Первым останки Маркова обнаружил Онофрейчук, невысокий мужчина с пожелтевшими от табака ногтями и сломанным носом. Это произошло во вторник, за день до приезда Тигров. Онофрейчук часто бывал у Маркова в хижине. В тот раз они договорились отправиться на подледную рыбалку. Но Онофрейчук сильно напился и опоздал без малого на сутки. Он поймал попутную машину и доехал почти до места. Около километра пришлось пройти пешком, но к полудню он был возле хижины. В глаза сразу же бросилась кровь на тропинке к дому. «Я сперва даже не понял, что к чему, — рассказывал он. — Подумал, может, Марков пристрелил какого-то зверя и не прикрыл концы. Это было странно, потому что в этих вопросах он был очень аккуратен. В конце концов, браконьерство запрещено законом, а инспекция может нагрянуть в любой момент. Поэтому я продолжал идти, недоумевая: что, черт возьми, происходит? А потом я увидел его шапку. Меня как обухом по голове ударило. Я практически перестал соображать. Предчувствие было самое скверное, но что именно произошло, я понять не мог. И тут увидел следы тигра. Я тогда подумал: может, он и не пострадал. Или ему еще можно оказать помощь. Я прошел несколько шагов, мимо его изодранной одежды. Увидел торчащую из снега собачью лапу. Хотел пойти дальше, но тигр не позволил. Я не видел ни Маркиза, ни тигра. Но услышал рычание. Было неясно, с какой стороны оно донеслось, но тогда-то я и понял, что Маркиз убит. И где-то рядом рычал этот стервец, раскачивая над телом своей тупой башкой. Я замер ненадолго, а затем медленно повернул назад. В голове стучало одно: не бежать, не бежать, иначе он обязательно погонится за мной и сожрет».

Онофрейчук был безоружен. В полном шоке он дошел до хижины и развел огонь в остывшей печи. «У меня в голове не было ни одной мысли, — продолжал он. — Пустота — и все. Сознание отказывалось воспринимать что-либо. Ведь он был моим другом как никак. Много лет провели вместе».

Он долго сидел в хижине, пил чай и курил — одну сигарету за другой. Только с третьей попытки он сумел заставить себя выйти из хижины и отправиться за подмогой. Онофрейчук был на десять лет младше Маркова и относился к нему как к наставнику. Он любил читать, но особых амбиций у него не было, кроме того, ему недоставало сноровки и терпения, необходимых и для пчеловодства, и для охоты на пушного зверя. Охотился он только ради мяса, рыбачил для пропитания — чаще всего не один, а с Марковым. Так и жил потихоньку. Они часто соседствовали в этой хижине, много ссорились — как братья, — но всегда мирились. Марков был его лучшим другом.

Однако не ему, а их общему другу Даниле Зайцеву пришлось рассказать Тамаре Борисовой о том, что случилось в лесу с ее мужем. Маркова не было дома уже почти месяц, и Борисова очень соскучилась. «Я больше всего боялся, как скажу его жене, — вспоминал Онофрейчук. — Мне было страшно одному идти к ней, и я позвал Зайцева. Но так и не смог войти в дом, остался на улице. А ему сказал: иди, расскажи ей. Потому что перед глазами так и стояла та картина».

Данила Зайцев — кривоносый, с тяжело нависшими бровями и проницательным взглядом — человек сильный и решительный. Он отправился к Борисовой один. Зайцев постарался по возможности быть деликатным, но каково приносить такие вести? «Я подбирал слова очень осторожно, — говорил он. — Сказал, что на него напал тигр. Сначала она не поняла, решила, что ему удалось спастись».

Зайцеву пришлось начать заново, а Онофрейчук стоял на улице и прислушивался. Когда в доме раздался женский крик, он понял: страшное известие получено.

