Глава XXXIII
— Так, значит, вы считаете, что Чижу верить нельзя? — снова спросил Мудрый.
Он держал себя так, словно и не было перерыва в «беседе».
— Я не советую вам надеяться на эту «тропу», — угадала, куда клонит эсбековец, Чайка. — Курьеры могут в ней утонуть. Чиж может предать, если действительно придется ему выбирать между жизнью и смертью, польские или советские прикордонники могут схватить. Слишком много всяких препятствий для нормальной «тропы».
— Вы шли через польские земли, — продолжал допрос Мудрый. — Знаю, это непросто…
— Чиж привел меня к своему приятелю, с которым когда-то занимался контрабандой. Тот согласился быть моим проводником ко второй границе. Это стоило еще пять тысяч.
— Кто этот человек?
— Чиж назвал его Янеком. Судя по всему, Янек не так давно состоял в «Вольности и неподлеглости».
— Занятно, — пробормотал Мудрый, — виновцы в наших союзниках?
— Не так уж и необычно. УПА нередко вместе с виновцами боролась с коммунистами. Вы это знаете не хуже меня.
«Да, это так», — отметил Мудрый. Сотни УПА выступали часто вместе с группами ВИН, обменивались информацией, предупреждали об облавах и вешали коммунистов, независимо от того, поляки они, украинцы или русские.
— Свой свояка видит издалека, — будто угадала мысли Мудрого Леся.
— Чиж сказал Янеку, что вы курьер и идете на связь с нами?
— Как он мог это сказать, если и сам не знал? Неужели вы думаете, что я так-таки и выложила Чижу, кто я и что?
В нее словно бес вселился сегодня: на каждую фразу Мудрого Чайка откликалась колючими словами. В общем-то ее можно понять, устала, да и надоели бессмысленные, с ее точки зрения, разговоры. Уже не раз говорила: «Там меня ждут не дождутся, а вы все тянете в „беседах“ жилы». Много дней потеряно, кордон перейти — не к родственникам съездить. Гуцулка, может, уже и крест на ней поставила — весточку-то подать невозможно. И мечется в ловушке, бьется, как пташка о решетку клетки, в поисках выхода.
— Решайте, — требует Мавка, — решайте побыстрее, потому что погубите людей и дело.
— Об этом поговорим через два-три дня, — обещает Мудрый, — а пока вернемся к тому, на чем остановились. Янек не вызвал у вас опасений?
— Новую Польшу он ненавидит люто. Даже глаза у него темнеют, когда говорит о коммунистах, пришедших к власти, и голос становится ломкий от бешенства.
— Дорогу к кордону он знает хорошо?
— Отлично. И сохранил многие старые связи.
— Пожалуйста, об этом подробнее…
Леся дала Янеку деньги на одежду — тот съездил в соседний город и там купил все, что требовалось. Юбку, жакетку, блузку, хустку — все это Леся сожгла, чтоб и следов не осталось. Теперь она стала уроженкой Жешувского воеводства — там много было украинцев, их называли лемками. Этим и объяснялся тот легкий акцент, с которым она говорила на польском.
Документы Янек тоже купил, оговорив, что эти расходы не входят в причитающиеся ему пять тысяч.
— Конечно, — согласилась Леся. Ее удивила легкость, с которой Янек добыл документы.
— Друзья помогли, — не стал уточнять Янек как и что.
Часть пути они проделали легально. Янек выбрал нужные рейсы автобусов, и они медленно пересекали страну по точкам, намеченным Янеком. Ночевали у людей, знавших парня по каким-то давним делам.
Они остановились один раз у приятеля Янека, щеголеватого владельца небольшой парикмахерской. Франт выражал явное желание переспать с Лесей, он сыпал припомаженными комплиментами, усиленно угощал «житней».
Леся «житню» пила, потом сказала что ей жарко, сняла пиджачок; франт крутился рядом, чтобы помочь, «Сама могу», — сказала Леся, но пиджачок все-таки отдала франту, достав из кармана маленький «вальтер». «Пусть будет под рукой», — объяснила в пространство. Леся смогла эту ночь спокойно отдохнуть.
