Глава 14

— Вот дуры! — бабуля вдруг явственно хихикнула, не переставая при этом разматывать с себя всевозможные тряпки — И ты дурень!

— Чегой-то дурень?! — слегка обиделся я.

— Ну зачем, зачем ты их сделал на одно лицо?! Тебе что, не интересно с РАЗНЫМИ девками кувыркаться, что ли?! Одна фигура, волосы одного цвета, глаза одного цвета, даже сиськи — и то одного размера! Тьфу! Никакой индивидуальности!

— Рост разный! — не согласился я, вдруг почувствовав, как на щеки наполз румянец. Господи, я думал, что уже разучился краснеть! И вот…

— Ну еще и рост надо было одинаковый! Совсем уж тогда смех один! Как в отливке сделаны!

— Они попросили, я сделал — вяло защищаюсь, понимая, что бабуля права — Передумают, переделаю. Слышала такое выражение: «Клиент всегда прав»?

— Не слышала, и слышать этот бред не хочу! — воинственно фыркнула бабуля, сбрасывая на землю юбку и оставшись совсем нагишом — Не всегда прав! Это дурак какой-то придумал!

— Ложись — командую я, мрачнея и злясь — Сейчас начну колдовать, будет больно. А то и сознание потеряешь. Ударишься головой, а потом мне снова лечить. И знания из головы вылетят. А ты мне еще много должна рассказать, очень много! Только постой немного, я осмотрю рубцы…

К моему удивлению бабуля не протестовала — вначале постояла, по команде то поднимая руки, то опуская, потом улеглась на расстеленные ей же тряпки, сложив руки на плоском животе.

— Мда…поработали они над тобой…вот мрази! — не выдержал я — Такую грудь испортить! Почему лекарка не смогла убрать рубцы? Я даже до того, как поднял свой уровень мага, мог легко убирать такие штуки.

— Дурацкий вопрос — хмыкнула бабуля — Кто-то сильнее, кто-то слабее. Вот тебе достался дар такой, какого нет ни у кого ни в Империи, ни за ее пределами. Таких как ты возможно что единицы по всему миру. А может, и вообще таких нет. А ты тут…бахвалишься! Ведь бахвалишься, признайся! Молокосос…

— Да мне за сорок!

— Да ты дитя по сравнению со мной! Дитя глупое! И разумом, и телом! Так что помалкивай, и слушай, что бабушка говорит! Ты…

Договорить она не успела. Я быстрым движением коснулся ее лба, взгляд бабули остановился, а веки медленно-медленно закрылись. Будто кнопку выключателя нажал. Ну а чего — она так-то бабка неплохая, но прямая, как лом, и такая же тяжелая в обращении. Долго с ней общаться — все равно как долбить каменистую сухую землю. Руки в мозолях, глаза на лоб, и пот течет ручьем. Ее надо малыми порциями воспринимать, и лучше — через день.

Ну что же…начнем, помолясь. Всю группу мы с бабулей оставили в лагере, а сами спустились к ручью — тому самому, что тек сверху, с горы, только здесь он уже журчал по песчаной подошве, такой же прозрачный, но уже потеплее чем тогда, когда выливался из-под ледника. Так-то бабуле было все пофиг с ее воркскими представлениями о наготе — она готова была раздеться и заняться лечением прямо посреди толпы народа, но я настоял, чтобы мы уединились. Во-первых, все-таки столетняя старушка, хоть и выглядит на тридцать-тридцать пять, надо поддерживать уважение к возрасту.

Во-вторых, и главное — будут таращиться, шептаться, хихикать, охать и вздыхать, отвлекая меня от процесса лечения. Нефиг мешать Авиценне! Дрогнет рука, и я бабке третью сиську выращу!

