Глава 6

Нас свободно пропустили в ресторан, хотя я почему-то ожидал, что с этим будут проблемы. Может на швейцара подействовало то, что мы подъехали ко входу на черной «волге»? Впрочем, возможно он этого и не видел, а кроме всего прочего мест в ресторане было достаточно — занято процентов семьдесят столиков. Видимо, еще не время. Позже народ начнет собираться. Впрочем, как и везде.

Отсутствовали и музыканты, инструменты сиротливо лежали на подиуме, ожидая своих хозяев – электрогитары, саксофон. Похоже, что музыканты пришли, разложили свои орудия труда и пошли пока что покурить. Или выпить рюмку кофе.

Именно «рюмку кофе» — в таких заведениях до семи вечера водку не подавали. Официально не подавали. Но «своим» наливали водяру в кофейную чашку. Потому и родилось выражение «выпить рюмку кофе».

Усадили нас в хорошем месте — и не слишком далеко, не у входа, и не слишком близко от оркестра – не будет так шумно, как ожидаю. Кадки с пальмами и еще какой-то зеленью образовывали что-то вроде зеленого уголка, за которым мы и расположились. Нам всех видно, а нас рассмотреть можно не сразу. Я по своей всегдашней привычке сел лицом ко входу.

Кстати сказать, я еще с Кавказа знаю, что например самое почетное место у кавказцев – это прямо напротив входа, и занимает его обычно глава семейства. И этому есть объективное, на генетическом уровне затвержденное объяснение: хозяин дома первый встречает гостей, чтобы оказать им почет и уважение. А еще – первый встречает врагов, чтобы первым принять на себя удар и защитить свою семью.

Ну а у меня – привычка, выработанная военным временем. Я должен видеть потенциальное место боя и входящих врагов.

Официантка принесла нам меню, а когда повернулась, чтобы уйти, я ее спросил:

— Скажите, а когда оркестр начнет играть? Или не начнет?

— Да что вы! Обязательно начнет! — улыбнулась миловидная официантка, носившая на голове смешной белый «кокошник» общепита – Сейчас ребята чаю попьют, и начнут играть!

Мы сделали заказ. Я заказал бараньи ребрышки с жареным картофелем (обожаю, на углях!), салаты, бутеброды с икрой (куды ж без них?), бутылку полусладкого шампанского (чего греха таить, я недолюбливаю сухие вина), ну и Ольга заказала салаты и всякое такое. Пирожных заказывать не стала. Но от мороженого с клюквой не отказалась.

Шампанское и бутерброды принесли сразу, остальное надо было ждать. Как обычно. Мы разлили шампанское, и я поднял бокал:

– Выпьем за тебя, товарищ младший лейтенант! Да, не таращи так глаза — ты теперь младший лейтенант, и служишь в КГБ.

Ольга на самом деле вытаращила глаза так, что казалось — сейчас они выпадут из орбит.

— А еще — выпьем за твою награду, медаль «За боевые заслуги»!

Тут уже Ольга, которая начала пить, поперхнулась, и шампанское полезло у нее изо рта и из носа. Она закашлялась, долго вытиралась, потом хриплым, искаженным голосом сказала:

— Предупреждать надо! Вот это номер! Без меня -- меня замуж выдали! Или ты шутишь?

– Какие тут шутки! – усмехнулся я, и вкратце передал ей содержание нашего разговора с Семичастным – в той части, в которой он касался лично Ольги. Про себя говорить не стал – потом узнает.

– Я – выступать с песнями?! Записать пластинку?! О господи…да, Михаил Семенович, с вами точно не соскучишься! Кстати, ты был прав – нас подслушивали. И не стыдно им было?! Наши охи-ахи слушать! Извращенцы чертовы!

– Ой…да ладно! Ты только больше заводилась, когда вспоминала, что нас слушают! Так что нечего причитать.

– Я не извращенка какая-то! Чего ты мне приписываешь поведение твоей подружки Сьюзен?! Я честная, воспитанная девушка!

– Ну-ну… – не стал я углубляться в дебри Кама-сутры, и снова наполнил наши бокалы – Давай за начало твоей творческой деятельности!

– Миш…я наверное не смогу. Одно дело – выступить перед друзьями, в тесном кружке, и другое…ну ты сам понимаешь.

– Но ты же ходила в музыкальную школу, училась играть и на пианино и на гитаре – ради чего? Для себя?

– Нуу…да! В общем-то для себя. Я и не мыслила себя на сцене! Это все папа с мамой – «каждый культурный человек должен играть на каком-то музыкальном инструменте!». Меня и не спросили, хочу я учиться музыке, или не хочу. Сказали, что в жизни пригодится. Вначале я училась играть на пианино, потом взбунтовалась и попросила, чтобы меня перевели в класс гитары. Вот и…вот! Голос у меня слабый, я не оперная певица, так…могу вот твои бардовские песенки, не более того. Зачем я им нужна? Комитетчикам?

– Зачем? – усмехнулся я – По-моему они хотят как следует окучить эту делянку. Им нужен свой человек в околомузыкальной среде. А может я и ошибаюсь, и нашим кураторам просто понравилось, как ты исполняешь песни. Что вполне вероятно – они тоже люди, и ничто человеческое им не чуждо. Ты ведь хотела официального статуса, ну и вот…получи.

Я поймал взглядом пробегавшую мимо официантку, сделал ей знак подойти, и она тут же изменила траекторию движения, зафиксировавшись возле нашего столика.

– Что желаете? Ваш заказ скоро будет готов!

– Девушка…вы не могли бы принести мне три-четыре листа писчей бумаги и авторучку? Пожалуйста.

– Бумагу и авторучку? Сейчас сделаем!

Официантка, как ни странно, даже не удивилась. Впрочем – а чего ей удивляться? Сюда, насколько я помню, ходят актеры, режиссеры, певцы и поэты – всякая такая богемная тусовка. И если вдруг в этой тусовке у кого-то возникнет мысль записать свои чеканные мысли в виде стихотворения – так зачем мешать творчеству? Наоборот, надо помочь реализоваться настоящему таланту!

В общем, через пять минут передо мной лежала небольшая стопочка бумаги формата А-4 и шариковая авторучка производства Советского Союза. Такие авторучки в конце 60-х начали массово клепать на швейцарском оборудовании, закупленном для наших заводов. Это была уже поздняя авторучка, начала семидесятых. Первые были не очень хорошего качества, насколько я знаю.

– Бери! – подвинул я Ольге стопку, и она непонимающе посмотрела на меня – Пиши!

– Что писать? – она взяла авторучку, лист бумаги и приготовилась.

– Текст песен сейчас будешь писать. Тех песен, что пела первого апреля.

– Зачем? У нас же есть дома, напечатано!

– Сейчас запишешь, ты же ведь их все не запомнила? Может уже и подзабыла слова. Ну вот. Запишешь, а потом пойдешь, и споешь – прямо тут, в ресторане, под музыку оркестра! Такое у тебя будет боевое крещение.

– Не-э-эт… – Ольга недоверчиво помотала головой – Я не смогу! Я не буду! Ты что?!

– А теперь представь, что ты выйдешь на большую сцену и начнешь петь! Представила? И что с тобой будет? Нет, тренируйся при каждой возможности! И кстати – увидишь, как люди реагируют на твои песни.

– На твои песни! – помотала головой Ольга.

– Мои песни и твое пение. Ты ведь подаешь их народу! И думай, как подашь. Все, хватит болтать, пиши!

И Ольга стала писать. А я диктовал. Писала она медленнее, чем печатала, но почерк у нее был красивым, круглым, четким – в отличие от моего, ужасного, как курица лапой. Честно сказать, в последние годы жизни я совершенно отвык писать руками, постоянно на ноутбуке, постоянно компьютер. Руками – только подпись и дату. Да и то…криво. Ну и автограф на книжке.

Мы успели записать текст пяти песен, когда нам принесли горячее, и я решил, что хватит. В самом деле – мы же не ресторанные лабухи, это только так…разрушить ментальный блок Ольги, чтобы она не стеснялась выступать на публике.

И мы отдали должное вкусной еде. На самом деле вкусной – если уж чего и умели делать в ресторанах этого времени, так это вкусно готовить.

Пока мы ели, зал потихоньку набирался посетителями, и к тому времени, как заиграл оркестр, большой зал был практически полон. Кстати, ничего особенного в интерьере зала не было, на мой взгляд, просто как…какая-то столовка, или кафешка. Ощущение вокзального ресторана.

Оркестр заиграл что-то бравурное, попурри из чего-то там – чего именно я не разобрал. Потом девушка-солистка поздоровалась с посетителями звонким, захлебывающимся от искусственной радости голосом, и началась так сказать музыкальная программа вечера.

