запнулся, поняв, что ляпнул лишнее.
— Вы оставляли его одного? — спросил Николай Николаевич. — Хотя бы на несколько минут?
— Да, когда он переодевался. Он еще попросил позвать проводника. И тот потом принес чай.
Николай Николаевич насторожился.
— Не беспокойтесь, — сказал охранник. — Я этот чай первым попробовал. Служба есть служба.
Он резко отодвинул дверь и вернулся в купе, где лежало тело его хозяина.
Николай Николаевич заглянул в служебное купе, но проводника там не было. Николай Николаевич споткнулся и выронил таблетку цитрамона, которую хотел принять. Он неуклюже встал на колени, пытаясь отыскать таблетку. И тут появился проводник.
— Помочь? — предложил он.
— Голова трещит, — пожаловался Николай Николаевич. — У меня обычно пониженное давление, но иногда подскакивает. Сердце шалит.
— Да, это хреново, — посочувствовал проводник. — Я бы рекомендовал принять четвертинку капотена, это хорошее сердечное средство.
— Коллега, что ли? — спросил Николай Николаевич и запил свой цитрамон водой.
— Занимался когда-то лекарствами. — Проводник смутился и отвернулся.
— Скоро станция? — спросил Николай Николаевич.
— Уже подходим, — ответил проводник. — Начальник поезда связался с милицией. На остановке к нам кто-нибудь подсядет, чтобы все оформить.
С темной платформы в вагон шагнул немолодой капитан милиции. Он сразу выделил Николая Николаевича:
— Вы врач? Где ваше купе?
Капитан по-хозяйски расположился за столиком и начал со слов Николая Николаевича составлять протокол. Услышав, что это может быть убийство, насторожился:
— Э, доктор, вы ничего не придумываете? Начальник поезда сообщил, что человек умер от сердечного приступа.
— Экспертиза даст точный ответ, — немного обиженно ответил Николай Николаевич.
Капитан вздохнул:
— Значит, придется отправлять тело…
И опять уткнулся носом в свои бумаги. Потом поднял на Николая Николаевича глаза:
— А кто же его здесь мог отравить? Во всем вагоне только проводник, помощники умершего и вы. Вас не подозреваю, — добавил капитан.
— Спасибо, — сказал Николай Николаевич, — я могу только поделиться наблюдениями. Похоже, что и охранник, и секретарь — оба имели основания отомстить хозяину за унижения. Оба, судя по всему, именно сегодня получили отставку. Оба старательно намекали, что у другого или у другой есть причины ненавидеть хозяина. Но я думаю, что его убил проводник. Когда Гурьянов позвал проводника, в купе они остались одни. Гурьянов попросил, видимо, не только чая, но и спиртного. Поскольку он знал, что охранник и секретарь выпить ему не дадут, то, вероятно, сговорился с проводником, что тот оставит ему коньяк в туалете. В служебном купе на полу я увидел початый ящик с коньяком — знаете, такой во фляжках. Порция сравнительно небольшая и нести удобно.
Когда проводник зашел и сказал, что туалет чист, это было сигналом. Гурьянов быстро прошел в туалет, нашел там коньяк, выпил и выбросил фляжку в окно, поэтому ее и не нашли… Наш проводник, как выяснилось, неплохо разбирается в лекарствах, следовательно, и в ядах. Он проговорился, что имел дело с лекарствами. Вам надо будет выяснить его биографию — где пересекались его пути с Гурьяновым. Даю голову на отсечение, что наш проводник тоже пытался заниматься фармацевтическим бизнесом, но Гурьянов его разорил. И когда вдруг представилась возможность отомстить за неудачу, он не стал колебаться. Впрочем, — закончил свой рассказ Николай Николаевич, — это всего лишь мои предположения.
Капитан выглянул в коридор:
— Проводник, зайдите!

 

Чужие часы
Уже потом, много позже, вспоминая, с чего все это началось, Андрей мысленно вновь и вновь возвращался к той странной встрече на улице. Был сумрачный осенний день, встреча в министерстве прошла успешно. Он с коллегами вышел на улицу. Приятель, прощаясь, сказал:
— Здорово ты сегодня нашему боссу врезал.
— Он тебе босс, а не мне, — махнул рукой Андрей, — ты же знаешь этот анекдот… На коллегии выступает министр. Он в отличном настроении, шутит. Все смеются. Только один из чиновников сидит с краю и зевает. Сосед шепчет ему: «Вы что? Министр шутит!» — а тот равнодушно отвечает: «Да я из другого министерства».
Они рассмеялись и разошлись. Андрей направился в кафе пообедать. У дверей кафе стоял небритый темноволосый человек в длинном плаще. Их глаза встретились.
— Слушай, друг, купи будильник. Деньги позарез нужны, — сказал тот, снял с руки часы и протянул ему.
Андрей никогда не покупал вещи с рук — считал это пустой тратой денег. Но глаза у странного человека в плаще были такие, что Андрей непроизвольно полез за кошельком.
— Не пожалеешь, — сказал человек в плаще. — Хронометр. Ни на секунду не опаздывает.
— Сколько? — спросил Андрей.
— Сколько дашь, — ответил тот.
Андрей отсчитал несколько бумажек. Незнакомец сунул ему в руку часы и буквально испарился…
Вечером Андрей вытащил из кармана ненужные ему часы и положил куда-то на столик. Через несколько недель, опаздывая на работу, он не нашел свои часы и схватил эти. Только теперь он их наконец рассмотрел. Это были совершенно новенькие часы, и, в отличие от его собственных, шли они очень точно. Он стал их носить. Вот вскоре после этого ему и начали сниться пугающие сны.

 

В первый раз ему приснилось, будто он находится где-то в лесу, возле пруда. А на противоположном берегу стоит женщина — спиной к нему.
Самое странное было то, что он никак не мог определить — сон это или явь? Все было так отчетливо, как в реальности. Но ведь он же спит?.. И он не может понять, в каких отношениях состоит с человеком, который там, возле пруда, смотрит на женщину… Это он и одновременно не он. Да что же с ним такое происходит?
Он не понимает, почему в нем растет ненависть к этой женщине. Он не знает, кто она, как ее зовут, почему она здесь находится. Но он думает о том, что эту женщину придется убить.
Он поднял с земли металлический прут и медленно пошел вдоль пруда, стараясь не привлекать к себе внимания. А женщина на той стороне не подозревала, что за ней следят. Она поставила раскладной столик и выложила на него свертки с едой. Она что-то вполголоса напевала в такт музыке, доносившейся из стоявшего на земле транзисторного приемника.
Он знал, что вот-вот должен появиться ее муж, и потому был очень осторожен. Он испытывал сильное желание убить эту женщину, почти физически ощущая готовность отнять у другого человека жизнь.
Он подобрался к женщине вплотную и занес над ее головой металлический прут. Вдруг она повернулась, в ее глазах вспыхнул ужас, и в это мгновение он сильно ударил ее по голове! Он стоял так близко, что испачкался в ее крови.

 

Какая-то часть его мозга пробудилась, и он с облегчением понял, что это всего лишь сон. Он никого не убивал! Он заставил себя открыть глаза, как делал в детстве, когда ему снились кошмары, и окончательно проснулся.
Включив настольную лампу, он посмотрел на часы: половина пятого утра. Сон действительно был ужасный, его лицо было залито потом. Он прошел в ванную комнату и умылся. Потом опять прилег, но заснул только около семи — как раз тогда, когда надо было вставать и бежать на работу.
Он не выспался, у него весь день болела голова, и он чувствовал себя совершенно разбитым.
Он пробовал работать, но ловил себя на том, что тупо смотрит на экран компьютера и ничего не понимает. Он принял сразу три таблетки от головной боли и вызвал секретаря:
— Леночка, поеду домой. Все встречи перенеси на завтра… Ну, что ты на меня смотришь? Сегодня к тебе не поедем. Голова раскалывается.
— Может быть, позвать врача? — предложила секретарь.
— Не надо.

 

Вечером он на всякий случай сделал все по науке: погулял перед сном, проветрил комнату, принял теплый душ, выпил чаю с медом и благополучно заснул.
И ему вновь приснился тот же сон!
Он продолжился с того момента, на котором закончился вчера… Он стоял с окровавленным прутом в руке, а женщина с разбитой головой лежала на траве. Она была мертва.
Он равнодушно посмотрел на нее и схватил со стола толстый бутерброд с колбасой и помидором. У него проснулся чертовский аппетит. Но доесть он не успел. Из-за деревьев появился крепкий мужчина в расстегнутой куртке, который нес два стула.
Он сразу понял, что это муж женщины, которую он только что убил. Он спокойно положил надкусанный бутерброд на стол и крепко сжал металлический прут. Он не боялся драки.
И опять он не мог понять, почему все происходящее кажется ему таким реальным. Он ощущал под ногами мягкую траву, чувствовал тяжесть прута и вдыхал свежий осенний воздух. Так во сне не бывает.
Мужчина выронил стулья и с яростным криком бросился на него. Но сраженный смертью жены, он оказался слабым противником — только без толку размахивал кулаками, а ударить как следует не мог.
Андрей опять взмахнул прутом, но удар пришелся мужчине по плечу. Тот закричал от боли. По-видимому, Андрей сломал ему плечо. Он вновь поднял прут и увидел глаза мужчины — в них были страх, гнев и ненависть. Он опустил прут ему на голову и испытал ни с чем не сравнимое удовольствие.
Теперь на траве лежали два трупа.
Он поднял один из стульев, аккуратно поставил его к столу, сел и стал с аппетитом есть. На руках его были капли крови, но Андрея это нисколько не смущало. Бутерброд был вкусный…
Он проснулся. Во рту у него пересохло. Он открыл глаза, включил свет и посмотрел на часы — ровно половина пятого утра.
Он принял снотворное, но долго не мог заснуть.
Вечером партнеры повели его в ночной клуб со стриптизом. Все пили коньяк и веселились.
— Смотри, какая девочка! — восторженно присвистнул приятель. — Давай возьмем ее, подружку и поедем ко мне развлечемся. Я свою с детьми на Кипр отправил. Можно на дачу, можно домой.
Андрей так и не смог расслабиться. Он покачал головой:
— В другой раз, Семен. Что-то сегодня не тянет. — Он допил рюмку: — Поеду, высплюсь наконец. Счастливо!
Приятель удивленно пожал плечами:
— Ну, как хочешь. Была бы честь предложена.