Кстати, размер сисек ей придется уменьшать. Ну, во-первых, зачем ей таскать такой груз. Во-вторых, левую грудь так поуродовали, что сосок прирос криво, в сторону — вырвали целый кусок плоти. Это же надо обладать такой шипучей злобой! Ведь все-таки можно сказать сестры — тоже Хранительницы, и вот — у них будто мозги промыли. Невероятная, запредельная жестокость! Живот исполосовали, спина — вся в шрамах, да таких глубоких, что казалось — кто-то вырезал из женщины длинные куски мяса для поджаривания на сковороде. Как там называется, эскалоп? Я не знаток кулинарии. Или отбивная?

И бедра изрезали, пах искромсали (это-то зачем, уроды?!). Чуть бы в сторону — сейчас не было бы бабули. Едва бедренную артерию не задели. А там — три минуты, и покойник. Впрочем — ей бы не дали умереть так просто. Легкая смерть. Ей должны были выпустить кишки, а потом намотать их на палку. По крайней мере, бабуля сказала, что ей это горячо обещали.

Я раньше не видел вблизи все ее раны — когда мы висели на столбах и потом бегали по лесу, спасаясь от драконов, все были покрыты сажей, кровью и грязью. Примерно представлял степень повреждений ее тела, но все мои представления были только тенью этой действительности. Непонятно даже, как она с такими ранами могла не только передвигаться, но еще и разумно рассуждать. Впрочем — вспомнил — она сказала, что умеет отключать у себя боль. Что-то вроде самогипноза. Полезное умение для любого человека, особенно такого, который вечно лезет туда, куда нормальный человек нос не сунет.

Пальцы ног расплющены, сломаны, на костях лодыжек утолщения, шишки — видимо по ним били. Как и по пяткам. И двух коренных зубов нет — видимо выбили.

Странно…почему она не может лечить сама себя? Впрочем — она только что сказала, что вопрос дурацкий. Потому что НЕ МОЖЕТ. Не хватает силы и умения.

Ну что же…приступим, помолясь! И кстати…есть у меня одна мыслишка…надо тебе немного укоротить язычок. «Я старая, я мудрая, я больше знаю, а вы все дураки!» Посмотрим, что ты запоешь, когда очнешься…хе хе хе…

* * *

Хлоп! Только что тьма, накрывшая ее на полуслове (проклятый мальчишка усыпил ее тогда, когда она собиралась выдать ему нравоучительную фразу), а теперь — солнечный яркий день, и легкость. Легкость, которой она не ощущала уже много, очень много лет!

Еллана одним движением вскочила с земли. Просто вот так, как в юности — прыг! И уже на ногах. Когда-то она была очень ловкой и сильной, одной из лучших воительниц ее возраста. Но с тех пор уже прошло…и сама забыла — сколько лет. И вот… Кстати, почему она вдруг решила вскочить именно так?! Что это ей в голову стукнуло?! Как девчонка!

Келлан…она так и не могла забыть, что это совсем не Келлан. Раньше все-таки было проще, когда он звался «Петр», надо приучать себя к мысли, что внука нет, ушел, и никогда уже не вернется. Так вот Келлан стоял рядом в пяти шагах от нее и смотрел с каким-то странным выражением лица, будто чего-то ожидал. И ощущение такое, что он готов тут же задать стрекача. Та-ак…и что же он такое с ней натворил?

Еллана очертила рукой большой овал в рост человека, краем глаза отметив удивление своего «лекаря» (Что, мальчик…удивлен? Тебе еще учиться и учиться!), линия сразу замерцала, загорелась тусклым багровым светом, видимым даже в солнечных лучах. Потом подала в овал импульс Силы, и…овал замерцал, заискрился, и через несколько секунд перед ней возникло идеально чистое, незамутненное ничем зеркало. Оно продержится минут десять, или пятнадцать, но этого времени хватит, чтобы рассмотреть, в каком состоянии теперь ее тело.

