Глава 15

— Привет! Слушай, это правда?

— Что — правда? — прохожу я в аудиторию, плечом оттесняя Керла.

— Ну…говорят, что Верга сегодня утром вышла из твоей комнаты!

— Бессовестно врут! — хмыкаю я, и нарочито-досадливо вздыхаю — Я с девчонками уже забыл когда общался. Да и запрещено студентам устраивать любовь.

— Перестань! — ухмыляется Керл, и щурясь, смотрит на меня, разглядывая так пристально, будто заметил что-то странное. А меня вдруг трогает холодок — этот гад видит сквозь одежду!

— Та-ак… — неопределенно тянет он — Значит, с девушками давно не общался. А засосы ты себе сам поставил. И спину расцарапал, и грудь. Кстати, а откуда у Верги синяки на бедрах? И на попке? И на груди засосы?

— Вот что, Керл… — холодно начинаю я свой монолог, но Керл тут же машет руками и корчит умильную рожицу:

— Все, все! Я понял! Ничего не было, ты никого не видел, кроме девочки по имени Праворучка! Или Леворучка? Ты как предпочитаешь?

— Обоеручка! — рявкаю я, и шагаю к своему месту в середине амфитеатра. Здешняя аудитория практически ничем не отличается от таких же земных, да и вообще — если особо не рассматривать подробности интерьера, то можно легко сделать вывод, что находишься где-то в старом корпусе одного из земных университетов. Все-таки что ни говори, но есть вещи, которые не меняются ни в одном из миров.

Раскладываю вещи — блокнот для записи особо важных слов преподавателя (например, состав зелий, или названия снадобий), специальный карандаш, который оставляет на бумаге черный след регулируемой толщины. Карандаш вообще-то магический, и если с ним обращаться аккуратно, может служить всю жизнь человека, практически не стираясь. Да он почти и не трется — легко касаясь бумаги, карандаш каким-то образом ее прижигает, потому за ним остается черный след. Если долго держать кончик карандаша на одном месте, он может напрочь прожечь бумагу. Да и не только бумагу — все, что может гореть. Потому на него надевается специальный металлический колпачок, даже не надевается, а навинчивается. Подозреваю, что этот колпачок был придуман после того, как некий школяр подпалил школу, или свой дом, забыв убрать стило от горючего материала.

Вообще-то мне записи не нужны. Я запоминаю лекции сходу, память у меня не вполне нормальная. Благодаря моим наставникам — ненормальная. Они опаивали меня специальными снадобьями и заставляли запоминать длинные, дурацкие, совершенно не запоминающиеся тексты. А еще — картинки, которые я потом рисовал по памяти. В конце концов, если медведя долго бить, он научится ездить на велосипеде — так вроде говорили на Земле. Я не медведь, но хлыста мне доставалось более чем достаточно, как и головной боли после приема ментальных спецсредств. Потому память у меня практически фотографическая.

Однако демонстрировать я все это не собираюсь. Как обычному студенту мне нужно изображать из себя обычного паренька, который записывает все, что положено записать.

— Привет! — слышу я знакомый голос, и моей щеки касаются теплые губы. От Верги пахнет ароматическим маслом, притираниями, и похоже что какой-то косметикой. Кстати, я уже давно заметил, что у здешних аристократов некий культ запахов. То есть — они истово боятся того, что им некто скажет, будто от них плохо пахнет. Потому практически все, без исключения, таскают с собой ароматические мешочки, в которых находятся резко-пряно пахнущие травы. (такое, как я помню, было в Китае)

А еще — даже парни используют аналоги земных духов, не говоря уж о девушках, каждая из которых имеет набор не менее чем в десяток различных ароматических средств, стойкость которых поддерживается магией. За все время, что нахожусь в этом мире, я не встретил ни одну женщину из аристократов, от которой бы пахло потом, или чем-то еще похуже. Про запах изо рта и говорить не следует — хочешь новые зубы, так маг-лекарь вырастит их тебе за несколько сеансов. Или за один, если ты умеешь терпеть боль. От Верги пахло очень приятно — и в одетом виде, и в постели.

