Глава 13

Прошло, вероятно, часа два с тех пор, как она ушла. Еще два часа, которые прибавились к дню, который прошел с момента исчезновения Дженни. Лишние два часа, несомненно, на руку тому, кто похитил ее, чтобы увезти еще дальше отсюда, от нас, от спасения.

Я знаю правду. Я понимаю, что они упустили время и скоро, когда вернется детектив Нельсен, все здесь тоже об этом узнают. Все, наконец, поверят мне, признают, что были не правы, поймут, что Дженни – реально существующий человек.

Я хочу доверять детективу Нельсен, но не могу, пока еще не могу. Только не после того, как со мной поступили все те полицейские, с которыми мне довелось иметь дело за последнее время. Однако, когда мы познакомились, Нельсен, похоже, восприняла меня всерьез, выслушав мой рассказ. И я очень это ценю и непременно скажу ей об этом. Мне просто необходимо воспользоваться шансом и снова поговорить с ней, выяснить, что ей удалось разузнать, поделиться мыслями о том, что необходимо сделать, чтобы найти Дженни.

Газеты принесли почти сразу после того, как детектив Нельсен ушла от меня, и я внимательно прочитал каждую статью, обводя фломастером те, которые, на мой взгляд, представляли особый интерес; полицейский, который принес газеты, снабдил меня этим фломастером. В прочитанных мной статьях был особый мир, о котором я ничего не желал знать. Вчера найден один труп, и еще восемь трупов за последние три недели. Еще одна пропавшая женщина до сих пор не была найдена и предположительно мертва. Их имена ни о чем мне не говорили, но я ничего не мог с собой поделать, связывая их с Дженни Майклз, хотя это и причиняло мне невыносимую боль. Сара Элсон, Рэйчел Прайс, Сюзанна Филд, Стеф Ричардсон, Аннабел, Хоар, Бекки Китченер и Люси Митчелл. От каждой прочитанной строчки мое сердце начинает бешено колотиться, словно я узнаю о том, что могло сейчас происходить с Дженни.

Перечитав еще раз каждую статью, я понял, что мне ничего не остается, как ждать и готовиться к тому, что сообщит детектив Нельсен. Я пытался хоть немного поспать, но, как ни старался, мои глаза упорно не хотели закрываться, и я просто неподвижно сидел, прислонившись к холодной стене.

Меня окружают четыре неярких скучных стены, и я сижу на топчане. Здесь нет одеяла, только неудобная подушка, от которой никакого толку для моей спины. И окон здесь тоже нет, лишь серая дверь прямо напротив топчана. Слева от меня остается немного места, приблизительно метра полтора, чтобы можно было размять мышцы. Но мне сейчас совсем не хочется двигаться.

Мое тело онемело. Шея болит, и начинает трещать голова, но я решительно сосредотачиваюсь на мысли о разговоре, который вскоре произойдет между мной и детективом Нельсен. На разговоре, в котором, я надеюсь, она заверит меня, что все будет в порядке, Дженни непременно найдется, и я наконец получу полную поддержку полиции.

Рядом со мной на топчане стоит пустой стаканчик из-под кофе, который мне принесли чуть больше полутора часов назад. Теперь я сжимаю в ладонях другой стаканчик с кофе. Он все еще теплый и дает мне хоть какое-то ощущение уюта и успокоения. Успокоения после всего того, что произошло со мной за последние сутки. И от стен тоже веет успокоением. Но я не могу думать о своем благополучии и удобстве, я должен выйти отсюда, чтобы заняться поисками Дженни, делать все, чтобы разыскать ее, поэтому все мои мысли только о ней.

Я мысленно прокручиваю в голове события вчерашнего дня. Все ли я сделал правильно? Я представляю автостраду М1. Поля вдоль дороги. Железнодорожные пути. Граффити на стенах. Мост в отдалении.

И Дженни рядом со мной.

Я сбавляю скорость, сворачиваю налево и поднимаюсь по склону. Еще двадцать метров, и я сворачиваю направо. Передо мной указатель гипермаркета. Море зелени справа. Я поворачиваю налево, затем снова направо, и вот мы направляемся к лондонскому «Гейтуэю». Впереди появляется здание гипермаркета. Я паркую машину.