И первый брошенный взгляд привел ее в состояние каменного столба! Проклятый мальчишка, что он натворил?! В зеркале отразилась молоденькая девчушка лет семнадцати, или даже моложе — белоснежная, чистая и гладкая кожа, узкие, мальчишеские бедра, длинные, прямые ноги, маленькая девичья грудь, плоский живот — такой, или примерно такой (сейчас она точно красивее) Еллана выглядела много, много десятков лет назад. И нельзя сказать, чтобы этот гаденыш изменил ее лицо до неузнаваемости — нет, совсем нет! Это была она, Еллана, но куда делось ее вечно хмурое выражение лица? Ее жесткие складки у рта, делающие лицо строгим и даже неприязненным? Теперь полные губки девчушки постоянно будто улыбались, а на гладком лице ни малейшего намека на морщины! Да демоны его задери — ей не больше пятнадцати лет!

Дурацкая мысль пришла в голову — с этого подлеца станется, если он и девственность ей восстановил — так, просто из вредности. Как последний штрих картины!

Нет, ну так-то получилось конечно же…красиво, любая женщина может только мечтать о таком теле, но гаденыш — зачем было волосы делать платиновыми, с серебряными отливом, как у его девок?! Ах ты же гад! Ну, погоди!

* * *

Я ждал чего-то подобного, но все-таки не такой бурной реакции. Вначале бабуля удивила меня тем, как легко и быстро создала из воздуха огромное зеркало. Между прочим — точно понтовалась, старая! На меня поглядывала с таким превосходством, как академик на первоклашку.

С минуту, или две рассматривала себя в зеркале, поворачиваясь боками, спиной, и снова передом. А потом схватила здоровенную палку и бросилась на меня в атаку. Ну а я дал стрекача — не драться же с бабулей?! Если я ее побью, скажут: «Бабушку избил, мерзавец!» Если она меня отлупит: «Да его бабка отлупила!» И то, и другое позорно. А потому — беги, Буратино! Спасайся!

Надо сказать — бегала бабуля очень даже недурно. В гору, да с таким здоровым дрыном — попробуй-ка, побегай! Но она неслась как горная газель, только рычала по дороге и ругалась звонким девичьим голоском. Матерно ругалась. Я бежал быстрее, и это ее очень злило, она требовала остановиться и принять кару так, как и подобает настоящему мужчине. Не будь дураком (и настоящим мужчиной), я старался не подпустить ее близко — дрын-то можно еще и метнуть. Кстати — о магии почему-то даже и не вспомнил. Может просто потому, что ситуация былой невероятно глупой, и меня душил идиотский смех? Я мчался вверх по склону, хохоча, задыхаясь от смеха, следом «бабуля» с дрекольем, голая, как Ева в Раю — ну чем не «Пес Барбос и необычайный кросс»?

Когда мы ворвались в лагерь, поднялась дичайшая суета — никто не мог понять, что происходит, и что за голая девка пытается оглоушить предводителя. Только когда я прячась за соратниками начал увещевать разъяренную фурию, все сообразили, в чем дело, и…начали хохотать, да так, что сейчас нас можно было брать голыми руками — даже Герат повалился на землю, красный от натуги, и держась за живот ржал в голос.

А закончилось это все магическим поединком. Бабуля совсем уже вошла в раж, вспомнила о магии, и попыталась уцепить меня за ногу невидимой рукой. Как только «рука» меня коснулась, я автоматически выставил щит, и обрубил невидимое щупальце. А потом в свою очередь попытался уцепить «бабулю», которую теперь точно не смогу называть бабулей. Нельзя называть бабушкой девушку, которая выглядит моложе всех в этом лагере, девушку с курносым носиком, пухлыми улыбчивыми губками и белыми, как снег щечками. Язык не повернется называть ее старухой. Если только в шутку…

Борьба закончилась моей победой. Я пробил ее щит, ухватил, обездвижил, и попросил Соню принести плащ — накрыть нашу лекарку, укрыть ее от нескромных взглядов парней, которые нет-нет, да и бросят взгляд на прелести бывшей старухи. Мда…и чего так возбудилась?! Жир лишний убрал, целлюлита теперь и намека нет, ноги прямые, как у олимпийской бегуньи, грудь…маленькая, да, но зато соски крупные и груди правильной формы! Вон как красиво торчат! Да спасибо мне должна сказать!

