Глава 8

Мне пришлось нанять большой грузовик. Фуру. На полсотни детей надо много одежды. И всем нужны подарки к Новому году. А еще – японский телевизор, видеомагнитофон, стулья, ковры. Барахла – грузовик под завязку!

Ушло на все про все несколько десятков тысяч, и это притом что мама задействовала всех знакомых, сумела проникнуть на закрытые ведомственные склады, на которых все еще хранились остатки «дефицита», и многое мы купили по «госцене», не на рынке. Понадобилось даже снять склад, и свозить туда весь товар постепенно, наполняя складское помещение до самого верха.

Директор детского дома сразу предупредил, что не может принять подарки официально, по накладной – иначе замучают проверками. Да и нас будут трясти – где взяли деньги, как потратили и все такое прочее.

ОБХСС не дремал, точно. Конечно, это были уже не семидесятые годы, когда могли спросить за любые крупные покупки, но еще и не девяностые, годы разгула бандитизма и яростного, безумного обогащения.

Нет, я не жалею о том, что потратил эти деньги. Не жалею. Надо было видеть глаза мальчишек и девчонок, когда мы раздавали им подарки и устанавливали в зале здоровенный телевизор, стоивший как приличный автомобиль – если продать на «черном рынке», конечно.

Не знаю, что будет с этими ребятами, когда они вырастут. Говорят, что жизнь детдомовцев не бывает сладкой, что большинство из них заканчивают плохо – или спиваются, или попадают в тюрьму, или то и другое сразу. Мало кто поднимается, обретает семью, живет жизнью нормального человека. Но я сделал все, что мог, чтобы хоть как-то скрасить их безрадостную жизнь.

И елка. Елка, под которую легли подарки. Может, эта елка перевесит на весах, когда я все-таки окажусь там, где все наши поступки взвесят и рассортируют? Надеюсь на это. Хотя и не истово верю.

Петька был счастлив. Он не отходил от меня, заглядывал в лицо и всем – спрашивали они или не спрашивали – объявлял, что это его друг Толя, который крутой кооператор, и это он привез сюда все сокровища. Я не разубеждал. Пусть – крутой кооператор. Почему бы и нет? Как иначе объяснить, откуда у меня взялись деньги?

Маме Петька понравился. «Шустрый парнишка, и видно, что порядочный!»

Я узнал у директора, сорокалетнего пухлого, здоровенного мужчины, похожего на Пьера Безухова (как его изображают в книге), как сюда попал Петька. Оказалось – почти как я. Только во время катастрофы ему было три года. Мать, отец, сестра, даже тетя – все погибли в одной машине. А он выжил.

Весь день перетаскивали вещи, раздавали, расставляли, налаживали. Домой мы с мамой попали только глубокой ночью. Пришлось звонить какому-то маминому знакомому, чтобы он нас отвез до дома.

Когда поднялись на наш этаж и вошли в квартиру – мама едва не упала от усталости, и мне пришлось отнести ее в спальню на руках. Она тут же уснула, будто кто-то нажал кнопку отключения, ну а я пошел к себе.

Тоже устал, но не до такой степени, чтобы падать с ног. Больше морально устал, чем физически.

Петька. Он так на нас с мамой смотрел, что казалось – сейчас попросит, чтобы мы его взяли к себе. Не попросил. Неглупый пацан, это ясно. Если бы я мог его забрать – забрал бы в ту же секунду. Но как я могу? Мне только в следующем году исполнится восемнадцать лет, да и кто отдаст ребенка такому молодому парню? Если только за взятку. Но и тут надо знать – кому дать.

Мама? Инвалид. Еле передвигается. И об этом даже думать не хочется, но она может умереть в любую секунду. И тогда – что? Снова Петьку в детдом? Нет уж… лучше я буду поддерживать парня отсюда. Навещать, подкидывать деньжонок. Не пропадет, точно. А со мной? Если меня убьют? Или посадят? Или мне придется бежать – что тоже возможно. И тогда – куда денется Петька? Я ведь убийца, и не оставлю это дело. Просто не смогу оставить. И молодой, смышленый парень, который все подмечает, который всегда будет рядом со мной, – это совсем не то, чего нужно серийному убийце.

Вспомнил, что сказала мама, когда мы уезжали из детского дома. Она покачала головой, наклонившись ко мне, тихо сказала:

– Надо будет обязательно проверить, как распорядился полученным имуществом этот директор. Мне кажется, он прохиндей. Заместитель его – кто? Жена. Она же и главбух. Так что учти, сынок…

Учту. Обязательно проверю. После Нового года проверю. Вряд ли, конечно, что они – дураки, что ли? Побоятся так уж в открытую все попереть, но кто знает? Я лично не заметил в директоре ничего прохиндейского. Мужик как мужик – интеллигентный, вежливый, да и Петька про него вроде как неплохо говорил. Мол, заботится, а то, что кормят хреновато и одежонка слабая – так это у всех детдомов так. Постели чистые, никого в карцер не сажают – так что жаловаться вроде и не на что.

Меня тогда насторожило это слово – «карцер». Какие, к черту, карцеры в детском заведении? Но Петька засмеялся и сказал, что у них так называют изолятор. Медицинский изолятор.

Персонал не вызвал у меня никаких подозрений – воспитатели, поварихи. Обычные женщины средних лет, ничего особенного. Обычный детский дом, только вот воспитанников меньше, чем должно быть, – недавно часть перевели в другой детдом, в этом вроде как собираются делать ремонт, потому остались только две группы по двадцать пять человек – 25 девочек и 25 мальчиков, все примерно одного возраста. Два класса.

Ну что же, о других позаботился, теперь можно заняться и собой? Но только после того, как высплюсь и появлюсь в университете. А то эдак забудут, как я выгляжу! Выгонят к чертовой матери, вот и будет тогда мне диплом юриста…

* * *

В университете все-таки без скандала не обошлось. И я их понимаю – выскочка, демонстративно не посещающий занятия, – это как красная тряпка для быка.

Впрочем, нет ничего такого, чего бы не смогли сделать коробка «Ассорти», бутылка коньяка десятилетней выдержки и голубые глаза, подмигивающие всевозможным «секретуткам», от которых нередко зависит не только доступ к властительному телу, но и само настроение этого тела по отношению к просителю.

После сложных манипуляций, после маминых звонков нужным людям и после того, как дорожка к вожделенному диплому была выстлана купюрами различных цветов – через несколько дней я был допущен до экзаменов за весь университетский курс и сдал их блестяще, ответив на любые, даже самые каверзные вопросы.

А еще через неделю, уже под самый Новый год, я защитил дипломную работу, на тему: «Криминалистическая характеристика личности серийных убийц». Это была шутка, которую мог достойно оценить только Белокопытов и больше никто.

Написал я ее буквально за два дня. Вернее, за двое суток. За основу взял личность Джека-потрошителя – само собой, я не мог рассматривать примеры из советской действительности. Ведь у нас официально никогда не было серийных убийц. Знали о маньяках только профессионалы, но они держали рот на замке – иначе можно было на раз вылететь с работы. Слухи ходили, конечно, но… слухи-то к делу не пришьешь. А Джек-потрошитель – это не наш «клиент», потому с ним можно творить все, что хочешь. Можно разоблачить кровавую суть капитализма, можно побичевать пороки, такие, к примеру, как проституция, которая у нас, само собой, тоже отсутствовала.

Защитился на «отлично», и профессор Мазин тряс мне руку, уговаривая остаться на кафедре и защитить кандидатскую – ведь основа ее уже написана! Моя дипломная работа – это семьдесят процентов диссертации! Но я отказался. Само собой, ничего не сказал о том, что диплом для меня лишь средство, лишь инструмент для того, чтобы попасть в милицию.

Впрочем, до этого было еще далеко. Мне всего семнадцать лет, и совершеннолетним я стану только через несколько месяцев, в следующем году. И когда мне исполнится восемнадцать лет, возникнет новая проблема – что делать со службой в армии? Теперь, после окончания университета – никаких отсрочек, никаких военных кафедр.

Устроить себе какую-нибудь хроническую болезнь? Тогда в милицию не попадешь. Не берут туда болезных.

Можно было бы, конечно, попробовать действовать другим путем, ведь мама инвалид и за ней нужен уход. А кто будет ухаживать, кроме меня?

Вполне себе выход, без всякого сомнения. Родственников у нее больше никого нет, так что уверен – дело верное. Но это уже после новогодних праздников. И тогда, когда мне исполнится восемнадцать. Пока что я несовершеннолетний, и если и могу кого-то опекать, так только кота или канарейку.

Кстати, удивительно, что Белокопытов сумел сделать мне водительское удостоверение, хотя мне до сих пор не исполнилось восемнадцати. Впрочем, если подумать – и это не удивительно. По закону мне могли выдать права категории «Б», но только юношеские, чтобы я мог ездить по дорогам не федерального значения и в сопровождении водителя со стажем не менее трех лет. Но если при выдаче «забыть» указать, что права «юношеские», а еще и ошибочно «прощелкать» все категории – кому какое дело, кто будет проверять? Варя и без прав проездила несколько дней, и ничего, все обходилось. Деньги есть деньги. Они многое решают.

