Глава 6

Известие о том, что Великий Колдун собирается возглавить поход на соседние кланы привело население деревни просто-таки в исступление. Мужчины бегали, потрясали автоматами и палками, дети визжали, женщины тоже воинственно вздымали оружие — какое было оно, оружие, начиная от мачете и заканчивая палками. В общем, мое предложение всем пришлось по душе. Воинственный народ, чего уж там…дети саванны!

Шли часов семь, с отдыхом и перекусом. Перекус — лепешки и молоко. Сушеное мясо я есть отказался — решил, что лучше не рисковать. Случайно съесть кусочек фаранджи — это совсем не по мне. Я людей принципиально не ем. Предполагаю, что от них у меня будет изжога.

Шли открыто, без разведки и каких-то особых планов. Я сразу сказал: моя задача убить колдуна, а не устраивать геноцид соседнего клана. Кому сказал? Дамбадзу, которая всем тут и рулит. Как там говорилось? Руководящая роль партии. Вот Дамбадзу тут и есть партия. Остальные — мужчины с автоматами — это так…ее руки. Исполнители. Они делают то, что она скажет. А если не будут исполнять то, что скажет — получат порцию яда. Женщины ни на секунду не задумываясь, добавят яд своим мужчинам в еду. Потому что ослушаться Жрицу Смерти нельзя.

Вот так и живут. Как сказал один персонаж из старой комедии: «Не жизнь, а именины сердца…рыночная вы наша!»

Когда подошли к деревне, в которой жил колдун вражеского клана, навстречу вывалила толпа народа побольше нашей раза в три. А то и в четыре. Во-первых, в этой деревне народа жило побольше, чем в той, которой командовала Дамбадзу — особенно после того, как я деревеньку проредил (а нечего было меня в жертву приносить!).

Во-вторых, в толпе было приличное количество женщин, вполне недурно управлявшихся с автоматом.

Автоматы, насколько я увидел, здесь были не только Калашниковы. Часть аборигенов отдала предпочтение американским автоматическим винтовкам типа М-16. Я не особо в американских винтовках разбираюсь, я их только в училище видел, на занятиях (оружие потенциального противника), но мне кажется — это были именно они, М-16. Что, впрочем, никакого значения не имело. Мало ли какое оружие бродит по просторам Африки — не удивлюсь, если увижу МП-40 или «узи». Получить пулю равно неприятно и из калаша, и из М-16.

Остановив отряд, Дамбадзу подошла ко мне, и оглядываясь на готового к бою противника, спросила:

— Великий, сразу будешь их убивать, или вначале переговорим?

— Переговорим — решил я, и мы вдвоем побрели к толпе аборигенов у околицы деревни. Впереди которых, как и следовало ожидать, стоял высокий чернокожий, увешанный амулетами с ног до головы. Амулеты были на руках (до самых плеч!), на ногах (до колен), и на шее — целой грудой ожерелий. Я видел, как струится сияние над этими амулетами и впервые подумал о том, что возможно эти дурацкие костяные амулеты работают и не хуже, чем мои, сделанные из камней. Их много, этих костяшек (судя по всему — кости человеческих пальцев), и все вместе они вполне могут держать удар не хуже каменных амулетов.

Определить это можно было только в поединке, а потому надо переходить к делу. И я начал, едва мы только подошли к толпе на расстояние пяти шагов от нее.

— Я Великий Колдун Каганов! (Нет, ну а чего? Уж не маленький, это точно! И это моя фамилия). Я пришел, чтобы вызвать на поединок вашего колдуна! Мы вас не тронем! (Дамбадзу недовольно поморщилась. Жертв хочешь, сучка ты крашена?). Только мы двое — я, и ваш колдун!

— Убейте их! Убейте! — завизжал раскрашенный белым колдун, но толпа стрелять не спешила. Люди тихо заболботали — я даже не смог уловить слов, настолько тихо говорили, а к уху колдуна наклонился кряжистый негр с новеньким калашом в руках — вождь? Что-то сказал, колдун ответил, и они принялись спорить. Спорили минуты три, пока мне не надоело, и я крикнул:

— Все назад! Отходите, а то и вам достанется! Начинаем бой!

Белый колдун все-таки ударил первым — я еще и говорить не закончил. Вот не надо было этого человеколюбия — кто они мне, эти аборигены? Нет никто и звать никак. А я, видишь ли, забочусь о сохранности их жизни и здоровья! И чуть не пострадал за то самое человеколюбие, потому что колдун оказался на удивление сильным, таким сильным, что мой амулет защиты от магии сделался невероятно холодным, он буквально покрылся инеем, приняв на себя удар чужой магии. Я даже на несколько секунд потерял из виду своего противника — вокруг сделалось черно, и пока проклятие не стекло с меня, как вода, выплеснутая из грязной лужи колесами автомобиля, ничего абсолютно не видел и не слышал. Силен, бродяга! Посильнее чем Дамбадзу, точно!

Я ударил настолько сильно, насколько мог. Меня даже затошнило от удара — выплеск энергии был таким, что с неба при абсолютно чистом небе ударила молния! Ударила, и подожгла одну из хижин, стоявших метрах в пятидесяти от меня! Крыши у этих сооружений сделаны из камыша, так что полыхала она весело и красиво, как пионерский костер.

Все бойцы, что были рядом — и «наши», и «не наши» — тут же разбежались, визгливо вопя и причитая. А вот колдун остался на месте. Но…он буквально на глазах чернел, оплывал и его колотили бешеные судороги.

Не знаю, что я выпускаю, когда проклинаю, не знаю, что происходит в этот самый момент, просто желаю, чтобы объект мгновенно и без изысков издох. И каким образом это достигается, что делается в организме «мишени» — не знаю, и знать не хочу. Мне важен результат.

А результат этот очень даже хорош. Главное успеть подбежать и всосать в себя силу уже покойного колдуна, иначе…а вот я не знаю, что будет — иначе! Сдается, сила мертвого колдуна вселится во что-то, что находится ближе всего! И это может быть что угодно — собака, курица, даже камень! Если не найдется рядом человека. А если человек не сможет вобрать в себя колдовскую силу и умрет — сущность колдуна будет перемещаться в пространстве до тех пор, пока не найдет себе пристанище. Или отправится в Навь — если так и не сможет удержаться на Земле. Так считает старый колдун, давший мне изначальную силу, и я ему конечно же верю.

Но сейчас не до размышлений. Подбежал, коснулся рукой еще теплого, чернеющего и в нарывах тела, и тут же захлебнулся всосанной в меня Силой. Ооо…я чуть не свалился на землю! Это был восторг! Мдаа…стоило ради этого попасть в Африку! Чтобы попробовать, испытать такое!

Кстати, предыдущие колдовские души были менее сильны, и наслаждение было не таким острым. Так мне кажется. Хотя…может это и не так. Каждый раз ощущаешь по-новому — как новое блюдо из того же продукта.

Похоже, что становлюсь чем-то вроде маньяка, испытывающего наслаждение от убийства. И это очень, очень нехорошо!

Колдун, кстати, писал ведь об этом в своих лабораторных записях. Он предостерегал от того чтобы специально искать колдунов и убивать их. Одного, другого, пятого…и настает момент, когда ты не можешь удержаться, и тебе нужно все больше и больше колдовских душ! И сила твоя растет, и удовольствие, испытанное во время убийства колдуна настолько сильно и ярко, что ты хочешь испытать его вновь и вновь. Это как человек, который впервые испытал яркий оргазм. Ему естественно хочется испытать его снова. Тем более, что на то толкает его и сам инстинкт.

Так вот что такое черный колдун…чем больше я вникаю в это дело, и тем чернее становлюсь с каждым днем. Но ведь я делаю плохие дела только для того, чтобы искоренить Зло! Вот убил я здешнего колдуна — разве плохое дело? Они приносят человеческие жертвы, они убивают мирных людей. Что в этом хорошего? Разве это зло не должно быть наказано? Вот я и наказал! И дальше буду наказывать! А силу, которую получил — пущу на доброе дело!