Я заказал еще одну бутылку шампанского – пока сидели, пока ели, предыдущая бутылка можно сказать выветрилась. Ольга пила мало, больше на вино налегал я, и кстати сказать, заметил, еще со времени пребывания в США – мой организм стал активно сопротивляться алкогольному опьянению. Выпью, накатит легкое опьянение, и…бац! Минут через пятнадцать его как не бывало. Я думал над этим и пришел к выводу – это сродни тому, как мой организм подчиняясь процессу гомеостаза быстро вылечивает последствия ранений. То есть, организм, когда в него попадает большое количество алкоголя, воспринимает спиртное как яд, а состояние опьянения – как отравление. И соответственно принимает меры, расщепляя алкоголь, разлагая его на составляющие и выбрасывая из организма. Мне сразу хочется в туалет, где и происходит освобождение от «ядов» естественным так сказать путем. Моего опьянения хватает максимум на пятнадцать минут.

С одной стороны это хорошо – значит, меня трудно отравить, трудно накачать наркотой, а с другой стороны – я почти лишен удовольствия одурманить свой мозг. Смешно, наверное, но…иногда все-таки хочется напиться и побыть в некотором алкогольном забытье. Редко, но случается. Теперь я этого сомнительного счастья лишен.

Но пятнадцать минут мои! И эти пятнадцать минут я буду испытывать легкое опьянение, придающее хорошее настроение и покой. Так что вторая бутылка шампанского можно сказать целиком предназначалась мне.

Через зал напротив нас расшумелась компания молодняка, явно золотая молодежь, иногда они даже перекрывали своими воплями оркестр, но через некоторое время успокоились – я видел, как к ним подошел администратор, и что-то сказал. Как ни странно, они его послушались. Старые, добрые, патриархальные годы…

Кто именно сидел за столиками возле нас, я не разглядывал, честно сказать, особо не хотелось. Ольга же совсем не смотрела по сторонам – она раскраснелась от выпитого и съеденного, а еще – внимательно читала написанное на листках, шевеля губами и время от времени поднимая взгляд к потолку. Учила текст. В самом деле, не по бумажечке же петь?

Мы просидели еще час, слушая хиты последних лет, начиная с «Черного кота» и заканчивая «Ты мне нравишься» на итальянском из репертуара Магомаева. Люди выходили танцевать на свободное в центре зала место, и я разглядывал танцоров – во что они одеты и как двигаются. Меня все время не оставляло ощущение, что я нахожусь где-то в центре съемок фильма о семидесятых. Вот сейчас «выстрелит» «хлопушка» и режиссер махнет рукой, прекращая съемочный процесс. Все такое нереальное, такое…нарочито «ретро», что просто…ну не бывает такого! Я попал в кино! И эти люди играют людей прошлого, наяривая свой смешной советский твист!

Ощущение было таким сильным, таким устойчивым, что я даже на несколько секунд закрыл глаза, подсознательно ожидая, что вот сейчас я их открою, и…вокруг ничего не будет. Эти люди в кричащих химических одеждах испарятся, как и положено нормальным приличным призракам, решившим выскочить из забытья Преисподней. Но я открыл глаза, и ничего не исчезло. На танцполе извивались, изгибались мужчины и женщины, принадлежность которых к этому времени, этому миру не вызывала никакого сомнения. Я все-таки здесь, в прошлом, и вокруг меня реальный, абсолютно реальный мир.

Наверное, происходят какие-то процессы в моем мозгу, подсознательно я похоже так и не могу примириться с тем фактом, что оказался в прошлом, и что никогда теперь не смогу вернуться назад, к своим жене и дочке. Никак не хочу с этим примириться!

– Пойдем! – дождавшись, когда ресторанная певица устанет и отложит микрофон приказал я Ольге – Время!

Она поднялась со стула, бледная, в красных пятнах по щекам, я ободрительно подмигнул, и мы пошли к оркестру, музыканты которого сидели, положив инструменты на колени – кроме пианиста, само собой разумеется. Заметив меня с Ольгой, музыканты оживились, чуя поживу, и не ошиблись.

– Ребята! У меня к вам просьба. Не бесплатная! Четвертак с меня (я положил двадцать пять рублей на барабан ударника). Сейчас эта девушка (я показал на Ольгу) исполнит пять песен. Этих песен здесь никто не знает – вы в том числе…

– Мы не знаем?! – усмехнулся солист – Парень, да ты чего? Шутишь?! Мы профи!

– Если профи – заткнись и слушай! – ледяным тоном сказал я, и солист даже отшатнулся, когда я на него глянул – Она вам расскажет как именно играть, напоет мелодию, а вы, уверен в этом, сумеете мелодию подхватить. Кстати, бас-гитара есть? Оля, ты как с электрической гитарой, справляешься?

– Справляюсь! – голос Ольги был уже твердым, она явно взяла себя в руки – нужна будет еще флейта…есть флейта?

– Я могу на флейте – пожал плечами слегка обиженный солист – Вон она лежит.

– Отлично. В общем, ребята, давайте! Начнем…

Я оставил Ольгу командовать музыкантами и вернулся на свое место. Подошла официантка, что-то спросила, но я даже не слушал, отмахнулся, потом спохватился и попросил кофе. Официантка ушла.

В зале слышался гул голосов, звякали по тарелкам ножи и вилки, кто-то всхахатывал, взвизгнула девушка за столом у мажоров и снова послышался хохоток. Люди пили, чавкали, поглощая пищу так, будто три дня голодали, и никто не смотрел на подиум, или как он там называется – в общем, на то место, где сидели музыканты. Оттуда послышались звуки перебора струн, знакомая мелодия, несколько минут ничего не происходило, потом мужской голос объявил:

– Сейчас перед вами выступит певица Ольга! Вы ее еще не знаете, но уверен, в скором будущем она станет суперзвездой! Поприветствуем Ольгу!

Жидкие хлопки свидетельствовали о том, что всем жрущим и пьющим абсолютно накласть на Ольгу и на всех будущих суперзвезд сразу. И что это жрущее и пьющее стадо может вырвать из их жвачной нирваны только очередь из пулемета поверх их потных голов. Ресторан, чего уж там. Чтобы завести этих людей нужно сильно постараться! И это очень непросто.

Первые слова упали в толпу жующих как камни в пруд – волны разошлись по залу и люди начали замирать, затихать, и чем дальше, тем больше – люди буквально застывали на месте с открытыми ртами, не в силах поверить тому, что услышали. Слишком уж ЭТО отличалось от привычной всем музыки! От привычных всем песен! Это была даже не песня…стихи под музыку. Бардовская песня под рок-сопровождение, вот как ее можно было бы назвать.

И наконец в зале воцарилась абсолютная, можно сказать мертвая тишина, а слова падали, падали… А бас-гитара выла, кричала, страдала!

Пожалуйста, не умирай

 

Или мне придется тоже.

 

Ты, конечно, сразу в рай,

 

А я не думаю, что тоже.

 

Хочешь сладких апельсинов?

 

Хочешь вслух рассказов длинных?

 

Хочешь я взорву все звезды,

 

Что мешают спать?

Пожалуйста, только живи!

 

Ты же видишь, я живу тобою.

 

Моей огромной любви

 

Хватит нам двоим с головою.

И Ольга при этом смотрела на меня. Она смотрела на меня, черт подери! Это она мне пела! Мне говорила! И мне стало горько. Ведь не люблю я ее! Нет, не так. Люблю, но…как подругу, как близкого человека, с которым мне хорошо, которому я верю, но…это НЕ ТА любовь! Ну не та! А может я уже и не способен на ТУ любовь. Осталась она в прошлом. Нет – в будущем. В моем мире.

А гитара пела, и Ольга пела, и обе они страдали, терзали душу и себе, и мне. И я ничего не мог с собой поделать…я не твой девочка. Я не твой…

Когда затих последний аккорд, в зале ресторана секунды три было абсолютно тихо, только где-то неподалеку негромко покашливал простуженный мужчина, и я про себя подумал: «Простудился. Холодно, апрель еще…»

А потом зал взорвался аплодисментами и криками: «Браво! Браво! Еще! Еще!»

И тогда Ольга смущенно сказала в микрофон:

– Спасибо за внимание. Сейчас будет баллада, называется она «Дороги» (прости, Хелависа – подумал я про себя – Ты еще много напишешь, красавица!).

Ольга наклонилась к музыкантам, сделала несколько аккордов, выпрямилась, и заиграла:

Там за третьим перекрестком

И оттуда строго к югу

Всадник с золотою саблей

В травы густо сеет звезды.

Слышишь, гроздьями роняет небо

Из прорех зерно стальное,

Горные лихие тропы

Покрывая пеленою.

Дороги сплелись

В тугой клубок влюбленных змей,

И от дыхания вулканов в туманах немеет крыло.

Лукавый, смирись –

Мы все равно тебя сильней,

И у огней небесных стран

Сегодня будет тепло.

Включился в мелодию второй гитарист, потом губная гармошка, ударник, и понеслось, понеслось!