М-да. Вот так и станешь циником. Раз подмазал, два подмазал – и вот ты уже в стае людей, которые считают, что им все дозволено, раз есть деньги.

Диплом мне вручили тихо, без помпы – праздники на носу, всем не до меня, да и вообще… туманная история, такого в практике университета еще не было. Сторонние люди могут решить, что я просто купил диплом, и посему – стоит помалкивать и не распространяться о том, что я выучился всего за один семестр. Нет, мне не было обидно. Чем меньше я «засвечусь», тем лучше. Диплом давайте, а морды можете и покривить. Мне плевать.

Итак, теперь я дипломированный юрист. Цель достигнута. Что дальше?

А дальше грядут новогодние праздники, суета, запах мандаринов и хвои. Перед Новым годом мы все-таки успели сделать ремонт – мама вызвонила бригаду шабашников, и они буквально за неделю реанимировали квартиру так, что ее нельзя было узнать – новый линолеум, новые потолки, плитка и новая сантехника.

Эта квартира никогда еще не была такой нарядной, как сейчас. Деньги – это деньги. Содрали шабашники с нас немало, но оно стоило того. Сделали на совесть, без огрехов. Вероятно, благодаря маме – она следила за действиями мужиков неусыпным взглядом и тут же пресекала, если видела, что кто-то, по ее мнению, собирается сделать что-то не так. Люди сами по себе таковы, что если их не контролируют – редкий человек будет работать на совесть. Уверен в этом. Я – исключение.

Я в процессе не участвовал, если не считать участием то, что это были мои деньги, те, что тратились на ремонт. Честно сказать, мне было даже не интересно, сколько денег на него ушло. Не очень много. Хватило.

Научился я все-таки и управлять автомобилем. Просто пошел в автошколу, подошел к инструктору, объяснил, что хочу научиться водить машину и что заплачу ему отдельно, мимо кассы – за уроки. Мне хватило трех дней, чтобы более-менее уверенно сидеть за рулем. Абсолютная память плюс координация спортсмена. Инструктор не верил, что я никогда до того не водил машину. Разубеждать его не стал.

Моя первая машина! Ооо… каждый, кто когда-нибудь покупал машину, помнит свою Первую! И хорошо, если это была новенькая машина – как у меня. Прямо из автомагазина.

Да, да… именно – из автомагазина. Мама позвонила кому надо, через четыре рукопожатия, через десять тысяч взятки, врученной мной вороватому, с бегающими глазами мужичонке-посреднику, и вот – в руках у меня так называемая «открытка», в которой написано, что мою маму приглашают приобрести вожделенную «ВАЗ-2109». Ну да, именно маму, я-то еще несовершеннолетний лопух, которому владеть машиной совсем не по чину.

Мы погрузились в такси, мама была бледна, но торжественна – не каждый ведь день приобретаешь новую машину! Бледна потому, что, как на грех, у нее разболелись суставы и позвоночник. Погода такая. То мороз, то снежок. Давление меняется. У больных все болит.

Нас провели на огромное поле-загон, на котором стояли сотни «девяток» всех цветов радуги, и я выбрал ее – вишневую «девятку», мечту, о которой поется в песне. Пахнущую свежей краской, сияющую – мою первую автомашину!

Пришлось отстегнуть еще и за выбор – аферюги в автомагазине брали за все – за мощность двигателя, за наличие магнитолы, за цвет. Или – бери то, что дают, с края. Ядовито-зеленую или грязно-белую. Отдал двести рублей, куда деваться?

Ехать на своей собственной машине было очень странно. Не такси, не кто-то тебя везет – сам! Струйки пота по спине, и не от того, что в машине хорошо работает «печка», хотя она и в самом деле «жарит», как мартеновская печь. Нет. Все время кажется, что меня хотят «подрезать», все время боишься, что кто-то в тебя врежется, жуткое ощущение, да!

Заехали к нотариусу – сделали доверенность на меня. Теперь я мог ездить где хочу и куда хочу. Согласно правилам движения, конечно.

Машину оставил на стоянке. Вначале маму завез домой, поднял в квартиру, потом поехал на стоянку, что в пятистах метрах от нашего дома (заранее присмотрел), договорился, что буду держать автомобиль именно здесь, и с чувством выполненного долга пошел домой, чувствуя себя абсолютным богачом.

М-да… мог ли я год назад даже мечтать о том, что у меня будет своя машина, что заведутся деньги… Будущее виделось туманным, неопределенным, нечетким. Сейчас я видел светлую, твердую дорогу. И собирался по ней идти – не сворачивая в сторону.

Да, тот день, когда я переступил порог спортивного зала в Доме пионеров, был переломным в моей жизни. Он на самом деле изменил все. Если бы я тогда не поехал на Арену, если бы не проиграл, если бы мама не договорилась о том, чтобы Белокопытов со мной занялся… что было бы сейчас? Чем бы я занимался? Как бы мы жили?

Опять сослагательное наклонение. Все так, как оно есть, и по-другому быть не могло.

Белокопытов. Да, все сложно. Я рассердился, обиделся как маленький мальчик? Я повелся, как щенок – побежал следом за взрослым псом и получил по заслугам? И что? И ничего. Мы в расчете. Он научил меня тому, чему я хотел научиться, сделал меня Альфой, я же помог его дочери, наставил, так сказать, на путь истинный. Теперь она не будет вести себя так ветрено, как раньше, я внушил ей уважение к отцу, внушил, что она должна почитать его, слушать советы и не доставлять ему неприятностей.

Мог ли он сам это сделать? Возможно, что и мог. А возможно – не мог. Как я могу это знать? Белокопытов использовал меня как орудие, как инструмент.

Почему? Потому что он сделал из меня этот инструмент. И считал, что я должен быть ему за это благодарен. Считал, что я пойму и прощу.

А я? Я не понял и не простил. Так почему же он, такой мудрый, такой тертый калач, ошибся?

А он не ошибся. Он решил преподать мне урок. Решил убить одним выстрелом двух зайцев. И дочь свою «вылечил», и меня поучил. Зная, что все равно я никуда от него не денусь.

И опять – почему это обстоятельство меня так взбесило? Нет, не потому, что я хотел в нем видеть отца. Не только потому, если быть честным перед самим собой. Меня взбесило то, что он использует меня втемную, считая, что я настолько глуп, что не понимаю этого. А ведь я с самого начала понял, что здесь что-то нечисто. С самого начала многоходовки.

Когда влез в голову Вари, информация, извлеченная из Вариного Беса, только подтвердила мои догадки, вот и все.

Ну ладно – урок. И зачем этот урок? Что он хотел мне сказать? Никому не верить? Так я и так никому не верю. Кроме мамы. До недавних пор – верил еще и ему. Так зачем он сделал так, чтобы я и ему не верил? Чего-то не хватает. Какого-то кирпичика в стене. Дырка! И стена моих логических выкладок шатается.

Так что мне теперь делать? Как быть? Вернее, как быть с Белокопытовым? Или – никак не быть?

Я лежал на кровати и смотрел в потолок, будто надеялся на этой безупречно белой поверхности найти ответ на свои вопросы. Но ответа не было. А раз ответа не было, следовало ждать, когда он появится. А он появится, в этом я совершенно уверен. На сто процентов уверен!

* * *

Толкнул дверь, вошел. Собакин стоял рядом с Игорем, они о чем-то тихо говорили, поглядывая на группу тренирующихся парней. Занятия вел незнакомый мне молодой парень – я видел его в группе в прошлое посещение. Но имени его не знал. Само собой, он тоже был Тварью.

Я поклонился, разулся у порога, пошел по краю зала. Когда прошел полпути, Собакин меня заметил, но не удивился, лишь слегка улыбнулся, что-то сказал Игорю, и тот обернулся, тут же нахмурившись, будто увидел неприятного ему человека. Врага.

Не знаю, чем я так насолил этому парню, но, видимо, все-таки насолил, потому что его Бес тут же засветился, запульсировал, впитывая отрицательную энергию. Все-таки хорошо, когда Альфа не умеет контролировать свечение или не находит нужным это делать – сразу видно, как к тебе относятся. Не знаю, все ли Альфы так могут, но сдается мне, что я вижу эмоции этой Твари. Чувствую их. А вот видит ли мои эмоции он – не знаю. Возможно, что и нет. Просто может не обладать таким умением.

К тому же я все-таки научился контролировать свое свечение, и оно сейчас на уровне стандартной Твари. Меня голыми руками не возьмешь, да.

– О! Кого я вижу! – Собакин был само радушие. – Толя! Игорь, узнаешь парня? Это он едва не оставил тебя без наследников! Помнишь, Толя? Ты ему едва не отбил гениталии! Небось и не помнишь? Ты был быстр, очень быстр! Молодец! Это было красивое представление! Люди были в восторге. Ты не потерял свой гонорар, надеюсь? Я ведь не обманул тебя, так?

– Нет, не обманули. Спасибо. – Я заставил себя улыбнуться и воззрился на Игоря, не сделавшего ни малейшей попытки изобразить хоть малейшую радость от нашей встречи.

– Так зачем ты здесь? Хочешь тренироваться с нами? Или другая причина?