Еще они останавливались в каком-то монастыре.
Это было уже почти перед границей. Монастырь стоял в стороне от небольшого городка — высились над лесом шпили его костела. Янек оставил ее среди богомолок, а сам ушел искать нужного человека. Леся с любопытством бродила по монастырскому подворью. Ей часто попадались монахини, одетые в черное с белым, в капюшонах, надвинутых низко на глаза.
Ночевала она в узкой и холодной келье, которая показалась ей гробом. Тихо оплывала свеча, в монастыре скоро наступила невероятная, первозданная тишина. Леся осталась наедине со всеми своими думами и тревогами — Янек предупредил, что появится только утром.
Странно, в лесу она спала спокойно, а здесь, под защитой толстых монастырских стен, долго не могла забыться и встретила рассвет у узкого окошка. С первыми лучами солнца стало легче, отступили ночные страхи.
Дальше они шли пешком, обходя села, сторонясь дорог. Янек говорил, что скоро выйдут к границе. И тут первый раз за все время им не повезло. Они наткнулись на солдат: трое — очевидно, патруль — шли по лесу. Солдаты окликнули их, а они ринулись в овраг, покатились по склону на его дно. Счастье, что случилось это в густом лещиннике, где видимость даже осенью — полсотни шагов.
Ударила автоматная очередь, и пули срезали ветки кустов.
Бежать было плохо — шелестел опавший лист под ногами, выдавал след беглецов. Солдаты стреляли по звуку, по шороху ветвей.
— Скорее, пся крев! — зло ругался Янек.
Перевели дыхание только тогда, когда убедились, что погоня отстала. И все-таки осторожный Янек заставил ее долго брести лесным ручьем — боялся овчарок.
— Пронесло на этот раз. — Янек впервые за все время перекрестился.
— Могли влипнуть, — сказала Леся.
Недолго посидели на пригорке и вновь пошли по лесу — двое, для которых лучше встретиться с волками, нежели с людьми. Границу Леся перешла в Бескидах. Она не знала, когда ее перешла, каких-то пограничных знаков не заметила.
Впереди лежала Словакия. На счастье, здесь действительно уцелели явки, лежавшие на старой курьерской тропе.
Проводником Леси стал словацкий украинец Мирослав…
— …Мирослав еще цел? — спросил Мудрый.
— Да. Он показался мне опытным и надежным человеком.
— Мирослав помогал нам организовывать школу в Братиславе еще в тридцать девятом.
— Долго же он держится.
— Старый лис умеет путать следы.
— Он вел меня к границе, я бы сказала, с нахальной уверенностью.
— Его почерк… Что запомнилось вам на этом отрезке?
— Неожиданное. Однажды мы наткнулись на поляну…
…Поляна спряталась среди гор, как смарагд в оправе. Была она сравнительно небольшой, закрытой со всех сторон. Здесь, после злых ветров на горных тропах, было уютно — солнце повисло прямо в зените.
— Машина впереди. — Леся первой увидела контуры грузовика, загнанного в густой ельник.
Грузовик стоял странно: казалось, какая-то сила вздыбила его и бросила на толстую сосну.
— От войны остался, — сказал Мирослав.
Грузовик был немецкий, его швырнула на деревья мина.
Чуть дальше они заметили еще одну автомашину, потом еще одну. Изувеченные взрывами, они черными пятнами врезались в посветлевшую под осенним солнцем зелень елок, ветерок тихо поскрипывал в ржавых клочьях железа.
Горная поляна когда-то стала полем жестокого боя.
На каждом шагу — стреляные гильзы, противогазы, солдатские котелки, остатки бинтов, на которых кровь по цвету сравнялась с землей. Леся вдруг тихо охнула и припала к пригорку: ей в лоб смотрел ствол автомата.
— То убитый, — успокоил ее Мирослав.
Это было жутко — скелет продолжал сжимать автомат, будто стрелял в живых.