 

И на третью ночь он увидел тот же сон.
Он продолжал свою трапезу на свежем воздухе, не без удовольствия раскрывая приготовленные для пикника пакеты с провизией. Он доел бутерброды, потом обшарил карманы мужчины и вывалил содержимое женской сумочки прямо на траву. Он взял деньги, ключи и прихватил паспорт женщины, чтобы выяснить, где они жили.
Он встал и ожесточенно пнул труп мужчины. Ему приятно было ткнуть это мягкое тело, переставшее быть опасным.
Он по-прежнему не мог понять, что с ним происходит. Это конечно же сон, но почему он ощущает все так явственно? Он чувствовал вкус бутерброда и горячего кофе из термоса. Не мог же он в реальности испытывать удовольствие от убийства? Но во сне он был рад, что разделался с этими бездельниками, которые могут позволить себе наслаждаться жизнью, когда другим на хлеб не хватает.
И тут он испугался. Он сделал над собой усилие и проснулся. Спустил ноги с кровати и включил свет. Половина пятого. Третью ночь подряд в одно и то же время ему снится один и тот же сон.
Он решил, что с него хватит этих кошмаров. Надо пойти к врачу, пусть выпишет снотворное или еще какой-нибудь препарат. Видеть такие сны каждый день невозможно. Так с ума сойдешь… Он прошел в ванную комнату. Открыл кран с холодной водой, чтобы умыться. Когда он мыл руки, ему показалось, что вода в раковине окрасилась в красный цвет…

 

Визит к врачу был не слишком удачным. Равнодушный доктор бегло посмотрел его медицинскую карту, где не было ни одной записи, задал обычные вопросы:
— Чем-нибудь серьезным болели? Операции были?
— Аппендикс вырезали.
— На что жалуетесь?
— Понимаете, доктор, мне снятся кошмарные сны, каждое утро просыпаюсь в поту ровно в половине пятого… И такое ощущение, что все происходит наяву. Я даже запахи явственно чувствую, вкус еды. Я бутерброд с докторской колбасой там ем… И самое поразительное: сон один и тот же, с продолжением…
— Злоупотребляете? — спросил врач и, не дослушав ответа, выписал три рецепта — витамины, снотворное и успокаивающее. То, что страшные сны поразительным образом похожи на явь, врач пропустил мимо ушей.
Андрей растерянно улыбнулся и встал, врач вдогонку крикнул:
— Не забудьте поставить печать на рецепт, это в регистратуре на первом этаже!
Андрей зашел в аптеку, а потом в магазин, решив, что рекомендации врача следует усилить чем-то более серьезным — бутылка водки казалась надежнее витаминов. Вечером он залпом выпил полный стакан, не закусывая, и лег спать.
Водка тоже не помогла.
Он вновь оказался в том же месте… Он затащил оба трупа в заросли кустарника и забросал листьями. Потом сел в машину, оставленную мужчиной у дороги, и поехал в город.
Он нашел квартиру, в которой жили убитые, и тщательно ее обыскал. Он обнаружил на антресолях два чемодана и запихнул в них все, что было ценного. Когда он запустил руку в одну из сумок на кухне, то сильно расцарапал руку о лежавший в ней штопор. Он вздрогнул от боли и проснулся. На часах вновь было половина пятого.
Он пошел на кухню, чтобы попить, и, когда включил свет, увидел, что на правой руке у него царапина. Он мог поклясться, что, когда ложился спать, царапины не было.

 

На работе он взял у одного из коллег сильное импортное снотворное. Вечером проглотил максимально возможную дозу и погрузился в сон.
И почти сразу кошмар возобновился. Он опять был в квартире убитых им людей. Уже стемнело. Он сидел в чужой комнате, развалившись в мягком кресле, и с интересом смотрел телевизор. Ему не хотелось уходить из уютной квартиры. Но когда свет в окнах соседних домов погас, он стащил чемоданы вниз и запихнул их в багажник. Он ехал по боковым улочкам, чтобы не попасться на глаза милиции. Отогнал машину за несколько кварталов и оставил ее в укромном месте.
Он уже все продумал. Чемоданы отнесет перекупщику, но за вещи много не дадут. Зато машину можно продать — тысячи за две долларов — старому знакомому, который работает в автосервисе. Там перебьют номера, сделают новый техпаспорт и перепродадут машину.
Он заснул за рулем краденой машины, а проснулся у себя в комнате. Еще не рассвело. Он даже не стал включать свет, чтобы посмотреть на часы. Он и так знал, что сейчас половина пятого.
В тот день у него впервые за последнее время не болела голова. Сон перестал быть страшным и стал занимательным, превратился в многосерийное кино.
Он конечно же не хотел никого убивать, но ему нравилось быть — хотя бы во сне — сильным, смелым и решительным.
Вечером он вернулся домой бодрый и в отличном настроении, поцеловал жену, спросил:
— Что у нас на ужин? Аппетит зверский.
Он лег спать с желанием поскорее узнать, что же произойдет дальше…
Ему не повезло. Он позвонил в автосервис из телефона-автомата:
— Слушай, Петя, тачка есть, надо номера перебить и можно продавать, твои тридцать процентов.
— Приезжай.
Он приехал… и попался. Именно в этот день в автосервис нагрянула милиция. Видимо, кто-то настучал. Стали проверять машины, а у него не только техпаспорта, но и обычного паспорта не было.
На него надели наручники и увезли…
В половине пятого Андрей проснулся, руки у него болели, и на запястьях были следы от наручников. Он снял часы, купленные на улице у странного человека в длинном плаще, и выбросил их в окно. С тех пор он не видел страшных снов, похожих на явь.

 

Пожилой карманник работал по ночам
На одном месте он работал только одну ночь и под утро исчезал. В городе у него было примерно пятьдесят точек, в каждой из них он появлялся не чаще одного раза в два месяца, что позволяло избегать встреч с милицией. Менты ловят тех, кто примелькался.
А возможность попасться в момент кражи была исключена. У него были золотые руки. Они кормили его почти полвека, потому что воровать он начал лет с тринадцати. А сидел всего один раз — и то по молодости.
Нет, руки у него золотые. Случая не было, чтобы кто-то из его клиентов почувствовал, как у него аккуратно изымают кошелек или бумажник. Кроме того, он был тонким физиономистом. Он почти безошибочно выбирал людей, которые, даже лишившись денег, не станут кричать, скандалить и вызывать милицию.
Почему это имело значение? К тому моменту, когда человек спохватится, он в любом случае исчезнет. Но если милиции сообщат раз-другой, что в зале вокзала аэропорта орудует карманник, то менты станут его искать, и это может помешать его работе. Поэтому он выбирал людей, которые, конечно, огорчатся, лишившись денег, но не до такой степени, чтобы пойти в милицию и написать заявление.
Он уважал людей, которые еще не попали под власть денег. Людская корысть его всегда коробила. Он очень огорчался, сталкиваясь с жадными и недобрыми людьми.
Он никогда не торопился, долго ходил по залу, присматриваясь к пассажирам. Обыкновенно выбирал двух-трех кандидатов и внимательно следил за ними. Кто-то один обязательно оправдывал его надежды: либо засыпал на скамейке беспробудным сном, либо оказывался настолько рассеянным, что позволял избавить себя от всех излишков.
А иногда бывало и так: он только увидит человека и сразу понимает — это его клиент. И точно знает — пустым не уйдет.

 