Кстати сказать, в отличие от своих аристократических «соратников», я почти не пользовался ароматизаторами. Максимум — душистое мыло, или снадобья для устранения волос, в состав которых входят натуральные составляющие вроде апельсинового масла, или экстракта смородины. Здешние духи настолько стойкие, что запах от них может держаться неделями — до тех пор, пока не применишь специальное средство для смывания этого самого запаха. Лазутчик, а тем более тайный убийца пользующийся духами — это полнейший идиотизм. Только представить, что ты ночью пробираешься к кому-то в спальню, чтобы сделать свое грязное дело, и от тебя за версту несет чем-то вроде «Богарта». Кстати — любимый мой одеколон. Когда-то он был очень стойким, густым, а после девяностых голов испохабился, стал едва пахнущей водичкой. Говорили, что бренд продали неким дельцам, которые совершенно уничтожили настоящий одеколон, превратив его в туалетную воду, запах которой улетучивается за считанные часы. Бизнес, ничего личного! Тут бы за такое мошенничество обложили таким штрафом, что купец только взвоет. Но тут — не там.

— Привет — отвечаю я, и наблюдаю, как Верга раскладывает свои вещи рядом со мной. Какого черта она сюда приперлась, и демонстративно чмокнула меня в щеку?! Чтобы все видели и знали? Почему нельзя приходить потихоньку, когда никто не видит? Ищет себе защиту и опору? Так какая из меня защита и опора? На роль героя-любовника в постели я еще сгожусь, но если меня вызовут на дуэль…или просто устроят драку — не собираюсь показывать свои умения!

Кстати, скоро должны начаться уроки физкультуры, если можно их так назвать. Тут проходят курс единоборств — насколько я знаю, не особо так напрягая учеников, но вполне на должном уровне — любой по выходе из Академии сможет отбиться от нескольких не обученных бою простолюдинов, и на равных сразиться со средним армейцем. И это понятно — аристократ должен уметь защитить себя. В семьях начинают обучение единоборствам с того самого момента, когда ребенок хоть что-то начинает соображать. Хотя многие не особо упорствуют в обучение. А зачем их чаду владеть мечом на профессиональном уровне? Если есть оплаченные телохранители, есть армия, есть в конце концов стража, стоящая на защите интересов высших слоев общества. Сейчас не древние века, когда от степени владения мечом зависела сама жизнь аристократа, и боевыми искусствами занимались и мужчины, и женщины с самого рождения. Теперь — просвещенный век, когда войной занимаются профессионалы, а искусство единоборств осталось только лишь любителям этого дела, и тем, кто живет военным ремеслом. А девушкам вообще следует не железками махать, и не уродовать руки на тренировках, а учиться вести домашнее хозяйство, и самое главное — научиться обольщать мужчин, подыскивая себе лучшую партию. Будет мужчина — будет и защита. А также — достаток и хорошие дети.

— Может не стоит так демонстративно показывать, что между нами что-то есть? — спрашиваю я тихо, не глядя в глаза Верге.

— «Что-то» есть? — фыркает она — да у нас все есть! Я еле сижу, так все внутри и снаружи болит! Ну ты и…самец! Дорвался!

— Кто еще до кого дорвался! — кривлюсь я, и недовольно мотаю головой — Может, притормозим наши отношения? Тем более что ты только недавно стала совершеннолетней! Все равно между нами ничего серьезного быть не может, ты же понимаешь.

— Не может — кивает Верга, и тут же снова фыркает — Если не считать серьезным то, что ты проделал со мной ночью! И не один раз! Ладно, ладно — не хмурься. Мне с тобой было хорошо. А то, что скажут эти придурки мне абсолютно безразлично. Ты мой парень, мне с тобой хорошо, и плевать на всех. Разве не так? Ты что, боишься, что пойдут слухи?

Я не боялся, но…все-таки не надо так откровенно показывать наши отношения. О чем снова сказал Верге, удостоившись ее слегка презрительной, но очень милой улыбки.

