Глава 27

Сэм проснулся и решил приготовить завтрак для Нельсен. Он никак не ожидал, что она с раннего утра снова помчится на работу.

Он удивился, обнаружив на кухонном столе записку от нее: «Отправляюсь к Вонам. Затем проверю дом Симмонса. После полудня встретимся в участке».

Сэм сварил кофе, устроился за столом на кухне и, открыв ноутбук, начал поиски. В то утро он решил поработать дома. Он внимательно просматривал новости дня, пытаясь отыскать новые зацепки в их деле.

Раздался телефонный звонок. Он ожидал, что это окажется Нельсен, и был разочарован, услышав голос Моргана.

– Как она? – спросил Морган. Неужели в голосе начальника прозвучал намек на сочувствие? Сэм не верил своим ушам.

– Как ни в чем не бывало. Уже приступила к работе.

– Что ты имеешь в виду, приступила к работе?

– Отправилась к Вонам. Не сомневаюсь, она собирается надавить на них и выяснить все, что касается этих странных совпадений.

– Черт ее подери. – Сочувствие как рукой сняло. Теперь Сэм слышал голос нормального Моргана. Начальник повысил голос: – Этот негодяй Симмонс и так уже вдоволь поиздевался над ними, а вы собираетесь и дальше доставать их. Вам было поручено следить за ней. Всего одна ночь, и она уже творит, что пожелает. Проклятая женщина! Черт бы побрал этих женщин!

– Просто это ее способ вести дела. Вероятно, она хочет держаться так, будто ничего не произошло.

– Она не может болтать там всякую ерунду. Они жалуются, я и так уже попал в переделку по вашей вине, и если что, вам обоим не поздоровится. Усекли, о чем я? Так что поднимайте свою ленивую задницу со стула и остановите ее. Я говорил вам, что она и так уже достаточно напортачила в одиночку, и не хочу, чтобы по ее вине мы окончательно провалили дело. Вы оба больше не можете облажаться.

– Ясно, – ответил Сэм, хотя Морган все еще продолжал свою тираду:

– Проклятые болваны! Я работаю с кучкой безмозглых пингвинов! Чувствую себя словно среди пингвинов в долбаной пустыне! – Телефон отключился.

Вставая, Сэм улыбнулся, думая о том, как Морган отзывался о них с Нельсен целых десять минут подряд. Пингвины в долбаной пустыне.

Он заполучил меня, и теперь я абсолютно беспомощна. И я сама на это согласилась. Я подписала свой смертный приговор, и все ради работы. А он должен был быть рядом. Он должен был помочь мне.

Меня изо всех сил ударили в лицо. Боль в левой скуле просто невыносима. Я чувствую, как начинает заплывать глаз. Я лежу на полу, не в силах пошевелиться. Та часть моего разума, что должна приказать моему телу двигаться, встать, бороться, делать все что угодно, лишь бы выбраться отсюда живой, та часть моего разума бездействует, она просто исчезла, стерлась в тот момент, когда я больше всего в ней нуждаюсь. Мое тело словно парализовано, возможно, всему виной сковавший меня ужас, а возможно, дело в том, что я сильно ударилась обо что-то головой и, возможно, вообще больше не в состоянии управлять своим телом. Я уже ничего не знаю, и все, что могу, – это смотреть на него сквозь туман, застилающий мои глаза, и ждать, что он теперь станет делать.

Он поглаживает свой пах и опускается на колени надо мной.

Я с трудом выдавливаю из себя: «Пожалуйста, не надо».

Но моя мольба напрасна. Это все равно что взывать к глухому. Он не останавливается, словно ничего не слышит, а медленно расстегивает ширинку, готовясь к тому, что так долго предвкушал.

– Пожалуйста, – снова повторяю я. Мой хриплый голос звучит совсем слабо, и теперь я уже не уверена, слышит ли он меня на самом деле, такой ничтожной оказывается моя попытка заговорить с ним.

Он стягивает с себя джинсы. Его трусы болтаются вокруг лодыжек.