Самолет задерживался. Коротков понял, что ему придется ждать не меньше трех часов. Вот ведь сущее наказание! Начальник попросил встретить его и доставить домой, сказал — минутное дело, живет рядом, и он имел глупость согласиться. Все отказались, а он не сумел. Характера — вот чего ему всегда не хватало.
Чертыхаясь, он побродил по огромному залу в поисках свободного места. Три часа на ногах не выстоишь. Поехать домой, а потом вернуться — тоже нелепо, да и вдруг самолет все же прилетит раньше? Начальник не простит, если не увидит его среди встречающих.
Самое ужасное было в том, что именно здесь ему меньше всего хотелось оказаться. Все его несчастья начались именно здесь. Год назад. Он посмотрел на табло. Да, ровно год назад…
Когда ему позвонили из милиции и попросили срочно приехать в морг, чтобы опознать тело, он сначала подумал, что его глупо разыгрывают. Потом решил, что произошла ошибка. Его жена еще неделю должна была находиться в Сочи. Не могла она так рано приехать в Москву: зачем? Да еще не предупредив его. Но когда ему описали вещи, найденные у нее, он в смятении выскочил на улицу, в глубине души еще надеясь на какую-то ошибку.
Увы, никакой ошибки. Его жена погибла. Ночью. Прилетела из Сочи, взяла багаж и села в машину, которая врезалась в грузовик. Погиб и водитель машины — молодой мужчина, которого он видел в первый раз.
В катастрофе виноват был водитель машины. Возбудить дело ввиду его смерти было невозможно, поэтому прокуратура свои изыскания вскоре закончила.
Но Коротков пробился к высокому начальству, доказывая, что его жена никак не могла по своей воле приехать в этот день в Москву. Вероятно, она стала жертвой преступления, может быть, ее похитили. Необходимо выяснить обстоятельства ее гибели и найти преступников.
Но расследование окончилось для него вторым ударом. Его жена, как показали ее соседи по дому отдыха, улетела из Сочи по собственному желанию. Причем, прощаясь с соседками, она была в превосходном настроении. А вернулась она на неделю раньше срока, не предупредив мужа, потому что хотела провести свободное время с другим человеком.
Именно этот человек встретил ее в аэропорту. Они расцеловались, он подхватил ее сумки, и они ушли. Это рассказала продавщица, у которой они что-то купили. Через полчаса их машина врезалась в грузовик.
Коротков не поверил следователю и сам поехал в аэропорт. Он нашел ту самую продавщицу, которая видела его жену. Она опознала ее на фотографии и повторила свой рассказ про встречавшего ее мужчину, поцелуй и тяжелые сумки.
Вот тогда он словно вновь потерял ее. И этот удар был не слабее первого. Он запил и потом долго приходил в себя. Он безумно любил жену и был уверен, что она отвечает ему взаимностью. У них был такой счастливый брак. Все друзья им завидовали.
Он отыскал свободное место и присел. Как глупо, что он согласился сюда приехать.
Он расслабился и закрыл глаза. Он так устал и намаялся за день, что вроде как задремал. Но тут же проснулся и виновато заморгал глазами.
Что-то изменилось вокруг него. Он взглянул на часы — оказалось, что он проспал буквально одну минуту. Но вокруг него сидели совершенно другие люди. Он оглянулся на большие часы и замер от изумления — посередине зала стояла его жена с большими сумками в руках.
Он хотел встать, чтобы подбежать к ней, но почему-то не мог двинуться с места. Он мог только наблюдать за ней. Она растерянно рылась в сумочке. Ищет кошелек, понял он. Кошелька в ее сумочке не оказалось. Все на месте — кроме кошелька. Он тогда грешил на работников морга, думал, что кто-то из них поживился. Но не стал поднимать шума. Деньги — это было последнее, что его тогда интересовало.
Вдруг краем глаза он заметил пожилого сухощавого человека, который как-то быстро удалялся от нее. Не он ли и утащил кошелек, мелькнула у Короткова догадка. Но этот жалкий карманник его не интересовал. Он хотел смотреть только на нее. Это было такое счастье вновь видеть жену живой и невредимой.
Она вновь внимательно осмотрела содержимое сумочки. Кошелек так и не обнаружился. На ее лице отразилась растерянность. Тут он понял, что она осталась без денег и не может взять такси и добраться до дома.
Вдруг он увидел того самого человека, который был водителем разбившейся машины. Тот вошел в здание аэропорта и, не обращая на его жену ни малейшего внимания, направился к киоску.
Выходит, они не знакомы?
Она равнодушно скользнула по нему взглядом и стала рыться в своих сумках. Может, в них найдутся хоть какие-нибудь деньги?
Молодой человек купил блок сигарет, распечатал одну из пачек, с наслаждением затянулся и пошел к выходу. Проходя мимо растерянной женщины с сумками, он посмотрел на нее с явным сочувствием и, поколебавшись, остановился.
— Подбросить? — спросил он, возможно, надеясь, что она откажется.
Они стояли далеко от него — на самой середине зала, но он почему-то отчетливо слышал каждое их слово.
— Нечем заплатить. У меня нет с собой денег, — ответила она с извиняющейся улыбкой. — Кошелек украли.
— А, — махнул он рукой, — мое счастье. Поехали.
— Ой, — сообразила она, — когда доедем, муж заплатит.
— Ну, на мужа у меня надежда слабая, — пробурчал он. — Поцелуете, и будет достаточно.
Она рассмеялась и при всех расцеловала его. Он совершенно смутился, покраснел и, подхватив ее сумки, быстро двинулся к выходу.
Значит, вот как все это было, понял он. Боже мой, выходит, она ему вовсе не изменяла. Она вернулась раньше на неделю, чтобы сделать ему сюрприз. Но у нее украли деньги, а этот человек согласился ее подвезти — на свое и ее несчастье.
А позвонить она не могла, потому что они поселились в новой квартире и еще не успели обзавестись телефоном. Стало быть, она действительно любила его и не было никакого любовника и тайного свидания. И он напрасно мучил себя ревностью весь этот год.
Он посмотрел на часы и хотел вскочить, чтобы предупредить их. Если их не остановить, то через полчаса они врежутся в грузовик! Скорее! Их надо остановить! Он рванулся с места и едва не упал…
Он открыл глаза и, оглядевшись, понял, что просто заснул. И все это ему лишь приснилось. Значит, ничего этого не было. Это был сон. Он вновь остался наедине со своим горем.
Ноги у него затекли, и он с трудом встал. Пошел к ларьку, чтобы выпить кофе. В противоположном направлении двинулся его сосед — пожилой аккуратно одетый человек вышел на улицу и растворился в темноте.
Кофе ему налили, Коротков полез в карман за бумажником, но расплатиться не смог. Одна неприятность за другой. Пока он дремал, у него стащили бумажник.
Ничего страшного, денег там было немного. Но он счел, что для одного вечера неприятностей многовато. Впрочем, черт с ними, с деньгами. Самым большим разочарованием было проснуться после этого чудесного сна. Он казался таким достоверным, таким реальным, что Коротков почти поверил, что год назад все так и было.
Он крепко спал, поэтому так и не узнал, что кошелек у него украл тот самый карманник-ветеран, который год назад похитил кошелек у его жены. Пожилой карманник всегда работал по ночам. Пассажиров меньше, зато они уже усталые, невнимательные и легко расстаются со своими деньгами.
Правда, некоторые люди сильно огорчались, лишившись кошелька, но он, право, не мог понять: отчего люди расстраиваются из-за такой мелочи?

 

Фантазии театрального администратора
Все-таки это мучение — вставать, когда так хочется спать. Он посмотрел на часы — девять утра, для него это безбожно рано. Человек творческой профессии не может вставать ни свет ни заря.
Он босиком прошлепал в ванную. С трудом разлепив веки, пустил холодную воду и подставил лицо под сильную струю.
Вот теперь он почувствовал, что окончательно проснулся. Лицо горело от холодной воды, и почему-то щипало лоб. Он инстинктивно дотронулся рукой — больно!
Он откинул со лба волосы и посмотрел на себя в зеркало. В нем отразилась хмурая, небритая физиономия с рассеченным лбом. Он охнул. Это была не просто царапина, а маленькая рана.
— Господи, где же это я так умудрился? Вроде вчера и не падал. И не пил. — Он потрогал царапину и, опять поморщившись, вышел из ванной.
— Маша! — крикнул он жене. — Посмотри, что это у меня? Вчера же ведь ничего не было, а?
Жена хлопотала на кухне у плиты.
— Доброе утро, миленький! — улыбнулась она ему. — Что случилось с моей крошкой? Кто тебя обидел?
Она внимательно и озабоченно осмотрела подставленный им лоб.
— Царапина совсем свежая. Болит? Бедненький. — Она нежно поцеловала его. — Вчера, мне кажется, ее действительно не было. Может, ты оцарапался об угол кровати?
Она ощупала ему голову:
— А ты ночью не вставал? Может, пошел в туалет и споткнулся со сна, ударился обо что-то?.
Он пожал плечами:
— Ну, знаешь, у меня, конечно, есть недостатки. Но я все-таки не лунатик.
Маша достала аптечку.
— Сейчас я тебе смажу ранку йодом и на всякий случай залеплю пластырем, — приговаривала она, открывая пузырек с йодом.
Когда она приложила ватный тампон к ранке, он вздрогнул от боли.
— Какой ты у меня нежный, — рассмеялась она и, залепив лоб пластырем, опять поцеловала его. — Боли боишься, руками делать ничего не умеешь, собственной тени пугаешься. — И покачала головой: — Пропал бы ты без меня.
Почувствовав облегчение, он воодушевился и запустил руки ей под халат. Маша выскользнула из его объятий, иронически заметив:
— Так, раненый ожил. Значит, жить будет.
Он устремился вслед за ней, обиженно сопя:
— Куда же ты? Почему ты бросаешь своего несчастного, израненного мужа, который так нуждается в ласке, заботе и внимании?
— Все, все, милый, мне пора на работу, — сказала она, закрывшись в ванной. — Остальное вечером. Если, конечно, пожелаешь. Ты иди позавтракай, поддержи свои силы, израненный боец. Кстати, я приготовила твои любимые сырники с изюмом.
Не решив окончательно, что лучше: обидеться на жену или сделать вид, будто ничего не произошло, он пошел на кухню. Его нос уловил волнующие запахи, и он с удовольствием уселся за стол, накрытый хрустящей белой скатертью.
Помимо сырников с изюмом его ожидали свежевыжатый апельсиновый сок, горячие тосты, масло и варенье в вазочке. В центре стола красовалась ваза с фруктами. Он запустил туда руку и вытащил киви.
— Колбаски? Сыра? — предложила Маша.
Она уже оделась и теперь делала макияж. Накрасившись, поинтересовалась:
— Сегодня придешь пораньше? Или у тебя спектакль?
— Угу, — с набитым ртом ответил он. — Сегодня премьера. Придет заведующий департаментом строительства Глушков с женой. Помнишь эту толстую тетеху? А я даже выйти к ним не смогу, — он потрогал свой лоб, — выгляжу, как уголовник.
Маша положила косметичку в сумочку и потянулась за плащом.
— Может, узнаешь у Глушкова, наконец, как обстоят дела с нашей квартирой?
Он поморщился:
— Человек придет вечером в театр отдохнуть, а я к нему с делами?! Как ты себе это представляешь?
Маша погладила его по голове:
— Не волнуйся, не получится, значит, не получится. Но Красильников, я узнала, уже переговорил с кем надо. И ему обещали помочь — найдут квартиру в центре и продадут по стоимости БТИ. А Красильников, между прочим, меньше сделал для города, чем ты. Надо пользоваться тем, что тебя все знают.
— А кто Красильникову обещал? — спросил он.
— Твой Глушков, который регулярно ходит к тебе в театр, — ответила Маша и выскользнула за дверь. — Пока, милый, до вечера.
Он рассеянно кивнул и запер за женой дверь.