И снова по окончании песни кричали, хлопали, шумели!

Ольга уже совсем успокоились, улыбалась, ей нравился этот шум, это обожание людей – она владела залом! Теперь – они все были под ее властью!

– А теперь смешная песенка про ведьм! – сказала она весело в микрофон и подмигнула…мне – Все мы женщины немного ведьмы, не правда ли? Только не у всех есть транспорт – метлы в магазин не завозят, а на троллейбусе летать как-то не очень удобно. Так что приходится ходить по земле. (Народ захохотал, захлопал в ладоши. Улыбались и мужчины и женщины) Итак, песенка ведьм! Полетели!

А у ведьмы, как звезды глаза, как бездонные озера, как реки бирюза

А у ведьмы водопады волос, точно грива кобылицы, той что ветер унес

А у ведьмы так губы сладки, словно ягода малина, что растет у реки

А у ведьмы улыбка хитра и танцует ее тело, точно пламя костра

Эй подруги ведьмы собирайтесь-ка в круг

Будем до утра танцевать

И своим дыханьем да сплетением рук

Будем волшебство создавать

А у ведьмы так груди полны, как сияющие луны, что хранят твои сны

А у ведьмы так кожа нежна, точно белая рубаха из тончайшего льна

А у ведьмы походка легка, словно теплый южный ветер вдаль несет облака

А у ведьмы любовь горяча, тот не будет знать печали, кто ее повстречал

Музыканты молодцы. Настоящие профи! Сходу врубились в музыку – где надо подпевали (солистка), где надо кричали «Хей! Хей!», и получилось вообще классно. Ну просто замечательно!

Народ неистовствовал! Повскакивали с мест, оглушительно хлопали, а Ольга раскланивалась, раскланивалась… Хорошо! Теперь у нее закрепится условный рефлекс – «Я хорошо пою! Я не облажаюсь! Все у меня получается!»

– А сейчас будет…еще одна баллада. Которую вы никогда не слышали. Не знаю, понравится ли она вам, но…слушайте.

Ольга с минуту объясняла музыкантам, те кивали, наконец, она ударила по струнам:

Твой путь

Осенний ветер

Степной орёл

Расправляет крылья,

Твой путь

Тугою плетью

Заметает каждый шаг пылью

Твой путь

По костям земли,

Твой путь

По цепям воды

На упругих лапах

Звери шли,

Чуя запах беды

Зов крови

На броне драконьей

Полыхнуло солнце

Зов крови

Давно ли ты понял

Что никто не вернётся

Снова овации, снова крики «браво» и наконец, Ольга объявила:

– Последняя песня. Это грустная баллада. Называется: «Я ждала!»

– А если бы он вернулся опять,

Что ему я сказать бы могла?

– Что я ждала, я хотела ждать,

Пока не умерла.

– А если б он заговорил со мной,

Не узнав моего лица?

– Вы стать могли бы ему сестрой,

Он, наверно, страдает сам.

– А если он спросит, где Вы, тогда

Какие нужны слова?

– Отдайте мое золотое кольцо,

И не нужны никакие слова.

– А если бы он спросил, почему

Ваш дом опустел теперь?

– Погасший очаг покажите ему,

Открытую настежь дверь.

– Тогда спросить бы ему осталось

О Вашем последнем дне.

– Скажите, скажите, что я улыбалась,

Чтоб не плакал он обо мне.

– А если бы он вернулся опять,

Что б ему я сказать могла?

– Что я ждала, я хотела ждать,

Пока не умерла...

Музыканты хорошо отработали. Почти так же, как те, что играли для Хелависы. Почти.

Песня закончилась, и я услышал, как за тем столом, где сидели мажоры всхлипывает девушка. Расплакалась…

И тут же крик:

– Эй, лабухи, вы ох…ли, что ли?! Эй, ты, как там тебя! Девка! Пошла нах…й с такими песнями! Твист давай! Танцевать желаем! Развела здесь покойницкую!

Народ недовольно загудел, Ольга медленно сняла с себя электрогитару, что-то сказала музыкантам, те захлопали в ладоши. И зал весь захлопал, провожая Ольгу к нашему столику.

Я следил за своей подругой, а краем глаза видел, как от столика через один от нашего поднялся худощавый человек (лица я его не видел) и пошел к длинному банкетному столу, где сидела компания молодняка. Что он им сказал, я не слышал, только тот мажор, что орал Ольге матом поднялся и толкнул мужчину в лицо ладонью. Тот отшатнулся, едва удержался на ногах, схватил со стола бутылку и разбил ее о голову парня. Парень зашатался, облившись кровью (голова всегда сильно кровит даже от самых ничтожных ран), и упал на стул. Сосед мажора, крепкий, плечистый парень в импортном свитере вскочил и красивым апперкотом послал худого мужчину в нокаут – мужчину аж в воздух подбросило, меня даже передернуло – мог и челюсть сломать! А может и сломал!

Мужчины, что сидели за столиком нокаутированного мужчины повскакивали с мест и ринулись в драку, желая отомстить за своего приятеля. Двое сразу же полегли – похоже, что парень был очень даже не прост. Спортсмен, точно!

Третий снова взялся за оружие пролетариата – бутылку, но и ему не повезло. И он отправился в нокаут. И тут вмешался кто-то еще, со стороны – могучий мужчина в возрасте, он танком попер на парня, схватил его в охапку и подняв, грохнул им о стол!

И началось…молодняк из-за стола повскакивал, их было человек десять, на мужчину посыпались удары, он заревел:

– Наших бьют! – и к нему присоединились еще несколько человек. Теперь – весь зал представлял собой поле битвы. Летали стулья, бутылки, тарелки и все предметы, которые только можно было отделить от пола и отправить в полет. То есть – практически все возможные предметы, до которых можно дотянуться. Я увидел даже как мелькнул в воздухе бюст Ленина, обрушиваясь на одного из бойцов, который естественно не выдержал соприкосновения с классиком коммунизма и полег, как озимые.

Я не вмешивался. Пусть себе актерская тусовка развлекается, я-то тут причем? Вмешиваться в разборку детей в песочнице – это себя не уважать.

Но тут же мою снисходительность сдуло как осенним ветром – прилетевшая бутылка едва не попала в голову Ольге – я успел вынуть снаряд из воздуха прямо перед лицом будущей звезды советской эстрады. Проследив взглядом траекторию полета, без труда определил, что бутылка прилетела со стороны мажорской компании – то ли случайно, то ли под шумок решили таким образом выразить свое неудовлетворение репертуаром звезды. В любом случае – этого не стоило делать. Говорят же – не буди Лихо, пока оно тихо.

Я тихо зарычал и пошел вперед, выдвигаясь клином, как псы-рыцари. И неважно, что в этом клине был только один рыцарь – им хватит и одного.

Дерущиеся разлетались, как кегли. Первым я срубил того ловкого парня, что завалил тощего мужика и всех остальных. Он пытался изобразить что-то вроде бокса, но тут же получил ногой в пах и коленом в нос (тот хрустнул). Потом я добрался до придурка, обматерившего Ольгу. Похоже, что я сломал ему пару ребер, и возможно – правую руку. Дальше уже мочил тех, кто пытался меня завалить – не разбираясь, кто это такие и откуда пришли. Нападаешь – получи! Хватаешь за руки – получи! Замахнулся – рукой, или бутылкой – получи! Мне все равно, чем ты замахиваешься!

Последним был милиционер. Увы, он попал под горячую руку – не надо было хватать меня сзади за шею Достаточно было показаться, свистнуть в свой дурацкий свисток – я бы и остановился. А он меня за шею сгибом локтя, и давай гнуть назад! Идиот… Ну и получил. Локтем в поддых и коленом в морду.. Вырубился – на-раз! И только тогда я отошел от веселья и с некоторой оторопью заметил, что народ жмется к стенам и выглядывает из-за дверей заведения, а вокруг меня…как там сказано?

На вересковом поле

На поле боевом

Лежал живой на мертвом

И мертвый не живем.

Нет, совсем мертвых тут не было – по крайней мере от моей руки. Но груда бесчувственных и постанывающих тел была очень даже впечатляющей. Неужели это я их столько набил? Хлипковат народишко! А все потому, что тренировки нет! Во всем нужна сноровка, зарядка, тренировка!

– Оой… – сел тот самый худой мужик, который упал первым, и даже сквозь наливающуюся у него на скуле опухоль я узнал: Олег Даль! Черт подери! Настоящий Даль!

А рядом с Далем лежал поверженный Олег Ефремов – его не узнать трудно. Того здоровяка, что за них вступился – я не знаю. Видать случайный мужик. А может тоже театральный, я же не всех тех, кто работает в театре – знаю.

– Стоять! Не двигаться! – завопил один из милиционеров, и я миролюбиво спросил:

– А кому это вы говорите?

– Тебе, кому же еще! – еще яростнее завопил мент – руки вперед! Нет, назад! Стоять!