– Я хочу надрать ему задницу. – Я кивнул на Игоря, застывшего в напряженной позе, будто парень готовился к прыжку. – И заработать денег.

– О! Матч-реванш, так? Достойно, достойно… Только тебе не кажется, что ты еще не готов к схватке? Что получится так, как в прошлый раз? Ты тренировался, да? Лелеял мечту выйти и доказать, что сильнее, чем Игорь? Но ведь и он на месте не стоял! Кстати, теперь у Игоря черный пояс, можешь поздравить его. Не хочешь? Игорь, он тебя не хочет поздравлять!

Собакин весело, от души рассмеялся, Игорь же побледнел, ненавидяще сверля меня взглядом. Я пожал плечами, участливо осведомился:

– Что, говорят, я тебе что-то оторвал, да? Ты сейчас в порядке… танцор? Ничего теперь не мешает танцевать?

Игорь издал непонятный звук, будто булькнул, дернулся, но под взглядом тренера остановился и затих. Все-таки хорошо его Собакин контролировал. Контролировал?! Ох ты ж… да, похоже, парень под ТЕМ контролем. Под контролем Альфы.

А что – взять обычную Тварь, установить над ним контроль, а потом сделать его Альфой! И у тебя в руках совершенное оружие! Разумное оружие, которое сделает все, что ты прикажешь! Недурно. Очень недурно. Интересно… а ведь Белокопытов мог и меня подчинить. Привить мне верность к себе. Заставить себя обожать. Все-таки глуп я был, когда доверился! Если наставник захотел…

Сколького я еще не знаю! Сколько еще предстоит узнать! И кто мне все расскажет? Кто прояснит то, о чем я только догадываюсь? Ох, не хочется снова идти на поклон к Белокопытову. Гордость протестует, просто-таки воет! К Петровичу – я бы пошел. А вот к Белокопытову…

– Тихо, Игорь! – Собакин остановил парня, как будто тот был непослушным псом, и серьезно посмотрел на меня. – Итак, ты хочешь реванша?

– Денег хочу, – равнодушно пояснил я. – И много. А надрать задницу этому танцору – в любой момент.

– О как! – радостно удивился Собакин. – Слышал, Игорь?! В любой момент! И сколько же ты хочешь получить за бой?

– А как у вас принято? Сколько я могу получить? Минимум-максимум?

– Хмм… – Собакин задумался. – Вообще-то в каждом случае по-разному. Если бой между двумя интересными, сильными противниками, тогда победитель может получить и несколько десятков тысяч рублей. Обычно – пять, шесть тысяч победитель и пятьсот, тысячу рублей проигравший. Ну как ты в прошлый раз. Так что вполне достойные деньги, если ты сильный боец.

– А я могу ставить на себя? Кто принимает ставки?

– Ставки? Есть люди, что принимают ставки. – Собакин внимательно посмотрел на меня, будто хотел прочитать мысли. – Только если ты поставишь на себя – будет очень плохо. Очень. Узнают те, кому нужно, – и накажут. Все равно узнают – даже если ты поставил через посредника. Нельзя сдавать поединки. Биться нужно честно.

Так вот как погиб Петрович! На него сделали ставки, а он сдал бой? И перед этим сделал ставку против себя? И его вычислили. Кто?

– Я хочу больше денег. Например – сто тысяч. Это возможно?

– Кхе-кхе… – Собакин поперхнулся, откашлялся и помотал головой. – Ну у тебя и запросы! Мальчик, не надорвись! Зачем тебе столько денег?!

– Какая разница? Я разве спрашиваю, зачем вам деньги? Мне нужны деньги. Вот и все.

– Вот и все… – Собакин серьезно кивнул и посмотрел на меня, будто только что увидел. – И ты готов ради этих денег на все.

– Готов. – Я не отвел взгляда, и Собакин первый опустил глаза.

– Так сразу не бывает. Вначале – докажи, что ты сильный боец. Иначе никто не сделает большой ставки. А раз не будет большой ставки – с чего тебе платить? Пройди «карусель». Дойдешь до верха – будет тебе хороший, дорогой бой. А пока что ты никто. Ты проигравший. Ты не интересен. Понимаешь?

Понимаю, урод ты мерзкий! – хотелось сказать мне. И денег не надо, дай только добраться до тех, кто там у вас рулит! До исполнителей. И до тех, кто отдал приказ убрать Петровича! До самых главных! Возможно – до тебя.

Но я не сказал этого всего. Конечно.

– Я согласен. За каждый бой… сколько?

– Я же тебе сказал! – Голос Собакина был спокойным, но в его ауре стали проскакивать пурпурные нити. Сердится. Раздражен. Почему?

– Ты получишь пять тысяч при выигрыше и тысячу при проигрыше. Кстати сказать, у нас скоро новогодняя Арена, послезавтра, так что если ты будешь участвовать – скажи. Прямо сейчас скажи, чтобы мы знали. Но предупрежу, если дашь согласие и вдруг откажешься – пожалеешь. От участия тебя может избавить только смерть или невозможность биться из-за тяжелой болезни. То есть если ты будешь при смерти. Понял?

– Я все понял. Я согласен. Только я хочу приехать на место на своей машине. Я могу это сделать? Не хочу ехать с вашими мордоворотами.

– У тебя своя машина? – Мне показалось, что Собакин удивился и даже озадачился. – Впрочем, почему нет? Запоминай адрес. (Он продиктовал.) Запомнил? Ага. Ты там уже был. Скажешь, что приехал ко мне. Какая машина? Номер? Ага, понятно. Все, послезавтра в девять утра, и без опозданий.

– Могу узнать про количество бойцов, про условия «карусели»?

– А что тут узнавать? Количество пока не ясно, узнаешь на месте. Обычно штук тридцать, но в этот раз будет больше. Человек пятьдесят, не меньше. Призы хороши. Ты думаешь, каждый раз по пять штук за победу дают? Ошибаешься. Обычно – две-три тысячи. В этот раз может быть и больше пяти тысяч рублей – посмотрим по количеству участников. Побьешь всех – может, и заработаешь свои сто тысяч, почему бы и нет?

– Игорь тоже участвует? – Я покосился на помощника Собакина, и тренер осклабился:

– Боишься? Правильно боишься. Его ты не побьешь, хотя и думаешь, что можешь. Нет, не будет. Но будут участвовать бойцы не хуже Игоря. Так что не обольщайся. Что касается самой структуры «карусели» – так тут ничего нового. Жребий, и ты выходишь на бой с тем, на кого тебе укажут. Вот и все. Если победишь всех – вот тогда и будем говорить о выгодном бое. Подберем тебе противника, соберем богатых людей – бейся, если хочешь. Но только вот проблема в том, что ты вряд ли пройдешь дальше, чем в половине боев. Ты хорош, не спорю, но соберутся лучшие бойцы, не тебе чета.

– Все будет происходить в один день?

– Все в один день, с утра до вечера. Вечером ты, нагруженный деньгами, отправишься домой, счастливый, но слегка усталый! – Собакин хохотнул, но глаза его остались внимательными, серьезными, цепкими. – Повторюсь, не вздумай сдать бой! Не делай ставок! Запрещено! Ну… и все. Шагай. Ждем.

Я кивнул, молча повернулся, пошел на выход. Больше говорить было не о чем. Шаг сделан. Как там говорится? Не знаешь, что делать – делай шаг вперед! Я и сделал. Тридцатое декабря, самый канун Нового года. На следующий день всем уже ни до чего – салатики, гуси, оливье тазиками – все как обычно. Но тридцатого – день гладиаторских боев. День, когда кто-то сложит голову или победит.

Ничего не меняется. Провидение… Бог? – играет человеком. Никогда я не был истово верующим, хотя и плевать в икону никогда бы не стал. Во-первых, потому что для кого-то это святая вещь.

Во-вторых, я все-таки верил, что там, за чертой, что-то, да есть. Какой-то всемирный разум, который правит миром. Вселенной. Так зачем мне портить с ним отношения? Пусть даже он меня и не любит.

Убил моих родителей, полностью изменил мою жизнь.

Я не сказал – сломал жизнь. Может, не сломал, а выпрямил? Кто знает, какая жизнь ждала бы меня, останься мои родители в живых? Может, я стал бы бандитом, негодяем? Как и большинство Тварей?

И опять меня понесло в сослагательное наклонение! Человек такое странное существо – он всегда мечтает о несбыточном. Всегда! Ему не нравится настоящее, оно кажется ему неправильным, человек хочет изменить свою жизнь. А потом оказывается, что жил-то совсем неплохо, что были эти дни самыми лучшими в его жизни.

Так часто бывает. По себе знаю. Вот почему все время моя мысль возвращается к погибшим родителям? Что мне не хватает с моей мамой? У меня все есть! Любовь мамы, крыша над головой, даже деньги! Ну почему я все время хочу узнать то, что, возможно, мне и не понравится?! Не знаю.

Дома меня ждал сюрприз, да еще какой! Пахло пирогами, борщом, а еще – тонкими и очень знакомыми духами, которые всколыхнули во мне некие воспоминания. Нет, этого не может быть!