 

Внизу афиши, объявлявшей о премьере, значилось имя директора — Д. П. Селезнев. Полюбовавшись афишей, Дима вошел в театр и немного придержал дверь: проверил, мягко ли она закрывается. Здесь он вел себя иначе, чем дома, — уверенно, по-хозяйски. Сняв пальто, отдал его гардеробщице, которая почтительно приветствовала его:
— Здравствуйте, Дмитрий Павлович! Поздравляю с премьерой. Я для внука контрамарку просила. В кассе говорят, все билеты проданы.
Он довольно улыбнулся:
— Зайдешь ко мне попозже, дам билетик.
Подойдя к зеркалу, стал прихорашиваться. Потрогав пластырь, опять досадливо поморщился.
На лестнице к нему подскочил буфетчик:
— Дмитрий Павлович, беда! Из санэпидемстанции пришли, сейчас буфет закроют и опечатают. Они уже акт пишут. А вечером премьера! Что делать?
— Неужели не мог сам договориться?
— Да новенькие какие-то пришли! — Буфетчик был в отчаянии. — Я им сразу коньяка, закусочку. А они сказали, что непьющие и вообще уже пообедали.
Буфетчик угодливо распахнул дверь в приемную. Когда Дима вошел, секретарша немедленно поднялась и затараторила:
— Добрый день, Дмитрий Павлович! Вам звонили из департамента культуры, Кузнецов из музея, Елигулашвили из китайского ресторана, Возчиков из стоматологической клиники и новый директор бюро ритуальных услуг. С кем соединять?
— Подожди, — скомандовал Дима. — Найди заведующую санэпидемстанцией.
Он скинул пиджак, повесил его на плечики и уселся за стол. Едва перевернул листок календаря, заглянула секретарша:
— Дмитрий Павлович, по городскому — заведующая городской санэпидемстанцией Юлия Харитоновна.
— Юлечка, — проворковал в трубку Дима. — Понимаю, что я, конечно, уже не в том возрасте, когда можно рассчитывать на внимание красивой женщины. Но чтобы так пренебрегать давно и безнадежно влюбленным в вас мужчиной — этого я себе даже представить не мог… Как почему? Сегодня весь город приходит к нам на премьеру. Я оставил вам два билета во втором ряду. Между прочим, рядом с министром здравоохранения области, а вы даже… А, вот то-то же, Юлечка… Конечно, жду вас… Да, кстати, пришли две очень странные дамы, уверяют, что от вас, и хотят закрыть наш буфет… Да, спасибо, Юлечка, а то где же мы вечером будем выпивать после премьеры… Целую вас.
Он повесил трубку. Буфетчик развел руками:
— Снимаю шляпу, Дмитрий Павлович. Со многими директорами работал — настоящего хозяина вижу в первый раз.
Дима развернул газету, заметил:
— Она объяснила, что это новенькие, наших городских дел не знают. Сейчас она их отзовет.
Кланяясь, буфетчик вышел. Уже в дверях робко сказал:
— Мне севрюгу ребята прислали, пальчики оближешь. Я распоряжусь, чтобы вам на обед приготовили. Со свежими овощами, как вы любите…
Не обращая на буфетчика внимания, Дима нажал кнопку переговорного устройства:
— Галочка, скажи, чтобы оставили два билета Прохоровой на сегодня. Кроме того, понадобятся три или четыре места в четвертом ряду. Это для москвичей. Но я не знаю, сколько их будет, и сам встретить не смогу. Организуй достойную встречу — договорились?
— Не беспокойтесь, Дмитрий Павлович, сделаем в лучшем виде, — донеслось из переговорного устройства.
— Я у себя, — сказал Дима и отключился.
Он вышел в приемную, секретарша взяла блокнот.
— Машина мне нужна на четыре, — распорядился Дима. — А пока собери мне администраторов.
Он спустился в гримерную.
— Танечка, можно как-нибудь это загримировать? — Он отклеил пластырь и показал свою царапину.
— Садитесь, Дмитрий Павлович.
— Сами понимаете, Танечка, — сказал он, — сегодня в театр придут такие люди… Мне обязательно нужно быть в форме.
Ранка немного поджила.
Она понимающе кивнула и ловко загримировала царапину.

 

Жена встретила его, как всегда, крахмальной скатертью и обильным ужином. Дима одолел свою порцию.
— Подложить еще? — Маша держала в руках сковородку.
Он покачал головой.
— Устал, милый? Болит? — заботливо спросила она, кивнув на его лоб.
— Да, что-то притомился. День был хлопотный. Пойду-ка я лягу. Что-то спать хочется.
— И телевизор смотреть не станешь? — удивилась Маша. — Новое кино сейчас будет. Для полуночников — то, что ты любишь, с голыми девочками.
— Нет-нет. Пойду спать. — Он поцеловал жену. — Спокойной ночи.

 

Постель уже была расстелена. На тумбочке горел ночник, рядом стоял высокий стакан с водой и лежал толстый роман, который Дима читал на ночь. Он с удовольствием улегся в постель и потянулся. Взял в руки книгу, раскрыл ее и… зевнул. Положил книгу назад и выключил свет. Завернулся в пуховое одеяло и закрыл глаза. Через мгновение он уже спал. И видел сон.
Он был как-то странно одет — в черный спортивный костюм, а на голове — вязаная лыжная шапочка.
Он вошел в подъезд какого-то чужого дома и встал возле лифта. Подъезд был грязный и темный, но это его совершенно не смущало.
Вдруг стукнула входная дверь, и он насторожился. Вошли двое парней с большими сумками. Он бесшумно сдвинулся в сторону, чтобы его не заметили. Он пропустил какого-то подвыпившего мужчину — раз где-то выпил, значит, вернулся без денег. Еще одна припозднившаяся дама внушала определенные надежды, но тут как назло спустился на лифте мужик с собакой. Пришлось отступить.
Еще через полчаса вновь хлопнула дверь. На сей раз в подъезд вошла женщина средних лет. Он надвинул шапочку на лоб и затаился. Когда женщина, поднимаясь по ступенькам, поравнялась с ним, он схватил ее за горло и поднес к ее глазам нож.
Откуда у него взялся нож?
Он продолжал с изумлением наблюдать за собой как бы со стороны. Как он может все это делать — пусть даже и во сне?
В глазах женщины плеснулся ужас. Она хотела закричать, но он сжал ей горло и прошептал:
— Молчи, дура, а то убью!
Дима вырвал у нее из рук сумку, быстро проверил ее содержимое, нашел кошелек и сунул в карман. Схватил женщину за руки и стащил с пальцев кольца. Потребовал:
— Снимай серьги, быстро!
Она дрожащими руками дотронулась до ушей, но у нее ничего не получалось. Он сам вырвал серьги, ей было больно, она закричала.
Он поднес нож к ее горлу, так что женщина ощутила остроту лезвия. Она замолчала. Дима поставил ее лицом к стене и зловещим шепотом сказал:
— Ни слова, если хочешь живой остаться. Пикнешь — и тебе конец. Брюхо вспорю.
Она вздрогнула.
Дима на цыпочках вышел из подъезда. И она закричала, уже когда он выскочил на улицу и исчез в темноте.
Он бежал, удивляясь, откуда он знает, куда ведут эти старые переулки. Он стащил с себя лыжную шапочку и спрятал нож. Вынул из кошелька деньги, а кошелек бросил в урну.
Он спустился в метро и проехал две остановки. Затем вышел, свернул налево и нырнул в такой же темный переулок, в каком он уже был. Он вновь натянул на голову лыжную шапочку и скользнул в подъезд.
Встав под тусклой лампочкой, он обследовал трофеи, взятые у дамочки, и брезгливо поморщился. Пересчитал деньги: всего полторы тысячи рублей и триста долларов. Не густо. Он разочарованно повертел в руках серьги и небрежно засунул их в карман.
В этом подъезде ему долго не везло. Мимо него прошло несколько пожилых людей. Потом стайкой пробежали наверх дети, и он боялся, что они на него обратят внимание. Но его никто не заметил.
Прошел еще задрипанный пьяный мужичонка, и он вовсе заскучал. Но тут к подъезду подкатило такси, и оттуда, хохоча, вывалилась пьяная парочка. Это были его клиенты. Он полез за ножом.
Первой в подъезд влетела дамочка с охапкой цветов. За ней ввалился парень, с трудом державшийся на ногах.
Он смерил парня взглядом с ног до головы и решился. Пропустил женщину, а мужчину привычным приемом схватил за горло и показал ему нож:
— Скажи своей бабе, чтобы молчала, иначе я тебя порежу.
Парень прохрипел что-то невнятное, и его девушка испуганно обернулась:
— Что с тобой, дорогой?
Ее рот расширился, чтобы закричать «на помощь!», но парень выпалил:
— Заткнись, а то он меня убьет!
Она замерла и мелко-мелко кивала, показывая, что все понимает.
Дима тем временем обшарил у парня карманы, забрал кошелек, бумажник, стянул с руки часы с металлическим браслетом. Потом поманил девушку рукой:
— Иди сюда. — Хмыкнул: — Твоя очередь.
Она подошла, спотыкаясь. От выпитого, а еще больше от страха ее шатало.
Дима вырвал у нее из рук сумочку, нашел кошелек и какую-то коробочку. С нее он тоже снял часы на тоненьком браслете, а заодно серьги и бусы из жемчуга. Добычу рассовал по карманам.
— Теперь снимай штаны! — рявкнул он парню в ухо.
— Зачем? — пролепетал тот. — Не надо! Забирай все, только не это…
— Дурак, — выдохнул Дима, ему стало смешно. — Больно хорошо о себе думаешь. Твоя задница меня не интересует. Снимай, я говорю!
Дима острым лезвием ткнул ему в горло и рассек кожу. Парень дрожащими руками расстегнул ремень, и брюки с него свалились.
— А ты снимай юбку, — приказал Дима девушке.
Она подчинилась без слов.
Он взял юбку и брюки и убежал, здраво рассудив, что в таком виде парочка не станет звать на помощь, а сначала вернется к себе в квартиру, чтобы привести себя в порядок. Так и произошло. Глянув друг на друга, парень и девушка бросились вверх по лестнице.
У Димы было достаточно времени, чтобы убежать. Он выбросил их одежду в ближайшую урну. Туда же отправились опустошенные кошелек и бумажник.
Лыжную шапочку и нож он спрятал в карман — орудиями производства он дорожил.

