Глава 28

Он заполучил меня, и теперь я абсолютно беспомощна. И я сама на это согласилась. Я подписала свой смертный приговор, и все ради работы. А он должен был быть рядом. Он должен был помочь мне.

Меня изо всех сил ударили в лицо. Боль в левой скуле просто невыносима. Я чувствую, как начинает заплывать глаз. Я лежу на земле, не в силах пошевелиться. Та часть моего разума, что должна приказать моему телу двигаться, встать, бороться, делать все что угодно, лишь бы выбраться отсюда живой, та часть моего разума бездействует, она просто исчезла, стерлась в тот момент, когда я больше всего в ней нуждаюсь. Мое тело словно парализовано, возможно, всему виной сковавший меня ужас, а возможно, дело в том, что я сильно ударилась обо что-то головой и, возможно, вообще больше не в состоянии управлять своим телом. Я уже ничего не знаю, и все, что я могу, – это смотреть на него сквозь туман, застилающий мои глаза, и ждать, что он теперь станет делать.

Он поглаживает свой пах и опускается на колени надо мной.

Я с трудом выдавливаю: «Пожалуйста, не надо».

Но моя мольба напрасна. Это все равно что взывать к глухому. Он не останавливается, словно ничего не слышит, а медленно расстегивает ширинку, готовясь к тому, что так долго предвкушал.

– Пожалуйста, – снова повторяю я. Мой хриплый голос звучит совсем слабо, и теперь я уже не уверена, слышит ли он меня на самом деле, такой ничтожной оказывается моя попытка заговорить с ним.

Он стягивает с себя джинсы. Его трусы болтаются вокруг лодыжек.

Он ложится на меня. Разрывает чулки. И засовывает мне в рот.

Он входит в меня. И мне невыносимо ощущение его присутствия внутри моего тела. Меня использовали так, как я и представить себе не могла. Слезы текут по моим щекам. Я плачу, потому что абсолютно бессильна, потому что не могу заставить этого чокнутого мерзавца прекратить делать то, что я могла бы позволить лишь любимому мужчине. Плачу, потому что хочу умереть.

– Пожалуйста, не надо, – повторяю я в последний раз, но на этот раз ни звука не срывается с моих губ.

Он начинает двигаться взад-вперед. Все быстрее и быстрее. Пронзает меня все сильнее. Я впиваюсь зубами в чулки, пытаясь не думать о том, что происходит, чтобы не сойти с ума. Но это не помогает. Мне хочется убить этого человека. Я жажду мести. Хочу увидеть, как он страдает, корчится от боли, которую я причиняю ему. Хочу, чтобы ему было так же плохо, как мне сейчас.

Но этому не суждено сбыться.

Я буду думать лишь о том моменте, когда все кончится и он убьет меня. Возможно, он об этом не догадывается, но в душе я останусь непобежденной. Я не покорюсь и без страха покину эту жизнь.

Я пытаюсь перестать плакать, но слезы продолжают струиться по щекам. Эти проклятые слезы смешиваются с его потом, который капает на мое лицо. Смотрю ему прямо в глаза, но он отводит взгляд. Он избегает смотреть на меня. Теперь я ясно вижу – ему стыдно. Он стыдится того, что творит. Но все же продолжает, все жестче, все безжалостнее, и вот его голова опускается на мое плечо. Он прячется от меня. Я чувствую, как его зубы впиваются в мою шею. Я открываю рот, чтобы закричать, но не могу издать ни звука. Ничего, только полная тишина.

А затем наступает неизбежный финал: он кончает. Он вскидывает голову, наваливаясь на меня изо всех сил. Он достиг своего освобождения. А я смотрю прямо на него, хотя он по-прежнему избегает моего взгляда. Да, в моих глазах все еще стоят слезы, но в них больше нет страха. Лишь отвращение, я вижу, насколько он жалок. Насколько ничтожен.

Его тело медленно обмякает, и вот, наконец, это происходит, наши взгляды встречаются. Несколько секунд мы смотрим друг другу в глаза, безуспешно пытаясь не выдать своих чувств, я – ненависть, он – чувство вины.

Ко мне внезапно возвращается утраченная смелость, и я хочу, чтобы он узнал об этом. Он все еще во мне, но я открываю рот и издаю пронзительный вопль. Я кричу так громко, что меня слышно за сотню миль отсюда. Этот вопль продолжается бесконечно, затихая лишь тогда, когда мне уже не хватает воздуха.

Он смотрит на меня. По его щеке ползет слеза. Она капает на мою щеку. Глядя на него одним глазом, я ругаю его всеми бранными словами, какие приходят в голову.

Он приподнимается на левой руке, а правой принимается шарить у себя за спиной. Он что-то достает из своих брюк. Это пистолет. Он подносит его к моему лицу, но я не отвожу взгляд, я не сдаюсь, в моих глазах нет ни страха, ни отчаяния. Я не закрываю глаза.

Он кладет палец на спуск. Мы с ним по-прежнему как одно целое. И вот настал этот момент.