– Сынок! Толя! А к нам гости! Твоя девушка приехала! – Мама была вся радушие – в новом халате, причесанная, розовая, вот что деньги животворящие делают! Особенно если на них купить хорошие лекарства…

– Моя девушка?! – Я шагнул вперед, в голове сразу возник образ Юльки, потом «выпрыгнули» «сестренки» – только про них она бы сказала «твои девушки», а тогда – кто?

М-да. Адрес, похоже, дал ее отец. Варя улыбалась, щека ее была испачкана мукой, и выглядела девица очень по-домашнему, и при том при всем – соблазнительно. Весьма соблазнительно – в этих обтягивающих попку лосинах, в маечке, раскрасневшаяся и грудастая. Черт подери, зачем она здесь?

Варя подошла ко мне, обняла, не стесняясь мамы, поцеловала меня в губы. Я стоял неподвижно, холодный, как истукан, и только в душе пронеслась целая буря, выдавшая пучок молний-мыслей: «Зачем?! Отец послал?! С какой целью?!»

– Что же ты не сказал, что ездил к ней?! Варя мне все рассказала! (Что рассказала, черт ее подери?!) Почему ты меня раньше с ней не познакомил?! Ну ты и негодник, а?! Давно бы привел девушку, чего стеснялся?! Кстати, она очень хорошо готовит, отличная хозяйка! И будет встречать с нами Новый год!

Вот ни хрена себе! Этого мне только не хватало, да? И зачем все это?

– Пойдем-ка поговорим! – Я схватил улыбающуюся Варю за руку, потащил за собой, в свою комнату. Варя не сопротивлялась, хотя улыбка на ее лице стала слегка натужной.

Захлопнув дверь, толкнул Варю на кровать, и она «приземлилась» на пятую точку, недоуменно глядя на меня, будто ожидала иного приема. Но я был холоден и непреклонен:

– Зачем ты здесь?! Отец послал?!

– Да нет… я сама хотела… – Варя обиженно поджала губы. – При чем тут папа? Я уехала из Ленинграда. Буду учиться здесь, работать. Папе помогать. Папа-то тут живет. А я не хочу больше жить одна. И ты тут. Разве ты не рад, что я приехала? Разве тебе было плохо со мной?! Я никого не хочу, кроме тебя! Толя, мне кажется – я тебя люблю!

Охренеть. Вот это вляпался! Как, почему? У нее не было ко мне никаких чувств, кроме банальной похоти. А теперь что?! Ощущение такое, что я грязно сработал. Побочно внушил ей любовь к себе! Не ей – Бесу, а Бес уже направляет ее чувства! Он хочет питаться нашими эмоциями, нашим наслаждением! Она. «Бесовка» – ОНА. Бес – у мужчин.

В общем – хренец. Что теперь делать?

Варя потянулась ко мне, встала. Закинула мне руки на плечи. Оказалось – она довольно-таки высока, чуть пониже меня. Глаза зеленые, колдовские, а от тела жар! Или это от меня жар?! Я уже давно не был с женщиной, с тех пор как приехал из Питера. Или так на меня действует именно Варя? Возбуждает…

– Ты меня прогонишь? – Варино дыхание было свежим, как ребенок дохнул. Она вообще очень чистоплотна, я давно заметил. Только сейчас надо думать не об этом, совсем не об этом!

– Не знаю! – честно ответил я. – Варь, я ведь тебя не люблю, понимаешь? Меня к тебе тянет, да. Я хочу тебя. Но ведь не люблю же! И опять – не уверен, что тебя не послал твой отец. Ты же знаешь – мы с ним поссорились. Из-за тебя, кстати. Знаешь ведь?

– Он мне ничего не говорил. – Варя пожала плечами, и ее груди, не стянутые лифчиком, колыхнулись. Я невольно скосил глаза и вздохнул – такое зрелище никого не оставит равнодушным.

– Я приехала, потому что хотела. Спросила адрес и приехала. Мне казалось, что ты будешь рад… – Варя набухла слезами, и говорила она искренне, я чувствовал это. – Если не рад, я уйду! Прости, что нарушила твой покой!

Это все напоминало какую-то дешевую пьеску. Или какой-то фильм. «Ирония судьбы, или С легким паром» – вот что мне это напомнило. Только Варя была гораздо красивее женщины из фильма. И я – не помятый жизнью стареющий мужчина. А так – мелодрама мелодрамой! Индийское кино, черт его подери!

А может, все-таки шпионка? Последить за мной? Что я делаю, чем дышу? Оставишь ее – а как выходить на Чистку? Она все видит. Будет спрашивать – куда я и зачем.

Кстати, да, я подзабросил это дело. Ни одного дня свободного не было, вот и не выходил на «охоту». Ничего, послезавтра буду «есть» Бесов. Среди бойцов обязательно найдутся Твари, уверен.

Конечно, убивать я не собираюсь, потому эффект будет слабее, но наслаждение все равно получу. И от одного лишь предвкушения сладости выпивания «плоти» Беса у меня затряслись поджилки. Я вздрогнул, вздохнул.

Варя восприняла мою дрожь по-своему, обняла. Прижалась всем телом:

– Я тебе не помешаю! Надоем – уйду! Только позволь быть рядом с тобой! Я давно в тебя влюблена – с тех пор как увидела! Высокий такой, стройный, сильный – как бог! Ну чего смеешься?! Правда! Небось девушки просто вешаются на тебя! Я не против, если ты и с другими девушками будешь – только не прогоняй, ладно? А то, что не любишь – так это пока! А потом узнаешь меня получше и полюбишь! Меня нельзя не полюбить! Папа всегда так говорил! В меня только столб не влюбится, да и тот со временем…

– Отец мне что-то передавал? – оборвал поток сознания, раздосадованный и почему-то злой. Почему – сам не знаю.

– Папа? – Варя нахмурилась, потом лицо просияло. – Сказал, что с Новым годом поздравляет! Тебя и твою маму! Что ждет тебя, что ты лучший боец, которого он видел в своей жизни. А еще сказал, что не сердится и просит у тебя прощения.

– Так и сказал? – Я слегка даже растерялся. – Почему сразу не сказала?

– А разве это важно? – Варя вытерла глаза запястьем. – Ну, поругались вы, как ты говоришь, и что? Помиритесь! Отец за тебя горой! Знаешь, как он о тебе отзывается? Не знаешь? Так вот я тебе скажу! Говорит, что ты великий боец и что ты превосходишь его на порядок! И что ты славный, добрый и честный парень. А еще – чтобы я не смела кружить тебе голову, потому что ты не такой, как я, раздолбайка. Но я ведь правда раздолбайка, только недавно это поняла. Как в голову стукнуло – ну что я делаю?! Зачем?! Почему не живу спокойно, зачем я треплю нервы отцу, зачем мучаю людей?! (Затем, что твой Бес так хотел, дурочка! Затем, что он не хотел жрать радость и добрые чувства, ему нравились зло, негативные эмоции, нравилась беда!) В общем – если ты меня прогонишь, я лягу на лестничной площадке под вашей дверью и буду там лежать, пока не умру! Или пока ты не позволишь мне быть рядом с тобой! Вот!

М-да. Влип, ой как влип! Похоже, что все-таки это не я напортачил. Похоже, это она сама втюрилась, по самые уши!

Так. И что меня беспокоит? То, что рядом со мной будет красивая девушка? Девушка, которая ради меня готова на все? В чем проблема? В том, что я помню ее похождения? Так сейчас она совсем другой человек. Изменилась.

И притом, не надо забывать – ведь все это она сделала под влиянием Беса. Сама-то Варя по большому счету и ни при чем! Она вроде как не больна дурными болезнями. Чистоплотна, умелая в сексе, а еще – пироги печет, борщ варит, за мамой ухаживает – что еще, дураку, мне надо?! Что меня гложет?

То, что это может быть ход Белокопытова? Может. И что? У меня есть голова, я думаю, соображаю. Не маленький ведь, в конце-то концов! Как-нибудь уж справлюсь со старым чертом, не дам ему меня объегорить!

И снова ощущение, что где-то за моей спиной вдруг появилась улыбка Чеширского кота. Будто кто-то огромный, хитрый, хотя и не враждебный, улыбается, глядя на мои жалкие потуги разорвать липкую, такую тугую, крепкую сеть.

Мне не хотелось думать, что и ЭТО все задумка старого интригана, который сидит сейчас в своем домишке и смеется, представляя, как я таю под напором чар его дочери. Может, все так и было задумано, ради того, чтобы Варя была рядом со мной? Чтобы все выглядело так, будто я взял ее с боем? Ведь если бы он навязывал мне свою дочь, я бы скорее всего сопротивлялся, подозревая подвох, а так все вышло элегантно, красиво, как по написанному сценарию!

Скорее всего, Варя не участвует в многоходовке. Она же не знала, что приеду в Питер я, а не ее отец, который просто должен был передать ей деньги и вернуться домой. Потому и удивилась, узнав, что приеду я.

Вообще-то Варя тоже не промах. Дочь своего отца. Как она красиво окрутила директора «Гиганта»! Ради нее он устроил целое представление!