 

Дома он расположился на убогой кухоньке, где, кроме столика и колченогих стульев, ничего не было. Лампочка была без абажура, окно — без занавески. На закопченной плите сиротливо стоял грязный чайник. Дима сгреб со стола остатки трапезы прямо на пол и выложил добычу. Он пересчитал все награбленное: деньги, драгоценности, разложил их на кучки, откинулся на спинку стула и некоторое время самодовольно взирал на награбленное. Потом достал из картонного ящика, стоявшего возле стены, недопитую бутылку коньяка, вылил остатки в мутный стакан, проглотил без закуски и секунду молча прислушивался к себе. Довольно хмыкнул и отправился спать.
Комната была обставлена по-спартански: шаткая кровать, заправленная грязным бельем, и колченогий стул. Дима стащил с себя брюки и рубашку, повесил на спинку стула. Рядом положил часы. Было три часа ночи…

 

Димина рука, вялая со сна, поползла и нащупала часы. Приоткрыв один глаз, Дима посмотрел на часы: половина двенадцатого дня.
Он открыл оба глаза. Ярко светило солнце. Он понял, что окончательно проснулся.
— Кошмар, — пробормотал Дима, имея в виду сон, который ему снился. — Сколько раз врачи предупреждали: нельзя на ночь наедаться.
На стуле висели чистая рубашка и выглаженные брюки. Вкусный запах шел из кухни. Он встал, голова сильно болела, лицо горело.
— Маша, ты где? — позвал он жену.
Она, как всегда, хлопотала на кухне. Завтрак на крахмальной скатерти уже был готов. Стакан грейпфрутового сока, половинки киви, неизменные тосты.
Дима плюхнулся на свое место, пожаловался:
— Ты представить себе не можешь, какой ужасный сон мне приснился. Проспал почти до полудня, а чувствую себя совершенно разбитым.
— Сегодня на завтрак твои любимые вареники. Может, еще сосисок сварить? Свежие, я только что в магазин бегала.
Дима позволил жене поцеловать его и сказал:
— Приятно, черт побери, ощутить заботу и внимание. Ты — награда за все мои невзгоды и неприятности.
— Димочка, не гневи судьбу. — Маша собиралась на работу. — Тебе грех жаловаться. Ты занимаешься любимым делом, ты — уважаемый в городе человек. Тебя все ценят. О любящей тебя жене из скромности не упоминаю.
Подхватив сумочку, она поспешила к двери:
— Все, я убегаю. Не забудь надеть шарф, сегодня сильный ветер.

 

В ночном клубе было столпотворение. На сцене показывали стриптиз. Будь Дима один, он бы, конечно, посмотрел представление. Но в клуб они пошли компанией, и рядом с ним сидела вице-президент банка Елена Петровна. Она решительно встала со своего места:
— Дмитрий Павлович, это зрелище для вас. Наслаждайтесь, а я пойду в казино, попытаю счастья.
— Елена Петровна, я не оставлю вас одну в этом вертепе. — Дима тоже встал и галантно предложил даме руку: — Позвольте мне сопровождать вас. Тем более что я крайне заинтересован в том, чтобы счастье не покидало главного спонсора нашего театра.
Они прошли по длинному коридору к казино. Администратор распахнул перед ними дверь.
— Я-то думала, вы обо мне беспокоитесь, а вас, оказывается, только дела вашего театра и волнуют.
— Елена Петровна, вы волнуете меня значительно больше, чем театр, — чуть понизив голос, сказал Дима.
Елена Петровна не приняла всерьез его слова:
— Да ладно вам, Дмитрий Павлович, все в городе знают, какой вы примерный семьянин. Впрочем, это не удивительно. Более заботливого человека, чем ваша жена, и представить невозможно.
Елена Петровна обменяла в кассе деньги на фишки разных цветов и заняла место за столом с рулеткой.
Дима расположился рядом с ней, хотя играть не собирался. Он не одобрял азартных игр.
— Что-нибудь выпьете? — спросила официантка в платье со смелым вырезом.
— Мне мартини, — потребовала Елена Петровна.
Официантка повернулась к Диме.
— А мне минеральной воды, — попросил он и, как бы извиняясь, добавил: — Мне еще работать.
Официантка обещающе стрельнула глазами и удалилась. Дима проводил ее взглядом и повернулся к столу в тот самый момент, когда шарик остановился возле цифры, на которую поставила Елена Петровна. Крупье придвинула к ней стопку фишек.
Елена Петровна вновь разбросала свои фишки. Ожидая, когда шарик остановится, отпила из своего стакана. Она опять выиграла! Дима не выдержал и зааплодировал.
— Еще попробуете? — спросил он.
Елена Петровна покачала головой:
— Счастье не надо испытывать. Тогда оно не изменит.
Она сгребла фишки и обменяла их в кассе на деньги.
К ней подошел администратор казино:
— Елена Петровна, если бы это были не вы, мы бы решили, что к нам проник какой-то профессионал.
— А я и есть профессионал, — сказала Елена Петровна. — Зарабатывать деньги в банке не проще, чем в казино.
Все засмеялись. Провожая гостей, администратор казино вытащил откуда-то из-за спины игрушечного медвежонка:
— А это маленький презент от нашего казино.
— Ой, какая прелесть! — Елена Петровна, кажется, была довольна подарком едва ли не меньше, чем крупным выигрышем. — Он будет меня охранять.
— Кстати, об охране. — Администратор стал очень серьезным. Он подозвал дежурившего в казино старшего лейтенанта и что-то ему тихо сказал.
Тот пожал руку Диме:
— Что-то я давно не был в вашем театре. — И обратился к Елене Петровне: — Давайте я вас отвезу до дома. Так будет спокойнее.
— Благодарю вас, но у меня еще встреча в ресторане, — ответила Елена Петровна. — Деловой ужин. Так что домой я вернусь еще часа через полтора. А дом у нас тихий, замки надежные.
Дима поцеловал ей руку и помахал рукой, когда она отъезжала.

 

Маша с бокалом вина уютно расположилась у телевизора, она смотрела свой любимый сериал. Дима тоже налил себе вина. У него начали слипаться глаза. Он выпил немного и поднялся с дивана.
— Что-то у меня глаза сами закрываются, — зевнул Дима. — Пора на боковую.
Он поцеловал жену и пошел в спальню. Маша встревоженно заметила:
— Ты так сильно устаешь, не высыпаешься. Надо бы провериться у врача. Может быть, тебе немного отдохнуть, подлечиться в санатории? Только не говори, что в театре без тебя не смогут обойтись. Ты заслужил отдых.
— Потом поговорим. — Дима увильнул от разговора.
Он даже не стал брать в руки книжку, накрылся одеялом, выключил свет, расслабился и сразу заснул.
Господи, ему опять снился тот же самый сон!

 

В старом спортивном костюме и лыжной шапочке он подстерегал свою жертву в темном подъезде.
Вчера он провозился весь вечер, работал по двум адресам, устал, да и рисковал излишне. Сегодня он намеревался набрать нужную сумму одним ударом. Несколько человек прошли мимо него, но он даже не тронулся с места.
Он ждал. И когда в подъезд вошла хорошо одетая женщина на высоких каблуках и с сумочкой на длинном ремешке через плечо, он довольно усмехнулся. Это была вице-президент известного в городе банка Елена Петровна.
Дима действовал, как хорошо отлаженный автомат. Пропустил Елену Петровну мимо себя и напал сзади. Одной рукой сильно сжал ей горло, другой показал нож. Широкое лезвие, это он знал точно, действовало сильнее всего.
Он вырвал у нее из рук сумочку и одной рукой открыл — там лежал выигрыш, полученный в казино, и подарок от администрации — маленький медвежонок. Он довольно хмыкнул и повернул женщину лицом к себе, чтобы снять драгоценности.
Едва он выпустил ее, Елена Петровна начала кричать:
— Помогите, на помощь, грабят, помогите!
И внезапно вонзила ему ногти в лицо. От боли и неожиданности он выпустил нож и отскочил назад.
Елена Петровна, продолжая кричать, бросилась вверх по лестнице. Он не рискнул ее преследовать, потому что в подъезде открылись двери, залаяла собака и зазвучали встревоженные голоса.
Он сорвал с головы шапочку, выскочил из подъезда и побежал, что было сил. По дороге он сообразил, что бросил в подъезде нож и лыжную шапочку. Но не возвращаться же за ними?
Он прибежал домой и сразу прошел в ванную. Свет зажег только с третьей попытки. Он глянул на себя в разбитое зеркало. Чертова баба умудрилась разодрать ему все лицо, несмотря на низко надвинутую шапочку.
Дима умылся с мылом. Полотенца у него не было. Он стащил с себя рубашку и вытерся рукавом. Прошел на кухню, запустил руку в картонный ящик, вытащил бутылку коньяка и убедился, что она пустая. Достал початую бутылку водки, налил себе полный стакан, выпил залпом и завалился спать.

 

Дима проснулся от звонков в дверь. Открыл глаза, было еще темно. Он сел, потряс головой, потрогал лицо. На ощупь все было нормально. В дверь продолжали настойчиво звонить и барабанить.
— Господи, кого это несет? — недовольно пробормотал Дима. — Маша! Маша! Ты где? Открой дверь!
Жена не откликнулась.
— Где же она? — пробормотал Дима. — Опять у телевизора, что ли, заснула?
Он нехотя встал. Не включив в коридоре света и не спросив «кто там?», открыл дверь. В квартиру ворвалась милиция.
Не успел он возмущенно спросить: «Позвольте, что здесь происходит»? — как ему завернули руки за спину и надели наручники.
— Это твое? — Старший лейтенант, который вечером был в казино, нашарил выключатель и показал Диме его спортивную куртку, лыжную шапочку и нож. — По глазам вижу, что твое.
От яркого света Дима зажмурил глаза, а когда открыл их, то увидел, что он находится вовсе не в своей ухоженной квартире, а в той самой конуре, которая ему снилась.
Его повели на кухню, где на столе лежали награбленные им драгоценности. Проходя мимо ванной, он на секунду задержался и посмотрел на свое отражение в разбитом зеркале. Он увидел, что давешняя дамочка здорово располосовала ему лицо.
— Так это не сон? — прошептал он.
Милиционер толкнул его в спину и подозрительно сказал:
— Иди, иди! Что, опять какую-то историю придумываешь? Недаром у тебя кликуха «артист». Но с нами это не пройдет. Мы-то тебя хорошо знаем. Для суда прибереги.
Висевшее на честном слове зеркало упало и разлетелось на мелкие кусочки. Самые большие осколки остались лежать на рваной театральной афише, объявлявшей о премьере в городском театре. Внизу было набрано имя директора театра, но кто-то оторвал краешек афиши, и прочитать можно было только его инициалы — Д. П. Се…