Он ложится на меня. Разрывает мои чулки. И засовывает мне в рот.

Он входит в меня. И мне невыносимо ощущение его присутствия внутри моего тела. Меня использовали так, как я и представить себе не могла. Слезы текут по моим щекам. Я плачу, потому что абсолютно бессильна, потому что не могу заставить этого чокнутого мерзавца прекратить делать то, что я могла бы позволить лишь любимому мужчине. Плачу, потому что хочу умереть.

– Пожалуйста, не надо, – повторяю я в последний раз, но на этот раз ни звука не срывается с моих губ.

Он начинает двигаться взад-вперед. Все быстрее и быстрее. Пронзает меня все сильнее. Я впиваюсь зубами в чулки, пытаясь не думать о том, что происходит, чтобы не сойти с ума. Но это не помогает. Мне хочется убить этого человека. Я жажду мести. Хочу увидеть, как он страдает, корчится от боли, которую я причиняю ему. Хочу, чтобы ему было так же плохо, как мне сейчас.

Но этому не суждено сбыться.

Я буду думать лишь о том моменте, когда все кончится и он убьет меня. Возможно, он не догадывается об этом, но в душе я останусь непобежденной. Я не покорюсь и без страха покину эту жизнь.

Я пытаюсь перестать плакать, но слезы продолжают струиться по щекам. Эти проклятые слезы смешиваются с его потом, который капает на мое лицо. Я смотрю ему прямо в глаза, но он отводит взгляд. Он избегает смотреть на меня. Теперь я ясно вижу – ему стыдно. Он стыдится того, что творит. Но все же продолжает, все жестче, все безжалостнее, и вот его голова опускается на мое плечо. Он прячется от меня. Я чувствую, как его зубы впиваются в мою шею. Я открываю рот, чтобы закричать, но не могу издать ни звука. Ничего, только полная тишина.

Нельсен очнулась от ночного кошмара и тут же оказалась в другом кошмаре, но уже в реальности. Затылок сковывала пульсирующая боль. Когда она открыла глаза, прогнав назойливые образы, преследовавшие ее вот уже четыре года, увидела, что Вон сидит на диване. Он опустил подбородок на скрещенные ладони и внимательно смотрел на нее.

Он привязал ее к стулу, скрутив ей руки за спиной. Нельсен попыталась освободиться, но ощутила, что ее ладони сковывают браслеты. Она услышала лязганье металла и поняла, что Вон сковал ее руки ее же наручниками.

– Немедленно освободи меня, – решительно потребовала она, впервые за долгое время ощутив невероятный прилив уверенности. Казалось, удар по голове вернул ей утраченную ранее силу, и она была готова подняться на ноги и покончить с тем, что происходит.

– Это не может продолжаться вечно, – откликнулся Вон, не сводя с нее глаз. – Я с самого начала знал это.

– Я сказала, немедленно освободи меня.

– Сиди тихо, – ответил он.

– Это приказ полицейского.

– Сиди тихо, ты, ничтожество! – завопил он, внезапно вскакивая с места и, словно дикий зверь, бросаясь к ней, начиная изо всех сил трясти ее за плечи, трясти так сильно, что казалось, все ее внутренности вот-вот вылетят наружу. – Чертова кукла, возомнила, что можешь мне приказывать!

Неожиданно он отпустил ее и вышел из комнаты. Нельсен услышала, как он побежал наверх и принялся что-то торопливо искать. До нее донеслось позвякивание металла.

Через несколько минут он вернулся, держа в руках изогнутый нож.

– Послушай, – вздрогнув, начала Нельсен, с трудом сдерживая подкатывающую к горлу тошноту, – что бы ни произошло, мы все можем уладить мирным путем. Мы можем все сделать правильно. Освободи меня и давай поговорим.

Он не обращал на нее внимания.

– Поговори со мной, – попыталась она снова. – Поговори со мной и позволь помочь тебе.

По-прежнему нет ответа. Он обдумывал заключительные сцены своего импровизированного сценария.