Девять окопчиков, девять истлевших под солнцем и ветром их защитников. Их никто не похоронил — далеко от населенных мест находилась поляна, — никто не укрыл навсегда в землю. Воронье и ветер обглодали кости…
— Русские, — сказал Мирослав. — Из тех, что были сброшены на парашютах в помощь повстанцам в сорок четвертом.
— Все легли здесь. — Леся заставила себя пройти всю поляну, побывать у каждого окопчика. Подняла искореженный автомат, с трудом выбила магазин — в нем не было ни одного патрона.
Поляна была солнечная, светлая, плыли в горном воздухе елки, небо над нею было высоким и чистым. Пахла поляна смертью и тленом.
— Положили они тут немцев, — сказал Мирослав. — Три грузовика, не меньше сотни солдат.
— Так надо воевать, — повернулась к нему Леся.
— С русскими никому не совладать. — Глубокое убеждение звучало в голосе старого бандита.
Лесе показалась странной веселая зелень елок, елки должны были бы быть черными, мраморными, как памятники.
— Уходим, — торопил Мирослав, — до ночи нам еще топать и топать…
— Что ж вам так запала в душу эта поляна? — спросил Мудрый.
— Мужество надо уважать, — тихо сказала Леся.
— Ну, ну…
— Не нукайте! — взорвалась девушка. — Я за свои убеждения жизнь отдам — не задумаюсь! И, если хотите знать, то была не поляна смерти, а поле славы!
— Полководцы древности отдавали ратные почести погибшим со славой ворогам, — примирительно сказал Мудрый.
— Странный вы, — неопределенно покачала головой Леся.
— Что? — удивился Мудрый.
— Все взвешиваете, прикидываете, прицениваетесь. Сколько, например, по-вашему, я стою?
— Вы — очень дорого, — серьезно сказал Мудрый. — И не надо волноваться — все будет хорошо. Расскажите, как прошли Австрию.
— Там все шло просто. Это уже был не курьерский рейс, а туристское путешествие.
…В Австрии у нее действительно все прошло очень просто. Деньги у нее были, документами никто не интересовался. Злата подробно разделила на этапы весь ее маршрут. В Австрии ей предстояло прежде всего добраться до Зальцбурга.
— Да, Злате было известно, что в этом городе есть наши люди, — кивнул Мудрый.
— Вот-вот. Она дала мне нужный адрес…
В Зальцбурге был перевалочный пункт, созданный службой Мудрого для тех, кому удавалось проскользнуть через польские земли на Запад. Им пользовались также и его люди, пытавшиеся пробиться на восток.
Леся нашла нужный дом без труда, поднялась на второй этаж, позвонила. Долго не открывали, и Леся терпеливо ждала: в квартире обязательно должны были быть люди. Она не нервничала, не жала вновь на пуговку звонка, просто ожидала: может быть, ее в это время изучают в какую-нибудь щель.
Дверь открыл ей хлопец в поношенном костюме, русый чуб упал на глаза. Леся подхватила свой чемоданчик и, не спрашивая разрешения, переступила порог.
Парню пришлось посторониться. Он сделал это неохотно, руку из кармана не вынул. Леся чутьем угадала, что не он здесь главный.
— Где хозяин? — спросила, с удовольствием заговорив после многих дней путешествия на украинском.
— Проходь, — кивнул парень на одну из дверей.
«Хозяин» оказался более приветливым. Он галантно указал на стул, предложил снять плащ.
Леся назвала пароль, и «хозяин» одобрительно покивал: да, конечно, он рад оказать помощь землячке.
— Мне надо в Мюнхен.
— Об этом — завтра. И зовите меня Степаном Ивановичем. Ваше имя?
Леся назвалась.
— Добре. — Степан Иванович позвал хлопца, и тот вырос на пороге. Приказал ему: — Возьми у панянки зброю.
Леся выдернула пистолет, прицелилась «хозяину» в лоб.
— Э-э-э, облыште, — пренебрежительно махнул рукой Степан Иванович. И повторил: — Сдайте зброю. Она вам только помешает в случае чего. Если найдут — уже, считайте, задержат… Мы вас снабдим документами, при которых пистолет не понадобится.