 

Он мог выпить цистерну
Вечер пятницы — лучшее время жизни. Саша вышел из офиса в прекрасном расположении духа. Он открыл дверцу своего чистенького «мерседеса», положил на заднее сиденье дорогой портфель, повесил на плечики пиджак и уже собрался сесть за руль, как кто-то самым невежливым образом хлопнул его по спине. Саша повернулся, чтобы отчитать хама, но лицо его само расплылось в улыбке. Перед ним стоял Валька Ананьев, приятель по институту, весельчак и заводила в их студенческой компании.
Валька вышел из соседнего ресторана покурить и был уже слегка навеселе, а потому особенно обаятелен. Он мог выпить цистерну, при этом почти не пьянел, а только становился изобретательнее.
— Это сколько же лет мы не виделись? — стал подсчитывать Саша. — Больше десяти — это точно…
— Клади все пятнадцать, — рассмеялся Валька. — И мы просто обязаны это событие отметить.
— Понимаешь, — замялся Саша, — тут такое дело…
— Я плачу, — отмахнулся Валька.
— Дело не в деньгах…
— Жена ждет? — сочувственно спросил Валька.
— Жена как раз уехала, но я обещал ей кое-что сделать на даче…
— Нет, ты определенно нуждаешься в отдыхе, — безапелляционно сказал Валька. — Жена в отъезде, а ты потолок будешь красить? Лови последние минуты молодой жизни!
Он потащил Сашу в ресторан. Сопротивляться было невозможно. Они выпили по рюмке коньяку, но от второй Саша наотрез отказался:
— Я же за рулем!
— Со мной можешь ни о чем не беспокоиться, — Валька достал из внутреннего кармана пиджака красное удостоверение и незаметно для других показал его Саше.
— Ого, — уважительно протянул Саша. — Так ты?..
— Нет, — сморщился Валька, — я бизнесом занимаюсь, но мир не без добрых людей. Надо помогать друг другу.
После второй рюмки у Саши появился аппетит, и он стал закусывать.
— А где у тебя дача? — поинтересовался Валька.
— В Баковке, совсем недалеко от города. За полчаса до работы доезжаю, если без пробок.
— Теплая?
— С магистральным газом, с отоплением, водой и канализацией. Сейчас строю баню, а на следующий год сделаю бассейн. Поехали — покажу.
— Поехали, — охотно согласился Валька.
Они выпили еще по одной, и Валька попросил счет. Саша предложил свои услуги, но Валька отстранил его руку с бумажником.
Уже стемнело. Саша вел машину очень осторожно, памятуя о том, что встреча с автоинспекцией для него крайне нежелательна. Валька включил радио и наслаждался жизнью.
Они проехали мимо проституток.
— Смотри, какие девочки! — Валька был известен тем, что не пропускал ни одной юбки.
— Ну да, а потом всю жизнь работать на лекарства, — пробурчал Саша.
— Зачем же брать девочек на улице? — сказал Валька. — Для этого есть клубы. Там и безопасно, и класс другой.
Саша понял, что отстал от жизни. А Вальку эта мысль увлекла.
— Давай сюда, направо. Возьмем двух девочек, которые все умеют, и прекрасно отдохнем у тебя на даче на свежем воздухе.
— Ты с ума сошел, — сказал Саша. — Какие девочки! У меня жена.
— Твоя жена в отъезде, — напомнил Валька, — Надо же в конце концов устраивать себе небольшие праздники. Останови-ка здесь.
— А что тут такое? — поинтересовался Саша.
— Здесь клуб для тех, кто нуждается в компании. Тебе кого брать — блондинку, брюнетку, рыжую?
— А тут что, разные есть? — спросил Саша.
— Разумеется, на все вкусы. Хочешь, восточную даму тебе подберем? Сладкие женщины… Или негритянку? Как насчет темненьких, уважаешь?
— Нет-нет, мне не надо, — запротестовал Саша. — Себе бери — это твое дело.
Через несколько минут возбужденный Валька появился в компании с молоденькой блондинкой.
Она поцеловала Сашу в щеку:
— Привет. Меня зовут Марина.
Валька пересел на заднее сиденье и потащил за собой Марину. Как только они отъехали, Валька, не теряя времени, приступил к делу. Саша вел машину, время от времени бросая завистливый взгляд в зеркало заднего обзора.
Когда они приехали, Валька уважительно заметил:
— Неплохая у тебя дачка.
Саша скромно пожал плечами:
— Участок только маленький, да еще весной заливает. Но поделать ничего нельзя. Рядом болото. Весной соседскую корову затянуло, и останков не нашли.
Но Вальку история соседской коровы не интересовала. На ходу сбросив пиджак и расстегивая брюки, он потащил Марину в спальню.
Саша, вздохнув, переоделся, достал из бара бутылку коньяка и, неожиданно для самого себя, выпил одну за другой несколько рюмок, закусил лимоном. Дверь в спальню осталась неприкрытой, и ему все было слышно. А когда он проходил мимо, то и видно.
Когда бутылка коньяка почти опустела, на пороге спальни появилась Марина, завернутая в простыню. Она подошла к Саше, нежно поцеловала его за ухом и повела за собой. Теперь уже он не сопротивлялся. Довольный Валька, откупоривая бутылку пива, наблюдал за ним…
Что было дальше, Саша не помнил. Он пришел в себя часа через полтора, поднял голову и осмотрелся. Он лежал на кровати, а Марина — почему-то на полу. Он с трудом встал и подошел к ней. Что-то было не так! И он понял, что именно.
Марина была мертва. Кто-то разбил ей голову разводным ключом, который Саша держал под мойкой. Саша вылетел в гостиную, где за столом в одной рубашке сидел Валька, хмурый и абсолютно трезвый.
— Что произошло? — выдавил из себя Саша.
Горло у него пересохло, и он с трудом говорил.
Валька протянул ему пивную бутылку, но Саша глотнул воды из-под крана.
— А ты ничего не помнишь? — спросил Валька.
— Ну, мы с ней ушли, — смущенно сказал Саша, — а что дальше… Не помню.
— А дальше она сморозила какую-то глупость про твою жену. Дескать, довела парня, что он такой голодный. Дура, конечно. Ты встал, пошел на кухню, вот точно так же напился из-под крана, взял разводной ключ, стукнул ее по голове и завалился спать. Я пытался тебя растолкать, но не смог.
— Так это я ее убил? — ужаснулся Саша.
Валька кивнул:
— А кто еще? Больше здесь никого нет.
Саша рухнул на стул:
— Что же теперь делать? Посадят же. Боже мой, во что мы вляпались с твоими девчонками.
— Спокойно, — сказал Валька. У него опять проснулся аппетит, и он полез в холодильник. — С моими связями выкрутимся. Во-первых, никто не видел, что она уехала с нами. Во-вторых, подумай сейчас спокойно, где у тебя здесь можно спрятать труп.
— Спрятать труп?
— А ты, может, милицию собрался вызывать? Тогда заодно вещички приготовь. Сядешь лет на пятнадцать.
— Почему я? — возмутился Саша.
— Потому, что убил ты, — хладнокровно ответил Валька.
— Это ты так говоришь! Ты! — взорвался Саша. — А я никого не убивал. И ты знаешь, я сейчас кое-что понял.
Он внимательно посмотрел на Вальку:
— Это ты ее убил. Конечно, это ты. Пока я спал. А теперь хочешь свалить все на меня.
Валька жевал бутерброд и наблюдал за ним с веселым удивлением.
— Ну что ты несешь? — сказал он вполне миролюбиво. — Зачем мне было ее убивать? Удовольствие мне доставляет совсем другое.
— А мне зачем было ее убивать, по-твоему? — зло спросил Саша.
— Зря я тебя напоил — пить-то ты не умеешь, — вздохнул Валька. — Вот и слетел с катушек.
Саша с ненавистью смотрел на своего приятеля.
— У нас мало времени, — напомнил Валька. — Соображай побыстрее, где мы можем спрятать труп.
— Сейчас придумаю, — со скрытой угрозой в голосе сказал Саша.
Валька опять полез в холодильник. Саша надел перчатку, поднял валявшийся на полу разводной ключ и со всей силы обрушил его на затылок своего старого приятеля. Тот рухнул, не успев ничего сказать.
Дальше Саша действовал как заведенный, не останавливаясь ни на секунду. Он принес из сарая мешки и засунул в них трупы. Потом по одному вытащил на участок и сбросил в болото. Мешки медленно затянуло ряской. Два тела исчезли бесследно.
Еще час Саша потратил на то, чтобы все привести в порядок в доме. Потом он почувствовал себя невероятно усталым. Он не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Он налил себе коньяка, сел в кресло, выпил и закрыл глаза.
И сразу же проснулся. Был уже день, и ярко светило солнце. Он огляделся. В комнате был порядок, и Саша понял, что вся эта ужасная история ему просто приснилась. Он с облегчением перевел дух. Как хорошо, что это был всего лишь сон…
Саша услышал, что возле дома остановилась машина. Хлопнула дверца, чьи-то каблучки весело застучали по ступенькам лестницы, и в комнате появилась жена.
— Леночка! — обрадовался Саша. — Как я по тебе соскучился. — Он поднялся с кресла и подошел к жене. — Господи, Леночка, мне приснился такой чудовищный сон — ты даже не можешь себе представить. Просто кошмар.
Лена его поцеловала:
— Бедненький, тебе надо больше отдыхать. Ты слишком много работаешь, вот тебе кошмары и снятся.
И вдруг она испуганно спросила:
— А почему ты в крови? Ты что, порезался?
Саша посмотрел вниз и увидел, что в правой руке он все еще сжимает тяжелый разводной ключ с запекшимися на нем пятнами крови.