И Коля – его она тоже сделала своим орудием. Ведь это он вышел на директора «Гиганта», попросил о помощи. Свел его с Варей. И тот тут же повис на крючке.

И те парни, в подъезде – она их тоже заставила плясать под свою дудку! М-да… женское обаяние, усиленное Бесом, – страшная штука. Хорошо, что таких Бесовок совсем немного. Теперь точно поверишь, что суккубы существовали на самом деле. Ведь с кого-то их изобразили! С таких вот «Варь» и списали, уверен.

– Оставайся. – Я постарался, чтобы мой голос звучал чуть теплее. – Только если надоешь – выгоню. Согласна? Делаешь все, что я тебе скажу! Все! И не задаешь вопросов. Согласна, нет?!

– Согласна! Конечно, согласна! Ура-а! – Варя снова запрыгнула на меня, повисла на шее, и я едва удержался на ногах. Тяжелая!

Радости особой у меня не было, но… в общем-то, мне было приятно думать о том, что Варя со мной этой ночью и всеми ночами, когда я этого захочу. Я ведь не железный, в конце-то концов, я мужчина. А потому… вот так!

– Мам, Варя у нас останется… пока! – Я покосился на девушку, но она ничего не сказала, ничем не выдала своего отношения к «пока». – Ты не против?

– Да как я могу быть против?! – Мама даже фыркнула. – Только надо белье на твоей кровати сменить. Ты когда его последний раз менял?! Валяешься в постели прямо в одежде! Деточка, заставляй его раздеваться, перед тем как ложиться в постель! Совсем уже одичал!

– Заставлю! – Варя расхохоталась, а я укоризненно посмотрел на маму и покачал головой. Мама пожала плечами и незаметно подмигнула.

Ох, мама, мама! Как же мне повезло с тобой, а?! Жаль, что тебе не повезло…

Ну ничего – денег еще заработаю, полечим как следует – в санаторий отправлю! Массажи всякие, костоправы – пусть работают! Будешь бегать как молодая!

* * *

Странно так. Ощущение нереальности. Будто я – это не я. У меня вдруг появилась своя семья. Нет, семья-то у меня всегда была – я да мама, но это наша семья, а это своя! Не могу назвать Варю женой, но если она живет со мной, спит со мной в одной постели, вроде как на законных основаниях, так кто она мне? И как назвать наше «объединение», если не «семья»?

Где-то там, не очень далеко – тесть. Хе-хе-хе… Белокопытов – тесть! Это просто офигеть! Только вчера я бегал по этой земле молодой и свободный, а сегодня вроде как постарел. Нет, не постарел – сделался старше! Стал мужчиной!

Сопит моя женщина мне в подмышку, горячо и щекотно. А мне немного грустно. Я ведь правду сказал – не люблю ее. В моем понимании любовь – это больше, чем сексуальное желание, чем похоть, которая наваливается на тебя сразу, как только ты видишь объект вожделения.

Вот как определить, любишь ты или нет? Есть какое-то определение любви? Признаки, определяющие – любишь ты женщину или нет?

Например: готов ли за нее умереть? Защищать до последней капли крови? Вот я – готов защищать Варю? Ну… готов, само собой. А это – любовь? Мне кажется – нет. Любой нормальный мужчина будет защищать свою женщину. Как волк-самец свою самку. Это инстинкт, не любовь.

Другой признак: готов ли к тому, чтобы эта женщина родила от тебя ребенка? Готов ли воспитывать детей, которых она тебе родит? Хочешь ли ты от нее детей?

Тоже не признак! А если ты вообще не хочешь детей? Но женщину эту обожаешь, готов жить с ней всю свою жизнь!

Ага! Вот хороший признак – «хочешь с этой женщиной жить всю свою жизнь»! Это – любовь? А если не хочешь с ней жить, а встречаешься набегами, так сказать – «приходящий муж» – тогда как? Это не любовь?

Тогда что такое – любовь?

Мне приятно с Варей, она в сексе вне конкуренции, готовит хорошо, ладит с моей мамой (довольно-таки жесткой женщиной!) – так какого черта я копаюсь в себе, в своих ощущениях? В своих мыслях? Живи да радуйся! Что за натура такая вредная?! М-да…

Я погладил Варю по плоскому животу спортсменки и почувствовал прилив крови… куда надо. Варя, не открывая глаз, протянула руку, уцепилась за меня, и… у нас все пошло по третьему кругу. Эдак сил на послезавтра не хватит! Или хватит? Хватит… ведь неужели я оттолкну женщину, которая меня хочет? Это просто невозможно! По крайней мере – для меня.

Утром долго валялся в постели, слушая голоса женщин. Они что-то обсуждали, хихикали, роняли – с грохотом, и подозреваю – нарочно! Но я все равно изображал из себя спящего. Ибо нефиг! Женщины возятся на кухне, мужчина возлежит на постели – все так, как и положено!

Мне стало смешно, а потом – скучно, и я все-таки соскочил с кровати. Проделал несколько упражнений – как был, голышом, – потом накинул халат и отправился в душ – смывать следы ночных игрищ. И вечерних игрищ. И утренних игрищ.

Честно сказать, мы с Варей поспали – хорошо если часа два. То она просыпалась, ползла ко мне, как кобра, охотящаяся на мышь, то я тихонько пристраивался к Варе (Нравится, не нравится – спи, моя красавица!).

Очень грело душу то обстоятельство, что могу повторить пройденное в любой момент. Хоть сейчас! Позову Варю в комнату, сорву с нее одежду, и…

Черт! Что со мной? Опять Варино воздействие! Воздействие суккубы! Нет уж, надо ограничивать себя. Эдак и сдохнуть можно! И ведь предупреждал же меня Белокопытов, предупреждал!

Варя – это как некая фантастическая ловушка. Помню, прочитал фантастический рассказ о том, как на одной из планет ловят живых существ вроде обезьян. И людей. Инопланетяне ловят. Суть в том, что на дорогу подбрасывают некий камешек – странной формы, гладкий – такой приятный на ощупь, что его хочется погладить. Погладил и… попал! Совсем попал! Тебе хочется постоянно гладить этот камешек, ощущать его в своих руках, держать, забывая о еде, о делах, обо всем на свете, впадая в транс, в полузабытье.

Так и с Варей. Ее все время хочется схватить и потискать! И не только потискать… Живая ловушка!

Бром начать пить, что ли? Говорят – в армии бром дают, чтобы солдаты успокаивались и не мерещились им всякие там… Вари. М-да.

Ладно. Думать надо о завтрашнем дне. Придется ведь рассказать, куда я собираюсь. Маме – само собой, понятно – как я могу от нее скрывать? Точнее – скрыть. Все равно дознается.

Варе… ну… тут сложнее. Если я с ней живу, можно сказать – гражданским браком, так разве вправе скрывать от нее происходящее? Ведь она меня любит! Наверное. По крайней мере – так говорит.

Хмм… да что со мной? Что я, теперь совсем никому верить не буду, что ли? Почему у меня в голове все время крутится мысль о том, что Варино появление не случайно? Опыт? «…сын ошибок трудных. И гений – парадоксов друг»?

М-да. Могу, конечно, влезть к ней в ауру, прочитать…

Но… во-первых, это уже как-то и нехорошо. Или я доверяю своей девушке, или не доверяю. Если лезу в голову – значит, не доверяю, и значит – идет она отсюда на фиг. У меня что, не хватит ума понять, если она меня собралась обмануть, предать? Если так – грош мне цена. Не распознал.

Во-вторых, если это все подстроил ее отец, он обставил дело так, что не подкопаешься. И точно в ауре не будет никакого следа его интриг. Все обстоит именно так, как она сказала – приехала, скучает, любит и надеется на мою любовь.

– Я завтра уеду до позднего вечера. Возможно, что вернусь ночью! Или утром. (Как в холодную воду, как в прорубь! И правильно – чего тянуть? Сказал – и все! Поставил в известность! Большего вам знать и не надо!)

– Та-ак… – Мама – руки на стол, оперлась, смотрит как Сфинкс на жертву.

– Та-ак… – с полусекундной задержкой – Варя. Руки на столе, упругие груди качнулись, пухлые губки поджались в жесткой гримасе.

– Колись, несчастный, – куда намылился?! (Вот так она с преступниками! И у них поджилки тряслись!)

– Колись! – мелодично, как колокольчик, только мне тоже сразу захотелось расколоться. А то лишит «поглаживаний»!

У обеих свои методы колоть, но результат один. Сдаюсь! (Цурюк! Хенде хох!)

– Я завтра буду участвовать в боях без правил. На весь день уеду. Заработаю денег.

– Что-о?! Какие бои?! Да ты с ума сошел?! Зачем?!

«Да ты… Да зачем… А мы как… Да ты с ума сошел… Да мы… Да я…»

Честно сказать – я не ожидал такой атаки. В два голоса, с криками, обличением – как сговорились!

И слезы… Вот чего больше всего не люблю – это женских слез! Это кошмар какой-то! Одна – Железная Леди, другая – суккуба, и воют чуть не в голос!

Пришлось рявкнуть, стукнуть по столу кулаком и уйти в свою комнату. И закрыться на задвижку. Ну что за свинство такое?! Вместо поддержки – нападки!