Ну да…с платиновыми волосами и восстановлением девственности я слегка переборщил. Как и с формой губ. Но нечего меня все время третировать! Дурак, идиот, недоумок — только и слышишь про ее великий возраст и невероятную мудрость. А зато я сильнее! И теперь с этим живи.

Пришлось удерживать бабулю…Еллану еще час, и весь этот час она ругалась, почти не повторяясь и обвиняя меня во всех грехах. Основными из которых были тупость, идиотизм, и владение силой, которая дураку досталась (вот что и обидно!). Но кстати сказать — вернуть внешность тридцатипятилетней дамы почему-то не потребовала. А когда я после того как она успокоилась предложил вернуть все «взад» — послала меня матом и махнула рукой. Может подействовало то, что девчонки все это время пока она ругалась искренне восхищались ее внешностью, и заверяли, что она превзошла их по красоте и молодости. И что все мужчины теперь штабелями будут валяться у ее ног. Между прочим — пророческое было заявление…

А еще — лекарка, которая всех нас лечила с самого начала и даже возможно что спасла, начала рыдать и яростно вопить, что она тоже хочет стать красавицей, что она заслужила, и то, что нечестно так — всех сделать красотками, а ее оставить в стороне. На что я шуткой (чисто шуткой, клянусь!) сказал, что если я сделаю ее красоткой, то придется стать моей рабыней в гареме на вечные времена. Потому стоит хорошенько подумать, прежде чем пойти на такое. И был немало удивлен, когда лекарка заявила, что готова на все, и клянется навечно быть моей. Пришлось извиняться и сказать, что пошутил, что я ее и так поправлю, без всяких условий, и она совершенно не обязана ублажать меня в постели. Мне честно сказать и без нее хватает проблем с бабами, еще и новую на шею вешать! Вот так в нашей компании стало и еще на одну платиновую блондинку больше. Что вызвало ехидные замечания ба…Елланы. Теперь только так буду называть — «Еллана». Но пока сбиваюсь на «бабушку».

Между прочим, эта самая Айна дочь одного из старейшин, одного из тех, что нас сдали. И чью дочку мы спасли. Айна — ее сестра.

Мне пришлось и ей, как и остальным, расширить каналы поступления и отдачи магической энергии. Не знаю, могу ли я из обычного человека сделать мага, но то, что из обычного, слабого мага запросто делаю крепкого середняка — это точно. А из сильного мага, такого, как моя бабушка — делаю архимага. Есть ограничения, каналы расширяются до определенной степени (я это каким-то образом чувствую), но с чем это связано, я не знаю. Я вообще ни черта не знаю — действую или наощупь, интуитивно, или у меня всплывает информация, которую некогда заложили в меня призраки, щедро поделившись своими знаниями. Но… сейчас я превзошел всех их по силе. Так что дальше для меня все закрытая книга. Что могу, как могу — только догадываюсь. И от догадок моих просто перехватывает дух. И в душе разгорается огонек злорадства. Сразу вспоминается старый фильм «Крепкий орешек», где герой Уиллиса добыл себе оружие. «У меня теперь есть машинган — Йо хо хо ублюдки!» Теперь мы повоюем!

К городу ворков мы подъехали на следующий день, примерно в два часа пополудни. К чести Герата и его спутников — они нас не оставили, поехали с нами, хотя и были немало потрясены случившимися с нами трансформациями и нашими планами преобразования природы. Все я им конечно же не рассказал, но в общих чертах они знали — я еду возвращать СВОЙ Престол.