 

Ангел-хранитель
Пожалуй, это началось недели две назад, в ее первое после отпуска ночное дежурство. Эти дежурства в больнице тоскливы и утомительны. Особенно тяжело под утро, когда неумолимо тянет в сон, глаза слипаются, голова становится тяжелой и нет сил.
Больные в отделении не тяжелые, редкую ночь кому-то помощь понадобится, и все же положено сидеть и не спать.
Засыпать страшновато. Больницу охраняют, но ворам и наркоманам дремлющие у ворот служивые не помеха. Они вновь и вновь лезут за наркотиками. Поэтому медицинских сестер пугают: заснете на посту, вас вообще убить могут! Наркоман ведь себя не контролирует. Ради наркотика он пойдет на все.
Она сидела одна в полутемном коридоре, слушала приглушенное радио, пыталась читать припасенный журнал и боролась со сном. После отпуска дежурить, конечно, легче. В три часа ночи она выпила чая и опять села читать, но глаза у нее стали закрываться, и она почувствовала, что засыпает. В этот момент она услышала чьи-то шаги. Сон как рукой сняло.
Иногда заглядывал дежурный врач или кто-то из приемного отделения. Но эти люди приходили по делу, шагали смело, они знали, где сидит медсестра, и шли прямо к ней. А это были тихие, неуверенные, робкие шаги, словно человек был здесь впервые и не знал, куда ему идти. Это был чужой. Но чужих быть не могло, здание заперто. Значит, кто-то влез в больницу.
Шаги приближались. Этот кто-то шел к ней. Значит, он знает, где находится шкаф с лекарствами и у кого ключ от шкафа.
Ну, нет, подумала она, чепуха, это кто-то из больных. Плохо себя чувствует, потому и идет неуверенно. Она решительно встала из-за стола и вышла в коридор. Никого. Она включила свет — коридор был пуст. Но она же явственно слышала шаги. Куда же он делся?
Вера пошла по коридору — подсобные комнаты были заперты. Она методично обследовала все палаты: больные на месте, все спят.
Она в недоумении вернулась на свое место. Спать больше не хотелось. Она читала свой журнал, время от времени возвращаясь мысленно к напугавшим ее шагам. Утром Вера спросила у охранника, не было ли ночью происшествий. Тот ответил, что ночь прошла на редкость спокойно.
Через неделю по графику у нее вновь было дежурство. На сей раз она прихватила толстую книгу и бутерброды. Первые несколько часов она настороженно прислушивалась, не раздадутся ли шаги, но никого не было.
Она опять читала, пила чай с вареньем, ела бутерброды с сыром, и часам к четырем ее сморило. И она опять услышала шаги. И вновь ей стало страшно. Значит, охранники все прохлопали. В больнице бродит кто-то чужой. На сей раз он шел увереннее. Он ведь уже здесь побывал и теперь отлично ориентировался.
Она выбежала в коридор, включила свет: пусто! Он исчез. Но куда?
Вера взяла связку ключей и обследовала все комнаты в коридоре, обошла все палаты. Неужели над ней подшучивает кто-то из больных? Вряд ли. Это мужчины в любом возрасте и в любом состоянии заигрывают с хорошенькими медсестрами, а она работала в женском отделении, а женщины, к тому же серьезно больные, к подобным шуткам не расположены.
До самого утра Вера просидела над книгой, спать ей больше не хотелось. Она все гадала: кто же это мог ходить по коридору? Утром, сменившись, она не убежала сразу домой, а пошла на пятиминутку, чтобы узнать, не случилось ли чего ночью. Но нет, о чрезвычайных происшествиях никто не доложил. Выходя из зала, Вера спросила свою сменщицу, не слышала ли она ночью шаги. Та с удивлением посмотрела на нее и скептически сказала:
— Спать надо меньше на посту, тогда мерещиться ничего не будет.
Через пять дней Вере предстояло очередное ночное дежурство. Она нервничала — может быть, у нее начались галлюцинации? Вера решила, что, если ей опять покажется, что в коридоре кто-то ходит, но там никого не будет, она обратится к больничному психиатру. Может быть, она нездорова и эти шаги — симптом недомогания?
Словом, ей было не по себе. Вечер прошел в обычных хлопотах, беготне и волнениях. К ночи она, совершенно обессиленная, рухнула на свой стул. Посидела минут сорок, пришла в себя. Два раза — около часа ночи и в начале четвертого — она прошлась по коридору, выглянула на лестничную клетку: везде было тихо и пусто. Но тревога ее не покидала.
Сна не было ни в одном глазу. Что-то должно произойти, думала она. Не дай бог, явится какой-то ночной гость. А если эти шаги — плод ее воображения, еще хуже: значит, она нездорова. Сейчас все решится, думала она. Что предпринять? Ей оставалось только ждать.

 

Решиться было труднее всего. Мысль раздобыть препараты в больнице пришла ему в голову давным-давно, когда у него не оказалось денег, а без дозы он уже обойтись не мог. Тогда, летом, он в первый раз пришел ночью к больнице, но увидел охрану у ворот и прошел мимо.
Но теперь он совсем остался без копейки и уже столько раз брал в долг и не возвращал, что занимать стало не у кого. А без дозы он был не человек. Ничего лучше идеи с больницей в его воспаленном мозгу не возникало. На сей раз он подготовился лучше.
Он несколько раз приходил в больницу и теперь хорошо представлял себе, где что находится и — главное — где шкаф с сильнодействующими препаратами, которые по инструкции хранятся под замком.
Замок его не смущал. Он нашел у себя в квартире хранившиеся с незапамятных времен молоток и зубило и взял их с собой, спрятав под пальто.
Он появился возле больницы в половине четвертого — в это время клонит в сон самых надежных охранников. Сам он спать не хотел совсем.
Он перелез через забор и, никем не замеченный, добежал до здания больницы. Дверь, которая вела в хозяйственный блок, достаточно было слегка поддеть зубилом, и она отворилась. Он стал медленно подниматься на четвертый этаж. На лестнице было темно. Он несколько раз больно стукнулся о стенку и о железные перила, и это его очень разозлило.
Он не считал себя преступником. Нет. Он жертва этих негодяев в больнице, которые знают, как ему плохо, и не хотят ему помочь. Это их врачебный долг — дать ему лекарство, в котором он нуждается, а они спрятали от него это лекарство, заперли в железный шкаф, навесили замок, поставили охрану и выключили свет. Нет, он обязательно получит свое лекарство, и никто не посмеет ему помешать.

 

Она услышала шаги, когда на часах было без двадцати четыре. Она даже испытала облегчение, когда они наконец раздались. Но эти шаги были не похожи на те прежние! Как будто бы шел другой человек. Те шаги были легкие, почти невесомые. А сейчас кто-то приближался к ней тяжелой походкой. Вот теперь она по-настоящему испугалась. Городского телефона на посту не было, только внутренний. Она набрала номер охраны, но никто не взял трубку. А шаги приближались. На сей раз не было никакого сомнения — по коридору шел человек.
И вдруг Вера услышала другие шаги — те самые, легкие, невесомые, к которым она уже привыкла. По коридору один за другим шли два человека?
Тяжело дыша, он поднялся на четвертый этаж, привалился к стене, чтобы перевести дух. В коридоре тоже было темно, но он видел свет там, где должна сидеть дежурная медсестра. У нее ключи от шкафа с лекарствами.
Он знал, что сестры на посту ночью спят. Если она проснется и попытается ему помешать, он ее убьет. Она тоже принадлежит к числу врачей-убийц и должна быть наказана за свое преступление.
Здесь, в коридоре, он один. Немощные больные ему не помеха, так что он получит то, за чем пришел. Эти лекарства вернут его к нормальной жизни. Он имеет на это право.
Он приготовил молоток и зубило. Он был во всеоружии. Он был хозяином положения. Еще несколько шагов — и препараты у него в кармане.
Он представлял себе, с каким наслаждением проглотит первые несколько таблеток и почувствует, как внутри него включается генератор жизненной энергии.

 

Охрана так и не ответила. Вера бросила трубку, не зная, что предпринять. Бежать было некуда, а шаги все приближались. Она встала и снова пошла в коридор посмотреть, кто же все-таки там ходит.
Ее глаза не сразу привыкли к темноте. Она закрыла их на секунду, а когда открыла, то увидела, что прямо на нее надвигается какая-то фигура в широком пальто — это не больной, не дежурный врач, не призрак. Это человек из плоти и крови, и ничего хорошего от него ждать не приходится.
Вера испуганно отпрянула назад, но бежать ей было некуда. Она была отрезана от выхода.

 

Увидев женщину в белом халате, он сразу исполнился к ней ненависти. Он остановился. Почему она не спит?
И вдруг он услышал сзади какие-то шаги. Кто-то, убыстряя шаг, следовал за ним. Это еще кто там явился? Он обернулся и… увидел человека в форме. «Это был милиционер! Откуда он здесь взялся?» — растерянно подумал он.
Это могло означать только одно, тут же сообразил он, — его выследили. Они шли за ним от самого входа, чтобы арестовать и упрятать за решетку.
Он стал медленно отступать. Человек в форме следовал за ним. Он бросил молоток и зубило, повернулся и побежал прочь от человека в форме.