Я мужчина! Если решил, что пойду на зверя – ты собери мне с собой котомку, дай чистое белье и перекрести в дорогу! Какого черта мне доказывать, какой я дурак?! Я не дурак. Потому и не рассказываю, зачем туда иду. Иначе бы вы точно меня не пустили. Костьми бы легли, а не пустили! Хотя… кто знает? Никто еще до конца не смог понять женщин. Никто! Тот, кто говорит, будто их понимает, – лжец.

– Толь, а Толь… открой!

– Открой, Толь! Давай поговорим!

– Не буду я с вами разговаривать! Не о чем! Сказал – я завтра еду на Арену, и все тут! Без вариантов!

– Толя, открой!

– Открой!

Один голос хрипловатый, с металлическим оттенком, второй – звонкий, колокольчиком, как эхо.

Вот же чертовщина какая, а? Да когда они успели так спеться?! Может, Варька и на нее так воздействует? Суккуба чертова! Или банальная женская солидарность?! На самом деле они должны сейчас ревновать друг друга ко мне, бороться за влияние на меня, ненавидеть друг друга и сживать со свету! Я читал, что все так делают! А эти что?!

Полчаса скреблись, но я не открыл. Был слишком зол. Потом затихли, успокоились.

«Выполз» только через три часа – злой и голодный. У мамы спрашивать поесть не стал, пошарил по полкам холодильника, нашел «Докторскую», соорудил себе бутербродов и стал питаться, не чувствуя вкуса и не глядя туда, откуда послышалось шарканье ног в тапках с кожаными подошвами.

– Ну зачем нам сейчас деньги, сынок? – Мама грузно опустилась на стул, посмотрела на мой корявый бутерброд, предложила: – Давай я тебе супчику согрею, а? Сынок! Ну что ты сердце мое рвешь! Зачем заставляешь плакать?!

– Не проймешь. Нарочно плачешь, чтобы мне стыдно было. И актриса из тебя никакая! – победно хмыкнул, и мама чуть улыбнулась:

– Неужели все так плохо? Мне казалось – вполне достоверно!

– Я не верю, чтобы ты была настолько слаба. Ты всегда – как из железа! Так что не пытайся меня обмануть! А где вторая… плакальщица? Эта куда делась?

– В магазин пошла. Скоро придет.

Мама вдруг протянула руку и погладила меня по голове:

– Вырос! Мужчина! Ведь не за деньгами ты идешь, да, сынок? Молчишь? Маму обмануть вздумал? Не обманешь. Опасное дело ты задумал. Найти убийц Петровича, так?

– Откуда знаешь? – слегка оторопел, потом взял себя в руки. Мама же… я что – не знаю ее?

– Давно знаю. С самого начала. Толь, ты забыл, кто я такая? Я же следователь с двадцатилетним стажем! Все же очевидно! Тебе что, надо пояснять? Тебе, юристу с красным дипломом? Ты давно все вычислил. И ты к тому готовился. И это понятно. Но меня беспокоит только одно – что ты намерен с ними сделать! Нет, даже не так – как ты собираешься поступить с ними, когда все сделаешь? Ты ведь не сдашь их в милицию, или я тебя не знаю. Ты продумал, как все будет?

– Мам… как я могу все продумать, если я не знаю, как все будет? По обстоятельствам. И вообще, я не думаю, что найду их завтра. Разведка. И только потом… Не беспокойся, я не сделаю опрометчивых шагов. Все продумаю, все предусмотрю – гарантирую! Все-таки я ведь юрист с красным дипломом, гений!

– Гений, ага… – Мама как-то странно посмотрела на меня, вздохнула: – На всякую хитрую задницу… м-да. Будь осторожен. Поезжай. Я знаю, что никто не может тебя победить. Уверена в этом. Мне Варя кое-что рассказала… не ругай ее, не надо! Чуть-чуть рассказала. Да я и сама знаю. Не зря тебя послала к Белокопытову.

– Как тебе Варя, мам? – Я пристально посмотрел в глаза матери, и она не отвела взгляда.

– Варя? Ну что сказать… девка шустрая, и работы не боится, и красавица. Тебя любит – аж трясется. Я чувствую это, меня не обманешь. И ко мне относится очень хорошо – не потому, что сразу полюбила, а потому, что я… это ты. Раз ты меня любишь, значит, и она должна любить. Это правильно. Так должно быть. Нет, не любовь к матери своего мужчины должна быть, а жить должна интересами своего мужчины. Ну что еще… неглупа, можно сказать – умна. Юмор понимает, веселая, довольно легкая. Да, виды видала – и это тоже. Девка – жох! Уж не знаю, как она за ум взялась и кто ее к тому надоумил… может, любовь так меняет? Только чувствую, что оторва была – ай-яй! Она мне рассказала про свою жизнь, про мать… И про отца. Говорит, вы с ним поругались. А еще – что он переживает ваш разрыв. (Я насторожился – опять мысли: «Засланный казачок?!»)

Помолчала, взяла кухонное полотенце, начала протирать стол – абсолютно автоматически.

– Ну что еще тебе сказать? Красавица, каких мало. Мужики небось шеи сворачивают, глядя ей вслед. Дураком надо быть, чтобы упустить такую девицу. А что дальше будет – да кто знает? Сложится у вас что-то или нет… ты ведь у меня как в железном скафандре. Холодный, как статуя Командора. Сможет она возле тебя согреться или нет – время покажет.

Меня почему-то неприятно удивило мамино заявление о том, что я холодный, как статуя. Сам не знаю – почему удивило. Ведь на самом деле, как и практически всегда, она была права. Я не позволял себе того, что могут себе позволить большинство моих сверстников. Я не бился в истерике, требуя игрушку, не рыдал от обиды, когда мне не позволяли делать то, что хотел. Всю жизнь был логичен, спокоен и целеустремлен… как ракета, которая летит к цели.

И сейчас мне стало грустно. Что я, не человек? Не умею любить? Маму-то ведь люблю! А почему у меня с девушками как-то не очень? Дальше «дружеского секса» дело не идет? Ни страсти, ни любви… Даже с Варей. Увы. Просто судьба такая.

* * *

Ночь прошла спокойно… во всех отношениях. Ну да, не без того – разок, само собой. Спокойно, «по-семейному», без бешеной скачки. Отоспаться-то перед тяжелым днем – нужно?

С собой пирогов, термос с чаем – так, на всякий случай. Насмотрелись киношек, где героев опаивают всякой дрянью, подсыпают в еду и все такое прочее, вот и набрали целую сумку, которую сейчас тащила Варя, пыхтя и бормоча под нос что-то непонятное. Я категорически отказался брать еду – из принципа.

Некоторые ругательства я знал, о значении остальных слов – догадывался. Кстати, надо мне языки выучить. При моей памяти – плевое дело. Нет, так-то английский я знаю, но неплохо было бы еще немецкий, французский, испанский, португальский и итальянский. Зачем? Да просто так! Чтобы было! А еще – японский и китайский. Чтобы общаться на родном языке с сенсеями, если когда-нибудь попаду в те края.

Не хотел брать с собой Варю. Совсем не хотел. Но она вцепилась, как клещ, поеду, и все тут! И мама ее поддержала. Почему поддержала? Ясно как божий день – при Варе я сто раз подумаю, прежде чем рискнуть. Не подставлю ее под удар. Знает, мамуля, что делает… интриганка! Не хуже Белокопытова интриганка!

Знала бы ты, кто я такой на самом деле… Нет, лучше пусть не знает.

Темно, холодно. Пронизывающий морозный ветер, минус двадцать три градуса. Снег визжит под ногами, фонари над стоянкой отбрасывают желтый свет на ряды запорошенных снегом машин.

Моя вишневая красавица завелась сразу, будто и не было никакого мороза. Новенькая! Чего бы ей не заводиться? Стекла тут же обмерзли – мы разгоряченные, влажные, из душа. Да и прошлись быстрым шагом, разогрелись – особенно Варя, раскрасневшаяся, как после парной. Девушкам идет мороз, он как хорошая косметика делает их лица розовыми и прекрасными.

Когда я сообщил ей об этом обстоятельстве, дожидаясь, когда прогреется двигатель, Варя что-то пискнула в ответ и показала мне кулак. Что это означало, я так до конца и не понял. Кто заставлял брать тяжеленную сумку? Я четко сказал – не возьму! На меня не рассчитывай! Тащи сама, раз не слушаешься! И чего теперь пыхтеть?

Включил магнитолу. По радио ничего хорошего не передавали, и тогда воткнул кассету со старыми записями еще семидесятых годов. Все вперемешку – и Тухманов, и «Битлз» – солянка соляночная. Сам составил, от нечего делать. Отдых для мозга.

Наконец стекла оттаяли, и я тихо двинул машину на выезд. До места ехать часа два, потому вышли из дома заранее, в половине седьмого.

Варя всю дорогу молчала, дремала, откинув голову. Великолепные нервы. Меня же слегка колбасило, как всегда перед боем. Это потом я стану спокойным, как статуя Командора, но пока сердце стучит, мозг рисует картинки – Арена, сотканная из стальной сетки, трибуны, на которых беснуются орущие, свистящие зрители. Свет прожекторов – слепящий, яркий, от которого можно спастись только одним путем – уложить соперника и уйти.