Вот же…дал бог девке внешность! Ей-богу — модели позавидуют! И кстати — не худая, как вешалка…как земные модели. Впрочем — там тоже не все вешалки. Есть те, кто демонстрирует нижнее белье, и вот там красоток с хорошими формами более чем достаточно, есть на чем взгляд остановить.

Дальше все пошло вполне обыденно. Пришел преподаватель, и начал нам рассказывать о свойствах растений, о том, какие растения в каких снадобьях применяются, и как усилить воздействие лекарства в пять, десять, а то и в сто раз. По большому счету я это все знал, и мне было не интересно. Сухая теоретика, без какой бы то ни было практики.

Три пары прошли скучно и ничем меня не задели. Основы магии, основы физики в купе с магией, основы химии с магией — тут везде, где только можно, втюхивали магию. И лечение, и сельское хозяйство — везде, везде была магия. Примерно так же, как на Земле электричество — везде, где только можно.

После трех пар (я по привычке называю их «парами», на самом деле просто полтора часа занятий) должны были быть еще две пары — «Устройство мира» и «Грамматика», смешно, но часть студентов ни хрена не знали о том, что существуют три материка, острова и всякое такое. Уж не говоря о названиях морей и океанов. Потому их учили здесь заново, не обращая внимания на вопли о том, что эти знании им никогда не пригодятся (в основном это нытье шло от девчонок). И хуже того — половина детей аристократов писало с дичайшими ошибками, которые простительны только детям не старше семи лет от роду. И опять же мотивация: зачем нам писать грамотно, если у нас имеются секретари, которые запишут все так, как и положено. А прочитать письмо сможет любой, для этого уметь писать не нужно. Идиотизм, конечно же…но повторяющийся из года в год. Читал об этом в книгах, да и Керл рассказывал, от которого не укрывается ни один нюанс жизни в Академии.

На две последние пары я не попал. Меня перехватил профессор Диссамбль, и потребовал, чтобы я пошел в подвал. Так что вскорости я оказался там же, откуда меня недавно вынесли на руках. Что отнюдь на добавляло мне хорошего настроения. Когда тебя тошнит, кружится голова («вертолет», как после хорошей пьянки!), ноги не идут, став будто ватными — ты точно не захочешь повторения испытанного. Но при этом понимаешь, что чем тяжелее тебе на тренировке, тем скорее станешь мастером. Пройденный этап, что тут еще сказать…

А народа внизу меня ждало человек пятнадцать. И откуда столько набежало? Часть я знал — заведующие кафедрами четырех стихий, артефактор, зельевед и т. д. Но были и те, кого я впервые видел. Например, седой, будто снегом обсыпали морщинистый мужик, высохший, как вобла. Или седая, и такая же высохшая женщина, с глазами, запавшими в череп так, что казалось — на тебя смотрит оживший мертвец. Они смотрели на меня такими взглядами, что казалось — еще немного, и кто-нибудь из них выкрикнет: «Убейте его! На костер еретика!».

Кстати, я понял, почему мне так показалось. Плюсом к их фанатичным взглядам шла черная униформа со знаком Инквизиции — храм на фоне пламени. Слава богу, что сейчас не древние века, иначе меня бы точно сожгли на костре. Очень уж не жаловали черных магов достопочтенные господа из этой организации. Хорошо, что у них сейчас ручки коротки!

От некогда могущественной Инквизиции остались рожки, да ножки, когда один из предков нынешнего императора хорошенько почистил их ряды — зазнались, стали диктовать ему свое понимание того, как надо воспитывать магов и что с ними делать. Даже что-то вроде бунта попытались устроить, что для них очень печально закончилось. Было уничтожено восемьдесят процентов инквизиторов по всей стране, а оставшиеся двадцать занялись тем, чем им и положено было заниматься: поиском попавших в этот мир демонических сущностей, которые вредят людям, и поиском скрытых магов, которые не пожелали легализоваться и осуществляли вредоносную деятельность, срастившись с организованной преступностью. Маги у Инквизиции сильные, но…специфической направленности. В основном специалисты по аурам, и все, как один с боевым уклоном Что тоже в общем-то понятно: из задача выявить незаконного мага и уничтожить.