Он начинает надавливать на спусковой крючок и приставляет пистолет к своей голове. Раздается выстрел, и его лицо разлетается в клочья. Он по-прежнему внутри меня, и мое тело покрывают куски его лица.

И в этот момент я улыбаюсь.

Вздрогнув, Кейт Нельсен проснулась. На этот раз ее тело не покрывал липкий пот, как бывало всякий раз после ночного кошмара. Этот сон, как всегда, испугал ее, но на этот раз у него был конец. Впервые за четыре года у этого сна появился конец. Возможно, теперь ее ночи станут хоть немного спокойнее.

Сама того не зная, она проснулась от телефонного звонка. Ей потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что звонит телефон. Она взяла трубку.

– Кейт, с тобой все в порядке?

Голос успокоил ее.

– Сэм. Доброе утро. Я в порядке. Правда.

– Хорошо спала?

– Знаешь, гораздо лучше, чем раньше. Помнишь, я рассказывала тебе о том своем сне? – Кейт рассказала Сэму о том сне после того, как Вона заковали в наручники и увезли, после того, как вытащили тело его жены из комнаты наверху, после того, как Сэм терпеливо ждал, пока она проходила лечение в больнице, а потом пригласил ее на свидание, и они стали встречаться. – На этот раз у этого сна появилось окончание. Знаешь, раньше такого никогда не было. И теперь не важно, увижу я его еще раз или нет, мне уже не будет так плохо. И вся эта история с Джоном Симмонсом помогла мне наконец осознать, что из этой ситуации есть выход. И хотя дела пока что обстоят не идеально, это уже неплохо.

– Отлично, я тоже очень рад.

– И я тоже. Знаешь, я рада, что сказала тебе «да». – Она откинулась на кровать и улыбнулась. – И я рада, что все тебе рассказала. Тот тип в моем сне постоянно причинял мне боль, это продолжалось бесконечно, но знаешь, что произошло сегодня, как я отомстила ему?

– И как же?

– Я видела, как он выстрелил себе прямо в лицо.

– В лицо?

– Именно.

– Это всего лишь сон. Не думай об этом больше, не позволяй этому сну портить тебе жизнь.

– Больше этому не бывать. – Она положила трубку себе на грудь. А затем пробормотала себе под нос: – Больше это не повторится.

Они закончили разговор, и десять минут спустя, когда Нельсен наконец сумела выбраться из теплой постели и приняла душ, раздался звонок в дверь. Она торопливо спустилась вниз и распахнула дверь. На пороге стоял Сэм.

Кейт обняла его и повела на кухню, сварила кофе и подала свежие круассаны. Последние две недели после их первого настоящего свидания они стали полностью доверять друг другу и, наслаждаясь минутами, проведенными вместе, повторяли этот ритуал каждые два дня: утро за чашечкой кофе с круассаном. И неожиданно жизнь перестала казаться Нельсен пустой, одинокой и бессмысленной.

– Газета, – сказал Сэм, бросая ее на стол прямо перед Нельсен.

– Замечательная бульварная газетенка, – только и ответила она.

Они съели круассаны и выпили кофе и стали долго и неторопливо целоваться.

Поцелуи прекратились, но затем возобновились с прежней силой. Наконец, Сэм бросил взгляд на свои часы и осторожно высвободился из ее объятий:

– Я опоздаю на работу.

– Так возьми выходной. – Нельсен взяла отпуск, ей было необходимо время, чтобы привести в порядок здоровье, но психологически она стала приходить в себя гораздо быстрее, чем кто-либо ожидал. Она решила, что отдохнет еще недельку, а затем сможет снова вернуться в участок.

Сэм снова поцеловал ее, с еще большей страстью, чем прежде. Уходя, он произнес:

– Если бы это было возможно.

– Я знаю. Если бы только… Но я жду тебя на ужин к шести.

– Я не опоздаю.

Сэм ушел, и Кейт захлопнула дверь. Она огляделась и радостно улыбнулась. Прислонившись к двери, почувствовала удовлетворение, о существовании которого уже давно забыла. Она была в полной безопасности и абсолютно счастлива.

Она вернулась в кухню, налила себе еще кофе, села за стол и раскрыла газету. Ее фотография больше не красовалась на первой полосе, как пять недель назад, когда она чуть не погибла от рук Вона. Теперь ее история оказалась на пятой полосе и уже не была так популярна, как раньше.

Кейт прочитала статью и порадовалась, что все кончено, что тайна исчезновения Мишель Китинг раскрыта, несмотря на ужасные последствия, что Джон Симмонс сумел наконец справиться с ужасными воспоминаниями об исчезновении и о трагедии женщины, которую знал как Дженни Майклз, что одиннадцать семей смогли похоронить своих любимых дочерей и теперь пытались жить дальше. И она произнесла тихую молитву, благодаря Джона Симмонса, благодаря его за то, что он оказался в ее жизни, за то, что неотступно следовал за ней, порой доставляя неприятности, за то, что спас ей жизнь.

От чтения статьи ее отвлек звонок мобильного телефона. Кейт тут же узнала номер.

Она взяла трубку.

– Джон, как поживаете?