Кстати, что-то я не особенно ощутил, что сил у меня кардинально прибыло. Не знаю, в чем должно выражаться это самое увеличение Силы — по-моему, ее у меня столько же, сколько было и раньше. Я не стал летать по воздуху, я не стал щелчком пальцев перемещать горы и даже лепешки навоза. Ничего не изменилось! Проклятье я мог насылать и раньше. Лечить — тоже мог. Что изменилось-то?

После убийства колдуна война с кланом тут же прекратилась. Они согласились выплатить сотню зебу репараций и признать главенство над ними колдуньи Дамбадзу. То есть фактически моими руками хитрая гадина пригребла себе хорошенький кусок владений. Теперь ее будут почитать и в этой деревне.

Переночевали мы в самой лучшей хижине, которая тут была, на куче относительно чистых ковров, накрытые шерстяными одеялами (кстати сказать, ночью было довольно-таки холодно). Жози у меня под боком, Дамбадзу через очаг, на своем месте.

Утром выступили в поход, когда солнце было уже высоко. Я можно сказать городской житель, и рано вставать мне влом. Это пусть селяне на рассвете встают, коров доят или чего они там делают. А я не буду!

Следующий пункт нашего «освободительного» похода находился в семи часах пешего перехода — если с отдыхом, так что пришли мы на место уже ближе к вечеру. И вот тут я уже едва не распрощался с жизнью.

Хитрая Дамбадзу ничего не сказала о том, что на самом деле здешний колдун по силе превосходил любого из ранее мной виденных (за исключением рыжего, похитившего Варю) примерно раза в три. А может и больше. Более того, в отличие от предыдущих колдунов, он явно не собирался заниматься дурацкими показушными магическими дуэлями. Старый и опытный шакал, он окружил деревню сетью амулетов, заряженных магической энергией до самого предела, и когда я пришел на переговоры — попросту активировал один из них.

Это был обычный серый камень, булыжник, который вокруг деревни валялось несколько десятков, а то и сотен. Я, кстати сказать, когда подходил, обратил внимание на то, что булыжник вроде как светится магической аурой, как амулет или накопитель, но не придал этому значения. А зря! После того как магическая мина сработала, я получил ментальный удар такой силы, что на минуту потерял сознание. Если бы не моя магическая защита — тут бы мне и конец. Радиус действия мины был около десяти метров в диаметре, а я оказался шагах в пяти от этого самого артефакта.

Вообще-то возможно, что мина срабатывала и сама по себе, не нужно было ее активировать — достаточно, чтобы она почувствовала наличие чужой магии, и…бах! Выплеск Силы. Что-то такое умел делать «мой» старый колдун, только его артефакты были больше для оповещения, а не для удара по крадущемуся врагу. Возможно — он боялся, что выплеск энергии пришибет его самого. А может не хотел, чтобы пришибло ту же бабу Нюру, если она случайно забредет к нему в гости. В записках об этом ничего не было сказано — просто формула изготовления сигнальных артефактов, реагирующих на появление чужой магии в пределах, определенных хозяином.

Выглядело это так: грохот, как если бы разорвался снаряд! Вспышка, после которой на некоторое время глаза перестают видеть! Ну а потом уже что-то вроде вихря над тем местом, где произошел ментальный взрыв.

Удар должен был выжечь из меня магическую энергию, высосать ее, и полностью лишить меня магических сил. Я это знаю наверняка, потому что разом лишился три четверти магической энергии накопителя, и полностью — своей собственной энергии. Амулеты разрядились — оба, и ту же минуту, пока лежал без сознания, я был абсолютно беззащитен — что в магии, что в физическом пространстве. И следом за взрывом последовала атака проклятьем, которая должна была уничтожить меня насовсем. Размазать в лепешку.

Если бы не Жози! Не знаю, как так получилось, но она осталась в сознании, когда жахнула ментальная бомба. Возможно, что бомба действовала только на тех, кто обладает магическими способностями — у Жози таких способностей не было, и потому она лишь испугалась, и не более того. Испугалась — за меня. Когда я упал, Жози бросилась на меня и накрыла своим телом. Потому проклятье, пущенное колдуном, ударило именно в нее, только лишь частично пробившись через ее тело.

До меня добралась маленькая часть проклятья, но это было очень и очень больно. Потом — больно, когда я очнулся. Я и очнулся-то от того, что кожу у меня жгло, как раскаленным железом. Одежда не пострадала, а вот кожа…она сплошь была покрыта волдырями ожогов. Боль — неимоверная!

А вот Жози пришлось очень плохо. Совсем плохо. Несчастная девчонка…она превратилась в кусок обугленного, сочащегося кровью мяса, и минуты ее были сочтены. Не часы, нет! Какие часы, когда ты лишен кожи?! Когда ты истекаешь кровью всем телом, сплошной раной, всеми трепещущими от боли обнаженными мышцами!

Когда я очнулся, секунды мне понадобились, чтобы осознать ситуацию.

Раз! Я смотрю в лицо Жози, на котором живыми остались только синие глаза.

Два! Я смотрю на свои руки, вздувшиеся от пузырей.

Три! Я понимаю, что, если не встану, мне точно придет конец, и ничто на свете меня не спасет.

Холодная такая ярость, не лишающая разума. Толпа во главе с колдуном уже рядом — бегут, визжат, хохочут! И колдун, колдун с ними. Видят окровавленное тело, лужу крови — думают, что мне конец. А мне не конец. Мне только очень больно и горько, и хочется всех убить. И я выпускаю проклятье — могучее, смертельное, накрывающее сразу всю толпу. И шепчу:

— Тебе моя жертва, Морана!

А потом пью души этих людей. Много, много душ. И самое главное — душу колдуна. Я дотянулся до него — он светился Силой, он не хотел покидать свое тело! Но я вырвал его из плоти и выпил! Да так, что не осталось ни частички, ни маленькой капельки магической энергии! Я забрал себе все, ничего не отдал Моране! Хватит ей и душонок этих грабителей-пастухов. Которых мне ничуть не жаль. Из праха вышли, в прах ушли.

Каждому воздастся по их вере — верят они, что являются демонами, заключенными в тело мужчин, и что когда эти мужчины умирают, они освобождают отбывших заключение бесов — вот я их и освободил. Пускай теперь летят к своему господину — или госпоже, которая суть часть его Сущности. Я им просто помог освободиться, и больше ничего.

Взгляд на руки — чистые, как и были. Мгновенно исцелился. Нас, черных колдунов, так просто не взять! Наклоняюсь над Жози, или вернее над тем, что от нее осталось, и начинаю вливать в нее Силу. Ровным, мощным потоком, желаю одного — пусть в тело вернется здоровье. Вообще удивительно, что она так долго прожила с такими невероятными повреждениями. Но женщины вообще гораздо более живучие, чем мужчины. Помню, давно где-то прочитал, что по зарубежным законам, если в катастрофе одновременно гибнут муж и жена, и у них нет прямых наследников, то все наследство отправляется к родственникам жены, так как она прожила немного дольше мужа. И значит — приняла наследство умершего супруга.

Я занимался с Жози минут сорок — осторожно, порция за порцией запуская в нее магическую энергию. Фактически мне пришлось поднять ее из мертвых. И то, что у меня получилось…это было отвратительно. Нет, внешне она выглядела вполне прилично — восстановилась кожа, ежик волос на голове, все, как обычно — только вот похудела, будто высохла. Хотя и высохла, точно — крови-то потеряно литрами. Все было гораздо хуже. Я создал зомби!

В этом теле не было души. Душа улетела, обе ее половинки выпорхнули и отправились в Навь, чтобы потом оказаться в новом теле, и начать свою новую жизнь — наверное, более счастливую. А вот тело, которое не успело умереть — я воскресил. И оно функционировало как положено — прикажешь поесть, оно ест. Прикажешь посетить туалет — пойдет, и посетит. Сделает все, что я скажу — вплоть до того, что вспорет себе живот и развешает кишки на кустах — если я этого захочу. Биоробот, зомби — я не знаю, как иначе назвать это существо. Смотрит на меня пустыми синими глазами и молчит. Смотрит — и молчит. Разговаривать оно не умеет. Как и думать.

И снова это моя вина, как и с Варей. В результате моих действий пострадала и моя подруга, и спасенная мной девчонка. Хоть и рабыней, она все-таки жила. А теперь — не живет.