Прежде чем войти в здание, я оглядываюсь назад, на Дженни. Пытаюсь проследить, нет ли чего-нибудь необычного, каких-то подозрительных личностей, которые бродят поблизости и открыто интересуются Дженни и моей машиной.

Но я ничего не вижу.

Я быстро перематываю следующую часть событий. Захожу в туалет и выхожу обратно. Подхожу к ларьку с кофе. Не слушая, что говорит бариста, отворачиваюсь, блуждая взглядом по сторонам. И даже подхожу к двери. Выглядываю, чтобы посмотреть, в машине ли Дженни. Она сидит там, ждет меня, поправляя макияж.

А возможно, ее там и нет вовсе. Возможно, машина пуста.

Или же я представляю, как все происходит: вижу человека, который стоит рядом с машиной и разговаривает с Дженни. Позади моей «мазды» припаркован микроавтобус. Из него выскакивают другие мужчины. Они хватают Дженни. Она пытается бороться, но они хватают ее за волосы и вытаскивают из машины. Третий человек распахивает боковую дверцу микроавтобуса. Пять секунд, и Дженни уже внутри. Она могла кричать, звать на помощь, но я не слышал.

А возможно, я выскочил на улицу. Бегу к микроавтобусу. И когда подбегаю поближе, они замечают меня. Они видят меня и торопятся сесть в микроавтобус. Но в этот момент я оказываюсь рядом. Не медля ни секунды, хватаю первого мужчину и наношу ему удар, бросаюсь ко второму и бью его, и в этот момент ко мне подскакивает третий, но он мне не соперник, во мне бушует адреналин, и вдохновляет мощнейший наркотик в мире – желание спасти Дженни. И вот я спасаю Дженни: она свободна и в моих объятиях.

Но все это лишь фантазии, потому что ничего подобного не происходило в действительности. Я ощущаю смесь стыда, гнева и разочарования из-за своей неспособности помочь Дженни. Меня там не было, я ничего не видел. И я ничего, совсем ничего не мог сделать.

Инспектор отдела уголовного розыска Ричард Морган относился к тому типу людей, которые никогда не улыбаются. Но это не означает, что он никогда не испытывал приятных эмоций. Напротив, он любил хорошие анекдоты, обычно о женофобах, расистах и эгоистах, и обожал вечерние комедийные сериалы, которые старался не пропускать, что бы ни происходило. Недостаток улыбчивости был связан всего лишь с состоянием его уже немолодой кожи. Пятьдесят шесть лет, из которых двадцать пять он прослужил в полиции, сильно меняют облик человека. А возможно, такое лицо было предназначено ему судьбой. Но, как бы там ни было, его щеки, губы и брови с годами опустились вниз.

– Так чего вы от меня хотите? – огрызнулся он.

– Разрешение начать поиски пропавшей Дженни Майклз.

Морган издал смешок, но его губы не шевельнулись.

Нельсен настаивала:

– Я просто не знаю, сколько их еще будет. Она могла бы стать его одиннадцатой жертвой. Мы не можем сидеть сложа руки.

Нельсен уселась напротив Моргана. Она вернулась в участок и прежде, чем отправиться к Джону Симмонсу, должна была выяснить, в каком направлении ей теперь двигаться. Она понимала, что ее вопрос был полной неожиданностью, и точно предвидела реакцию Моргана. Понимала, что у нее нет доказательств, что Дженни Майклз вообще была в лондонском «Гейтуэе». Понимала, что не могла доказать, действительно ли Джон Симмонс знал кого-то по имени Дженни Майклз. Знала, что на Сандерс-Роуд, 4 не живет никакая Дженни Майклз. И вообще не могла доказать, что все, рассказанное Джоном Симмонсом, происходило в действительности.

Но она все равно задала этот вопрос, потому что было нечто такое в Джоне Симмонсе, что притягивало ее и вызывало симпатию. Да, раньше ей приходилось ошибаться, и Морган из тех начальников, которые постоянно напоминают человеку о его промахах, и тогда она чувствовала себя глупо и вспоминала о глубоких ранах, оставленных в ее душе из-за этих самых промахов. Однако на этот раз все было совсем по-другому. Беспокойство и тревога Симмонса казались такими искренними. Она ощущала, как от него исходило нечто важное и глубокое, что, как ей казалось, просто не могло исходить от человека, который притворяется.