 

Вера не понимала, что происходит. Мимо нее, бросив на пол какие-то инструменты, пробежал человек в широком пальто. Глаза у него были безумные. Он добежал до окна, распахнул его и прыгнул. Она закричала и тоже бросилась к окну. Он лежал на тротуаре.
Вдруг Вера вновь услышала знакомые шаги за спиной. Только на сей раз они не приближались, а удалялись. Она повернулась, и ей показалось, что какая-то фигура свернула за угол и исчезла.
Приехала милиция. Тело выпавшего из окна человека забрали — он разбился насмерть. Ей потом сказали, что он был наркоманом. Судя по всему, собирался украсть в больнице препараты наркотического действия, но у него помутилось в голове и он выбросился из окна.
Она никому не стала рассказывать о других шагах, о той темной фигуре, которую увидела в конце коридора…
Больше Вера шагов не слышала. Она почти совсем забыла об этой истории, но однажды, когда стояла в очереди за зарплатой, подслушала рассказ стоявшего перед ней старика-сторожа. Тот вспоминал своего покойного сменщика, бывшего офицера милиции, участкового.
Этот человек охотно дежурил по ночам и единственный из всех обходил всю больницу по нескольку раз за ночь. И до последнего дня, говорил старик-сторож, носил старую форму, штатского костюма не признавал.
Достойный был человек, но Вера его не знала. Он умер до того, как она появилась в этой больнице.
Вера так и не пришла ни к какому определенному выводу относительно того, кто же мог ходить по больничному коридору в дни ее дежурств.
Но она была благодарна этому неведомому существу. Если бы он не приходил, она бы уснула и в ту ночь и наркоман убил бы ее спящую…

 

Маленькое кладбище на садовом участке
Иногда сидя у себя на участке, Ким Николаевич засыпал и видел один и тот же жуткий сон. Какой-то человек — его лица не видно — отпирает замок и входит в дом. Стараясь не шуметь, проходит по коридору, открывает дверь в комнату. Потом почему-то идет на кухню, берет нож и возвращается…
Дальше должно произойти что-то ужасное. Он понимает, что именно, и хочет остановить этого человека. Он может и должен это сделать! Иначе жизнь его кончится! Но не успевает… Потому что именно в эту минуту он всякий раз просыпался, лицо — в холодном поту.
Он умывался и шел гулять.
Во всем поселке не было ни одного человека, с которым он перемолвился бы парой слов, хотя знал здесь всех. Сидеть дома в одиночестве ему было невмоготу, и каждый вечер он бесцельно бродил по улицам. С ним здоровались — вежливо и сочувственно. Но никому не приходило в голову остановиться и заговорить с ним. Люди помоложе полагали, что он не всегда был таким — его изменило несчастье. Соседи помнили, что хотя и раньше его нельзя было назвать весельчаком и компанейским парнем, но все же он страстно любил охоту и рыбалку и уж на эти темы готов был говорить часами.
Теперь из него и слова не выжмешь. Что же тут удивляться? Такое несчастье, в этом все в поселке соглашались, способно подкосить любого…
В доме у него по-прежнему царил завидный порядок, но на участке он ничем не занимался. Ему предлагали провести газ в дом, устроить водопровод — он категорически отказался. Соседи копали грядки, что-то сажали, предлагали и ему помочь — он не захотел.
В субботу и воскресенье он вытаскивал на улицу стул и часами сидел возле забора — без газеты, без книги, просто сидел неподвижно, уставившись в одну точку.
В такую минуту соседи понимающе переглядывались: вспоминает свою Марину. Уже несколько лет прошло, а он все еще безумно тоскует по своей исчезнувшей жене.
Когда это произошло, он сменил работу, хотя у него было прекрасное место — он служил главным бухгалтером в крупной фирме. Он здорово потерял в зарплате, но не жалел об этом, потому что не хотел больше видеть сослуживцев.
Он перестал ездить на охоту, играть в теннис. Продал машину и пользовался теперь электричкой. Он старался забыть о жене — и не мог. Все в доме напоминало ему о Марине.
Первое время друзья твердили ему: слишком рано хоронить себя, найди другую женщину. Его с кем-то знакомили. Но ничего из этого не выходило. Общаться с ним стало невозможно, и даже самые близкие друзья постепенно отдалились. Звонили время от времени, а приезжать перестали.
Марина исчезла в понедельник днем.
Кое-что милиции потом удалось установить. Она не работала — Ким Николаевич получал достаточно — и в теплый день решила днем поехать на дачу. Собрала какие-то вещи, документы, закрыла квартиру, вышла из дома и пропала.
Ким Николаевич тоже поехал на дачу, но Марины там не было. Он напрасно прождал ее до позднего вечера, потом, встревожившись, вернулся в город. Но и в квартире ее не оказалось. Он опять поехал на дачу, бегал на станцию — встречать ее. Марина так и не появилась.
Утром, чуть свет, он обратился в милицию. Заявление у него приняли не сразу — сначала предложили спокойно подождать, может быть, вернется. Всякое бывает — задержалась у подруги. Или у друга, извините за предположение…
В установленные сроки милиция объявила ее в розыск, рассматривалась и версия убийства. Ким Николаевич тоже был под подозрением. Его допрашивали. Но, увидев, что с ним творится, в милиции решили: так убиваться из-за жены может только тот, кто ее действительно любит. Да и как можно предполагать убийство, если нет трупа?
В милиции пришли к выводу, что Марина просто сбежала от мужа. По просьбе следователя Ким Николаевич пытался вспомнить какие-то сомнительные эпизоды, которые должны были его насторожить, если бы он не был таким доверчивым.
Были, были у него основания для подозрений. Молодая, красивая женщина без работы и без детей… Соседей в понедельник как на зло никого не оказалось — рабочий день, все в городе.
Но вроде бы продавщица из сельмага видела, что в день, когда исчезла Марина, крутился по узким поселковым улицам какой-то человек на белых «жигулях». Потом уехал, а рядом с ним сидела женщина. Может быть, у Марины был роман с этим парнем? И она убежала с любовником, самым банальным образом?.. Словом, Марина исчезла, а его жизнь пошла под откос.
Сидя на стуле возле забора, Ким Николаевич, наверное, в тысячный раз представлял себе, как все это могло произойти.
Марина встречалась с этим человеком на даче. Она не боялась быть застигнутой врасплох, потому что Ким Николаевич не уходил с работы раньше семи вечера. Позже — очень часто, раньше — никогда. Он любил повторять, что главный бухгалтер — самый надежный человек в компании и не может позволить себе пренебрегать интересами службы.
Марина скорее всего приехала на электричке — это очень удобно: всего полчаса от города и от станции идти минут пять. А электрички, идущие из города, в будний день утром полупустые. Когда Марина появилась на даче, ее никто не видел. Вслед за ней явился и ее любовник.
Ким Николаевич не воспринимал всерьез рассказ продавщицы относительно белых «жигулей» и считал, что молодой человек тоже воспользовался электричкой. Откуда у такого шаромыжника деньги на машину, презрительно думал Ким Николаевич.
Утром в понедельник из поселка все уезжают, вот почему этого парня никто не видел. Они с Мариной уединились на даче, закрыв окна и задвинув занавески. Счастливые любовники совершенно не думали о том, что творится вокруг.
Как долго они пробыли на даче? Этого Ким Николаевич не знал.
Он делал все, чтобы ей жилось комфортно. Он избавил ее от хозяйственных забот. Ему нравилось, что у него молодая и красивая жена, которая всегда хорошо одета, на которую заглядываются мужчины. Когда Ким Николаевич возвращался с работы и она встречала его с улыбкой, усталость как рукой снимало.
Он был настолько хозяйственным человеком, что в конторе одинокие дамы мечтательно строили предположения, какой прекрасный муж получился бы из него для любой из них. Но коллеги-мужчины иронизировали: он больше годится на роль хорошей жены. На самом деле их просто задевало то, что их собственные жены неизменно ставили Кима Николаевича им в пример. Марина не знала, что такое бегать по магазинам и таскать домой тяжелые сумки. Ей не приходилось заниматься ни стиркой, ни уборкой. И на даче она могла наслаждаться природой, пока Ким Николаевич жарил шашлыки и накрывал столик в тени. Марина с гордостью рассказывала об этом подругам, а те, завидуя, пилили мужей.
Вообще Кима Николаевича на работе недолюбливали. Не из-за того, конечно, что он создал Марине райскую жизнь. Кима Николаевича считали нудным и мелочным. Наверное, главный бухгалтер не может быть другим, но Ким Николаевич явно перешел все границы.
Начальство его ценило, а коллеги костерили на все лады. Договориться с ним по-свойски было невозможно. Он требовал отчета за каждую копейку и друзей на работе не заводил.
Он был всегда застегнут на все пуговицы. И в конторе даже старшие по должности не решались называть его по имени, только — Ким Николаевич.
Но по-настоящему его мало кто знал. Он был человеком сильных страстей. Он безумно ревновал жену, считая, что красивую женщину на каждом шагу стараются соблазнить.
Женившись, он стал значительно реже ездить на охоту или на рыбалку, чтобы не оставлять ее одну. При этом он не боялся измены. Он просто полагал, что должен быть рядом.
В тот понедельник, приехав на службу, он почувствовал себя очень плохо. Возможно, впервые в жизни он не мог работать. Вызвали сестру из медпункта. Она померила ему давление, дала какую-то таблетку и сказала, что он должен немедленно обратиться к врачу. От этой идеи он пренебрежительно отмахнулся.
Но тут и секретарша робко посоветовала Киму Николаевичу поехать домой и полежать денек. Ему, видно, и в самом деле было так плохо, что неожиданно для нее и для самого себя он согласился.
Лучше бы он этого не делал.
Марина утром сказала, что к вечеру, наверное, поедет на дачу. И он решил сразу отправиться не на городскую квартиру, а за город — подышать свежим воздухом. Глядишь, полегчает. Окна и двери на даче были закрыты, и он понял, что Марины еще нет. Но когда он по привычке тихонько отпер дверь, то услышал из спальни звуки, двусмысленное толкование которых исключалось.
Сначала он подумал, что в доме чужие, но, приоткрыв дверь, убедился в обратном.
Он взял на кухне один из новеньких ножей, купленных его женой для разделки мяса, и, стараясь не шуметь, вошел в комнату. Впрочем, даже если бы Ким Николаевич очень шумел, любовники были так охвачены страстью, что все равно его бы не увидели и не услышали.
Он убил их обоих. Ночью закопал трупы возле забора, поэтому с тех пор отказывался проводить газ и водопровод. Не захотел даже грядки вскопать. Это было его маленькое кладбище — без крестов и памятников.
Каждую субботу и воскресенье он приходил на эти могилы, садился на стул и думал об одном и том же: почему Марина так поступила? Как она могла его предать? Ведь он любил ее больше всего на свете!
Странным образом, со временем Ким Николаевич как бы забыл, что убил свою жену, а считал, что она действительно с кем-то сбежала, и проклинал ее за предательство.
Назад: Часть вторая СЛАДОСТЬ МЕСТИ
Дальше: Часть четвертая ЕСЛИ ВЫ КУПИЛИ БИЛЕТ НА ПОЕЗД