А вот никаких дополнительных способностей у меня не открылось. Порталы я так и не начал открывать. И после коротких переговоров Дамбадзу с оставшимися в живых жителями деревни мы отправились на «базу», став богаче на две сотни зебу — их потом пригонят за нами вслед, когда похоронят убитых мной бойцов.

Три недели после того дня я жил в деревне Дамбадзу. Я просто осатанел. От прежнего Васи Каганова осталась только оболочка. Каждый день мы выходили и выезжали в карательные экспедиции, и каждый день, а то и по два раза в день я уничтожал колдунов. Их не спасали ни ловушки, ни объединение в группы — как бы они ни пытались меня убить — я их все равно убивал. И впитывал души.

Если мне пытались мешать, если нападали бойцы этих кланов — убивал и их. Хорошо ли это было? Нет, конечно. Я это понимал, но мне было наплевать. Ожесточенный, будто обугленный, я как танк катился вдоль всей реки Омо, и гасил здешних колдунов.

Дамбадзу торжествовала. Она буквально стелилась передо мной, хвалила и всячески улещивала, угощая лучшей едой, напитками, окружив заботой и самыми красивыми девушками. А я вел себя как тиран. Во-первых, под страхом проклятия запретил вставлять в губу дурацкие тарелки дэби.

Во-вторых, запретил вырезать клитор у девчонок.

В-третьих, приказал приводить ко мне девчонок с тарелками в губах, и залечивал им это уродство — даже зубы выращивал. При возросшей силе (я это все-таки почувствовал, и скоро) для меня это было плевое дело. И кстати — с каждой покоренной деревни я брал обязательство не уродовать женщин. Иначе я узнаю, вернусь, и всех уничтожу. До последнего человека!

Раза три пришлось уничтожать — в одной деревне военный вождь начал возбухать, в другой — некий авторитетный старец, в третьей…в третьей тоже военный вождь, но только вместе со старцем. Я их проклял, после чего они за считанные минуты превратились в груды гниющего мяса. В остальных деревнях притихли и больше не возмущались.

Кстати сказать, эта самая прогрессорская деятельность хоть как-то примиряла меня с моей совестью. Да, я убивал колдунов и их защитников, да, я ворвался в местную жизнь и правил ее по собственному разумению. Но я все равно делал хорошее дело! Если мурси хоть немного отойдут от своих дремучих понятий о жизни — это будет хорошо. Может они потому такие агрессивные, что у них нет красивых женщин, а только страшные тетки с тарелками в губах! Которые еще и никогда не кончают во время секса из-за вырезанного клитора. Невозможно быть добрыми счастливыми, уродуя себя таким варварским способом. И не варварским — тоже.

Передвигался мой летучий отряд колдуноборцев со всеми удобствами — в одном из селений были конфискованы два японских подвесных мотора «Ямаха-60 Эндуро», две здоровенные пироги (не знаю, как иначе их назвать — длинные лодки), мы грузились в эти самые пироги и поднимались вверх по течению Омо к самым горам. Или спускались по течению, иногда ночуя в захваченном селении, иногда сразу же возвращаясь домой. Некоторые экспедиции занимали по два-три дня. Бензин для моторов (а его требовалось много) нам доставляли покоренные деревни, где они его брали меня не интересовало. Впрочем — моторы использовали только для перемещения пирог вверх по течению, для экономии потом сплавлялись, используя силу течения реки и обычные весла. Только дважды пришлось заводить движки, когда мы сплавлялись по реке из очередного набега: дебильные бегемоты решили вдруг, что проплывающая пирога мешает им красиво отдыхать, и бросились нам вслед с явно недобрыми намерениями. Я мог их проклясть, и они бы все передохли, но зачем пакостить там, где живешь? Мотор рванул пирогу, она отлетела на пару сотен метров от преследователя — все, конфликт был исчерпан. Бегемот, конечно, тупая тварь, но мне его почему-то жалко. Да, да…это говорит человек, который десятками, сотнями убивает людей! Вот такой парадокс. Кушайте на здоровье, кому не лень.

Несколько раз нас обстреливали из прибрежных кустов, даже убили двух наших бойцов. В основном целили в меня и в Дамбадзу, но в нее не попали, а мой амулет защиты продолжал работать в высшей степени похвально (спасибо старому колдуну). Пришлось накрыть заросли площадным проклятьем, в результате чего крокодилы получили массу вкусной жратвы, а мои боевики — кучу хорошего огнестрела.

Да, именно так — МОИ боевики. Я тут сделался чем-то вроде Искандера Двурогого, усиленно подчинявшего кланы мурси по всей реке Омо. Своя охрана, своя обслуга. Дамбадзу строго-настрого предупредил: если она не станет продолжательницей моих идей по искоренению дурацких дэби и клиторорезок — она сама себе перережет горло. И кстати сказать — так и будет, если колдунья осмелится пойти против моей воли. Я вбил ей это в мозг так, что до конца жизни будет держаться моих установок. А жизнь у нее дооолагая…так что с дэби будет покончено. Мурси потеряют часть своей притягательности, лишившись тарелок на морде, но может станут хотя бы подобрее? Вряд ли, конечно, но чем Морана не шутит?

За то время, что я бесчинствовал в долине Омо, ни разу не увидел ни одного представителя эфиопской власти. Ни одного. Это было настолько удивительно для двадцать первого века, что на самом деле — даже поверить в такое трудно. Ну как это так — огромная территория страны практически не контролируется ее властью! Люди, которые здесь живут, вообще никакого представления не имеют, кто правит страной, и вообще — что существует какая-то там страна, в которой они живут! Не все, конечно, но девяносто девять процентов — точно. А может и больше. Только те, кто общается с туристами, те, кого посещают проводники — знают больше о мире и о стране. Но даже эти знают лишь столько, сколько им нужно для успешного выживания в саванне. Купить оружие (оно сюда поступает в основном из Судана), купить боеприпасы, кое-какие тряпки, посуду, ножи (в общем — мелкий хозяйственный бутор) — вот и все, что мурси нужно от цивилизации.

Само собой, колдуны знали и знают больше, чем все остальные люди. Но так всегда было — руководители организации заведомо обладают большей информацией, чем остальной коллектив. Но они точно не спешат делиться этой самой информацией с рядовыми членами коллектива.

И я все ждал и ждал, когда же у меня откроются обещанные способности. Убивал и ждал, убивал и ждал. А когда мне стало совсем тошно, я все-таки решил отсюда убираться. Хватит крови, хватит смертей — домой! О чем я в один прекрасный день и объявил Дамбадзу.

Хитрая баба ничуть не расстроилась — по-моему она была гораздо умнее того же Александра Македонского, и понимала — мало завоевать земли, надо еще их удержать. Теперь она сделалась чем-то вроде местной королевы-колдуньи, и все завоеванные деревни подчинялись ей беспрекословно. А меня, хоть и боготворила, Дамбадзу очень даже опасалась. И немудрено — я честно сказать иногда подумывал — а не свернуть ли ей башку? Помню, как она развлекалась со старой колдуньей, зверски ее пытая! Не за страх, а за совесть «работала»! Ей нравилось пытать старушенцию! А я, между прочим, вроде как должен отомстить за свою покойную соратницу — она ведь просила меня уничтожить Дамбадзу.

Однако я этого делать все-таки не стал — опять же по здравому размышлению. Во-первых, Дамбадзу должна отвезти меня туда, куда приезжают белые туристы. Ну и не на глазах же этих самых туристов потом мне искоренять Дамбадзу?

Во-вторых, если я уничтожу колдунью и ее помощника (того самого колдуна, которому сломал челюсть, а потом вылечил), в долине Омо начнется дичайший бардак, такое кровопролитие, которого не видели эти места уже давно, с эпохи колонизации Африки. Здешним губорезам нужна твердая рука, монархия, и тогда они перестанут убивать друг друга под надуманными и не очень предлогами. Убивать за украденного зебу, за лужайку для выпаса, просто потому что рожа не понравилась или не так что-то сказал.

Я составил для Дамбадзу краткий кодекс законов, которых должны придерживаться мурси, и теперь они будут жить слегка по-другому. Убивать (как мне кажется) будут все-таки поменьше.