Ну а такие как я для Инквизиции были самым что ни на есть первейшим врагом — в прежние времена. Теперь печать криминала с черных магов снята, хотя это и мало чем помогло императорской власти — отученные доверять государству, как и все нормальные люди, черные маги всячески скрывали своим умения и уходили из поля зрения Инквизиции. Один я такой вот попался — просто потому, что с самого рождения был под контролем. Как говорится, с подводной лодки не сбежишь.

— Вот, прими снадобье — протянул мне склянку Диссамбль — Это усилитель способностей.

— Подождите…вы же говорили, что можно принимать раз в неделю? Не чаще? — я нерешительно принял склянку — А как же?

— Нормально все, ничего страшного! — глаза Диссамбля дернулись, взгляд на долю секунды метнулся в сторону — Гарантирую, что все будет хорошо!

Врет, скотина! Меня учили отличать правду от лжи, и не только разбирая слова на предмет логики, хотя и это имело место быть — как это вдруг так стало, что ранее срок принятия снадобья нужно было обязательно выдержать, дабы избежать последствий вроде выгорания, а теперь это неважно? Но главное — моторика тела. Дернувшиеся глаза, отведенный взгляд, поджавшиеся губы, легкое покраснение лица, невольный вздох — все говорило о том, что профессор откровенно лжет. И почему он вдруг так поступает? Я ведь ему не прощу лжи. Я запомню. А он совсем не глуп, чтобы этого не понимать. Значит, на него кто-то давит, кто-то сильный, опасный, неприятный. А кто в этой толпе новенький, кто выбивается из общей картины? Правильно. Инквизиторы. Значит, это они зажали отросток профессора между дверью и косяком. Это, конечно, его не оправдывает, жить по принципу уголовников: «Сдохни ты сегодня, а я завтра!» — это можно. Но недолго. В конце концов, ты все-таки получишь ответку.

— Сегодня мы намерены увидеть, как вы можете воздействовать на живых существ — торжественно, но каким-то не своим, надтреснутым голосом объявил Диссамбль. Сегодня на демонстрации ваших возможностей присутствуют представители многоуважаемой Инквизиции, так что…не удивляйтесь.

Он посмотрел на меня пристальным взглядом, вероятно это было что-то вроде извинения. Хиленького такого, дохлого извинения. И снова протянул склянку, которую я так и не взял в руки.

Я подумал, подумал…и принял склянку. Ну а что…если «выгорю» — так особо плакать не буду. Никогда не хотел быть магом. Вот честно — совершенно не хотел! Они все на контроле, за ними постоянно следят, а чуть что — могут и головы лишить. Их боятся, их ненавидят, считая ответственными за всякие неприятности и подозревая во всех грехах. А уж черный маг…это квинтэссенция всех приписываемых магам подлостей. Засуха — это черный маг наслал проклятие! Наводнение — маг наколдовал! Простудился, или съел что-то не то — порчу напустил черный маг! А кто же еще?

Выпил, поморщившись от горечи. Вяжет глотку — не продохнуть. Надо будет узнать состав снадобья, и чего такого мерзкого они туда напихали?

— Вон там, в клетках, сидят обезьяна и свинья — сообщил мне Диссамбль — Вы должны напустить на них порчу. А мы будем смотреть на то, что с ними происходит и фиксировать процесс. Именно не убивать, а напустить порчу — чтобы умерли не сразу, а растянуть процесс во времени. Поняли?