Утром «хозяин» снабдил ее какими-то удостоверениями, продуктами на дорогу, инструкциями. Провожал Лесю на вокзал хлопец с русым чубом.
Мудрый, очевидно, уже знал по донесениям того же Степана Ивановича, как все было. Сказал:
— Рад, что хоть в Австрии у вас не было трудностей.
— А я благодарю вас за турботу. Ваши люди в Зальцбурге знают свое дело. Ни лишних слов, ни суеты.
— То — наш обов’язок, — солидно ответил Мудрый. И завершил беседу:
— На сегодня все. Отдыхайте.
— Постараюсь, — сказала Леся, — хотя это и трудно. Опять весь путь перед глазами — будто снова по нему прошла…
Через десяток дней Мудрый дал понять, что у Леси дела обстоят нормально. Он перестал дотошно докапываться до каждой подробности, ловить девушку на неосторожном слове.
Сыграло свою роль и то, что майор Стронг лично прослушал все записи допросов. Майор остался доволен.
— Эта девица не врет, — сказал, будто печать поставил на особо важном документе, майор Стронг.
— Там, где это было возможно, мы проверили ее показания, — докладывал Мудрый. — Все сходится.
— Что вы думаете делать дальше?
— Чайке надо возвращаться. Ее ждут на «землях».
— Как идет подготовка ее напарника? — поинтересовался Стронг.
— Успешно. Подобранный нами человек заслуживает полного доверия. За эти дни он присмотрится к Чайке, приноровится к ее характеру…
— А она знает, кто будет ее спутником?
— Нет.
— Почему?
Стронг, как обычно, задавал вопросы вроде бы нехотя, равнодушным тоном, никак не выказывая заинтересованности в делах Мудрого.
— Чайке предстоят еще проверки.
— О да, мне рассказывали о вашей системе всеобщей подозрительности, — кивнул Стронг. И не удержался, добавил: — Правда, это не спасло вас от провалов.
— Мы располагали самой совершенной в наш век подпольной организацией, — осмелился возразить Мудрый. — И не наша вина, а наша беда, что она не выдержала жестокого урагана второй мировой войны.
— И приказала долго жить, — закончил за него Стронг. — Впрочем, не будем спорить: это к тому делу, которым мы с вами сегодня занимаемся, имеет косвенное отношение. Насколько я понимаю, с Чайкой уйдет агент с особыми навыками: он должен быть отличным радистом и хоть что-то смыслить в пропаганде. Так?
— Да.
— Думали о том, как они переберутся через границу?
— Да.
Мудрый после длинной тирады во славу ОУН теперь предпочитал лаконичные ответы — зачем раздражать майора?
— Ну и как? — заинтересовался Стронг.
— Самый верный путь — по воздуху. Сотня Буй-Тура примет парашютистов.
— Что же, отработаем этот вариант, — после длинной паузы ответил Стронг.
Мудрый облегченно вздохнул. Заброску по воздуху можно было осуществить только с помощью Стронга.
— Кстати, вы дали знать друзьям Чайки, что она добралась благополучно?
— У нас нет для этого возможности, — нехотя сознался Мудрый.
— При такой организации дела ваша фирма прогорит. — Майор легко раздражался и в гневе не скупился на упреки.
Мудрый благоразумно промолчал.
— Создайте этой курьерше максимум удобств, честствуйте ее, как героиню, — несколько успокоился Стронг. — Пусть она не сомневается, что ее ждет солидное материальное вознаграждение. Откройте счет в банке, положите какую-то сумму в долларах. Слуг надо кормить!
«Скотина, — меланхолично подумал Мудрый. — Впрочем, чего я хочу — кто с нами будет церемониться?»
— Вот еще, — распорядился Стронг. — Прикрепите к ней кого-нибудь из своих дармоедов — пусть позаботятся, чтобы эта Чайка по вечерам не скучала.
— Надо решить главное, — осмелился напомнить Мудрый. — Стоит ли ее выводить из одиночества? Вдруг попадется кому на глаза?..
— Такая опасность есть?