И кроме того, она отчаянно желала не допустить того, чтобы число жертв увеличилось с десяти до двадцати, что вполне могло произойти, если вести расследование столь медленными темпами. Кем бы ни был этот преступник, а они понятия не имели, кто этот человек, он действовал слишком стремительно, оставляя полицейских далеко за собой.

– Но у вас ничего нет, – заметил Морган.

– У меня есть интуиция.

Глядя в глаза Моргана, Нельсен поняла, что он снова смеется над ней. Она никогда не видела улыбки на его вечно уныло опущенных уголках губ. Но глаза сразу выдавали его мысли.

– Интуиция? – В его тоне прозвучал нескрываемый сарказм.

– Хорошо, это нечто большее, чем интуиция. Что бы я ни чувствовала, мне кажется, он говорит правду.

– Думать и знать – два совершенно разных понятия, Кейт. И вы сами это понимаете. И знаете, что наши силы и так уже на пределе. Как я могу оправдать свои действия, втягивая офицеров полиции в эту сумасбродную затею, пытаясь найти женщину, об исчезновении которой мы точно не знаем, женщину, которой, черт подери, возможно, вообще не существует? Вы представляете себе масштаб неприятностей, которые свалились бы мне на голову, если бы я сказал: давайте действуйте, привлеките прессу, начинайте поиски, а потом выяснилось бы, что этот парень – чертов псих?

– Позвольте мне хотя бы напечатать ее фотографию в газете.

– Этот случай не имеет ничего общего с тем, что мы имели до сих пор, Кейт. По крайней мере, пока.

Нельсен молча вышла из комнаты и направилась по коридору в свой кабинет, который делила вместе с тремя другими детективами и двумя констеблями. В комнате оказался один лишь констебль Сэм Кук. При ее появлении он поднял голову и сказал: «Привет».

Она ничего не ответила.

Они сидели друг против друга. Они не были врагами, не оценивали друг друга, не пытались друг друга запугать. Они пытались лучше узнать друг друга, еще больше поверить друг другу, каким бы поверхностным и неясным ни было их нынешнее состояние. И старались вести себя на равных, хотя Джон Симмонс был готов полагаться на Кейт Нельсен больше, чем новорожденный младенец на свою мать, хотя каждый из них пообещал себе получить пользу от этой встречи, после которой будет определен образ совместных действий, почувствовать вкус успеха, даже пусть это будет самая малость.

Для Джона большой удачей стало уже то, что кто-то наконец согласился слушать его; для Нельсен же удачей стало бы, если бы ее доверие к Джону Симмонсу оправдало себя.

У нее приятное лицо, изнуренное, но все-таки очень симпатичное. И искреннее. Она производит впечатление человека, с которым легко общаться, кто готов вас выслушать. Это ощущается в том, как ее тело едва заметно наклоняется, ее правый локоть упирается в стол, разделяющий нас. Ее голос выдает простого и дружелюбного человека. Ее слова время от времени перемежаются паузами. Она устала, но старается держаться из последних сил. Она хочет и дальше слушать меня, но ей приходится делать над собой неимоверное усилие. Ее улыбка поблекла, но по лицу можно сказать, что когда-то она была очень веселым человеком, только этот легкий и озорной характер скрывается под невидимой броней, которую она выработала в себе в течение многих лет. Ведь она – офицер полиции, и я понимаю, что мы слишком разные. Так и должно быть.

Мы сидим в комнате, на двери которой висит табличка с надписью: «Комната для допросов № 3». Здесь довольно тесно. Кроме стола и двух пластиковых стульев, на которых мы сидим, в углу напротив двери стоит корзина для мусора и стенд для важной информации. На ней приколоты объявления о пропавших людях, плакаты «Разыскивается преступник», телефоны доверия, предостережения против наркотиков, алкоголя и курения. На столе стоит магнитофон, лежит блокнот с линованными листами формата А4, а в углу – стаканчик, набитый шариковыми ручками. Все это находится на половине детектива Нельсен. А справа от меня сиротливо притулился пластиковый стаканчик с остатками недопитого кем-то кофе. Кто знает, как давно он уже здесь.