– Я могу помочь тебе. Только позволь мне.

Спокойствие не помогало. Когда стало понятно, что он не станет на нее реагировать, Нельсен решила перейти к более решительному натиску:

– Зачем тебе фотография Мишель Китинг? – Он не ответил. – Зачем? – спросила она громче. А затем завопила во весь голос: – Это ты убил Марка Сэмпсона и всех тех женщин? Это ты? Отвечай, сукин сын, чертов убийца!

Он развернулся и снова подскочил к ней. Схватил ее за подбородок и изо всех сил сжал его так, что ей вдруг показалось, что у нее сейчас выпадут зубы. Кейт стала бить дрожь, ощущение порхающих внутри бабочек не оставляло ее, но причиной было не радостное возбуждение, а дикий страх, потому что ей стало окончательно ясно, что он способен в любой момент оборвать ее жизнь.

– Отцепись от меня, – пробормотала она, скрипя зубами, не в силах шире открыть рот. Но его хватка только усилилась.

– Знаете, что такое удовольствие, детектив? Меня лишили его, когда мне было всего одиннадцать лет. А затем снова, когда моя шлюха-жена сбежала к другому.

Он стоял прямо перед ней. Теперь Нельсен поняла, что может стать его двенадцатой жертвой.

– Вот это, – сказал он, тыкая пальцем в сторону связанной Нельсен, – вот это доставляет мне удовольствие. Знаешь, я люблю все заранее спланировать и подготовить, именно так и было с Мишель. Только однажды я сделал исключение. Но все пошло из рук вон плохо. А твой конец я тщательно обдумывал вот уже два дня, но, должен признаться, сегодня мне выпала редкая удача. Я и не думал, что ты окажешься настолько глупой, чтобы в одиночку заявиться в мой дом, особенно после того, как получила сообщение от нее. Но я благодарю тебя и обеими руками хватаюсь за эту удачу. – Он лизнул ее в щеку. – О, а ты горячая штучка. Это будет нечто особенное. Знаешь, я думал подождать еще немного, оттянуть этот момент. Думал поиграть с тобой еще. Я мог бы, если бы ты шла туда, куда я тебя вел. Но после того как я заманил того сумасшедшего ублюдка в театр, ты почему-то не приняла его за психа. Почему? А после того как он пытался сбить тебя, почему ты и то гда не решила, что он псих?

– Он не пытался сбить меня, – выдавила она. Вон по-прежнему не отпускал ее. – Это твоих рук дело.

Он запихнул прядь ее волос себе в рот и изо всех сил потянул. Затем отпустил ее подбородок, и она вскрикнула. Вон встал.

– Да ладно тебе. Привыкай, потому что дальше будет гораздо интереснее.

– Где твоя жена?

– Не надо было ей тебе звонить. Кроме того, с ней и так все было ясно. Рано или поздно ее время пришло бы. Ее присутствие делало меня нормальным в глазах других. Она была для меня всего лишь прикрытием. Только по этой причине я и принял обратно эту шлюху.

– Что ты с ней сделал?

– То, о чем мечтал несколько лет. И знаешь что? Это оказалось даже приятнее, чем я представлял. Ты знала, что эта потаскуха бросила меня? Семь лет назад. Эта маленькая тварь трахалась с кем-то другим. Конечно, в то время она была не настолько противной.

Он подошел к Нельсен, сжимая в руке нож. Другой рукой вцепился в ее волосы.

– Отпусти! – воскликнула она, но ее голос задрожал, и на глаза навернулись слезы. Сама того не желая, она дала Вону понять, что чувствует себя побежденной, что он разбудил в ней безумный ужас, что может делать с ней все, что пожелает, как с теми одиннадцатью женщинами, последней из которых стала Мишель Китинг.

А его жена стала двенадцатой жертвой.