– Так стоять, или руки вперед? Или все-таки их назад? – снова поинтересовался я, и мента, летеху с еще необмятыми, новыми погонами просто перекосило от возмущения:

– Поговори мне еще! Ты у меня сядешь, подлец! Нападение на милиционера при исполнении!

Я посмотрел на лежащего под ногами мента, и настроение у меня тут же упало ниже плинтуса. Конечно, в обиду меня не дадут, «отмажут», но дело вообще-то неприятное. Вот же угораздило, черт подери! Ну на кой черт он полез ко мне сзади?! Их что, не учат, как надо поступать в таких ситуациях?! Почему не свистел?! Почему не объявил себе как положено? Вот такие идиоты – и сами влипают, и других подставляют!

Мне надели наручники – я не сопротивлялся, и повели к выходу мимо любопытных физиономий посетителей. Проходя по залу я оценил степень разрушений по десятибалльной системе, и пришел к выводу – где-то на пятерочку. Столы и стулья поломаны, но окна почти не выбиты, и даже штукатурку со стен почти не отбили! Пару дней ремонта – и все будет в порядке! Даже не подожгли! Чего уж администратор так хватается за голову? Не его же деньги будут потрачены! Вот если бы он был хозяином ресторана…

Когда меня подводили к дверям на выходе, дорогу заступила могучая плечистая фигура – мой водитель. Он остановил процессию, наклонился к летехе и что-то ему шепнул. И что-то показал – я заметил край красной книжицы. Потом увел в сторону и минут пять они усиленно разговаривали – летеха даже руками махал, видимо для подкрепления аргументов. Водитель односложно отвечал, а потом выдал речь где-то секунд на тридцать, после чего летеха вдруг посерел, закивал головой и подойдя к нам, приказал:

– Снимите с него наручники. Извините, товарищ! Ошибочка вышла! Обознались!

С чем вышла ошибочка, и чего они там обознались – он не пояснил. Махнул рукой своим трем милиционерам из патрульной группы, и все четверо отправились в зал, видимо для того чтобы найти виновного и повесить на него разгром ресторана. Меня из виновных похоже что исключили – благодаря моему водиле. Все-таки не зря он дожидался нас возле входа в машине…

Мы втроем вышли, получив в гардеробе одежду (гардеробщик смотрел на нас, как на опасных зверей) сели в «волгу» и она тут же тронулась. Все молчали. Водитель даже не спросил, куда ехать – куда мне еще ехать, кроме как домой? И только лишь мы отъехали, водитель с усмешкой сказал:

– Лихо вы их метелили. Я видел! Красиво! Кстати – тот, кого вы первым завалили, это чемпион города по боксу в полутяжелом весе. Крутой парень.

– А остальные? Ну, что за столом с ним сидели?

– Дети высокопоставленных лиц – скривился водитель – День рождения праздновали. Того парня, у кого голова разбита. Теперь скандал будет – до небес! Папа секретарь горкома… Остальные примерно такие же. Забыл спросить – куда едем?

– Черт! – выругался я – Забыл за заказ расплатиться…теперь разговоры пойдут… Нет, давайте к метро Динамо. Знаете, куда нам надо?

– Знаю – кивнул водитель, и помолчав, добавил – Вас завтра оттуда забирать?

– Оттуда – снова кивнул я, и больше мы уже не разговаривали до самого подъезда бывшего моего дома.

Мы с Ольгой поднялись на знакомом громыхающем, похожем на клетку лифте на нужный этаж, вышли, и я достал из кармана ключи от квартиры:

– На, открывай. Это теперь твоя квартира.

Ольга метнула на меня быстрый взгляд, сунул ключ в замочную скважину металлической двери (крепкая, сейфовая, как из двухтысячных!), и через несколько секунд дверь мягко, без скрипа повернулась на хорошо смазанных петлях. Ольга с удивлением оглядела это бронированное сооружение и удивленно покачала головой:

– Тут можно золотой запас хранить! Вот ничего себе ты дверь поставил!

– Так, на всякий случай – туманно пояснил я, и тут же поправился – А тут и есть мой золотой запас. Я когда уезжал, оставил здесь и документы на машину – машина в Саратове осталась, жигуленок – и деньги с чеками. Так что надо было уберечь богачество от воров!

Я включил свет, яркая люстра осветила мою маленькую, по высшему классу отремонтированную квартиру. Паркетный пол сиял мастикой, белый потолок отражал свет красивой импортной люстры, а стены в рельефных обоях, похожих на ткань, давали ощущение уюта. И огромная кровать, на которой я так почти что и не спал.

– Ух ты! – восхищенно протянула Ольга – И это все мое?!

– Это все твое – кивнул я – Только документы с деньгами заберу, остальное – твое. Только что отремонтировал квартиру, перед самым отъездом. Только надо пыль стереть, небось в палец толщиной нападало!

Как ни странно, пыли практически не было. Наверное потому, что очень качественно пригнанные и загерметизированные окна ее не пропускали.

– Кондиционер! – восхищенно воскликнула Ольга – Ну ты даешь! Здесь, в Союзе, кондиционер! И холодильник «Розенлев»! А сантехника, сантехника-то какая! Даже лучше, чем в твоей квартире!

– Раздевайся и полезай в ванну. Отмокать будешь после нашего приключения.

– А ты? Ванна-то большая! – подмигнула Ольга, и тут же задумалась – А ведь нарочно такую ванну брал большую! Небось, на двоих рассчитывал!

– На двоих – вздохнул я, и настроение мое тут же испортилось. Вообще-то я рассчитывал жить тут с Зиной, а оно вон как вышло. Разберусь с делами – поеду, съезжу к ней. Прогонит, не прогонит – дело десятое. Я должен увидеть сына! Это мое право! И пусть только кто-нибудь встанет на моей дороге – раздавлю! Небось, нашла себе нового мужика…пусть хоть слово попробуют мне сказать о том, что я не имею права видеться с сыном! Урою!

Ольга видимо почувствовала перемену моего настроения и быстро исчезла в ванной комнате. Потом вернулась, сбросила с себя блузку, юбку, чулки, и оставшись только в трусиках и бюстгальтере пошла в ванную, откуда скоро послышался шум воды и глухие шлепки.

Ванну намывает – понял я. Ольга вообще была невероятно чистоплотна, можно сказать даже – до паранойи. Постоянно что-то намывала, постоянно исчезала в душе по два раза на дню, два раза в день чистила зубы, а то и три-четыре раза – еще после еды. В общем – какой-то енот-полоскун, а не баба. Только и дай ей чего-нибудь помакать в воде.

Вернувшись, она заставила раздеться догола, стащила с меня трусы, и ушла с ними в ванную. Скоро оттуда послышался плеск воды. Пришлось замотаться в полотенце, а то как-то глупо разгуливать по квартире голышом, тем более, если у тебя от вида почти совсем обнаженной подруги кровь прилила к нужным местам. Кажешься себе каким-то извращенцем с готовым «аппаратом» наперевес.

Наконец, меня криком известили что я могу приблизиться к телу, погруженному в жидкость. Ну я и пошел, и приблизился.

Мои трусы и красные кружевные трусики Ольги висели, сушились после стирки на горячем полотенцесушителе, а сама она по шейку сидела в горячей, покрытой густой мыльной пеной воде. Красиво смотрится, просто отпад!

Нет, в ванной мы ничего не делали. Ну не дети же, расплескивать воду по дорогому паркету! Хотя с детьми тут сравнение наверное некорректное... «Оторвались» мы уже в постели (хорошо, что уезжая я оставил чистое белье и накрыл постель огромным покрывалом – от пыли). И хорошо оторвались, по-полной!

Все-таки всегда слегка напрягало то обстоятельство, когда ты знаешь – сейчас возле магнитофонов сидит человек и внимательно слушает, как твоя подруга охает и стонет, как ты непроизвольно вздыхаешь и постанываешь, насаживая ее на себя, как Ольга бормочет, сама не осознавая чего несет и упрашивая меня брать ее как можно сильнее и грубее (Есть у нее такой…хмм…грешок? Или фишка? Везет мне на таких женщин…). А я стесняюсь хлопать ее по заду, представляя, как сейчас ухмыляются операторы, и гогочут, подзывая своих соратников: «Вась, иди, послушай! Вот чего творит писатель! Вот это он ей вдул! Слыхал, как завизжала! А ей все мало! Еще просит! Гля, он ее уже полчаса пашет! Вот это кобель! И чего это я не писатель-фантаст?!»

В общем – и смех, и грех. Хотя смеха больше, чем греха. Грешить под строгим взором контролирующих органов не очень-то приятно. А здесь…чего мы только не творили! Вспомнить стыдно! И приятно.