Жози так и не оправилась. Да и не могла она оправиться — Жози в теле просто не было. Пустая оболочка. Красивая пустая оболочка. Когда я уезжал в боевые экспедиции, «Жози» оставлял в хижине, строго-настрого приказав как следует за ней ухаживать. Узнаю — что ее обидели — всем трендец. А я узнаю! Мне достаточно теперь просто внимательно посмотреть ей в мозг, чтобы увидеть картины происшедших с ней событий. (Да, я стал гораздо сильнее, чем был раньше).

Что делать с Жози я пока что еще не решил — кроме одного: я возьму ее с собой, чего бы это мне ни стоило. Попробую найти ее душу и засунуть обратно в тело. Вот только как это сделать — пока что не знаю. За эти три с лишним недели моего нахождения в Африке Морана не явилась ко мне ни разу. Я ждал, что усну, и снова ее увижу, переговорю с ней, попрошу…

А что попрошу? Пока не о чем просить, кроме того, что надо бы вернуть душу Жози в ее тело. Варино тело я не нашел, так что просить вернуть половинку Вариной души тоже не могу. Пока что я лишь «накапливаю» свой «обменный фонд». Мне ведь еще надо будет вернуть и моих бесов. Не хочу других, хочу прежних — привык я к ним, можно сказать сроднился. Как братья стали! Хе хе…

Итак, настал день (вернее это была уже ночь), когда я объявил, что мне пора удаляться от ратных дел в свою страну белых великих колдунов. И что меня нужно доставить туда, откуда я смогу добраться до города Аддис-Абеба.

В глазах моей боевой помощницы не было ни малейшего сожаления. Мавр сделал свое дело — мавр может свалить. Я смертоносной косой прошелся по кланам и выбил всех, кто мог быть помехой власти Дамбадзу. И теперь я здесь совсем уже не нужен.

Досадно ли мне? Да ничуть. Тот случай, когда я ни к кому здесь не привязался и никого не считаю своим товарищем. Если не считать Жози, конечно, но это уже особый случай. Да и с Жози, честно говоря, не все так однозначно…какой она мне товарищ? Любимая кошечка. Или любимая собачка. По уровню развития. Товарищ, друг — это когда равные. А уже теперь, когда вместо Жози пустая оболочка…любимое растение?

Как я буду выбираться с ней вместе — не представляю. Но точно знаю — не брошу, пусть даже это просто оболочка. Мы в ответе за тех, кому напакостили. Не знаю, сколько бы еще прожила девчонка в рабынях у Дамбадзу, но точно дольше, чем рядом со мной. Я притягиваю неприятности. Я просто магнит для неприятностей! Неодимовый. Я сама неприятность!

Сплавились по реке. Прикинул — получилось километров семьдесят, не меньше. А может и больше. Не знаю, не засекал. Все это время я спал на дне лодки, укрыв себя и Жози заклинанием от мух и всяческого гнуса. Делать было нечего — кроме как думать или спать. Думать не хотелось, потому что в голову лезла всяческая дрянь вроде: «А зачем я живу?!» Или: «Что я творю?!». Типичная русская самокопательная хрень, и если в нее углубиться, можно довести себя до самоубийства. Проклясть самого себя и сдохнуть, как змея, ужалившая себя в хвост. Потому легче пребывать в состоянии безвременья и бездумности, а проще говоря — хорошенько поспать.

Деревня, в которую мы прибыли, отличалась от тех, которые я «посетил» за эти недели только своими обитателями. Вот на что я не люблю боевиков мурси, вечно потрясающих оружием и пытающихся тебя искоренить, но эти в сравнении с теми были еще противнее. Они взяли от цивилизации все худшее, что могли от нее взять. Например — пьянку. А еще — быстро поняли, что легче жить не разведением зебу, хотя они и этим активно занимались, а попрошайничеством у богатых белых туристов. И первое, что сделал встреченный мной абориген, замотанный до полвины тела в яркую грязную тряпку — подошел ко мне походкой короля и протянув руку требовательно буркнул:

— Быр! Дай пять быр! Нет — десять быр! Быстро!

Я уже знал, что «быр» — это местная валюта, если ее можно так назвать — валютой. Этих быров у меня были две здоровенные пачки, каждая по двадцать тысяч быров стобыровыми бумажками. По курсу это примерно тысяча баксов США — как мне сказала Дамбадзу, знаток всего и вся, что касалось ее благосостояния. А значит и денег. Деньги были реквизированы у колдунов после их искоренения. Колдуны отнюдь не были бедными людьми, у них всегда имелся небольшой капиталец. Я мог взять и больше, но просто не захотел. И так тащить столько бумаги — совать ее даже некуда. Карманы раздулись до полного безобразия.

Посмотрев в не очень доброе и очень наглое лицо попрошайки с автоматом, я не стал его проклинать, а просто двинул кулаком ему в морду, с наслаждением припечатав его широкий негроидный нос. Ничего не имею против негров, и каких-то других наций — если они правильно себя ведут. А если эти самые нации перерождаются в нечто отвратительное, даже постыдное…мне честно сказать ближе убийцы-мурси из глубинки долины Омо, чем вот эти замотанные в тряпки помоечные крысы.

Соратники ушибленного придурка заболботали, затрясли автоматами, вращая глазами и выпучивая их по мере сил и возможности, но я сразу же их предупредил — еще шаг, и превращу всю эту толпу в груду разлагающегося дерьма. Они тут же поверили, тем более что слышали о неком великом колдуне фаранджи, огнем и мечом, прошедшим по всей саванне вдоль побережья матушки-Омо. Стали извиняться, пресмыкаться, как и положено вести себя нормальным участникам стаи, получившим законный отпор от сильного вожака.

Человеческое общество частенько напоминает волчью или шакалью стаю. Если человек слаб — его порвут. Силен — пресмыкаются, восхищаются…любят. Так чем тогда люди отличаются от зверей?

Впрочем, наверное, во мне говорит накопившееся раздражение последних недель. Чернота, которая осела в моей душе. Кстати, я смотрел на себя в зеркало — глаза мои стали совершенно черными. Настолько карими, что казались черными провалами в мой череп. Отвратное зрелище. Хорошо хоть что в зеркало я теперь практически не смотрюсь. Отросшие волосы меня не беспокоят, а борода у меня уже не растет. По моему приказу Дамбадзу изготовила снадобье, которое свело бороду напрочь минимум месяца на три. А может и дольше. Намазал щеки этой вонючей штукой, подождал пять минут, смыл…и все. Можно не бриться. Щеки гладкие, как у младенца. Действие снадобья похоже на те вонючие гели, которые применяют для сведения волос в цивилизованном мире, вот только те мази действуют очень слабо и на короткое время. А тут, с помощью магии — рраз! И нет у тебя волос. Главное не забыть и не коснуться головы намазанной снадобьем рукой.

Кстати, как оказалось — ту же Жози в свое время с ног до головы вымазали этой самой мазью. Свели волосы напрочь, раз и навсегда. То-то у нее на теле не было никаких волос — вообще. Мурси почему-то раздражают длинные волосы, в том числе и бороды. Может потому, что сами не могут такие иметь? Вот Дамбадзу и лишила волос свою рабыню-фаранджи. Но это чисто мои домыслы, колдунью я об этом не спрашивал.

Вечером в мою честь и в честь Дамбадзу закатили пир, на котором местные мурси, очень склонные к выпивке и как я знаю — законченные алкаши — перепились до самого что ни на есть изумления. В хлам. И что характерно — и мужчины, и женщины. Пили они какое-то дрянное пойло, сдается что разведенный спирт (я от него категорически отказался). Часть мурси сразу уснули прямо возле пиршественного костра, на котором жарили здоровенную антилопу, а несколько парочек я видел в нескольких метрах от себя совокупляющимися без всякого на то закономерного стыда.

Мурси вообще отличаются абсолютным равнодушием к таким вот условностям — захотелось, так справил нужду прямо при людях. Захотелось — загнул свою бабу прямо возле костра при стечении народа. Дети природы, чего уж там! Но все равно…как-то это по животному, не по-человечески. Противно.