– Ты скоро умрешь, знаешь это? Номер тринадцать. Я решил, что ты станешь последней, но пока еще не хочу останавливаться. Вчерашнее приятное происшествие с тем глупым юнцом должно было стать началом интересных событий. И теперь, когда ты все мне испортила, тебе будет очень больно, я обещаю. – Он положил нож на пол и придвинулся к ней так близко, что их лица почти соприкасались. – Я люблю планировать все до мелочей. Обожаю контролировать. Женщины не контролируют меня, это я их контролирую. О, я уже предвкушаю это, милая. – У него текли слюни, словно у пса, предвкушающего еду. Он прижался губами к ее губам, снова сжав ладонью ее подбородок, и на этот раз сжал его так сильно, что у нее онемела челюсть.

Нельсен закрыла глаза, но слезы просочились сквозь сомкнутые веки. Она не хотела его видеть, но ощущала его присутствие рядом.

А затем она почувствовала, как его рука скользнула по ее бедру, медленно пробираясь к ложбинке у нее между ног. Она взвизгнула, вдруг осознав, что последним мужчиной, который вот так ее трогал, был Майк Бутчер. А теперь вот этот.

– М-м-м, две подряд. Сначала она, там, наверху, а теперь ты, здесь. Похоже, мне везет с женщинами. – Его ногти с силой впились в ее кожу, и все ее тело содрогнулось. Его ладони шарили по ее телу. Кейт попыталась закричать, но он слишком сильно сжимал ее подбородок. – Первое прикосновение всегда самое лучшее. – Вон задрожал. – О, как долго я мечтал об этом! А раньше я так часто оказывался рядом с тобой. Ты именно такая, какой я представлял тебя.

Он слегка отстранился от нее, но его рука продолжала сжимать ее челюсть все сильнее, и вот Нельсен издала такой громкий вопль, от которого могли лопнуть барабанные перепонки, и Вон в ответ с силой ударил ее тыльной стороной ладони по щеке, заставляя замолчать.

– Тебе нравится, когда мужчина груб с тобой? – спросил он. – Я это тоже люблю. – И наотмашь ударил ее по другой щеке. А затем ударил ее еще два раза, так что все вокруг поплыло у нее перед глазами.

Он схватил ее за волосы и одним рывком разорвал на ней блузку. Теперь он принялся злобно ворчать:

– Черный лифчик. Дрянная девчонка, – а затем расхохотался низким, гортанным, страшным смехом безумца. Его ладони сжали обе ее груди, причиняя боль. – Знаешь, с той самой первой я совершил большую ошибку. Тогда мне казалось, что все происходящее будет подобно второму браку. Я нашел девушку, которая могла бы стать моей невестой, если бы я решил все начать сначала. Она заставила меня желать ее. Такая юная и прекрасная. Она могла бы снова сделать меня нормальным человеком. Но оказалось, что это всего лишь еще одна грязная шлюха. Вот так все и началось. Все они стали моими вещами, моими игрушками. Паршивые игрушки для достижения одной-единственной цели.

Нельсен отчаянно желала, чтобы все поскорее закончилось, но где-то на задворках ее разума еще теплились остатки былой решимости. Если ей выпадет такой шанс, она не позволит, чтобы ее прошлое, ставшее ночным кошмаром, снова воплотилось в реальность.

Одной рукой он по-прежнему сжимал ее грудь, а другую медленно опустил и просунул ей между ног.

– И когда ты получаешь одну такую игрушку, хочешь получить новую, а затем еще одну и еще. Все больше и больше. А затем я захотел тебя.

Она уже испытала, что такое насилие, и это не должно повториться. Он снова склонился к ней, коснулся ее губами, словно желая поцеловать. Она приоткрыла рот, слегка приподняла голову и из последних сил вцепилась зубами в его нос. Она кусала его, безжалостно вгрызаясь в его кожу, не отпуская, не давая ему увернуться. Он резко отдернул руку, сжимавшую ее грудь, и от неожиданности еще некоторое время топтался на месте. Она слышала, как он взвыл от боли, выкрикивая какие-то непонятные слова, и ощутила привкус крови, а затем почувствовала, как он изо всех сил ударил ее по ребрам и в бедро. Этих ударов оказалось достаточно, чтобы она разжала зубы и отпустила нос Вона.