— Практически нет. Чайка будет встречаться с наиболее доверенными людьми, но…
— Нет, с такими идиотами мне еще работать не приходилось! Представьте, вы шли через сто смертей к своим, пришли, а вас схватили за шиворот и затолкали в кутузку! Окрепнет у вас желание служить и дальше? Вряд ли. Конечно, не вздумайте демонстрировать каждому проходимцу своего курьера. Но с наиболее высокопоставленными руководителями сведите. И всеми силами внушайте девице, что дело ваше на подъеме.
— Вы правы, друже майор.
— Сколько раз говорить — господин майор!
— Извиняюсь, господин майор.
— Не забывайтесь!
— Еще раз извините. Хочу сказать, что вчера вечером Чайка самовольно ушла в город.
— Что значит «самовольно»? Ведь особняк охраняется?
Лесю поселили в небольшом коттедже на окраине города. Двухэтажный домик был закрыт высоким бетонным забором, прятался за деревьями и с улицы почти не просматривался. На участке было много деревьев, вяли поздние осенние цветы на газонах, аккуратные узенькие дорожки вели к самым дальним уголкам. Участок был вылизан и вычищен с удручающей старательностью. Не хватало только табличек на деревьях, которые обозначали бы, что сосна — это сосна, а дуб — это дуб. По территории день-деньской бродил садовник, готовил газоны к зиме. В кармане брезентовой куртки у него торчал рифленой рукоятью кверху кольт. Садовник говорил на том же очень правильном украинском языке, что и Мудрый.
Лесе отвели комнату на втором этаже: кровать, столик, аляповатый букет роз на квадратном холсте. По ее просьбе принесли несколько книг — уснуть сразу после «бесед» с Мудрым девушка не могла: нервы напряжены до предела. Она не скрывала этого, наоборот, при удобном случае сказала, что легче с сотней пройти рейдом тысячу километров, нежели один раз поговорить «по душам» с эсбековцем. Мудрому это польстило. Любил Мудрый, чтобы его боялись.
Обедала Леся внизу, в гостиной, прислуживала ей тихая, спокойная девушка по имени Марта. Марта молча ставила тарелки, желала приятного аппетита и уходила в боковушку. Леся лениво ворочала ложкой — протертый супчик вызывал тоску.
Марта в один из первых дней приволокла в комнату Леси большой чемодан с одеждой: платья, кофточки, принадлежности женского туалета. Леся выбрала все необходимое, повертелась перед зеркалом. В чужой одежде она стала другой: стройная, длинноногая — несколько лет назад ее могли бы рекламировать как арийский образчик.
— Ничего, — одобрила себя Леся. — А пальто? Не вижу пальто.
— Вам оно не понадобится, — несколько слов Марта произнесла с трудом, привыкла молчать часами.
— Принесите пальто, — раздраженно потребовала Леся. — Нет, лучше куртку, хорошо бы кожаную.
— Я спрошу.
Марта куда-то позвонила, потом еще раз, и через час Леся смогла выбрать из вороха вещей добротную кожаную куртку.
Марта неожиданно одобрила:
— Вам к лицу. Вы в этой куртке похожи на девушку из СС.
— Спасибо за комплимент, — расхохоталась Леся. — Надеюсь, это все-таки куртка не из эсэсовских складов?
Копание в тряпках расшевелило Марту, и она старательно, как и все, что делала, ощупала куртку.
— Кажется, нет. Хотя кожа такого же качества. Но у тех был другой фасон: прямые и высокие плечи, накладные карманы. У вас они, видите, вшитые.
— Дякую, я помню, как выглядели эсэсовцы, — сказала Леся. Она накинула куртку на плечи, направилась к выходу.
— Куда? — встревожилась Марта.
— В парикмахерскую, — будто и не заметила ее беспокойства Леся. — Подскажи, где могут сделать хорошую прическу?
— Вам нельзя выходить за территорию.
— Мне этого никто не говорил.
— Это знает охрана.
— Значит, я в тюрьме?
— Ну зачем же так?