В общем, я потребовал, чтобы меня с Жози увели спать в приличную хижину, чтобы утром дождаться первых машин с вожделенными туристами. Пора возвращаться в цивилизацию. Увы, бесславно и в самом что ни на есть гадком настроении. Ничего хорошего от ближайшего будущего я не ожидаю.

Туристы появились в деревне около десяти утра по местному времени. Три машины — бывшие когда-то белыми лендроверы, в каждом из которых сидели по три туриста и сопровождающий, вооруженный автоматом Калашникова. Когда мне сообщили о прибытии этой группы, туристы уже вовсю фотографировали аборигенов, грозно и настойчиво требовавших с них энное количество быр за право сделать одно фото. Я наблюдал за процессом из тени хижины, оставаясь некоторое время незамеченным — смотрел за процессом сквозь плетеные стены. Когда зрелище надоело, вышел и пошел к охраннику одной из машин, выбрав мужика постарше. На первый взгляд его физиономия была не такой жуликоватой, как у остальных двух сопровождающих, потому я решил разговаривать с ним.

Заметив меня, проводник едва не вздрогнул — настолько дикой должна была показаться моя странная личность. За эти три недели я оброс (стричься-то негде!), лицо стало темным от загара, но притом при всем одет был в европейскую одежду, чистую и наглаженную, что совершенно явно контрастировало с окружающей меня действительностью. Дар кикиморы позволял мне сохранить одежду чистой — если она одета на меня. Потому что бы я не делал — грязь и пыль на штанах и рубахе не задерживалась.

— Привет! — обратился я к мужику на языке мурси — Мне нужно чтобы ты доставил меня в Аддис-Абебу.

— А ты…кто? — дрогнувшим голосом спросил охранник, оглядываясь на двух других, которые о чем-то разговаривали с местным вождем (или как он там у них называется)

— Тебе абсолютно безразлично, кто я — без дипломатических вывертов ответил я — Мне нужно, чтобы ты доставил меня в Аддис-Абебу. Скажи своим туристам, что встретил человека, европейца, которому нужно попасть в город. И что вы обязательно должны его отсюда забрать. Понял?

— А сколько заплатишь? — тут же обнадежился проводник, взглядом мазнув по высовывающейся у меня из кармана пачке купюр.

— Ничего не заплачу — отрезал я, засовывая пачку поглубже в карман — А если ты сейчас будешь вести себя неправильно, вообще отсюда не уедешь.

— Ты чего?! Ты кто такой?! — начал возмущаться охранник, и как бы невзначай положил руку на автомат. Я тут же пустил в проводника маленькое проклятье, вызвав боль во всем теле — сильную боль, до рвоты — и охранник тут же свалился на землю, корчась, как червяк на солнцепеке. Подождал секунды три и снял заклятие — я конечно черный колдун, но не до такой степени, чтобы мучить невинных людей. По большому счету этот человек ничего плохого м не не сделал. А то, что хотел заработать — так это его право.

— Вставай! — я протянул ему руку, за которую мужик неуверенно уцепился — Я колдун. Тут меня зовут Великий. Слышал обо мне?

— Слышал… — неуверенно протянул проводник, хватая воздух широко открытым ртом — Тот самый…Великий?!

— Тот самый — устало кивнул я — И мне надо отсюда уехать. Сделай так, чтобы твои туристы спокойно забрали меня с собой. Вы же в Аддис-Абебу поедете? Ну вот и заберете нас с собой.

— Нас? — неприятно удивился проводник — А сколько вас?

— Я и девчонка. Двое.

— Я не знаю…я не против, но как на это посмотрят туристы? И места у нас мало…их трое, я за рулем — всего четверо. Они будут против! С ними что делать? Сумеешь их убедить?

— Покажи мне — кто с тобой едет.

— Вот они!

Проводник указал мне на двух мужчин — один толстый, лет сорока пяти, в светлых штанах до колен, другой в джинсах, худощавый, лет пятидесяти. С ними молодая женщина в шортах цвета хаки, блузке без рукавов, коротко остриженная. Очень даже симпатичная женщина. Кем она приходится этим двум — я не понял. Жена? Дочь? Слегка походила на этого вот худощавого, который сейчас фотографировал важничающего парня с автоматом в руках.

— Они откуда приехали? Из какой страны — спросил я проводника, вглядываясь в лица туристов, с удовольствием разглядывающих толпящихся вокруг аборигенов.

— Американцы. Все американцы! — кивнул проводник — Богатые. Но жадные. Главный у них вот тот, тощий. А этот вот, толстый — его родня. А девушка его дочь, этого тощего.

— А остальные, что с другими проводниками? Они вместе с этими туристами?

— Нет. Просто когда колонной — так безопаснее. Мурси, они ведь дурные. Напьются, могут начать чудить. Лучше все вместе передвигаться. Вот одной колонной и пошли. Ты договорись с худым, чтобы они вас забрали, я-то ведь не против! Но я ничего не решаю!

Еще бы он был не против. Я уже успел коснуться его руки и подчинить себе. Надо было сделать это с самого начала, но…я не сделал. Просто не сделал, и все тут. Хотелось поговорить просто так…по-человечески. Не вышло.

Я развернулся и пошел к «тощему», что-то живо обсуждающему с молодухой. Ей на вид лет двадцать пять, может чуть поменьше. Косметики практически никакой, но и без косметики — милая девица, ноги длинные, загорелые, грудь тоже на месте…

— Хай! — я протянул руку мужчине, и тут же, мгновенно ворвался в его мозг, выдирая из него всю информацию, которая мне была нужна. Родным языком мужчины был английский, но он владел еще французским, немецким, испанским и итальянским. Я буквально выдрал у него знание языков, перекачав их в свою память.

Меня слегка затошнило, в голову ударило, как если бы я резко встал после долгого лежания на спине, но тут же взял в себя в руки и успел подхватить обмякшее тело Марвина Чейза. Ему было гораздо хуже, чем мне. Дочь, Келли Чейз бросилась к нему на помощь, и вместе мы уложили потерявшего сознание Марвина в тени, подложив ему под голову толстый кусок деревяшки, кстати оказавшийся под рукой.

— Видимо, перегрелся на солнце! — сообщил я девушке, на лице которой выступили крупные капли пота. Лицо ее было покраснело, она сильно испугалась — сейчас немного отлежится, и все будет в порядке. Намочите тряпку и положите ее ему на лоб. Скорее всего тепловой удар.

Девушка бросилась к машине, достала оттуда пластиковую бутылку с водой, нашла что-то вроде шейного платка, намочила его, обтерла Марвину лицо, потом положила платок на лоб.

— Вот так! — удовлетворенно кивнул я, и посмотрел в глаза девице — Меня звать Василий Каганов. Я русский, попал в аварию и теперь добираюсь до Аддис-Абебы. Привет!

Я протянул руку, девица протянула свою, наши руки соединились…бах! Девица вздрогнула, посмотрела на меня туманным взглядом — готово, дело сделано. Теперь она у меня в подчинении, как и ее отец. Осталось заняться толстяком, который сейчас быстро шагал к нам, размахивая руками, как на параде. Не успел он ничего спросить, а я уже протянул руку и схватил его за локоть:

— Все будет в порядке, тепловой удар!

Секунда — и все было кончено. И этот у меня в подчинении. Теперь нужно только повести себя так, чтобы думалось, будто решения они принимают сами. Чтобы не было потом никаких вопросов — почему они сделали именно так, а не иначе. Я могу приказать прямо, не заморачиваясь никакими ширмами, но умный человек поймет, что с ним что-то не так. А если поймет — может кому-то рассказать, а этот кто-то…не знаю, что он сделает, и не хочу этого знать. Чем меньше людей знают о таких людях как я, тем спокойнее буду жить.

Толстяка звали Джошуа Далтон, и он был двоюродным братом Марвина. Именно он инициатор поездки в Эфиопию, любитель экзотики и приключений. Ну вот и будут им приключения, вывезут отсюда русского и его девушку.