– А самое страшное, – воскликнул он, – вы все это видите по телевизору. Слушаете все эти истории об исчезновении людей, об убийствах, поножовщине, вооруженных нападениях, изнасилованиях, мучениях. Господи, об этом ведь даже фильмы снимают. Делают из этого развлечение. Но это же просто ненормально. Когда вы смотрите такие фильмы или читаете об этом в книгах, чувствуете, что это словно в другом мире происходит. Как будто с вами такое никогда не произойдет. Но когда такое происходит, кажется, что тебя засасывает в водоворот. Ощущаешь свою беспомощность. А хуже всего то, что происходит в твоей голове. Со вчерашнего дня я не в состоянии разобраться в своих мыслях.

– Подобные мысли вполне объяснимы, – сказала детектив Нельсен Джону Симмонсу. У нее было много вопросов, слишком много. Она хотела получить на них ответы, но эти ответы должны были отличаться лаконичностью и помочь хоть немного прояснить ситуацию. – У вас есть какое-нибудь другое правдоподобное объяснение происходящего?

– Правдоподобное? – Джон покачал головой. – Версия, что ее похитили, похожа на правду? Разве не правдоподобно выглядит тот факт, что моя любимая женщина уже мертва? – Он опустил голову на руки и умолк. Затем взглянул на нее. – Я обдумал все возможные варианты. И никак не могу не думать о тех статьях в газете. Господи, десять женщин похищены, изнасилованы, зверски убиты. Замучены до смерти.

– А Дженни?

– Она может стать одиннадцатой жертвой.

– Я слишком хорошо об этом знаю. – Нельсен покачала головой и на мгновение закрыла глаза.

Джон Симмонс почти никак не прореагировал, когда она рассказала, что камеры наблюдения в лондонском «Гейтуэе» ничего не зафиксировали, но сейчас его едва заметно начинала бить дрожь. Нельсен внимательно наблюдала за ним. Его тело слегка наклонилось вперед. Лицо почти не выражало эмоций, но нижняя губа слегка отвисла и едва заметно дрожала, и это сразу бросилось ей в глаза.

– Пока я сидел в камере, все эти мысли, подогретые ужасами из газет, крутились у меня в голове, ни на минуту не оставляя в покое. Я ничего не мог с этим поделать.

Нельсен дала Джону успокоиться. Затем сказала:

– На юго-востоке зафиксирована целая волна похищений женщин, Джон. Их похищали с места работы, из дома, ночных клубов, магазинов, парков. Поверьте мне, мы неустанно работаем, чтобы выяснить, чьих это рук дело. И непременно их остановим.

– Я вам верю, правда верю. Но не могу не думать о том, что Дженни стала его последней жертвой. Похищение Дженни из гипермаркета было самым последним?

– Это вполне возможно.

– Зачем? Зачем это кому-то нужно?

– Как я уже говорила, в душе каждого человека таится зло. Большинство людей способны справляться с ним. Но есть те, кто не может укротить это зло и выпускает его на свободу.

«С любовью, Джону. Эти две недели были незабываемыми».

Я произношу эти слова вслух. От этого мне становится лучше, словно ты оказываешься рядом со мной. Звучание этих слов успокаивает меня. Глядя на слова, которые ты написала на поздравительной открытке, подаренной мне на день рождения, я чувствую, как крохотная частичка боли утихает в моей душе.

Но лишь крохотная частичка.

Кажется, что этот кошмар продолжается уже очень долго, а не полтора дня. Дженни, почему у меня остались лишь твои слова, а тебя больше нет со мной?

Сегодня утром я пошел в полицейский участок, полный решимости применить силу, если понадобится, и заставить их начать поиски Дженни. Но я не могу радоваться успеху, потому что преуспел лишь наполовину. Да, детектив Нельсен уже ищет Дженни, но делает это абсолютно одна. Она дала мне самое серьезное обещание, которое кто-то мог бы дать сейчас, но для нее помощь мне связана с огромным риском.

Глядя сейчас на поздравительную открытку, которая целую неделю стояла на моем камине, я чувствую, что ты становишься чуточку ближе ко мне, Дженни, часть тебя остается со мной. Это было замечательное время, ты права, это было блаженство.

До вчерашнего дня.

Поэтому я знаю, что мы чувствуем одно и то же и ты не убежала от меня.

Детектив Нельсен сказала мне ждать, ждать и не мешать ей работать. Она свяжется со мной. И вот я жду.

Я жду тебя, Дженни.