Я промолчал, не глядя на профессора. Мне было противно. Я терпеть не могу опытов на животных, какими бы благими намерениями это ни прикрывалось. «Собаки Павлова» — это самая настоящая подлость и мерзость. Они ведь доверяют человеку, собаки. А он, мразь такая, пытает их, и спокойно смотрит, что с ними происходит. На мой взгляд это не лучше фашистов, которые делали опыты на людях. Да, помню, как писали, что опыты Менгеле продвинули медицину на десятилетия вперед. Так вот тех, кто это писал — я бы с легким сердцем отдал этому Менгеле на опыты. Может я и романтичный придурок, психически больной человек, который без сожаления убивает заслуживающего того человека, но убивать животных ради того, чтобы посмотреть, как они умирают в мучениях — это не для меня. Пусть даже это и свинья, которую все равно когда-нибудь убьют — она ведь выращена на мясо. И да — я не веган, и не плачу над копченым окороком, вспоминая, кому он принадлежат. Понадобится — убью кого угодно. И сожру — если это животное. Но черт подери, пусть скотоводством занимается кто-то другой. Пусть я психопат, социопат, и все вместе взятое «…пат», но…вот такой я человек. Сентиментальный палач. И мне плевать на то, что обо мне подумают люди.

«Приход» я почувствовал минут через десять — прошла волна жара, лицо загорелось, и…странное ощущение, вроде как по коже забегали тысячи муравьев. То ли какое-то новое снадобье мне дали, то ли с каждым разом ощущение «прихода» меняется, но…в прошлый раз такого не было. Мутирую? «Соковыжималка», плюс снадобье-усилитель…должен же был остаться какой-то след?

Посмотрел на клетки. Здоровенный кабан смотрит на меня сквозь прутья совершенно человечьим, разумным взглядом. Кстати, еще давно читал, что органы от свиньи подходят человеку лучше всего. Кроме человеческих органов, конечно. Я когда прочитал, еще посмеялся — после десяти лет работы опером я стал подозревать, что большинство людей откровенные свиньи. Насмотрелся, да. И вот подтверждение моего вывода!

Сколько в этом кабане? Килограммов двести, не меньше. Эдакий патриарх царства свиней. Чем он провинился? Перестал трахать свиноматок? Или просто пришло время умирать? Интересно, кем он станет в новой жизни… Или вернее так — кто из людей отбывал свой срок в теле свиньи? И за что?

Обезьяна. Не шимпанзе, нет. Что-то хвостатое, похожее на бандерлога из мультика. Бандерлога? Это я базу подвожу, что ли? Мол, бандерлогов нечего жалеть, они гады?

Интересно, откуда они притащили обезьяну? Может у кого-то дома жил? Вряд ли. Обезьян дома держат только идиоты. Опять же, еще на «старой Земле» я читал о том, что обезьян нельзя приучить ходить на лоток, или в унитаз. Они гадят там, где им хочется, и разбрасывают свое дерьмо. Собак приучают, кошки с самых младенческих дней приучаются ходить в лоток, обезьяны — нет. Я тогда еще подумал, что возможно суть проблемы — протест обезьяньего племени против рабской жизни у человека. Мол, вот вам, человеки! Кормите, поите, а я вам в руки насру!

Впрочем, срать в кормящие тебя руки — это как раз привычка человеческих особей. «Сосед, дай взаймы, а то давно не жрал и под порог тебе насрать нечем!». Постоянно видел такое, и даже не от отдельных людей — от целых государств.

Если обезьяну научить ходить в одежде, изъясняться членораздельной речью и заставить есть ложкой — она все равно останется неблагодарной обезьяной.

Взгляд. Обезьяна не кричит, не трясет прутья клетки — просто смотрит на меня, и будто понимает, что сейчас ее будут убивать. Страшно убивать — так, чтобы она мучилась, медленно гнила заживо.

Хреново мне. Я ведь потом буду вспоминать этот взгляд. Он будет мне сниться. Не знаю, чем провинилась эта обезьяна — может вывозила портьеры в говне, и потому хозяин от нее избавился, но…лучше бы он ее просто и без затей убил, чем вот так, предательски отдать чужим людям на мучение. Ведь ясно было, что Академия покупает обезьяну для опытов. А опыты над животными не бывают добрыми.

Глаза. Глаза людей, которые смотрят на меня и на животных, ожидающих своей смерти. Глаза равнодушные, глаза веселые, глаза любопытные — смотрят, как на спектакль, и ждут, когда же я начну убивать. Это даже хуже, чем гладиаторские бои. По крайней мере, там у противников есть шансы. А тут…грустный взгляд обезьянки, и тяжелый, ненавидящий, и спокойный взгляд кабана, который показал бы этим двуногим тварям где раки зимуют! Но не может.