Ну да, могли и здесь поставить прослушку, но вряд ли. Сомневаюсь. Почему сомневаюсь? Да так…интуиция. Зачем им такое дорогостоящее мероприятие еще и здесь, когда я в общем-то не собирался ехать на старую квартиру и долго тут оставаться. Вряд ли бы успели подготовиться. А завтра мы уже уедем. Ведь на самом деле эта квартира была нужна только для того, чтобы прописать Ольгу и дать ей иллюзию стабильности.

Странно…зачем они мне дали полковника? Да еще и зачислили в безопасность. Ради того чтобы обучать инструкторов? Так я мог это делать и не будучи в штате Комитета. Скорее всего, хотят опутать подписками, уставами и все такое. Чтобы типа дисциплинировался. Глупо, конечно, но мышление у них такое – солдафонское. И я как никто их понимаю, потому что сам такой. «Если ты такой умный, чего тогда строем не ходишь?!» – примерно так. Собираешься быть с нами в одном строю – так надевай погоны, и не выеживайся! Ничего удивительного.

Уснули мы уже за полночь – как были, потные, вымазанные друг в друге…устали, будто вагоны разгружали. Посреди ночи я сходил в туалет (отголоски выпитого шампанского), и снова свалился на кровать рядом с разметавшейся обнаженной Ольгой.

Проснулись от звонка телефона. Я медленно сполз с кровати, с трудом продирая глаза, снял трубку и хрипло каркнул туда, как старый ворон:

– Слуххшаю! Гххррр…

– Михаил Семенович! Доброе утро. Напоминаю вам, что через час за вами заедет машина. В двенадцать пополудни вы должны быть на приеме у товарища Шелепина. До свидания.

В трубке закурлыкали короткие гудки, а я всполошено бросился к своему «Ролексу». Вот ни хрена себе! Время уже десять часов! Галопом в ванную комнату – душ, подбрить бороду, почистить зубы, одеться и…ждать звонка.

Когда вышел из ванной, увидел, что Ольга уже проснулась и потягивается, забросив руки на затылок. Тут же возбудился и стал раздумывать – а не уделить ли пятнадцать минут приятному греху? И тут же с трудом выбросил эту мысль из головы – пятнадцатью минутами тут точно не обойдется – после опять душ принимать и все такое. Не ехать же к Генеральному встрепанным, как кобель после случки! Воняя псиной и женским мускусом! Как-то это не по фэншую! В общем – Шелепину время, а потехе…то есть Ольге – час. Или два. Потом, когда дома будем.

Объявил подруге, куда собираюсь, она тут же всполошилась и тоже бросилась в ванную, хотя я и сказал, что ее к Шелепину не требуют и Ольга спокойно могла бы поваляться в своей кровати. А потом приехать ко мне – как выдрыхнется и отмокнет в ванной. Но…не тут-то было. Давай намываться, прихорашиваться…в общем, когда позвонил водитель, Ольга была уже готова.

Водитель был уже другой – прежний видимо сменился. Худощавый, но плечистый, с крупными, перевитыми узлами вен запястьями. Видно – сильный мужик, что и доказал, когда я подал ему руку. Ощущение было – рука попала в тиски. Таких ребята надо глушить особо подлыми приемами – попадешь к нему в руки, просто раздавит, как клопа.

Мы уселись в машину – я вперед, Ольга на заднее сиденье, и «волга» рванула по дороге, не обращая внимания на знаки и обходя попутные машины, как стоячие. Похоже, что этот парень не умел ездить медленно.

Честно сказать, я не люблю, когда кто-то чужой везет меня слишком быстро – не верю я в мастерство других водителей, есть такая вот…паранойя. Но этому водителю почему-то доверял, уж больно мастерски он вел свою колымагу. Впрочем – это для двухтысячных годов колымага, а тут…это просто торжество научной мысли! В моем времени так мерседесы не ценят, как в семидесятых эту самую жалкую убогую «волжанку».

По дороге заехали и выбросили Ольгу возле высотки, я отдал ей ключи и она побежала домой, ну а мы с водителем сразу к Сенату. В Кремль.

В этот раз меня не держали в приемной. Сопровождающий попросил остановиться у двери, заглянул, и уже через секунду вышел:

– Пройдите, пожалуйста.

Я вошел в уже знакомый кабинет, где в дальнем его конце виднелась фигура самого могущественного человека в этой стране (а может и в мире), и зашагал по ковровой дорожке, ломая голову – чего ему ТЕПЕРЬ от меня надо? Только вчера общались с Семичастным, почему тогда сразу не сказали то, ради чего пригласили сегодня? Или за эти сутки появилось что-то новое, о чем я не знаю?

– Здравствуйте, товарищ Карпов! – Шелепин вышел мне навстречу, протянул руку для пожатия, чем снова меня поразил (кто я, и кто он?!) – Пойдемте, присядем вон там (он указал на круглый столик в углу возле окна). Небось гадаете, зачем я вас пригласил?

– Ну…в общем-то да, гадаю – не скрыл я свои сомнения – Но вы же сообщите, зачем я вам понадобился. Мне казалось, мы все обговорили – и с товарищем Семичастным, вчера, и с вами, в прошлый раз.

– Не гадайте. Не сможете догадаться – усмехнулся Шелепин, и посерьезнел – Товарищ Карпов, разговор сейчас пойдет о деле под грифом «Совершенно секретно». Вы, будучи полковником госбезопасности, должны понимать, что любое разглашение государственной тайны будет являться преступлением, за которое вы понесете ответственность. Надеюсь, вы это хорошо понимаете.

– Удостоверение не дали, чтобы я им не светил? – усмехнулся я.

– Чтобы вы им не размахивали направо и налево, как, к примеру, во время вчерашнего погрома! Угораздило же вас…ох, уж эта богема!

– Я всего лишь защищался!

– Ага…то-то у десяти человек повреждения средней тяжести, начиная с выбитых зубов и заканчивая переломом рук и сотрясением мозга!

– И все я?

– Говорят – все. И предположительно еще пять человек, но это только предположительно. Нам пришлось приложить большие усилия, чтобы замять дело. А начни вы размахивать удостоверением – тут же по Москве пошли бы слухи, что вы, писатель Карпов, на самом деле полковник КГБ со всеми вытекающими. От вас начали бы шарахаться, как от огня. Это надо знать нашу богему. Но речь пойдет не об этом. Хотя я вас настоятельно попрошу: Михаил Семенович, вы не юноша, чтобы постоянно влипать в неприятности. От вас слишком многое зависит, прошу вас – укоротите ваш темперамент.

– Честно – я не собирался никому бить морды! Эти мажорчики…

– Как? Кто? – удивился Шелепин.

– Мажорчики. Мальчики-мажоры, так у нас называют «золотую молодежь», то есть детей высокопоставленных родителей. Эти детишки паскудно себя ведут, зная, что родители всегда их отмажут. Кто-то должен ведь дать им укорот! Если мне пытаются бить морду – я не буду спокойно на это смотреть. И кстати, представьте, что эти детишки попадут к власти. А ведь они попадут! Они будут богатыми и успешными! Это они будут грабить страну после развала СССР! Развала, которого как я надеюсь – не будет. Очень на то надеюсь.

– Душа болит за страну, Михаил Семенович? – усмехнулся Шелепин.

– Болит! – нахмурился я – И ничего смешного в этом не вижу! Если бы вы знали, если бы видели, что будет! Грязные, серые улицы! Серые люди! Черные люди… Пенсионеры, которые не получают пенсию по полгода! Поля, зарастающие сорняком! Старики, примерзающие к полу в свои не отапливаемых квартирах! Мздоимство, бандитизм, и на этом фоне – жирующие твари…наглые, хамские хозяева жизни! Дети этих мажоров. Целые династии мажоров! Да я бы их своей рукой пристрелил! Гады…гады!

Я с трудом взял себя в руки – меня просто трясло от ненависти. Застарелой, выдержанной, неискоренимой ненависти. Эти твари даже хуже маньяков…

– Я вас понимаю – мягко сказал Шелепин – Так вот о чем я хотел с вами поговорить…только сразу предупреждаю, товарищ Карпов…не играйте со мной. Мы будем сейчас говорить абсолютно откровенно, и все, что я скажу – это государственная тайна. И еще, обещаю вам, что то, что вы расскажете – останется между нами троими – вами, мной и товарищем Семичастным.

Пауза, Шелепин внимательно смотрит на меня, и я чувствую, как холодок пробегает по спине. Ожидаю самого худшего. И не ошибаюсь.

– Чикатило и Сливко ваша работа. Молчите! Я знаю – ваша. Остальные – ваш друг Аносов. Он уже убил больше двадцати человек. Это вы дали ему информацию о будущих маньяках, и он уничтожает их с упорством, достойным фанатика. Молчите, я вам говорю! Соврете хоть слово, и между нами больше не будет доверия!