– А как вы думаете? – Он больше ничего не сказал. Его голос по-прежнему звучал удрученно.

– Я понимаю, – ответила Нельсен, больше ей ничего не пришло в голову. Сейчас он чувствовал себя так, как она сама все эти четыре года.

– А как вы себя чувствуете? – поинтересовался он.

– Потихоньку поправляюсь, спасибо. С каждым днем все лучше.

– Я вот все думаю…

– Да?

– Я никогда не смогу этого забыть, понимаете. Я ведь собирался сделать ей предложение. Она должна была стать моей женой. Она согласилась бы, я точно знаю.

– Я в этом не сомневаюсь. И думаю, вы были бы счастливы. Джон, вы хороший человек.

– Мы были бы счастливы. Если бы только…

– Вы не можете ни в чем себя винить, Джон. Вы не могли предсказать, что произойдет. У нее было прошлое. Прошлое, которое она ото всех держала в секрете.

Джон протестующее хмыкнул.

– Если бы она согласилась, только представьте, я женился бы на женщине, имени которой даже не знал. Дженни Майклз. Я чувствую себя полным идиотом.

– Нет причин чувствовать себя идиотом, Джон. Мишель Китинг, Дженни Майклз, под каким бы именем вы ее ни знали, все это не важно, вы не могли знать всей правды. У нее было прошлое, о котором она хотела забыть. И ей казалось, что Воны могут ей помочь. И она не догадывалась, что задумал Вон, когда согласился сдать ей жилье. Он выслеживал женщин и убивал их, Джон. А женщина, скрывающаяся ото всех, – легкая добыча. Все очень просто. Никто не знал, что она живет у него, и это было ему на руку. Она просто исчезла бы без следа. Как и его жена. Они обе и не догадывались, кто на самом деле этот человек и чем он занимался.

– Но если бы Дженни не скрывалась от своего бывшего мужа? Или если бы честно призналась мне во всем, возможно, она была бы жива, он не смог бы задушить ее, а потом бросить в каком-то грязном переулке. Дженни, Мишель, я теперь и не знаю, как ее называть. Но, возможно, я сумел бы ей помочь.

– Возможно. – Нельсен помолчала. – Но вам не надо ни в чем себя винить. – «Вероятно, и я могла бы ей помочь», – подумала она, понимая, что исход дела мог оказаться иным, если бы Морган позволил ей разместить фото Дженни Майклз в СМИ или если бы она не послушала его и поступила бы по своему усмотрению. – Она изменила имя и не хотела официально регистрироваться у Вонов, опасаясь, что бывший муж найдет ее. Некоторые женщины готовы пойти на все что угодно, лишь бы сбежать от жестокого домашнего тирана, который не признает отказов. И как только Мишель переехала сюда и не зарегистрировалась в доме Вонов под своим настоящим именем, она сразу дала возможность Вону воплотить в жизнь свой ужасный план. Никто не мог этого предугадать и помешать ему.

– Конечно, вы правы. Просто мне так хочется, чтобы все вышло по-другому. Между нами вспыхнуло нечто особенное. Ни с кем раньше я не чувствовал ничего подобного и теперь знаю, что это уже не повторится. И все пошло бы по-другому, если бы она не сменила свой прежний номер мобильного в тот день, когда мы поехали в Лондон, или хотя бы сообщила мне об этом. Ее бывший все равно не нашел бы ее, а полицейские не решили бы, что я свихнулся. Зачем ей понадобилось вести себя так осторожно?

– Слишком осторожно. Она подумала, что бывший выведал номер ее телефона у ее брата, Тома, и ей ничего не оставалось, как избавиться от него. И она никому не могла об этом рассказать. Как я уже сказала, женщины, сбежавшие из дома, ведут себя чрезвычайно осторожно.

– Да, слишком осторожно. Мы могли бы найти ее, если бы номер был активирован. Мы могли бы отыскать ее, детектив.

– Вы же знаете, меня зовут Кейт. Всегда зовите меня Кейт.

– Кейт. Спасибо вам. Знаете, иногда так важно просто услышать знакомый голос.

– О, я знаю, – ответила она. – Я слишком хорошо это знаю. Когда угодно, Джон. Я буду вашим знакомым голосом, когда пожелаете.

– Вы хороший человек. Вы помогли мне, и хотя все закончилось не так, как я хотел, одно я знаю точно: вы чертовски хороший полицейский и должны и дальше помогать людям.

– Да, – ответила она, – так мне все говорят. Непременно, Джон, я все для этого сделаю. – Она вздохнула. – Я буду стараться. Все будет хорошо.

– Удачи.

– Спасибо, Джон, и не забывайте, можете звонить, когда угодно, слышите?

– Когда угодно.

Разговор закончился. Нельсен взглянула на газету. Ее глаза вернулись к заголовку: «Продвижение по службе героической женщины-полицейского». Долгие годы работа не вызывала у нее улыбки, но сейчас она улыбнулась. Она улыбнулась, потому что знала, что следом за концом всегда следует начало.

Прошлое осталось в прошлом. Теперь она обрела силу, чтобы понять это. Впереди – новая жизнь.