Я не боялся. Опасался, да, но не боялся. Что такое страх? Это состояние, когда мозг теряется в выборе рациональных действий, когда в зависимости от организма человека он или подстегивается дополнительной порцией адреналина, или впадает в ступор – удобная мишень для противника. Я – другой. Нет, не потому, что во мне сидят Бесы. Другой потому, что с детства привык выходить на арену, пусть даже она тогда называлась просто «ринг». Опыт. Мне все знакомо, все известно. Страха нет. Есть чувство опасности, и, как всегда в таких случаях, мой мозг начинает работать с большой интенсивностью, просчитывая варианты развития ситуации, а мышцы, мои сильные, упругие, тренированные мышцы – выдают все, на что они способны. А способен я на многое. Никто здесь не может со мной сравниться. В честном бою. Уверен.

Меня пропустили на территорию базы без вопросов, открылся шлагбаум, и, петляя по расчищенным от снега дорожкам базы, я добрался до площадки, на которой уже стояло штук тридцать автомобилей. Было уже светло, из-за заснеженного леса вставало красное, будто кровавое солнце, и мне подумалось, что день сегодня будет ветреным – по всем народным приметам. Хорошая погодка. Настоящая новогодняя, не то что в Питере!

– Приехали? – Варя потянулась, похлопала ресницами, едва не поднимая ими ветер (Надо же было уродиться с такими длинными?!), улыбнулась: – Знаешь, а прикольно, когда у тебя есть мужчина, который за тебя все решает! Нет, правда – думать не надо, голова не болит! Главное – чтобы тебе было хорошо! Люблю тебя!

Я вдруг на секунду замер, опять подумав – не внедрил ли я в голову своей подруги кое-что побочное, не то, что хотел? Например – случайно внушил, что она меня обожает и жить без меня не может. Сознательно я этого сделать не мог, не было такой цели, но вдруг вышло так, как… вышло?!

Плохо. Очень плохо! Нет, не то плохо, что она любит меня. Плохо то, что теперь я никогда не буду уверен, что Варя любит меня на самом деле, а не подчиняется моему посылу, моему внушению. Может, надо было все-таки ее прогнать? Когда она пришла в мой дом? М-да… настроение тут же испортилось.

А вообще – на кой черт я задумываюсь? От многия мысли – многия печали, если перефразировать. Живи, как считаешь нужным. И будь что будет!

Здание, в котором находилась Арена, было таким, каким мне запомнилось с последнего посещения. Не изменилось ничего, кроме того, что теперь его местами покрывал слой инея и снега, сверкающего на солнце. Почему-то вдруг подумалось, что в таком большом здании сейчас должно быть холодно в такой мороз.

Внутри было не холоднее, чем в нашей квартире. Варя так и тащила с собой здоровенную сумку, и охранники на входе посмотрели на нее весьма подозрительно, однако не остановили. Вряд ли кто-то решил протащить сюда бомбу, особенно если этот «кто-то» красивая молодая девушка, при одном взгляде на которую захватывает дух.

Я не знал куда идти, потому спросил у охранников, и они указали мне на раздевалку для участников, а еще – на мужчину в строгом костюме-тройке, назвав его Виктором Палычем. Этот мужчина, как я понял, был чем-то вроде распорядителя, перенаправляющего поток прибывающих сюда зрителей и бойцов в предназначенные для них «ячейки». Обычное дело, ничего нового. Вся эта суета мне давно знакома и немного даже приятна. Как будто я вернулся на несколько лет назад, когда все было ясно и понятно, а еще – жив был мой тренер.

Через десять минут я уже знал, куда мне идти. Нет, в хорошем смысле – куда идти. Мне – в раздевалку, Варе – на трибуну, где были специальные места для сопровождающих. Как оказалось, каждый из бойцов мог привести с собой одного человека – бесплатно. Ну… вроде как тренера или группу поддержки. Остальные – за «символическую» плату всего в две тысячи рублей. Варя аж поперхнулась, когда узнала о цене вопроса…

Кстати сказать, я почему-то и не задумывался – а вот если бы мы вдвоем приехали и Варю не пустили бы внутрь? Что тогда делать? Сидеть в машине? Греться в салоне от заведенного двигателя?

Как-то я слишком уж халатно подошел к этому вопросу, ничего как следует не выяснил. Хорошо, что тут так налажено дело. Хмм… мд-а. Хорошо ли?

Раздевалка была другой, не та, в которой я переодевался первый раз. Большая, просто огромная. И полна – под завязку. Кого тут только не было! Всякой твари по паре! Парни вроде меня – в спортивных трусах, по виду то ли боксеры, то ли самбисты, каратеки в расшитых кимоно, ушуисты – этих можно отличить от каратек по отсутствию набитых костяшек.

У истовых каратек на руках уродливые мозоли, которые явились следствием набивания о твердые тупые предметы. Доски, стены, головы. Так-то забавная штука, да, но я никогда этого не понимал – зачем? Есть десятки способов повергнуть противника, не разбивая доски и камни. Или, может, они предварительно лишают супостата силы духа, разбивая перед ним кирпич, украденный со стройки? Увидит противник, как ты уничтожаешь каленую глину, и сдастся без боя. Наверное, так!

Вероятно, я ухмылялся, глядя на могучих разбивателей кирпичей, потому что один из них, тот, что стоял поближе, заинтересовался моей улыбкой и осведомился, не стереть ли ухмылку с моего поганого педерастического лица. Я любезно ответил, что этого делать пока что не стоит, так как за драку в раздевалке меня, вполне вероятно, удалят с состязаний – нельзя же калечить таких придурков, как он, вне Арены. Но если мы с ним встретимся на Арене, я предоставлю ему такую возможность, оставляя за собой шанс сделать из него приличного евнуха. Что, впрочем, никак его не изменит, импотента поганого.

Мой вежливый, культурный и, главное, логичный ответ не удовлетворил оппонента, и он разразился в мой адрес площадной бранью, на которую я лишь улыбнулся и пропустил все гадости мимо ушей.

Я всякое видал. Если кто-то думает, что спортивные соревнования детско-юношеских школ проходят всегда мирно и без эксцессов – он ошибается. Многие из пацанов, которые занимались и занимаются боксом (впрочем, как и другими единоборствами), выходцы из неблагополучных семей, а часть из них вообще настоящая шпана, которую от отсидок спасает только бокс и конкретно – боязнь вылететь из спортшколы. Для них спорт является возможностью подняться над своим социальным статусом, фактически вылезть из той помойки, в которую их загнала жизнь. Я их понимал, хотя и не особо сочувствовал. Так уж случилось, и я в их проблемах не виноват. Дай им возможность, и они вырвут у меня сердце, чтобы не сдохнуть с голоду. Почему я должен их жалеть, если они не пожалеют меня? Увы… это правда жизни.

В раздевалке обнаружился свой распорядитель – угрюмый мужик лет сорока, двухметрового роста, эдакий Куинбус Флестрин, «Человек-гора». Настоящий Гулливер среди лилипутов. По моим прикидкам, у него рука была толщиной с мою ногу, а вес кило под двести. Вот попробуй попадись такому в захват – сломает, как сухую тростинку!

Сразу прикинул, как вырубить этого гиганта, и пришел к выводу – главное, не попасть ему в руки. У такого мастодонта скорость определенно должна быть снижена.

Впрочем, не мне об этом заботиться, я же Супер-Альфа, так что он сломать меня не сумеет. Скорее – я его порву.

И вдруг опять мысль – а неплохо было бы вернуться в большой спорт! Официальный статус чемпиона Олимпиады, деньги, слава…

И снова равнодушно отбросил от себя мимолетное желание быть вечным чемпионом. Не интересно. Раньше, несколько лет назад, было бы интересно, сейчас уже нет. Не знаю – почему. Ну вот бывает так, перегорел, и все тут. Суета сует – все суета!

Человек-гора быстро утихомирил настырного каратеку, просто посмотрев ему в глаза тяжелым, каменным взглядом, потом молча поманил меня за собой и, раздвигая толпу, как ледокол «Ленин» паковый лед, привел к не занятому шкафчику, на который почему-то до сих пор никто не покусился.

– Здесь. Хозяин предупредил, что ты придешь. Ты же Карпов, так?

– Так… – Я был слегка удивлен. – А кто хозяин?

– Не задавай глупых вопросов. Он тебя знает. – Человек-гора наморщил лоб и, глядя куда-то мне за плечо, тихо сказал, едва перекрывая гвалт этого «птичьего базара»: – Переоденешься, подойдешь в кабинет хозяина. Это из раздевалки и направо, третья дверь. Он хочет с тобой поговорить. И вот еще что – если есть вопросы, задавай, хозяин не хочет, чтобы ты отнимал у него время всякими глупостями. Только давай побыстрее, а то видишь, что у нас делается? Ублюдков понаехало, халявщиков – выше крыши! Кстати, я видел тебя, когда ты дрался с Игоряном. Ты хорош. Только он лучше. Если бы он хотел – размотал бы тебя в первую минуту. Так что лучше не рискуй.