Леся не сомневалась, что весь этот разговор будет дословно передан Мудрому. У «горничных» уютных коттеджей, спрятанных от нескромного взгляда, обычно память профессиональных разведчиков.
— Но не могу же я ходить с такими патлами, — тряхнула Леся копной золотых волос.
— Одну минутку, панна Мавка, — впервые Марта назвала Лесю подпольной кличкой.
Леся не поняла, вырвалось ли это у нее случайно или так задумал по какому-то своему сценарию Мудрый.
Марта снова куда-то позвонила.
— Парикмахер придет сюда. Вам не стоит беспокоиться.
Пришел парикмахер, немец. С Лесей он обращался почтительно, как с капризной наследницей миллионера или гестаповской агенткой. Второе было вероятнее, так как в прошлом парикмахер обслуживал дам из гестапо, что приучило его к молчанию.
Мастера удивили косы Леси, он не знал, что с ними делать.
— Позволю себе заметить, — сказал он тихо, — мадам будет очень выделяться в толпе.
— Да, — подтвердила Марта.
— Каждый определит, что вы славянка. Мадам не требуется, чтобы так легко узнавалось ее происхождение?
— Поступайте так, как вам приказали, — решилась на маленькую хитрость Леся.
— Яволь!
Бывшему парикмахеру из гестапо было наплевать на внешний вид этой славянской дамы, но господин, направивший его в особняк, приказал привести девушку в «современный вид». С мнением господ, разговаривающих тихо и внушительно, мастер привык считаться. Тем более когда заказчик хорошо платил за работу и молчание.
Парикмахер был первоклассным мастером; и когда Леся подошла к зеркалу, она не узнала себя. На нее холодно и отчужденно глянула надменная девица с аккуратнейшей прической, которая сделала бы честь витрине салона-люкс.
«Надо будет перед уходом превратить все это чудо красоты в нормальную шестимесячную завивку, — подумала Леся. — Прическа явно не для скромной советской девушки».
— Вы красавица, — одобрила Марта.
— Я это знаю.
— Желаю мадам успехов, — вежливо прощался парикмахер, отказавшись от денег — с ним уже рассчитались.
— Каких? — спросила Леся.
— Разных. — Мастер не любил уточнять.
— Оставьте меня одну, — попросила «горничную» Леся.
Обстановка комфортабельной тюрьмы раздражала ее. Хотя и можно было предположить, что люди, к которым она пробралась через сотню опасностей, постараются запрятать ее от нескромных глаз, но бесцеремонность настораживала.
Курьер пришла из неизвестности, и из этого коттеджа ее легко отправить в неизвестность. Никто не встревожится, никто не будет ее искать. Был ли курьер?..
Из окна комнаты Лесе был виден охранник у входа. Парень вертелся у проходной будки, скучающе и равнодушно оглядывая пустынную улицу. Ближе к вечеру привезли продукты — охранник вошел в будку, и ворота открылись — очевидно, пульт управления находился где-то там, в комнатенке будки. На улицу можно было выбраться и через будку. Леся помнит, что там установлен турникет.
Ограда у особняка высокая, двухметровая. Можно, конечно, и через нее перебраться. Леся приметила место, где к массивной решетке прижалась раскидистая липа. Липа перекинула ветви через решетку — чем не мостик? И все же «тихое» исчезновение Лесе не было нужно.
Садовник укутывал на зиму кусты роз. Ему было жарко от непривычной работы, и парень снял брезентовую куртку, бросил на скамейку.
По крутой лесенке Леся спустилась в холл.
— Пойду погуляю, — сказала Марте.
Она кружила по аллейке вокруг садовника, даже подошла к нему и заговорила: о погоде, о том, что в этом году теплая, ласковая осень. Парень с удовольствием поговорил на украинском: нечасто, видно, выпа> дала ему такая возможность.
Леся ушла по аллее в глубь сада и возвратилась опять к центру — уходить далеко не стоило.
Она терпеливо стерегла садовника, выжидая, когда тот совершит промах. Ей ли, боевому курьеру, не провести этого онемеченного юнака?
Садовник устал, он закурил, потом пошел к дому — напиться.