Борисова буквально обезумела от горя. Она хотела видеть мужа — настаивала, требовала, умоляла так отчаянно, что сердце разрывалось от сострадания. Друзья мудро решили, что этого допустить нельзя. Они отнесли останки Маркова в дом Кузьмича — одинокого плотника, жившего на самом краю деревни. Онофрейчук и Зайцев притащили несколько кедровых досок, и Кузьмич сколотил из них гроб — обычного размера. Однако похоронить Маркова сразу же не удалось, потому что Борисова заказала для него новый костюм. Кроме этого костюма, в гроб и класть-то особо было нечего. Но в тот момент Борисовой казалось, что мир рухнул, и она искала спасение в мелочах: ей нужно было, чтобы ее мужа похоронили в костюме. Несмотря на то что на дорогу до ближайшего магазина — в Лучегорске — и обратно требовался целый день, друзья поняли, что для нее это важно. Когда Борисова уехала, они отправились на деревенское кладбище копать могилу.

Кладбище, раскинувшееся на лесистом пригорке примерно в километре к югу от деревни, было небольшим — не потому, что Соболиный образовался недавно, а потому, что люди, нанимавшиеся работать на лесозаготовке и приезжавшие туда жить, чаще всего были слишком молоды, чтобы умирать. Однако порой смерть настигает рано, поэтому на кладбище в Соболином сравнительно велик процент детей и молодежи. Некоторые могилы отмечены каменными надгробными плитами, большая часть — православными крестами, кустарно отлитыми из грубой стали или сколоченными из дерева. Если бюджет позволял, родственники заказывали фотографию покойного на эмали и помещали ее на надгробие. Сегодня это кладбище — единственное место на земле, где можно воочию увидеть, как выглядел Владимир Марков.

Он был невысок, крепко сбитый, с высокими скулами, печальными глазами и волевым подбородком. Онофрейчук и его жена Ирина считали его похожим на цыгана. Тамара Борисова описывала его иначе: «Хоть он и был русским, в его лице угадывались не то армянские, не то грузинские черты». Смуглокожий красавец с темными вьющимися волосами и сине-зелеными глазами быстро завоевал ее сердце. Несмотря на свой небольшой рост, Марков обладал недюжинной силой. Когда-то в Соболином был собственный бар. До того как он сгорел, Марков там работал, и Борисова помнит, с какой легкостью он перетаскивал столитровые пивные кеги.

Вернувшись из армии, Марков выучился на лесоруба и отправился на заработки в леса на юге Приморья, недалеко от Арсеньева — города, названного в честь знаменитого путешественника. В Соболином Марков появился около 1980 года, когда ему было уже под тридцать. Здесь было больше возможностей подзаработать, а заодно и уехать подальше от первой жены, брак с которой оказался неудачным. Соболиный вырос среди тайги всего за несколько лет до его приезда, когда здесь начались работы Среднебикинского леспромхоза — государственного предприятия, занимавшегося в Бикинской долине валкой перестойного тополя, дуба и сосны. За Уралом именно Приморье лидирует по объемам и качеству производимой древесины, а в те годы бикинские леса стояли практически нетронутыми.

На дороге, которая в теплое время года из пылящего ада в течение часа может превратиться в чавкающее болото, а зимой попросту погребена под снегом, Соболиный — самая дальняя деревушка. Во времена расцвета здесь, в небольших домиках, беспорядочно рассыпанных над рекой, проживало около 450 человек. Место неуловимо напоминает североамериканский шахтерский поселок середины 1920-х годов, разве что прямых углов поменьше. В деревне нет ни тротуаров, ни мощеных дорог, отсутствует канализация, в домах дровяное отопление, а воду добывают из колодцев. Телефоны — большая редкость. Электричество, которое при советской власти было символом современности и козырем в вечном соревновании с Западом, производит дизельный генератор на краю поселка. Сразу за деревней начинается тайга и простирается на сотни километров во всех направлениях.