Когда ты можешь подчинять себе людей, вставляя им в голову те мысли, которые считаешь нужным вставить, все, что тебя может остановить — это твое чувство порядочности и…люди, которые знают о твоих способностях. Даже если они не обладают даром колдовства. Главное — знать обо мне, а уж найти способ меня искоренить — это не такое уж и сложное дело. Меня, например, можно подорвать. Хороший заряд — и мой амулет защиты не выдержит. Меня можно убить во сне, когда я не буду контролировать происходящее рядом. Меня можно просто задавить — машиной, или танком. Амулет физической защиты срабатывает на ударные воздействия, а гусеница танка просто давит, а не ударяет.

Зря я обнаружил свои способности в самом начале своей колдовской «работы». Не надо было этого делать. Но теперь уже ничего не исправишь, единственное, что я могу сейчас поправить — это больше не показывать своих способностей так явно, как это делал раньше. По мере возможности, конечно.

Теперь эти трое уверены, что сами по себе приняли решение помочь русскому, который остался без транспорта в окружении дикарей, и который спас из рабства французскую девушку, свихнувшуюся после того как, увидела смерть своих родителей.

На остальных туристов, которые приехали с этой троицей я время тратить не стал. Мы с Жози влезли в лендровер Чейзов и сидели там до тех пор, пока трем моим новым «друзьям» не надоело раздавать быры на каждый снимок назойливых аборигенов, так и лезущих в кадр по двое и по трое. Оплачивался не просто каждый снимок, а по количеству аборигенов, попавших в кадр. Потому онистарательно лезли на глаза, норовя вбежать в кадр и заработать десятку-другую быр. Иногда из-за этого между ними вспыхивали скандалы — вплоть до драки.

Остальные туристы подходили к нам с Жози, спрашивали, откуда мы взялись и кто вообще такие, но я отвечал односложно и туманно, потому они скоро от нас отстали.

С Дамбадзу прощаться не стал — она мне за эти недели надоела хуже горького лекарства. Только подозвал ее, когда колдунья выглянула из хижины, и глядя ей в глаза дал установку, как в дальнейшем держать в узде это стадо размалеванных чертей. И как следует им жить — закрепив установку, которую дал ей несколько дней назад. Теперь она точно никуда не денется, все исполнит как надо. Мурси пойдут по другому пути. Хорошо ли это? Может да, а может и нет. Но я считаю, что поступил правильно.

Выехали в час дня по настоянию проводников — ближе к вечеру мурси нажираются разведенного спирта и становятся очень агрессивны. Так проводники объявили туристам. И это было верно.

До города пять сотен километров, и ехать в переполненном лендровере не очень удобно — на заднем сиденье пришлось уместиться четверым. Я взял Жози на колени, рядом сидела Келли, у окна — Марвин. Кондиционер в салоне работал, так что душно не было, и это меня очень порадовало. Надоела африканская жара. Больше всего мне сейчас хотелось холода и дождя — по контрасту с этой удушающей африканской жарой, наполненной мухами и запахом дерьма. И не только дерьма зебу.

Спутники расспрашивали меня о подробностях путешествия — я сходу придумывал всякие небылицы, рассказывая о том, как белый носорог разбил мою машину, как мурси согласились довести меня до деревни, которую посещают туристы за вознаграждение, а вознаграждением была сама машина и все ее содержимое. Как я пешком добирался две недели, сохранив лишь деньги, которые укрыл от жадных взглядов аборигенов. И как я в одной деревне увидел Жози, которая была рабыней у местной колдуньи. Я выкупил девушку за автомат Калашникова и все патроны к нему, а еще — пятьсот баксов. Так как не мог оставить такую красивую девушку в беде. Она вообще не разговаривает и только лишь исполняет приказы — подвинулась умом, когда ее изнасиловал вождь племени. И теперь Жози нужно доставить к врачу-психиатру, возможно, что он сумеет организовать нужное лечение.

Выглядело все это на мой взгляд напыщенно и глупо — как раз для голливудских сериалов. Однако если подкрепить эту дурацкие басни малой толикой Силы, то они приобретают уже совсем другой вид. Я видел по лицам спутников, что они верят каждому моему слову и переживают за несчастную девчонку. А еще — восхищаются мной, который не побоялся вступить в противоборство с нехорошим аборигеном. Я ведь рассказал, что вступил в бой с этим самым вождем и набил ему морду, так как некогда почти профессионально занимался боксом.

Проводник, сидевший за рулем, косился на меня с интересом и удивлением, он-то ведь слышал, кто такой Великий Колдун, в чем я сам ему и объявился, но опасаясь причинить мне вред помалкивал, не говорил ни слова в мой адрес на протяжении всего путешествия.

Почему я ему представился? Можно было бы конечно и ему внедрить мысль о том, что я заблудившийся в саванне путешественник, лишившийся имущества. Но он в такую чушь без магии точно не поверит, так что для него совсем другая версия — я Великий Колдун, который отправляется по своим делам. И он должен помалкивать и не говорить обо мне ни с кем, тем более со своими сослуживцами-проводниками. Они его будут расспрашивать, это уж без всякого сомнения, но «мой» проводник просто промолчит. Ну а если свяжут мое появление со слухами о Великом Колдуне — так пусть свяжут, мне-то что с того. Я сюда возвращаться на собираюсь.

Вообще, я даже не особо задумывался — как мне сказать и что делать. Я иду к цели как танк. Надо мне выбраться в город — и я иду напролом. Плевать на нестыковки в рассказе, плевать на то, что все мое повествование шито белыми нитками — я не собираюсь дальше общаться с этими людьми. Они просто балласт в машине, которая везет меня к цели.

Наконец, попутчики удовлетворили свое любопытство, а я сделал вид, что засыпаю — откинувшись на спинку сиденья и закрыв глаза. Ехать мне было довольно-таки неудобно — Жози весила немного, хорошо если килограммов сорок-сорок пять, но коленки она отдавливала очень даже прилично, так что скоро ноги у меня затекли. Я время от времени менял положение ног, но…ничего не помогало. Однако в конце концов я незаметно для себя на самом деле уснул.

И в этот раз я все-таки увидел Морану. Она стояла все на той же, знакомой по прежним посещениям Нави поляне, окруженной высоченными черными елями. Сумрак, и разлитое в пространстве ощущение печали — вот как для меня всегда вспоминалась Навь. Что это за мир, откуда он взялся — разве может это познать обычный человек? Он не может познать даже тот мир, в котором живет, что уж говорить о мирах загробных! Если только они есть, эти миры…а не придуманы этим самым человеком. Как там сказано? «Каждый человек — вселенная». И эти миры — они все внутри нас.

— Привет, адепт! — лицо Мораны в этом раз было почти приветливым. Оно и понятно — как мождно не приветить своего Жнеца, отправившего к тебе десятки и сотни свеженьких душ! Я бы тоже радовался своему поставщику вкусных свежих бифштексов. А для этого существа, выглядящего как женщина души людей — это те же самые бифштексы. По крайней мере — я так это себе представляю. Упрощаю, конечно, но люди вообще склонны все упрощать. Особенно то, чего понять они никак не могут.

— Привет, Морана! — выдавил я из себя непонятно каким образом. То ли мысленно говорю, то ли как обычно. А может — и так, и эдак.

— Ты хорошо поработал. И заслужил награду. Что ты хочешь у меня попросить?

— Душу Жози — не думая, выпалил я — Она заслужила лучшей доли, чем ей досталось. Она меня спасла.

— Знаю — улыбнулась Морана — И за то я дала ей лучшую долю. Ее душа отправилась в новое воплощение. Она родится заново в хорошей семье. Родители ее молоды и богаты, будут ее любить, холить и лелеять. Девчонка заслужила эту участь — она спасла моего адепта, такого ценного для меня. Проси еще.

Я задумался — что просить? Душу Вари? Так я еще не нашел ее тело, так что вселять Варю мне некуда. А что если…

— Я хочу вселить половину души Вари в тело Жози! Я потом смогу вытащить ее из Жози и переместить в тело Вари?

— Если убьешь тело Жози — усмехнулась Морана — И если освободишь тело Вари от чужой души. И если я тебе это позволю.

— Если ты позволишь? А можешь и не позволить? Ты же обещала! — встрепенулся я.