Снова пауза, и снова взгляд, проникающий в душу. Умный, черт! Очень умный! Ну а что я думал, что здесь работают дураки? Дураки на такой уровень не проникают. Мне надо быть очень, очень осторожным! Но я и сам ведь не дурак. Вроде бы…

– Михаил Семенович…Председатель Комитета создает специальный отдел в рамках двух объединенных управлений. Этот отдел будет заниматься…специальными операциями внутри страны и за рубежом. Очень специальными операциями. Нам нужен Аносов. Нет, он не будет наказан, наоборот – его восстановят в звании, даже повысят. Аносов возглавит этот отдел.

– Ликвидаторы? Чистильщики? – вздохнул я, уже понимая, что от меня хотят.

– Не только. И не столько. Специальная служба, которая будет подчиняться только мне и курироваться Семичастным. Аносов и его группа составят костяк отдела «Омега». Кстати – вы тоже будете состоять в этом отделе. Нет, не исполнителем – инструктором и консультантом. Вам категорически запрещается участие в любых акциях. Ваша задача научить «Омегу» тому, что вы знаете. Все ваши умения, все ваши знания – в «Омегу». Неограниченный бюджет. Любые блага. Взамен – абсолютная лояльность государства и мне лично. Мне – лично.

Шелепин помолчал секунд пять, собираясь с мыслями, и глядя в пространство над моей головой, продолжил:

– Предстоят большие перемены. Просто революционные. Не все этому будут рады. Кто-то обвинит нас в узурпации власти, кто-то решит, что мы отошли от идеалов коммунизма. А кто-то решит воспользоваться ситуацией в собственных, грязных целях. Как только мы объявим о том, что частная собственность на средства производства теперь не от Сатаны…найдутся те чиновники, которые этим воспользуются. И отделу «Омега» придется собирать компромат, а при невозможности привлечь чиновника к ответственности – убирать его любым доступным способом. Вы должны найти Аносова и уговорить его прийти к нам. И это, Михаил Семенович, никакая не уловка, чтобы схватить полковника. Неужели вы думаете, что лично Генеральный Секретарь занимался бы таким вопросом, как поимка какого-то там убийцы? Да и не считаю я его убийцей. Кстати, потом расскажете – кого именно и за что вы с Аносовым убили. Не для протокола…так, просто интересно. Не сейчас – когда-нибудь в будущем, когда вы наконец-то поверите нам до конца.

«До конца»? Сомневаюсь, чтобы такое когда-нибудь случилось. Доверие спецслужбам, сильным мира сего – это не про меня. Не считайте меня дураком! Но сотрудничать как-то надо…иначе на кой черт я сюда лез?

– У вас, уверен, есть связь с Аносовым – продолжил Шелепин – Свяжитесь с ним. Уговорите поверить. Пригласите его к нам!

– Я…подумаю.

– Подумайте. Только хорошо, очень хорошо подумайте! – сухо сказал Шелепин и сделал движение, будто хотел подняться со своего кресла. Но я его остановил:

– Погодите, Александр Николаевич – остановил я его, и Шелепин снова откинулся в кресле. Я обещаю, что приложу все усилия, чтобы решить эту проблему. Обещать, что Аносов поверит вам – я не могу. Сами знаете, что с ним случилось. И я не знаю, захочет ли он снова наступить…

– На грабли? – грустно усмехнулся Шелепин – Я его понимаю. И вас понимаю. Работа у меня такая – понимать!

– Вот-вот…на грабли – подтвердил я кивком – Мне тоже в свое время…хватило граблей. Это национальный спорт – бег по граблям. Вот только одни бегают по граблям своим, а другие – еще и по чужим. Очень уж не хочется снова бегать по чужим граблям.

– Писатель, сразу видно – улыбнулся Шелепин – Мастер слова! Но…нам сейчас нужны не слова, а дела.

– А я вам хотел дать еще кое-какие слова… – задумчиво сказал я – выслушаете? Думаю, это будет очень важно. И мне кажется, тут решать не только Семичастному. В основном – вам.

– Ну-ка, ну-ка…давайте! – Шелепин явно был заинтригован – От вас уже и не знаешь, чего ожидать. Что-то вспомнили?

– Да, вспомнил. И очень важное. Я мог бы это отдать напрямую, тем, кто в этом заинтересован больше всего, но…мне кажется, вы сможете извлечь из этого большую пользу. Очень большую!

– Не тяните, слушаю.

– Олимпийские игры в Мюнхене – медленно сказал я, глядя в глаза Шелепину. Мне очень хотелось понять, как он отреагирует на ЭТУ информацию – В начале сентября, и я знаю точную дату, боевики Палестинской организации Черный Сентябрь захватят Израильскую делегацию спортсменов. Погибнут одиннадцать человек, и среди них – недавний репатриант из Минска, наш спортсмен. Теракт будет организован или по прямому указанию Каддафи, или при его одобрении – до конца никто так и не знает. Но факт – когда тела пяти убитых террористов доставят в Ливию – их похоронят как героев. Трое оставшихся в живых террористов будут сидеть в тюрьме в Германии, а потом их освободят – после того, как соратники негодяев захватят немецкий самолет и потребуют освободить террористов. Израиль потом двадцать лет будет искать тех, кто готовил эту операцию, и уничтожать террористам там, где найдет. Кстати, уж не этой ли тактикой вы решили воспользоваться? «Омега» – для этого?

– В том числе – и для этого – кивнул Шелепин, явно напряженно соображая (даже лоб наморщил) – Но продолжайте. Почему такие потери? Почему не освободили заложников?

– Бездарное руководство! Трусость и подлость! Немецкие полицейские, которых переодели в летчиков и сунули в самолет, который дали террористам – испугались и ушли. Израиль просил у немцев разрешения использовать свой спецназ для освобождения заложников, но немцы не разрешили им действовать на немецкой территории. А эти немецкие бездари все прогадили! И потом взяли, и спокойно позволили террористам уйти. А вот теперь думайте, Александр Николаевич – как использовать эту информацию. Самим уничтожать террористов, или сообщить Израилю о теракте. Кстати, информацию о теракте немецкие власти получили от своего осведомителя из Ливана за три недели до теракта. Но просто наплевали на его сообщение. Олимпийская деревня охранялась из вон рук плохо – любой мог перелезть через забор и пойти туда, куда ему хочется. Знаете, Александр Николаевич, когда я читал об этом теракте, меня не оставляло ощущение, что террористам позволили совершить этот теракт. Власть сделала все, чтобы он был успешным. И еще один интересный факт: после теракта, когда хоронили израильских спортсменов, советская делегация отказалась участвовать в траурных мероприятиях. И я считаю – это позор! А вы…(я поглядел в лицо Шелепину) считаете, что это позор? Или на самом деле не стоило идти на панихиду вместе с остальными спортсменами?

Шелепин молчал, и не смотрел на меня. Потом все-таки ответил, после десятисекундной паузы:

– Это была ошибка. Так делать было нельзя. Какое бы ни было отношение к Израилю…спортсмены тут ни причем. И кроме того, это должно было дурно отразиться на отношении к Советскому Союзу. Я бы за такое наказал.

– А как вы относитесь к террористам вообще? – совсем уже обнаглел я – Вот к таким методам борьбы? Вы считаете допустимым ТАКОЕ?

– Михаил Семенович, вы забываетесь! – голос Шелепина был холоден как лед, а глаза его впились в мое лицо. И тут же он вдруг потух, как-то даже обмяк – Ладно, чего уж там…раз мы разговариваем откровенно. Израиль наш враг. Как и США. Израиль некогда обманул Сталина, а в шестьдесят седьмом году мы разорвали дипломатические отношения с Израилем после начала шестидневной войны. И вы это знаете, уверен. И когда эти отношения восстановятся, никто не…хмм…вы знаете, наверное?

– Знаю. В девяносто первом году – пожал я плечами – И через восемь дней после того, как нашим послом будут вручены верительные грамоты, Советский Союз перестанет существовать.

– Вот как?! – вздохнул Шелепин, и снова задумался – Двадцать лет! Двадцать лет…

– Тайные переговоры между Израилем и СССР будут проходить с восемьдесят пятого года, и вот…до девяносто первого. А потом…потом у нас будет безвизовый режим, и торговля. Особой дружбы не будет, они все равно ориентируются на США, но…не враги, точно. Тем более, что там половина Израиля наш народ. Бывший наш народ. Их там так и называют: «русские». У них свои кафе, свои ночные клубы, свои анклавы. Советские с местными почти не смешиваются. Живут, как привыкли жить у нас. Когда-нибудь конечно смешаются, но пока…вот так. И все-таки, как вы относитесь к такому вот терроризму? Знали бы вы, во что это выльется, эта поддержка террористов! Мы поддерживаем НАШИХ террористов, США поддерживает СВОИХ террористов, а в результате все в полном дерьме. Уже давно все умные люди говорят: нельзя поддерживать терроризм! Нельзя поощрять теракты! Это ударит в нас самих! Но дурацкое противостояние США и СССР – продолжается и в двухтысячных. И СССР нет уже, а ничего не изменилось. Даже хуже все стало. Впрочем – это уже не интересно.