Леся по боковой аллее подошла ближе к скамейке, на которой лежала брезентовая куртка. Ей хватило тех двух минут, пока парень в доме глотал воду и любезничал с Мартой. Когда садовник возвратился, куртка по-прежнему лежала на скамье, а Леся гуляла в дальнем конце сада.
С кольтом садовника она чувствовала себя увереннее.
Теперь надо было убедиться, что вход на территорию особняка не просматривается с того места, где возился с розами садовник. С двумя охранниками справиться было бы трудно…
Леся вновь подошла к садовнику, поулыбалась ему, пошутила: добрая хозяйка хорошего работника не водой поит, а чем-нибудь покрепче.
— После работы наверстаю, — правильно понял ее парень. Опухшие веки, синяки под глазами, пепельный цвет лица подтверждали — этот наверстает…
Леся вышла к проходной будке сбоку, по тропинке, тянувшейся вдоль забора. Она уже увлеклась тем, что задумала, действовала расчетливо, терпеливо выжидая нужные минуты. И сейчас дождалась, когда охранник зачем-то вошел в будку, рванула дверь и очутилась лицом к лицу с оторопевшим хлопцем.
— Молчать! Стреляю!
Охранник увидел в руке у дамочки, только что гулявшей спокойно в глубине сада, пистолет и растерянно потянул руки кверху. Лицо у него было почему-то обиженное, даже не испуганное, а именно обиженное, как у мальчишки, которому наобещали интересное приключение, а взамен сунули кулаком под ребра.
— Садись! — ткнула стволом пистолета на стул Леся.
Охранник покорно шлепнулся на стул. Леся отобрала у него оружие, связала руки за спинкой стула, протянула шнур под сиденьем — теперь он мог встать только со стулом.
— Не убивайте, — тихо молил охранник.
Дамочка в кожанке вызывала у него панический страх.
«Из молодых, — отметила Леся. — Вывезли мальчишкой с Украины, когда драпали, а теперь приучают к делу. Пороху и не нюхал, из пистолета только в тире стрелял. Ишь как трясется…»
— Будешь сидеть смирно — не убью, — пообещала Леся. Рот пареньку она завязала косынкой. — Сиди и пятнадцать минут не издавай ни звука. Понятно?
Охранник закивал: понятно.
Она вышла на улицу неторопливо, рука в кармане. Пошла к автобусной остановке, которую приметила из окна своей комнаты. По ее расчетам, автобус должен вот-вот быть. А если повезет, как везло до сих пор, то удастся поймать такси.
Ей повезло: завопив тормозами, у тротуара остановился американский «джип». За рулем сидел солдат-негр, рядом с ним развалился сержант, еще двое солдат пили прямо из горлышка на задних сиденьях.
— Давай с нами, красотка! — крикнул на ломаном немецком языке сержант.
Леся протянула руку, и загулявшие солдаты втащили ее в машину.
— Как звать? — Сержант немедленно приступил к делу.
— Марта, — кокетливо представилась Леся.
— Марта — гут! — одобрил сержант.
Солдат протянул бутылку, и она хлебнула какой-то обжигающей дряни. Это было кстати — все-таки проделанная операция потребовала выдержки и сил.
— Куда? — спросила Марта сержанта.
— В центр. Погуляем!
Сержант был не просто навеселе, он напился до того сумеречного состояния, когда все люди вокруг кажутся братьями и сестрами, а мир — дрянным подобием родного Техаса.
— Давай с нами, — предложил он Лесе, пытаясь перетащить ее к себе на колени.
— Айда! — согласилась Леся.
…Возвратилась она к особняку на том же «джипе» под утро. «Джип» завизжал тормозами, и вся компания вывалилась на тротуар. Сержант, которого катание по ночным кабакам окончательно убедило, что нет ничего лучше Техаса, предложил ей выйти за него замуж. Особняк ярко светился всеми окнами — там не спали. К «джипу» сунулся было из проходной будки незнакомый Лесе парень, но, увидев американцев, поспешно ретировался.