— Я обещала, что позволю тебе забрать душу Вари, когда ты найдешь ее тело. Но не обещала, что эта душа пройдет через цепочку посредников-носителей. Я могу сейчас отправить половинку души Вари в тело Жози, но это будет не та Варя. И если окажется в этом теле — назад для нее пути не будет. Единственный путь — это воссоединение с другой половинкой души. Но один из носителей тогда должен будет умереть.

— Ничего не понимаю — вздохнул я — Запутался в твоих объяснениях! У меня на руках тело девчонки, в котором нет души. Она не может двигаться самостоятельно, она ничего не может самостоятельно! И мне с этим надо что-то делать! Иначе она повиснет у меня на ногах, как гиря!

— Так убей ее, и всего-то дел — равнодушно посоветовала Морана — Что ты от меня хочешь? Дать тебе какую-нибудь душу, чтобы вселилась в тело этой девчонки? Зачем тебе эта обуза?

Я подумал несколько секунд и вдруг неожиданно для себя сказал совсем иное:

— Научи меня строить порталы перемещения!

— Порталы?! Я?! — Морана даже хихикнула — Это не моя специализация, как у вас там говорят. Я отвечаю за души. Я Смерть, адепт! Магия — это…

— Магия — это Я! — раздался густой, низкий голос и рядом с Мораной возникла темная фигура. Чернобог!

— Магия — это я! — повторил он, и откинул капюшон, открывая красивое, белое как мрамор лицо с черными провалами глаз. Такими же как у меня…только лицо у меня не белое, а смуглое, загорелое — Что ты хочешь, адепт?

— Научите меня открывать порталы — когда захочу и где захочу! Мне это очень нужно!

— Порталы? — вдруг усмехнулся и хмыкнул Чернобог — Ты давно уже умеешь открывать порталы. Просто об этом не подозреваешь. Хочешь открыть портал — так открой его! Ха ха ха…

Под басистый, сочный хохот Чернобог растворился в пространстве, будто бы его и не было. И снова на поляне только мы с Мораной. Она смотрит на меня насмешливо, и даже вроде с сочувствием — как смотрят на маленького ребенка, упавшего в грязную лужу. И жалко его, и смешно.

— Все, адепт? Больше просьб нет?

— Стой! — вдруг озарило меня — Всели в Жози душу Маши!

— Ты уверен? — Морана усмехнулась — Как бы тебе с ней проблем не обрести. Я могу, она еще не отправилась на перерождение, но…твое дело, смотри сам. Варю я, как и обещала — отдам. Но вдруг ты не успеешь, и нужно будет куда-то вселить ее душу?

Морана казалось насмехалась надо мной. Она играла и наслаждалась моей беспомощностью и отчаяньем, а все думал, что мне делать, и не находил ответа. А еще в голове звоном звучали слова Чернобога о том, что я уже умею открывать порталы. Ох уж эти чертовы боги с их извечными туманными предсказаниями! Никогда спроста, никогда так, чтобы было понятно! Обязательно напустить дымовой завесы, и потом из-за угла смотреть, как человек корчится, пытаясь разгадать слова проклятого оракула. Как я могу уметь, если не умею?! Если бы умел — разве трясся бы в этой чертовой трясучей коляске, больше напоминающей дешевый уазик, чем порядошную машину!

— А где мои бесы? Минька? Прошка? — выкрикнул я, пытаясь собрать в кулак разбежавшиеся мысли — куда они делись?!

— Они там же, где ты их оставил — снова усмехнулась явно забавлявшаяся богиня — Где же им еще быть? Теперь они там будут вечно — если ты их не заберешь!

Вот хорошая новость! Значит, они не отправились в Навь! — подумал я, и Морана тут же откликнулась на невысказанные вслух мысли. Подслушивает, зараза, точно!

— Да, они не вернулись в Навь. Чего им возвращаться? Ты ведь жив, и помирать на собираешься. А они были привязаны к тебе толстыми нитями. Они просто потеряли тебя. Нити оборвались. Так всегда бывает, если ты не берешь своих как ты называешь бесов — в портал. Когда перемещаешься, ты должен мысленно брать их с собой.

— Подожди, Морана! — взмолился я, чувствуя, что вот-вот нашей с Мораной беседе конец — Так как же мне открывать порталы! Я ведь ничего не понял! Как это я умею открывать — если не умею!

— Я тебе сказала, адепт — мое дело души людей — Лицо Мораны стало страшным, мертвым — Есть у тебя просьба насчет душ? Нет? Тогда…

— Давай! Перемещай часть души Вари в это тело! — решился я — В Жози! Потом разберемся, что и как! Давай! Ну!

— Что за манеры? — усмехнулась Морана — Ладно, адепт, будь, по-твоему. Но только сам потом будешь расхлебывать…

Морана исчезла, исчезла и поляна — на нее опустился непроницаемый, холодный мрак. А я…я проснулся.

Жози смотрела мне в лицо, глаза ее были широко раскрыты, как если бы она только что проснулась и не понимает, где находится. А потом она раскрыла рот, и…

— Вась, мы где? Что это?

Я похлопал ресницами, сжал веки так, что из-под них потекли слезы, вытер влагу запястьем и тихо спросил:

— Ты кто?

— Ты чего, Вась? — Жози снова удивленно вытаращилась на меня — Я…Варя! Варя я!

— Варя… — беспомощно повторил я, вздохнул, покосился на спутников, сосредоточенно делавших вид, что не прислушиваются к нашей беседе, обнял Варю-Жози и тихо сказал ей прямо в ухо — Ничего не говори. Молчи. Делай вид, что ты немая. Не отвечай на вопросы, никого не замечай, сделай вид, что ты зомби.

— А что это все значит? — не шевеля губами спросила Варя, и тут же добавила — Прости, я поняла! Сделаю!

Как оказалось, пять сотен было не до города, а до отеля, в котором нам предстояло заночевать. А до Аддис-Абебы еще столько же. Дорога, вначале грунтовая сменилась грейдером, после перешла в нехороший, но все-таки асфальт, по которому можно было передвигаться с достаточно приличной скоростью. До этого мы ползли максимум пятьдесят километров в час, поднимая за собой тучи мелкой желтой пыли, по консистенции похожей на пудру.

Отель, к которому нас привезли, именовался скромно и без затей: «Гранд Палас», и представлял из себя мотель третьей свежести, с унитазом, который никак не хотел сливаться, душем, в котором чернели от плесени углы и ползали многоножки, и комнатой с огромной двуспальной кроватью, и столиком, в который навечно впечатались следы всевозможной посуды и непотухших окурков. Я не большой специалист в придорожных мотелях, но по-моему российский аналог этого заведения где-нибудь под Урюпинском будет в сравнении с этим мотелем казаться совершеннейшим…Гранд-Паласом.

Но тут было главное: вода, крыша над головой, относительно чистые простыни, и ресторанчик по соседству, где можно было перекусить удивительно невкусной эфиопской едой. Да, еду они готовят совершенно отвратную, и что касается гигиены во время приготовления пищи — местные жители имеют о ней самое смутное представление. Потому есть можно только лепешки и жареное мясо. Если только не живешь в долине Омо — там насчет мяса лучше не спешить…ведь оно могло еще вчера разговаривать.

Я снял номер на свои деньги, их было предостаточно для того, чтобы прожить в Эфиопии и месяц, и два. Тысяча баксов для эфиопов — просто-таки огромнейший капитал. Для простых эфиопов, это уж само собой разумеется. И за ресторан заплатил сам. Деньги я всегда добуду — любой из этих людей отдаст мне все, что имеет, и будет уверен, что сделал это по собственной воле. Просто не хочу обижать тех, кто этого не заслужил. Право и обязанность сильного — быть справедливым. Наказывать нужно плохих. Хороших — если не награждать, то хотя бы не обижать. Простые истины, но если бы сильные мира сего придерживались таких вот простых правил…мир бы вздохнул свободней.

Варя…да, я уже не мог называть ее «Жози». Это была именно Варя. Прости, Жози, и удачи тебе в новом воплощении! Уверен, это будет хорошая жизнь! Гораздо лучшая, чем тебе досталась. Если бы я мог исправить…

Итак, Варя себя вела так, как я ей и приказал. Ходила как зомби, ела как зомби, не разговаривала, не смотрела на тех, кто ей что-то говорил. Худенькая, стройная, с немного отросшими на голове волосами — она походила на одну из тех моделей, что топчут подиумы, и которых ужасно хочется накормить (худая!), а потом…уложить в постель. Она была очень красива.