– Очень даже интересно – возразил Шелепин – А что касается убийства спортсменов…ну как вы думаете, Михаил Семенович, хоть один нормальный человек это поддержит?

– Каддафи же поддержал – пожал я плечами – И с ним еще сотни тысяч, миллионы арабов. Кстати, с ними весь мир еще хлебнет горюшка! Поток арабов-эмигрантов захлестнет Европу! Я как-нибудь вам расскажу, во что вылилась политика США на Ближнем Востоке, и как они нагадили Европе! Специально нагадили, направив в нее поток этого эмигрантского дерьма!

– Зачем США гадить Европе? – удивился Шелепин – Европа заглядывает в рот США! Они же всех их держат за глотку! Европа – сателлит США!

– Европа зажирела и стала конкурентом США. Стала поговоривать о том, что той же Германии надо иметь свою армию. Что НАТО не нужно, и платить в него не имеет смысла. Что Советского Союза нет – а зачем тогда НАТО? И тогда США замутили несколько войн на Ближнем Востоке, в результате чего в Европе оказались миллионы беженцев – молодых, сильных, наглых и абсолютно не желающих работать. Самых настоящих бандитов! И Европа взвыла. Но это другая история. Давайте-ка решим, что делать с этим терактом, о котором я вам рассказал. Не думаете ли вы, что это реальный повод восстановить отношения с Израилем, повод показать всему миру, что мы против терроризма, что Союз не поддерживает такие мерзкие способы ведения войны? Александр Николаевич…я не отдал эту информацию американцам. А мог отдать. Не отдал потому, что вы с ней можете принести большую пользу нашей стране. Скажите, я могу на вас рассчитывать? Вы спасете израильских спортсменов?

Шелепин смотрел на меня немигающим взглядом, как на какого-то таракана, будто раздумывал – стоит ему меня раздавить, или нет. И…молчал. Молчал! И мне вдруг сделалось не по себе. Неужели ничего не меняется? Неужели эти люди так запросто бросят умирать одиннадцать человек просто потому, что им не нравится Израиль, или вообще – все еврейское племя? Интересно, а как бы поступил Брежнев, узнав такую новость? Я кстати помню, что когда обсуждалось, разрешать евреям уезжать, или нет – Брежнев выступил за разрешение. Хотя многие в ЦК были против эмиграции евреев. И только под давлением остальных членов ЦК была принята квота на эмиграцию, вместо свободного выезда. Так что антисемитом Брежнев точно не был. А вот про Шелепина я ничего такого не помню.

– Я обещаю, что израильские спортсмены не погибнут, и что теракт не состоится – тяжело сказал Шелепин, наконец-то сморгнув – Но вы должны описать мне во всех подробностях, что именно тогда произошло – с датами, временем, именами участников и тех, кто готовил теракт. Понятно?

– Понятно… – облегченно вздохнул я, хотел еще добавить кое-что, но Шелепин меня прервал:

– Давайте на будущее так: если у вас есть информация по чему-то подобному – теракту, или катастрофе где-то за рубежом, в первую очередь вы сообщаете ее нам, своему руководству. А уж мы решим, как ее использовать. Договорились?

– Если только у меня не будет крайней нужды, в первую очередь такую информацию я буду сообщать вам – подумав, сказал я.

– Что значит – «не будет крайней нужды»? – бесстрастно спросил Шелепин.

– Это значит, что я могу вспомнить что-то совершенно неожиданно, и в тот момент я не смогу с вами связаться, а решать нужно будет как можно быстрее. Например – буду находиться где-то далеко, в Штатах, или Австралии, а дозвониться до вас, сообщить…ну, вы поняли. Если будет наличествовать угроза людям, и я смогу ее предотвратить только срочно сообщив о ней – не вам… Тут еще ведь какой момент…я ведь для американцев провидец, и время от времени подкармливаю их информацией. Если совершенно перестану ее давать – что будет? Они шибко рассердятся, и станут строить мне козни. И если при этом пойдет поток предупреждений от вас, сопоставить – как дважды два четыре! То есть вам я даю информацию, а им – нет!

– Когда-нибудь вам придется выбирать, Михаил Семенович – усмехнулся Шелепин.

– А я давно выбрал – тоже усмехнулся я – Мою страну. Россию. СССР. И для нее я работаю. Для Родины. Но если я буду работать так тупо, что американцы перестанут меня воспринимать как своего, так какой тогда смысл в моей работе за бугром? Я ведь влияю на американское общественное мнение, даже на самого президента США. А вы хотите, чтобы я сидел только здесь? Так сказать – хотите положить меня под задницу? Вам не кажется это глупым делом? Нет уж, Александр Николаевич…я не дурак и не буду поступать так тупо, уж простите. Я делаю для страны все, что могу, и даже больше того, но…выполнять глупые приказы я не буду. Наелся этого добра, хватит!

– Ладно… – устало вздохнул Шелепин – Делайте, как знаете. Главное – наш приоритет в получении информации. И прежде чем ее слить – постарайтесь по возможности нас известить, что вы задумали. Хотя от вас скорее всего этого и не дождешься. Вы же герой! Мессия! Вам обязательно надо заткнуть своей задницей какую-никакую амбразуру! Все, проваливайте! И дайте мне Аносова. Вернее – Семичастному. Мне до ваших мелких проблемок… Мда. Идите, Михаил Семенович. И не шалите. Размахались по ресторанам! Прознают журналисты – будут вам интересные вопросы на пресс-конференции!

Шелепин встал и пошел к своему столу, а я – в противоположную сторону. Все было сказано, говорить пока больше не о чем. Я прощупал его, он – меня. Посмотрим, во что это все выльется.

Меня проводили до выхода, где ждала машина, и через несколько минут я уже выезжал из Кремля. А еще через несколько минут уже подъезжал к высотке на Котельнической, которую воспринимал теперь как свой дом родной. К хорошему человек быстро привыкает…

Поздоровавшись с консьержами и милиционерами, в лифт к знакомому уже мужичку-лифтеру (Привет, Яков Иваныч! Здравствуйте, Михаил Семенович!), и вот я уже звоню в дверь своей квартиры, держа в руках кожаный портфель с деньгами и «чеками».

Когда шел к Шелепину – оставил портфель в машине, ну не таскаться же с подозрительным предметам по этажам Сената? Все равно пришлось бы оставить в приемной, так какая разница – в приемной, или в машине?

Ольга открыла через несколько секунд, будто стояла у двери. Она уже была в домашней одежде – в шортах и топике. И в мохнатых тапочках с помпонами. Надо уже приучаться заново ходить дома так, как ходят русские – в тапочках. Нечего грязь в дом тащить. Весна на дворе! Грязно.

Не спросила меня – зачем приглашал Шелепин. Соображает! Во-первых, это не ее дело. Мало ли какие государственные тайны мы там обсуждали! Во-вторых…хватит и «во-первых». Надо будет что-то рассказать – так я и без ее вопросов расскажу.

Первым делом – на кухню. Время-то уже…за полдень! Сколько я там у Шелепина просидел? Больше часа. А обедать-то и не обедал. Не покормил меня Генеральный Секретарь КПСС! Совсем распустились, понимаешь ли! Сам Михаил Карпов от них голодным уходит! Хе хе…

Понедельник. Сегодня уже понедельник. Не знаешь, за что первое и схватиться…столько дел – голова кругом! Но первым делом – бутерброд и горячего чаю.

И только я закончил заталкивать в себя третий бутерброд с колбасой – звонок в дверь. И кто это там по мою душу? Хотел пойти открыть, но Ольгу уже поскакала к двери. Действительно, зачем секретарша, если ты сам открываешь дверь? Я как-то уже и начал забывать, что она вообще-то моя секретарша. Хмм…с этими событиями слегка подзабыл что я вообще-то и писатель…книжки-то когда продолжу писать? Все судьбами мира занимаюсь! Все вселенную спасаю!

– Здравствуйте! – слышу растерянный голос Ольги, чье-то басистое бормотание, и снова голос Ольги – Михаил Семенович!

Вздохнув, встаю из-за стола, окинув взглядом недопитую кружку чая, и тащусь в прихожую, готовясь увидеть очередного мужчину с невыразительным лицом тихого убийцы. Однако…челюсть у меня едва не отвисает: вместо невыразительного мужчины в прихожей стоит женщина. Нет, не так – Женщина! Рост – как у меня, под 190, может быть даже и выше, но в остальном – женщина, как женщина. Приятное лицо практически без краски, округлые бедра угадываются под бежевым плащом, распахнутым на две стороны. Юбка чуть ниже колен, выше юбки – тонкий свитер, или как ее еще называют «водолазка», которая обтягивает довольно-таки внушительные округлости груди. Живот плоский, как у спортсменки, и вообще этой даме дай весло для гребли на каноэ – и получится настоящая гранитная статуя!

