Чага уже с полудня сидел в Доме культуры с Эдипом. Лорс много слышал о Чаге, о его похождениях и удали, а увидел его впервые, потому что Чага все время где-то разъезжал.
Чага удивил Лорса тем, что в нем на вид не было ничего хулиганского. Лет ему двадцать шесть, как Эдипу. Такого же среднего роста, только волосы не черные, а каштановые, зачесанные назад и немного вбок — скромная красивая прическа. Добродушно прищуренные, внимательные глаза. Простая речь, без всякого жаргона. Ни одной наколки на руках. Одет в простенький лыжный костюм из серой фланельки, словно мирный горожанин, собравшийся по грибы.
Поздоровался Лорс с директором и Чагой рассеянно и мрачно, потому что увидел: «порядок восстановлен». Вешалки исчезли, трюмо убрано, шахмат нет. На стенах зала опять красуются эти коптилки. Черт с ними! Но кому мешали лампочки в патронах? Пустые патроны всегда почему-то нагоняли на Лорса ощущение смутной тоски.
Эдип встретил Лорса миролюбиво и начал жаловаться:
— Вы экспериментируете, а страдает моя нервная система. Вчера на танцах мне учинили дебош!
Оказывается, к Эдипу в кабинет ворвалась «эта сумасшедшая Клавка с фермы» и требовала: «Где электричество, поганый артист?! Я себе грим сделала в расчете на освещение! Где трюмо, чечеточник, — я в соответственном костюме…»
Да, Эдип знал жизнь! Как он точно предугадал, к чему приводят прогрессивные новшества…
Чага напевал, острил, а Лорс почему-то подумал, что уж слишком у Чаги, кажется, добродушный прищур глаз. И слишком уж он презрительно говорит о местных хулиганах. Кто же не знает, что Васька-Дьяк слывет «личным представителем» Чаги в Предгорном!
Потом Лорс впервые за время своей клубной жизни сел за пианино и, к великому удивлению и зависти Эдипа, заиграл. Играл он только по слуху, левая рука диссонировала, и приходилось жать на педаль, чтобы скрыть это. Чага пел; голос у него был очень приятный.
Клубные работники должны быть или в непримиримой вражде с хулиганами, или в состоянии мирного сосуществования. Поскольку Чага давно не имел прямых интересов в Доме культуры, Эдип держался с ним, как король с другим дружественным и лояльным королем. Чага был его высокий гость, и Эдип предложил пойти теперь всем в чайную.
…Лорс не мог потом вспомнить, кто же первый завел разговор о боксе. Может быть, виноваты были сами стены чайной, которые помнили, как Чага однажды послал здесь в нокаут сразу троих.
— У меня иногда неплохо проходит апперкот правой, — похвастался Лорс.
— Мы можем проверить это на деле! — вызывающе сказал Эдип, выпятив грудь.
«Эх, с каким бы удовольствием я тебе дал!» — подумал Лорс, злой на Эдипа еще со вчерашнего дня.
Самое лучшее место, чтобы потолковать о боксе, было, конечно, под горой, стоило только спуститься от чайной.
…Облюбовали и обозначили прутиками площадку недалеко от шоссе. Мягкая, невысокая трава покрывала упругую, как резина, влажную землю. Готовый ринг!
По жребию первая встреча выпала Лорсу и Чаге.
Чага, посмеиваясь, защищался, но Лорс дважды загнал его «на канаты» — заставил выйти за ринг. Лорсу показалось, что защищался Чага не всерьез, а только раззадоривал.
Но раззадорился почему-то не Лорс, а Эдип. И раззадорился против Лорса, который, хотя ничего не понимал в нюансах клубной работы, но, оказывается, и на пианино играет (Эдип не терпел соперников в искусстве), и знаменитого Чагу загнал.
— Суди нас, Чага! — воинственно закричал Эдип, снимая пиджак и становясь против Лорса.
— Ну, тогда уж по всем правилам, — посмеивался Чага.
Мимо по шоссе пылили машины. Проезжавшие на бричках колхозники останавливались, чтобы увидеть настоящий бокс. Толпились любопытствующие и на горке возле чайной. Эта «галерка» предпочитала держаться подальше от зрелища, в котором участвовал сам Чага.
Ударом камешка о ржавую консервную банку Чага изобразил гонг.
Эдипу мешала в бою гордая сценическая осанка, с которой он не мог расстаться даже в такую минуту. Темперамент гнал его вперед, а осанка не позволяла достаточно согнуться в стойку. В результате он шел сильно раскрытый и натыкался на кулак Лорса.
Наконец Эдип полез напролом и вцепился Лорсу в больную руку, стараясь укусить другую. Пришлось послать его в нокдаун.
Это вызвало у зрителей восторг.
Опамятовавшись уже при счете «семь», Эдип сумел просунуть увесистый кулак Лорсу ниже пояса. Пока Лорс, согнувшись от боли, приходил в себя, Чага держал Эдипа. Колхозники кричали:
— Мешаешь, судья! На мыло!..
Удивительную безграмотность и сварливость проявил Эдип, не соглашаясь, что нанес незаконный удар. Чага уже успел было убедить Эдипа и колхозников, как галерка закричала:
— Чага, Вахидов бежит!
Срезая косогор и придерживая кобуру с пистолетом, вниз бежал длинный, изогнувшийся майор Вахидов из милиции.
Как потом узнал Лорс, один из председателей колхоза подъехал к райкому и крикнул в окно секретарю: «Чего вы тут скучаете в кабинетах, когда под чайной такой интересный матч? Говорят, на ринге ваши районные культпросветработнички!»
— Ну, мальчики, бой окончен, — торопливо увещевал Чага. — Будьте спортсменами, пожмите друг другу руки. Вот так, повыше, чтобы видела родная милиция.
Подбежавшему майору Чага доложил с дружеской улыбкой:
— Все в порядке. Обошлось без нокаута.
— Стравливаешь, Чага, мутишь! — потряс пальцем Вахидов. — Как только ты у меня в районе появишься, обязательно че-пе. Когда-нибудь я до тебя доберусь…
— Только не сегодня, майор, — жестковато засмеялся Чага. — Видите, как обнимаются противники? Тут же честный спорт. Ринг! Судья! Публика на трибунах!