Он схватил ее за шею и принялся душить, она слышала, как тяжело он дышит, изо всех сил сжимая ее горло. Ей не хватало воздуха. Она не могла избавиться от его железной хватки, как ни старалась. Она уже ничего не могла поделать. Была абсолютно беспомощна. Она заметила нож, попыталась схватить его, но не смогла. Все вокруг поплыло, ее захлестнуло чувство потери, ощущение слабости побежденного человека, затем реальность начала ускользать. Ее глаза закрылись.

Это был конец.

Итак, это смерть, мелькнула у нее мысль. Смерть приближается.

И в самом деле, смерть широко распростерла для нее свои объятия. Она больше не могла сопротивляться, Вон был слишком силен, а она слишком слаба.

Сознание ускользает. Это конец. Ее голова бессильно склоняется на грудь, обмякшее тело становится безжизненным.

И вот, наконец, приходит освобождение: пустота.

Сэм находился в десяти минутах езды от Сандерс-Роуд. Знак на тротуаре указывал, что впереди ведутся дорожные работы, и потому на дороге собралась длинная вереница машин, в которой и застрял Сэм. Он видел рабочих, огни временного светофора, который стремительно переключался с зеленого сигнала на красный как раз в тот момент, когда его ряду выпадала возможность продвинуться, и машины с другой стороны устремлялись вперед бурным потоком.

Он то и дело поглядывал на часы. Думал о том, что лишь зря тратит время. Думал о том, что Нельсен вернется в участок раньше, чем он доберется до дома Вонов.

Освобождение: пустота.

Вон выпустил ее, хотя Нельсен, уже почти потерявшая сознание, не догадывалась о том, что постепенно возвращается к жизни. Она не знала, что кто-то всем телом навалился на Вона и сбил его с ног, не слышала звуки борьбы, завязавшейся у ее ног, не видела, как градом сыпались на Вона удары кулаков, разбивая его лицо, грудь и живот. Она не почувствовала, как кто-то освободил ее, разрезав ножом опутывавшие ее веревки. Не почувствовала, как кто-то поднял ее и положил на диван. И не слышала, как кто-то вызывает полицию.

Сэм услышал этот звонок по рации. Он тут же ощутил противный привкус желчи во рту.

– Черт, – пробормотал он, с трудом проглотив подступивший к горлу ком.

У Сэма не оказалось сирены, но он все-таки въехал на тротуар и нажал на газ. Он понесся вдоль стены здания, царапая бока машины. Он ехал по тротуару, пока не добрался до начала очереди, снова втиснулся на дорогу и проскочил светофор. Высунув голову в открытое окно, он кричал на недовольных водителей, сообщая им, кто он такой, хотя их это мало волновало. Он бесконечно сигналил и лавировал между машинами и так гнал машину, что ее заносило на поворотах. Благодаря этой бешеной гонке через несколько минут он уже подъехал к дому Вонов.

Оставив открытой дверцу машины, он ринулся по дорожке к дому и обнаружил, что входная дверь распахнута настежь. Он ворвался в коридор и завопил:

– Кейт!

– Сюда, – услышал он мужской голос, но в тот момент не узнал его.

Сэм вбежал в гостиную и увидел, что Нельсен лежит на диване с закрытыми глазами, рядом с ней на полу сидит какой-то человек, а Вон лежит на полу, и его руки заведены за спину и скованы наручниками.

– Кейт, – пробормотал Сэм, бросаясь к ней. В этот момент снаружи послышались шум и чьи-то шаги. Прибыли полицейские и врачи скорой помощи. – Кейт, все будет хорошо, – произнес он, отступая назад, чтобы не мешать врачам. Он не сводил глаз с ее лица, покрытого синяками и испачканного кровью.

А затем перевел взгляд на человека, стоявшего на коленях рядом с диваном, затем на Вона, а затем снова на того человека около дивана. Он улыбнулся и глубоко вздохнул:

– Как хорошо, что вы здесь оказались, Джон!