– Это хозяин велел передать? – Я был спокоен, но зол.

– Нет. Это я тебе говорю. – Мужчина посмотрел на меня исподлобья и слегка пожал покатыми могучими плечами: – Не хочешь, не принимай. Если ты болван. Давай не трать мое время! Вопросы есть?

– Могу сидеть в зале и смотреть на бои?

– Можешь. Если место будет. У сетки стоять нельзя – зрителям загородишь. Еще вопросы?

– Бойцов много?

– Сотня с небольшим. Понаехало, как крыс! Надеются хоть что-то урвать. Со всего Союза приехали.

– Сильные?

– Всякие. Кто-то халявщик, но есть такие, что башку оторвут на раз.

– Как думаешь, смертоубийства будут?

– Все может быть. В горячке – чего только не бывает. Вообще-то не поощряется. На кой нам возиться с трупаками? Лежачего не добивают. Сигнал прозвучал – отваливаешь, иначе и бабла лишишься, и по башке получишь. Тебе разве не говорили?

Я что-то промычал, но на душе стало не очень хорошо. Ничего мне не говорили, факт. Я бы помнил. А почему не говорили? Не посчитали необходимым? Посчитали, что это знают все? То есть правила, по которым выступают бойцы, знают все… кроме меня.

– Деньги за бои где я смогу получить?

– У хозяина. Не беспокойся – все четко. Посчитают, выдадут все, до копеечки. Здесь не дурят. И не вздумай делать ставки в тотализаторе – башку оторвут. Все, все – вали! Сейчас начнут объявлять первые пары, может, и тебя сразу вызовут! А ты не готов, и к хозяину тебе еще надо зайти!

* * *

Почему я решил, что Собакин и есть хозяин? И почему Человек-гора думал, что я знаю, кто хозяин? Не знал я. И не знаю!

Еще один Альфа. Сколько же их, черт подери? Вместе со мной и с этим – пятеро. Это тех, что я знаю.

Все-таки неисповедимы пути господни, точно. Мог ли я подумать, что когда-то его увижу? Забавно. Фактически почти папа. Папа одного из моих Бесов.

Мужчина смотрел на меня, чуть улыбался. Собакин сидел рядом с ним, поглядывал на экран телевизора, вернее, монитора, и не обращал на меня никакого внимания. Его что-то очень занимало там, куда глядела камера.

– Привет, Толя! – Мужчина указал на кресло перед собой, но я мотнул головой в отказе. – Не стесняйся, присаживайся.

Я сел, мужчина посмотрел на Собакина, негромко бросил:

– Выйди.

Собакин тут же вскочил и, не говоря ни слова, быстрым шагом покинул кабинет. Это было похоже на то, как сам Собакин обращается с Игорем – беспрекословное подчинение помощника, при абсолютном пренебрежении интересами подчиненного. Сказали тебе прыгнуть – единственное, что нужно спросить, – на какую высоту над полом!

– Я помню тебя. У меня абсолютная память (Кто бы мог подумать?! Какая редкость!). Что ты тогда делал в парке? Хотел ограбить кого-нибудь, так? (Да ты прозорливец! Это надо же иметь такой умище!) Ладно, ладно – я не священник, ты не кающийся. Понимаю. Всем нужны деньги. А если ты только и умеешь, что бить морды, так чем еще заниматься? (А ты не все про меня знаешь, как оказалось… поленился навести справки, да?) Я хочу предложить тебе работу. Высокооплачиваемую работу. И по твоей специальности.

– Морды бить?

– Нуу… да. Можно назвать и так. – Мужчина усмехнулся, внимательно посмотрел на меня. – Скажи, после нашей с тобой встречи… у тебя ничего не изменилось? Ты не стал лучше биться? Скорость, реакция не стали лучше?

– Не знаю, – искренне ответил я, выдержав взгляд Альфы. – Может, и так. Я завязал со спортом. Не знаю. В принципе, я всегда был хорош. Выигрывал чемпионаты. А при чем тут встреча?

– Да так… просто спросил. – Мужчина отвел взгляд. – Так что насчет работы?

– Мне еще восемнадцати нет. А когда исполнится – уйду в армию. Какая работа тогда…

– Ну… с армией мы все уладим. Не будет никакой армии. Придумаем что-нибудь. Если согласишься, конечно.

Он меня считает гопником, который выходит на грабеж в темные закоулки. Он ничего обо мне не знает. Как это может быть? Неужели Собакин ему не доложил? Странно.

Хотя… может, и не доложил. Если этот кадр не спрашивал. Интересно, а что он сам делал в парке?

– А что вы делали тогда, в парке? – неожиданно для себя спросил я. – И как вы так быстро меня выключили? И какую работу хотите мне предложить?

– В парке? Воздухом я дышал – в парке, – усмехнулся Альфа. – Твое-то какое дело? Гулял. Как выключил? Это тоже неважно. Я могу сделать так, что и ты будешь таким же быстрым, как я. И сможешь выключать людей – возможно, и навсегда. Это как я решу (Киллером хочешь меня сделать, урод?!) Работа? Будешь делать все, что я прикажу.

– И убивать? – Я пристально посмотрел в глаза «работодателю», тот не отвел взгляда:

– Если надо – то и убивать. У меня большой бизнес, мне нужны телохранители, охранники. Бойцы. Самые лучшие. И самые верные. Если пойдешь ко мне – я сделаю тебя одним из самых лучших! А может, и лучшим. И ты будешь зарабатывать хорошие деньги. Для начала – три тысячи в месяц. Чистыми. Потом больше. Кроме того, сможешь выступать на Арене. Если захочешь.

– Вы же меня видите второй раз в жизни, и вы доверите мне какое-нибудь важное дело? Пошлете к важному клиенту телохранителем? Не понимаю вас…

– Во-первых, я вижу тебя в третий раз в жизни. Не забыл тот день, когда ты выступал в поединке с Игорем? Ты был хорош. Но… Игорь лучше. Удивительно, что ты смог так долго против него продержаться. Потому ты меня и заинтересовал. И почему ты решил, что я не позабочусь о том, чтобы ты был мне верен? Повторюсь – я сделаю так, что ты будешь сильнее, быстрее всех! И ты будешь обеспечен на всю свою жизнь! (Недолгую, по всей видимости, жизнь!) Но за это ты отдашь мне свою верность. (Душу, чертов ты Сатана!) Я проведу определенный обряд (Обряд?! Вот как ты это называешь? Сектанты?), и после него ты обретешь телесную мощь и верность мне. Своему Наставнику.

Еще один наставник. Что-то у меня в последнее время перебор с наставниками! С одним поругался – другой нарисовался. Интересно, а он знает Белокопытова? Что-то во мне подсказывает, что лучше не спрашивать. Ну его к черту… если узнает, что я у Белокопытова занимался… что тогда будет?

– Я должен подумать. Такие решения быстро не принимаются!

Мужчина слегка нахмурился, кивнул:

– Забыл представиться – я Андрей Викторович Галкин, директор кооператива «Свет». Визитку с телефонами возьмешь у секретарши. Надеюсь, что ты примешь мое предложение.

Он помолчал, глядя на меня, потом чуть улыбнулся, спросил:

– Как думаешь, войдешь в первую десятку бойцов?

– Выиграю, – не задумываясь объявил я. – А главный приз будет?

– Двадцать тысяч, – кивнул мужчина. – Если побьешь всех заявленных бойцов. Плюс по пять тысяч за каждый выигранный бой. Или тысячу – за проигранный. Разве тебе не объяснили?

– Я просто уточнил. Могу идти?

– Красивая у тебя девушка, – усмехнулся Альфа. – А где денег взял на новую машину? Грабанул кого-нибудь? Жирного клопа? Ладно, ладно – твое дело! Но если будешь работать на меня, все акции только по моему приказу! Никак иначе! Иди. И вот еще что… я не советую отказываться от моего предложения. Настоятельно не советую.

Он никак не акцентировал свою угрозу. Говорил ровно, доброжелательно, но я почувствовал, как повеяло таким могильным холодом, что у меня по коже пробежали мурашки. Да, такому человеку не отказывают. «Я сделал ему предложение, от которого он не смог отказаться». Ей-ей, это самый настоящий дон Корлеоне местного разлива.

Впрочем, мне плевать – дон он или вор в законе. Смогу я его одолеть, если что – вот главная проблема! Нет, даже не так. Главная проблема – смогу ли я до него добраться, пробившись через толпу его прихлебателей.

И снова не та формулировка. Как мне сделать так, чтобы он не смог влезть ко мне в голову? А потом добраться до него?

Мне ничуть не улыбается быть рабом какого-то мафиози. А кроме того – он после «обряда» узнает все, что знаю я. Все обо мне, о том, что я делаю, о том, кто я такой. И вряд ли ему понравится, что я «бесоед», как это называет Белокопытов. И что он там говорил о ненависти обычных Альф к бесоедам? Ненавидят они нас, да? Убивают? М-да…

Ну и чего я задергался? Знал ведь, куда иду. И зачем! Зря только Варю с собой взял, совсем зря! Не надо было этого делать… Но что вышло, то вышло. Судьба, однако.

Отправить