Тропа вывела нас на опушку леса перед горным кряжем, и первое, что я увидел на земле — множество следов коней и людей. Здесь прошли несколько тысяч тяжеловооруженных всадников и пехотинцев. Земля была просто-таки взрыта до состояния загона для скота, или, применительно к ситуации — для лошадей. Конский навоз, следы подкованных сапог имперской пехоты — тут не было никаких сомнений, Лес оккупирован войсками Империи.

В лес шла едва заметная когда-то дорога, заброшенная много, очень много лет назад — по ней мы уходили от разбитого города, по этой дороге и ушло имперское войско. Они поднялись вдоль кряжа по этой самой дороге, и по ней же углубились в лес. Отсюда до города ворков несколько часов езды, если только знать, куда ехать. Имперцы теперь знали.

Их мы вначале услышали, и только потом увидели. Стук топоров и жужжание десятков пил разносился далеко по притихшему, будто напуганному лесу. Оно и было чему пугаться — имперцы равномерно, целенаправленно сносили все деревья, которые ранее закрывали город от глаз наблюдателя. Везде валялись гигантские стволы деревьев, каждому из которых было не менее двух-трех тысяч лет. А может и гораздо больше. Волшебный лес, который защищал себя и своих жителей, стал просто лесом, и теперь его планомерно уничтожали.

Ну а что…логично, и такое уже было. В другом мире было, но какая разница? Некогда прерии Северной Америки покрывали бесчисленные стада бизонов, миллионы и миллионы бизонов, которые давали жизнь множеству племен индейцев. Индейцев надо было лишить источника существования, и значит — бизоны обречены. Их стреляли даже из проезжавших по прерии поездов. Просто так, ради развлечения. Каких-то убивали сразу, а другие, раненые, медленно умирали ползая по прерии. У завоевателей Америки не было ни совести, ни жалости, ничего человеческого в душе. Только деньги, только желание захапать все, до чего дотянутся руки. Бизонов не стало. А индейцы, те, что не были убиты и не вымерли от голода и болезней, принесенных разносчиками демократии — отправились в резервации, где и по сей день медленно спиваются, получая подачки от ненавидимого ими правительства США.

Вот и здесь — как убить среду обитания лесного народа? Конечно же — надо вырубить лес. И как можно быстрее. И лучше всего — руками самих же ворков. Почему бы и нет? Пусть работают, теперь их участь — быть рабами на века вечные. Такова их судьба.

* * *

Лейтенант Эйгель поднял голову и посмотрел в даль, туда, куда уходила просека — к горному кряжу. Ему было жарко. Не спасало даже опахало, которым усиленно махали две воркские девчонки лет пятнадцати — измученные, заплаканные, но еще не совсем, не до конца помятые. Эйгель отобрал их у солдатни, которая с гиканьем собиралась пройтись по ним еще разок.

Красивые эти ворки, ничего не скажешь! Кстати, всех предупредили, чтобы с местным населением обходились помягче, не особо усердствовали с местью за прошлые прегрешения. Но где там! Во-первых, у солдат накопились обиды — у одного убили товарища прилетевшей из леса одинокой стрелой. У другого украли друга, и потом подбросили его изуродованное тело. Третьи видели, что Непримиримые сделали с населением одного хутора — тогда переблевались даже самые старые, устойчивые к таким зрелищам вояки. Так что стоило только кому-то из ворков хотя бы мысленно выказать угрозу в сторону солдата — его убивали на месте. Просто за взгляд, за нехорошую гримасу на лице, за то…что просто не понравился встреченному им латнику.

А еще — по слухам у ворков имеются огромные запасы сокровищ — драгоценных камней, золота, драгоценного пахучего дерева, из которого делают украшения высшим аристократам. И значит, нужно выяснить — где сокрыты эти самые укрытые от чужаков сокровища. А каким способом? Пытками, конечно же. И если ворки думают, что имперцы в умении пытать отстают от ворков — это большое заблуждение. И они в этом уже убедились. Пыточная работает непрерывно, сутками напролет. Крики разносятся по всей округе.