Я встречал одну такую женщину в своей жизни – она кулаком разбивала доску в три сантиметра и разгибала подкову. Обычная женщина, просто в роду у них все были силачи. И отец ее, и братья. Жила в райцентре, куда нас направили в «шарашку» (так мы ее называли) для переподготовки. Настя ее звали. Я познакомился с ней в увольнении, и…хмм…в общем – незабываемые были встречи!

И вот – ее копия! Лет тридцать-тридцать пять на вид, цирковая силачка, да и только!

– Здравствуйте – женщина улыбнулась, обнажив белые, как искусственные зубы. Такие белые бывают только у негров, или же у тех, кто поставил дорогие импланты – Меня зовут Настя (я чуть не вздрогнул!). Анастасия Соломина. Меня направили к вам в качестве домработницы. Если вы не против, конечно.

Я пока что ничего не мог сказать – против я, или нет. О чем тут же известил претендентку на рабочее место. Известил, и предложил снять плащ и пройти со мной на кухню.

Настя повесила плащ в шкаф, сунув в него плечики (мне это понравилось, значит – аккуратная), и прошла на кухню, где остановилась возле стола, видимо ожидая приглашения. Я ее пригласил присесть, Настя кивнула и села за стол.

– Настя… – начал я разговор, внимательно глядя в безмятежно-спокойное лицо женщины – Вы в каком звании?

– Старший лейтенант – ни на секунду не задумалась, ответила она.

– Каковы ваши функции относительно меня?

И снова не удивилась, ни один мускул на лице не дрогнул:

– Домработница. Убираться в доме, готовить, стирать, полностью обеспечивать ваши потребности.

Ольга позади меня даже хмыкнула – это до какой степени обеспечивать? И какие потребности? А если я в постель попрошу со мной лечь?

Настя чуть улыбнулась, будто услышав мои мысли, пояснила:

– Нет, для этого у вас уже есть подруга.

– А вы замужем?

– Нет, не замужем – Настя явно нахмурилась – Была замужем, но муж погиб. Детей нет.

– Кроме обязанностей домработницы у вас есть еще обязанности?

– Я ваш телохранитель – и опять не дрогнул ни один мускул – Я буду сопровождать вас в поездках и следить, чтобы вы не были голодны, и чтобы ваша спина была защищена.

И докладывать, так сказать «освещать» мою деятельность – закончил я про себя.

– Вообще-то просил просто домработницу, не просил телохранителя – слегка сварливо заявил я – На кой черт мне телохранитель? И как это будет выглядеть, когда меня станут сопровождать две женщины, одна другой интереснее? Гарем, что ли?

– Я хорошо готовлю, люблю готовить. Работы не боюсь. Хорошо стреляю, быстро бегаю. В борьбе меня могут победить немногие, обычно мужчины боятся со мной связываться. Я вам пригожусь, обещаю! Конечно, вы можете меня отослать, попросить кого-нибудь еще, но…мне кажется, я лучший для вас вариант.

– Шампунь и кондиционер, два в одном – пробормотал я под нос, и тут же опомнился под удивленным взглядом Насти – Не обращайте внимания. Я иногда бормочу невесть что…это я так думаю. Настя, а зачем вам это надо? Нет, не так, только честно – вы хотите на меня работать? Или это чисто по службе?

– Хочу! – Настя даже не задумалась ни на секунду – Вы мне нравитесь! И как человек, и как писатель. Я все ваши книжки прочитала, и на русском, и на английском. Я обожаю ваши книги! Когда мне предложили стать вашей домработницей и телохранителем – я обрадовалась, и тут же согласилась. И вот…я у вас. Я хорошо вожу машину, говорю на трех языках – английский, французский и немецкий. Как уже сказала – хорошо стреляю и умею драться. И вкусно готовлю.

– Вы прихрамываете при ходьбе на левую ногу…почему?

Мой вопрос слегка смутил Настю, но она тут же ответила:

– Травма. Но я уже практически восстановилась.

– Ранение? Или бытовая травма? – не отставал я.

– Можно, я не буду отвечать на этот вопрос? – потупила взгляд Настя.

– Хмм…понятно – вздохнул я, которому ничего не было понятно. Вьетнам если только? Или какие-то пограничные дела? Типа с Китаем? На границе с Китаем последние годы неспокойно…

– Вы не будете демонстрировать свое удостоверение – начал я, почти нараспев – Никто не должен знать, что вы служите в Комитете. Вы делаете то, что я скажу, даже если мои требования вам покажутся странными. Вначале делаете, а потом спрашиваете – зачем. Но будьте уверены, лишнего я не потребую. Вы не будете без моего разрешения таскаться за мной по пятам, изображая бодигарда («Кого?!» – спросила Настя, но я не ответил). Решу, что надо взять вас с собой – значит, возьму. Не решу – делаете то, что я вам прикажу. Я ваш командир. Далее – зарплата ваша двести рублей в месяц. Тихо, ничего не говорите. Мы оформим это договором и зафиксируем в финчасти. То есть – для всех вы моя домработница. И секретарь. Ольга нахмурилась, почти с неприязнью глядя на «конкурентку». Нуужто ревнует?! Надо же…

Кстати, на кого похож этот гренадер в юбке…блондинка, глаза голубые, прическа каре…опа! Да это Бриенна Тарт! Или, точнее, Гвендолин Кристи! В оригинале у Мартина – Бриенна очень уж уродливая баба, просто чудовище какое-то. А в фильме вполне себе ничего красотка. И эта – если не копия, то очень уж похожа. Такая же спокойно-сильная, уверенная в себе.

– Сколько вам лет, Настя?

– Двадцать семь – ответила девушка (теперь я не могу называть ее «мадам»), и видя, как я удивился, пожала могучими плечами – Я выгляжу старше. Так…получилось.

– Я много плакала, а потом стала ведьмой… – по своей дурацкой привычке сыпать цитатами пробормотал я, и наткнувшись на взгляд «Бриенны», усмехнулся – Привыкайте. Вечно несу какую-нибудь ерунду, все, что в голову приходит. А это цитата из Булгакова.

– «Мастер и Маргарита»? – удивила меня Настя, и я озадаченно кивнул:

– Ну…да. Знаете?

– Обожаю! – улыбнулась Настя – Я в журнале «Москва» читала, но там было не все. Усеченный вариант. Я потом нашла рукопись в самиздате, перепечатку. Как-то изъяли у…хмм…неважно. В общем, прочитала полностью.

– Хорошо. Итак, Настя, вы работаете на меня. Стоп! График работы какой? Вы будете приходящей домработницей? Или поселитесь здесь?

– Как скажете, Михаил Семенович – снова пожала плечами Настя.

– Комната у нас есть, там и диван имеется, так что можете поселиться в этой комнате. И вот еще что…я сам вас одену, хорошо? Если вы собираетесь появляться со мной на людях, вы должны соответствовать моему представлению о том, как выглядит моя спутница. Ну, к примеру – посмотрите, как выглядит Оля, как она ходит по дому (Настя окинула Ольгу внимательным взглядом, начиная с тапочек и коротких шортов, и заканчивая облегающим топиком). На улице другая одежда. Но вот эти дурацкие кримпленовые юбки, костюмы и все такое – я их просто ненавижу. Потом мы вам подберем то, что подойдет к лицу. Прическу тоже оформим – чуть покороче, пусть лучше будет мужская. Краски на лице чуть побольше – когда пойдете на улицу со мной. И да – я деспот, тиран и все такое! Еще не передумали у меня работать?

– Наоборот – без тени улыбки заявила домработница – какая женщина откажется работать на человека, который ее еще и одевает!

– Ну что же…чувство юмора у тебя есть – констатировал я – А оружие имеется? Клади на стол все, что есть.

Рука Насти нырнула под блузку, и оттуда показался вороненый «Токарев». Потом под юбку, и на стол лег самый настоящий «вальтер-ППК». К ним присоединился нож – узкий, обоюдоострый, такой примерно, как я носил на предплечье в Штатах. Запасные магазины. И…короткая толстая дубинка появилась из сумочки.

– Это все? – спросил я с профессиональным интересом, соображая, где она могла все это прятать.

– Все – кивнула Настя, глядя мне в глаза честными голубыми глазами, и я подумал о том, что ей это оружие в общем-то и ни к чему – она сама как оружие.

А еще вдруг пришла в голову мысль – а против кого все это железо? Против хулиганов? Так с ними я и сам бы справился. А может это «рогатина» как раз на меня? Так, на всякий случай?

Не знаю. Да, у меня паранойя. И пусть. Так спокойнее, с этой самой паранойей. Ну а Настя…пусть работает. По крайней мере не обкрадет…

Хе хе…«– Я слышал, ты недавно женился? А невеста-то честная?! – Ну...пока еще ничего не украла!»

Отправить