— Наш сторож, — объяснила Леся новым друзьям. Солдаты выбили пробку из бутылки, и они еще выпили — на прощанье.
Леся вошла в проходную, пошатываясь: прическа сбита, куртка небрежно наброшена на плечо. Охранник рванул руку из кармана. Леся крикнула:
— Облыш! Хочу сдать оружие!
Теперь, когда «джип» умчался, она стояла на ногах твердо, будто и не было этой безумной ночи.
Положила на стол два пистолета, процедила сквозь зубы:
— Шмаркачи…
— Перестаньте!
В дверном проеме вырисовывалась фигура Мудрого.
— Ха! Служба безпеки! — пьяно расхохоталась Леся. — Витаем вас — здоровеньки булы!
Ее снова шатало, она двинулась навстречу Мудрому, пытаясь по-приятельски поздороваться с ним, но не дошла, рухнула на стул, подставленный охранником.
— Что вы делаете в таких случаях? — не повышая голоса, поинтересовался Мудрый.
— В каких?
— Когда вам… не по себе, — деликатно обошел острые углы вопроса Мудрый.
— Стреляю! — бросила резко Леся.
Она потянулась к пистолетам, но охранник успел швырнуть их в ящик стола.
— У нас нет таких условий, какие были в сотне, — серьезно объяснил Мудрый. — Поэтому пусть Марта напоит вас крепким кофе. И не мешало бы поспать — завтра у нас с вами рабочий день.
— Хорошо, — неожиданно покорно согласилась Леся и побрела, опекаемая Мудрым, в коттедж.
— …Вот так и получилось, господин майор, что Чайка ушла в город, — закончил свой рассказ Мудрый.
Стронг долго хохотал, переспрашивал:
— Значит, стащила пистолет у одного охранника, связала второго и двинула в кабаки с солдатами?
— Так точно, — страдая от переполнившей его злобы, подтвердил Мудрый.
— Обязательно расскажу шефу, — басовито гудел Стронг. — Ну а когда проспалась?
— Извинялась, говорила, что надоело ей сидеть взаперти, не привыкла. И еще что-то плела про восточную кровь, которая не дает ей спокойно жить.
— Хоть помнит, где была?
— Все помнит. Перечислила все бары и кабаки, которые успела обойти с солдатами.
— Отличное качество для агента… — одобрил Стронг.
— Мы проверили ее маршрут, — сказал Мудрый, — все совпало. Ее запомнили по кожаной куртке, которую не хотела снимать. Обращали на себя внимание и шумные спутники.
— Пистолеты… — догадался Стронг.
— Да.
— Наши парни тоже не промах…
Мудрый позволил себе улыбнуться вместе со Стронгом.
— Хорошо, — перешел на деловой тон майор. — Выходка этой вашей Чайки только подтверждает, что она не подкидыш, а ваш человек. Нормальный агент не станет так безумно рисковать. А этой на все наплевать, ее не волнует, верите вы ей или нет. Как плевать ей и на карьеру под вашими знаменами. Она знает, что возвратится обратно и рано или поздно погибнет. Так?
— У нее психология типичного лесовика из сотни, — подтвердил Мудрый.
— Она ведь была любовницей Рена? Какая же, по-вашему, должна быть психология у подруги атамана?
Мудрый кивнул. Он знал немало примеров тому, как жизнь в лесу, участие в рейдах и набегах превращали экзальтированных девиц в яростных фурий, с явным удовольствием смотревших на истязания и казни.
— Я не случайно посоветовал вам целый ряд мер, которые приручили бы эту дикарку, — сказал Стронг. — Дайте ей возможность отвести душу, сами организуйте развлечения, и вы сможете контролировать их, лучше узнать девицу…
— Все сделаем, как вы посоветовали…
— И начинайте готовить ее в обратный путь. Это ведь займет не один день?
— Конечно.
— Вы еще успеете десять раз ее проверить. А время терять нельзя… Все, — закончил Стронг. — И помните: от этой девицы теперь зависит вся операция и… ваше жалованье.
Стронг встал и повернулся к окну — спиной к Мудрому. Майор не любил прощаться за руку со слугами.