Для людей определенного склада Соболиный предлагал все, о чем только можно было мечтать: приличный дом, стабильную работу, реку, богатую рыбой, и — для тех, кто знает, что искать, — лес, полный орехов, ягод, грибов, лечебных кореньев и дичи. Летом здесь даже арбузы можно выращивать. Леспромхоз обеспечивал работу школы, больницы, библиотеки, магазина, дома культуры и даже парикмахерской. Когда Марков приехал сюда, Соболиный внушал оптимизм и надежду на будущее, и молодежь, поселившись здесь, была благодарна судьбе. Тут казалось, что коммунистические принципы действительно работают и Человек, Природа и Промышленность могут мирно сосуществовать на благо друг другу. Преимущественно народ стекался сюда из других уголков Дальнего Востока, включая Хабаровский край и остров Сахалин. Некоторые успели поработать на Крайнем Севере. Это были люди суровой закалки, среди которых многие женщины трудились, охотились, пили и даже дрались наравне с мужчинами. Марков и Борисова познакомились в лесу, когда она обрубала сучья на лесоповале, а он сортировал бревна. Она тоже была разведена и, познакомившись с ним, не могла поверить своему счастью. «Когда мы только встретились, — вспоминает она, — мне казалось, что я на седьмом небе. Я все спрашивала себя: за что мне такое везение? Он помогал мне во всем».

В 1982 году у них родился сын, и детей в доме стало четверо. Борисову очень радовало, как муж относится к детворе. «Он был с ними бесконечно добр, иногда даже слезы наворачивались, — вспоминала она. — Бывает, заболеет чужой ребенок, а он рысий жир натопит и несет ему, даже если у нас самих ничего не остается. Для других последней рубашки не пожалел бы».

Подобно многим жителям небольших поселков Марков был мастер на все руки. Он умело управлялся со сварочным аппаратом и даже сам смастерил серп и молот для местной школы. Помимо работы на лесозаготовке он посменно с Данилой Зайцевым дежурил в генераторной, подрабатывал диджеем на клубных дискотеках. Марков мог бы с легкостью быть сортировщиком, водителем, оператором тяжелой техники, но это не редкость среди тех, кто работает на лесоповале. Характер Маркова неизменно выделял его из толпы: он был веселый, обаятельный, к нему все тянулись. Даже в самой неприятной ситуации, каких хватает в местечках вроде Соболиного, он умел пошутить и разрядить обстановку.

Однажды зимним вечером за чашкой обжигающе горячего чая Ирина и Андрей Онофрейчук рассказали следующую историю. «Как-то раз Маркиз ночевал у нас, — начал Андрей. — Наш младший сын Ваня был тогда совсем маленький, ходить еще не умел. Ира отнесла его в комнату, где спал Маркиз».

«Я Ваню в кресло посадила, — подхватила Ирина, — прямо возле постели. Маркиз спит, а его рука с кровати торчит, ладонью вверх. Я перед Ванечкой тарелку поставила и говорю: осторожно, очень горячо. А он сразу в рот потянул, обжегся и остальное все Маркизу в руку опрокинул. Тот, естественно, проснулся — горячо же. Сразу все понял и давай дурачиться, словно и не спал вовсе. Назвал Ванечку Иваном Грозным и смеется: меня сам царь-батюшка кормит!»

«Ваня уже вырос, а прозвище к нему так и прилипло: Царь. Это Маркиз его придумал», — объяснил Андрей.

Марков был очень артистичным. Рассказывая анекдоты, он часто начинал говорить с кавказским акцентом и характерными ошибками. Русским этот акцент кажется смешным, как многим американцам — подчас грешащая против грамотности речь жителей южных штатов. Сталин по национальности был грузином, и в свое время от кавказского акцента во рту появлялся привкус страха. Пережившие ту страшную эпоху искали в смехе лекарство от прошлого. В репертуаре Маркова было много анекдотов про армянское радио, которые начали появляться в Советском Союзе в пятидесятые годы. Армянское радио — выдуманная передача, в которой ведущий в прямом эфире дает ответы на каверзные вопросы самой разнообразной тематики: от секса до социалистической идеологии. Основной принцип простой и жизненный: спрашивайте о чем угодно, а мы ответим как попало. Вот один такой анекдот:

Часто объектом насмешек был режим:

Маркову нравились такие анекдоты, и в кругу друзей он часто их рассказывал.