Знаю, ему все равно умирать, но…сцука, он тоже заслуживает, чтобы ему дали шанс! Бой, так бой.

Держитесь, гады! — как сказал персонаж песни Высоцкого.

Пускаю импульс, и прутья клетки рассыпаютсяв труху. Кабан стоит, не веря своим глазам, недоверчиво хрюкает, поводя пятаком, его желтые, кривые клыки торчат в стороны, похожие на маленькие слоновьи бивни.

А пока он думает — я уничтожаю прутья клетки обезьяны, и будь что будет!

Обезьяна соображает быстрее — с диким визгом понеслась на замершую, оторопевшую толпу, так помчалась, что наверное обогнала бы чемпиона мира по спринтерскому бегу. Ее визг вывел из задумчивости кабана, и зверюга с невероятной легкостью, непостижимой при его немалых габаритах, помчалась следом за обезьяной.

Кегли, и шар для боулинга (не знаю, как он называется) — вот что пришло в голову, когда я увидел то, что произошло. Не знаю, как этот кабан понял, что я «свой», но только он пролетел мимо меня и даже не попытался зацепить клыком. А вот толпе наблюдателей не повезло. И в первую очередь — инквизиторам. Остальных людей кабан просто расшвырял, ударив в них как пушечное ядро, высохшего как вобла блюстителя порядка он изрядно покалечил — кровь брызнула фонтаном, когда желтый клык распорол ногу инквизитора от колена и до пояса. Наверное, задел и бедренную артерию

Потом настала очередь второго «чернорубашечника» — ей кабан сломал ребра и разорвал живот. Ну и понеслось! Кабан визжит, ревет, люди разлетаются в стороны, а сверху, по головам, как маленький демон носится обезьяна и поливает всех струями дерьма. Не знаю, где он взял столько дерьма, но получалось у него как из пульверизатора. Жидкий кал ударил в лицо преподавательницы психологии — ее начало рвать, и вырвало прямо на макушку главы кафедры земли. А разъяренная мартышка еще и вцепилась ей в волосы и выдрала очень даже приличный пучок.

Обгадив светоча психологии, обезьянка укусила за ухо преподавателя с кафедры огня, и разорвала это ухо практически пополам. И опять же — умудрилась обгадить раненого так, будто внутри у нее находились очистные сооружения всего города.

Я стоял, и остолбенело смотрел на то, что здесь натворил. Определенно, я не ожидал такого эффекта. Думал — звери попугают слегка, потом животных куда-нибудь загонят, и этим все закончится. Однако, нет — эта парочка решила дать смертельный бой своим мучителям, и за ценой точно не стояла. И самое печальное для избиваемой толпы, это то, что они не могли воспользоваться магией без риска попасть в своих соратников. Тут нужны стражники с тяжелыми копьями, а не маги с фаерболами и падающими с неба острыми сосульками. Я бы мог им помочь, но…делать этого не хотел. Невзирая на последствия от моего хулиганского поступка.

Положение спас Диссамбль, который тоже был помят в свалке с кабаном и хорошенько вывожен в обезьяньем дерьме, но присутствия духа не потерял и среагировал довольно-таки оперативно. Он открыл дверь, ведущую из подвала, и зачуяв запах свободы, два окровавленных демонических существа рванули в эту дверь, оставив людей подсчитывать убытки и залечивать раны. Справедливо рассудив, что лучше уж загнать животин, бегающих по парку, чем допустить, чтобы весь цвет академической мысли сгинул в вонючем подвале, затоптанный и обосранный проклятыми животными.

Ну а я стоял и думал о том, во что же это все выльется, и какие кары применит ко мне академическая власть. А то, что таковые последуют непременно — в этом я не сомневался. Достаточно только глянуть на обгаженные лица моих уважаемых преподавателей. Их взгляды не предвещали мне ничего хорошего.

Отправить