Ну а что касается воркских девок — так им за счастье почувствовать в себе крепкий имперский…дух! Эти дикари не имеют никакого понятия, как правильно нужно иметь женщину! Так вот — пусть солдаты слегка развлекутся. Командиры легионов приказали только лишь не усердствовать, женщины должны быть живы и работоспособны.

Лучших женщин, само собой, разобрали офицеры — по старшинству, конечно же. Всех молоденьких, всех самых красивых и свежих. Ну а что похуже — досталось солдатам. А потом будут проданы в бордели. Приказ командования — этого народа в этом месте не должно существовать. Или убить, или отогнать в центр империи. Хватит, почудили! Войне конец!

Что-то привлекло внимание лейтенанта, какое-то шевеление на дороге. Он присмотрелся…караван! Человек десять на лошадях с переметными сумами! Едут спокойно, не оглядываясь по сторонам и не волнуясь, будто на прогулке. Одежда гражданская, никакой брони, копий, и всего такого. Караван, как караван. Встретишь такой на тракте, даже не посмотришь в их сторону. Но что-то зацепило взгляд лейтенанта, и он неотрывно глядел на приближающихся людей, пока с удивлением не констатировал — да это же ворки! Это самые настоящие ворки — белые, как снег! И с белыми волосами!

Караван все ближе и ближе, и вот уже можно разглядеть всех, кто едет в этом караване. Впереди — высокий молодой ворк с очень белой, прямо-таки молочной кожей. У него короткая прическа, он почти лысый. Лицо худое, с резко очерченными скулами. Глаза…странные — фиолетовые, и какие-то сияющие. Одет он в невообразимую мешанину гражданской одежды, но сидит на коне так, будто он сам император, объезжающий вместе со своей свитой торжествующих при его виде подданных. Гордый и независимый, как дикий кот.

Рядом с ним, чуть позади — пятеро девушек-ворков, белокожих, с короткими волосами до плеч, голубоглазых и невероятно, просто фантастически красивых! У лейтенанта при виде этих девиц даже дух захватило — мечта любой имперской девушки (и самое главное — парня!) белоснежная кожа. Потому что это красиво, и потому что смуглыми, загорелыми ходят только рабы и рабыни работающие в поле. А тут — мраморные статуи, да и только!

За девушками — трое парней, один из которых выделяется габаритами тела. Он огромен, как рыжий медведь, и лошадь, на которой он едет, кажется не полноценным боевым конем, а маленьким пони для прогулок подростков. Странная компания, точно!

Караван приблизился на расстояние тридцати шагов, лошади остановились. Предводитель ворков слез с коня, не обращая внимания на взгляды, которые скрестились на нем со всех сторон (замерли даже ворки, которые работали на расчистке площадки под присмотром солдат) прошел к лейтенанту, застывшему, сидя на чурбаке, и звучным голосом, который должно было быть слышно за много шагов от этого места, холодно, и как-то даже торжественно, объявил:

— Я король Келлан! Хочу переговорить с вашим командованием и узнать, по какой причине вы вторглись в мое королевство! Сопроводите меня и моих людей к командиру!

Эйгель выдохнул, не зная, что сказать, и как ответить, и вдруг, будто кто-то его подбросил, вскочил с места и отдал честь этому ворку:

— Лейтенант Эйгель! Сейчас я извещу непосредственного командира о вашем прибытии! Ожидайте здесь!

И помчался в ту сторону, где стояли палатки-шатры командиров легиона и остальных офицеров. Эйгель обладал замечательным чутьем на неприятности, и за малую долю секунды сообразил, что лучше всего будет перекинуть эти самые неприятности на вышестоящее командование. У них головы большие, как у лошади, умные — вот пусть и разгребают дерьмо. А от этого воркского парня веяло такой силой и уверенностью, что перед ним и сухой пенек вытянется по струнке.

Отправить