Во многом благодаря хорошему чувству юмора и легкому характеру Маркова на него обратил внимание директор леспромхоза, к которому сотни его подчиненных уважительно обращались по имени и отчеству — Борис Иванович. Веселый и общительный, Марков был отличным товарищем в дальних поездках по суровому таежному краю, и Борис Иванович взял его к себе личным водителем. Так Марков стал одним из тех редких людей, которым довелось разъезжать по тайге на «волге». Это был странный выбор автомобиля. «Волги» считались элитными машинами, в советские времена на них ездили дипломаты и партийные руководители. Этот автомобиль уместно смотрелся на широких московских или ленинградских проспектах, но никак не в лесах Приморья. Картина была противоречивая и немного комичная: известный весельчак и балагур Марков, в белой рубашке и костюме на все пуговицы, за рулем «правительственного лимузина» месит пыль, грязь или снег по дорогам Бикинского района. Из всех доступных вариантов это была самая безопасная работа. В то время никто не поверил бы, что среди всех шоферов России — или даже всего мира — именно Маркову выпадет печальный жребий быть растерзанным тигром.

Как и Лев Хоменко, Марков был зарегистрирован в Алчанском охотничьем обществе. Большинство охотников в этих краях (Марков в том числе) особое внимание уделяли соболям — крупным животным из семейства куньих, имеющим для русских примерно такое же значение, как бобры для американцев. Само название поселка — Соболиный — говорит о том, что этих зверей в округе было много. Алчанское общество покупало у охотников меха и мясо по фиксированным ценам, тем самым обеспечивая стабильный и безопасный рынок и возможность честного заработка. До недавнего времени здешняя меховая индустрия была оплотом экономики Дальнего Востока и главным мировым поставщиком. Торговля мехом имеет большое значение для Приморья и так или иначе упоминается в большинстве местных преданий и легенд — точно так же, как в ранней истории Соединенных Штатов и Канады. На тематических географических картах Приморский край особенно выделяется богатством природных ресурсов и слаборазвитой промышленностью. Шкуры, добытые здесь, отправляют в Сибирь, за две с лишним тысячи километров на восток — в Иркутск, где их обрабатывают перед продажей, как и триста лет назад. Иркутск расположен недалеко от озера Байкал, которым с запада ограничен ареал амурского тигра. На гербе города изображен тигр с соболем в пасти.

 

Кроме веселья и шумных вечеринок Марков увлекался чтением. Тамара Борисова говорит, что у него было много любимых книг — например, «Дерсу Узала» Арсеньева. А «Всадника без головы» он буквально зачитал до дыр. Эта история, основанная на реальных событиях, впервые была опубликована в 1866 году. Ее автор — Томас Майн Рид, известный ирландско-американский писатель, журналист и путешественник, участвовавший в мексиканской войне. Большинство англоязычных читателей давно потеряли интерес к литературному наследию Рида, но в Советском Союзе брежневской эпохи он оставался популярен. По сегодняшним меркам, проза Рида довольно затянутая, язык витиевато-вычурный и от этого тяжеловесный. В переводе на русский его книги достигают пяти, а то и шести сотен страниц. «Без пощады!», «Смертельный выстрел», «Охотник на тигров» — на их страницах викторианский романтизм приобретает кровавый оттенок. Борисова не может объяснить, чем «Всадник без головы» так поразил воображение ее мужа, но на ее памяти он перечитал роман как минимум трижды. «Ты его скоро наизусть выучишь!» — шутила она.

В восьмидесятые для Маркова наступил золотой век: работа была постоянной, жизнь размеренной. Жена его обожала и очень беспокоилась, когда он уходил в тайгу на охоту. Порой он пропадал из дома на несколько недель. На кухне, сидя возле традиционной русской печи, Борисова вспоминала: «Бывало, он придет домой и рассказывает, что видел тигриный след. Я ему говорю, чтоб он был осторожнее, а он мне в ответ: почему это я должен тигра бояться? Пусть он сам меня боится!»