Кстати, туристы, что были с нами, поглядывали на нас с Варей очень даже странно. Вначале я решил, что это из-за нашей странной истории (мои спутники точно им все рассказали), а потом понял — номер я снял один, значит спать мы будем вместе. И как это выглядит? Обугленный на солнце, жилистый, лохматый звероподобный русский собирается растлевать молоденькую француженку, попавшую ему в руки волей судьбы! Не удивлюсь, если по приезду в город они настучат на меня в местную полицию.

Но может мне просто все это показалось. Я теперь склонен преувеличивать обстоятельства в худшую сторону. Развилось нечто вроде паранойи — все время кажется, что некто собирается причинить мне вред. Видимо это все последствия моей «прогрессорской» деятельности в тылу мурси. Когда ты на войне, волей-неволей начинаешь думать о людях гораздо хуже, чем они того заслужили.

Я мог бы конечно обойти всех туристов из колонны, коснуться их руки и наложить на них заклятье подчинения. Но выглядело бы это все странно и неестественно. Даже думать об этом не хочу. Да и зачем все это творить? Завтра мы с ними расстанемся.

Когда мы с «Жози» ушли в номер и дверь за нами захлопнулась, Варя бросилась мне на шею и впилась в губы долгим поцелуем. И это было очень странно. Целовала-то меня Жози! Но при этом я знал — это НЕ Жози. Это Варя. И мне пока что не хотелось никаких таких…хмм…слишком интимных моментов. Пока не разберусь, что происходит.

— Стой! — оторвался я от губ «Вари» — Давай-ка ты сейчас как следует вымоешься — мы пропотели и пропылились. Я тоже вымоюсь. И мы с тобой поговорим о том, что ты помнишь, а я тебе попробую рассказать, что происходит. Хорошо?

— Хорошо — кивнула Варя и послушно пошла в душевую. Через несколько минут раздался вскрик, дверь душевой распахнулась и оттуда выбежала абсолютно голая Варя-Жози. Глаза вытаращены, челюсть отпала, и с минуту она ничего не могла сказать, только мычала, тыкала пальцем то в маленькие подростковые груди, то в плоский живот, на котором явственно проступили кубики мышц как у завзятой спортсменки-фитоняшки, то в бедро, на котором виднелся бледный небольшой шрам, полученный лет десять назад. У Вари само собой никакого шрама на правом бедре нет, и не было. Ну и габаритами Варя была «слегка» потолще — все-таки двадцать семь лет, уже родила, ни о каких девчоночьих грудях и речи идти не может! А тут…два холмика с крупными твердыми сосками, которые сегодня едва не протыкали ткань клетчатой рубашки! Удивишься, точно!

— Это…не я! — наконец выговорила Варя — Это не мое тело! Я меньше ростом! И…все не мое! Совсем не мое! Что происходит, Вася?! Вася, что со мной?! Почему мы здесь?!

Я все-таки загнал ее в душ. Вернее — мы пошли туда вместе. Я мылил ее, она меня, и мне стоило большого труда не сдаться, и не овладеть Варей прямо там, в пахнущем плесенью душе. Очень большого труда. Потому что теперь это была не Жози, девочка с телом взрослой женщины и разумом маленького ребенка, это была моя Варя, просто сменившая тело.

Потом Варя постирала свою одежду и развешала ее сушиться. Моя-то не пачкается… А после мы легли в постель, и я начал рассказывать, стараясь не особо углубляться в детали. Ни к чему ей знать подробности колдунской жизни. И когда закончил рассказ, Варя задумчиво сказала:

— Знаешь, а я ведь ничего не помню после того, как этот самый колдун меня поймал. Вот кто-то схватил меня сзади, я потеряла сознание…а потом очнулась у тебя на коленях в машине, полной людей. Что происходило в промежутке — не помню.

— Совсем ничего не помнишь?

— Совсем! — ответила Варя, и я вдруг понял, что задал вопрос на языке мурси. И Варя его поняла. И мне ответила.

— Точно — ничего? — потребовал я, глядя ей в глаза, и Варя вдруг замерла, будто прислушиваясь.

— Ты знаешь…а я ведь помню! — медленно ответила она, и закрыла глаза — Коровы…горбатые. Я дою корову. Кто-то ударил меня по спине. Больно! Я плачу. Я в каком-то доме со стенами из веток. Сквозь него видно людей. Они…черные и раскрашены белой краской. И еще…помню!

Он вздрогнула, прижалась ко мне:

— Можно я не буду говорить, что именно я помню? Не хочу…противно! И тебе будет противно. Я буду тебе противна!

— Память. Сохранилась память Жози! Хранилище памяти — мозг. Ты вселилась в тело, открыла эти хранилища, и вот…теперь их содержимое — твое. В принципе — ничего удивительного. Ведь тело Жози выполняло функции, необходимые для жизнеобеспечения. А значит — мозг работает нормально. Душа улетела. Только не спрашивай, что такое душа — этого никто не знает. И я не знаю.

— Неужели это все реально? Богиня смерти…загробный мир…ты знаешь, а я ведь никогда не верила, что после смерти что-то может быть. Никогда! А вот теперь… Как хорошо, что ты у меня есть!

Варя еще теснее ко мне прижалась, закинула на меня ногу, и я замер, ощущая ее всем телом и боясь двинуться. Мда…я точно не железный.

— Ты что-то забыла из прежней жизни? Все помнишь? Что с тобой было, свою дочь, меня, родителей своих. Все помнишь?

Варя молчала минут пять, потом пожала плечами и с сомнением в голосе ответила:

— Мне кажется — я все помню. И тебя помню в прошлом. Как мы познакомились, как занимались с тобой любовью. Как ездили в город за покупками. Домой хочу, Вась! Дочку хочу увидеть!

— Дочку? — я помедлил, повернул голову и посмотрел в глаза Варе-Жози — Варь…а теперь представь — вот ты приходишь домой, к дочке, и говоришь: «Привет! Я твоя мама! Как ты тут без меня жила?» Как она тебя воспримет? В этом теле?

Варя начала всхлипывать, а потом зарыдала, уткнувшись в подушку и вздрагивая смуглыми плечами. Загар с нее сошел, но еще не совсем. За то время, пока Жози ходила голой, она так пропеклась на солнце, что этот загар останется на теле, наверное, до конца ее жизни.

Наконец Варя успокоилась, вытерла слезы и зло фыркнув, бросила:

— Отвратительное тело! Я как себя в зеркале увидела, просто ахнула! Знаешь, на кого я похожа? Ну просто одно лицо! И фигура!

— На кого? — заинтересовался я.

— Помнишь актрису, которая играла в фильме «Нимфоманка»? Вот это прямо-таки она! Которая трахалась со всеми мужиками подряд! Кошмар!

— Хмм… — усмехнулся я — И правда, похожа. Только та жиденькая, худая, но слабенькая. А ты жилистая, сильная. Тебя заставляли работать, вот ты и стала похожей на спортсменку. Но мне всегда нравились спортсменки! Хотя…какому мужику не нравятся спортсменки? Так что не переживай! Выглядишь ты замечательно.

— Вась…а что будет с моим телом? И с той частью души, что там осталась? И вообще, я не понимаю — как так, я и в том теле, и тут, одновременно! Это что, я раздвоилась? Меня теперь две?

— Думаешь, я понимаю? — вздохнул я, и погладил Варю по отросшим волосам — как-нибудь разберемся! Честно сказать, я вообще ни черта не понимаю! Такое ощущение, что нами играют, как фигурками на шахматной доске. Впрочем — так ведь было всегда. Люди и есть фигурки на доске. А такие как я — старшие фигуры, не пешки. Но все равно фигуры. А шахматисты где-то там…двигают нас, как хотят.

Варя обняла меня и стала целовать. Поцелуи становились все жарче и жарче. От нее пахло зубной пастой, мылом, и…чистым женским телом. И я все-таки не удержался.

Уснули мы уже глубокой ночью, усталые и довольные. И нам было очень хорошо.

Отправить